Текст книги "Апостол Папуа и другие гуманисты II. Зумбези (СИ)"

Автор книги: Александр Розов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 84 страниц)

24. Зверские зигзаги женской дружбы.

Та же дата и время: ночь 29 августа. Германское Самоа. Юг острова Уполу.

Бухта Синалеи. 18-метровая конверсионная фрегантина-катамаран «Sargasso».

На конкурсе идиотских «жизненных» вопросов, вопрос: «бывает ли женская дружба» может занять почетное место, по крайней мере, в чемпионской десятке. Как у каждого идиотского «жизненного» вопроса, у этого есть идиотский аргументированный ответ: «конечно, не бывает, ведь суть женщин в хищническом соперничестве между собой за обладание престижным мужчиной, так что женщины легко предают своих подруг». В некотором широком смысле, это превосходный высокоинформативный ответ. Точнее, фатальный приговор тому обществу, в котором этот ответ выглядит достоверно. Если разобраться, то в обществе с такой ценностной системой, невозможны вообще любые отношения между двумя людьми, иные, чем между фермером и картофелем. Все эти иллюзии «дружбы» или «любви» независимо от половой идентификации участников, просто переходные процессы от начала окучивания картофеля до его выкапывания, и продажи (или нарезки в суп), с неизбежным съедением в финале. Даже смена ролей в тандеме фермер-картофель (см. НФ, Станислав Лем, 25-е путешествие Иона Тихого), принципиально не меняет принцип: кто-то съест кого-то. Если вы откроете не Лема, а Шекспира, то увидите, насколько это универсальный принцип. Можете далее открыть Библию, где то же самое (от Авеля и Каина до Иисуса и Иуды). «Венец творения»…

Но, зоопсихология высших обезьян (разновидностью которых мы, люди, являемся) не подчинена тем же принципам, что классическая драма или религиозная мифология, а выглядит более прагматично и симпатично. В ней бывает и дружба между обезьянами одного пола (мужского или женского), и разнополая дружба, и любовь. Подводя здесь теоретический итог: лучше не выпендриваться, воображая себя «венцом творения», а признать свою обезьянью природу, дружить, любить, и быть симпатичными людьми.

После философского предисловия пора перейти к действию. Итак: в хвостовом салоне фрегантины «Sargasso» устроились две девушки – довольно-таки похожие. У них был одинаковый рост, одинаковое телосложение: грациозное, без особой «фигуристости», однако не слишком тонкое, и одинаково простой тип лица: «скандинавский овал». Так получалась иллюзия сестринского сходства этих двух персон, хотя, если у них и были какие-нибудь общие родичи, то, разве что, в позапрошлом веке.

Чанди Кестенвэл – дочка миллиардера, барона-пэра Англии, в начале этого года (едва достигнув 18-летия) переехала в Австралию из-за плохих отношений с семьей. Она не питала надежд что-либо унаследовать. Но 2 марта авиаторпеда, точечно ударившая по баронской вилле в Лондоне, сделала Чанди последней Кестенвэл. Даже тогда титул и капитал пришлось брать штурмом. Впрочем, сражалась не она, и это другая история.

Хрю Малколм – формально полинезийка, а фактически – четвертая из 6 детей в семье бизнесменов-авиаторов из Флориды, уехавших на северный Бора-Бора, за свободой от госрегулирования мини-фабрик. Власти там лезли лишь в турбизнес, ничего иного не замечали, пока не вспыхнула Алюминиевая революция, и война. Тогда 13-летняя Хрю встала к конвейеру, а в этом году перед 15-летием получила ранг авиа-инструктора.

Затем, в середине марта на острове Тутуила (Американское Самоа) по капризу Паоро (полинезийской Фортуны) Чанди и Хрю пересеклись. И дружба возникла вообще без предисловий. Почти параллельно с другим чувством у Чанди: яркой влюбленностью в капитана Эла Бокассу, взявшего на себя роль ее гида. Обычно влюбленность в 18 лет – эфемерна, но тут получилось всерьез. Может, потому, что обстановка была серьезная: участники баронского бизнеса в Британии и на Индостане обещали бешеные деньги за ликвидацию неудобной наследницы. А капитан Бокасса выступил магическим щитом: проследил, чтобы Чанди выполняла правила личной безопасности, и помог ей удачно сориентироваться в «Войне за баронское наследство» (как это окрестили СМИ)…

…Эта война вышла далеко за пределы, собственно, семейного вопроса, поскольку, как оказалось, огромные фонды, формально числившиеся у Мейнарда Кестенвэла, барона Кромби-апон-Шеппи, неформально являлись капиталом «особого круга» британских и индийских магнатов. Мейнард был лишь одним из них. Его неудобная наследница, по существу, стала искрой, зажегшей пламя передела полутеневой бизнес-империи. Такие события случались много раз за последние 400 лет, и хорошо описаны в популярной исторической литературе. Когда в мае итог стал ясен, журналисты отдали «Войне за баронское наследство» место в Зале Славы Гангстерских Разборок: выше Опиумной Войны Меконг (1960-х), и Колумбийского Крестового похода (2000-х), однако ниже Бутлегерских войн в США (1920-30-х) и Цирконовых войн в Конго (1990-2010-х).

После политэкономического предисловия, пора, все же, перейти к действию. Итак: в хвостовом салоне фрегантины «Sargasso» мило общались 18-летняя британка Чанди Кестенвэл, и 15-летняя амеро-креолка Хрю Малколм. Девушки не виделись вечность: (примерно с середины июня) и сейчас, когда Хрю перепрыгнула с пирса на поплавок фрегантины, они так крепко обнимались, и выражали свою радость таким визгом, что внешний наблюдатель мог заподозрить их в гомосексуальной ориентации. Но если бы наблюдатель прислушался к их разговору чуть позже уже за столиком в салоне, то его подозрение улетучилось бы: стиль явно свидетельствовал об их гетеросексуальности.

Просто, это женская дружба (якобы, несуществующая – помните, с чего мы начали?).

– Я плыву в густом сексуальном тумане, – пожаловалась Чанди, поставив на столик две крошечные чашечки с крепчайшим кофе, только что сваренным в особой кофеварке.

– Что, у вас с Бокассой исчерпалась фантазия в камасутре? – весело спросила Хрю, и прикурила сигаретку, тоненькую, как соломинка для коктейля.

– Нет, все сложнее, – отозвалась Чанди, и предположила, – это у тебя травка. E-oe?

– Aita-E! – Хрю махнула папироской, оставив в воздухе призрачный дымовой след, – О травке забыть! Я резко милитаризована в патруль. С чего, по-твоему, я в униформе?

– Странно, Хрю: почему ты? Тебе даже 16-ти нет.

– Не только я. Все летчики-курсанты, стажировавшиеся на Футуна-Алофи. Мы летели, думали: прыгнем в дансинг, далее утром побесимся на Игрищах, а после обеда начнем учиться. Но долбанные фанаты палеобиологии-киви тащат сюда надувного сумчатого слона, и на рассвете поднимут его, как привязной аэростат прямо в поле Игрищ.

Чанди Кестенвэл сделала большие глаза.

– Они что, с ума сошли? Если кто-то из пилотов-любителей заденет трос крылом…

– Вот-вот! – Хрю Малколм энергично покивала, – Чтобы этого не случилось, мы будем патрулировать непрерывно, по вахтам, и направлять пилотов на безопасный курс.

– Да, понятно… А почему полиция не запретила поднимать аэростат здесь и сейчас?

– Ну, прикинь Чанди: такой австрало-новозеландский сумчатый слон это прикольно и прогрессивно. Лучше бы фанаты рекламировали сумчатого слона как-то иначе, но что придумано, то придумано. Короче: наши судьи решили так, значит, будет так.

– Да, понятно… И какая твоя вахта?

– Третья, с 10 утра до полудня, на двоих с Оэоуа Авау, она говорила: ты ее знаешь.

– О, черт! Еще бы! – воскликнула Чанди.

Импульсивная реакция, но объяснимая: в начале марта 17-летняя туземка Оэоуа Авау, резерв-капрал Народного флота, была временной сотрудницей Чанди на ее стартапе в Меганезии. Экологический шелтер для коралловых ламантинов на рифах Лвайра (что восточнее Новой Ирландии). Стартап быстро перерос свою задачу. Теперь биостанция Лвайра, это часть военно-инженерной базы Капингамаранги, а коралловые ламантины (огромные, трогательно-неуклюжие морские коровки) стали любимцами kanaka-foa…

…Что касается Оэоуа Авау, то она (бродяга по стилю) как бы затерялась в Море Нези (размером с полторы Африки), оставив Чанди под присмотром Бокассы (да, это Оэоуа познакомила их там, на Лвайре)… Здорово, что она затерялась лишь КАК БЫ!

– С чего бы Оэоуа затерялась? – удивленно отреагировала Хрю.

– А-а… – смутилась Чанди, – …Я говорила вслух, что она затерялась?

– E-o! Я не телепат, чтоб читать мысли.

– Так, а где Оэоуа сейчас?

– Ну, она изучает потенциал окружающих мужчин, если ты понимаешь, о чем я.

– Понимаю… А как ее найти?

– Никак. Она сама позвонит, когда изучит. По ходу, двух-трех часов ей хватит. Ты бы объяснила пока, про густой сексуальный туман, в котором ты плывешь. А то прикинь: размышлять, не замечая, что проговариваешь вслух, это тревожно.

Сделав это заявление, Хрю Малколм сделал еще затяжку, резко погасила сигаретку в пепельнице, и проникновенно заглянула в глаза подруге. Чанди вздохнула.

– Ладно. Я хочу понять, как тут устроена семья.

– Ну…– Хрю растерялась. – …Просто семья. А что конкретно тебя интересует?

– Конкретно меня интересует, как тут мужчина и женщина живут вместе.

– Ну, если ты насчет того, что Хартией запрещено регистрировать браки…

– Нет, Хрю! Это я знаю. Интересует другое: как тут устроены семейные отношения?

– Хэх… Чанди, как-то я не догнала вопрос. Ну, отношения. Дом, дети, бизнес. А что?

Британка посмотрела на младшую подружку с некоторым удивлением:

– Дом, дети, бизнес, и ничего больше?

– Куда больше? – в свою очередь удивилась амеро-креолка, – Это до фига! В хорошем смысле до фига. Столько интересного! Есть и минусы, но плюсов много больше, вот.

– А любовь? – осторожно спросила Чанди.

– Любовь это классно! – откликнулась Хрю, – Лучше жить с людьми, которых любишь. Бывают ситуации, когда удобнее жить с одними, а любить других, но это морока.

– Э-э… А почему во множественном числе? По-твоему, невозможно любить одного?

– Чанди! Разумеется, можно! Наверное, половина всех людей, это преимущественно, однолюбы. Например, Бокасса, преимущественно, однолюб. Ты ведь об этом. E-oe?

– E-o! Разумеется! Но, скажи. Хрю, что значит преимущественно?

– Ну, преимущественно, значит не абсолютно! Ведь люди, это не гиббоны.

– Минутку, Хрю, при чем тут гиббоны?

– Ну, среди человекообразных обезьян, только гиббоны абсолютные однолюбы, это нормально. У остальных человекообразных, включая людей, это, типа, невроз…

Амеро-креолка выпучила глаза, иллюстрируя слово «невроз», и продолжила:

… – Короче, хочешь, я метну тебе линк на книгу про это, очень годную?

– Хочу, – ответила Чанди.

– ОК, сейчас метну, – с этими словами, Хрю выхватила витифон из кармана, поиграла минуту на виртуальном пульте, и проинформировала, – вот, линк у тебя.

– Mauru, – поблагодарила Чанди, – а хочешь еще чашечку такого кофе?

– E-o! У тебя не кофе, а конденсированная мечта. Вот.

– Обожаю комплементы! – призналась британка, и включила особую кофеварку.

– А я обожаю такой кофе. С дымком! – Хрю вытащила из пачки новую сигаретку.

Чанди Кестенвэл улыбнулась, поставила на столик две снова наполненные чашечки, и продолжила тему:

– Я понимаю, есть теория секса у человекообразных обезьян, но люди, все-таки, более человекообразны. У людей многое иначе, и значительно сложнее, не так ли?

– Наоборот, у людей проще, – ответила Хрю, – скажи: где сейчас Бокасса?

– У него переговоры. Ты же знаешь: прилетел Скйоф с чем-то конфиденциальным.

– Допустим… – тут Хрю подмигнула, – …Ну, а где сейчас ты?

– Я здесь, с тобой! Слушай, ты уверена, что в твоих сигаретках не галлюциноген?

– Я уверена. Это я так объясняю. А скажи: у тебя не возникает желание выяснить, чем реально сейчас занят Бокасса? Или: а как, по-твоему, у Бокассы не возникает желание выяснить, чем реально занята ты? Почему не заподозрить этот, как его?.. Адюльтер.

– Чепуха, – Чанди небрежно махнула ладошкой, и сделала глоточек кофе, – подобными подозрениями страдают субъекты, не уважающие ни себя, ни партнера. Не так важно, обоснованы ли подозрения. Такое в совместной жизни хуже, чем любая неверность. Я насмотрелась в Британии. Сование носа в чужие SMS, и в E-mail. Контракт с частным детективным агентством. Приклеивание жучков-шпионов. Брр!

Хрю Малколм снова подмигнула и откликнулась эхом:

– Брр! Точно! Еще вот вопрос: что, если на мероприятии, где нет тебя, у Бокассы вдруг вспыхнет влечение к какой-нибудь женщине, у нее – к нему, и они займутся любовью. Мимолетный контакт, как в Y-клубе. Нет вчера, нет завтра, есть лишь здесь и сейчас.

– И что дальше? – спросила Чанди.

– Это, – пояснила Хрю, – к тебе вопрос: что дальше?

– Ко мне? Что ж, я не буду раздувать это в катастрофу. Это как прыщик на носу. Если игнорировать, то оно само исчезнет за несколько дней.

– Прыщик на носу? Хэх! Поэтично! А если вспышка влечения произойдет с тобой?

– Со мной? – удивилась Чанди, – Но я обычно контролирую себя.

– Обычно, – отозвалась Хрю, снова изобразив эхо.

– Да, обычно! О, черт! Никто не может контролировать себя вообще всегда!

– Ну! Вот, я об этом. И что тогда, гло?

В ответ 18-летняя британская баронесса сначала пожала плечами, затем произнесла:

– Для меня это тоже будет как прыщик на носу. А для Бокассы... Он – foa, как и ты.

– Он foa, и что? – спросила Хрю

– Ты сама знаешь, что. Для вас ревность, это что-то из Дени Дидро.

– Упс… Я знаю, что Дидро был энциклопедист, но я не читала. Что у него про это?

– У Дидро, – ответила Чанди, – про это сказано: «Ревность это страсть убогого, скупого животного, боящегося потери. Это чувство недостойное человека, плод наших гнилых нравов и права собственности, распространенного на свободное мыслящее существо».

– Красиво сказано, но слишком много слов! – вынесла Хрю свой вердикт, – И прикинь: получается, что ты тоже лишь преимущественный однолюб. Все ОК. Расслабься.

– Спасибо на добром слове, – сказала Чанди, – а ты позволишь нескромный вопрос?

– Ну, легко. Спрашивай.

– Скажи, Хрю, у тебя есть… Любимый мужчина?.. Постоянный бойфренд?

– Ну, есть типа того.

– И, – продолжила Чанди, – скажи, если он с посторонним, или ты с посторонним?..

Тут юная амеро-креолка затянулась сигареткой, залпом допила кофе, и объявила:

– Если я с посторонним, то это нормально воспринимается. А вот он ни с кем.

– О! Хрю, твой бойфренд – абсолютный однолюб?

– Нет. Я никогда бы не связалась с абсолютным однолюбом. Они невротики.

– Тогда я не поняла. Если такой парень не абсолютный однолюб, то кто он?

– Он, типа, нулелюб, – сообщила Хрю, а если по научному, то асексуал.

– O fuck!.. – изумилась Чанди, вообще-то редко выражавшаяся так грубо.

– Да, такие дела, гло. Любовь, это дар богини Арохирохи. Так в мифах Tiki.

– Гм… Ладно, если это дар полинезийской богини, то я не буду задавать естественные вопросы, которые вертятся на языке, вроде: «как ты умудрилась в такое влипнуть?».

– Правильно, – Хрю кивнула, – лучше посоветуй: как это можно починить?

– Гм… А этот парень именно асексуал? В биомедицинском плане у него как?

– Биомедицина ОК. Дело только в психологии. Вот почему я прошу твоего совета.

Британка задумчиво сплела и расплела пальцы.

– В Британии я была знакома с асексуалами. Но здесь это вряд ли применимо.

– Как раз применимо! Этот парень британец, из аристократической фамилии.

– О! Из какой же?

– Кавендиш, – лаконично сообщила Хрю.

– Что?! Кавендиш, герцог Девоншир?

– Да, только Невилл из побочной линии Кавендишей. И дело не в фамильном дереве.

– Невилл Кавендиш? – переспросила Чанди, – Бакалавр из Бристоля, который изобрел университетскую Кассу Взаимопомощи «Маниту», и искусственную озоновую дыру? Прошлым летом он эмигрировал на Соломоновы острова, не так ли?

– Все точно! А я познакомилась с ним в январе на Бугенвиле – Северные Соломоновы острова. Только что закончилась Вторая Новогодняя война, и меня угораздило быть в команде подготовки парада победы в Эмпрессогасте. Прикинь: было время обеда, а я привезла кое-кого из знаменитых персон в отель, после чего стала варить суп.

– Что? Ты варила суп?!

15-летняя амеро-креолка утвердительно покивала.

– Ага! Я варила суп для коммодора Арчи Гремлина и дока Молли Калиборо. У них на Бугенвиле была такая трогательная встреча после войны. Вот это любовь, блин ваще!

– Так. О романе Гремлина и Молли я слышала. Но суп в твоем исполнении…

– Да, суп! И не удивляйся! Я классно готовлю: быстро, съедобно, и из чего угодно.

– Хрю, я не удивляюсь. Просто, раньше ты не рассказывала об этой своей грани.

– Ну, у меня не было повода рассказывать. Короче: я только сварила суп, как появился Невилл, привлеченный волшебным суповым ароматом. Он так сказал. И я влюбилась, прикинь? По ходу, у меня сработал первобытный рефлекс: влюбляться в тех мужчин, которых кормишь супом. Хотя, раньше в таких случаях я не влюблялась. Может, этот рефлекс проявляется, только если мужчина выглядит недокормленным.

– Недокормленным? – снова удивилась Чанди.

– Ага! – рассказчица снова покивала, – Он такой худенький, на вид как мой ровесник, а календарно старше почти на 10 лет. У нас парни в его возрасте обычно массивнее. И в результате этого, или чего-то еще, я влюбилась, и собралась затащить его в койку…

Тут в рассказе Хрю Малколм возникла пауза, полная первобытной печали. Чанди чуть подождала и, не дождавшись спонтанного продолжения, инициировала вопросом:

– Не на этой ли фазе знакомства открылась асексуальность мистера Кавендиша?

– Ага. Прикинь: я впервые в жизни влюбилась с первого супа, и вот так, блин!

– Ужасно, – прокомментировала Чанди, отметив про себя, что «любовь с первого супа» звучит основательнее, чем воспетая романтиками «любовь с первого взгляда».

– Ужасно не то слово! – воскликнула Хрю, – Это был ****ец, какой шок! Конечно, я не полезла к нему за объяснениями, а расспросила знакомых экспертов-гуманитариев. И охренела от инфо, у скольких парней в Британии такая хрень. Вот ты мне скажи.

– Надо подумать, – отозвалась британка, порылась в памяти, и сказала, – если брать по профилям в соцсетях, то каждый сотый, но фактически втрое больше, я полагаю.

Амеро-креолка снова покивала, и сообщила:

– Все сходится. Эксперты примерно то же самое говорили. И что с этим делать?

– Хрю, извини, но чтобы дать совет, мне надо знать больше.

– Тогда спрашивай! Мне от тебя по сексуальной жизни скрывать нечего.

– Хорошо. Тогда скажи: как Невилл относится к тебе?

– Ну… Типа, я ему нравлюсь с плюсовой динамикой.

– Извини, я не совсем поняла: что значит «с плюсовой динамикой»?

– Значит, – пояснила Хрю, – что мы познакомились, пообщались, подружились, затем я улетела домой. Надо было помочь в семье, типа того. Но мы стали переписываться. Я никогда раньше не переписывалась так… Эмоционально, вот.

– О! – произнесла Чанди, – Мистер Кавендиш слал тебе романтичные письма?

– Еще какие! Это заводит, прикинь? Хорошо, что дома на семейной фирме есть много знакомых парней с адекватной реакцией. В смысле, можно сбросить напряжение.

– Понятно, – сказала Чанди, – а дальше?

– Дальше, мы летали в гости. Я к нему на Гуадалканал, он ко мне на Бора-Бора. Но это реально далеко. 5300 километров с хвостом, почти 3000 миль. Потом мне подвернулся вариант со старшими братиками и названными сестричками, так я вписалась на фирму Скйофа Исландца практиковаться. Футуна-Алофи, Самоа, Фиджи. Это вдвое ближе.

Чанди Кестенвэл почти беззвучно похлопала в ладоши.

– Значит, в какой-то мере благодаря этому мы познакомились в марте на Самоа.

– Точно! Поэтому я мыслю: может, это карма, и ты мне посоветуешь, как быть.

– Я постараюсь. Рассказывай дальше.

– Дальше, – сказала Хрю, – план-ZN. Я говорила на гулянке в Лантоне, в начале июня.

– План? Что-то о репродукции японского имперского воздушного флота на Фиджи?

– Точно! Это я делала в то время, которое мы не виделись.

– Честно говоря, – призналась Чанди, – я тогда подумала, что ты шутишь.

– Нет, я не шутила. Невилл взялся за экспресс-проект малобюджетного бетонного 600-метрового супер-авианосца «Хаббакук-плюс» на Бугенвиле, а я пошла суб-инженером в экспресс-проект малобюджетных палубных самолетов под такой супер-авианосец. Это Мечта Японской Империи 1940-го года. Хотя, ничего японского там нет. Проект супер-авианосца украден из британских архивов 1943-го, а полный проект самолетной верфи, вместе с проектом самолета ZN, куплен дешево у французского авиаклуба «Сирокко». Короче: работа для мартышки. Но наплевать. Главное: мы были вместе целый месяц.

– Медовый месяц на фоне строящегося супер-авианосца? – пошутила британка.

Амеро-креолка взяла еще одну сигаретку и, прикуривая, буркнула:

– Не смешно.

– Извини, я не хотела, – Чанди, протянув руку, погладила младшую подругу по спине.

– Aita pe-a, – ответила та, – просто посоветуй: что с этим делать?

– Но, Хрю, я не услышала, что было в тот месяц.

– Было все. Гуляния по пляжам необитаемых островков ночью под шум моря при луне. Признания в прозе и стихах.

– Признания в чем?

– Ну, в платонической любви, – пояснила Хрю.

– А Невилл как-либо объяснил тебе причину платоничности?

– Да. Он сказал, что вырос в обстановке, где секс – типа капкан, в который оффи ловят мужчину и женщину, чтобы содрать с них семь шкур на продажу. Мне это понятно, я представляю, каково нормальным людям в странах, где правят оффи. Пока правят. Ну, прикинь: я начинаю биологически ненавидеть оффи, так что руки тянутся к кнопке.

От последней фразы на Чанди будто обрушился шквал антарктического ветра, и в ее сознании всплыло фото из обзора лондонской «Guardian» за первую неделю марта.

Точнее, два чрезвычайно похожих фото, собранные в единую композицию-коллаж.

Черно-белое: жилой дом в Лондоне, разрушенный попаданием ФАУ-1 летом 1944-го.

Цветное: вилла Кестенвэл в Лондоне, почти так же разрушенная (предположительно меганезийской сверхдальней летающей бомбой) в ночь на 2 марта текущего года.

Надпись: «Иногда они возвращаются: с новым фюрером и своим Новым порядком».

Амеро-креолка обеспокоенно похлопала старшую подругу по плечу.

– Хэй, гло! Я, по ходу, ляпнула что-то не то. Извини.

– Aita pe-a, – ответила Чанди, – хотя, да, ты ляпнула.

– Извини, – снова сказала Хрю Малколм.

– Забудь. Давай вернемся к ситуации с твоим Невиллом. Тебе лишь кажется, будто это понятно и просто. Дело не в зловредных оффи, а в культуре сексуальных отношений, складывавшейся веками. Мужчина принимал обязанности добытчика и защитника. А женщина принимала обязанности и хранительницы очага, и матери будущих детей. В популярной истории это часто называют «Прогнившей Викторианской моралью» или «Фашизмом Киплинга». Это легко: поливать грязью эпоху, в которой ты не жил, и не представляешь, как тогда выглядел мир. Но заметь, Хрю, что стимпанк, который так нравится тебе и энергичной стайке твоих братиков и сестричек, родных и названных, происходит именно от Викторианской эпохи. Ты не задумывалась: почему?

– Хэх… Ну, это… Машинный прогресс тогда начал рулить, вот почему!

Юная британская баронесса снова почти беззвучно похлопала в ладоши.

– Машинный прогресс тогда начал рулить. Но вряд ли он начал рулить независимо от обычаев, которые сложились в ту эпоху. Что наводит на размышления, не так ли?

– E-o, – лаконично согласилась Хрю.

– Минус Викторианской эпохи в том, – продолжила Чанди, – что ее обычаи в Британии задержались дольше, чем надо. Из них получился культ ответственности без реальных оснований, просто ради абстрактной дисциплины. Консервативные субъекты среднего возраста очень этим гордятся, и стараются привить своим взрослеющим детям. А дети учатся лавировать, избегая ответственности, но не теряя благоволения отцов, которое выражается в денежных субсидиях. Асексуальность, это сильный прием лавирования. Отцовское желание надеть на сына семейное ярмо отбивается не возражением сына, а отказом любой девушки от брака с парнем, славящим в соцсети свою импотенцию.

– Невилл не импотент, – поправила Хрю, – там биология OK, только мотивация NOK.

– Допустим, так. Проблема только в мотивации. Но какая разница для девушки?

– Прикинь, Чанди: для меня это принципиальная разница.

– Для тебя – да. Ты не британская воспитанная девушка из консервативной семьи.

Хрю энергично покивала.

– E-o! Я полудикий технократический подросток с пушкой в кармане.

– Пушка тут не поможет, – чуть иронично сообщила Чанди, – слушай. Дело не только в отцовских субсидиях. Дело еще в традициях всех британских школ и университетов, у которых имеется претензия на элитарность. Там негласно поощряются ритуалы вроде инициации, замешанные на извращенном сексе и мелком пакостном насилии. Если же студент объявил об асексуальности, то он вне темы: к нему не лезут с ритуалом, но он остается без статуса. Он никто. Когда Невилл создал КВП «Маниту», у него появился статус, но ему явно было наплевать. Статус нужен парням, которые хотят возглавлять спортивные команды, и иметь успех у девушек, но асексуалу это неинтересно.

– ОК, Чанди, я поняла, почему Невилл играл в асексуала. Но теперь-то зачем играть?

– Хрю, это психология. Если субъект 10 лет с утра до вечера играет роль, то такая роль становится набором автоматических рефлексов, стилем жизни, частью личности.

– Ты классно объяснила! – обрадовалась Хрю, – Надо просто переучить Невилла с этих рефлексов на другие! Aita pe-a! Я умею! Я переучивала ребят с обычного автожира на йолоптер. Две недели, и готово. Вот, посоветуюсь с мамой Смок и папой Глипом...

Тут Чанди Кестенвэл предостерегающе подняла растопыренную правую ладонь.

– Не все так просто. Скажи, ты веришь в реальность оккультных вещей? В магию?

– Хэх! При чем тут веришь – не веришь? Я видела, как это работает. А что?

– Тогда мне будет проще объяснять. Представь, что давление социума в колледже, и в университете, или в семье, и поток поучений по TV, это многоликая оккультная сила, которая, при помощи боевой магии, стремится овладеть тобой, и подчинить. Ты тоже владеешь магией, и строишь оккультный барьер. Чужая сила накатывается на барьер, и отступает. Но отступление – это уловка. Если ты ослабишь барьер, то оккультная сила схватит тебя, сотрет твой разум, превратит тебя в послушную скотину.

– Ага… – задумчиво произнесла Хрю, – …Значит, Невилл опасается, что наша свобода иллюзорна. Типа, это очередная уловка вражеской оккультной силы?

– Вероятно, – ответила Чанди, – это не осознанное опасение, а нечто в подсознании. На сознательном уровне он ощущает это свое подсознательное опасение, как фобию.

Амеро-креолка вдруг радостно оскалилась и стукнула кулаком по своей ладошке.

– Вот, гло! В точку! Наверняка так и есть! Похожая хрень была у Пиркса Металлики!

– Пиркс Металлика? – переспросила Чанди, – Муж твоей старшей сестрички Рут?

– Не муж, а faakane, – поправила Хрю, – лучше по-нашему, без чужих смыслов. Вот. У Пиркса была хрень, из-за которой прозвище Металлика. Его доставали призраки.

– Кто его доставал?

– Призраки, вот кто! Прикинь: до нашей революции, Пиркс партизанил в Центральной Америке на Снежной войне против Международных сил: работал с воздуха, чтобы не допустить десанта «голубых касок» в Купика-бэй. А «голубые каски» решили идти на гражданском пароме из Панамы, вместе с гражданскими пассажирами. Хрен их знает: может, спецтранспорта не было, а может, решили сделать живой щит. Но не помогло.

– В смысле? – переспросила британка.

– Это война, прикинь, – туманно пояснила Хрю, и закурила сигаретку.

После паузы длиной в две затяжки, она продолжила:

… – Короче: по ночам его доставали призраки. И он спал в наушниках с музыкой. Как правило, хэви-метал. Поэтому прозвище «Металлика».

– O, fuck… – вторично в этом разговоре выругалась Чанди, – …И. что дальше?

– Ну, это понятно. Пока сестричка Рут с Пирксом были чисто вдвоем, это ничего, но в продолжении с киндером, эти призраки совсем лишние. Так что Рут позвала tahuna.

– Tahuna? – переспросила Чанди, вспоминая туземный словарик, – Это колдун. E-oe?

– E-o! Хотя, Рут не нашла поблизости kanaka-tahuna, поэтому пригласила бокора. Рут вообще-то и не искала, а пригласила бокора, который работает в семейной фирме. В смысле, этот парень, Тутмос Мокко, он бригадир ремонтников, но и бокор тоже.

– Гм… А бокор, это?..

– Это колдун Вуду. Не жрец – хунган, а только практик. Как раз для таких случаев.

– А-а… – протянула британка, – …И что?

– И все, – сказала Хрю, – теперь Пиркс спит без призраков. В семье порядок.

– Гм… Правильно ли я сейчас поняла, что у тебя идея обратиться к бокору по поводу Невилла Кавендиша?

– Ну, я не знаю, лучше к бокору, или к kanaka-tahuna. Надо порыться в инфо-сети.

– А ты не хочешь сначала поговорить с экспертом-психологом?

– Чанди! При чем тут психолог? Ты ведь сама сказала про магию.

Юная баронесса хотела объяснить, что упомянула магию не в буквальном смысле, а в иллюстративном. Но… Тут в салон фрегантины заглянула новая персона. Невысокая, крепкая, темнокожая, круглолицая девушка западно-полинезийского типа.

– Оэоуа!!! – воскликнула Чанди.

– Aloha! – произнесла резерв-капрал Авау, и шагнула через порог, улыбаясь до ушей… Возможно, это преувеличение, но так казалось… А в следующую секунду британская баронесса, вскочив из-за стола, порывисто обняла ее.

– Оэоуа! Я скучала! Черт побери! Переписка по SMS это не то!

– Ага! Не то! – согласилась Оэоуа, – И разговоры по видео, это не то.

– Хэй, я тоже хочу обниматься! – заявила Хрю, прыгнула на них, обняв обеих, и ловко повисла, уцепившись за их шеи.

– Алло, напарник, ты не пушинка! – зарычала полинезийская туземка.

– Ладно-ладно, – согласилась амеро-креолка, и встала на собственные ноги.

– Так-то лучше! А пожрать тут есть что?

– Конечно, есть! Ты предпочитаешь плотный ужин, или легкую закуску?

– Я предпочитаю побыстрее. Просто покажи: где холодильник со жратвой.

– Вот там, под стойкой бара. А в шкафчике сбоку свежие лепешки, если надо.

– Надо! Чанди, ты настоящий друг!

Через минуту, Оэоуа сидела за столом, держа в одной руке бутылку молока, в другой – печеного тунца, завернутого в кукурузную лепешку, поедая второе, и запивая первым.

– А тебе не поплохеет? – спросила Хрю, когда лепешка и тунец наполовину исчезли.

– Нет, напарник, все ОК. Я просто восполняю потраченные калории. Я поимела твоих братиков. Обоих. И поверь: это потребовало немало энергии.

– Что!? Ты поимела Фнира и Ормра?

– Да. Или они меня поимели. С какой стороны смотреть. По-любому, это прикольно: заниматься любовью одновременно с двумя близнецами. Ты пробовала, а, Хрю?

– Оэоуа, что ты лепишь? Трахать своих братьев, это хрень в смысле биологии!

– Блин, Хрю, ты что, думаешь Фнир и Ормр единственный случай близнецов в мире?

– Точно, я затупила. Нет, я не пробовала. Надо подумать об этом… Слушай, а как там близнецы? Ты не слишком ушатала их? Я хочу сказать: они ведь в рассветной вахте.

Западная полинезийка прожевала очередной кусок тунца с куском лепешки, и запила большим глотком йогурта.