Текст книги "Апостол Папуа и другие гуманисты II. Зумбези (СИ)"

Автор книги: Александр Розов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 53 (всего у книги 84 страниц)

***

…В тот же день на бирже началось падение ценных бумаг концернов, о которых было известно, что они прямо или косвенно в значительной доле принадлежат Ватикану. И биржевые игроки, заранее знавшие о выступлении Демона войны, подняли на эффекте внезапного падения очень неплохие деньги. Инсайдерская схема – так это называется.

…

Следующая дата. 6 октября. Вечер. Германское Самоа.

Остров Уполу. Апиа. Площадь перед Кафедральным собором.

Терраса второго яруса китайского ресторана.

В исторической части практически любого города нашей планеты найдется хоть один китайский ресторан. В Апиа-сити китайский ресторан «Jin-Yu» стоял в 300 метрах от центральной круглой площади, в нескольких шагах от набережной, и через дорогу от кафедрального собора. С террасы ресторана сейчас было на что смотреть: foa решили вышвырнуть архиепископа (назначенного Ватиканом еще до революции), и с ним весь персонал архиепархии. Раньше руки не доходили, ни мотива, ни смысла не было... Но теперь появился мотив (папская энциклика) и смысл (передать кафедральный собор и подворье полностью в пользование Народной Католической Церкви Океании). Многие германо-самоанцы считали себя «культурологическими католиками» (они не очень-то верили, или вовсе не верили в бога по римско-католической версии, но им нравились католические праздники – Рождество, Валентинов день, Пасха, Хэллоуин, и прочие). Океанийский народный католицизм по версии Макнаба подходил для них отлично. А римский католицизм – нет. Если бы не появился прямой мотив, то германо-самоанцы, вероятно, еще долго не трогали бы римских ставленников, но вот – энциклика, и…

…И Герда Шредер, блоггер-колумнист популярного германского семейного сетевого журнала «Hauswirtschaft», оказалась, можно сказать, в первых рядах зрителей данного религиозно-политического спектакля, явно имеющего шансы на всемирный резонанс. Иногда крайне сложно выразить словами свое настроение. С одной стороны: большая журналистская удача: попасть в такую точку пространства-времени. С другой стороны: попасть туда в компании с двумя меганезийскими полевыми командирами, из которых первый – экуменический аббат, а второй – диктатор стимпанков… Гм!

Герда случайно произнесла это «Гм!» вслух, и рядом с ней мигом нарисовалась некая девушка-китаянка, очевидно – официантка, но одетая скорее как теннисистка (в майку и ультракороткую юбку).

– Еще рюмочку радикально охлажденной водки, фрау Шредер-фон-Зейл?

– Спасибо, но лучше большую чашку кофе с молоком, – сказала германка, теперь уже спокойно относившаяся к приставке «фон Зейл» после своей фамилии.

– Латте? – уточнила официантка-теннисистка.

– Да, пожалуй, латте, это хорошая идея.

– Aita pe-a, фрау Шредер-фон-Зейл, – и девушка ускользнула, будто лепесток какого-то экзотического цветка

– Герда, что значит «Гм», если не секрет? – поинтересовался аббат Тореро.

– Гм? – переспросила она.

– Бро! – лениво произнес диктатор Йожин Збажин, обращаясь к аббату, – Как учит нас дедушка Фрейд, иногда «Гм», это просто «Гм».

– Погоди, бро! – тоже лениво ответил аббат, – Ведь даже просто «Гм» что-то значит, и поэтому я спросил Герду, что она имела в виду. Так что не дави своим мнением.

– Я давлю?! – возмутился Йожин, – Кого? Где? Герда, я что тут давил кого-нибудь?

– Вроде бы нет, – сказала германка, – а мое «Гм»… Просто, о ситуации. Странно все.

– Ты про это? – уточнил диктатор стимпанков, махнув рукой в сторону площади…

…Там, перед воротами кафедрального собора (весьма эстетично стилизованного под знаменитый Notre Dame de Paris, только поменьше, и более светлого цвета) собралось факельное шествие. Кстати – модная традиция у фермеров и студентов в Германии. В данном случае, участников шествия (точнее пикета) было около пятисот, а факелами служили спиртовые горелки, и паяльные лампы. Кроме того, у каждого участника (по здешним обычаям) было автоматическое оружие. Со стороны собора всей этой толпе противостояли четверо охранников-туземцев с дробовиками. Хотя, «противостояли» – неточный термин. Охранники просто стояли, понимая, что против этих резервистов-германцев не продержатся вообще нисколько. Для Герды было очевидно: если толпа качнется вперед, то охранники собора отступят без боя. Но резервисты не атаковали. Почему? Герда недоумевала.

…Аббат Тореро уловил ее недоумение.

– Что, Герда, ты гадаешь: как это, собралась толпа с пушками, но не хулиганит?

– Мм… В общем, да. Это кажется мне странным.

– Просто, – пояснил он, – решение Верховного суда еще не объявлено.

– Когда придет решение суда, – добавил аббат Тореро, – тогда мы аккуратно выставим ватиканских клоунов за ворота. Никто не пострадает, вот увидишь.

– А когда придет это решение? – поинтересовалась Герда.

– Бро, что тебе говорила судья Эвери? – переадресовал аббат вопрос диктатору.

– Она говорила: в течение ночи, – ответил тот, и поправил свою стрижку-топтейл.

– А… – Герда удивленно поморгала, – …Зачем люди собрались сейчас?

– Есть куча причин, – сказал диктатор стимпанков, – во-первых, это весело. Во-вторых, сейчас приедут студенты Политехникума, и организуют музыку и пляски. В-третьих, к полуночи появится патер Макнаб, и двинет спич про исконный народный католицизм Океании. В-четвертых, суд учтет количество заинтересованных ко-атолликов.

– Так! – Герда услышав знакомый термин, – Ко-атоллики, это сторонники Макнаба?

– В точку, гло, – подтвердил он.

Между тем, вернулась официантка, и поставила на стол высокую стеклянную чашку с внушительной шапкой молочной пены над краями.

– Ваш латте, фрау.

– Большое спасибо. Mauru-roa! – поблагодарила Герда.

– Maeva oe! – сказала официантка, и повернулась к мужчинам, – Что-нибудь для вас?

– Мне пинту янтарного эля! – объявил Йожин Збажин.

– А мне стакан патрульного микса, – заказал Тореро.

Официантка посмотрела с удивлением (поскольку «патрульный микс» это абсолютно безалкогольный напиток, витаминная фруктовая смесь для боевых пилотов).

– Ты разве сейчас на службе, сен аббат?

– Нет, гло, – он подмигнул, – но мне сейчас алкоголь не нужен, драйва и так хватит.

– Хо-хо… – уважительно произнесла она, и двинулась к стойке.

– А, – произнесла Герда, – верно ли я поняла, что решение суда уже предопределено?

– Только в том, что по-любому ясно, – сказал диктатор стимпанков, – например, что локальный официоз Ватикана будет депортирован, и что католическое имущество на Германском Самоа перейдет под контроль нового архиепископа.

Герда Шредер недоуменно моргнула.

– Так, постойте, а откуда возьмется новый архиепископ?

– Наш ко-атоллический симпозиум по-быстрому выберет его, – сообщил Тореро.

– Так, – Герда кивнула в знак понимания, – а что неясно по-любому?

– Неясно, – сообщил Йожин, – что ответить Папе Льву-Пию и его группе поддержки.

– А-а… Какие есть варианты?

– Разные. Хорошо, что Сэм Хопкинс слегка потормошил Верховных судей, чтобы они, занимаясь текущими практическими делами, не пихнули в долгий ящик этот вопрос…

…

…Внутри здания собора, по внушительному залу прогуливались два персонажа.

Одного звали Морисо Таотино, и он был архиепископом.

Второго – Хелм фон Зейл, и он был майором INDEMI, прокуратором Самоа.

– Я должен признать, – произнес первый, – что я не ожидал такой дисциплины и такого уважения к законности от раздраженной и возбужденной толпы вооруженных людей.

– Падре, – иронично ответил второй, – разве за два года вы не поняли, что наша Хартия работает иначе, чем западные законы, принятые в интересах олигархии? Наша Хартия отражает интересы свободных людей, и держится авторитетом свободных людей. Мы победили, сражаясь за нее. И мы следуем такому порядку, который сами приняли. Так например, если мы решаем избавиться от каких-то вредных социальных элементов, то делаем это открыто, и даже гуманно с некоторых пор. Без имитации народного гнева, с которым (ах) не смогла справиться полиция – как принято делать на условном Западе. В нашем случае: никакого гнева со спонтанным погромом. Все процедурно-спокойно, не оскорбляя человеческого достоинства. Если бы римский театр с энцикликой Льва-Пия случился год назад, когда здесь велась зачистка анти-хартийной агентуры перед Второй Новогодней войной, то, вы сами понимаете, падре…

Майор INDEMI сжал кулак, и указал отставленным большим пальцем вниз (этот жест использовала древнеримская публика, обрекая побежденного гладиатора на смерть).

– Вы хотите напугать меня? – спросил Таотино.

– Нет, наоборот, я хочу, чтобы вы не пугались. Зачистка анти-хартийной агентуры уже исторически позади, так что вашей жизни, здоровью, и личному имуществу ничего не угрожает. Убедите ваших ассистентов не прятаться в подвале собора. Пусть они сидят спокойно в столовой, в гостиной, или что у вас здесь имеется.

– Майор, можете ли вы обещать, что их никто не тронет?

– Я обещаю, что их тронет только полиция, только после судебного решения, и только чтобы посадить на паром до Паго-Паго, куда все вы, вероятно, будете депортированы.

– А вы уже знаете решение вашего Верховного суда?

– Формально, я не знаю, но фактически у меня есть прогноз.

– Понятно… Я прошу вас, майор, подождать в зале. Я успокою людей, и вернусь.

– Aita pe-a, – ответил фон Зейл, подошел к стрельчатому окну и начал наблюдать.

…

Фестиваль продолжался. Факелы – спиртовые горелки уже были не нужны. На заливе параллельно берегу выстроилась шеренга катеров и катамаранов. Их люминесцентные прожекторы заливали набережную и улицу бледным, но довольно ярким светом, будто наступило невероятное гипер-полнолуние. Набережная превратилась в пляжное кафе с дансингом. Германский фермер даже на Самоа остается германским фермером. Он не пропустит фестиваль, где публика точно захочет перекусить. Всего за несколько часов фестиваля можно наторговать больше, чем за несколько обычных дней. Главное: надо продавать то, что легко съедается. Например: пирожки-трубочки с колбасками. Нет, не американские «хот-доги» (опошленные индустриальной экономикой), а первозданные, прекрасные во всех проявлениях. Или: гамбургеры. Нет, не какие-нибудь «биг-маки» (которые ближе к биологическому оружию «пуля в печень», чем к пище), а тоненькие гамбургские картофельные блинчики, в которые завернуты свежие котлетки… Ладно, хватит этих описаний. А то если продолжать, упомянув гессенский яблочный пирог, и гессенский же сидр (Apfelwein) терпкий, но легкий, будто туман над Рейном… Точно хватит! Оставим кулинарию и обратим внимание на религиозно-политическое шоу.

…

Патер Коннор Макнаб поднялся на крышу автофургона подогнанного к центральным воротам двора, окружающего кафедральный собор, и окинул взглядом яркую, пеструю, шумную толпу океанийских католиков, и тех, кто пришел просто за компанию. Сейчас требовалось привлечь внимание. Патер Макнаб ударил по струнам алебарды (мощной электрогитары – акустической машины для ЭБМ – электро-блэк-метал).

Гулкое звенящее «бум-мм-мм!!!» прокатилось над площадью.

И наступил ключевой момент.

Макнаб поправил свое одеяние: простой белый плащ с кельтским крестом на груди.

– …Друзья! Католики Океании и союзники католиков Океании в общем деле! Вот мы собрались тут, чтобы заявить приверженность общим для нас принципам Tiki. Все мы знаем и помним эти принципы, принесенные в Океанию – Гавайику великим древним королем Мауна-Оро. Пусть каждый, кто согласен, громко скажет «да»! Прямо сейчас!

Раздался оглушительный рев пятисот здоровенных глоток – как на футбольном матче после забитого гола. Макнаб снова ударил по струнам алебарды. «Бум-мм-мм!!!».

– … Друзья! Вы сказали, и я услышал!

… – Мы все на этой площади знаем, чего хотим!

… – И, у нас есть практические знания, чтобы сделать, как мы хотим!

(Тут патер Макнаб сделал короткую паузу, затем громко объявил)

… – Знание дает силу!

… – Сила дает свободу!

(Снова удар по струнам алебарды. Бум-мм-мм!!!).

– Уа!!! – снова раздался оглушительный рев публики перед кафедральным собором. И дальше, под одобрительное рычание собравшихся, апостол Папуа, начал проповедь…

…Не классическую проповедь, конечно, баллады электро-блэк-метал.

…

Несколько позже. 7 октября, после полуночи. Главный зал кафедрального собора.

Коммуникатор фон Зейла негромко пискнул. Майор привычно снял гаджет с пояса, и посмотрел на экран, после чего, повернувшись к архиепископу, сообщил:

– Судебный билль принят. Весь оставшийся персонал римской церкви депортируется с территории Меганезии. Я займусь процедурой. Прошу вас, падре, спокойно объяснить вашим людям, что они получат возможность доехать до своих домов, и собрать вещи. Погрузка на паром будет вам обеспечена. До Паго-Паго недалеко. Вопросы?

– Как? – тихо спросил Морисо Таотино.

– Что – как, падре?

– Как мы доедем до своих домов, сквозь толпу враждебных вооруженных людей? – тут архиепископ показал рукой на площадь, где продолжал греметь электро-блэк-метал.

– Элементарно, – ответил фон Зейл, – покажите, как тут выйти на балкон.

– Вот по этой лестнице, майор.

– Отлично, падре. Я решу вопрос. А вы доведите своим людям порядок действий.

С этими словами, майор направился к лестнице.

Он взбежал на второй ярус, вышел на балкон и, щурясь от света прожекторов, с разных сторон направленных на фасад собора, окинул взглядом резвящуюся публику. Казалось, сейчас у фон Зейла нет шансов как-то докричаться до них, однако… Это лишь казалось. Майор извлек из кармана светошумовую гранату, выдернул чеку, отсчитал 3 секунды и метнул эту штуку по параболе вверх. Еще 2 секунды – и шарахнуло со вспышкой…

…Грохот взрыва раскатился многократным эхом, перекрывшим музыку ЭБМ.

Публика отреагировала мгновенно: только что это была толпа, но теперь – нечто вроде батальона на тренинге «городские бои». Более половины присутствующей молодежи грамотно рассыпались, и заняли подходящие укрытия, уже взяв в руки оружие. Менее половины – стояли в растерянности. Затем кто-то выключил аудио-динамики.

– Aloha foa! – громко произнес фон Зейл, – Я констатирую, что, в основном, вы готовы сражаться с неожиданным противником. Но некоторым надо улучшить подготовку.

– Хэй, майор, делать не хер, что ли? – прозвучал в ответ чей-то недовольный голос.

– Мы тут отдыхаем, вообще-то, – поддержал другой.

– Ну, классно! – ответил майор, – Вы тут отдыхаете, а наш Верховный суд минуту назад объявил билль о депортации церковного персонала Ватикана, поэтому я работаю.

Несколько ударов сердца. До публики доходила новость. А затем:

– …Wow! Toppi! Sehr gut!

– Sehr gut! – согласился майор, – А теперь технический вопрос. Офицеры флота! Руки!

– Hoh! Hoh! – послышалась реакция, и в разных точках короткого участка улицы стали заметны персоны, поднявшие левые кулаки над головой.

– Ну, классно! – фон Зейл хлопнул в ладоши, – Сейчас нужен коридор, чтобы ребята на «хаммерах» проехали во двор собора, и забрали депортируемый контингент. Я прошу офицеров флота организовать это прямо сейчас. Просигнальте, как поняли…

Майор сделал паузу, дождался подтверждающих жестов, и произнес:

… – И просто неформальное предложение. Foa! Давайте проводим персонал Ватикана спокойно, по правилам человеческого достоинства. Сейчас тот момент, по которому не только посторонние будут строить мнение о нас, но и мы будем строить мнение о себе. Давайте будем уважать, прежде всего, самих себя. Also wie? E-oe?

…И тишина. Никто не ответил майору вслух, но по действиям офицеров на улице было понятно: предложение «уважать, прежде всего, самих себя» принято публикой.

…

60. Экстремальная апостольская психотерапия.

Германское Самоа, остров Уполу, Апиа, ночь 7 октября, ближе к рассвету.

Пиццерия «Чиполлино-Оло» на берегу недалеко от кафедрального собора.

Даже для такого психофизически сильного человека, как Коннор Макнаб, этот вечер и полночи были непростыми. Поэтому сейчас он восстанавливал силы в относительной тишине, за столиком в пиццерии (почти пустой по случаю поздней ночи) в компании резерв-военфельдшера Туккоби. Она заказала для себя и для него тунцовый стейк, и «патрульный коктейль» (логично решив, что комбинация, рекомендуемая для боевых летчиков после сложного вылета, подойдет и для уставшего апостола Папуа).

– Давай, питайся, ересиарх, – предложила Туккоби, когда заказ был принесен.

– Mauru, – ответил он, глотнул коктейля, и стал жевать первый кусочек тунца.

– Maeva, – сказала она, сделав то же самое, а затем спросила, – Коннор, если не секрет: кандидатуры на должность народного архиепископа как-то обсуждались заранее, или симпозиум вообще стартовал с чистого листа?

– Вообще с чистого листа, – ответил Макнаб.

– Хэх… – Туккоби посмотрела в сторону площади у собора, где стартовал симпозиум.

Апостол Папуа, прожевывая еще кусочек тунца, глянул туда же, и предположил:

– Ты удивлена, не так ли?

– Да. Мне казалось, что сначала должно быть что-то типа презентации кандидатов.

– Видишь ли, Туккоби, все подходящие кандидаты известны, а суть выборов состоит в уговорах кого-либо из кандидатов. И кто первый позволит уговорить себя, тот станет архиепископом Народной Католической Церкви Океании.

– Хэх… Типа, никто не хочет на эту должность?

– Ну, типа того, – чуть пародийно ответил Макнаб в здешнем молодежном стиле.

– Упс! Кто это? – удивилась Туккоби (поскольку на ее браслете-коммуникаторе мигнул красный огонек вызова), и прижала браслет к щеке – Так! Алло!..

… – Ха! Невилл Кавендиш! Конечно, помню…

… – Что-что? Та сестра Ия, которая посттравматическая бенедиктинка?

… – Что? Исповедоваться? О, черт!

… – Да, он здесь. Погоди, Невилл, я сейчас спрошу его… – Туккоби прикрыла браслет ладонью (чтобы абонент не слышал) и обратилась к Макнабу, – …Слушай, тут эта Ия, которая из монастыря Эсаала, в экстазе энтузиазма хочет тебе исповедоваться.

– Как ты сказала? В экстазе энтузиазма? И обязательно мне?

– Да, Коннор. Эта Ия слышала твои баллады на площади, и прониклась. Прикинь?

– Туккоби, верно ли я понял, что вместе с ней мистер Кавендиш и мисс Малколм?

– Верно. В смысле, они просто вместе с Ией. Исповедоваться они не собираются.

– Понятно, что они не собираются. Но их появление может быть хорошим знаком.

– Я не догнала про знак, – сказала Туккоби, – что мне передать Ии про исповедь?

– Передай: я готов поговорить с ней через час ровно, – ответил Апостол Папуа…

…В принципе, такая реакция сестры Ии была ожидаемой с точки зрения психологии. Девушка в силу случившихся с ней крупных неприятностей потеряла изрядную часть религиозной веры. Трудно продолжать верить в некую высшую силу, если эта сила не смогла защитить свое святилище, и своих служительниц. Особенно, если по доктрине, служительницы метафизически считаются невестами этой высшей силы. В общем, Ия потеряла надежную духовную точку опору, и две недели духовно страдала, почти как традиционный деревенский ирландец без пива за ужином. Как учит нас психология, в подобном состоянии субъект мечется в поисках новой духовной опоры, но с декором, похожим на старую опору (т.н. эффект сложившегося стереотипа потребления). Если рассмотреть поведение сестры Ии с такой точки зрения, то вывод напрашивается: эта девушка неминуемо должна была прийти к апостолу Папуа. «Народный океанийский католицизм» был, хотя бы внешне – той религией, к которой привыкла Ия. А с другой стороны, высшее существо ЭТОГО католицизма явно не склонно было бросать своих сторонников без защиты. Чтобы почувствовать это, достаточно было понаблюдать за (условно) католическое сборище, оккупировавшее площадь перед собором. В общем: подсознание Ии решило ее религиозную судьбу, и сознание захотело исповедаться.

…

Получасом позже. Плоская часть крыши пиццерии «Чиполлино-Оло».

Это было совсем не похоже на классическую кабинку для исповеди в церкви, но это годилось функционально. Главное: рядом нет никого лишнего, а церковь кстати, вот: отличный (можно сказать. панорамный) вид с этой крыши на кафедральный собор.

Коннор Макнаб уселся на одну из пары раскладных табуреток (предусмотрительно принесенных официантом), жестом предложил Ии занять вторую такую табуретку (напротив него), подождал, пока она усядется, и произнес:

– Итак, дочь моя, если ты готова, то расскажи: в чем ты видишь свои проступки?

– Простите, святой отец, в моей голове такой сумбур, что я не могу рассказать связно.

– Рассказывай, как тебе проще, дочь моя.

– Да, святой отец. Наверное, надо начать с молодежного волонтерского лагеря. Мне исполнилось 18, и я уже не была девственницей. Это случилось у меня после школы. Ужасно глупо. Но я о молодежном лагере. Там было много парней, они считали меня привлекательной и… Они вели себя довольно грубо. Иногда мне это нравилось. Мне льстило, что у них такие эмоции из-за меня. Но физически не очень приятно. Тогда я подумала, что девушки… Нежнее. Мы жили по двое в комнате, и у меня это внезапно случилось с моей соседкой. Позже я переживала из-за того, что было, но не решилась исповедоваться. Так что, вам я это первому говорю. Дальше, я так запуталась, что не понимала, куда девать себя. И, когда я познакомилась с сестрами-бенедиктинками, то решила: монастырь вдалеке от привычного мира, это… Лучший выход для меня. Это действительно было так, сначала. Но через несколько месяцев, я почувствовала… Мы работали в саду на склоне холма, там много укромных мест, и я с одной из сестер… Я просто не поняла, как это случилось. И, после этого мне начали сниться демоны. Они требовали от меня… Как объяснить? Эти демоны были мужчины. Я старалась как-то избавиться от этих снов. Я пробовала сильно ограничивать себя в пище, но долго я не выдерживала, а когда я переставала ограничивать, эти демоны возвращались. В этом я боялась исповедоваться аббатисе Юстине… Теперь ее нет, а со мной случилось нечто ужасное. Возможно, святой отец, вы слышали о террористах на острове Добу.

Патер Макнаб утвердительно кивнул.

– Я знаю о теракте, и о том, что произошло с тобой.

– Слава богу, что вы знаете, святой отец. У меня язык не повернется назвать это. Я бы предпочла пропустить это, и сразу рассказать о моих новых друзьях. Вы разрешите?

– Разумеется, дочь моя. Переходи к своим новым друзьям.

– Я перехожу, святой отец. Это девушка и ее парень. Надо ли назвать их имена?

– Видимо, я знаю, о ком ты говоришь. Это мисс Малколм, и сэр Кавендиш.

– Да, это они. Это такие люди… Они как добрый самаритянин из библии. Это я в том смысле, что они не очень верят в бога, но… Я не знаю, что было бы со мной без них. Теперь я живу у них в гостях на хаускрине. Это 40-футовая яхта-экраноплан.

– Я знаю, что это такое, – сказал Макнаб.

Молодая бенедиктинка вздохнула, собрала силу воли в комок, и продолжила:

– Это ужасно: я почувствовала к мисс Малколм то же, что чувствовала к соседке по комнате. И к сэру Кавендишу я тоже… Святой отец, я не знаю, что мне делать!

– Дочь моя, верно ли я понял, что ты хочешь не только исповедоваться, но и получить разумный совет о том, как вести себя дальше с твоими новыми друзьями?

– Да! Я бы очень хотела получить совет. Я боюсь, что обману доверие новых друзей.

– В таком случае, подумай хорошо, и скажи: догадываются ли они, какие чувства или желания ты испытываешь по отношению к ним?

Ия действительно задумалась, молчала около минуты, и лишь затем ответила:

– Я почти уверена, что мисс Малколм догадывается. А сэр Кавендиш… Кажется, он не чувствует интереса к… Этому. Но он любит мисс Малколм, а она любит его. Странно получается, и невозможно объяснить, но это еще сильнее усложняет все для меня.

– Дочь моя, не позволяй унынию управлять тобой, это очень серьезный грех. Итак, ты уверена, что мисс Малколм догадывается. Но ты не уточнила, о чем она догадывается. Только о твоем отношении к ней, или о твоем отношении к сэру Кавендишу тоже?

– О моем отношении к сэру Кавендишу она тоже догадывается, святой отец.

– Итак, она догадывается. А как она реагирует на это?

– Знаете, святой отец, странно: будто ее веселит это. Я попробовала бы рассказать, но сомневаюсь, допустимо ли на исповеди говорить о чужих грехах.

– Я разрешаю тебе, дочь моя. Рассказывай.

– Да, если вы разрешаете, то… Я знаю, что мисс Малколм бывает с разными другими мужчинами. Она даже не скрывает этого. Будто это, как выпить чашку кофе с кем-то.

Коннор Макнаб спокойно прокомментировал:

– Ничего удивительного. Мисс Малколм 15 с половиной лет. В прошлом большинство девушек ее возраста уже были замужем.

– Но, святой отец! Ведь мисс Малколм не замужем… И она с разными… Это же грех.

– Сейчас, – ответил он, – грех совершаешь ты, а не мисс Малколм. Ты судишь.

– Ох… О боже… Простите меня, святой отец!

– Бог простит это тебе, ведь ты судила не со зла, а только увлекшись при рассказе. Но, поскольку слово сказано, следует разобраться. Скажи, хорошо ли ты знаешь библию?

– Я… Я не уверена, что хорошо знаю, но я прочла всю библию несколько раз.

– Если ты прочла, то ты помнишь историю Сары, жены Авраама.

– Да, святой отец, конечно, я помню.

– И… – продолжил он, – …Ты помнишь, как Сара отдалась фараону в наложницы, что позволило семье Авраама обустроиться в Египте. Разве для Сары это был грех?

– Я… Я не знаю. В библии не сказано, что это было.

– Не сказано, значит: нет, иначе было бы сказано. Или ты сомневаешься, дочь моя?

– Нет, конечно, я не сомневаюсь, святой отец.

– Далее… – сказал Макнаб, – …Не забывай, что фольклор канаков одобряет легкость в соитии, если это отвечает встречным желаниям, и не несет злого умысла. Кроме того, фольклор канаков осуждает ревность, считая ее недостойным и глупым чувством, как зависть, осуждаемую, также в католической традиции, как очень серьезный грех.

Сестра Ия чуть слышно вздохнула.

– Да, я… Я знаю. Я поняла это.

– В таком случае, дочь моя, тебя не должна удивлять реакция мисс Малколм.

– Но, святой отец, я не поняла: что мне делать с моим влечением к ним обоим?

– Это, – ответил он, – зависит от того, намерена ли ты вернуться в монастырь Эсаала.

– О, нет! Я знаю, что связана монашеским обетом, но это выше моих сил. Пожалуйста, святой отец, не требуйте, чтобы я вернулась туда!

– Не бойся, дочь моя. От тебя не потребуется исполнение ошибочно данного обета.

– Ошибочно? – с изумлением, переспросила она.

– Ты слышала, – сказал Макнаб, – и ты сама понимаешь, что это была ошибка. Сам бог очевидно указал тебе на это, когда монастырские стены, вопреки твоим надеждам, не защитили тебя от телесного насилия. Или ты сомневаешься, что бог все видит?

– Конечно, я не сомневаюсь, святой отец. Но… Как бог мог допустить такое?

– Запомни, дочь моя. Бог, сотворив людей, подарил им жизнь и свободу воли, которая обращается к добру или злу. Если бы бог стал защищать нас от наших же злых дел, то пришлось бы истребить всех людей, ведь каждый человек порой творит зло…

После этих слов, апостол Папуа сделал многозначительную паузу, и затем объявил:

… – Но, тебе бог дал знак, послав тебе добрых самаритян, как ты сама говорила.

– Я… Я не понимаю, святой отец. Если это был знак, то… То что я должна делать?

– Жить, – ответил он, – ты должна жить, верно применяя дарованное тебе. У тебя есть природная внимательность, пытливый ум, и телесная красота. Что тебе непонятно?

– Телесная красота, … – откликнулась она, – …Это причина домогательств. Что в ней хорошего? У меня, и у других красивых девушек, только неприятности от этого.

– Дочь моя! – строго сказал Макнаб, – Думаешь ли ты, что бог ошибся, когда сотворил телесную красоту, и даровал людям чувство прекрасного?

– О, нет! Конечно, нет! Я не могла так подумать!

– Но, ты не только подумала, ты даже сказала. Тебе надо отбросить эти мысли, чтобы получить действительное отпущение. Отбросить не на словах, а на деле. Ты готова?

– А-а… Да, святой отец. Но я не знаю, как это: отбросить на деле.

– Сейчас ты узнаешь, как, но тебе потребуется сила воли. Уверена ли ты, что готова?

– Да! – выпалила сестра Ия, стараясь почувствовать хоть каплю уверенности.

– Хорошо, дочь моя. Знаешь ли ты историю леди Годивы, графини Мерсисайд?

– Да, ведь леди Годива основала бенедиктинский монастырь в Ковентри.

– Но, – произнес Макнаб, – слава леди Годивы произошла не из этого.

– Да, – прошептала сестра Ия, и стремительно покраснела.

…

Примерно в 1040 году Леофрик, граф Мерсисайд, решил обложить горожан Ковентри непомерным налогом, а прекрасная графиня Годива упрашивала его не поступать так бесчеловечно. Тогда граф грубо пошутил: он пообещал отменить налог, если графиня проедет обнаженная по всему городу. Он полагал, что Годива не готова на это, но она выполнила условие: оседлала коня и, раздевшись догола, проехала через Ковентри. В современном Ковентри можно увидеть соответствующий конный памятник, а также, в первых числах июля поучаствовать в карнавале, учрежденном в честь леди Годдивы.

Сестра Ия (с подачи патера Макнаба) решилась на сходный поступок, но без коня, и с пластиковым бочонком «чикаго-файр» – безалкогольного коктейля из смеси выжатого ананаса и перца-чили. Обычно «чикаго-файр» смешивают перед употреблением. Но, в данном случае (как указано выше) был готовый коктейль в бочонке: новая фишка сети пиццерий «Чиполлино». Впрочем, главной фишкой для конкретной группы клиентов – участников симпозиума на площади, стал не бочонок (заказанный ими по телефону), а персонаж, доставивший этот заказ. Очень красивая обнаженная девушка с осторожной грациозностью несла бочонок на плече... В отличие от леди Годивы (с картины Джона Кольера 1898-го) у нее не было лошади, зато были сандалии, и пояс-сумочка.

Движение такой девушки в сторону круга симпозиума было встречено спонтанными аплодисментами. Затем, участники забрали бочонок, и выразили свое восхищение:

– Йо-хо-хо! Фройляйн, ты фантастическая! Улыбнись для фото…

– … Ага! Mauru-roa! Ты реально ультра! А ты недавно в «Чиполлино»?

… – Гло, что это было: арт-перформанс, или эротическая реклама?

– Нет-нет! Я не работаю в «Чиполлино», это было вроде пари, – быстро ответила Ия, и двинулась к фургону раздачи маек с картинкой какой-то фирмы, использовавшей для рекламы своего товара эту тусовку. Обычное дело. Ия отметила фургон еще до начала своего марша с бочкой на плече. Теперь, взяв и надев майку, и застегнув пояс-сумочку поверх нее, Ия почувствовала себя увереннее. Тогда она повернулась лицом к зданию кафедрального собора, сложила ладони, и шепотом прочла молитву «Pater nostrum»... Теперь молодая бенедиктинка ощутила легкость, будто освободилась от невидимого тяжелого груза. Тяжелого не в физическом смысле, а по-другому. Нео-психоаналитик сказал бы о сбросе избытка супер-эго, но бенедиктинка, конечно, считала иначе. По ее представлениям это был сброс прощенных грехов.

Ия, находясь в восторженном состоянии, могла бы еще долго медитировать на здание собора, но ее внезапно и слегка бестактно выдернули из этого состояния двое друзей. Невилл Кавендиш и Хрю Малколм успели начать волноваться из-за того что Ия долго находится на исповеди. Они (как люди без особой религиозной веры) полагали, что на процедуру формального аудита формальных грехов и формальной амнистии от имени формального бога, нужно не более четверти часа. Когда это время истекло, они стали звонить – но ее витифон был выключен. Тогда, беспокоясь всерьез, они метнулись на соборную площадь – и сразу увидели Ию, медитирующую в рекламной майке.