Текст книги "Апостол Папуа и другие гуманисты II. Зумбези (СИ)"

Автор книги: Александр Розов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 84 страниц)

51. Феерические приключения шизотипической идеи.

Полдень 20 сентября, там же: Германское Самоа, юг острова Савайи.

То, что 5-метровую короткокрылую летающую тарелку «лунакэт» положили на воду, совсем не значило, что она сразу взлетит. Еще час выполнялся контрольный лист: все системы проходили предстартовую проверку. Избыток экспертов, как обычно бывает, создавал преувеличенную осторожность. Несколько раз на пробу запускался движок – моторджет, и это впечатляло. Из условного хвоста тарелки вырастал оранжевый конус пламени, почти сразу менявший цвет до бледно-лилового. От тяжелого гула немного закладывало уши, а над водой взвивались сдвоенные смерчи из смеси пара с туманом. Имоджен, глядя на это, высказала предположение, что движок слишком мощный для настолько маленького летательного аппарата.

Бокасса немедленно опроверг это, объяснив вкратце, что:

* Несмотря на малый размер «лунакэта», его стартовый вес: полторы тонны.

* Из стартового веса, треть – планер, четверть – движок, и четверть – топливо (этанол). Согласно арифметике, одна шестая часть (250 кило) остается экипажу с экипировкой.

* Тяга его моторджета – около двух тонн. Такая тяга была у реактивных истребителей периода 1940-х (в США – F-86, а в СССР – MiG-15). Но их вес был примерно 5 тонн, а скорость – ниже звуковой. Иное дело «Лунакэт», который легче в три с третью раза.

* При экстремальном режиме продвинутого движка, «лунакэт» (теоретически) может разогнаться на высоте 45 километров в 3.5 раза быстрее звука, и по инерции взлететь (формально) в космос. Но сейчас это бета-версия, так что тест-драйв будет скромнее.

Тем временем, предстартовая подготовка завершилась, и феминида по имени Астери, бесстрашно, как это свойственно роботам, заняла место в кабине (предварительно, с некоторым изяществом, остановившись в нескольких позах – для фото-видео съемки-хроники сверхновой полупрофессиональной малобюджетной астронавтики).

Теперь кабина закрыта. Публика отходит на безопасное расстояние. Старт.

Движок снова создал длинный конус бледно-лилового пламени за хвостом, и тарелка помчалась по гладкой воде полу-лагуны, почти мгновенно набрав скорость гоночного автомобиля. Неуловимый момент отрыва, еще немного полета вплотную к воде, и вот: энергичный набор высоты. Казалось, что угол к горизонтали слишком большой, и тут Бокасса снова прокомментировал – для тех, кто только сейчас попал в тему:

* Для большинства самолетов критический угол составляет менее, чем 20 градусов.

* Для крыла-диска это 45 градусов, а при наличии квази-крыльев – 60 градусов.

* По графику этого полета угол сначала 30 градусов, и будет увеличиваться до 60.

Тем временем, «лунакэт» ушел так высоко, что с уровня моря был виден лишь белый туманный след, расползающийся в почти безоблачном светло-лазурном небе. На этом напряженном этапе ожидания, встрял Индрик. Вот что значит любопытство: он успел выяснить, по каким сетевым видеоканалам, что будет транслироваться online, и сразу включил четыре канала «квадратом» на 40-дюймовом мониторе в салоне хаусбота. По мнению капитана Бокассы, эта оперативность в информатике требовала поощрения – и мальчику было обещано турне в Новую Зеландию, где в горах есть ледники и снег…

…Итак четыре видеоканала выведены на большой монитор.

1. С наземного телескопа, отслеживающего позицию «лунакэта».

2. С камеры электромоторного дрона класса «Гелиос» на высоте 30 километров.

3. С шести внешних камер «лунакэта», где было видно все вокруг.

4. С подвижной камеры в кабине «лунакэта» за спиной пилота.

Все это вместе смотрелось феерически. Вид Земли внизу (будто почти космоса, хотя высота полета только превысила 20 километров) – на вид неба, где лазурная окраска сменялась фиолетовой. Выше плотных слоев атмосферы, где нет сильного светового рассеяния, небо, даже в полдень – черное, и на нем видны звезды вместе с солнцем.

Что касается вида с двух первых камер (телескоп и дрон «Гелиос»), то в поле зрения, «лунакэт» был виден, как серебристое пятнышко, и от него вниз шла широкая полоса искрящегося тумана (ледяные микрокристаллы, замерзший выхлоп из моторджета), а впереди по курсу мерцала будто перламутровая аура – волна уплотнения, возникшая вследствие высокой сверхзвуковой скорости, и экзотично выглядящая в стратосфере.

Казалось, что эта картинка застыла, но вот… Полоса тумана оторвалась от пятнышка. Моторджет приостановил работу. В поле внутренней камеры лунакэта появилась рука феминиды и подвигала камеру. В ее поле теперь оказался один из экранов бортового компьютера – и на нем несколько строчек с цифровыми параметрами:

* Фиксация параметров на момент перехода в инерционный полет *

* Высота 45 километров.

* Курсовая скорость 2 Маха – 680 метров в секунду.

* Вертикальная скорость – 585 метров в секунду.

* Ожидаемое время до вершины баллистической параболы – 57 секунд.

* Ожидаемый прирост высоты при инерционном подъеме – плюс 16.5 километров.

* Ожидаемая вершина параболы от уровня моря – 61.5 километров.

Через четверть минуты рука феминиды повернула камеру обратно вперед, и в поле (наконец-то) стало видно настоящее черное космическое небо со звездами. Лишь на краешке поля мерцали блики от солнца, светившего сбоку.

– Круто! – без тени сомнений, объявил Индрик.

– Изумительно красиво, – тихо отозвалась Чанди Кестенвэл.

– Слушайте, а на какой высоте граница космоса? – спросила Имоджен Мюр.

– Это как считать, – произнес Бокасса, – есть оптическая граница: 38.5 километров, она названа линией Альгазена. В XI веке этот арабский ученый вычислил высоту плотной атмосферы, благодаря которой видна заря, хотя солнце ниже горизонта…

Тут Чанди перебила его, протянув руку к монитору, где рука феминиды приветственно помахала перед камерой, снова показав строчку на экране бортового компьютера.

* Высота 61.5 километров. Верхняя точка параболы. Переход к снижению.

Все в салоне хаусбота, не сговариваясь, поаплодировали, затем Бокасса продолжил:

… – Есть условная интернациональная граница космоса: 100 километров, она названа Линией Кэрмэна. Есть граница ионных ветров: 120 километров, солнечный ветер там становится сильнее ветра в земной ионосфере. Она названа линией Кнудсена.

– А на какой высоте летают спутники? – спросила Имоджен.

– При круговой орбите от 200 километров и выше, – ответил Бокасса, – но, при сильно вытянутой эллиптической орбите может быть нижняя точка около 120 километров.

– Черт побери! – буркнула австралийка, – А где уж совсем точно начинается космос?

– Ну, можно сказать: 1200 километров. Это верхняя граница полярных сияний.

– Значит, 1200 километров, – продублировала она, и записала на своем смартфоне...

…Между тем, «лунакэт» снижался из мезосферы к стратосфере, и камеры показывали панораму Земли – как из иллюминатора орбитальной станции. Иногда в обзорном поле внутренней камеры появлялась рука феминиды, и показывала колечко из большого и указательного пальца (жест ОК). В это «ОК» не очень верилось, поскольку снижение в разреженном воздухе (тысячекратно менее плотном, чем на уровне моря) напоминало падение пушечного снаряда. Но в стратосфере, на высоте около 40 километров, полет «лунакэта» стал управляемым, как у безмоторного планера (хотя слегка неуклюжего). Бокасса выпил залпом унцию зеленухи, шумно выдохнул, и прокомментировал:

– Теперь будет полчаса воздушного слалома. На вид жутко, но методика отработана.

– Эл, – окликнула Имоджен, – а скажи: высота 60 километров что-нибудь значит?

– Хэх… Почему такой вопрос?

– По интуиции. Мне кажется, что высота параболы 61.5 рассчитана не случайно. Есть граница чего-то, что ты не назвал, говоря о разных определениях границы космоса. По логике, это условная линия с круглой цифрой. 60 километров – 200.000 футов, или, по-авиационному: эшелон 2000, отлично подходит для такой линии. Отсюда мой вопрос.

Бокасса и Чанди, загадочно переглянулись, а 8-летний малаец Индрик объявил:

– Имоджен очень хитрая.

– Ты заявился, парень, тебе и отвечать, – мгновенно отреагировал Бокасса.

– Вот, блин… – слегка расстроился малаец, – …Ну, там, короче, ионосфера.

– Где – там? – спросила Чанди.

– Ну, выше 60 километров.

– Так, Индрик, а где мезосфера.

– Ну, мезосфера, типа, вот так, – и мальчик частично накрыл правую ладонь – левой.

– ОК, – Чанди кивнула, – а что такое ионосфера?

– Но, мэм-кэп! – возмутился он, – Это физика, а по ней у меня кэп-лейт Хэнниг Бранд!

Тут Бокасса слегка хлопнул мальчика по спине, и ласково спросил:

– Хочешь, мы пригласим вот оттуда, с пирса, капрала Труди, дочку Хэннига, и она, по флотской традиции, устроит тебе экспресс-экзамен?

– Не надо, – проворчал Индрик, – я это просто так. А ионосфера, это там, где ионы.

– Хорошо, – сказала Чанди, – а что такое ионы?

– Ну… Такие атомы, у которых заряд, как на разных концах батарейки.

– Хорошо, а что кроме ионов?

– Ну, еще просто атомы, это понятно.

– Хорошо. А что еще?

– А-а… Еще ток идет. Как если подключить батарейку… Что, нет?.. Или почти да?

– Электроны, – подсказала она.

– Ну, я же сказал: как ток, если подключить батарейку. Ток, он ведь из электронов.

– По-моему, не так уж плохо, – вынесла вердикт юная баронесса.

Обрадованный мальчик с облегчением вздохнул, похлопал себя ладонями по животу, и повернулся к монитору – там можно было наблюдать воздушный слалом «лунакэта» в невидимых вихрях стратосферы. Имоджен тоже глянула на монитор, и предположила:

– Вероятно, вылет этой машины в ионосферу чем-то важен.

– Тут, – сказал Бокасса, – мы подходим к метанию икры гусаками в теплое время года.

– А если серьезно? – изобразив некоторую обиду, спросила австралийка.

– Если серьезно, то надо начать с источника слухов, будто микро-магнетарный движок создается для полета сектантов-фанатиков к звезде Тау-Кита в шизотипической бочке профессора Ларосо.

– В парафренической бочке, – поправила Чанди, – согласно психосистематике, у Хуана Ларосо парафренический синдром. А шизотипический синдром имелся у Константина Циолковского, который изобрел межзвездную обитаемую бочку. Хуан Ларосо в книге «Город Галактики» честно признает приоритет Циолковского.

– Ты читала книгу этого сумасшедшего? – искренне удивилась Имоджен.

– Да. И, между прочим, самые гениальные литературные произведения были написаны сумасшедшими авторами. Таково мнение столпов мирового литературоведения. Тебе, разумеется, знакомы такие авторы, как Джонатан Свифт, Эдгар По, Эрнст Хемингуэй.

– Но, – подхватил Бокасса, – не будем ограничиваться литературой. То же самое можно утверждать о философском наследии. Фридрих Ницше, Жан-Жак Руссо…

– …Отсюда гипотеза, – вновь перехватила инициативу Чанди, – что, если сумасшествие гениальных авторов, это кажущийся эффект на фоне дебильности среднего обывателя? Отчасти, эта гипотеза подтверждается тем, что у дебилов никогда не наблюдаются эти сложные расстройства психики. Представь, Имоджен: все, что ты считала признаками нормального поведения и здравомыслия, является просто унылым слабоумием, чем-то примитивным, уровня медузы, на фоне которой даже креветка, это титан интеллекта.

– …Вы, – возмущенно перебила австралийка, – обещали не тиранить меня!

Чанди и Бокасса снова переглянулись и встречно подмигнули. Чанди кивнула.

– ОК, мы будем милыми и тактичными, но скажи: откуда слух о микро-магнетарах?

– Ладно, здесь нет секрета, – ответила австралийка, – это было в авторской программе экстремального журналиста Барри Диллинджера, канал TTN, Калифорния.

– О! – Бокасса многозначительно поднял палец к небу (точнее к потолку), – Я смотрел авторскую программу Диллинджера в июле. Хэх! Вы ужаснетесь! В Меганезии тайно разрабатывается протез мозга. E! Научность программы Диллинджера внушает.

– Авторы теории масонского мирового заговора дрожат от зависти, – добавила Чанди.

– …Но, – продолжил Бокасса, – после шлифовки идеи, это принесло фирме «Bionicraft» предоплаченные заказы на полмиллиарда долларов.

– Шлифовал ты? – предположила Имоджен.

– Извини, но это коммерческая тайна. Все вопросы к Слаанешу.

Австралийка обескуражено развела руками.

– Черт побери! Я только успела ощутить аромат нового эксклюзива.

– Не расстраивайся, – сказала Чанди, – мы устроим тебе приглашение на полузакрытую экспозицию-фестиваль «Bionicraft» в ночь Хэллоуина.

– Вот это круто! Я ловлю вас на слове. Не отпирайтесь, когда дело дойдет до дела!

– Aita pe-a, – лаконично отозвался Бокасса.

– …А сейчас, – добавила Имоджен, – можно мне, все же, услышать, чем важен полет в ионосферу, и при чем тут загадочный микро-магнетар?

– Можно, – подтвердил он, – для начала скажи: слышала ли ты о солнечном парусе?

– Да, я смотрела про это фильм «National Geographic». Космический парус – огромное сверхтонкое зеркало, для которого солнечный свет, как ветер для обычного паруса.

– Адекватно! – похвалил Бокасса, – теперь будь внимательна. Солнце излучает разные энергетические потоки. Это свет и, это быстрые частицы, в частности – ионы, которые можно тоже использовать в качестве ветра для специального паруса. Солнечный ветер похож на ионный ветер в атмосфере выше 60 километров. Выше Линии Кнудсена, 120 километров, солнечный ветер сильнее атмосферного, и может подхватить парусник.

– Удивительно! – воскликнула австралийка, – А какой парус нужен для этого ветра?

– Микро-магнетар! – триумфально объявил Бокасса, – Компактный и мощный магнит с переменной формой поля. По второму закону Ампера, это поле действует на летящие заряженные частицы, в частности – ионы, отклоняя их. Вот тебе парус и ветер.

– Красиво! – оценила она, – Но, ведь на этом парусе нельзя улететь далеко от Солнца.

– Можно! – возразил Бокасса, – Действие солнечного ветра простирается на огромное расстояние: около 12 миллиардов километров, в 80 раз дальше Земли, и вдвое дальше орбиты Плутона! Эта граница определена станцией NASA «Вояджер-1» в 2007-м, она называется Гелиопаузой. «Вояджер-1» летел от Земли до Гелиопаузы 30 лет.

Имоджен Мюр растерянно покрутила головой.

– С ума сойти! Значит, магнитный парус позволяет улететь вдвое дальше Плутона?

– Еще дальше! – поправил он, – Гелиопауза это аналог земной Линии Кнудсена, но для Солнца. За Гелиопаузой солнечный ветер становится слабее межзвездного ветра.

– Что-что? Есть еще и межзвездный ветер?

– Разумеется! Ты же не думала, что те квинтиллионы тонн высокоскоростных частиц, которые испускаются миллиардами звезд, пропадают непонятно куда!

– Э-э… Честно говоря, я вовсе не думала. Нас учили в школе, что космос, это вакуум.

– Вас учили правильно, – подала голос Чанди Кестенвэл, – но вакуум, это не пустота, а низкая концентрация газа. Ты видела полярное сияние, и солнечные протуберанцы?

– Да, конечно, я видела. Правда, только на фото.

– Значит, – продолжила юная баронесса, – ты видела вакуум. Извини, Эл, я перебила.

– Прекрасно, Ча! Твои пояснения были своевременными. Итак, вакуум космоса, это не пустота, а ионизированная среда с частицами высоких энергий. Это хвосты остывших звездных протуберанцев, разреженный ветер, пронзающий космос со скоростью 500 километров в секунду. Этот ветер способен наполнять невидимый магнитный парус циклопической площади, и постепенно разгонять корабль до своей скорости, это, как сказано выше: 500 километров в секунду. При такой скорости, корабль преодолел бы расстояние от Земли до Марса за полтора дня. Но это очень медленно.

– Что-что? – изумилась австралийская журналистка.

Капитан Бокасса неторопливо прикурил сигару, и сказал, на этот раз, разделяя слова:

– Это. Очень. Медленно.

– А-а… – протянула она, – …У меня что-то перепутались цифры в голове. Какая самая обычно скорость у космических кораблей?

– Обычно, между 10 и 20 километров в секунду. Это отлично для полета к Луне, и это удовлетворительно для полета к Марсу. Но полет к Юпитеру займет год, а к Плутону примерно 10 лет. О полетах к звездам нечего даже говорить.

– Но, Эл! Как я поняла, лететь на магнитном парусе можно в 25 раз быстрее.

– Можно, при условии, что все сработает. Парус для солнечного ветра проверялся на практике лишь в упрощенном виде, на спутнике «EST-Cube» в 2013-м, а та модель, о которой мы говорим, рассчитанная в 2004-м, не проверялась в космосе. Но даже если проблем не будет, полет к Альфе Центавра займет 3000 лет, а к Тау Кита – 10.000 лет. Профессор Хуан Ларосо мечтал отправить «корабль поколений» к звездам. Но мы не парафреники, поэтому должны выбирать реальные цели полета. Верно, Имоджен?

– А-а… Да, надо быть реалистами… Реальная цель, это Марс, я угадала?

– Марс интересен, – ответил он, – но Юпитер, все-таки, интереснее. Это как маленькая Солнечная система, из центрального гиганта и нескольких планет-спутников. Все это расположено компактно, и имеет практически неисчерпаемые природные ресурсы.

– Так, Эл, а «парусный» полет к настоящим иным солнечным системам отменяется?

Но Чанди Кестенвэл заявила в духе профессора Челленджера из «Затерянного мира»:

– Это еще не факт! Есть Тюхе, это в 50 раз дальше Плутона, но в 120 раз ближе Альфы Центавра. Полет к Тюхе корабля с магнитным парусом займет примерно 10 лет.

– А-а… Что такое эта Тюхе? – спросила австралийская журналистка.

– Это планемо, – сказала Чанди, – детали лучше спросить у доктора Картера Клеймора, председателя отдела Британского Межпланетного общества в Новой Зеландии. Тюхе обнаружена его студенческой группой, хотя была отчасти предсказана в 1999-м.

– Конечно, я спрошу детали у доктора Клеймора. Но хоть приблизительно, что это?

– Как я отметила, это планемо. Размер как у Нептуна, но масса больше, и есть мощный источник внутреннего тепла. Видимо, Тюхе это кипящее солнце для своих спутников.

– О, мой несчастный мозг! – воскликнула австралийка, – Что такое кипящее солнце?

– Это несложно. Представь себе большую жидкую планету, в центре которой эффекты давления и магнитного поля приводят к ядерным трансмутациям, выделяющим много энергии. Жидкость кипит и циркулирует, как в котелке на огне. Тепло, таким образом, переносится к поверхности и, путем инфракрасного излучения, греет спутники. Если спутники ледяные, и размером с нашу Луну, то они могут стать местом колонизации.

– Подожди, Чанди! Звезда и кипящий котелок, это ведь разные вещи!

– Имоджен! Отбрось стереотипы. Посмотри с точки зрения теплофизики…

– Хэй-хэй! – перебил Индрик, – Идем на открытую площадку! Лунакэт почти здесь!

5-метровая летающая тарелка действительно была уже почти здесь. Она виднелась над южным горизонтом, как ярко поблескивающая точка… Эта точка стремительно росла, превращаясь в пятнышко, в кружочек… Еще несколько минут, и «лунакэт», необычно (поскольку почти беззвучно – в режиме безмоторного планера) приблизился, коснулся поверхности полу-лагуны, глиссируя, поднял веры водяной пыли по бортам, и вот…

…Финиш: выезд на пологий участок пляжа – будто футуристическая моторная лодка.

…Шумная компания с пирса метнулась на пляж. Феминиду извлекли из кабины и, как пилота-человека подняли на руки, и трижды подбросили в воздух. Она не возражала.

Имоджен, Чанди, Бокасса и Индрик наблюдали это с хвостовой площадки хаусбота, и непосредственно не участвовали в шоу.

– Вот, – прокомментировал Бокасса, – по теме о симпатии к феминиде. Если бы Астери обладала человеческими эмоциями и желаниями, то сейчас могла бы легко найти себе отличного крепкого парня в качестве сексуального партнера на вечер.

– Циничная шутка, – буркнула Имоджен.

– Сциеничная, – поправила Чанди, – тебя предупреждали, что тут вертеп сциенизма?

– Да, верно. Сциентизм и цинизма... Минутку, откуда там вторая летающая тарелка?

– Оттуда, же, откуда первая – с фабрики «БлицВерк». Прототипы таких малых машин обычно строятся сразу в двух-трех экземплярах, чтобы не терять времени, если что-то фатальное случиться с первым прототипом.

– Но, – продолжил Бокасса, – этого не случилось, и сейчас Смок Малколм прокатит на втором экземпляре экс-консула Ури-Муви Старка. Не в ионосферу, конечно, а так, на привычных высотах. Старк – блестящий авиа-профи, его замечания крайне полезны.

– Черт побери, везет же некоторым, – как-то само вырвалось у Имоджен, и это…

…Привело к неожиданно-шокирующим событиям, поскольку на бета-версии лунакэта имелось три места (два для экипажа, и третье позади – для инструктора). Бокасса легко договорился, чтобы журналистке с 20-го австралийского TV-канала отдали это место.

Бывают в жизни приключения, бывают жутковатые приключения, бывают даже такие, которые (если приключенец переживет их) вызывают желание принести подношение божеству, быть может, как-либо приложившему руку к счастливому исходу. Еще есть особые приключений, после которых человек всю следующую неделю просыпается в середине ночи от собственного крика, пугая своих сексуальных партнеров, домашних животных, и соседей за стеной. Полет с двумя корифеями боевой авиации нези точно относился к последней категории. Но репортаж получился более, чем прекрасным, и главный редактор Au-T (20-го канала) этим же вечером подписал приказ о создании отдельного подкаста для «сверхновой астронавтики». Ведущей нового подкаста была назначена Имоджен Мюр. В итоге, она осталась довольна, а что касается ночных пробуждений с криком – у каждой креативной профессии свои издержки, не так ли?..

…Этим же вечером на «баронском хаусботе» шел домашний «разбор полетов». Юная баронесса, заняв широкий диван на флайбридже, и подставив обнаженное тело бризу (теплому, как любой слабый ветер на этих широтах) глядела в черное звездное небо, и занималась научно-этическим самобичеванием. Сначала эта процедура шла соло – без свидетелей, но затем (после директорской летучки) вернулся капитан Бокасса, и…

– О, небеса, черные и голубые! Что стряслось у самой чудесной девушки планеты!?

– Про небеса, это откуда? – грустно спросила она.

– Это, – ответил он, – из Станислава Лема, «Возвращение со звезд».

– Да, Эл, милый мой, точно, как я могла забыть? Просто, я сегодня такая идиотка.

– Ча, что, все-таки, стряслось?

– Ох, только не говори, будто ты не заметил!

– Мм… Уточни: будто я не заметил что?

– То, – пояснила она, – как я по-идиотски встряла после твоего монолога о Юпитере, и риторического вопроса журналистки о нереальности парусного полета к звездам. Мы превосходно загружали ее мозг, пока я не начала молоть чушь, вспомнив Тюхе. О, Эл! Почему ты не прервал меня? Я понимаю, это было бы непросто, но ты ведь умеешь.

Капитан Бокасса протянул руку, и подушечками пальцев погладил шею баронессы.

– Ча, зачем было прервать отличный спонтанный псевдонаучный поток экспромта?

– Отличный?! – возмущенно переспросила она, – Что ты! Это был бред! Как я могла породить такую абракадабру о кипящем солнце?

– Получилось талантливо, – сообщил он, – кстати, где ты вычитала такую теорию?

– Эл, ты что, не слушаешь? Я не вычитала эту абракадабру! Я породила ее!

– Ча! Тогда, тем более, это здорово! Простая, механически-безупречная схема, с ярким названием! Кипящее солнце! Имоджен точно оставит это в версии репортажа для TV.

– Будет стыд на всю Австралию, – мрачно спрогнозировала юная баронесса, – Я просто опасаюсь думать о том, что будет, если волна докатится до доктора Молли Калиборо.

– Я знаю, что будет, – сообщил Бокасса, – док Молли похлопает ладонями по коленям, иронично фыркнет, и скажет: «Что? Кипящее солнце? Надо же! Ну-ну».

Чанди Кестенвэл вздохнула и пробурчала.

– Да. И каким тоном она это скажет! Я как начинаю думать, так краснею от стыда. Но намного хуже то, что может сказать профессор Клеймор, будучи спрошен о Тюхе.

– Ча, я знаю. Он скажет: «Пока определены только элементы орбиты Тюхе, ее масса, и аномально-высокая температура поверхности. Обсуждать строение Тюхе пока рано».

– Эл! По-твоему, Клеймор не будет критиковать абракадабру о кипящем солнце?

– Ча, я же сказал: он не будет обсуждать ничего. Для него важно, что после нескольких десятилетий корректировок и поисков, Тюхе найдена, и пришло время исследований.

– Хорошо, если ты прав, Эл. Но я все равно чувствую себя идиоткой. Зачем я влезла?

Капитан Бокасса снова погладил ее шею.

– Самая чудесная девушка планеты, тебе подсказала интуиция. На самом деле, я был в критической ситуации. Мне не хватало фантазии на бред, который усилил бы бред о магнитном парусе, который ловит солнечный ветер в межпланетном пространстве, и разгоняет лунакэт до 500 километров в секунду! Меня хватило лишь на колонизацию системы Юпитера. Это слабый бред. А ты сумела сотворить сверхмощный бред!

– Эл, это реально так, или ты просто хочешь поднять мне настроение?

– Ча, это почти реально так. Может, мой Юпитер был неплох, но кипящее солнце – это наповал. И теперь, если кто-то опубликует реальный план, объединяющий в комплекс микро-магнетар, лунакэт, и атомные финты дока Молли, то это не будет рассмотрено. Аналитики скажут: «Это опять что-то о кипящем солнце, бросьте в мусорку».

Юная баронесса резко выдохнула, затем гибко потянулась всем телом, и спросила:

– Эл, а какие вероятные будущие публикации мы заранее дискредитировали, загружая Имоджен Мюр гигабайтами псевдонаучной чепухи?

– Так, вот это: публикацию реального плана с тремя инженерно-физические темами.

– Понятно, – сказала она, – а действительно есть такой план?

– Да, Ча, план есть, он по графику реализуется нами и другими командами но…

– …Но ты не можешь говорить из-за секретности, – предположила она.

– Да. Я не могу. Кроме того, я тоже не знаю всего, и это правильно. Так проще.

– Так проще, – согласилась Чанди.

…