Текст книги "Апостол Папуа и другие гуманисты II. Зумбези (СИ)"

Автор книги: Александр Розов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 60 (всего у книги 84 страниц)

67. Типа, гуманизм: поиск тонкой красной линии.

Вторая половина дня 15 октября. Вануату. Эфате. Порт-Вила. Конгресс-Холл.

20-летний мальчишка, одетый в новенький пестрый флотский килт-полукомбинезон с полосками-значками флит-лейтенанта Народного флота, выглядел несерьезно на фоне подполковника Спелмена. Картина: желторотый новобранец и настоящий зверь войны (найдите N отличий). Но мнение самого Спелмена было иным, и он сразу его объявил:

– Наконец-то толкового военспеца пригласили.

– Этот юноша выступит экспертом? – недоверчиво спросил доктор философии права.

– Знаете, доктор, – слегка насмешливо отозвался Спелмен, – этот юноша собственными руками убил больше людей, чем вы начиркали адвокатских бумажек.

– Подполковник, зачем вы повторяете папуасские слухи? – ворчливо спросил Рэббит.

– Ладно, – ответил Спелмен, – признаю, что «руками», это папуасское преувеличение.

– Хватит флэйма, вернемся к делу, – строго сказала Роми Фоккер, – скажите нам, флит-лейтенант, в какой момент и в какой обстановке вы включились в развитие ситуации с заложниками и контр-заложниками в районе Эсаала?

– Сента судья, наш экипаж включился в полдень 25 сентября с боевой задачей пресечь подход к террористам любой помощи с моря. Обстановка: авиа-резервисты кэп-лейта Данфри прижали террористов огнем, и лишили их связи. По ходу, к ночи террористы спеклись бы: отдали заложников в обмен на свою жизнь. Но влезли какие-то оффи из Канберры, ведь Эсаала формально в их зоне контроля. Такие дела…

– Так, флит-лейтенант, значит, вы наблюдали все действия австралийской спецгруппы, направленные на решение проблемы заложников в монастыре.

– Да, судья.

– А сколько времени это продолжалось, и к чему пришло?

– До середины ночи, – ответил Рэббит, – а пришло к тому, что австралийская генерал-комиссар Модрингтон приказала своему спецназу взять на абордаж свой сторожевик, арестовать Ранстоуна и отдать террористам. Наш экипаж получил приказ пресечь эту порнографию. В смысле, блокировать огнем в случае попытки абордажа. Оперативная обстановка зависла. Потом прилетел Спелмен, и началась колбаса.

– Флит-лейтенант, а что если бы Спелмен не прилетел?

Тоби Рэббит пожал плечами.

– Без понятия. Такой бардак… Ничего хорошего не было бы, это точно, сента судья.

– А действия Спелмена, это, по-вашему, хорошо? – поинтересовался Одо Гете.

– Все относительно, – ответил флит-лейтенант, – на фоне предыдущего, да, хорошо. Из заложников в монастыре больше никто не пострадал. Хотя, я считаю, что брать контр– заложников, это неэтично, но если такая ситуация, то черт знает.

– Хм… – буркнул Одо, – …Как-то вы неуверенно говорите, флит-лейтенант.

– Да, судья. Это я, как бы, ставлю себя на место Спелмена, и не знаю, что делать.

– Так, флит-лейтенант, – сказала Роми, – я попробую сказать, как я поняла. По-вашему, действия Спелмена были этически недопустимыми, но безальтернативными. E-oe?

– E-o. Когда австралийская спецгруппа взяла штурвал, и их переговорщик стал делать уступки террористам, все пошло вразнос. Без контр-заложников, я не вижу выхода.

– Так. Но вы на месте Спелмена, все-таки, не стали бы брать контр-заложников. E-oe?

– E-o, – снова подтвердил Тоби Рэббит.

– Так. А что вы сделали бы на месте Спелмена?

– На месте Спелмена, и с его ресурсами? – уточнил он.

Роми Фоккер утвердительно кивнула. Флит-лейтенант вздохнул и произнес:

– Я бы не дал ситуации докатиться до такой жопы. Ведь я, в смысле, Спелмен, за день получил инфо, что исламисты готовы захватить объект в Папуа, в австралийской зоне ответственности. Я бы просто слил инфо в INDEMI, и ничего бы не было вообще. Для INDEMI реальная задача отследить возможные объекты, которых не так много.

– Так, флит-лейтенант. Этот ответ понятен. Но если время упущено – что тогда?

– Тогда… Хэх… Нет, по-любому, я бы не стал брать контр-заложников.

– Это вы уже говорили, – заметила Роми, – мой вопрос: что вы стали бы делать?

– Ну… Может, я захватил бы супертанкер с полумиллионом кубометров нефти где-то напротив Квинслэнда, и угрожал пустить горящее пятно по Восточно-австралийскому течению до самого Сиднея, если австралийская спецгруппа не уберется из Эсаала.

Диксон Спелмен, до этого момента слушавший молча, теперь прокомментировал:

– О! Тоби! Ты выдающийся гуманист!

– Ты лучше на себя посмотри! – огрызнулся меганезийский флит-лейтенат.

– Прекратите оба! – рявкнула Роми, в наступившей тишине спросила, – Скажите, флит-лейтенат, понятно ли вам, что вы предложили невероятную глупость?

– Да, судья. Понятно. Но я реально не знал бы, что делать. Взять контр-заложников, и расстреливать их у леера, значит переступить тонкую красную линию. Это не мое.

– Тонкая красная линия? – переспросила Цао Сюян, – Поясните: что это?

– Ну… – Рэббит провел пальцем по воздуху, будто нарисовал проекцию орбиты некого спутника, – …Это особая штука, которая на войне напоминает тебе, что ты человек. В смысле: некоторые вещи человек не делает даже на войне. А некоторые вещи человек делает даже на войне. Через это можно переступить, но тогда в ауре что-то ломается.

– Флит-лейтенант, вы сказали: в ауре?

– Да, сента судья. Как это научно называется, лучше психологов спросить. Короче вот: переступить раз-другой еще ничего, но если несколько раз, то никогда не вернешься.

– Вы можете привести пример? – спросил Одо.

– Легко, сен судья. Вот, вы взяли пленного и, по ходу, что-то он знает важное. Можно привязать его к дереву, и обычным ножом… Разговорить.

Одо Гете озадаченно выпятил губы, и фыркнул.

– Алло, флит-лейтенант, я не понял! Зачем это, если есть зомби-драг в аптечке?

– Ну, судья, понятно, вы чисто на флоте воевали. На борту всегда аптечка. В рейде по джунглям иначе. Иногда так влипнешь, что вообще ничего нет в руках, а до плавбазы примерно как до Южного полюса на собаках, если по сложности. И что тогда?

– Тогда, типа, как Рембо? – спросил Одо.

– Типа того, судья, – спокойно подтвердил Рэббит, – тогда не получается по-дружески общаться с пленным, как на экстази-вечеринке. Тогда или веревка и нож, или никак.

– И что тогда, флит-лейтенант?

– Тогда, судья, появляется тонкая красная линия, типа, как видишь ее. Я выбрал самый гуманный пример, чтоб не шокировать нормальных людей. А бывает намного хуже.

– Ты точно выдающийся гуманист! – иронично прокомментировал Спелмен.

– Заткнись ты, – снова огрызнулся Рэббит, – знаешь же, о чем я.

– Не без того, – проворчал бывший подполковник морской пехоты Австралии.

Прошло несколько долгих секунд, в течение которых судьи переваривали сказанное, а затем Роми Фоккер поинтересовалась:

– А допустим, для военной победы надо переступить эту тонкую красную линию. И?..

– Ну, бывает… – тут Рэббит пожал плечами. – …Я же говорю, раз-другой можно.

– Так, флит-лейтенант, а что, если надо больше, чем раз-другой?

– Тогда, сента судья, по-моему, это не имеет смысла. Некому будет побеждать.

– Хм… В каком смысле некому?

– Вот, в таком. Вы же военный авиатор, жгли корабли с воздуха, и типа того.

– Типа того, – согласилась она, – И?..

– И, – продолжил он, – вот прикиньте: вы вернулись домой такая же, или не совсем?

– Не совсем такая же, – ответила Роми, – тут никуда не денешься. Война есть война.

– Вот, – сказал Рэббит, – если вы много раз переступите эту тонкую красную линию, то вернетесь СОВСЕМ не такая же. Не вы, а что-то, незаметно сожравшее вас изнутри. И бывшая вы не подружились бы с ней. Спрашивается: на хер нужна такая победа?

– Что ж, флит лейтенант, это было убедительно… – Роми сделала паузу, – …Значит, по-вашему, Спелмен много раз переступил эту линию, занимаясь контр-заложниками?

Тоби Рэббит отрицательно покачал головой.

– Нет, судья, просто, я не знаю. Эта линия, как бы, у каждого своя. Ну, бывают совсем дегенераты, типа тех, что ловят людей и вырезают органы на продажу. Его шлепнешь, например, и ничего не чувствуешь, будто по мешку с песком стрелял. Такое дело: этот дегенерат столько раз переступил линию, что стал не похож на человека. Или с другой стороны. Я не могу жрать мясо убитых врагов. Но рпонге – жрут, хотя они правильные канаки, очень позитивные. Для них такое – не красная линия. Если материалистически разобраться, то трупу все равно, а свежее мясо в условиях рейда очень в тему. Вот.

– Так, – произнесла Роми, – значит, вы не уверены насчет Спелмена.

– Не уверен, – подтвердил Рэббит, – а то разве стал бы я с ним разговаривать вообще.

Цао Сюян вздохнула, помассировала ладонями свои уши, и заключила.

– Понятно, что ничего не понятно. Может, мистер Спелмен что-то объяснит нам?

– Спросите – объясню, – откликнулся бывший подполковник.

– Тогда объясните, – предложил Одо Гете.

– Объясняю. Юный гуманист-головорез чертовски прав насчет тонкой красной линии. Действительно, она существует. И действительно, до какого-то совсем запредельного свинства, она у каждого своя. Этот парень говорил про ваших людоедов-рпонге, и мне понятен смысл. Рпонге, это племя, где всегда жрали убитых врагов. Знаете, кто-то мне рассказывал про школьника-рпонге на уроке истории. Тема: Вторая мировая война. В учебнике данные: убито 50 миллионов людей. Рпонге спрашивает: кто смог съесть 50 миллионов людей? Учитель: нет, эти люди закопаны. Рпонге: а для чего война была?

– Мистер Спелмен, вы полагаете, здесь уместны анекдоты? – строго спросила Роми.

Бывший подполковник коротко кивнул.

– Да, мэм. Я думаю: этот анекдот здесь уместен. Видите ли, я воевал почти 20 лет, и не особенно задумывался: для чего это? Это была моя работа. Мы были хорошие парни, а против нас были плохие парни. Не то, что я верил во всемирную благородную миссию экспортеров общечеловеческой демократии. Но я как-то само собой считал, что там, в разных задницах Африки, Азии, и Центральной Америки, мы поступаем правильно. В случаях, когда приходилось делать совсем дерьмовые вещи, я отговаривался для себя обычным путем: во-первых, у меня приказ, а во-вторых, это война. Отговорка отлично работала до прошлого лета, когда я согласился командовать хрисламским батальоном ополченцев в Папуа. Цель: зачистка района Сепик от партизан. Все неофициально, но генерал-майор Брук от имени Минобороны обещал плюс два ранга. Неплохо за одну командировку. Только вместо партизан-папуасов там оказались ваши банши. В таких случаях наемники расторгают контракт и требуют оплату. Но мы-то были солдатами.

– Стоп, – перебил Одо Гете, – вы ведь и были там наемниками, разве нет?

– Нет, сэр. Мы были ни рыба, ни мясо. Секретные солдаты, без национальных эмблем. Начальство продолжало использовать наше фальш-ополчение, хотя гибридная война в Папуа сменилась дипломатией. Мы продолжали проливать кровь по условиям чьих-то теневых сделок, пока не были окончательно разбиты на острове Новая Британия. Мне повезло: я выскочил из этой дробилки живым, и у меня появилось время подумать…

Диксон Спелмен явно сделал усилие над собой перед следующей фразой.

… – Я понял, насколько все просто. Наемник воюет за деньги. Шахид воюет за рай со шлюхами, который ему обещают шейхи. А солдат, вроде бы, воюет за интересы своей страны. Поэтому: присяга, униформа с национальной символикой, всякое такое. Хотя, никакие интересы Австралии не имели отношения ни к одной из войн, где я был. Но, я везунчик рядом с Вильямом Ранстоуном. Он убит у реки Сепик, в бесславном бою за интересы долбанных исламских торгашей, когда над его 16-летней дочкой, будто над рабыней, издевался исламский недочеловек. И все это происходило в нашей стране, в Австралии, поскольку кое-кто в Канберре куплен исламистами. Когда у меня в голове сложилась общая картина, я решил: грош мне цена, если я ничего с этим не сделаю. И, может, гуманист-головорез прав насчет тонкой красной линии, но он не сталкивался с ситуацией, когда твои командиры сдают тебя. У вас в Народном флоте так не делают. Поэтому, он не знает стремления защитить своих людей, которых подставили твари, продавшиеся врагу своей нации. Я сказал все. Теперь ваше дело: судить.

– Разумная идея, – заметил Одо Гете, – может, правда, пора судить?

– Вероятно, да, – согласилась Роми Фоккер.

– Поддерживаю, – сказала Цао Сюян.

– Прошу вас, подождите! – воскликнула Надин Ханифа, вскочив с места, – Разве вы не видите, что мистер Спелмен обезумел от исламофобии, и построил абсурдную теорию заговора!? Разве вы хотите, чтобы ваша страна получила в мире репутацию оазиса для группировок маньяков-убийц, и расистов?

– Миссис Ханифа, не указывайте суду, что ему видеть, – спокойно ответила Роми, – мы заслушали все существенные показания. Суд объявит свой билль через полтора часа.

…

Ранний вечер 15 октября. Вануату. Эфате. Порт-Вила. Конгресс-Холл.

Цао Сюян устроилась поудобнее за судейским столом, поправила стрижку ладонью, подняла в руке лист распечатки, и объявила:

– Решение принято. Я зачитываю. Итак: суд установил, что события вокруг монастыря Эсаала относятся к Гибридной Летней войне в Папуа, формально терминированной 30 августа Эмпрессогастским Статутом «О добрососедстве». По факту, никакая война не прекращается мгновенно, поэтому события в Эсаала и Кэрнсе 25 – 26 сентября следует рассматривать, как эксцесс переходного периода, подпадающий под пункт Статута об отказе от полицейского преследования участников боевых контактов. Исходя из этого, обвиняемый Диксон Спелмен отвечает только за неполитические действия, а именно:

…Вооруженные рейды с территории Меганезии без согласования с локальным судом.

…Обще-опасное применение боевого оружия в нейтрально-населенной части Кэрнса.

Суммируя сказанное, суд, по Великой Хартии, применяет к Диксону Спелмену меры, необходимые и достаточные для разумной компенсации проблем, созданных им, и для профилактики подобных нарушений в будущем, а именно:

…Диксону Спелмену назначается 5 лет каторжных работ, с возможностью досрочного освобождения через полсрока, если он проявит высокую социальную ответственность.

…Из каторжного трудового вознаграждения Диксона Спелмена могут выплачиваться компенсации по претензиям объективно пострадавших нейтральных жителей Кэрнса.

Место каторжных работ в первое полугодие: антарктическая станция Хиго-Рю, затем, другие сложные перспективные объекты по специальному решению суда. Внимание, аудитория! Всем ли понятен объявленный билль? Есть ли вопросы?

…Пауза. Публика в амфитеатре тихо переговаривалась, обсуждая услышанное, но не обращаясь с вопросами к суду. Роми Фоккер повернулась к бывшему подполковнику.

– Мистер Спелмен, понятно ли вам решение?

– Да, мэм. В общих чертах понятно.

– ОК! – Роми кивнула, – Гвардия, проводите мистера Спелмена на авиабазу Фарлонг.

– Мэм, я прошу у вас две минуты, чтобы сказать несколько слов моим знакомым.

– Две минуты у вас есть, – разрешила она.

Диксон поклонился судье, повернулся в ту сторону, где в амфитеатре сидели Мерлин Йенз и Беллами Ранстоун, и посоветовал:

– Вот что, ребята, следите за спиной друг друга, пока шторм не уляжется, вы поняли?

… Мерлин и Беллами кивнули, и Спелмен внимательно посмотрел на Тоби Рэббита.

– Ну что, гуманист-практик, прикроешь их, если сможешь?

– Aita pe-a, – отреагировал молодой командир дискраноплана «Мок-Тартл».

– Mauru roa, – ответил Спелмен и повернулся к 20-летнему австралийцу-электрику.

– Рэдрик, твой блог – что надо. Пиши еще. Я буду читать тебя, ты понял?

– Да, Диксон! – ответил тот.

…Спелмен весело подмигнул ему, и обратил взгляд на юную мисс Ранстоун.

– Лотти, слушайся Нила Роллинга. Он, хотя стал канаком, но ум у него правильный.

– Да, Диксон, конечно. И спасибо тебе.

…Спелмен послал ей воздушный поцелуй, после чего резко повернулся и прицелился указательным пальцем в команду адвокатов – представителей потерпевших.

– Вот что, твари! Когда я вернусь, мне будет интересно, какого цвета ваши потроха.

…Полюбовавшись достигнутым психологическим эффектом, он сделал шаг навстречу преторианцам и обратился к старшему:

– Я в вашем распоряжении, офицер. Где тут у вас отправляют в Антарктиду?

– Следуйте за мной, мистер Спелмен, – невозмутимо ответил тот.

…

68. Фантастические попаданцы и глубоководные монстры.

Продолжение вечера 15 октября. Вануату. Эфате. Центр города Порт-Вила.

Паб «Fifteen coins» мог показаться реликтом Доброй Старой Англии (такие пабы, как отмечено в буклетах для туристов, сохранились в некоторых британских городках). И, развивая иллюзию, нетрудно вообразить: это Корнуолл, в разгаре летнего сезона (вот почему публика так легко одета). Название «Fifteen coins» вроде бы намекало на герб графства Корнуолл (изображение 15 золотых монет, собранных жителями, на выкуп лендлорда, плененного сарацинами в Крестовом походе). Интерьер паба включал ряд архаичных деталей, вроде открытых деревянных стропил, и открытой кухонной печи. Мебель – тоже архаика: простые деревянные столы и скамейки. Посуда – тоже: грубая керамическая. Даже повар и официантка выглядели аутентично: оба крепкие, вполне англосаксонского вида, одетые в мешковатые штаны чуть ниже колена, и в свободные рубашки с рукавами чуть ниже локтя, орнаментом, и шнуровкой вместо пуговиц.

Обобщая: паб «Fifteen coins» (расположенный – напомним это: в Порт-Вила, Вануату) выглядел аутентично рыцарской эре, а точнее – ее идеализации, созданной в XIX веке рыцарскими романами (от Вальтера Скотта до Марка Твена). Особо важен Марк Твен, роман которого «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура» в 1889-м опередил историю НФ на столетие, создав жанр «trappie» (попаданцы) о герое, провалившемся в прошлое. Паб «Fifteen coins» смотрелся бы в фильме об одновременных попаданцах из разных времен. Посетители (попавшие в рыцарский антураж) – соответствовали. Здесь можно было увидеть (приблизительно) ковбоя с Дикого Запада, обедневшего самурая периода Эдо, и дикаря-панка из постапокалипсиса. Были также современные типажи.

Три персоны за столиком напротив средневековой кухонной печи (довольно молодой мужчина, значительно более молодая женщина, и девчонка-тинэйджер) относились к современным. Двое – в униформе морского патруля Австралии, а третья – в заводном ультракоротком костюмчике стиля «реггетон». Отметим: именно третья выбрала паб «Fifteen coins» для общения. Да, кстати, эту третью звали Лотти Ранстоун, а тех двоих (соответственно) Беллами Ранстоун и Мерлин Йенз.

Мерлин налила красного эля из аляповатого керамического кувшина в пузатые и тоже керамические толстостенные кружки, после чего объявила:

– При всех манифестах Tiki о посткультуре kanaka-foa, если взглянуть на практику, то окажется, что kanaka-foa копируют образцы из истории стран-колониалистов.

– Предлагаешь за это выпить? – спросил Беллами.

– А почему нет? – сказала она и подмигнула Лотти, – Нас ведь не арестуют за это.

– Конечно, не арестуют, – ответила тинэйджерка, – тут, чтобы тебя арестовали, надо не просто громко выпить за что-то, а еще стрельнуть в потолок из револьвера, например.

– Что, бывает даже такое? – поинтересовался австралийский кэптри.

– Тут даже и не такое бывает, вот увидишь, дядя Беллами.

– Напугать хочешь? – драматическим шепотом предположил он.

– Нет, просто, предупреждаю, чтобы вы не удивлялись. Честно, Мерлин.

– По глазам вижу, что честно, – сообщила боцман-психолог.

Кэптри, сделав несколько мощных глотков эля, шумно поставил кружку на стол.

– Черт побери! Достойное пойло. Теперь, рассказывай, племянница: как устроилась?

– Неплохо. С рекомендацией Спелмена, меня взяли в частную фирму суб-коммодора Фаренгейта. Он австралиец, Роллинг фамилия. А база фирмы рядом с Порт-Вила, на островке Хаэдау, он 4 акра и почти впритык к берегу. Я говорила тебе по телефону.

– Да, Лотти. Но, может, ты еще что-то расскажешь?

– Ну, месяц и неделю я младший матрос. Как трудовой мигрант-яванец в Австралии.

– В смысле, – предположил кэптри, – ты делаешь почти все, получая почти ничего?

– Нет, не настолько кошмарно. Этот экс-коммодор платит недельный оклад, как наши аграрии за сезонную пару рук. И бонусы. Я получила – приятно удивилась. Да, делать приходится почти все. Но не такую унылую фигню, как на сезонных работах у наших аграриев или на автомобильной мойке. Фигня на фирме тоже есть, но не так много.

– А жилье? – спросил кэптри Ранстоун.

– Бесплатная каюта на базе фирмы, – сказала она, – 20-футовый контейнер-квартира. Не стальной контейнер, конечно, а биопластиковый. И фастфуд на базе тоже бесплатно. В общем, я говорю: неплохо. Я даже учусь заодно с работой. Это не университет, но для получения профессии мне хватит. С профессией у меня будет совсем другая зарплата.

В этот момент боцман Йенз по-особому глянула на кэптри, и он спросил:

– Лотти, а как тут коллеги, соседи, публика? Ты подружилась с кем-нибудь?

– Дядя Беллами, может лучше Мерлин напрямую спросит?

– Гм… – он посмотрел на боцмана.

– Да, – сказала она, – так лучше. Просто, я опасаюсь встревать в семейные дела.

– Но, – заметила тинэйджерка, – у тебя такой характер, что ты непременно встрянешь в случае, если ты уверена, что можешь помочь.

– Возможно, ты лучший психолог, чем я, – без малейшей иронии ответила Йенз.

– Ну, это вряд ли. В общем, спрашивай. Может, ты поймешь и посоветуешь что-то.

– Лотти, я постараюсь. Но если какой-то вопрос будет тебе неприятен – не отвечай.

– Договорились, Мерлин, – и тинэйджерка решительно протянула ей руку.

Получилось немного странное рукопожатие, но, как нередко бывает при осознанном взаимно-желательном тактильном контакте, возникла некая новая грань эмпатии. Для работы консультирующего психолога это очень ценно.

– Вопрос тот же. Лотти: ты подружилась с кем-нибудь?

– Конечно! Я, считай, со всеми подружилась в фирме. Коллектив там маленький, и все общительные. К тому же, мы ведь соседи.

– Иногда это может напрягать, – заметила боцман-психолог, – ведь у всех есть какие-то недостатки. А если коллектив смешанный, мальчики-девочки, то неизбежно возникает цепочка флиртов и соединений, ссор и примирений, ревности и зависти…

– Нет, – с твердой уверенностью ответила юная Ранстоун.

– Нет? – переспросила Мерлин Йенз.

– Нет по второму пункту, – уточнила тинэйджерка, – по первому да, ты права. У всех в коллективе есть минусы.

– Я поняла мысль. А ты можешь рассказать вкратце о минусах своих коллег?

– Могу, – сказала Лотти, – мы в фирме не особо стесняемся. Я начну с женщин…

… – Банни играет с Лауэем в пинг-понг часами, так что стук шарика, будто в голове.

… – Шерлок умничает, и играет на электро-скрипке, хотя не умеет, отсюда прозвище.

… – Дебби трижды в день голая занимается жуткой йогой на пляже, ест сырую рыбу, а ночью склоняет Унутака и Удомо к тантрической камасутре, иногда обоих сразу.

… – Азуки и Обакэ носят плиссированные мини-юбки, как на фото для педофилов.

… – Пурга развешивает трусики и носочки где угодно, хоть над столом, где едят.

Тут Лотти сделала перерыв, чтобы промочить горло элем, после чего объявила:

– Теперь мужчины.

… – Лауэй, Унутак, и Удомо возятся на кухне с техническими железяками, и бросают тряпки с машинным маслом, прямо там. Еще Унутак и Удомо выпендриваются своей камасутрой с Дебби, я говорила, а Лауэй играет с Банни в пинг-понг, я тоже говорила.

… – Фомор рисует эскизы и формулы на листках-стикерах, и клеит на любые стены.

… – Снусмумрик, выпивши, поет диким голосом, и засыпает посреди общей веранды.

… – Фаренгейт при бессоннице стреляет ночью из лука по жестянкам, и они звенят.

Подчеркнув последнюю характеристику, юная Ранстоун позвенела двумя ложки, так вовремя оказавшимися на столе, поскольку официантка принесла рагу в горшочках.

– Лотти, – сказала Йенз, – а ты знаешь, какие твои недостатки указывают коллеги?

– Да. Они прозвали меня Золушкой за то, что я сексуально-неуверенная аккуратистка.

– А ты сама как считаешь? Действительно ли у тебя сексуальная неуверенность?

– Я думаю, да. Странно, если бы нет. Тебе ведь известна моя история.

– Известна… А у тебя есть какие-то планы на будущее по этой линии?

– Да. Просто, мне надо сколько-то времени отдохнуть. Как после гриппа.

– Интересное сравнение, Лотти. Почему именно такое?

– Потому, что это было, как болезнь с высокой температурой, когда в голове какой-то отвратительный липкий кошмар, ни сон, ни явь, а что-то между.

Боцман-психолог улыбнулась, и кивнула.

– ОК. А кстати, как ты спишь?

– Как опоссум! – бодро объявила юниорка, – Раз в полдень после вахты на субмарине я улеглась в шезлонг под тент на улице. А Шерлок хотела снять высокочастотное видео сверхзвукового перехода хреновины, которая у нас на обкатке, и уболтала Фаренгейта разрешить это вблизи базы на малой высоте. Ударная волна сорвала тент, но я даже не проснулась. Хорошо, что Фомор растолкал: «Золушка, ты рискуешь обжечь спину».

– Это тот Фомор, который клеит листки на стены? – уточнил кэптри Ранстоун.

– Да, тот самый, – тут Лотти спонтанно-загадочно улыбнулась.

– Мне показалось, или ты к нему неровно дышишь? – игриво спросила Мерлин Йенз.

– Просто, мы с ним вместе занимаемся танцевальной аэробикой в клубе, в городе, и он помог мне подружиться с ребятами там, в клубе. Я чертовски стеснялась первое время. Незнакомая обстановка, а главное, моя чертова история, хотя о моей истории, мне все объяснила Пурга в первый же день. Она резковатая девчонка, но очень классная.

– Лотти, а можно узнать, что она объяснила тебе о твоей истории?

Тинэйджерка сначала задумалась, затем глотнула эля и махнула рукой.

– А, ладно. Раз я решила рассказывать, буду рассказывать. Пурга объяснила, что я все делала нормально. В смысле, что многим девчонкам в моем возрасте нравятся парни, которые с яркими модными машинками. Концепт-кар, супер-яхта, всякое такое. Если общество нормально устроено, то девчонки прыгают в койку к таким парням, а когда наиграются в модные игрушки, тогда выпрыгивают, и живут себе дальше. А если это получается мышеловка, то, значит, общество устроено через жопу – вот где проблема. Теперь я живу дальше, и не скрываю, что у меня была такая история в жизни. Если ты скрываешь, то это остается твоей проблемой. А если ты не скрываешь, то не остается.

– Значит, – предположила Йенз, – ты не скрываешь это от новых друзей?

– Не скрываю. И вообще, хватит про меня. Давайте думать, как поддержать Диксона!

– А у тебя есть идеи, как помочь ему в Антарктике? – спросил кэптри Ранстоун.

– Конечно! – воскликнула она, – Я уже зафрендила его OYO-блог, хотя там пока почти ничего нет. Только автобиография и ссылка на сайт For Australian Freedom, FAF. Мне кажется: для Диксона важно, чтобы друзья отсюда поддерживали, а с Антарктикой он справится. Снусмумрик как-то рассказывал про свою командировку туда, на Хига-Рю, недавно, в этом феврале, и говорил: там нормально, даже прикольно…

…Но тут начавшийся пересказ истории Снусмумрика о Нези-Антарктике был прерван хлестким взрывом петарды. В пабе слегка запахло жженой пиротехникой, а на один из свободных столов ловко вскочила смуглая девушка, похоже, что уроженка Индостана, примерно ровесница Лотти, скорее даже моложе. Она была совершенно обнаженной, с наголо выбритой головой, а в руках держала две суповые чашки с какой-то жидкостью.

«Алло! Лампы выключите на фиг!» – раздались требовательные голоса посетителей.

«Огнетушители ближе!» – посоветовал кто-то, и немедленно около стола возникли два энергичных парня в униформе Народного флота, с нашивками резервистов. В руках у парней были красные баллоны с серебристыми раструбами – простые углекислотные огнетушители.

Свет в пабе погас (за исключением потолочного светильника над стойкой бара).

Вместо тихой музыки англо-фольк из динамиков послышался громкий хинди-фольк.

В полутьме, девушка грациозно опустилась на колени, вытянула руки вперед, держа упомянутые суповые чашки на ладонях.

Кто-то из публики щелкнул зажигалкой, протянул огонек вперед, и…

…Над чашками развернулись синие с оранжевой каймой языки спиртового пламени.

…Начался «Agnirty» (античный храмовый ритуал, который в колониальную эру стал развлечением для публики на ярмарках, а в постколониальную – шоу для туристов).

…Разумеется, при несколько пуританских правилах Индостана, этот древний танец в публичной «туристической» версии исполняется одетыми артистками. В обнаженном варианте это выглядит более экспрессивно, в чем-то очень эротично, а в чем-то очень пугающе (для зрителя, увидевшего это впервые). Может показаться, что при каком-то неосторожном повороте танцовщицы, горящий спирт выплеснется на нее, а иногда, с позиции наблюдателя, кажется, будто обнаженное тело проходит сквозь пламя...

Но, никаких этих мыслимых ужасов не происходило, публика аплодировала, и кидала серебряные монеты в мини-рюкзак, призывно раскрытый рядом на скамейке.

– Это безобразие, – прошептала Мерлин Йенз.

– Да, – буркнул Беллами Ранстоун, – мэрия Порт-Вила не обеднела бы, если бы просто снабдила малолетних мигрантов едой и жильем. Их тут немного, а город богатый.

– Вы о чем? – удивилась Лотти, – Это ведь Кама.

– Кама по-индийски любовь, если я не ошибаюсь, – проворчала Йенз, – а мы о том, что несовершеннолетняя девчонка, вынужденная зарабатывать на хлеб таким образом…

– …Какой хлеб! Я же говорю: это Кама. Сейчас мы ее приманим на дядю Беллами.

– Как? – удивился австралийский кэптри.

– Вот как! Сейчас спирт в чашках догорит, а ты помаши руками и сделай лицо, как на футболе, когда наши выиграли.

– Ладно, – согласился он и, когда спиртовое пламя погасло, выполнил эти действия.

Юная огненная танцовщица отреагировала по прогнозу Лотти. Спрыгнув со стола, и завязав на себе ярко-рыжую набедренную повязку, она прихватила мини-рюкзак, где звенели монеты, и переместилась за столик австралийцев, тут же выпалив:

– Провалиться мне сквозь небо! Золушка! Это ведь кэп Ранстоун, друг Спелмена!

– Добрый вечер, Кама, – сказал Беллами.

– Aloha! – она улыбнулась и повернулась к боцману-психологу, – Тебя я тоже видела в репортаже. Ты Мерлин Йенз! E-oe?

– Да, – Мерлин кивнула, – а где ты научилась этому танцу?

– Ты удивишься: дома на Таити по видео-курсу «магия Тибета» из сети OYO.

– А-а… Значит, ты не с Индостана?

– Нет. Моя мама из Гоа, я на нее слегка похожа, а папа янки-полинезиец, метис.

– Вообще-то, – сообщила Лотти с некоторой гордостью, – Кама в команде стажеров из Маритехнического Колледжа. Хотя наша база Хаэдау маленькая, но с репутацией.

– E-o! – Кама резким легионерским жестом вскинула сжатый кулак, – База Хаэдау, как «горячая точка», только без войны!

– Ты считаешь, что «горячая точка» это хорошее качество? – спросила боцман.

– Да, это то, что надо, если хочется быстро проверить, как новый гаджет будет реально работать. Или не будет реально работать.

– Кама занимается высокоширотной астрогацией, – снова встряла Лотти.