Текст книги "Апостол Папуа и другие гуманисты II. Зумбези (СИ)"
Автор книги: Александр Розов
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 36 (всего у книги 84 страниц)
– Ясно. И какие твои выводы?
– Мои выводы не понравятся Шан-Йану, и я думаю: лучше не сообщать ему. Я пока не сообщал даже товарищам по стажировке.
– Сообщи мне, – предложил фон Зейл, – а дальше решим, как быть с этим.
– ОК, – сказал Квэк Фуга, – при общепринятой технологии космических запусков, КЛА (космический летательный аппарат) делает несколько витков на НОО, и только потом разгонный модуль переводит КЛА на более высокую орбиту. Такие дела.
– Хм… Какие дела?
– Такие дела, Хелм, что каждый КЛА проходит над нашей акваторией на высоте НОО, значит, если у нас будет суборбитально-тарелочная технология, то некоторые КЛА, у которых плохая карма, окажутся подвержены случайностям, неизбежным в космосе.
Пауза. Минуту 42-летний майор INDEMI и 16-летний стажер Пи-Куба, молча, курили. Молчание прервал старший из них, задав вопрос:
– Как ты себе это представляешь?
– Ну, примерно как в оригинальной манге «PLANETES», или в манге Феликса и Флави «Space-Plates». Обе начинаются одинаково. Летит КЛА, а навстречу летит болт. У них встречная скорость такая, что выходит наподобие фатального столкновения корабля с неопознанным плавучим препятствием. Типичная случайность, неизбежная на море.
Опять пауза. Фокус был в том, что 16-летний стажер почти догадался о планах штаба Народного флота в отношении будущей малобюджетной суборбитальной машинки. В функциональном смысле «почти» можно было отбросить. Квек не угадал только саму технологию и тактико-технический метод, но угадал будущие мишени. Было бы очень нежелательно расползание этой догадки. Поэтому профессиональная интуиция сходу подсказала фон Зейлу оптимальный выход из ситуации.
– Ясно, суб-инспектор Фуга... – сказал он и (после еще одной короткой паузы, вполне достаточной для такого сообразительного собеседника) добавил, – …Такая будет ваша стажерская должность на плавучей фабрике «БлицВерк» и в интернате Плайа-Афаноа. Программу и номерной значок суб-инспектора получите завтра. Вопросы?
– Пока нет вопросов, сен майор-прокуратор.
– ОК, суб-инспектор. Напомните мне: о чем мы говорили?
– О космическом мусоре в общих чертах, сен майор-прокуратор.
– Да, суб-инспектор. Лишь в общих чертах. Вы верно отметили: охота за космическим мусором практически целесообразна на орбитах от 400 до 40.000 километров. На этот высотный интервал следует ориентировать доктора Шан-Йана, как нашего абсолютно мирного потенциального научного консультанта.
– Так точно, сен майор-прокуратор. Это мирный консультант для мирного проекта.
Майор фон Зейл коротко акцентировано кивнул (не вербально подтвердив согласие с интерпретирующей репликой собеседника), и продолжил:
– Теперь, Квэк, вернемся к неформальной вечеринке. Не надо, чтобы Шан-Йан ушел с вечеринки. Но, если уйдет Мэйли, то он проводит ее домой. У Мэйли 4-летняя дочка, подброшенная под присмотр соседей до не очень позднего времени.
– До 10 часов вечера, – уточнил новоиспеченный 16-летний суб-инспектор INDEMI.
– Хм… Откуда ты знаешь?
– Это, – пояснил Квэк, – типично для самоанских китаянок с микро-бизнесом.
– Я возьму на заметку, – сказал фон Зейл, – но, в данном случае это непринципиально, поскольку я заберу дочку Мэйли и привезу сюда. Есть мнение, что Мэйли и Шан-Йан переночуют у нас. Прекращать такую перспективную вечеринку – нецелесообразно.
– Абсолютно нецелесообразно, – без колебаний, согласился суб-инспектор.
– Значит, Квэк, возвращайся за стол, сообщи, что я буду через полчаса, и раскручивай доктора Шан-Йана на тюнинг нашей тарелки для высоты 400 километров с плюсом.
…
16-летний дальневосточный самоанец с условно-мормонским образованием вернулся в кухню-гостиную (где просматривалась манга Феликса и Флави) и начал раскручивать. Кажется, только Герда Шредер сразу же сообразила, что происходит: этот мальчишка мастерски приводил застольный флейм к экспромту-лекции профессора Шан-Йана об астронавтике. Это делалось КАК БЫ невзначай, поэтому Герда не заметила бы такой «ориентирующей режиссуры» – если бы не прожила почти 2 месяца (Черт! 2 месяца! – подумала она) бок о бок с майором спецслужбы. Все как деревенской поговорке:
* Schlafen mit Hunden – steht mit Flohen (Спать с собаками – проснуться с блохами).
В данном случае: спать с разведчиком – проснуться с конспирологией.
Так что, Герда поняла, чем занимается Квэк Фуга, но, не стала ломать игру, а напротив, решила тоже получить с этого некий толк, и незаметно включила диктофон (поскольку лекция обещала быть интересной). Конечно, остатки журналистской этики возмутились таким цинизмом, но Герда виртуозно успокоила их обещанием, что будет использовать в своей статье на эту тему только факты, приведенные Шан-Йаном, а не, собственно, его высказывания. А если, все-таки, захочет использовать высказывания, то спросит у него разрешения. Как-то так: Шан-Йан, ты, кажется, говорил то-то и то-то, а я вот занялась статьей для блога-колонки, и очень хотелось бы сослаться на твое мнение…
…Почти незаметно, зато продуктивно пролетели полчаса – и вернулся майор. Не один. Герду изумила та легкость, с которой Хелм привез Зинг, дочку Мэйли: похоже, соседи Мэйли, которым была доверена малышка, отдали ее без всяких возражений. Еще более удивительна была реакция Мэйли, которая отнеслась к этому, как к милому сюрпризу.
– Хелм, спасибо! А я думала: как быть? Я договорилась, что заберу Зинг в 10 вечера, а прерывать такую чудесную вечеринку было бы ужасно неудобно.
– Вот и не прерывай… Молодежь! Найдите что-нибудь, во что Зинг может поиграть.
– Aita pe-a! – мгновенно откликнулась Флави, и бесцеремонно сцапала малышку. Если точнее, то это Герде показалось, что бесцеремонно, а 4-летняя Зинг восприняла такое действие, как дружественное. Будто между ней и 14-летней гаитянкой сразу возникло полное взаимопонимание. Мэйли улыбнулась, и предупредила:
– Флави, только не щекочи Зинг, а то она будет икать.
– Ясно! Слышишь, Зинг, тебя нельзя щекотать. Что же мы с тобой будем делать?
– Что-нибудь, – задумчиво ответила малышка.
– Я знаю! – объявила Флави, – Мы будем делать самолетики! Ты любишь самолетики?
– Люблю. Но делать не умею. Они большие очень.
– А мы будем делать маленькие самолетики. Феликс, можешь притащить бумагу?
– Легко! – ответил он, пробежался вверх по лестнице, и быстро вернулся, притащив не только пачку листов А4, но еще коробку разноцветных фломастеров.
– В тему! – оценила Труди его идею дополнить бумагу – фломастерами.
– А наши самолетики будут летать? – слегка недоверчиво спросила Зинг.
– Будут, не сомневайся, – уверил Квэк, а Флави уже приступила к складыванию самого распространенного варианта бумажного самолетика.
– У меня на элноте, – добавила Труди, – полсотни конфигураций пайперкрафтов.
– Давай мне, я выберу самые зачетные, – отреагировал Феликс. Минутой позже Флави отправила первый бумажный планер в полет – удачный (по мнению малышки Зинг). Интересное развлечение для самой маленькой гостьи было найдено, так что взрослые продолжили свое интересное развлечение.
…
Ранее утро следующей даты 9 сентября. Там же: кондоминиум Лаломану.
Глючное пробуждение после удачной вечеринки – дело обычное, но глюк глюку рознь. Проснуться, и удивиться: «ой блин, в чьем же я доме?» – это нормально. Проснуться, и удивиться: «ой блин, с кем же я в постели?» – это тоже в пределах допустимого. А вот проснуться и удивиться «ой блин, откуда у меня младенец?» – это запредельный глюк. Младенцы иногда появляются вследствие вечеринок, но не сразу, и не такие крупные.
Несколькими секундами позже, Герда поняла, что младенец – дочка Мэйли, вспомнила детали вечеринки, и в частности – почему малышка Зинг занимает в кровати то место, которое обычно занимал фон Зейл. Вечером Герда тет-а-тет предложила Мэйли такой вариант: ребенок проведет ночь в спальне хозяев коттеджа (где есть удобный диван), а Мэйли и Шан-Йан – в гостевой спальне (без отвлекающих факторов – ну, это понятно). Дальше (посреди ночи) Зинг испугалась чего-то приснившегося, и Герда уложила ее в кровать на место Хелма, а Хелм перелег на диван (огромное круглое кресло-диван).
В данный момент он (уже проснувшийся) продолжал находиться там, и читал книгу с коллажем на обложке: девушка в легком платье ретро и странный то ли самолет, то ли крылатая ракета. Книга называлась: «Glamorous Glannis: grate love story». Крошка Зинг (разбудившая Герду своим шевелением) сразу сообщила:
– Дядя Хелм обещал рассказать, про что эта книга.
– Да, я обещал, – подтвердил майор, – кстати, доброе утро, милые девушки.
– Доброе утро, милый, – улыбнувшись, ответила Герда.
– Доброе утро, – продублировала Зинг, и повторила, – дядя Хелм обещал рассказать…
– Разумеется, Зинг, я расскажу, но сначала…
– …Сначала, Зинг, – перехватила инициативу Герда, – давай-ка вставать и мыться.
– Чем помочь? – спросил фон Зейл.
– Только ободряющим поцелуем. Остальное я сама.
…Действительно, помогать было нечего. Герда и Зинг помылись, после чего, согласно логике утренних процедур, предполагался завтрак. Об этом у фон Зейла была идея:
– Позавтракаем в «Железном кенгуру». E-oe?
– Но, мама и дядя Шан-Йан проснутся, а меня нет, – обеспокоилась Зинг.
– Мы оставим им записку, а Феликс и Флави сварят им кофе, – сказал он.
– Хорошо! – Зинг широко улыбнулась и кивнула.
– Хелм, – сказала Герда, – а ты уверен, что «Железный кенгуру» годится для?..
– …Для детского завтрака? – договорил он, – Я абсолютно уверен. Вот увидишь!..
…И, фон Зейл оказался прав. Ночной клуб «Железный кенгуру», который от заката до рассвета был местом развязных плясок, сейчас оказался милым тихим семейным кафе. Скорее даже тусовкой молодых мам с детьми. Какое-то количество парней здесь тоже наблюдалось, но обычай kanaka-foa сформировался так, что девушка с ребенком здесь самодостаточна, а парень – вроде необязательного дополнения. Обычай… Герда стала вертеть мысль по-всякому, что отразилось в ее мимике. Зинг сразу заметила:
– Ты задумалась, тетя Герда!
– Верно, я немного задумалась.
– А о чем ты задумалась?
– Так, – Герда улыбнулась, – о девушках с детьми и их парнях.
– А! Как моя мама со мной, и дядя Шан-Йан?
– Да, Зинг. Приблизительно так.
Вероятно, от ребенка последовали бы уточняющие вопросы, на которые не так просто ответить (дети прекрасно умеют спрашивать о вещах, которые не очень объяснишь на детском уровне)… Но вовремя появилась официантка, принесла планшетник-меню, и внимание Зинг переключилось на пищевой выбор. А Герда с интересом отметила, что официантка одета не в стиле для семейных кафе, а в стиле «от заката до рассвета», или (конкретно) в вязаный серебристый спорт-бикини с сантиметровыми ячейками…
…Заметив интерес Герды к теме стиля, фон Зейл иронично шепнул:
– Кажется, тебя удивила здешняя униформа официанток.
– Да, – сказала она, – хотя, в Море Нези нет понятия публичного дресс-кода. С чего бы официанткам менять стиль при переходах ночной клуб – семейное кафе? Скорее меня удивило нечто другое. Нечто социально-философское, что ли.
– Любопытно, милая. Продолжишь?
– Да. Итак, социально-философское. Меганезия существует неполных два года, но уже сформировались семейные обычаи. Хотя, как правило, на это требуются столетия.
– Эти обычаи, – ответил он, – сформировались за сотни столетий, в верхнем палеолите.
– Хелм, ты шутишь.
– Нет. Я сообщаю известный факт биосоциальной истории человечества, и ты можешь проверить, открыв любую серьезную монографию на эту тему.
– Ладно, Хелм, но почему… – хотела спросить Герда, но тут довольная Зинг объявила.
– Я придумала, что хочу! И еще: дядя Хелм обещал рассказать…
…И за завтраком последовал рассказ о книге «Glamorous Glannis: grate love story».
– Книгу я стрельнул у Труди Бранд, – признался фон Зейл, – а она ранее стрельнула из коллекции арт-кафе своего отца Хеннига. События книги относятся к США середины прошлого века. Это в нашем веке слово «гламур» обозначает нечто слащавое, а тогда «гламурным» называлось очаровательное, и близкое. Что касается Гленнис: это мисс Дикхаус, впоследствии – миссис Йегер, жена Чака Йегера, нулевого астронавта США.
– Нулевого в каком смысле? – не поняла Герда.
– В смысле, – пояснил майор, – первый астронавт США: Алан Шепард, который был в суборбитальном полете 5 мая 1961-го на ракете «Freedom-7», но по книге раньше был суборбитальный полет Чака Йегера, на ракетоплане X-1C. Официально считается, что суборбитальный полет ракетоплана был позже, на X-15, и с другим пилотом.
– А был приз, кто первый? – спросила Зинг, приглядываясь к принесенному омлету с бананами и креветками (фирменному детскому блюда в клубе «Железный кенгуру»).
– Не то, что приз, – ответил он, – просто, людям интересно знать, кто был первым.
4-летняя девочка кивнула, не по-детски скептически объявила:
– По-любому, правду не найти, – после чего всерьез занялась омлетом. Герда сделала несколько глотков какао, и поинтересовалась:
– Хелм, почему в заглавие вынесено не имя астронавта-ноль, а имя его жены?
– Так романтичнее и загадочнее, – ответил фон Зейл, – дело в том, что Гленнис была не только любимой женщиной Чака, но и его талисманом с момента знакомства во время Второй Мировой войны. На фюзеляжах всех своих самолетах, начиная с истребителя «Мустанг», Чак рисовал через трафарет ее имя, и как-то спасался в жутких авариях.
– А! Значит, эта Гленнис была jia-hu-jing! – авторитетно сказала Зинг.
– Что? – переспросила Герда.
– Добрый дух-лисица, – пояснил для нее фон Зейл, – иногда такой дух привязывается к конкретному мужчине, и сопровождает его много лет, в образе прекрасной женщины, принося невероятную удачу.
– Да. Так что вся ясно с вашей книгой, – заключила 4-летняя незийская китаянка, опять возвращаясь к омлету.
Хелм фон Зейл короткой пантомимой выразил глубокое восхищение мифологической эрудицией маленькой девочки, а затем спросил у Герды:
– Кстати, ты заметила, кто автор?
– Автор? – переспросила она, – Нет, я не разглядела имя на обложке.
– Маргарет Блэкчок, – сообщил майор, – самая знаменитая канадская новеллистка тоже заразилась ракетопланерной астронавтикой.
– Или кто-то заразил ее этим, – высказала догадку германская журналистка.
– Или кто-то заразил… – капельку ироничным эхом отозвался фон Зейл.
…
42. Искусство медиа-войны: некоторые любят погорячее.
11 сентября. Северо-восточный край острова Новая Британия (Новая Померания).
Формально – территория Папуа. Фактически – смотря с какого ракурса.
Сражение 11 сентября 1914-го у деревни Бита-Пака (недалеко от будущего аэропорта Рабаул) считается единственным серьезным огневым контактом на фронте Океании в Первой Мировой войне. Батальон австралийских солдат, поддержанных эсминцами с прибрежной зоны пролива Сен-Джордж, против германской роты береговой обороны, усиленной туземным полубатальоном волонтеров. Германцы ждали поддержки флота, который не пришел. Понятно, что австралийцы одержали убедительную победу. Но, в альтернативной истории Джека Оффшедоу в фанфике к роману Вестерфельда флот не бросил свои сухопутные силы, и (цитата): «Разгорелось морское сражение, настолько ужасающее, что после него кабинетным стратегам в европейских штабах понадобился примерно месяц, чтобы поверить в возможность данных событий, и в то, что события произошли в действительности, а не являются плодом воображения телеграфистов, у которых сознание повреждено шоком от гекатомбы, чудом пережитой ими».
При таком анонсе, стрельба пейнтбольными шариками и игрушечными гранатами, не соответствовала бы ожиданиям участников и зрителей Игрищ Левиафана. Вот почему, скрепя сердце, Совет Фан-Клуба одобрил сценарий морского боя, предложенный им группой спонсоров (американо-самоанским предприятием «Bionicraft», австралийской фирмой «Ocarbox», и новозеландской кинокомпанией «Nebula»). А сценарий включал (цитата): «применение сюжетного условно-реалистичного оружия против кораблей, с условием полностью дистанционного управления, и отсутствия людей на борту».
Дополнительно Совет Фан-Клуба согласился, чтобы в этом сете Игрищ участвовали (в техническом плане) профи из Института Кино-Фактографии (ИКФ) в Рабауле – чтобы (цитата): «безусловно обеспечить безопасность туземных жителей, и морской фауны». Деревенские папуа-полинезийцы могли бы обидеться, что их указали через запятую с морской фауной, но меры получились эффективные. Для туземцев была организована грандиозная пьянка подальше от берега, морская фауна была распугана инфразвуком, короче: море на 10 миль от района Мангровой Гавани временно опустело.
Институт Кино-Фактографии, по слухам, принадлежал некому одиозному субъекту из недоброй памяти Революционного Конвента (хотя обычно позиционировался просто в качестве подрядчика кинокомпании «Nebula» по экстрим-сценам). Такой регулятор на Игрищах, вроде как, был неприличен, зато он гарантировал качество безопасности…
… – Даже слегка скучно, – произнесла пилот-военфельдшер Туккоби, вылезая из воды (когда грустный голос из мегафона сказал: «девушка в оранжевых трусиках китайской этничности, выйдите на берег и покиньте 100-метровую полосу контроля»).
– Скучно? – переспросил патер Макнаб, который сидел под пальмой, кажется, созерцая цветущую лиану, свисающую с кроны, как сонная анаконда.
– Скучно, – подтвердила она, надевая сандалии, и привычно забрасывая велосипедный рюкзачок на плечо, – ну, идем к японскому ДОТу, а то мы мешаем группе контроля.
Он кивнул, пружинисто вскочил на ноги, двинулся за ней по тропинке и, уже на ходу, произнес:
– Фраза «девушка в оранжевых трусиках китайской этничности» содержит некоторый конструктивный абсурд, ты не находишь?
– А что не так?
– Не так размещены указатели. Формально указатель «китайской этничности» отнесен оратором к оранжевым трусикам, а не к девушке.
– Ну, – сказала она, – может, так точнее. Не исключено, что эти трусики – китайские. Я купила их в стрит-шопе. А я сама по этничности австралийская кореянка.
– Для среднего европеоида, – сообщил он, – все монголоиды – китайцы, или малайцы, в зависимости от цвета кожи. Светлокожие – это китайцы, смуглые – это малайцы. Твоя смуглость – явно загар. Исходно ты светлокожая, значит для европеоида ты китаянка.
– Звучит убедительно. Кстати, почему раса названа монголоидной, а не чайноидной?
– Просто, хотя китайцев много больше, европейцы раньше встретились с монголами.
Туккоби понимающе кивнула.
– А-а… Исторические причины. Вот так все в мире названо через жопу.
– Конфуций согласился бы с тобой, – сообщил Макнаб, – он говорил: реформы надо начинать с исправления названий. Вещи названы неправильно, от этого беспорядок.
– Умный дядька был, – констатировала пилот-фельдшер, – а что еще он говорил?
– Не огорчайся, если люди не понимают тебя. Огорчайся, если ты не понимаешь их.
– Wow! Классно! Я запомню…. Так. На крыше ДОТа уже кто-то нарисовался…
…Фраза была сказана в связи с тем, что они достигли цели – старого японского ДОТа: бетонного цилиндра, вписанного в холм, и обращенного амбразурами к бухте. Крыша цилиндра отлично годилась для наблюдения за Игрищами, которые вот-вот стартуют. Обнаружив этот ДОТ по дороге к бухте, Макнаб и Туккоби специально оставили там (непосредственно на крыше) бутылку рисового вина, два стакана, и пакет с чипсами (понятный намек, что точка занята). Но, молодого белого мужчину, одетого в стиле «европейский турист-одиночка из среднего класса», это не смутило. Он устроился на середине крыши, и в данный момент глазел на Туккоби.
– Подвиньтесь правее, видите: тут наша выпивка, – невозмутимо сказала она.
– Конечно-конечно! – он подвинулся, – А вы девушка мистера Макнаба, не так ли?
– Я девушка Джона Леннона, – ответила она, устраиваясь на левом краю крыши. Через четверть минуты, рядом с ней устроился патер Макнаб.
– Вы хорошо смотритесь вместе, – сообщил субъект с правой стороны, – знаете, мистер Макнаб, вашей азиатской подружке очень идет топлесс. Кстати, как она в постели?
– Я почему-то не расслышал вашего имени, – спокойно сказал апостол Папуа.
В ответ субъект улыбнулся «по-американски» (максимальным числом зубов).
– А! Это я забыл представиться! Мортон Чансвил из газеты «Klaxon-Post».
– Коннор, ты знаешь эту газету? – осведомилась Туккоби.
– Да, это крупный британский таблоид с филиалами во всех странах Содружества. У «Klaxon-Post» особый стиль: репортер направляет видео-аудио поток прямо на сайт.
– Абсолютно верно! – встрял Чансвил, – Я представляю таблоид, очень качественный, раскрывающий для широкой публики частную жизнь знаменитых персон. Мы всегда работаем честно: зрители сайта «Klaxon-Post» видят, что на самом деле, без ретуши и цензуры. Зрителям интересно: мистер Макнаб, вы спите с мисс Туккоби, или нет?
– Вопрос дурацкий, – прокомментировала пилот-фельдшер, между делом вытащив из рюкзачка свой коммуникатор-элнот.
– Вопрос отличный! – возразил репортер таблоида, – Читателю интересно, с кем спят знаменитости. Мисс Туккоби, вы спите с мистером Макнабом?
– В каком смысле сплю ли я с ним? – задала она уточняющий вопрос.
– В обычном смысле! Занимаетесь ли вы сексом? – настаивал Чансвил.
Туккоби, между тем, открыла на элноте сайт «Klaxon-Post», выбрала канал из меню, и обрадовано объявила:
– Ух ты! Мы реально в прямой трансляции! Wow! Сколько подписчиков. Охренеть!
– Так, что с моим вопросом? – настаивал репортер.
– С вашим вопросом? – отозвалась она, – Мистер Чансвил, а что вы называете сексом?
– Я называю, как в энциклопедии, – сказал он, – генитальный контакт двух людей для удовольствия и/или для продолжения рода.
– Умный дядька был Конфуций, – отреагировала пилот-фельдшер.
– Это вы к чему, мисс Туккоби?
– Это я к тому, что слова плохо сконструированы. Сейчас объясню. Вот вы говорите: генитальный контакт двух людей. Тогда что, если у первого участвуют гениталии, а у второго – не участвуют? Это секс или нет?
– Это, – ответил он, – может быть оральный, анальный, или мануальный секс.
– Мануальный секс, это, типа, ручной массаж гениталий? Так, мистер Чансвил?
– Да-да, – сказал репортер таблоида, – в азиатских салонах мануальный секс называют эротическим массажем. А что, вы занимались с мистером Макнбом таким сексом?
– Я просто уточняю слова, – ответила пилот-фельдшер, – а что, если массаж делается в медицинской перчатке? Гигиена, понимаете? Это считается за секс, или нет?
– Да, конечно, это то же самое, что вагинальный секс с использованием кондома.
– Отлично! – сказала она, снова порылась в рюкзачке, и извлекла оттуда…
…Кисть руки пластикового манекена и обычную медицинскую резиновую перчатку. Сноровисто надев второе на первое, пилот-фельдшер затем протянула получившийся составной объект репортеру таблоида.
– Держите.
– Это зачем? – недоуменно спросил он.
– Это для иллюстрации, чтоб зрители поняли. Ну, держите.
– Ладно, – и Мортон Чансвил (решив, что предложение, хотя странное, но безобидное) осторожно взял кисть руки манекена, одетую в перчатку, – что теперь, мисс Туккоби?
– Минуту терпения, – отозвалась она, что-то делая на своем элноте.
– Ладно, – повторил он, пытаясь понять, к чему эта странная иллюстрация, и вдруг…
…Кисть руки манекена зашевелилась, в смысле: энергично задвигала пальцами, будто желала выцарапать глаза человечишки, нетактично схватившего ее.
– Fuck! – испуганно вскрикнул репортер, рефлекторно отбросив от себя эту штуку...
…Но не так просто оказалось от нее избавиться. Ожившая кисть руки манекена ловко извернулась, встала на пальцы и – будто гротескное пятиногое паукообразное, быстро побежало к нему по бетонной крыше старого японского ДОТа…
…Картина маслом (как говорили в Старой Одессе). Эрудированный критик, впрочем, отметит: такой элемент сюжета: кисть руки, ожившая отдельно от тела, и агрессивно ведущая себя в отношении посторонних людей, не нов для мистических триллеров. В частности, он приведет известную сказку о железной руке-перчатке рыцаря Геца фон Берлихингена. Сказка, между прочим, имеет историческую документальную основу.
Гец фон Берлихинген, родился в 1480-м в небогатой семье швабских дворян, и начал карьеру военного наемника в 15 лет. А в 1504-м при осаде Ладсгута, молодой рыцарь лишился кисти правой руки от удара пушечного ядра. Далее в его истории появляется превосходный для того времени железный протез с подвижными пальцами, а сам Гец, вернувшийся на поля битв с этим дивайсом, получает прозвище Железная Рука. Далее рыцарская жизнь сложилась удачно. Он воевал в разных точках Европы до 1444 года, сколотил хорошее состояние, далее жил в своем поместье и умер в 1563-м (в 82 года). Выдающийся рыцарь оставил достаточно потомков, чтобы они, во-первых – заказали написание его биографии (опубликована в 1731-м), во-вторых – заботливо сохранили железную руку (ее и теперь можно увидеть в замке Берлихинген на реке Ягст, между Вюрцбургом и Штутгартом). Биография Геца многих вдохновила – кого на что.
* Швабские фермеры сочинили множество страшных сказок о Железной Руке.
* Вольфганг Гете создал драматическую пьесу «Гец фон Берлихинген».
* В Третьем Рейхе была 17-я танковую дивизия «Гец фон Берлихинген».
* Жан Рей измыслил рассказ-мистификацию «Рука Геца фон Берлихингена», жуткую историю, основанную на швабских сказках. Там железная рука предстает, как некий инфернальный боевой механизм, столетиями продолжающий свою квази-жизнь, даже способный бегать (как паук) и убивать железными пальцами, разрывая людям горло.
Рассказ Жана Рея породил серию эпигонских сценариев – мистических триллеров. 3D-графика сделала Инфернальную Железную Руку столь реалистичной, что в отдельных фильмах приходилось ставить ограничения и предупреждения (в стиле: данный сюжет содержит сцены шокирующего насилия…). Но, Мортон Чансвил пренебрегал такими предупреждениями, смотрел мистические триллеры с 3D-реалистичными эффектами, игнорировал хорошие TV-каналы по естественным наукам, так что оказался загружен зловещими инфернальными мемами по самую макушку. Сейчас в сознании репортера таблоида всякие инфернальные мемы (в частности – Железная Рука) внезапно жестко совместились со зрелищем ползущей кисти руки, и вызвали панический ужас. Забыв о банальном риске свалиться с крыши ДОТа, Мортон вслепую метнулся назад, и…
…За коротким провалом в пустоту, последовал удар, и тьма, погасившая сознание.
Возвращение в реальный мир было неожиданно светлым, пропитанным почти детской радостью бытия. Мортон сейчас созерцал пальмовые ветви-листья, покачивающиеся в вышине. Эти ветви-листья, будто в шутку то открывали, то закрывали солнце, которое сверкало сквозь полупрозрачные полосы серого дыма, напоминавшие неких медленно вальсирующих призраков. Почему-то, вместо музыки вальса, слышался барабан, или африканский тамтам, гулко стучащий в рваном диссонансном рэповом ритме. Но это совсем не вызывало раздражения – наоборот, казалось прекрасной арт-идеей…
– …Мистер Чансвил снова с нами, – прозвучал удовлетворенный голос Туккоби.
– Порадуемся за мистера Чансвила, – ответил голос Коннора Макнаба.
– Я, кажется, вел репортаж, и задремал. Смешно, правда? – сказал он.
– На самом деле, – сообщила Туккоби, – вы решили поиграть с сувенирным роботом, и немножко упали с крыши. Как вы себя чувствуете?
– Превосходно! – объявил Мортон, – Тут так мило! Я думаю, мы с вами подружимся. Я обожаю дружить с веселыми людьми. А почему я голый? Это розыгрыш?
– Просто, я осмотрела вас после падения с крыши.
– А! Вы ведь военный фельдшер, верно, мисс Туккоби?
– Да. У вас легкое сотрясение мозга, ушиб ребер, и ушиб левого локтевого сустава. По инструкции о первой помощи, я сделала локальную заморозку фреоном, и повязку на локтевой сустав. Плюс инъекцию андамола, это для обезболивания. Андамол – аналог эндорфинов, регуляторов сна в организме. Как у вас настроение?
– Хорошо. Только мне лень вставать. Небо такое красивое. И странная музыка. Вам не кажется удивительным, что вместо вальса тут играют рэп?
– Это игра в кораблики со стрельбой из пушек, типа как в кино, – пояснила Туккоби.
– Кораблики… – мечтательно произнес репортер таблоида, – …В детстве я умел делать бумажные кораблики, и мечтал стать моряком. Но вышло иначе. Хотя, я думаю, что в журналистике тоже есть что-то. А что с репортажем? Я боюсь, зрители скучают.
– Не скучают, – отозвался Макнаб, – мы взяли вашу web-камеру с гарнитурой, и сейчас транслируем на ваш канал эту игру в кораблики.
– Как хорошо вы придумали! – обрадовался Мортон.
– Я рад, что вам понравилось, мистер Чансвил.
– Сюда, – добавила Туккоби, – едет группа эвакуации. Они доставят вас в госпиталь. В случае суставных ушибов, лучше провести экспресс-исследование. Это ненадолго.
– Ладно, если вы говорите, что так лучше, – легко согласился репортер таблоида.
Тем временем, в Мангровой гавани продолжалось сражение между двумя флотами (с применением сюжетного условно-реалистичного оружия против кораблей с полным дистанционным управлением – как уже было отмечено выше). Правда, роль эсминцев альтернативной Британской Империи играли списанные и переделанные 65-метровые лихтеры, а роль канонерок альтернативной Германской Империи – также списанные и переделанные 40-метровые самоходные понтоны. Условием Игрищ по оружию была дальность до 5 миль, и взрывчатые заряды до 1 центнера. Внушительно. Но было еще ограничение: никаких токсичных выбросов. Казалось, что это ставит крест на любом серьезном оружии, но изобретательность участников, и прикладная наука XXI века не спасовали перед задачей – и экологически чистое оружие вышло на заданные ТТХ.
…Это мало походило на 1914 год. Вместо торпедных аппаратов тут работали паровые баллисты. Они метали бочки наполненные смесью спирта и перекиси водорода. Бочки прыгали, стремительно катясь по воде, и при попадании в цель – взрывались не слабее торпед. Вместо артиллерии были рельсовые трамплины для летающих крылатых бомб с простейшими пульсирующими реактивными движками на сжиженном газе (который работал и топливом, и взрывчаткой). Эти штуки взлетали по длинным параболам, и в финале вспыхивали огромными огненными сферами. Вот еще экзотика: пластиковые канистры-диски, наполненные жидким натрием (температура плавления +98 Цельсия, плавить легко). Диски выстреливались из моторной пращи, и планировали наподобие инопланетных летающих тарелок. Ударяясь в корабль, или в воду, диски лопались, и крупные капли натрия, вспыхивая со взрывом, разлетались, будто полноценно-боевая зажигательная смесь. Были и традиционные пневматические минометы, только мины заряжались не тротилом, а кетопероксидом – экологически чистой взрывчаткой…
…Все это летало, прыгало, взрывалось, вспыхивало, вспарывало обшивку кораблей, и заливало палубы жидким огнем. Грязно-белые столбы дыма, кружась, будто торнадо, поднимались к небесам, подсвеченные разноцветным пламенем. Корабли кренились и разламывались. Что-то шло ко дну, что-то оставалось на поверхности в виде плавучих костров, и противоборствующие силы постепенно иссякали…