Текст книги "Апостол Папуа и другие гуманисты II. Зумбези (СИ)"

Автор книги: Александр Розов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 84 страниц)

– Ты реально скоростная! – выразил восхищение майор.

– Маме скажите это, – ответила она, и ускакала принимать заказ у парочки за угловым столиком (судя по виду и по речи, это были туристы из Северной Америки).

Герда посмотрела ей вслед, затем глянула на вторую похожую девочку-официанта, и спросила полушепотом.

– Хелм, а этим юниоркам не лучше ли учиться в школе, чем подрабатывать в пабе?

– Не лучше, а обязательно, – поправил майор, – Декрет о базовой школе: 6-летке, 5000 учебных часов суммарно. Обычно 3-дневная учебная неделя, хотя допускается любой разумный вариант. Где продвинутый поселок – там учитесь хоть дома по сети OYO, и приходите только на контрольные. Или вообще дворовая школа, как в Стимбурге.

– Стимбург, это загадочный городок на Северном Самоа-Этена? – уточнила Герда.

– Да. Но он не загадочный, просто самобытный. Мы туда непременно съездим. А если вернуться к ситуации тут, на Офу, то поселок не очень продвинутый. У детей в 10 лет уровень: читаю, пишу, знаю цифры и 4 действия арифметики.

– Все-таки что-то, – заметила Герда, запивая очередную пупусу глотком легкого пива (точнее, сладковатого кокосового напитка, условно названного пальмовым пивом).

– Да, – ответил он, – но такого «что-то» недостаточно для жизни в постиндустриальной продуктивной экономике. Поэтому, всякие отговорки, типа: в семейном бизнесе была высокая волна клиентов, дети помогали, и вообще, они уже почти взрослые… Короче: подобные финты недопустимы. Первая пятерка революционных декретов включена в Великую Хартию, это значит: компромиссов в данной сфере нет, и не будет никогда.

– Ай-ай-ай, – сказала она, – это ты в выходной день решаешь тут рабочие вопросы?

– Нет, любимая. Я решаю неформальный вопрос, чтобы хорошие люди не попали под локальный суд. Не то, чтобы им грозят драконовские меры, но мало не покажется. И я намерен уладить это тихо, чтобы дети догнали программу, и никто не пострадал.

Для визуализации тезиса, фон Зейл приложил ладони к ушам, и максимально-широко улыбнулся, изобразив какое-то милое и доброе существо в стиле мультиков Диснея. У Герды тоже спонтанно получилась улыбка (эффект эмпатии, как сказал бы психолог).

– Ох, Хелм, интересный у тебя спектр задач получается. От контрразведки до школы.

– Школа это один из главных фронтов контрразведки, – заметил он.

– Что-что? – удивилась Герда.

– То самое. Это очевидно. Колониализм в Гавайике, и вообще везде укоренялся через школы, подконтрольные церкви – главному институту пирамидальной идеологии.

– Ты сейчас говоришь, как пропагандист маоизма, – сказала она.

– Нет, – он покачал головой, – я говорю гораздо хуже. Маоист сказал бы: «буржуазной идеологии». А я сказал: «пирамидальной идеологии». Этот термин намного шире, он включает не только буржуазную идеологию, но и номенклатурно-социалистическую, образующую маоизм. Извини, что я говорю за едой о таких неаппетитных вещах.

– Aita pe-a. Я уже доела, сейчас только глотну еще пальмового пива, и…

– …И, – ответил майор на неявно заданный вопрос, – если ты не против, то мы можем совершить восхождение на пик Тумутуму, вот он, чуть дальше километра от нас.

– Гм… Звучит заманчиво. А высота?

– Около полкилометра. Ну, как?

– Идем! – решительно сказала она, – Надо как-то утилизировать калории пупусу.

– Идем, – подтвердил он, – подожди минуту, я рассчитаюсь, и поговорю с Лолой. Надо вынести ей строгое, но тактичное устное замечание начет детей и школы.

…

Путь по самой прямой тропе к вершине занял примерно полчаса, и эти полчаса стоили дюжины кругов пробежки вокруг стандартного стадиона. К финишу Герда уже сильно сомневалась в своей готовности очередной раз переставить ногу на полметра вверх, и поднять следом остальное тело. Но – получилось. Ура! Местная крыша мира взята! И изумительный вид на зеленые холмы, на океан, коралловые поля, и соседние острова, оказался более, чем достаточным призом за возмущенно-ноющие мышцы ног.

Некоторое время Герда просто наслаждалась этой панорамой, а также, возвращением комфорта в область ног и поясницы, и… Уютом «одиночества вдвоем» с Хелмом. В течение нескольких минут, они просто сидели, прижавшись плечами, на очень удачно подвернувшейся старой автопокрышке (кто и зачем приволок ее сюда – черт знает). А немного собравшись с мыслями, Герда спросила:

– Куда мы дальше?

– Вот туда! – майор протянул руку на восток, где среди океана, у горизонта был виден причудливый зеленый массив, – Это Та-У, самый дальневосточный остров Самоа. Мы высадимся в восточном поселке Фитиута, и там сможем гордо объявить, что достигли последнего берега нашего архипелага. Романтично. E-oe?

– E-o, – согласилась Герда, подозревая, впрочем, что дело не только в романтике.

…

На последнем берегу Самоа оказался ретро-модерновый авиагородок вдоль взлетной полосы для винтовых самолетов 30-местного класса. Как ранее заметила Герда, у этих машин был особый шарм стиля дизель-панк на меганезийском субстрате. Не слишком шумные, неуклюже-симпатичные, ассоциирующиеся с детским парком аттракционов. Городок – тоже на вид аттракционный, как улица из голливудского вестерна 1960-х, с непременным салуном. Мотороллеры вместо коней несколько снижали подобие, но в интерьере все было аутентично, и даже кофе тут варился в бронзовом ретро-котелке.

Согласно классике жанра, должна была быть в этом ковбойском городке некая тайна (страшная и темная, но в пределах разумного, чтобы не портить настроение). Здесь в указанном качестве выступала старая миссия мормонов, точнее – ее руины, никем не исследованные со времен бомбардировки силами Международного Альянса во время Первой Новогодней войны. Руины были огорожены забором из металлической сетки (просто, чтобы дети не лазали, мало ли, что там). Но для майора INDEMI, разумеется, никаких ограничений. Так вот: Хелм фон Зейл полез в эти обугленные руины, и долго раскапывал обломки и мусор, в поисках чего-то. Его добычей (достойной букиниста-старьевщика – подумалось Герде), стали книги: полтора десятка школьных учебников, подпорченных огнем и водой (чудо, что они вообще уцелели с позапрошлой зимы).

– Банзай! – объявил фон Зейл, выбираясь из кучи обугленных обломков здания.

– Что банзай? – полюбопытствовала Герда.

– Вот что: полный комплект учебной литературы в мормонской школе! Милая, если не трудно, вытащи из рюкзака большой пластиковый мешок, и помоги упаковать это.

– Ладно, – сказала она, – а зачем тебе это, если не секрет.

– Старые школьные учебники иногда очень толково написаны, – ответил он, – вместе с Феликсом и Флави учится парень, Квэк Фуга, он много вынес из этой школы.

– Ладно, давай мы тоже вынесем, – согласилась Герда, и подставила мешок. Не то, что объяснение фон Зейла выглядело убедительно, но она уже научилась видеть, когда он упирается в рамки служебной секретности. Что ж: такая специфика работы…

…

39. Детективная сверхновая религиозная история.

Утро 8 сентября, Австралия, Северная Территория, порт Дарвин.

Носовая площадка сторожевика DCPB-69 «Страйкап».

Возвращение командира на любимый корабль даже после короткой (несколько дней) отлучки, это маленькое шоу. Сначала торжественная часть со всей командой, а затем неофициальная содержательная часть (обмен информацией с главными офицерами – старпомом Хенриком Уоллисом и штурманом Дионом Коулом).

– Без обид, Беллами, – начал старпом, – но ты какой-то странный приехал.

– Правда что ли? – изобразил удивление капитан третьего ранга Ранстоун.

– Все заметили, – негромко подтвердил штурман, а затем добавил, – кстати, от тебя так пахнет виски, что даже завидно.

– Да, – капитан кивнул, – знаешь, Дион, ночной самолет из Кэрнса, три с половиной часа просто смотреть в темноту – скучно, как-то. Почему бы не выпить?

– Понятно, кэп. Ты хоть успел отдохнуть в Кэрнсе?

– Не успел. Пришлось заняться делами. Есть человек, довольно близкая родня.

– Это племянница, что ли, дочка покойного брата? – спросил старпом.

Капитан прикурил сигарету, а затем кивнул.

– Она самая. Лотти, дочка бедолаги Вильяма.

– А-а! – протянул штурман, – та 16-летняя, которая вышла замуж за мусульманина?

– Точно, – капитан снова кивнул, – только она уже вдова.

– Ух ты! – удивился старпом, – что же случилось с тряпкоголовым мужем?

– Знаешь, Хенрик, я не вникал. Вроде, разборки вокруг уличной торговли героином. В полиции сказали: он поймал три пули в живот, и на одежде следы героина. Типичный случай при нынешнем всплеске поставок героина из Бангладеш через Индонезию.

– Как в кино, прямо… – произнес штурман, – …А тебя хоть не заподозрили? В смысле, кажется, из-за этого тряпкоголового твой брат пошел волонтером на войну в Папуа.

Негромко хмыкнув, Беллами Ранстоун стряхнул пепел с сигареты, и проворчал:

– Интересно: почему я не удивился этому вопросу?

– Дион, на хрена такое спрашивать? – укорил старпом.

– А что такого, Хенрик? Ясно, что джаки ищут, у кого был мотив.

– Четко рассуждаешь, Дион, – сказал капитан, – полиция пришла ко мне прямо утром, с вопросом: где вы были между девятью и полуночью? Хорошо, у меня алиби. Я сидел в клубе-пабе «Пестрая шляпа» с отставным подполковником Диксоном Спелменом. Тот командовал неформальным австралийским мусульманским ополчением в Папуа, когда погиб Вильям. Поминали. Я не был на похоронах, и Спелмен тоже. Так хоть теперь.

– Подполковник Спелмен? – переспросил штурман, – Тот, что ли, с которым случилась мутная история в Кимбе, на западе Новой Британии?

– Да, Дион. Это тот самый Спелмен.

– Какая история, кэп? Почему я не знаю? – заинтересовался старпом Уоллис.

Беллами Ранстоун пару раз затянулся сигаретой, затем очень тихо произнес.

– Значит так, парни. Вы не слышали то, что я сейчас скажу.

– Ясен перец, не слышали, – подтвердил старпом Уоллис.

– Ладно, – сказал капитан, – вы в курсе, как мой брат влип в это хрисламское дерьмо. А Спелмен пошел туда за быстрым повышением. Министр обороны обещал ему погоны бригадного генерала. Такой прыжок через ступеньку. Сначала все выглядело легко, но вскоре нези завезли в Папуа своих банши против этого фальшивого ополчения. Тогда Спелмен сообразил, что скорее получит там не корону на погоны, а фото на эмали. Из батальона к середине июля уже половина была там. Чем хреновее шли дела, тем легче неформальный штаб бросал ополченцев под пули. И 12 июля их отправили на Новую Британию, ловить Меромиса, который приехал туда по бизнесу.

– Что? – удивился старпом, – Там рукой подать до незийской Новой Ирландии. Ловить Меромиса под самым носом у нези, это суицид.

– Это подстава, – высказал свою версию штурман.

– Спелмен тоже считает, что подстава, – сообщил капитан, – с позиции Канберры, это отличный выход: нет людей – нет проблемы. Не было на папуасской войне фэйкового ополчения, состоящего из австралийских солдат без опознавательных знаков. Но нези, зажавшие на Новой Британии остатки этого ополчения, сыграли иначе. Узнав, что там несколько немусульман, включая командира – Спелмена, они предложили такое кино: немусульмане катятся, куда хотят – кроме Спелмена. Спелмен, якобы, был в Кимбе в отпуске, и он по просьбе полиции уговорил террористов сдаться перед TV-камерами. Дальше он тоже катится, куда хочет. Мусульмане-ополченцы под видом террористов сдаются местной полиции. Занавес. Позже ополченцев передают властям Австралии.

Штурман Коул хмуро кивнул.

– Да, вот эту TV-лажу с арестом террористов я смотрел по интернет-видео.

– Не TV-лажу, а PR, – поправил Ранстоун, – сфабриковано было лучше, чем те помои, которые обычно скармливаются зрителям в TV-новостях.

– А как Спелмен на это пошел? – удивился старпом, – Это же измена на поле боя.

– Проснись! – капитан в шутку провел рукой перед лицом старпома, – Какое поле боя? Подполковник Спелмен официально был в отпуске. Кому измена? Мусульманскому ополчению, от которого Канберра открестилась, едва папуасы направили запрос?

– Беллами, ты хочешь сказать, что Спелмену это сошло с рук?

– Скажем так, Хенрик: формально к Спелмену никаких претензий. Есть неформальная сторона, поэтому Спелмен месяц отсиживался в Меганезии, ждал, пока муть осядет.

– В Меганезии?! – еще более удивился старпом, – Как нези не шлепнули его там?!

– А за что? – в свою очередь спросил Ранстоун.

– Вообще-то, – заметил штурман, – на папуасской войне он стрелял в их парней.

Кэптри Ранстоун выбросил окурок за борт, и утвердительно кивнул.

– Точно. Спелмен стрелял в них, а они стреляли в него. Но эта тема закрыта, и нези не намерены вечно помнить кто, когда, и в кого стрелял. Будь иначе – они бы до сих пор припоминали австралийскому флоту обстрел Вануату в декабре позапрошлого года.

– Дьявол с ними, с нези, – сказал старпом, – у нас-то что дальше было?

– У нас, – ответил капитан, – как водится, Канберра все тихо замяла. Мусульманских ополченцев, сдавшихся папуасам, принял под расписку какой-то наш дипломат, и увез домой в Австралию. А Спелмен уволен задним числом из вооруженных сил, будто по собственному заявлению, подписанному тоже задним числом.

– Вот оно как… – и старпом задумчиво почесал в затылке.

– Да, Хенрик, оно так. И Диксон Спелмен прилетел в Кэрнс с Луизиады только чтобы встретиться с клерком из Минобороны, и подписать бумажки июньской датой.

Старпом снова почесал в затылке.

– Луизиада? Архипелаг в юго-восточном Папуа, аннексированный Меганезией?

– Точно, Хенрик. Это менее 500 миль на норд-ост от Кэрнса. Долететь – плевое дело.

– Наверное, плевое дело, – отозвался штурман, – а случайно вышло, что подполковник прилетел в Кэрнс подписывать бумаги, когда ты тоже там был?

– Дион, ты на что-то намекаешь? – поинтересовался кэптри Ранстоун.

– Нет, кэп. Просто, ты рассказывал про алиби на вечер, когда муж твоей племянницы получил три пули в брюхо. Мол, ты сидел в «Пестрой шляпе» с этим Спелменом.

– Так и было, – сказал Ранстоун, – потому что Спелмен специально подгадал, чтобы не только подписать бумаги у клерка, а еще встретиться со мной. Все же, нам надо было помянуть Вильяма. Мы сидели там с раннего вечера до поздней ночи, это подтвердил бармен, и две посторонние девушки, которые там играли в бильярд.

– Алиби, это хорошо, – прокомментировал старпом.

– Да, Хенрик. Алиби, это хорошо. Хотя, полицейский детектив, все же, мурыжил меня глупыми вопросами. Где Спелмен? И где Лотти?

– Вот оно как… А что ты ответил?

– Я ответил: тебе надо – ты ищи, а мне по хрену. Детективу это не понравилось, он стал строить гнилые заходы, что совпадений слишком много. Тогда я показал ему SMS.

– Какое SMS? – спросил штурман.

Кэптри вытащил телефон из кармана, подвигал значки меню менеджера SMS, в затем развернул экран в сторону собеседников, чтобы они могли прочесть:

* Лотти * Я улетела с Диксоном к нези делать аборт там проще. Позвоню после *

Штурман прочел, и просто хмыкнул, не комментируя. А старпом поинтересовался:

– Что сказал детектив на это?

– Что-что… – Ранстоун закурил новую сигарету, – …Детектив попросил телефон, чтоб позвонить на номер и проверить: Лотти это, или нет. Я сказал: валяй, звони, только по громкой связи, чтоб я слышал. Он позвонил. Лотти там взяла трубку, он представился: полицейский детектив такой-то, криминальная полиция Квинсленда, и начал задавать вопросы. Тогда она обложила его матом. Я не думал, что Лотти знает такие обороты.

– В смысле, чтоб он не лез к ней? – предположил старпом.

– Нет, в смысле: где была полиция, когда муж-исламист ставил ей синяки на фасад? И почему полиция запрыгала, когда кто-то застрелил его? И повесила трубку.

Беллами Ранстоун убрал телефон в карман, и подвел итог:

– Нет мужа, нет эмбриона, тема закрыта. И хватит об этом. У нас есть дела по службе.

– Хватит! – одобрил старпом Уоллис, – Ты ведь был в штабе Патруля, верно, Беллами?

– Да. Там начальство довело до меня служебную конфиденциальную информацию.

– Нас отправят патрулировать морские нефтяные платформы? – спросил штурман.

– Что, Дион, кто-то уже болтает об этом?

– Да, вчера вечером прошло в интернете. Тот бизнесмен, Ингмар Инвербрас, компания «Ocarbox», продал платформу на нефтяном поле Рава-Хитам, спорная акватория между Австралией, Индонезией и Восточным Тимором. Теперь это принадлежит финансово-промышленной группе «NAMNOR». Черт знает, о чем эти шесть литер, но в интернете пишут, что они шлют восемь нулей ежегодно в кассу, кое-какой партийной коалиции, поэтому австралийский флот должен охранять их барахло, как любимых овечек.

– Зараза… – с чувством произнес кэптри.

– Правда что ли? – спросил старпом.

– Да, Хенрик. Может, не все правда, что Дион нашел в сети, но большая часть.

– Я как чувствовал, – проворчал штурман, – и что нам теперь делать с этим дерьмом?

– Служить Австралии с гордостью, – в очередной раз привычно процитировал капитан официальный слоган Австралийского Королевского Флота.

…

Параллельные события того же утра 8 сентября, Архипелаг Вануату. Остров Эфате.

Эфате лежит почти посредине между Самоа и Австралией. Большой остров (50 км по диагонали) центральный район которого ценится австралийскими туристами за очень живописные джунгли на склонах потухших вулканов, за прекрасные горные речки, на которых есть очаровательные маленькие водопады, и за экзотическую, но мелкую, не опасную фауну. В общем, середина острова хороша тем, что она нетронута машинной культурой. Урбанизирован лишь сегмент на юго-западе острова: это район Порт-Вила, главного города Вануату. Его построили в 1880-х французские колонизаторы, немного перестроили британские и австралийские колонизаторы, и столетием позже достроили китайские гастарбайтеры. Все это тянется вдоль главной улицы, повторяющей изгибы береговой линии. Население Порт-Вила 50 тысяч (до революции оно составляло почти четверть населения всего Вануату). Город построен на извилистых берегах (почти что фьордах) залива Меле, также привлекающего туристов. Там удивительные кораллы, и чудесные яркие рыбки. Там неподалеку крошечные необитаемые островки, где можно робинзонить. Сам город Порт-Вила с дружелюбными туземцами-горожанами, вполне благоустроен, и получил от туристов неформальный титул: ОЧАРОВАТЕЛЬНЫЙ.

Алюминиевая революция бескровно пришла сюда в конце позапрошлой осени. Старое правительство тихо слиняло в Австралию, прихватив с собой все движимые ценности, которые поместились в самолеты. Новые власти не стали вторгаться в уклад туземцев, предоставив им возможность жить привычно. Только банковские офисы закрылись, а мафиозные деятели (в основном, из натурализованных китайских триад) моментально подобрели, и переложили капиталы из рэкета и сутенерства в строительство и туризм. Ложкой дегтя в этой бочке меда стали несколько точечных бомбардировок со стороны Международной Коалиции в ходе Новогодних войн. Но это был меньший урон, чем от урагана или землетрясения, которые тут не редкость. Главное: власти вовремя провели спасательные меры, а затем восстановили разрушенное. В общем, Порт-Вила остался очаровательным и провинциальным. Дрейф экономики в кооперативно-анархистский постмодерн шел быстро, но плавно, и благосостояние росло плавно. Туземные жители воспринимали это, как серию случайных удач, а туристы вовсе не замечали перемен.

Этим утром с морского трамвая (малого скоростного парома на подводных крыльях), прибывшего в Порт-Вила из Луизиады («золотого архипелага» на юго-востоке Папуа, присвоенного Меганезией в позапрошлом декабре) сошли 40 туристов-бюджетников. Самый дешевый путь австралийских студенческих круизов по Меганезии лежал через пролив Торреса – на юг микро-континента Новая Гвинея и далее через Луизиаду. Но в данном случае среди туристов была иная персона. Девушка 16 лет, белая австралийка, несколько выделялась, поскольку была одета в дешевый северокорейский спортивный костюм и комплектные к нему кроссовки. Ее багаж был в пластиковом пакете (судя по жанровой чучхе-картинке, пакет был от костюма). Еще, ее отличала необщительность. Другие туристы пробовали завязать разговор, но видя ее нежелание – прекратили это.

Прибыв в круизный терминал, что юго-восточнее центра очаровательного Порт-Вила, девушка двинулась на причал-парковку лодок туземных ребят, которые зарабатывают подобно эпическим венецианским гондольерам, но развозят публику не по городским каналам, а по заливу. Девушка назвала лодочнику островок Хаэдау, в 5 милях северо-западнее круизного терминала, ближе к противоположной стороне залива. Лодочник (мальчишка, примерно ее ровесник) цокнул языком и спросил:

– А на Хаэдау знают, что мисс приедет?

– Да, – ответила она, – суб-коммодор Нгоро Фаренгейт знает, мы созванивались.

– У-у! – уважительно потянул мальчишка, – тогда садись в лодку, мисс, и поедем.

И лодка покатилась по бирюзовому мелководью, мимо изумрудно-зеленых островков причудливой формы, оставляя по правому борту городок с пальмовыми бульварами у набережных, через пролив Ротифира между двумя холмистыми мысами, где джунгли с просеками площадок бунгало-отелей, мимо гольф-парка Руттумел, и вот…

…Впереди, всего в 300 метрах от языка береговой отмели, посреди кораллового поля, виднеется островок Хаэдау – полтора гектара. Половина островка заросла пальмами и панданусом вокруг бунгало-отеля, другая половина была песчаным пляжем с пирсом. Впрочем, отель разорился почти сразу после Алюминиевой революции, а после двух Новогодних войн, мэрия Порт-Вила получила руины на Хаэдау уже как бесхозные, и продала с аукциона. Купил это Нгоро Фаренгейт, 29-летний суб-коммодор Народного флота (урожденный австралиец с новозеландскими корнями, Нил Гордон Роллинг)...

...Около островка Хаэдау лодочнику пришлось выполнить несколько маневров, чтобы пришвартоваться, не задев плавучие объекты: мини-субмарину, поплавковый самолет, парусный тетрамаран, бронекатер, экраноплан, и стайку купающейся публики. Далее, австралийская девушка-пассажирка была высажена лодочником на пирсе, и встречена улыбчивым и аккуратным молодым парнем – филиппинцем. Он был в униформе и при оружии, но вел себя вовсе неагрессивно: представился как капрал Лауэй, прицелился в гостью микро-видеокамерой витифона, глянул на маленький экран, и показал рукой в сторону двухэтажного бунгало на границе пляжа и зарослей. Все было ясно. Девушка направилась к этому бунгало, обходя стороной (на всякий случай) шеренгу из десятка различных некрупных плавучих/летучих аппаратов, выставленных посреди пляжа.

Пришлось обойти еще нечто странное. Могло показаться, будто это натуралистичное скульптура – изображение женщины-атлета в сложной позе йоги. Она стояла на руках, вытянувшись стрелкой параллельно грунту. Материал: вроде гипс, окрашенный в цвет молочного шоколада. У скульптуры были волосы, как щетка из белой щетины. Лотти задумалась о таком странном декоре, как вдруг… Скульптура плавно поменяла позу: перевернулась спиной вниз, и выгнулась умопомрачительным мостиком, так что руки соприкоснулись со ступнями ног. Меняя позу, эта скульптура сказала: «Aloha». Когда происходит чудо вроде мифа о Галатее, не так просто сориентироваться, но Лотти это удалось. Она ответила энтузиастке йоги: «Aloha oe», и двинулась дальше…

…Едва Лотти миновала все чудеса по дороге, как была окликнута мужским голосом с «боцманским» тембром (таким достаточно мощным и будто шершавым баритоном):

– Лотти Ранстоун?

– Да, – ответила она.

– А я Нгоро Фаренгейт. Поднимайся по внешней лестнице на веранду второго этажа.

– Да, – снова сказала она, и последовала этой инструкции.

Веранда была просторная, и обставленная по-спартански. Простые деревянные стулья вокруг также деревянного стола, поверхность которого была покрыта фломастерными стенограммами (как свежими, так и старыми – частично стертыми ради освобождения графического поля). На этом столе были хаотически расставлены бумажные пакеты с китайским фастфудом, и одноразовая посуда. Среди них: пачки сигарет и зажигалки.

Имелся также кофейник и коробка с сахаром. Завершал настольный натюрморт набор непищевых предметов: кучка цветных фломастеров, поролоновая губка, два ноутбука, короткий самурайский меч, лук со стрелами, и пистолет-пулемет наподобие «Uzi». В остальном интерьере наблюдались два примечательных объекта:

1. На стене – голова трехрогого динозавра-трицератопса в натуральную величину. Его правый рог украшали трусики мини-бикини (вероятно, вывешенные сушиться).

2. В углу у стены – огромный круглый надувной матрац, на котором валялось молодое некрупное мужское тело, почти черное, но европеоидное, судя по ежику рыжих волос. В аспекте жизнедеятельности, тело проявляло себя эпизодическим утробным храпом.

За столом сидел хозяин этого вертепа, Нгоро Фаренгейт, персонаж вполне типичного телосложения в стиле «you are in army now», одетый в желтые шорты и желтую майку, снабженную философски-милитаристской жирной черной надписью:

«Политический вес = число снарядов Х убойность Х коэффициент доставки к цели».

Когда юная гостья поднялась по лестнице, Нгоро махнул рукой в сторону того стула, который стоял у боковой от него стороне стола, и без церемоний предложил:

– Падай. Кури, если куришь. Питайся, если хочешь. Это хотя фастфуд, но от местных китайцев, а у меня матрос-маркитантка Банни, она китаянка, немного старше тебя, и коммуникабельная очень. Вот такая фуражная обстановка. Ну, Лотти, вопросы есть?

Гостья осторожно присела на стул, и сказала шепотом:

– Эта женщина на пляже?..

– Эта? – тут суб-комодор показал ладонью на энтузиастку йоги, – Ну, это Дебби, у нее персональная теория, что лишь йога трижды в день способна спасти осанку женщины, работающей за компьютерным столом. А почему, Лотти, ты говоришь шепотом?

– А-а, – протянула гостья, глядя в сторону тела, валяющегося на надувном матраце.

– Это Снусмумрик, сокращенно: Снум! – сообщил суб-коммодор, – Он вчера, и сегодня ночью не по-детски погулял в городе с девочками и пивом. Теперь в ауте. Он родом из Скандинавии, где народный обычай так проводить выходные. Вообще-то, Снум почти титулованный ученый, зверски умный и, судя по храпу, он уже почти протрезвел.

– А Снусмумрик, это псевдоним? – предположила гостья.

– Нет, это ультра-псевдоним. Если бы в Книге рекордов Гиннеса был особый раздел по Гаагскому трибуналу, то Снум точно взял бы какой-нибудь приз. Он стал признанным преступником против человечества за единственный точный выстрел. При том, что он вообще никакой стрелок. В естественных и точных науках заключена великая сила.

– Данный афоризм, – послышался с матраца вполне трезвый голос, – начертал на камне Имхотеп, главный научный советник фараона Джосера, в XXVII веке до Новой эры.

– Снум, ты что, проснулся? – спросил Фаренгейт.

– Нет, – коротко опроверг скандинав, не меняя положения своего тела.

– Принято…

Произнеся слово «принято», суб-коммодор затем сделал короткую стенографическую запись красным фломастером на столе, прикурил сигарету, и добавил задумчиво.

– XXVII век до Новой эры. Охренеть.

– Об что пишем? – полюбопытствовала свежая фигура, появляясь на веранде. Это была девушка лет 25, невысокая, крепкая, круглолицая, довольно смуглая, с этаким лисьим разрезом глаз, и небрежной стрижкой «самостоятельно под горшок». Можно было бы принять ее за классическую бразильянку с пляжа Ипанема, но попа и бюст по уровню пышности и размеру недотягивали до того стандарта. Кроме того, в Бразилии законом запрещается topless на пляже, а на этой девушке были только трусики мини-бикини.

– Об доисторических афоризмах, – ответил Фаренгейт.

– А это кто? – спросила не бразильянка, обратив взгляд своих лисьих глаз на гостью.

– Это Лотти, она асси, дочка майора Ранстоуна, убитого на Гибридной войне в Папуа.

– Принято…

Произнеся это слово (непропорционально употребительное в лексике команды Нгоро Фаренгейта), девушка отряхнулась по-собачьи (раскидав вокруг капельки воды), сняла трусики мини-бикини, и повесила их на левый рог динозавра-трицератопса. Далее, она сдернула такие же (но сухие) трусики с правого рога, и надела их. Дополнительно, она накинула легкую штормовку (валявшуюся радом с матрацем) и, полагая наряд вполне достаточным, уселась за стол. Фаренгейт сообщил:

– Это Пурга, мой пресс-секретарь. По-русски «пурга», это blizzard, или snowstorm.

– Я рада познакомиться, Пурга, – вежливо отреагировала Лотти и, в порядке светского поддержания беседы, спросила, – значит, ты русская?

– Да, типа того. Я родом из Хабаровска. А ты хорошо держишься, гло.

– В смысле? – не поняла юная австралийка.

– В смысле самоконтроля после такой жопы. Ты даже находишь силу воли на этикет.

– А-а… Значит, ты знаешь мою историю?

В ответ русская энергично провела растопыренными пальцами по столу, и пояснила:

– Это моя работа. Когда подполковник Спелмен прислал рекомендательное письмо, я вспахала инфо-сеть, и оттуда о твоей биографии выросло более, чем.

– Ох, черт… – пробурчала Лотти, – …Я даже не знаю, что на это сказать.

– Можешь ничего не говорить, – ответил Фаренгейт, – ситуация простая. На этом моем объекте открылась вакансия младшего матроса, и Диксон Спелмен рекомендовал тебя. Спелмен – скотина, но в разумных пределах, и он умный дядька. Я достаточно хорошо изучил его, когда мы вместе воевали на Тиморе за мир и идеалы ООН, тогда на общей австралийской стороне. Он командовал ротой, а я был сержантом разведки. То, что мы оказались в Папуа по разные стороны линии фронта… Хотя, фронта там не было – это современная война… Хотя, и войны не было. Гибридная война, это сленговый термин, который политически не отражает… Короче, я распечатал тебе, типа, контракт. Давай, изучай, и если что неясно, или не устраивает, то отмечай цветом. Вперед.

Объявив это, суб-коммодор подвинул к ней меньший из двух ноутбуков. Но она лишь коснулась ноутбука ладонью, и покачала головой.

– Лучше я просто подпишу, где надо. Я доверяю.

– Тут тебе не раздача карт в покере! – строго сказала Пурга, – Давай, читай, а то ты так подпишешь, не глядя, а суд потом вклеит шефу охеренный штраф за найм втемную.

– Ладно, – согласилась Лотти, и старательно прокрутила на экране весь файл (это было недолго: текст занимал всего две экранные страницы, причем часть занимали полные применяемые имена с гражданством, и названия частей объекта-места работы).

– Ну, какие замечания? – спросил Фаренгейт.

– Никаких, – сказала она.

– ОК, тогда ткни print-file. Принтер в комнате, что сразу за дверью. Принеси, и мы это подпишем в трех копиях, как рекомендуется в таких случаях.

– Ладно, – снова согласилась она, и через несколько минут стала младшим матросом в частном инженерно-морском клубе Фаренгейт…

…Когда Лотти убирала копию контракта в свой северокорейский пакет, Пурга успела заглянуть туда, и секундой позже, высказала гипотезу: