сообщить о нарушении
Текущая страница: 77 (всего у книги 129 страниц)
Она явно умела держать себя в руках, умела в нужный момент собрать мозги в кучку, проанализировать ситуацию и действовать, а не стоять столбом с круглыми зенками, не в силах губ разлепить. Она – умела, в отличие от Ули, чувствовавшей, как из-под ног исчезает земля. Капельки крови на полу лишали её разума и остатков самообладания. Кровь. На измазанной землей белой футболке, на лацкане и рукавах грязной порезанной джинсовки, той самой, которую он ей после сольника отдал. Кровь! Струйкой на виске, на руках. Везде! Литр!
У страха глаза велики. Никакой не литр, и даже не половина, и не четверть, и далеко не везде, просто… Ульяну крупно затрясло. Повело…
— Я сам, — бросил Егор, и не думая тормозить. — Не нужно никого вызывать, заживет, как на собаке. На завтра. Херня.
— Давай я всё-таки позво…
— Не надо! — резко обернувшись, раздраженно рявкнул он. Поморщился болезненно. — Извини, Свет. Нормально всё, жить буду. Иди к себе.
Взгляд застыл на Ульяне, и в нём считалось молчаливое: «И ты тоже». Ещё секунда – и Егор развернулся и продолжил короткий путь до квартиры. Хотя наверняка ему самому эта дистанция сейчас короткой не казалась. Светлана растерянно посмотрела вслед, а потом вздохнула, недовольно цокнула, разочарованно покачала головой, пробормотала что-то про мужиков неугомонных и направилась к себе.
«Ну уж нет…»
Наверное, отрезвляюще подействовал именно взгляд: на лице Егора отпечаталось ожесточение, глаза сообщали, что с «такой херней» он справится и сам, и в то же время Уля читала в них, что ему больно. Больно, и он разгоняет всех вокруг, чтобы остаться одному. Чтобы и эту боль тоже прожить в одиночестве. В синих морях отражалась фатальная обреченность. Безысходность.
Однажды она не помогла, не протянула руку помощи в нужный момент, даже толком не пыталась. Позволила ему три года медленно сгорать. Сейчас вовсе не то же самое, ситуация совсем, совсем иная, но повторять собственные ошибки?.. Нет!
— Стоять! — Уля подорвалась с места и, опередив Егора за какие-то секунды, преградила ему путь. — Замри.
Будет она ещё спрашивать у него, что ей делать, а чего не делать! Вот еще! Шагнула ближе, рука уверенно нырнула во внутренний карман истерзанной джинсовки и выудила оттуда связку ключей. Кажется, такой наглости он немного удивился, если не возмутился. Брови тут же сердито сошлись у переносицы, послышался шумный вдох, а следом утробный звук: то ли «м-м-м», то ли настороженное рычание. Так звучат раненые звери, когда к ним приближаются. Когда они чуют опасность. Угрожающе, предупреждающе: «Не подходи. Силы у меня ещё есть…». Однако пока требований прекратить хозяйничать в его личных вещах и вообще угомониться не прозвучало: сквозь полуприкрытые ресницы Егор молча наблюдал за её манипуляциями. Пахло от него не деревом и не смолой, а пылью и землей.
— Пошли! — настежь распахивая дверь в квартиру, заявила Ульяна со всей категоричностью, которую в тот момент могла выдать. Она прекрасно отдавала себе отчет, как звучал тон: безапелляционно. До этого упрямца необходимо донести, что она идёт за ним. И что ей ну абсолютно фиолетово, что сам он думает по данному поводу.
Повеяло сквозняком: у него вечно приоткрыт балкон, чтобы некоторые хвостатые могли невозбранно шастать туда-сюда. Коржик юркнул внутрь первым. Егор, исподлобья окатив Улю испытующим, предостерегающим взглядом, недовольно фыркнул и вошел следом. Опёрся ладонью о стенку, оставляя на ней смазанный бледно-бордовый след.
— Малая, спасибо, конечно, но на этом спасательную миссию давай объявим оконченной. Дальше я сам. Десять минут – и всё будет окей.
«Обойдешься»
Едкий комментарий Ульяна проигнорировала. Тело била дрожь, перед глазами мутилось, а кровь по-прежнему лупила в виски и мерещилась ей кругом, везде. И всё же, даже несмотря на ошалелое, коматозное состояние, в голове сигнальной лампочкой умудрилась мигнуть мысль о том, что она не видела у него нормальной аптечки, а значит, нужно принести собственную.
— Только попробуй сейчас запереться, — протестующе пригрозила она. — Я с тобой общаться после такого не стану, имей в виду! Понятно?!
Не прочитав в глазах напротив ни возражений, ни согласия, Уля бросилась к себе: огромная коробка с лекарствами у них хранилась на кухне, на одной из верхних полок шкафа. Набита она была всем подряд: от извечного в этом доме валокордина и средств от расстройства желудка до снотворного и разжижающих кровь препаратов. Достав аптечку и чуть при этом не полетев со стула, – прямо как мама в мае, когда за солью для этого «горя лукового» лазила – изъяв оттуда бинты, пластыри, мирамистин, перекись, йод, всё, что могло пригодиться, Ульяна сгребла добро в первый попавшийся на глаза пакет и ринулась назад.
Дверь он оставил открытой – спасибо! В квартире тихо играла какая-то музыка, а в ванной шумела вода. Уля крикнула, что вернулась, пролетела в большую комнату и вывалила принесенное добро на стол. Выдохнула и огляделась. Испорченные джинсовка и футболка валялись на полу у дивана, а рядом, сложив на них лапы и голову, лежал Коржик. Кот словно бы успокоился, и Уле невольно подумалось, насколько же он всё-таки удивительное создание. Выходит, сам момент почуял… И сошел с ума в своей кошачьей тревоге. Коржик, например, всегда знает, когда возвращается мама: садится под дверью минут за десять до её прихода. Коржик уже демонстрировал свое чутье в ночь сольника. А после того как Уля с Егором в парке на утренней пробежке столкнулась, вообще неделю в этой квартире жил. Но чтобы так…
— Спасибо, — прошептала Уля, присев на краешек дивана и почесав кота за ушком. Тот в ответ лишь проворчал что-то недовольное. Хвост нервно заходил туда-сюда.
Егор в ду́ше. Честное слово, она не понимала, как в таком состоянии можно найти в себе силы еще и до душа доползти. Казалось, он должен был упасть раненым солдатом вот на этот самый диван и провести так ночь. Казалось, всё очень и очень хреново. Казалось, в таком состоянии он не сможет даже повязку нормально себе наложить, не то что… А он в душ пошел… В душ!
Мысли текли, текли и плавно перетекли совсем в другое русло. Ульяна ужаснулась собственной испорченности: они звучали неуместно в принципе, а уж в этой ситуации вообще абсолютно неприемлемо. Одёрнув себя, Уля решила, что, когда Егор выйдет, будет куда-нибудь смотреть, в окно, например. Лучше бы о повязках и первой помощи подумала, в самом деле. Но вот тут-то и загвоздка: об этом она не знает ничего, содержание параграфов учебника ОБЖ давным-давно выветрилось из головы. Все, что она умеет – пластырь более-менее аккуратно наклеить. Зато в травмах понимает Том! Так он, по крайней мере, сказал. Да, ответа так и нет, но, может, хотя бы аудио его ускорит. Голосовых ему Ульяна ещё не записывала, сразу должно понятно стать, что что-то важное. Вот сейчас он нужен ей просто как никогда!
19:42: Кому: Том: Срочно!
19:42: Кому: Том [аудиосообщение]: Том, прости, но ты мне опять нужен! Тут Егор… Сосед! Я ещё точно не знаю, какие травмы… Визуально – порезы… Бровь сильно рассечена, висок тоже, там всё в крови… Ссадины на лице и руках, куртка разодрана. Больше пока увидеть не удалось, в душ пошёл. Может, что-то и отбили… Ай! Корж, ты офигел?! … Извини, кот мой… Озверел! В общем, я как добьюсь от него хоть чего-нибудь, так уточню тебе. А пока расскажи, пожалуйста, как правильно обработать порезы? В каких случаях нужно зашивать?
Отправила телефон в карман, мысленно простила перенервничавшему Коржику неожиданную атаку на ногу, прикрыла глаза и, откинувшись на спинку дивана, попробовала сосредоточиться на музыке. Мягкий женский вокал пленил, помогал немного успокоиться, погрузиться в атмосферу и забыться. Разбегающиеся во все стороны мысли мешали точно уловить смыслы, однако сознание песня будоражила. Лирическая героиня рассказывала о том, как наблюдает за появлением незнакомца в заполненной людьми комнате. Как чувствует его стремление хотя бы на одну ночь стать другим. И как осознает, что он никогда не признается, что это желание преследует его по пятам.
Шум воды прекратился. Уля надёжнее обняла себя руками, взывая к остаткам самообладания: не дёргаться, сидеть и спокойно дожидаться появления друга пред её очи. В конце концов… Она предупредила его, что вернется, а потом предупредила, что вернулась. В конце концов, она взрослая девочка, не упадёт в обморок в случае чего. Надеется… Она вообще здесь, чтобы помочь!
Вторая композиция тоже настраивала на расслабление. «Эй!». Легкая, летящая, игривая, немножко наивная и в то же время интимная, поднимающая внутри тёплую волну. Начинала девушка, но со второго куплета прорезался и мужской голос. Ну как прорезался? Звучал еле уловимый намек на присутствие рядом мужчины. «…Между нами, должно быть, дьявол. Дыра в моей голове. Дыра у двери. Дыра в кровати. Эй, ну где же ты был? Если ты уйдешь, я абсолютно точно умру. Прикован. Ты прикован. Прикован, не так ли?». Душа выражала с посылом полное согласие. Абсолютно точно умрёт…
Интересно, у Егора подборки на все случаи жизни имеются? Да наверняка! Энергичные, когда нужно настроиться на день, и успокаивающие, когда надо прийти в себя. Вот так вошел в квартиру и с ходу включил. Вгоняющие в сон. Будоражащие воображение. Наверное, отдельный плейлист собран под шафл, отдельный под солнце и отдельный под луну. Наверняка собрал каталоги вдохновляющей и побуждающей к жизни музыки.
«А ещё, наверное, есть и… Так!»
Третья… Уносила сознание в полет. С первой попытки не удалось разобрать фактически ни слова, что-то про путь к святыне, и Уля, загипнотизированная мужским вокалом и просочившейся в вены мелодией, перестала пытаться. Под неё хорошо танцевать, паря над землей, отпуская тело… Если бы не риск, что её застанут, она бы попробовала. В целом все эти композиции объединяло одно: они баюкали нервы и в то же время поднимали на море легкие волны, оставляя слушателя в состоянии тления.
Послышался щелчок замка, на некоторое время в квартире воцарилась не нарушаемая ничем, кроме ненавязчивой музыки, тишина, а потом босые ступни зашлёпали в направлении комнаты. Открывать глаза оказалось ужасно волнительно, мало ли что предстояло увидеть. Картина ведь могла быть любой – от абсолютно жуткой до растерзывающей воображение в клочья. Уля осторожно чуть приоткрыла один: не сидеть же вот так, когда он тут. Это глупо.
Одет. Весьма гуманно с его стороны.
Резко распахнув ресницы, Ульяна уставилась на Егора во все глаза, больше не пытаясь изображать спокойствие и умиротворение. Вот что он так долго делал в ванной! Не только смывал с себя грязь и кровь. Он и раны частично обработать успел. То есть наглядно продемонстрировал ей, что взрослый мальчик и действительно в состоянии справиться с такой «херней» самостоятельно. Не надо, мол, вокруг него скакать.
Теперь Уле удалось разглядеть, наверное, всё. Внимание вновь приковал глубокий порез, что рассекал кончик брови и уходил к виску. Ульяна понятия не имела, чем Егора приложили, и не хотела иметь: от предположений – каждого! – табуны холодных мурашек по всем позвонкам и косточкам бежали. Вариантов много: нож, кастет… стекло… камень… На левой скуле вокруг содранной кожи будто бы образовалась легкая припухлость, которая наверняка перейдет в отек. Нужен лёд.
Костяшки пальцев обеих рук сшиблены до мяса. Вроде уже обработаны, но до сих пор не перебинтованы. Если Егор не посчитает этот пункт обязательным, то она попробует настоять. Напульсник крепко обхватывал запястье правой руки, а из-под рукава футболки на левой виднелся бинт. Что там под футболкой, знать ей не положено... Может быть и множественные гематомы, хотя для них ещё рано.
— Малая, не смотри на меня такими глазами круглыми. Это даже не повреждения средней тяжести, — проворчал Егор. Кинув мимолётный взгляд на стол, бодро двинулся в ту сторону. Действительно бодро, особенно если сравнивать с моментом его появления из лифта. Однако резкое движение, видимо, всё-таки отозвалось неприятными ощущениями: на секунду прикрыв глаза, он болезненно поморщился, а Ульяна невольно задалась вопросом, каков же его порог боли. Наклонившись с ноутбуку, Егор убавил громкость до минимальной, разгреб бинты и пластыри, что вывалила на поверхность Уля, и достал из-под завалов свой телефон.
— Лёд бы… — неуверенно пролепетала Ульяна, наблюдая за тем, как его взгляд бежит по экрану. Тихое и чуть раздраженное: «Ну что ещё случилось у нас?», слетело с ободранных губ.
— Разберусь, не переживай, — отозвался он отрешенно. Бросив телефон на стол, распаковал бинт, в сомнении повертел его в руках, оценил вид костяшек и отринул мысль о бинтовке. И так сойдет. Так и знала! Ну нет, придется ей проявить жесткость. Попозже.
— С кем это ты?..
— Без понятия, — ровность тона поражала до глубины души! — Помахались немного, вроде трое там было. Меня больше волнует, что машину повредили соседскую: лобовое разбили и крыло, кажется, помяли. Надо будет подняться к нему…
Уля не сводила с сосредоточенного лица глаз, внутренняя тряска с каждой секундой лишь усиливалась, хотя должна бы уже начать угасать. Господи! Трое на одного, а он стоит и думает о чужой машине! Как живой вообще остался?.. Хотелось орать. Взметнуться с дивана, схватить за плечи, встряхнуть и задать вопрос, который волнует не её одну и который совсем недавно она в запале уже задавала. «Егор, ты нормальный?!». Он игнорировал реальность, но это же неправильно! Трое! Что им от него понадобилось? А если они вернутся?
Видимо, собственные психи придется держать при себе: этот диалог и вообще её реакция Егору явно не нравились, по напряженным плечам всё понятно было, по поведению. Она прямо шкурой чувствовала его неготовность обсуждать именно эту тему. Последний вопрос, и она попробует отстать.
— Они ничего тебе не отшибли? Печень? Почки? Голова не болит? Не тошнит тебя?
— Малая… — Егор оторвался от процесса обработки ссадин антисептиком, вскинул подбородок и угрожающе сверкнул глазами. Посыл в них читался ясный: «Прекращай!». — Они и сами отхватили, иначе бы я не тут стоял, а валялся под кустами за домом. Ч-черт… — хмурый взгляд вновь устремился к телефону, — сейчас, минуту, кажется, всё-таки придется послушать… Как не вовремя!
Вновь схватив трубку, прижал её плечом к уху и принялся за распаковку коробки с пластырем. Сквозящая в каждом движении нервозность намекала на то, что человек сейчас далёк от привычного Ульяне равновесия. Достала его, наверное, уже просто своими причитаниями и попытками сунуть нос куда не приглашали, вот и всё. Но... А как? Ей же не всё равно! Вот было бы ей всё равно, тогда... Тогда не цеплялась бы к нему и вообще тут не сидела! Неужели не понятно?
Уля глубоко вздохнула и поднялась с дивана в намерении все же прогуляться до кухни: в душе теплилась надежда, что в морозилке найдется лед. Хоть что-то... Хоть мяса мороженного кусок. Уже фактически в коридор вышла, когда в спину донесся незнакомый голос:
— …тать порезы? В каких случаях нужно зашивать?
Женский.
«… … …»
Действительно чужой, неузнаваемый, дрожащий, высокий голос, но вопрос… Это её вопрос! Ульяна застыла на пороге, чувствуя, как каменеет, как больше не в состоянии шевельнуться, сделать хотя бы вдох, не то что шаг. Егор хранил гробовое молчание, пространство схлопнулось до размера квадратного метра, а затылок пекло: его буравил пристальный взгляд. Её пригвоздили к полу, глядя в спину! Трясущейся рукой достав из кармана сарафана собственный телефон, Уля открыла переписку и сквозь стремительно наплывающую на глаза пелену разглядела двойную галочку.
Прослушано.
А потом… Потом долгую звенящую тишину разрезало ломкое:
— Такие не зашивают.
Ульяна как в густом киселе увязла. В каком-то болоте, топи, зыбучих песках, и пески эти продолжали стремительно её засасывать. Никаких шансов на спасение... Стены поплыли и размылись, язык отказывался подчиняться, а мозг – осознавать происходящее. Вообще перестал работать: мыслительные процессы мгновенно встали колом. Это же… Как?.. Обернуться к нему стоило невероятного труда. Егор по-прежнему опирался на стол, из-под густых вихров пытливо вглядываясь в свою нежеланную гостью, а экран телефона светился в опущенной руке.
— Что?.. — просипела Ульяна. — Это… Что это? Тебе переслали? Ты… Вы… Вы знакомы?
— «Придурок», значит? — как в замедленной съемке отрываясь от стола и делая шаг в её направлении, сухо уточнил Егор. Голос дал хрипотцы, глаза сузились, желваки заиграли, а губы плотно сжались.
«Господи…»
