сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 129 страниц)
— Забей, — покачал головой Чернов. — Проблемы в коллективе, на людей срываюсь. Чай будете?
«Врёшь!»
Впрочем, Вадима ответ Егора вполне устроил: ему, видимо, в чужие головы лазить было совсем не интересно – даже не спросил, что за проблемы. Заметно расслабившись, Стрижов растекся по дивану, от чая отказался, достал из кармана телефон, попросил у окружающих минуточку и начал сосредоточенно наяривать что-то по клавиатуре.
Улина же уверенность в том, что Егор врет – и врет на голубом глазу – крепла с каждой миллисекундой. Может, у него и впрямь проблемы в каком-то там коллективе, но срывается-то он сейчас прицельно, с полным пониманием того, на кого и почему. Хоть и не высказывает своих претензий вслух. Егор всегда умел громко сообщить о своем мнении или состоянии, не разомкнув рта. Другое дело, нужно ему это было или нет, хотел он этого или нет. Много-много лет – точно нет, по крайней мере, она не видела на его лице ничего, кроме беспечности. Конечно, ей-то зачем лишнее знать? Она же «малая», а он же взрослый, так было и так будет.
Взрослый. Пусть он никогда за ее счет не самоутверждался, никогда не тыкал в эту разницу в возрасте между ними, но… Так бывает с детьми. Они смотрят на старших, как на взрослых, пусть те старше всего на год, два, три. А целых шесть лет – это же бездонная пропасть, ну! Егор всегда казался ей очень взрослым. Что в его десять, что в пятнадцать, что в двадцать – всегда. Даже сейчас. И если в детстве Уля не задумывалась о причинах, по которым ей доставалось столько внимания со стороны соседского мальчика, принимая их общение как должное, как искреннюю дружбу, то после того, как он окончательно растворился в собственных заботах, потихоньку начала. И чем старше становилась, чем внимательнее наблюдала за его жизнью, тем крепче становилась её убежденность, что в интересы «взрослых» возиться с такими шмакодявками, как она, входить ну никак не может, а уж делиться наболевшим – тем более. Да. Тогда-то она и почувствовала себя той самой «малой». Может, её в том числе это так в нём бесило и бесит? Ощущение, что он никогда не воспринимал ее всерьёз. Не воспринимает.
И не воспримет.
Окончательно расстроилась, глаза обожгло горячей водой обиды. Только этого не хватало... Не хватало еще свидетелей её уязвимости. Не хватало ей еще, чтобы кое-кто причинно-следственные связи установил. Не хватало еще статус «малой» зацементировать на веки вечные, выдав бесконтрольный фонтан слез. Нужно отвлечься. Как? На что? На что-нибудь, а об этом, по совету О'Хары, «подумать завтра». Вот, например, можно рассмотреть повнимательнее, как он тут вообще живет, «взрослый» этот.
Взгляд, отцепившись наконец от лица хозяина квартиры, растерянно побежал по комнате, то и дело останавливаясь то тут, то там. Первое, что бросилось в глаза – обтянутый искусственной кожей массажный стол у стены напротив дивана. Стола в большой комнате она не помнила. Интересно.
— Ты… Массаж делаешь? — желая перевести тему разговора и слегка разрядить обстановку, удивленно спросила Уля. — Или это от отца еще?
Егор поперхнулся водой, закашлялся и уставился в окно. Поняв, что упоминать сейчас погибшего дядю Артёма было верхом бестактности, и мгновенно перепугавшись до чёртиков, Ульяна мысленно от всей души настучала себе по бестолковой башке за привычку ляпнуть, хорошенько перед этим не подумав. Но тут Вадим рассмеялся, да так заливисто и громко, что Уля ощутила полный ступор. Мало того, что реакция оказалась слишком неожиданной – смех буквально разрезал наступившее молчание, как тишину раннего утра разрезает рёв включившейся газонокосилки или бензопилы – так еще и причина его бурного веселья была Уле неведома. Над чем тут вообще смеяться?
— О, Рыжий мастер, ты не знала? Девчата в очередь выстраиваются под дверью, да, Егор? — хитро взглянув на друга, подмигнул он. — Пожалуй, я даже завидую, но выпрашивать сеанс не рискну.
«О, Боже!»
— И правильно, — угрожающе прошипел сосед. — Вдруг я тебе сломаю что-нибудь ненароком? В рабочем запале...
Усмехнулся. Возможно, на всякий случай, во избежание дальнейших расспросов о настроении. А может и искренне... Нет, скорее всё же во избежание...
— Ой, боюсь-боюсь…
Вся кровь разом хлынула Уле в лицо, в ушах зашумело, и она поспешила отвернуться, прикидываясь, что продолжает свою инспекцию, а на самом же деле желая спрятать глаза. Намёк вышел не слишком тонким, тут нужно полной идиоткой быть, чтобы не сообразить. Ни при чём тут отец. Взгляд заметался по поверхностям, ноги сами понесли по комнате – она вновь судорожно пыталась себя отвлечь.
На небольшом столике в углу комнаты, у окна, примостился виниловый проигрыватель, и там же, у окна, в объятиях двух металлических стоек – две электрогитары. Еще одна, самая обычная, подпирала подлокотник дивана.
На рабочем столе – черт ногу сломит: раскрытый ноутбук с запущенной программой; россыпь квадратных бумажных конвертов, надписи на которых гласили, что внутри – гитарные струны; небольшая синяя пластиковая коробочка с узким экраном и логотипом Korg; большая металлическая коробка с кучей кнопок и «гнёзд» и возвышающимися над поверхностью шапочками каких-то «крутилок». Уля понятия не имела, как эти штуки называются, лишь интуитивно догадываясь, что с их помощью что-то в этой мудреной системе регулируется. Здесь же, на столе, разной толщины свернутые провода и большие наушники. Смартфон, кардхолдер и пачка сигарет. Кипа расчерченных от руки листов с буквенными обозначениями, цифрами, нотами, стрелками, волнами, дугами и черт еще знает какими символами. Китайская грамота!
Под столом – большая колонка или как там у них называется эта штука, из которой звук идет? Саббуфер?{?}[Верно – сабвуфер. Необходим для воспроизведения звука низких частот порядка 20-160 Гц. У Егора стоит "комбик", а не саб. Гитарный комбоусилитель (или просто комбик) – это устройство, без которого электро- или бас-гитара просто не будет звучать. Комбик не только усиливает и воспроизводит звук инструмента, но ещё и определённым образом изменяет сигнал, чтобы гитара звучала максимально выразительно. Бывают трех категорий: гитарные, басовые и для акустики] На стеллаже по правую от дивана сторону стройными рядами выстроились фотоаппараты и объективы всех возрастов и размеров, а на полу валялся раскрытый рюкзак, на первый взгляд тоже набитый фототехникой. В этом же углу – штатив и «свет».
На месте болгарской стенки теперь гордо высилась икеевская вешалка для одежды, и, глядя на многообразие вещей на плечиках, Уля поймала себя на мысли о том, что никогда не приглядывалась к тому, что он носит. А там, помимо футболок и худи, чего только не было. И даже – мама дорогая – пальто! И рубашки! И пуловеры с горлом. Не только джинсы, но и брюки. Всё, что не по сезону – в прозрачных чехлах! Одеваться, стало быть, Егор при желании тоже мог «по-взрослому».
А она тут в футболке с Микки Маусом. Малая и есть.
Второй стеллаж – по левую от дивана руку – тоже не пустовал. Сделав несколько шагов к полкам, Ульяна осторожно коснулась барабанных палочек. Живые! Изрубцованные вмятинами и зазубринами на половину длины каждая. Подняла глаза выше и уперлась взглядом в малютку-гитару и стоящую рядом фоторамку, на которой тётя Валя, совсем еще молодая, крепко обнимала за плечи серьезного подростка. Сглотнула: детство вновь встало перед глазами – счастливое, беззаботное, такое светлое в своей наивности, наполненное глупыми заблуждениями время. Которого не вернешь. Они тогда были совсем другими. И Черновы были еще живы. И никто не знал, что принесет завтрашний день. Не знал, что завтрашний день не настанет.
Пытаясь справиться с захлестнувшими ее эмоциями, Уля кивнула на маленькую гитару.
— Это для детей?
— Это укулеле{?}[гавайская четырёхструнная разновидность гитары, используемая для аккордового сопровождения песен и игры соло], — сдержанно ответил Егор. Вадим на них даже глаз не поднял: уткнулся в свой телефон, строчил там всё кому-то.
«Спасибо, блин, сразу всё прояснилось...»
На этой же полке ворохом валялись какие-то бумажки и сертификаты. Ульяна бегло прочла надпись на верхнем: «Центр парашютной подготовки и спорта “Skycenter”. Количество самостоятельных прыжков: 20». Подпись и печать. Вновь сглотнула, на этот раз нервно: она всю жизнь до одури, до вспотевших от одних лишь мыслей ладошек боялась большой высоты. Ей на пилон-то поначалу было страшновато лезть, а тут – целое безбрежное небо и далекая-далекая, неизбежно притягивающая тебя земля. И стропы могут запутаться, и купол – не раскрыться. Твоя жизнь зависит от того, правильно ли ты сложил парашют.
Ну вот, опять. Опять вспотели.
Брошюры. Журналы о мотоспорте. Журналы о фотографии и желто-коричневые конверты с фамилиями. Какие-то билеты на какие-то мероприятия. Красочные буклеты. Гигантская коллекция винила, занимающая три полки из шести. И ни одной книги. Самой завалящей. Ну, ясно всё.
— У вас вроде раньше был книжный шкаф… — тихо произнесла Уля, переводя на Егора растерянный взгляд.
Тот лишь руками развел. Наверное, мысли считал в глазах. Впрочем, ему было по боку: за то время, что она тут по сторонам глазела, к нему вернулась привычная безмятежность. Вопрос прозвучал, но ни одна мышца на его лице не дернулась.
— Переехал в ближайшую библиотеку, — равнодушно изрек Егор.
«Как так можно?.. Это же… кощунство!»
Ну, это уже... Это уже слишком. Слишком! Грудь выжгло пламенем острого разочарования. Конечно, взрослые же книг не читают! Взрослым же некогда всё!
Да, они абсолютно точно совершенно из разных миров, общего между ними – лишь стенка, разделяющая их квартиры.
— Лучше бы нам отдал, — в этот раз голос всё-таки дрогнул. Дрогнул от обиды за шикарную коллекцию, утёкшую, можно сказать, прямо из ее рук неизвестно куда. — Я люблю читать, если помнишь.
Егор удивленно уставился на нее. Он явно не осознавал масштабы её личной трагедии, не понимал, в чем суть её претензий, а если и понимал, то никакой вины за собой не чувствовал. Сколько у Черновых было книг? Если на каждой полке помещалось, допустим, штук десять-пятнадцать, а полок в том шкафу было навскидку десять, то выходит, до ста пятидесяти штук он сбагрил, не моргнув глазом.
Даже не предложив сначала взглянуть! Сосед, называется!
— Не подумал, малая. Извини. Зачем вам лишняя макулатура? Своей, что ли, мало?
«Макулатура? Макулатура?! Конечно, ты не подумал! Когда ты думаешь вообще? Ты вообще ничего обо мне не знаешь... Ты...»
Уля не могла сообразить, что сказать и стоит ли вообще что-то говорить, впустую сотрясая сгустившийся воздух. Нутро захлёбывалось в праведном гневе, и в то же время где-то там, в темном углу сознания, зарождалось смутное пока подозрение, что со своими к нему претензиями она рискует малость перегнуть палку. Ведь в принципе никто никому ничего не должен, да? Да же? Она ему давным-давно уже никто, чтобы о ней в принципе думать. Объясняться за выражение лица или спрашивать разрешения пускать к себе их кота. Правильно – никто. И он ей давно – никто. Тогда о каком недовольстве речь?
Зато Вадим, наконец, отвлекся от своего телефона. Словно почувствовав Улино потерянное состояние, поспешил перевести тему.
— Извинения от Рыжего дорогого стоят. В следующий раз лет через десять услышишь, — добродушно усмехнулся он, запихивая смартфон в карман. — Так что принимай. Рыжий, — перевел взгляд на Егора, — кстати, а пульт диджейский ты куда дел?
— Продал, — выуживая из-под стола чехол и упаковывая в него одну из гитар, всё так же беспечно отозвался Егор.
Вадим искренне удивился. И даже, кажется, чуть-чуть расстроился.
— Почему? Крутой же был! — в сердцах воскликнул он, состроив при этом такую трагичную физиономию, будто продал его друг не пульт, а душу. Похоже, Вадим – это просто ходячая драма, на театральные подмостки ему надо было подаваться. Если уже не... Впрочем, именно сейчас его чувства Уля понимала. Может, в его глазах продажа техники выглядела точь-в-точь, как в её – избавление от сотни книг.
Егор в ответ лишь устало вздохнул: кажется, всё это его порядком утомило. Или нет, утомило – не совсем подходящее слово, подходящее слово – достало. Но как бы то ни было, к Улиному огромному удивлению, на фоне которого о книгах даже как-то немного подзабылось, на три известные буквы никто никого пока не слал.
— Потому что мне понадобились деньги на синтезатор, — терпеливо пояснил он, продолжая изображать умиротворение на лице. В глазах, однако, читалось: на исходе его терпение. — С пультом любви у нас не случилось.
Вадим, в отличие от Ульяны, явно не чувствовал, что ступил на лезвие ножа. Не похоже, что он вообще придавал значение эмоциям окружения. А вот Уля, в которой осознание нелепости ситуации за прошедшую минуту успело существенно потеснить чувство негодования, попробовала вдруг поставить себя на место Егора. Как происходящее выглядит в его глазах? Возможно, так: ввалились и чуть ли не с порога напали на него вдвоем, требуя письменных объяснений, какого черта он избавляется от личного имущества, забыв спросить мнения чужих ему людей.
— На кой ляд тебе синтезатор?! — всплеснул руками Стрижов, продолжая недоуменно глядеть на Егора в ожидании пояснений.
«Вадим… Остановись…»
— Я же не интересуюсь, на кой ляд тебе двадцатые New Balance, Стриж.
Егор кривовато усмехнулся. Это явно был маленький ответный камушек в кое-чей огород, а может – непрозрачное предложение перестать задавать дурацкие вопросы.
— Понял.
«Бинго», — отразилось на лице соседа. Раньше любимое Егорово словечко было, Уля внезапно вспомнила. Его взгляд заскользил по поверхностям. Спустя несколько секунд в карманы штанов отправились кардхолдер и смартфон с рабочего стола, сигареты. А в карман чехла от гитары – какой-то толстый кабель, синяя коробочка и несколько пластиковых белых баночек. В таких обычно пленку хранят, но что на самом деле было внутри, Ульяна не разглядела. Она молча наблюдала за сборами, пытаясь смириться с пониманием, что эти гитары стоят тут не просто для украшения интерьера, не для того, чтобы производить впечатление на «девчат». Что фотоаппараты – цифровые и пленочные – используются по назначению, что он и впрямь пару десятков раз прыгал с парашютом, что слушает винил, подкармливает их кота и черт еще знает чем, о чем она и не догадывалась, по жизни занимается. Никаких оснований согласиться с предположением, что у Егора «вакуум внутренний» или «диагноз смертельный», Уля не нашла. Здесь Том ошибся.
— Ты вообще в курсе, что твой сосед – маньяк? — перехватывая её пристальный взгляд, с откровенным весельем в голосе спросил Вадим. — У него есть комната с коврами, а в ней барабанная установка, но никто ни разу не видел, как он что-то на ней исполняет! А еще он кеды раз в месяц меняет! Чё с ними делает, не признается, но убивает их в хлам. Бесовщина какая-то! Иди глянь...
Уля покачала головой. Раз за разом убивать кеды в хлам можно лишь в одном случае: если постоянно танцевать. Но, опять же, Егор и танцы? Нет. Хотя теперь – черт теперь знает! Барабаны она иногда слышала из собственной квартиры – действительно, по мозгам не било, звучало довольно приглушенно, даже тактично. Вот и палочки «изнасилованные» – подтверждение тому, что установка не стоит без дела.
— А еще у меня на балконе кровь летучих мышей, кусочек меха лисицы, тушка ягненка и щепотка опиума хранятся, а на кухне в большом нижнем ящике – котёл, — без малейшего намека на иронию бросил Егор. Кажется, всё-таки достали. — Полная луна обращает меня оборотнем. А зелье помогает безболезненно пройти трансформацию. Идите гляньте.
Двое уставились на хозяина балкона не мигая. Впрочем, тот тоже сверлил их испытующим взглядом, и не думая улыбаться или как-то иначе давать понять, что просто шутит. Ликантропия{?}[мифическая или волшебная болезнь, вызывающая метаморфозы в теле, в ходе которых больной превращается в монстра]. Вспомнились Джейкоб из «Сумерек» Майер, четверка анимагов из «Гарри Поттера» Джоан Роулинг и преподобный Лоу из «Цикла оборотня» Кинга, куда же без Кинга. Ульяна невольно, но легко представила себе дьявольский огонь в глазах, которые в момент обращения наверняка приобретают глубокий янтарный цвет. А медовые крапинки – это такое тонкое проявление его истинной волчьей сущности. А шухер на голове – так это же всклоченная шерсть. А в баночках тех на самом деле корень мандрагоры, а не плёнка. Поэтому, бывает, его целыми днями не слышно не видно – отсиживается в своей норе.
«Надо будет свериться с луной...
... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ...
Боги, что за бред? Начиталась всякого! Тому скажи – на смех поднимет»
