Текст книги "Мать ветров (СИ)"

Автор книги: Braenn

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 61 страниц)

Сейчас и мама, и отчим, и сестры с братом топтались на другой стороны площади и не могли видеть родственницу, которую считали сгинувшей. Герда не торопилась скидывать со своих приметных пепельных кос платок, укрылась за широкими спинами вольных братьев. Наблюдала и размышляла. Завтра ей предстояло открыть первую официальную больницу в родной деревне. Выбрать помещение, проэкзаменовать местного знахаря, оставить ему инструкции, медицинские инструменты, снадобья, книги. «Дети ветра» вскорости обещали прислать ему помощника или двух, но с месяц точно будет один крутиться. Как подойти к этому деликатному делу, и человека не обидеть, и невежества не допустить?

– Ай, красота какая, диво! А? Что скажешь, сердешная? – раздался за спиной знакомый заразительный смех. Ладонь Хорька лихо и бережно хлопнула ее по плечу. Герда обернулась – и просияла в ответ на улыбку друга. Безобразный ожог в пол-лица казался тенью, глаза и зубы сверкали ярче звезд, что одна за другой вспыхивали в небе. Бывший разбойник счастливо вздохнул и крикнул на всю площадь: – Хорошо, люди добрые! Вот такой храм взаправду свет несет!**

Посреди одобрительного гудения послышались отдельные проклятия. Лицо Хоря смягчилось, и он заметил вполголоса, уже одной Герде:

– Веришь ли, как будто боль мою с лица этот огонь слизал.

– Тебя покалечил барский огонь. Или не только?

– Барский. А крепость нашу, то, что баре с нами творили, разве орден не одобрял?

– Одобрял, – медленно ответила оборотица. Принюхалась к людям, к себе, почуяла соль на щеках молоденького служителя. – А в этом храме память моя. С мамой службу слушала. Над бабулечкой моей тут молитвы читали... Приговоры выносили, и это помню. И еще... Хорек, милый, жрецу-то я дюже сочувствую, не сочти за слабость. Добрый он.

– Добрый, – кивнул бывший разбойник. Нахмурился, почесал безволосую бровь. – Надо было, что внутрях, вынести, конечно. И пусть бы он верил, служил... но не здесь, Герда. Тут стены кровью пахнут, мясом паленым пахнут.

– Пот еще. Ну, тех, кто храм этот строил.

– Эк ты! Что ж теперь, палить не надо было?

– Да вроде надобно... У людей, видишь, праздник. А так-то... Не знаю. Думаю.

Хорек обнял ее и поцеловал в волосы, с которых от его прикосновения случайно сполз платок.

– Эх, был бы я по девчатам, попробовал бы отбить тебя у Саида! Не отбил бы, а все одно попробовал!

Герда засмеялась, прогоняя весельем тоску по мужу и сыну. Первого не видела с неделю, второго – с месяц.

– Ох, Пламя Милосердное, спаси-защити! Ох, люди, мертвяк, мертвяк явился! Грех это, храм горит, люди, покайтесь! Мертвяк!..

А вот и признал ее один из соседей. Эффектное, как сказала бы Марлен, появление.

– Живая? – серые глаза в сеточке морщин уставились на нее опасливо и подозрительно.

– Жива, матушка, – Герда поклонилась родительнице, легко, а не как положено, до земли. Кивнула злому и напуганному отчиму. Улыбнулась было опешившим сестренкам и сторожкому брату, да тех утащила от нее подальше тетка. – Жива. Я тогда к фёнам подалась-то, из неволи барской. Замуж вышла, сынок у нас, три годка вот-вот...

– Этот муж что ли? – угрюмо спросил отчим и кивнул на Хоря, который на почтительном расстоянии пас подругу.

– Друг, – покачала головой оборотица. – Мужа моего, коли повезет, утречком повидаете. Он тоже из фёнов. С сыночком пока познакомить не могу, прости, матушка, в тылу он остался. А звать его – Радко. Радость наша.

– А чего ж явилась? У фёнов кисло стало? – грубо продолжал допрос мужик, не ведавший, должно быть, что порядком испытывает терпение бывшего разбойничьего атамана. И не только его.

– По поручению фёнов и явилась. Больницу у вас открывать будем, травницей я стала. Нюх мой волчий пригодился, травы лекарственные понимать, грибы да ягоды. Видишь, – а это уже отчиму, глаза в глаза, – у мудрого хозяина всяко сгодится, к делу приладится, а худому золото дай – в кабаке пропьет.

– Ты, волчье отродье! – отчим шагнул к ней, прицелился оттаскать за косу – и замер. В кадык ему едва не ткнулся длинный боевой нож.

– А батюшку дурным словом хаять не смей, – мягко предупредила Герда.

– К матери и близко подойти не надейся. Слышь, Эльза?! Запрещаю тебе балакать с этой!.. этой...

– У вас из «Алых платков» кое-кто имеется, али ты забыл? Я пошепчу подругам, что ты жене с родной дочерью видеться запрещаешь. Ну, бывайте. С восходом солнышка и мысли светлее, побеседуем. Правда, матушка? А пока пойду я. Устала очень.

Над соломенными крышами, умытыми праздничным солнцем, зловеще высилась почерневшая от копоти башня. Саид и Арджуна с усмешкой переглянулись: вольные. Фёнам были чужды их показательные выступления вроде подпалить что-нибудь, устроить публичную порку или, наоборот, раздать отнятое у очередных аристократов и купцов, красиво, широко швырнуть в толпу золото и серебро, открыть, проливая половину на землю, драгоценное вино. И все-таки эти шальные выходки обладали особым очарованием, сумасшедшинкой нового мира, и крестьяне, забитые, заезженные, скрюченные в три погибели, распрямляли плечи и тянулись к ним. Вольных любили. Жители освобожденных деревень и сами фёны. Тех вольных, что остались на их стороне.

Но были и другие. После казни предателя во дворе замка Баумгартенов часть его оставшихся на свободе товарищей куда-то исчезла. Они потом долго корили себя, а толку? И в колоды их не посадить было, не удержать поперек воли.

После беглецы объявились. Звали они себя уже не вольными братьями, а коротко – Волей. Били в спину и оставляли после себя записки. Убили троих фёнов, троих вольных братьев, одну женщину из «Алых платков». И вот тогда, тогда-то фёны вспомнили все: долгие годы своей упорной работы, просветительскую деятельность «Детей ветра», ту неприглядную роль, которую приняла на себя Зося, когда одним ударом, прибавив себе немало уважения среди мужской части зрителей, обезглавила предателя.

Фёнов оценили. Их жесткую, страшную открытость, их помощь подопечным в деревнях на протяжении многих лет. Оценили, сравнили с делами Воли, и последней не осталось места в Черном Пределе. Одних крестьяне отловили сами, другие бежали в горы или еще куда. Опасность неприкаянным призраком дрожала посреди ясного полдня восстания, ведь могли вернуться, вновь начать убивать...

Однако на уныние времени не наскребли.

Выматывающие странные осады, когда воины не могли пополнить запасов, но и сражаться тоже не получалось – то лучники восставших возникали из ниоткуда, то призраки, упыри и прочая мерзость – эти осады оправдали себя. В двух замках распахнули ворота. Из одного бежали. Замок Теодора открыли изнутри те самые парни во главе с рыжим, которых в свое время изрядно озадачил Арджуна. Увы, Георга, коему фёны буквально мечтали выпустить кишки, за стенами не обнаружили, зато Шалом помог разродиться его жене. Бывшие воины нестройными рядами переползали на сторону мятежников.

Главная цитадель княжества, Шварцбург, неумолимой ненасытной громадой нависала над молодой республикой. Она заглатывала, всасывала, впитывала в себя верных короне людей и время от времени наносила удары по освобожденным поселениям, чаще всего тем, где защитники из фёнов, вольных братьев и самих крестьян были в дефиците. Расчет оказался верным. Пара сожженных дотла деревень и ряды шибениц с изуродованными висяками вдоль дорог, и вблизи Шварцбурга народ зашептался, мол, а сдалась нам такой ценой эта свобода. Южная и северная границы Черного Предела не волновали восставших, там дружественные силы добивали собственных землевладельцев. Еще севернее, в Волчьих Клыках, той их части, что была отрезана от остального массива глубокими ущельями и географически выделялась в обособленную единицу, подняли головы гномы, которые больше двадцати лет терпели владычество Грюнланда. А вот с востока изрядно доставали войска его величества.

Отражать удары с восточной границы и ждать подвоха изнутри они дольше не могли. Главную цитадель необходимо было взять. Собственно, именно к ней держали путь стрелки Фёна под командованием Арджуны. Планировали дать роздыху себе и коням до рассвета и помчаться к Шварцбургу. Аккурат в канун соботок.

В солидном, просторном, сложенном из дубовых бревен доме, где многие годы обитали жрецы, разводили суету Герда, местный знахарь, в чьей компетентности она успела убедиться, пара помощниц и вездесущая малышня под ногами. Хорек, Саид и Мария добавляли шуму в этот бардак. Арджуна с достоинством изучал до дыр засмотренную карту.

– Знала бы ты, что о твоей жене говорят, пока тебя нету, – смешливо фыркнула Герда, когда во время очередного рейда мимо Саида тот откровенно прихватил ее за бедро.

– Кто посмел? – дурашливо нахмурился Саид.

– А дружок твой, Хорь! Говорил, мол, кабы по девчонкам был, так попытался бы отбить меня у тебя!

Комната слаженно заржала, как могут ржать только люди, готовые назавтра встретить смерть.

– О как, – лучник разворошил кудрявую голову и с обидой уставился на ехидную обожженную физиономию. – А коли ты сейчас не пытаешься отбить меня у Герды, так выходит, по-твоему, я страшный?

– Что ты, что ты, красавец, каких поискать! Я ж токмо стеснялся, но по случаю, как ты сам предлагаешь... – живо отозвался Хорек, похабно обхватил друга за талию и чмокнул его в щеку от всей души.

Мария выразительно повела кистью вверх-вниз по высокой колбе, Герда помахала в воздухе мешочком с травами с отметкой, мол, увеличивает мужскую силу, а Арджуна прикрыл рукой лицо. Детей, к счастью, во время этой пантомимы в комнате не пробегало.

Печальный жрец, который добровольно предоставил большую часть своего жилища под больницу, тихонько притулился в углу, долго наблюдал за кипучей деятельность, а после исчез и вернулся с подносом. Расставил на столе кружки, кувшин с медом, миску с соблазнительной зеленью, нарезал хлеба и сала. Вся честная компания дружно рванула к столу, и даже Арджуна поторопился. Хорек хватил было краюху со стола, но вдруг отдернул руку и виновато зыркнул исподлобья на жреца.

– За то, что вместе с добром сожгли... Простил бы ты, а. Люди сказали, ты лавки сам сколачивал. Нехорошо вышло. Прости.

На белом лице мелькнуло подобие улыбки. Служитель осторожно тронул тонкими пальцами воздух у обожженной щеки Хорька:

– Где тебя так?

Бывший разбойник неопределенно дернул плечом. За него ответил Саид. Жрец побледнел еще больше, хотя куда уж больше-то, и спросил, прочистив осипшее горло:

– Сколько человек твой барин сжег?

– А кто б считал... Почитай, дюжину, а то и все две, – сквозь зубы выцедил Хорек.

– Две дюжины, – эхом откликнулся жрец. Протянул бывшему разбойнику руку: – Лавки – не люди. Сколотить заново можно.

После перекуса Саид решительно перекинул Герду через плечо и под аккомпанемент очередного истерического припадка смеха потащил на задний двор. Пошарил глазами по хозяйственным пристройкам, выбрал баню и сгрузил свою любимую ношу на лавку в предбаннике. Сам устроился рядом и обнял покрепче волчонка, доверчиво прильнувшего к нему.

– Как мама, ты видела ее?

– Видела. И сестренок, и братишку, и отчима тоже видела, – затухая с каждым словом, ответила Герда. Приободрилась от мягкого прикосновения губ к шее у основания косы и пересказала и давешнюю, и утреннюю встречи как есть, без утайки.

– Что страшно, Саид... Я ведь готова была его в горло ткнуть. Мама глядела, родные, соседи, а я... Зверь внутри так рычал, так рвался. Это же из-за отчима я в барский дом попала. Это из-за него под Георга легла. И вот он слабый передо мной стоял, ну кто он передо мной с ножом, какой Петра сковала? Слабого – и убить... Страшно, если бы ты знал, как я сама себя испугалась.

– Волчонок, пушистый мой... А что остановило тебя?

– Да страх этот и остановил. Как убить, живого, безоружного, на глазах у жены и детей? Он живой человек, Саид. Обижал меня, крепко обижал, но если за каждую обиду резать... Не то преступление, чтобы за него так наказывать.

Грустный, певучий голос отозвался сладкой мукой в груди. Саид поцеловал ее удивительные серые глаза, опутал всем собой мягкое теплое тело. Фыркнул в растрепавшуюся на виске косу:

– Так – нельзя наказывать. Но разок я ему по яйцам двину, уж не серчай. Не бойся, не поколю. Что ж я, зверь, тещу без постельных радостей оставлять?

– Любый мой, какой же ты добрый...

– … когда трезвый! – закончили хором, вспоминая байку с базара в Блюменштадте.

– Ох, ладно, ну его, – Герда завозилась, откинулась поудобнее на сильную грудь лучника и прошептала мечтательно: – Мне Радко сегодня приснился...

– Вот это давай во всех подробностях.

– Кожи где? – спросила Зося у крестьян, которые только что доставили к лагерю возы с тем, что командир затребовала в деревнях.

– Дык это... У нас-то их и нету, а у соседей... Не дали, – растерянно развел руками мужик.

– Ясно, – Зося отловила за шкирку пробегавшего мимо мальчонку, из тех, что пришли вместе с отцами под стены Шварцбурга, и велела: – Найди Анджея, скажи, в деревню поедет, кожи добывать.

На макушку командиру свалилась шишка. Зося задрала голову и увидела пушистый рыжий хвост, стрелой взлетевший вверх по сосне. Только белки для полного счастья не хватало. Ведьму раздражало буквально все в том кавардаке, который творился в лесочке неподалеку от Шварцбурга, и она живо вспоминала давние времена, когда Кахал гонял зеленых бойцов в хвост и в гриву, костеря на чем свет стоит. Впрочем, надо отдать должное их странной армии, дисциплины за месяцы восстания прибавилось.

– Мам, хорош пылать праведным гневом, там приятели Камиллы прискакали! – весело объявил Саид, кудрявым вихрем примчавшийся со стороны палаток.

– Сейчас, Анджею инструкции выдам и приду. Вы их там хоть попотчевать чем сообразили?

– Эрвина обижаешь? Конечно!

Через четверть часа, отправив Анджея с короткой злой запиской вместо благословения, Зося бегом бросилась к палатке, даром что почти сорок пять и коса седая. Но друзья Камиллы, которых девушка по поручению фёнов окучивала все эти годы, вполне оправдывали подобный порыв. Не каждый день в крепости противника обнаруживалось аж целых три сторонника нападавших.

Рядом с палаткой командиров стоял наскоро сбитый стол, заставленный и заваленный баночками, мешочками с травами, перевязочными материалами, инструментами и прочим лекарским добром. Шалом, Герда, медик второго отряда Тиль и знахарь из вольных братьев спорили, видно, отбирая самое необходимое для сумок первой помощи. С той стороны, где сколачивали защиту для лучников и тарана, донесся смачный матерок. То ли кто кому доску на ногу уронил, то ли напортачили чего.

У приподнятого полога ее встретил вилявший всем телом Фенрир. Пес прибыл в лагерь всего несколько часов назад вместе с Эрвином и бросался буквально на каждого из своих, ликуя по поводу долгожданной встречи. Зося мимолетно потрепала лопушистые задорные уши и нырнула в прохладный полумрак, вскруживший голову ароматом каши с грибами. Ох, балует менестрель дорогих гостей, небось, предпоследнюю горсть сушеных боровиков на них перевел! И не сказать, чтобы зря.

На столе лежал примерный план Шварцбурга, который на глазах обрастал подробностями стараниями двоих аристократов. Зося невольно расплылась в улыбке, до того умильно смотрелись рядом эти две классические противоположности: худющий высокий красавец с белокурыми локонами ниже лопаток и низенький, на вид необычайно интеллигентный толстячок с темно-русыми волосами, собранными на затылке в хвост. Судя по перекошенным от попыток не заржать лицам Саида, Хорька, командира второго отряда Отто, командира третьего отряда Мариуша и самого Арджуны, она была не одинока.

– Ну, ребята, чем порадуете? – Зося протянула руку для пожатия, но верные своим привычкам молодые люди галантно поцеловали ее и воспитанно отвели глаза, стараясь не слишком пялиться на женщину-командира в коротком, по колено, платье. – Так... Значит, у нас есть аж три подземных хода? Может быть, и таран не пригодится?

Таран, которым пришлось бы долбить ворота под прицелом вражеских стрелков, под балконами с кипящей смолой, и не факт, что мокрые кожи спасут.

Во время обсуждения штурма замка в палатку вошли Марлен и Камилла с бумагами в руках.

– Послания дорогим защитникам цитадели еще нужны? – полюбопытствовала Марлен и протянула образец командиру. – Как считаешь, перечисление конкретных имен, кого мы не отпустим на все четыре стороны, а будем судить, не лишнее? Мы с племянницей прикинули, что князь и его дружки навроде Георга так и так не жаждут сдаваться, а вот рядовые вполне могут поточить на них зубы.

– Все верно. Саид, займись. Арджуна, ты нужен нам на совете.

– Сделаем, – Саид забрал записки из руки матери и обернулся к гостям: – На какое, говорите, расстояние стреляют ихние лучники и аркбаллисты?

Зыбкий утренний свет с трудом пробивался сквозь ласковые серые облака и застревал в тумане. Серые коренастые башни Шварцбурга и черный донжон казались вовсе не страшными и даже сказочными в пушистом воздухе. Пахло влажными травами, хвоей и свежесрубленным деревом. Редкие птахи тренькали в ветвях, им вторил скрип колес метательных машин.

Они отправлялись к цитадели первыми – нанести первые удары и забросить несколько камней в ров. Лучники и арбалетчики из фёнов, вольных братьев и крестьян выступали следом под командованием Арджуны. Анджей накануне вытряс из прижимистых крестьян кожи. Их как следует вымочили, обтянули ими дерево и намеревались прикрываться – как от вражеских стрел и камней, так и, вероятно, от огня и кипящей смолы, буде надобность подойти к стенам поближе. Остальные силы ждали своей очереди.

Ночью на безопасном от замка расстоянии под куполом невидимости, который стоил Шалому серьезных усилий, насыпали небольшой сигнальный холмик, сложили горки из ветвей и на совесть их просмолили. Зося сказала несколько коротких, но горячих напутственных слов и отправилась к этому холмику. До определенного этапа операции она в бой не вступала, а собиралась лишь направлять группы нападающих.

Бархатный покой раннего утра не нарушали ни звуки рожков, ни песни. Шли на штурм в полном молчании.

Вдруг эту тишину нарушил долгий свист и удар. Стена Шварцбурга дрогнула, но не поддалась. За первым ударом последовал второй, за ним и третий. Арджуна увидел условный взмах флажка над холмиком. Пора. Его подчиненные собрали луки, натянули арбалеты, взялись за ручки защиты и пошли на приступ, готовые при необходимости разделиться на две или три цепочки.

Серые стены становились плотнее, и бреши в них пока что приносили слабое утешение. Стрелки защитников пока не могли достать крестьян, которые обслуживали метательные машины, но, видно, заметили, как перенастроили навес на одном из орудий, а значит, собирались подкатить его поближе. На пробу выстрелили из аркбаллисты – мимо. И зря. Довольно точная машина гномовской работы послала камень, и Шварцбург потерял одну аркбаллисту.

Стрелы полетели с обеих сторон одновременно. Защитники попытались – была не была – подпалить прикрытие отряда Арджуны, но мокрые кожи служили безукоризненно. А вот снаряд, пущенный замковым камнеметом, проломил доски. Кто-то взвыл от боли, кто-то вскрикнул и затих. Кажется, навсегда. К раненому подполз Тиль, наскоро перевязал, примотав палку к переломанной конечности, и потащил его обратно в лагерь. Погибшего откатили чуть в сторону – не до скорби и церемоний. Тем более что живо помнили один из недавних боев, когда группа мятежников в полном составе покинула свои позиции, чтобы воздать должное павшему товарищу.

Следующий снаряд все же отскочил в сторону. Установленная под прикрытием стрелков машина нанесла первый серьезный удар.

Они считали. В тайном тоннеле каждый удар ощущался приглушенно и жутко, будто бы не в крепость попадали, а в самую землю, и она стонала, мучилась. Вот. Еще, еще... Теперь пора.

Этот отряд состоял из призраков Фёна, вольных братьев, которые увереннее чувствовали себя в рукопашной, чем с арбалетом, и крестьян, вооруженных привычными им вилами и топорами. Командовал рыжий Отто, старый фён кахаловской выучки. Тут же находились Герда как основной медик и Марлен в качестве помощницы.

Толкнули дверь – заперто. Значит, друзьям-аристократам не удалось открыть ее изнутри, но это нападавших не пугало. Главное, чтобы ворота открыли, а тут уж они сами.

– Беремся за таран! – велел Отто. – И-и-и-раз-два, бьем! Раз-два, бьем!

За дверью послышались испуганные голоса. Расчет оказался верным. Защитники Шварцбурга, и без того не особо караулившие тайные ходы – на то они и тайные, – сосредоточили все внимание на машинах и стрелках, и с той стороны наверняка осталось не больше трех-четырех человек охраны.

Затрещали толстые деревянные створки, не окованные, однако, железом – и в довольно широкую трещину влетел болт. Один из вольных рухнул на колени, заскулил, обхватывая раненое плечо. Герда и Марлен в четыре руки оттянули его в сторонку. Оборотица мягко ощупала прошитые насквозь мышцы, принюхалась к наконечнику и не почуяла яда. Наверняка. За день до полнолуния ее нос уже безошибочно определял подобные вещи.

Дружный веселый вскрик раздался сразу же за грохотом выбитой двери. К выходу из тоннеля помчался вестовой – послать сигнал командиру.

– Ты в лагерь? – без особой надежды на утвердительный ответ спросила Герда.

– Хуюшки. Мы еще повоюем, – осклабился вольный, повел перевязанным плечом и на пробу махнул топориком.

И они хлынули внутрь цитадели.

Посветлевший было воздух вновь заволокло дымкой, но только над стенами и башнями, там, куда попали камни. Зося заметила шевеление возле одного пролома и зажгла сигнальный огонь, направляя туда часть лучников. Другим огнем велела подвинуть камнеметы еще ближе. Пока все шло гладко. Слишком гладко.

Над землей в том месте, где начинался один из тайных лазов, взвилось пламя. Что ж, не стоит дожидаться второго и третьего. Только бы друзья-аристократы не подвели. Зося махнула флажком в сторону леса, раз, потом дважды. Готовьтесь. Коня мне.

В лагере оставалось несколько старых фёнов, Эрвин и другие духи. Зося в последний раз коротко повторила все распоряжения, вскочила в седло и приняла из рук менестреля бердыш. С палками ее научил обращаться еще Раджи, бердыш, из отличной стали, длинный, с раздвоенным верхним концом, она освоила сама.

За спиной собрался разномастный отряд. Те, которые отлично держались в седле, должны были мчаться вместе с ней, пешие догоняли на своих двоих.

– Ну, ребята! За республику, впер-р-ред!!!

Шварцбург вырастал из клубов пыли, всего ничего оставалось до отряда Арджуны, машин и припасенного на всякий случай большого тарана, когда мост натужно заскрипел, заскрежетал и рухнул через ров. Массивные ворота крепости, которую в последний раз брали не меньше века назад, распахнулись навстречу мятежникам. Навстречу армии молодой республики.

Внутренний двор цитадели был умеренно засыпан трупами как защитников, так и нападавших. Места для новых оставалось вдоволь, складывай не хочу. Донжон сдаваться не собирался и доставлял немало хлопот даже блестящим стрелкам Арджуны – попробуй попасть в узкое окошко где-то там, наверху.

За выступом стены над бездыханным телом, из которого торчало аж три стрелы, колдовал Шалом. Буквально. На скорую руку разложил костерок, высыпал туда содержимое шелкового мешочка, добавил отсеченные пальцы мертвеца и качнул над всей этой жутью амулетом. Одним из тех, что раздобыл в Пиране.

Вскоре по внутреннему двору, перекрывая стоны раненых и умирающих, разнесся пронзительный вопль десятков глоток. Чародей удовлетворенно усмехнулся. Призрачные иллюзии, которые он впервые создал близ Болотища, исправно возникли и здесь. Армия республики была предупреждена. В отличие от воинов князя.

Вдруг Шалом всей кожей ощутил присутствие в замке чуждой ему магии. По телу пробежали болезненные искорки, в висках разгорелись мучительные пожары.

– Шалом, что это? – крикнул Арджуна.

Всего два шага из-за своего укрытия. Всего два шага, чтобы увидеть и не поседеть от ужаса, потому что и так седой.

– Некромант, – ответил Шалом и заледеневшими пальцами зашарил в своей сумке. Собранный недавно зверобой должен был помочь... немного. Ослабить, отпугнуть.

А тем временем на площади у распахнутых ворот один за другим поднимались трупы. Бывшие противники после смерти собирались плечом к плечу сражаться с армией республики.

– В укрытия, все в укрытия! – рявкнула Зося, и ее приказ по цепочке полетел по всей захваченной части цитадели.

Шалом, Герда и знахарь вольных поспешно смешивали травы с водой, чтобы смоченная в них сталь удержала мертвецов. На время. Но обезвредить их окончательно можно было, лишь достав некроманта.

– Там! – вольный арбалетчик рванул к донжону прежде, чем Зося успела словить сумасшедшего за шиворот.

Болт не успел покинуть ложе арбалета. Яркая черная вспышка – и на месте несчастного задымилась горстка пепла.

– Саид, – Арджуна крепко тряхнул подчиненного за плечо. – Если что, ты командуешь вместо меня.

Юноша быстро кивнул. У Арджуны, с его профессиональной выучкой и эльфийской скоростью, были какие-то шансы. В отличие от остальных.

Короткий золотой росчерк, сильные руки мгновенно натянули лук, и стрела взмыла вверх и вперед. И ударила в цель тогда, когда в ладонях некроманта разгорался черный пылающий шар. Эти ладони дрогнули, и шар полетел вниз, опережая тело мага. Новая вспышка, и Арджуна рухнул на землю. Обе ноги его ниже колен рассыпались серой пылью.

– Прикрыть нас! – велел Саид и бросился к потерявшему сознание командиру Теней. Подхватил на бегу пику и со всей дури оттолкнул прочь мертвеца, который явно намеревался поживиться эльфятинкой. Гаркнул, не оборачиваясь, Шалому: – Не сработало! Они двигаются!

– Они ослабли! Пробуем, пробуем все! – прохрипел чародей.

В нежить полетели смоченные в травах ножи и стрелы. Саид на пределе сил вбил пику в деревянное основание немого камнемета и, пока мертвец пытался стащить себя с древка, снес ему голову его же топором. Мертвец ведь был из своих, из крестьян.

Оставалось подхватить Арджуну на руки и донести до выступа стены, где его уже поджидал Шалом. Саид опустил друга у ног чародея и замер. Как временный командир стрелков он не имел права задерживаться, но смуглое прекрасное лицо эльфа посерело, руки похолодели...

– Иди, справимся,– сказала возникшая за плечом лучника Марлен – и пырнула легким мечом очередную нежить.

В собственном дворике донжона воцарился тишина, тем более невероятная, что с другой стороны башни доносились разъяренные и отчаянные вопли республиканцев, которые пытались расправиться с мертвецами и живыми одновременно.

А ведь они почти прорвались внутрь. Почти. Но были остановлены глумливым смехом. Сам князь соизволил выйти, чтобы поприветствовать армию нападавших, а также их командира лично. В качестве живого щита он использовал детей прислуги и рядовых воинов.

– В самом деле? Ведьма мятежников? Я-то искренне считал, что все это досужие вымыслы. Приношу свои глубочайшие извинения, госпожа. За то, что не поверил, будто бы возглавлять армию может женщина. А ведьма ли ты, мы поглядим, – издевательски-галантная улыбка играла на тонких губах под ухоженными седыми усами. Князь ласково коснулся головки плачущей девочки, а другая его рука, сжимающая кинжал с позолоченной рукоятью, легла на плечо мальчишки, заплатанные штаны которого тут же намокли. – Итак... Прежде всего, ведьма, прогони своих людей, если не желаешь увидеть тоненький, но очень глубокий разрез на этой прелестной шейке.

– Брысь, – вполголоса бросила Зося стоявшему за ее плечом Мариушу. Обернулась и для верности грозно сверкнула ледяной зеленью глаз.

– Чудесно. По-прежнему не знаю, ведьма ли ты, но ты мне нравишься, – князь обвел взглядом своих людей и звучно провозгласил: – Перед вами, господа, сама командир... как вас там... Фёна! А Фён, мы все слышали, полагает свою власть более справедливой и милосердной, чем наша! В самом деле? Я отпущу всех этих невинных детей, даю слово чести, если ты, якобы ведьма, сложишь оружие и подойдешь ко мне. Ну же! Велико ли твое милосердие – или оно заканчивается там, где начинается твоя трусость?

Трусость... Решить бы задачу поважнее, благородный князь. Дюжина ребят, самой младшей три года, самому старшему, кажется, восемь. На одной чаше – их жизни, на другой – деморализованная гибелью командира армия. Это если она погибнет. А если станут пытать? Зося опустила ресницы. Ее дорогие товарищи, надежные фёны и лучшие из вольных братьев. Разве они позволят себе упасть духом? И крестьян поддержат. Дюжина ребят... Хитрая и вместе с тем нежная улыбка Радко, угольно-черная шерстка под ее пальцами... Тяжеленный младенец Милош могуче присосался к источнику молока... Крохотный Али задремал и выпустил из ротика ее грудь. Другую деловито опустошает Саид... Она командир. Но она же – и мать.

Ножи со звоном упали на мощеный двор. Зося почувствовала на своем плече поганую руку князя и невольно улыбнулась, провожая взглядом пятки пустившейся наутек детворы.

Все глаза вперились в нее будто в диковинку. Изучали, ждали. Как смерть примет. Князь, седой, в годах, но по-прежнему высокий и мощный, одной рукой скрутил маленькую женщину. Золото, усыпанное изумрудами, блеснуло вновь.

Простой боевой нож ткнулся под кадык князю, и кинжал не вошел в женскую шею на нужную глубину. Они осели на землю разом, бездыханный и обморочная, а потому не могли видеть той ожесточенной борьбы, что завязалась между людьми князя, принявшими сторону седой ведьмы, и теми, кто остался верен своему погибшему господину. Защитника Шварцбурга, который спас командира республиканской армии, увлекла схватка, да и остальные не успевали или не хотели обращать внимания на пока еще дышащую Зосю.

Ее приметил статный красавец с роскошными каштановыми кудрями, спустившийся со второго этажа донжона.

– Ну, здравствуй, сука, – прошипел он, склоняясь над раненой. – Как же с тобой поквитаться за мой родной дом, за дом моего тестя, а?

– Храбрый рыцарь. Ты умеешь храбро насиловать подневольных девушек и убивать раненых женщин, – певуче проговорила Герда. Она воспользовалась всеобщей суматохой, философскими размышлениями Георга и бесшумно подкралась к своей неподвижной свекрови. В руке нож, над ними обеими – облаченный в латы рыцарь. А что делать? Она не успевала кликнуть подмогу.

– Ба! Воскресшая из мертвых девочка! Ты по мне соскучилась? Прости, недосуг тебя ублажать, – Георг с лязгом достал из ножен меч...

… письмо Али о верфольфах... легенда? Быль? Терять нечего. Герда припала губами к ране на шее Зоси, всосала, сколько могла, крови и выпрямилась.