Текст книги "Мать ветров (СИ)"

Автор книги: Braenn

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 61 страниц)

Пятка мачты подползла точнехонько к пяртнерсу и легко ушла в предназначенное для нее отверстие. Дик спрятал пылающее лицо в полосатой шерстке Баськи. А вдруг... вдруг случится чудо, и Милош не оттолкнет его? И тогда эти красивые смуглые руки, расчерченные голубыми венами, крепко-крепко обхватят маленького лимерийца, и огромный страшный член так же легко войдет в предназначенное для него тело. Может быть, даже порвет, но Дику почему-то бездумно было на это плевать.

В последний вечер перед отплытием Милош выпросил у Роя пару свободных часов и ушел в одиночестве бродить по побережью. Даже Баську оставил под боком у врача, который со свойственной ему скрупулезностью проверял и перепроверял весь собранный на острове материал: растения, насекомых, раковины, кости, камни, заметки и зарисовки.

Великан, как и положено настоящему фёну, умел двигаться почти бесшумно, а потому его шаги не нарушали чарующего безмолвия этого мягкого, приветливого, расцвеченного только самыми чистыми красками вечера. Синий, розовый, золотой, зеленый, серый. Милош на миг от всей души позавидовал менестрелю Эрвину. Потому что, будь юноша поэтом или хотя бы недурным прозаиком, он бы в точности описал и зеркальную гладь обманчиво смирного моря, и нежный закат, и темные недвижные тени трав и камней, а после передал бы свои записи Али, и братишка непременно запечатлел бы это простое и величественное волшебство.

И непременно нашел бы способ, как передать всю прелесть острова, бывшего когда-то безлюдным, с которым впервые соприкоснулся человек. Натворил ненужных жестокостей да и откровенных глупостей, чему вечным свидетелем останется усыпанная камнями могила Джека. Но и нашел в себе желание всмотреться в неизведанную землю, влюбиться в ее загадки, собрать материал для исследователей и врачей. А еще – пристальнее пригляделся к себе, к своим товарищам. Ведь именно здесь Милош особенно сблизился с друзьями и вдоволь наблюдал за поведением подросшей Баськи.

Одежда с тихим шорохом упала на гальку, и фён медленно, плавно вошел в море. Теплые, что парное молоко, воды трепетно целовали его уставшее за день напряженной работы тело, и так хорошо было плавать и нырять в одиночестве, зная, что на палубе его ждут родные существа. Тоска по дому не исчезла, нет, но наконец-то ей пришлось потесниться, уступая дорогу новым привязанностям.

Со стороны швартовки послышались осторожные шаги. Милош всмотрелся в густой синий сумрак, но ему хватило и пары ударов сердца, чтобы узнать маленькую фигурку Дика. Саориец в несколько мощных гребков подплыл к берегу, уселся на гальку и подождал, пока друг устроится рядом с ним.

– Тоже хочешь искупаться на ночь глядя? – поинтересовался фён.

– Да не... Так. Прогулялся, – скоро проговорил лимериец и спрятал лицо в ладони.

– Эй... Случилось что? – встревожился Милош. Уж чем-чем, а смущением Дик не страдал. Если его не застукать, конечно, за распитием рома, но этого, к счастью, в последние дни не наблюдалось.

Узкие сильные плечи как-то неопределенно дернулись, но лимериец не отозвался. Молодой лекарь терпеливо ждал, посчитав, что друг подыскивает слова или собирается с мыслями, но когда молчание слишком уж затянулось, осторожно тронул его за руку.

И совершенно опешил. В мгновение ока Дик распрямился, повернулся к нему и уткнулся лицом в основание шеи. Одна юркая ладонь, влажная от пота, лихорадочно шарила по спине Милоша, а вторая заскользила по животу и замерла, едва не коснувшись его члена. Ну конечно, саорийцу и в голову не пришло одеться после купания!

– Дик, – юноша как можно мягче перехватил запястья своего друга и чуть-чуть отстранил его от себя. Попытался заглянуть ему в глаза, но лимериец низко опустил голову, и светлые пряди почти полностью скрыли его лицо.

– Противно тебе? – дрогнувшим голосом спросил матрос.

– Нет, не противно, – честно ответил Милош и на всякий случай подробно объяснил: – Я не осуждаю мужчин, которые тянутся к другим мужчинам. Более того, я прекрасно дружил с двумя подобными парами и восхищался их отношениями. Но скажи, почему? Мы слишком долго находимся вдали от женщин, и тебе не хватает?.. Или?..

– Дурак ты, – беззлобно огрызнулся Дик. – Глаза разуй! Не видишь что ли?

А ведь видел. Отмечал про себя. Но не придавал значения восторженным взглядам приятеля. Списывал все на то, что маленький матрос впервые обрел друзей, что не может нарадоваться на мир без одиночества, на мир, который спустя несколько лет после гибели родителей вновь заиграл для него празднично яркими красками. Точно, дурак.

И что теперь делать?

– Серьезно, да? – глупо уточнил Милош, хотя, по-хорошему, кто ж о таком спрашивает.

– Угу, – буркнул Дик и вдруг вскинул на него светлые огромные глаза, в которых плескалась отчаянная надежда. – Ты говоришь, тебе не противно. А может?.. Неужто тебе самому не тоскливо? Ты на Веселом даже в бордель с нами не заглядывал.

Как-то совершенно некстати плоть саорийца напряглась и напомнила, что последняя близость у него случилась больше двух лет назад, с его девочкой. Но Инга ушла к другому, а Милош, познавший вкус счастья с любимым человеком, просто не представлял себе, как это – переспать с кем-то не по любви. Нет, он не осуждал Саида, который, откровенно говоря, вел себя что настоящий кобель. В конце концов, он такой, братишка – другой.

Но потребность здорового молодого тела никуда не делась. Да, он понимал – противно не будет. Целовался же он с обоими двойняшками, целомудренно, по-братски и вместе с тем горячо и откровенно. Значит, и с Диком – если и не понравится так, как с женщиной, то хоть утолят естественный голод.

Только...

– Нечестно получится, Дик. По отношению к тебе нечестно, – грустно покачал головой Милош. – Ты же для меня друг. Близкий и важный, да, но у тебя-то – иное. Нехорошо выйдет. Как унижение, как подачка. А я совсем не хочу, чтобы тебя кто-нибудь унижал.

– Ну... Хоть не презираешь. На том спасибо, – очень-очень тихо произнес лимериец и едва слышно всхлипнул. Рывком поднялся и повернулся, явно собираясь уйти.

– Подожди! Оденусь, и вместе пойдем.

– Не, не спеши. Я пошатаюсь еще чуток и вернусь на палубу.

– Дик, только глупостей не натвори, – припоминая исповедь друга и его слова о том, как он когда-то хотел руки на себя наложить, потребовал фён.

– Не боись, – криво улыбнулся маленький матрос и добавил: – Что-то мне дюже жить понравилось, – и зашагал прочь от берега, куда-то в глубь острова.

А на рассвете они вышли в море. К середине ночи ветер малость окреп, но чистое звездное небо не омрачило ни одно облачко, и в золотом сиянии восхода косые паруса расправились, будто крылья огромной птицы. Судно легло на курс и шло крутым бакштагом, неторопливо рассекая волны, ослепительно сверкающие в солнечных лучах. Ветер немного отошел, и Милош с Диком чуть растравили грот. Фён бросил последний взгляд на остров, мысленно еще раз попрощался с коровами, черными бабочками и могилой Джека – и перевел взгляд на мачту.

Прежде он был матросом на корабле, который строили и ремонтировали без его участия. Он лишь как дисциплинированный член экипажа старательно обучался новому ремеслу и выполнял приказы капитана Фрэнсиса и первого помощника Роя. Но кораблекрушение обернулось для юноши нежданной удачей. Он сам, своими руками срубил эту невероятных размеров сосну, с помощью товарищей дотащил до берега, обтесал, мягко и спокойно тянул топенант, чтобы мачта с первого раза встала на положенное место и не разнесла при этом палубу. Он вместе с другими ребятами чинил фальшборт и паруса, участвовал в изготовлении такелажа, переделал сотню серьезных и мелких дел, уставал порой под вечер как собака, но «Гринстар» отныне была не просто красавицей-каравеллой. Она стала его каравеллой.

Вкусный морской воздух наполнял легкие до предела – вот-вот разорвутся. Впереди расстилался необъятный голубой простор, солнце поднималось все выше и выше, заливая золотым сиянием и море, и судно, и дорвавшихся до своей стихии матросов. И даже чувство вины перед Диком юркнуло куда-то в укромный уголок души, тем более что маленький лимериец улыбался счастливо и умиротворенно.

Оставалось надеяться на то, что опытный капитан верно рассчитал курс и знает, в какую сторону от необитаемого острова им следует держать путь.

Плотный горячий туман застал их врасплох.

Поначалу привычные к северным водам члены экипажа жутко страдали из-за жары, и даже Веселый остров их слегка утомил. Но постепенно путешественники привыкали к палящим лучам, старательно прятались в тени парусов или же, если их присутствие на палубе не требовалось, спускались в кубрик. Лорд Эдвард заработал среди матросов уйму нелестных прозвищ, потому что изводил всех своими капризами и даже нарвался на жесткую злую отповедь Фрэнсиса, правда, предусмотрительно высказанную наедине. Баська спала целыми сутками, причем в таких позах, что вызывала массовые припадки умиления у не склонных, в общем-то, к подобному мужиков. Милош мысленно не раз поблагодарил свою маму за то, что она вышла замуж за отца, и ему по наследству досталась смуглая кожа. Светлые лимерийцы и рыжий Шеннон загорели до черна, малость помучились с облезающей кожей, но выглядели теперь весьма занимательно.

В конце концов, они вполне приспособились к зною, а потому однажды ночью дежурные не обратили внимание на то, что стало еще жарче, и, видно, от перегрева не разглядели едва заметный туман.

Который к утру внезапно сгустился до такой степени, что Фрэнсис приказал срубить два паруса и оставить лишь бизань. Капитан справедливо опасался того, что «Гринстар» при столь ужасной видимости вполне может налететь на какие-нибудь скалы.

Наконец, из клубящихся белых паров показались очертания земли. Судя по скупым описаниям и более чем приблизительным картам, на этом курсе в неделе пути до ближайшего пункта назначения – острова Эсмеральда – не значилось никаких земель. Мираж? Или реальность слегка расходилась с картами и планами?

Когда каравелла приблизилась к смутному силуэту настолько, чтобы матросы сумели разглядеть нечто, похожее на высокий, с виду непроходимый лес, О’Конор собрал на палубе всех своих подчиненных, своего друга лорда Лионийского... А Баська пришла сама.

– Несмотря на то, что я являюсь капитаном «Гринстар», а вы находитесь в моем подчинении, я не считаю для себя возможным принимать решение о дальнейших действиях, не выслушав ваше мнение. Ни я, ни карты, ни тем более никто из вас не знает, что это, и где мы оказались. Признаюсь, меня серьезно смущает этот горячий туман, и я понятия не имею, что ждет нас на этой земле. Возможно, гибель, а возможно, и удивительные явления, честь открытия которых будет принадлежать именно нам, – Фрэнсис обвел притихших матросов пристальным взглядом прозрачно-серых глаз, отметил про себя огонек азарта, озаривший лица трети из них, и продолжил: – Итак, я вижу два варианта развития событий. Первый: мы наносим эту землю на карту и проплываем мимо, а после на Эсмеральде рассказываем о ней тамошним властям. Второй: мы подходим к берегу как можно ближе, но на довольно безопасное расстояние, снаряжаем группу разведчиков, которые отплывают на лодке, и ждем их в течение, скажем, недели. Если разведчики не возвращаются, мы идем на Эсмеральду без них и стараемся выслать спасательную группу, на которую, впрочем, особо рассчитывать нечего. Разумеется, в лодке окажутся лишь добровольцы. Что скажете? В первом случае риск минимален, во втором – рискует весь экипаж, но прежде всего те, кто отправится на берег.

Через час каравелла бросила якорь у неизведанной земли, и в лодку спустился первый помощник Рой, который буквально вымолил у капитана разрешение, Шеннон, Дик, Милош и еще двое матросов. Баська жалобно мяукала на руках у Джона и почему-то совсем не желала расставаться с хозяином.

– Боится отпускать меня, – вздохнул Милош, оказавшись в лодке, и махнул рукой своей несчастной кошечке и врачу, который нервно перебирал ее полосатую шерстку.

– А я боюсь плыть туда, – шепотом признался нерей.

– Ты еще можешь остаться, Шеннон, никто не осудит, – заметил саориец.

– Нет, – решительно тряхнул рыжими космами матрос, но для храбрости придвинулся поближе к другу.

Члены маленькой экспедиции взялись было за весла, как вдруг с палубы раздался страшный вопль, наверное, десятка глоток:

– Дракон!!! Это дракон!!!

Добровольцы вскинули головы и тут же разинули рты. Над ними и в самом деле кружила огромная крылатая тень, очертаниями своими напоминавшая рисунки сказочных драконов.

– Вы можете вернуться! – крикнул разведчикам Фрэнсис, и его подчиненные, кажется, впервые услышали неподдельную тревогу в голосе капитана.

Матросы переглянулись. Даже сквозь загар на лице Шеннона проступала мертвенная бледность. Зубы Дика отщелкивали нерейский рил. Рой держался с достоинством, подобающим первому помощнику, и только тонкие губы его едва подрагивали. Лимерийцы Стив и Гай вцепились в весла так, что костяшки побелели. Милош всерьез задумался над тем, стоит ли его товарищам идти, возможно, на верную смерть.

А потом все шестеро отчаянно и горько улыбнулись друг другу и слаженно гаркнули в ответ О’Конору:

– Нет, господин капитан!

Они налегли на весла, и лодка бесшумно заскользила по мягким, приветливым волнам навстречу неизвестности.

Комментарий к Глава 19. Милош. Когда подступает страх Начиная с этой главы между событиями глав Милоша и двойняшек начинается временнОе рассогласование. События в главах Милоша будут происходить на несколько недель позже.

====== Глава 20. Саид. Открывая души ======

Когда фёны вдоволь повеселились по поводу грядущей свадьбы Эрвина и Шалома и затискали Фенрира едва не до смерти, Зося собралась было отправить всех, кроме дежурного, на боковую, но тут у шалаша нарисовался во всей своей эльфийской красе Арджуна. Командир Теней коротко отрапортовал командиру армии, что посчитал нужным перепроверить кое-какие старые тропы и убедиться, что возможность устраивать засады в намеченных местах никуда не делась, а потому отправился на объезд тайников лично. Ведьма милостиво кивнула, принимая его объяснение, и внимательно по очереди посмотрела на остальных стрелков. Хорошо бы взять кого-нибудь второго. На всякий случай.

Мария еще с утра неважно себя чувствовала, Марта явно липла по Анджею, а Саид, кажется, был совершенно здоров и свободен.

– Поедешь с Арджуной? – шепотом спросила Зося у сына, пока Эрвин разогревал для эльфа остатки ужина.

– Поеду, – неуверенно вздохнул юноша.

– Ты чего? Вы поссорились что ли? – удивилась командир. А ведь ее только-только начало радовать то, как повзрослел ее мальчик и научился спокойно принимать своего учителя и командира со всеми его причудами.

– Нет, что ты, – искренне улыбнулся Саид и осторожно взял маму за руку. – Просто ребенок по тебе соскучился.

– Маленький, – Зося ласково обняла своего сына, поцеловала в кудрявую макушку и легонько покачала взрослого бойца будто годовалого кроху. – Хочешь сказку на ночь?

– Хочу, но ты устала. Потерплю до следующего раза.

Саид ни сном, ни духом не ведал, какая сказка на ночь ожидала его на следующий вечер после того, как они с Арджуной устроились на ночлег в очередном тайном лесном убежище фёнов и споро расправились с простым, но вполне плотным ужином.

За день оба порядком уморились, подновляя завалы там, где подпольщикам выгодно было устраивать укрытия, а потому перед сном коротали время за байками и сплетнями, не тратя силы на более разумные разговоры. Молодой лучник поделился с командиром слухами о событии, которое малость взбудоражило Блюменштадт. Один из тамошних уважаемых и состоятельных жителей недавно преставился, а в завещании, к великому ужасу законных сыновей, отписал часть имущества своему бастарду. Саид в очередной раз возмутился очевидным ханжеством, мол, как трахаться на стороне, так можно, а как отвечать за последствия своих увеселений, так вроде считалось неблагопристойным.

– В конце концов, ребенок-то чем виноват, если его батя вовремя хуй когда-то не достал? – фыркнул юноша, который, несмотря на многочисленные страстные ночи и не только ночи, проведенные с незамужними подругами, ни одну не обрюхатил. Потому что не позволял себе забываться даже в минуты самых жарких соитий.

Арджуна презрительно скривился. Он не одобрял крепких словечек в устах своего подчиненного, но полагал, что в этом смысле взрослого по сути мужика не ему воспитывать, и промолчал. Засмотрелся в огонь, закусил губу и, сам не ведая толком, отчего, решился.

– Твой праведный гнев мне понятен и близок. Я ведь и сам бастард.

– Ох, – шумно выдохнул Саид, и его сердце заколотилось где-то у самого горла. Командир никогда прежде не позволял себе откровенничать по поводу своей семьи и своего прошлого. Его подчиненные знали только, что у него был опыт подпольной работы в Ромалии. Еще догадывались, что, если у городского эльфа имя, характерное для лесного, значит, он, скорее всего, полукровка. Но так прямо! Юноша запаниковал, хотя внешне и держался спокойно. Как поступить? Задать уточняющий вопрос? Напроситься на более подробный рассказ? Промолчать, дабы не спугнуть, не разрушить эфемерное доверие? Молчание серьезно затянулось, и молодой лучник, плюнув на свои метания, выдал как чувствовал: – Можешь рассердиться на меня за несоблюдение субординации, но... Арджуна, мне грустно от того, что я почти ничего не знаю о прежней жизни моего товарища и... друга.

– Если узнаешь, веселее тебе не станет, – с плохо сыгранной язвительностью отозвался командир Теней.

– Ну и пусть.

Где-то в чаще, кажется, впервые этой весной запел соловей. Бархатная, мягкая, будто мох на поваленном дереве, к которому прислонился эльф, ночь ластилась к мужчинам бликами костра, холодными лучами круглой луны, сырым сумраком и нежной трелью скромной птахи, а Саид с каждым словом своего товарища ощущал все более и более острую, нестерпимую боль где-то слева в груди. Арджуна рассказывал тихо и невозмутимо, даже порой иронично, но его подчиненный боялся взглянуть ему в лицо. Боялся увидеть нечто очень страшное в самой глубине прекрасных вишневых глаз.

Плод интрижки довольно состоятельного, пусть и не слишком знатного городского эльфа с блудной дщерью лесного народа, а проще говоря, эльфийской шлюхой, добросердечный отец убивать не стал. Мать, естественно, спустя где-то полгода после родов прогнали из имения поганой метлой, но она не шибко-то стремилась остаться рядом с сыном. Зато нянька, тоже из лесных, души в ребеночке не чаяла и она же подобрала для него звучное, яркое имя. Разумеется, ни о каком наследстве и признании отпрыска славный муж и не думал, равно как и о его обучении. Впрочем, и не запрещал подглядывать за тренировками братьев, стрелять из самодельного лука, а также пользоваться замковой библиотекой. Позже внимательный родитель заметил, что из упорного мальчонки вышел очень недурной стрелок, и отправил талантливого бастарда в услужение дальним родственникам в качестве телохранителя. С глаз долой. А в сердце его, Арджуна, кажется, отродясь не бывал.

Шли годы, отрок подрос, возмужал и стал блестящим лучником. На беду хозяев – начитанным, причем глотал он отцовы книги не под чутким присмотром учителей, а самостоятельно. Вопиющий недосмотр со стороны папочки. И как-то так вышло, что Арджуна вскоре присоединился к подпольщикам, которые боролись аж в самом Пиране за элементарные права для тех городских эльфов, что батрачили на своих родовитых соплеменников.

Увы, просчетов и ошибок в работе хватало – все-таки первый блин известно чем выходит – и, кроме того, их хозяева посчитали, что проще нанимать куда более покладистых беженцев из соседних стран, чем связываться со своими же. Подполье разогнали, превентивно выставили из столицы хоть сколько-нибудь подозрительных личностей, и с тех пор-то в Пиране и преобладали либо эльфы-аристократы, либо эльфийские элитные мастера и богатые торговцы.

Ну а особо удачливые угодили в тюрьму. Арджуну предали его же товарищи, и только через шесть лет он умудрился бежать.

– Подробностями пребывания в остроге я тебя, пожалуй, утомлять не буду, тебе они неплохо известны, – командир Теней подбросил веток в огонь и продолжил: – На своей шкуре ощутил я... многое. К счастью, изнасилование меня миновало. Вот, собственно, и все. Как я и обещал, вряд ли тебе стало веселее после моего рассказа.

Не вздумай разреветься, ты боец! Саид судорожно сглотнул подступившие к горлу слезы, несколько раз глубоко вздохнул и заговорил почти ровным тоном:

– Выходит, тебя предали трижды. Сначала – твои родители, потом – твой народ и твои же товарищи. Арджуна... И после этого ты поверил нам? Ты доверяешь нам вот уже десять лет?! Прости, у меня нет слов...

– А я-то думал, ты разозлишься из-за того, что я так долго молчал, – растерянно ответил высокомерный эльф.

– Ты с ума сошел! – юноша от изумления аж голову вскинул и глянул прямо в теплые и по-детски счастливые глаза командира. – Я вырос, купаясь в любви родителей и братьев, рядом со мной с самого детства были верные друзья и надежные товарищи. Арджуна, как я вообще могу судить тебя! – Саид перевел дыхание, любуясь сказочными переливами волос цвета темного золота, и вдруг решил, что в честь столь нежданных откровений можно и понаглеть. Ну а вдруг опять не убьет? – Командир... Позволишь... Можно к тебе?

Эльф усмехнулся, подвинулся и кивнул на освободившееся место на плаще. Его подчиненный очень осторожно устроился рядом, и у костра воцарилось долгое молчание. Только соловей все выводил свою дивную и печальную песню.

– Ложись спать. Я первый на дежурстве, часа через три тебя разбужу, – вполголоса произнес Арджуна – и на этот раз не стал вырывать руку, когда к ней прижалась чуть колючая щека юноши. А Саид не стал злоупотреблять драгоценной открытостью своего командира и через несколько мгновений уже дисциплинированно сопел, завернувшись в собственный плащ. И потому не услышал едва различимого шепота: – Добрых снов тебе, малыш.

Бледный серебристый диск то и дело мелькал в просветах между деревьями, роса на мягких вешних травах пьянила сильнее, чем вино, которым угощала человека Марлен, а сердце волка колотилось от всепоглощающего ужаса и дикой, сумасшедшей радости. Ветки упруго скользили по влажной шкуре оборотня, и он несся сквозь чащу до нужной развилки, отчаянно надеясь успеть.

Вечером накануне обращения Герда, старательно смущаясь и краснея, ответила отказом на очередное грязное требование Георга, посетовав на женские трудности. Выпивший за ужином больше обычного юноша только гнусно усмехнулся и объявил, что он, мол, не брезгливый и по такому случаю с удовольствием оприходует служанку в девственную попку. Девушка упиралась как могла, но разъяренный ее упрямством хозяин зловеще прошипел, что либо она приходит к нему, не кочевряжась, либо худо этой ночью придется ее мамашке, отчиму, брату и сестрам.

Слов доблестный рыцарь на ветер не бросал. Уже обратившись в леске за пределами имения Баумгартенов, Герда приметила Георга, который мчался во весь опор по дороге, что вела в ее родную деревню. Юноша выехал один, без оруженосца, зато в боевом доспехе и, кажется, вооруженный двуручником. Зверь же изо всех сил помчался ему наперерез.

Издревле перекрестки пользовались в Грюнланде дурной славой. Сказывали, что ведьмы вызывают здесь нечистых, кои идут к ним в услужение и помогают вершить мерзкие дела. Ходили слухи, будто у каждого перекрестка непременно есть свой злой хранитель, и не след в полнолуние и другие опасные ночи тревожить его. Ну а этот перекресток в получасе верховой езды от деревни Герды и вовсе слыл местом, где под огромным камнем схоронен великий ужас.

Камень и в самом деле имелся, а вот копать под него побаивались даже старшие жрецы. Возле него-то вервольф и замер, чутко вслушиваясь в безмолвие ночи, нарушаемое лишь песней соловушки да шелестом ветвей огромного кряжистого дуба над головой.

Наконец, вдали раздался грохот копыт и лязг железа. А Герда только сейчас поняла, что могла бы избавиться от своего мучителя еще в прошлую луну. Всего лишь выманив его из дома обещанием сладких ласк под сенью деревьев. Зверь довольно рыкнул, когда представил себе исполненные дикого страха золотисто-карие глаза, а потом – клокотание крови в прокушенном горле. Последние толчки сердца, которое рвано билось бы в разорванной груди.

И желанная цель была все ближе, ближе... Волк почувствовал, как в предвкушении веселья и мести встает дыбом шерсть у него на загривке... Унюхал запах вспотевшей лошади и возбужденного жаждой смерти и ебли мужчины... Сейчас, вот сейчас, потерпи немного...

Кобыла протяжно заржала, взбрыкнула и сбросила с себя тяжелого всадника. Доспех застывшего что истукан Георга надежно прикрывал шею, грудь, пах и бедра, но шлем юноша опрометчиво выбрал легкий, без забрала. Зверь оскалился, ощерился и жутко зарычал, готовый вонзить клыки и когти в это красивое, утонченное, бледное лицо.

Человек отшатнулся. В сердце человека разом зашумели десятки и сотни голосов. Страх крепостной девки перед всесильным хозяином. Наставления доброго отца и последняя его мольба: не поддаваться животной ярости. Презрение отчима, издевательства его сестры. Заповедь Огненной Книги: не убий. Восторженный и доверчивый взгляд молоденького саорийца. А ведь он ни на миг не испугался вервольфа!

И Герда шагнула вперед. Но не для того, чтобы убить, а чтобы напугать до икоты, до смерти, до... а-ах, благородный рыцарь! Судя по запаху – до усрачки.

Нет, все-таки уроки верховой езды не пропьешь, и Георг умудрился отловить взбесившуюся лошадь. С третьей попытки влез в седло, дернул поводья, уворачиваясь от щелкнувших совсем близко зубов, и умчался к отчему дому.

– Ты что-то устало совсем выглядишь, голубушка, – заметила Марлен, когда служанка по ее просьбе поставила поднос с булочками и молоком прямо на ее постель.

– Нездоровится, – объяснила Герда, отбросив слово «госпожа». Арфистка давно настаивала, и с ней наконец-то согласились и зверь, и человек.

– Закрой дверь, – попросила женщина и, как только служанка повернула ключ в замке, поманила ее к себе. – Присядь, отдохни. Болит что? Может, травы какие подобрать?

– Травы не помогут, – покачала головой девушка. Потеребила пепельную косу и прислушалась к волку внутри. Нет, он просто не пустит ее к Георгу. Ни сегодня, ни завтра, ни в иные дни. Герда не представляла, что натворит вервольф, но догадывалась, что пострадать может не только хозяин, но и она сама. Значит, ей необходима помощь. А теплые ореховые глаза госпожи смотрели на нее с тревогой и неподдельным участием. И служанка взмолилась: – Марлен, пожалуйста... Я совсем одна, мне не к кому больше обратиться! Помогите!

Как на духу Герда поведала женщине всю свою историю. Рассказала об отце, который умер, когда девочке исполнилось двенадцать лет, о матери, что будто с цепи сорвалась после того, как родила от второго мужа обычных детей, не порченных дурной кровью оборотней. О самом отчиме, что буквально выпихнул ее на улицу в день барских смотрин, и госпожа Амалия тут же отобрала в господский дом необыкновенно изящную пепельноволосую девушку. И, конечно же, о Георге.

Под конец ее исповеди веселая, чуть взбалмошная арфистка превратилась в холодную, собранную женщину с жестким, будто окаменевшим лицом. Марлен довольно долго молчала, сощурив колючие глаза и наморщив лоб, а потом объявила:

– Так, девочка. Тебе здесь делать нечего, ты и сама понимаешь. Удивительно, что ты почти год продержалась в доме, и твою сущность не разглядел тот же Ульрих. Однако сегодня бежать опасно. Я, в отличие от братца, считаю Георга редкостным идиотом, но и его куриные мозги могут внезапно заработать и что-нибудь заподозрить. Правда, судя по твоим словам, он здорово обосрался, и у него нынче попросту не встанет. Ну и я постараюсь за ужином продержать всех подольше и подпоить получше. В крайнем случае, попробуем подсыпать ему снотворное, у меня есть отличное зелье. Согласна? Замечательно. А завтра моей поэтической душе внезапно до припадка понадобится съездить в Блюменштадт, и я выпрошу тебя у Камиллы на пару-тройку деньков. Если все сложится удачно, сама же и сяду на место кучера, поедем вдвоем. А там... есть у меня на примете человечек, который, вероятно, поможет тебя куда-нибудь пристроить. Ты его видела, тот очаровательный менестрель на ярмарке.

– Да неужто? – отчего-то радостно ахнула Герда, и в груди ее разлилось тепло от воспоминаний о чудесном дуэте музыкантов и ласковой улыбке саорийца.

– Пока ты помогала Камилле тряпки выбирать, я с ним изумительно побеседовала. Умный мужик, сердечный и, нутром чую, далеко не простак.

– Но что же Вы барону обо мне-то скажете? – спросила служанка.

– Да тут к бабке не ходи, голубушка! Банальная история, про нее столько песен спето, что кабы один певун исполнял, так до хрипу, – фыркнула арфистка и пояснила: – Ехали две прелестные беспечные девушки по лесной тропинке, а на тропинке разбойнички лихие, парни удалые, одну красотку сразу рывком, а от другой по морде – кнутом. Насилу, бедняжка, от прочих отбилась, да за подружкой, гадина разэтакая, не воротилась. Вот и весь сказ! Не думаю, что благородный мой племянничек снарядит своих дружков да полезет в чащу разбойничков тех искать и тебя вызволять.

У воздушной Амалии, в этот вечер сиреневой, с огромными аметистами в серебряных серьгах, яблочные пирожные наконец-то удались на славу. Даже сумасбродка попробовала. И не поморщилась.

А еще слуги водрузили на укрытый белоснежной батистовой скатертью стол блюдо с нежнейшим поросенком с розмарином и под брусничным соусом, пребывавший в благодушном настроении хозяин дома велел принести несколько бутылочек отменного южно-ромалийского вина, Марлен с Камиллой шутили наперебой и дуэтом исполняли обворожительные куплеты на грани приличий, и после третьего бокала Георг почти унял внутреннюю дрожь, которая не отпускала его с самой жуткой встречи на перекрестке. Вот и не придавай после этого значения суевериям!

Но к демонам Волчьих Клыков проклятые страхи! За пятым бокалом следовал восьмой, а наивная сестрица не замечала, как ее осоловевший братец пялился на груди арфистки в откровенном вырезе льняного платья, более чем приличные для женщины, что разменяла четвертый десяток. Интересно, когда ее в последний раз трахали? Шесть лет уж вдова, неужто не раздвигала с тех пор ни перед кем ноги? А может, в пизду эту неопытную строптивую служанку, и попробовать соблазнить зрелую тетушку? Во хмелю столь дерзкая мысль показалась Георгу весьма заманчивой, и уже через час он попытался зажать на балконе развеселую в этот вечер Марлен.