Текст книги "Мать ветров (СИ)"

Автор книги: Braenn

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 61 страниц)

– Чей? – спросил Саид, торжественно вручая девушке особенно симпатичную веточку с алыми ягодами.

– Здесь прошел человек и остановился вон там, – оборотица махнула рукой в сторону, противоположную от приюта. – Он совсем один шел, даже без лошади. А страха в его духе нету. Ну ни капельки.

– Пожалуй, в эти места лучше без спутников не соваться, – согласился лучник. Взъерошил кудри и предложил: – Я умею двигаться бесшумно, ты знаешь. О тебе и говорить нечего. Пойдем, полюбуемся на диковинку?

Через полчаса осторожной ходьбы они учуяли запах костра, а вскоре Саид широко заулыбался, когда увидел в просвете листвы изуродованную ожогом хитрую физиономию.

– Поздороваемся? – одними губами предложил фён и жестами добавил, мол, слушайся меня. Герда доверчиво кивнула, и они покинули зеленое укрытие.

– А ктой-то ко мне на завтрак пожаловал? – весело воскликнул Хорек, проворно вскакивая и щедрым жестом указывая на свою нехитрую трапезу: печеная репа да четвертушка хлеба.

– Здорово-здорово! – Саид крепко пожал протянутую руку, представил друг другу Герду и разбойника и достал из заплечного мешка кусок пирога и остатки заячьей тушки. – Поделим по-братски?

За дивной ночью последовало не менее занимательное утро. Собрались у костра перекусить да побалакать подпольщик, вервольф и разбойник. В котелке закипали наспех собранные Гердой травы, подсохшее за ночь тесто похрустывало на зубах, неторопливо текла ничем не примечательная беседа.

– Выходит, тебе не влетело за то, что ты меня спас? Ай, хорошо! – радостно потер руки Хорек и перелил отвар в единственную кружку, которую тут же пустили по кругу. – А то ведь я опосля покумекал-покумекал да испугался за тебя. Ходят слухи, что у вас за ослушание и под замок посадить, и выпороть могут. Или брехня?

– Не брехня, – пожал плечами Саид. Фёны из своих порядков секретов не делали.

– Иди ты! Как же так, вы за свободу, против плетей барских, а у вас свои плети имеются?

– Наши плети барским не чета. У нас если получают, то за дело.

– Добрый ты парень, Саид, но, не в обиду тебе сказано будет, зелен еще. Пока на своей шкуре не почуял, думаешь, будто за дело. А как тебя самого заденет... – и Хорек криво ухмыльнулся, тыкая пальцем в обожженную щеку.

Лучник молча скинул рубаху и повернулся спиной к разбойнику, демонстрируя еще не сошедшие за год следы, оставленные отцовской рукой. Недоверчивые глаза Хоря округлились и погрустнели. В серых глазах Герды притаился испуг – и что-то новое, пока безымянное.

– Как же так? – по-детски растерянно спросил бывалый разбойник.

– Мы боремся за свободу, именно поэтому нам необходимы дисциплина, согласованность наших действий, подчинение единой цели, – охотно объяснил Саид, просвещая не только Хорька, но и потенциальную соратницу. – Иначе правая рука не будет знать, что творит левая, и все рухнет. Вон как в стрельбе из лука. Поди не согласуй руки! Либо промажешь, либо тетивой морду отобьешь.

– То другое дело! – живо возразил Хорь. – Ты – хозяин своих рук. А человек человеку хозяином быть не должен, с этим, кажись, мы оба согласны, да? А выходит, ваш командир над вами что барин над крестьянами. Ты прости, конечно, не в укор твоему бате, земля ему пухом. Да и мамка твоя мне по душе. А все ж таки не сходится тут пасьянс.

– Давай попробуем иначе его сложить, – терпеливо предложил фён, краем глаза приметив, как вздрогнула Герда, впервые узнав о судьбе его отца. – Твой хозяин почему над тобой измывался? Ты был в его собственности, как земля, дом и любимая собака.

– Он по кошкам больше...

– Ну, кошка. Или, лучше, жбан с пивом. Его жбан. Хочет – друзьям выставит, хочет – в одну харю вылакает, хочет – в помойную яму велит выкинуть. Его. И ты был его. Хотел – бил, захотел – подпалил. У нас люди – не собственность, командиры бесчинства творить не вправе и сами подсудны. Чего глядишь? Ей-ей, не вру!

– И что, хоть одного судили? – ехидно вздернул безволосую бровь Хорек.

– Судили, – чуть помедлив, признался Саид. Из давнего тайного наказания первого командира секрета не делали, но, впрочем, и не трепали о нем даже среди своих. Однако почему-то лучнику было до зарезу важно убедить в своей правоте приятеля-разбойника, и он на свой страх и риск доверился ему. – Только ты не трепи. Мы не стыдимся этого, но... грустная история.

– Не буду, – очень серьезно пообещал Хорь. – Ну, ты ведь еще что сказать хотел?

– Верно. Дальше слушай. Зачем барин со своих крестьян подати дерет? Куда ему столько деньжищ, не на краюху же хлеба? Что-то, конечно, в имение вкладывает, что-то по ветру пускает, что-то копит. Но главное – себе. Мы за счет друг друга не жируем и друг друга не обираем. А если кому кусок потолще достается, так больному, беременной или товарищу перед ответственным заданием.

– Так-то похоже на справедливость. Только справедливость хорошо, а без воли-волюшки – к чему она сдалась? Без ветра в лицо, без духу вот этого дикого... Веришь ли! Иду другой раз по лесу и думаю: хорошо зверью живется, вольные они, ох, какие красавцы! Ты волков-то вблизи видал али лисицу какую?

– Видал.

– Где человека такого увидишь? Чтоб и смотрел, и бежал, и... А! – Хорек махнул рукой и рассмеялся. – Не ваш я певун, слова складно подбирать не умею. Но ты понимаешь?

– Да разве ж звери свободны? – подала голос Герда, до того молча внимательно слушавшая спорщиков.

– Коли в клетку посадить, так нет, – невесело хмыкнул разбойник. – У барина моего медведи жили, рыси жили... Смотреть тошно было, во что за решеткой превращались. Глаза дурные, шерсть клочками... Эти несвободные были. А в лесу – кто над ними хозяин? Боги? Я в богов не верую с тех пор, как ихнее пламя меня поджарило.

– Я тоже складно не скажу. Ты не торопи, – попросила оборотица и надолго замолчала. Парни ждали, так же молча допивая остатки отвара. Наконец, Герда заговорила: – Вроде волка никто силком никуда не тащит. А куда он бежит-то? Хорошо летом, кого в лесу поймает, у пастуха овцу стащит, арбуз, вон, укатит...

– Арбуз?! – хором ахнули Саид и Хорек. Арбузы, по слухам, отлично росли в соседней Ромалии и на юге Грюнланда. Здесь, в приграничье, их тоже выращивали самые что ни на есть затейники. Но чтоб на них еще и волк позарился?

– Волк вон сколько бегает, воды ему много надо. А ну как речки близко нету? – невозмутимо объяснила Герда. – Так то летом. А зимой? Куда брюхо голодное зовет, туда идет. И ест он не кого хочет, а кого ему требуется. Волк охотится, мышь зерно грызет, пчелка нектар собирает. У них же... Как сказать... – и девушка просительно посмотрела на Саида.

– У зверя нет свободы выбора, а у человека есть, ты об этом? Свобода возможна тогда, когда есть выбор?

– Да!

– Вдвоем на одного накинулись, – добродушно проворчал Хорек. – Боевые у вас бабы, кому из моих дружков пример подать могут. А ну-ка вот вам: ладно, со свободой не все так просто, убедили. Да с этой... с дисциплиной вашей. Два командира у вас – золотые люди, первого не знаю, но тебе верю. А коли попадется кто с гнилью. Не серчай, Саид, ну, всякое случается! Или не гнилой, а так, задиристый. Власти захочет али уважения какого особенного. И не один, а с ним еще. Тогда как?

– Ты хороший вопрос задал, – искренне улыбнулся фён. – Сходу на него отвечать негоже. Я подумаю.

У едва приметной развилки Саид и Герда замерли, не сговариваясь, и залюбовались подсвеченной солнцем зеленой аркой лещины. Что ж, она еще не знает, кто она, зато теперь у нее есть выбор. Есть время, чтобы поразмыслить над тем, чего хочет человек, куда тянет вервольфа. Что делать с чистым желанием зверя. Что делать со страхом использованной девушки перед мужчиной и с ее же заполошно заколотившимся сердцем – когда она увидела пленительное смуглое тело, оголенное по пояс, и честный взгляд теплых карих глаз.

Длинная палка безжалостно прошлась по боку и бедру худенькой девушки. Та коротко вскрикнула, оседая на землю и роняя из рук собственную палку.

– Больно, – пожаловалась она невысокой седой женщине, которая подошла к ней и подала руку.

– Больно, милая, да науки без боли не бывает, – ответила командир Фёна и помогла девушке подняться. Ласково погладила по впалой щеке: – Устала ты, хватит с тебя на сегодня.

– Со мной давай, коли сама не устала, – попросила сутулая крепкая женщина с багровым кровоподтеком на жилистой руке.

– Ядвига, тебе шибко от меня досталось, куда тебе еще?

– Туда. Я за моих девочек отвечаю, так что давай, учи меня на совесть.

Зося кивнула. Как же хорошо, что она приехала в Блюменштадт не одна, а с Эрвином и Шаломом! Конечно, травник несколько уступал ее Раджи в искусстве массажа, но измученная спина командира заранее радовалась и его рукам. Зося бы с превеликим удовольствием закончила на сегодня тренировку, отправилась бы в конспиративное жилище и свалилась бы в заботливые объятия ее товарищей. Но – нельзя. Слишком молодая организация – «Алые платки»*, слишком трудно даются большинству тренировочные бои на палках, слишком многое зависит от авторитета Ядвиги, их командира. Ведьма незаметно вздохнула, загоняя усталость куда подальше, и уверенно кивнула, мол, начинаем драку.

Пару недель назад Зося поделилась с Ядвигой самоотчетом Герды, а та, в свою очередь, поведала о паре задушевных бесед с городскими девушками. Женщины покрутили-повертели полученные сведения, поделились ими с седыми молодоженами, и вчетвером они продумали общие черты плана воздействия на пострадавших от насилия женщин. Выходило, что сломленных, покорившихся судьбе и крепкой мужской руке объединяла искренняя вера в собственную порочность, которую косвенно подпитывали цитаты из Огненной Книги и проповеди жрецов. А те, кто выстоял, как Герда, так или иначе сумели абстрагироваться от произошедшей трагедии, не взять вину на себя. В случае с Гердой и еще одной жертвой надругательства имелось буквально раздвоение сознания: они будто уходили в другой мир, причем не мир грез, а совершенно реального опыта. Герда вспоминала свои обращения, а ее сестра по несчастью мысленно переносилась в свою мастерскую, к необыкновенным куклам, хитрым игрушкам, затейливым детским забавам. А значит, тех, кто все-таки решился присоединиться к «Алым платкам», следовало полностью увести из области вины в область права.

Ядвига когда-то сама понесла от своего мучителя, но ей помогла выстоять ее бабушка, которая души не чаяла в любимой внучке и всячески поддерживала ее чувство собственного достоинства. Поддержала до такой степени, что вскоре Ядвигу позвали замуж, не гнушаясь внебрачным ее сыном. Увы, счастье оказалось недолгим, и женщина овдовела три года назад, в одиночку растила своего мальчика, а теперь – не без влияния примера фёнов – создала собственную организацию.

Потихоньку-полегоньку работа налаживалась, но до активных действий было дальше, чем до той стороны Черных Холмов. Пока «Алые платки» учились – грамоте, бою на палках, основам конспирации и самоуважению. Синяков с каждой тренировкой прибавлялось. Уверенности в себе, впрочем, тоже.

– Загоняли они тебя, командир? – заботливо поинтересовался Эрвин, который заваривал для Зоси сбор, пока над ее больной спиной колдовал его муж.

– Это еще кто кого, – горделиво фыркнула ведьма и тут же заскулила, когда Шалом всерьез занялся ее плечами.

– Не слушай ты этого виршеплета, Ева, ему же лишь бы слово свое вставить. А я в тебя преданно верю, – прошелестел чародей. За что ему тут же прилетело поварешкой по лбу от миролюбивого менестреля. Шалом картинно закатил черные глаза и на миг оторвал руки от спины командира, чтобы воздеть их к небу, то есть к закопченному потолку: – Вот они, тяготы супружеской жизни!

– И кто из нас двоих языком чешет? – невозмутимо заметил Эрвин. – Ты по делу говори. Расскажи Зосе, чего надумал.

– Деспот. Ева, помнишь, мы обсуждали два мира Герды?

– Ну?

– А если и в самом деле существует второй мир? Только человеческие знаки обладают двойственной природой. У людей восьмерка, священное число Огненной Книги, оборачивается бесконечностью, изуверские наказания кнутом на площадях оборачиваются росписью на спине Эрвина и на спине твоего сына, не только Герда, вервольф, но и обычная человеческая женщина перемещалась между двумя мирами. Да и мы сами... Как часто мы произносим «большой мир», имея в виду мир за пределами Фёна?

– И оба настоящие?

– Пока не знаю. Но бесконечность мне нравится определенно больше восьмерки. В бесконечности столько возможностей...

– А когда будет можно?!

Выдержка и подчинение дисциплине, к которым терпеливо приучала себя Марлен в последние полтора месяца, затрещали по швам. В груди клокотал гнев пополам с обидой, кулаки непроизвольно сжимались, а глаза старательно прожигали дырку в невозмутимой Зосе. Как обычно – безрезультатно.

– Жди. Я назначу тебе испытание, как и обещала, но не сейчас.

– Вы не доверяете мне, – с горечью прошептала Марлен. – Я – аристократка, мое дворянское происхождение что клеймо в ваших глазах. Мы с Гердой пришли к вам вместе, только она уж неделю как принята в ученицы к Шалому. А я...

– А ты получишь задание, когда придет время, – пообещала Зося и ласково коснулась нахмуренных бровей арфистки. – Ну, не унывай, милая. А мне пора.

Тяжелое полотно седых волос взвилось на ветру, командир Фёна пустила свою лошадь в галоп и вскоре скрылась под пологом леса. А Марлен еще долго стояла у окна, вперившись невидящим взглядом в сочную летнюю зелень листвы и вспоминая тот единственный, самый прекрасный оттенок зеленого.

Она бы потерпела и месяц. И два. Сколько велели бы, столько и ждала бы, как преданная собака ждет своего хозяина и в ливень, и в метель. Только с каждым прощанием все невыносимее было махнуть рукой, все тяжелее думать – вдруг в последний раз? А ведь она всего лишь хотела быть чуточку поближе. Быть рядом.

Комментарий к Глава 6. Саид. Второй мир * «Алые платки» – неприкрытая отсылка к названию индийской организации «Розовые сари», созданной женщинами, в большинстве своем принадлежащими к неприкасаемым, с целью защиты женщин от изнасилований и домашнего насилия, требования справедливого правосудия для насильников, решения других социальных вопросов. Вооружены палками и одеты в розовые сари, потому что считают розовый цветом жизни. Выступают за равноправие, а не за превосходство женщин над мужчинами. Среди сторонников организации есть и мужчины. Основательница «Розовых сари» – Сампал Пат Дэви.

====== Глава 7. Милош. На перекрестье миров ======

От ярко-красного уже почти не рябило в глазах. За два с половиной месяца в Сорро Дик притерпелся к этому цвету, традиционному для обеих культур, и завоевателей, и порабощенных. Праздничные мантильи знатных корнильонок и полосы в пончо рохос, плащи тореадоров и цветы в черных тугих косах, уложенных в свадебные прически, ценные вина из метрополии и местная сангрита. Вот к последней Дик особенно пристрастился. Он предпочитал ее текиле и здешнему пиву в те дни, когда остальная команда с ведома первого помощника дружно напивалась. За исключением Милоша.

Вот и сейчас он снова заказал сангриту, старательно пряча глаза и делая вид, что не замечает разочарования на лице Роя.

Свидание. Протяни его под килем, это ж самое настоящее хреново свидание! Рой позвал его пропустить по стаканчику, что ж такого, многие приятели вместе выпивают, а они еще и любовники. И Дик даже не обратил внимание на просьбу первого помощника одеться поприличнее, то есть хотя бы в чистую и не самую заштопанную рубашку.

А в результате они оказались в довольно дорогом кабаке, который был сплошь украшен черепами быков, потертыми портуланами и красными накидками с резкими угловатыми узорами рохос. Рой щедро предложил ему выпить отличной мадеры, но Дик, помявшись, попросил полюбившуюся смесь томатного сока с лаймом и чили.

– Трезвенник, – пожал плечами Рой и с деланным равнодушием осмотрел помещение.

– Зато не утопну, – благодушно отозвался Дик.

– В ведре с грязной водой? – в голосе первого помощника отчетливо слышалось презрение.

Дик только вздохнул. Они уже не раз препирались по этому поводу. Покуда капитан со своим лордом вращались в высших кругах, стараясь прощупать почву для политических и торговых связей между Лимерией и Бланкатьеррой, матросы отстроили себе временное жилище и нашли работу, преимущественно в порту. Только Джон О’Рейли выхлопотал себе местечко в больнице для корнильонцев, а Милош вел какие-то мутные переговоры с Фрэнсисом относительно собственной занятости. Ну и он, Дик, почему-то остался в «Черном сомбреро», в качестве слуги вместо казненного Хуана.

– Послушай, Дик, ты уже давно выбился из простых матросов, – гораздо спокойнее продолжил Рой. – Ты говоришь на трех и читаешь на двух языках, постоянно таскаешь книги то у Джона, то у Ортеги. Ты проявил себя при высадке на Драконьи земли. Что ты забыл в «Сомбреро»? Тебе на палубе швабры не хватило?

– Да кабы самому знать-то, – неловко улыбнулся маленький лимериец. А правда, ему там медом, что ли, намазано? Дик отхлебнул сангриту из высокого стакана, покатал на языке кисловатую горечь, подпер голову кулаком. Задумался.

Пили молча. То ли мешали шумные компании за соседними столами, то ли беседа не клеилась. С каждой ночью, проведенной вместе, они доставляли друг другу все больше удовольствия, и даже то, что Рой наотрез отказался ложиться под любовника, не огорчало Дика. Ему хватало колючих поцелуев, железной хватки пальцев на бедрах, сумасшедшего траха, который выбивал из головы малейшие намеки на мечту о Милоше. Только вот с разговорами у них не ладилось.

Вдруг внимание обоих привлек шум в противоположном углу зала, отделенном от остального кабака невысокой перегородкой. Там собрались корнильонцы, частью военные, частью какие-то служащие. Может, управляющие на фабрике или помощники в ратуше. И среди них – две девушки, симпатичная румяная толстушка и томная красавица, то и дело теребившая алый веер.

По другую сторону перегородки, кажется, не смея приблизиться к господам, переминался с ноги на ногу высокий худощавый корнильонец. Богатый черный плащ, вышитый по подолу серебром, смотрелся нелепо поверх его скромного, если не сказать, бедного наряда, а длинные пальцы судорожно сжимали стебли алых калл.

Собственно, Дик и Рой отвлеклись каждый от своих мыслей на глумливый громкий хохот, и теперь очевидно стало, что компания смеялась именно над ним, этой смешной жердью с выражением упрямой покорности на лице. Он скривился, будто от муки, и вдруг рухнул на колени, протягивая букет томной девушке. Кажется, даже с такого расстояния любовники услышали, как звонко стукнулись колени о дощатый пол кабака. Нежное лицо красавицы пошло пятнами в тон вееру, она махнула рукой в сторону высокого и поспешно отвернулась. Один их сидевших за столом с ехидной ухмылкой выхватил каллы и швырнул их так, что цветы рассыпались по всему полу.

– Все они, бабы, такие, – процедил сквозь зубы Рой. – Что стервы, как эта разодетая гадина, что бляди...

Незадачливый влюбленный в черном плаще с видом побитой собаки побрел прочь из кабака, не замечая, что его каблуки безжалостно сминают венчики калл. Дик крепко почесал затылок, не зная, что и ответить. Рой подозрительно косился даже на приветливых девочек Ортега и добрую сеньору Изабеллу. О ком еще его спросить?

А потом сердце сдавило до боли, и маленький матрос очень тихо заметил:

– А моя мамка шлюхой не была. И стервой – тоже.

Жесткие поцелуи Роя отдавали мадерой. Сегодня – лицом к лицу. Хотя бы на это Дик его уговорил и теперь рывками поднимал бедра навстречу нетерпеливому члену любовника, дергая рукой собственный член. Маленький матрос по-доброму завидовал рассудительному Милошу и мудрому Джону, которые могли с легкостью объяснить каждый из своих поступков, да так, что картинка выходила – загляденье. Дик же совсем не понимал, отчего ему отчаянно хотелось видеть этим вечером глаза Роя, стискивать в пальцах его светлые волосы, мять до синяков красивые плечи.

– Давай же, давай, – яростно зашептал Рой, обхватывая кулаком кулак любовника. Дик, задыхаясь, весь подался ему навстречу и выплеснулся, забрызгивая липким их обоих.

Через пару минут Рой, чуть брезгливо скривив губы, тщательно вытер свой живот и кинул полотенце любовнику. Им было хорошо друг с другом, но вот последствия... Дику тоже не больно-то нравилось чувствовать, как из его зада вытекает чужое и мокрое.

– Моя мать тоже не была ни шлюхой, ни стервой, – едва слышно, невпопад бросил Рой и лег на спину, вперившись невидящим взглядом в потолок.

– Твоя невеста... – осторожно заговорил Дик, мягко коснувшись безжизненно вялой руки любовника.

– А она – была. Ушла, сука, к тому, кто больше заплатил. Ну куда ей замуж за моряка, сидеть, ждать на берегу... Я, конечно, зарабатываю не как рядовой матрос. Но до торговца золотыми побрякушками мне далековато, пожалуй. Только что ж, дрянь такая, сразу меня за порог не выставила?

– Сразу торговца на примете не было?

– Точно. А я, идиот, любил ее.

Сейчас все рухнет. Он врежет тебе, вышвырнет тебя ко всем ебеням, а даже если вдруг выслушает спокойно, то все равно – рухнет. Ну и пусть. Дик навис над любовником, впервые посмев посмотреть на него сверху вниз, и прошептал:

– Ты любишь ее.

– Да.

Ох, некстати Дику вспомнился тот страшный шторм, когда его смыло за борт. Он-то думал, что запомнил одно: огромную жуткую волну, которая готова была сожрать его, не поперхнувшись, и крепкую руку Милоша, спасшую из этого ада. Ан-нет. Перед глазами промелькнуло – Рой у штурвала, спокойный, собранный, ведущий «Гринстар» так, будто всю жизнь лишь по штормам и выходил в открытое море. Светлые пряди потемнели от воды, одежда налипла на стройное тело, руки уверенно управляют судном, мгновенно подчиняясь отрывистым приказам капитана.

И этот статный опытный моряк, этот человек, не побоявшийся сразиться с драконом – вон, шрамы до сих пор на плече видны – он, голый, несуразный, согнулся сейчас пополам, свернулся в жалкий комок, и отдаленно-то не напоминавший мужчину, и беззвучно затрясся, оплакивая свою потерянную любовь.

А Дик улыбнулся неведомо чему, покрепче обнял Роя и прикрыл глаза. Дорогой образ черноволосого великана больше не мучил его.

Какая-то особо крикливая птица – а пернатые Бланкатьерры издевались над слухом несчастных лимерийцев с завидным упорством – заорала под самым окном. Дик недовольно поморщился, перевернулся на другой бок и ткнулся носом в плечо любовника. Вообще-то он редко оставался у первого помощника на ночь, но сегодня уйти просто не посмел. Да и не захотел. А сплетни среди членов экипажа... Что ж, статус Роя надежно оберегал их обоих от смешков и подначек со стороны остальных матросов. И, как подозревал Дик, кое-что добавлял авторитет Милоша. Кому охота задирать друга человека, который с одного удара убивал морских коров и не бежал от дракона?

– Расстаемся? – спросил Рой, непривычно нежно целуя его в щеку.

– Да пора бы, – согласился Дик, с удовольствием подставляясь под прощальные ласки. – Ты меня только не бей шибко. Что скажу... Хороших девчонок много, не все бляди. Найдешь еще...

– Не хочу других. Ничего, у нас и без девчонок дел невпроворот, Бланкатьерра вся, «Гринстар»... Когда-то же вернемся домой?

Домой. Да, однажды Рой, гордо стоя за штурвалом красавицы-каравеллы, направит ее к родным берегам. «Гринстар» подойдет к Лимерии фордевиндом, и ветер будет трепать светлые пряди первого помощника, его встретят брат и сестры, если повезет, отец... А Дика ни в Лимерии, ни на Шинни никто не ждет.

Через полчаса его ждали в «Черном сомбреро».

В столь ранний час обеденный зал «Черного сомбреро» обычно был пуст, как животы фёнов по весне. Посетители еще не приходили, большинство постояльцев досматривали сны в своих номерах, все члены семьи Ортега уже принимались за свою повседневную работу. Но сегодня за одним из столов собралась маленькая толпа.

Каролина разлила кофе по чашкам, Кончита примчалась из кухни с широким блюдом, над которым вился парок от горячих, с пылу с жару, маисовых лепешек. Милош с удовольствием отметил, что жизнь наконец-то вернулась к его любимой, и девушка, не отставая от сестры, заразительно хохотала над шуточками Гая, пополнившего свой цирковой запас местными остротами.

– Так и чего шумим? – малость неразборчиво осведомился Шеннон, дожевывая тортилью. – Чего собрались-то?

Джон и Милош переглянулись. Фён с самым невинным видом улыбнулся и почтительно сложил перед лицом ладони, мол, Вы старший, Вам слово.

– Ты совесть потерял, юноша, – проворчал О’Рейли. Назидательно поднял палец и уточнил: – Окончательно. Итак, господа... Наш капитан и бла-го-ро-дный лорд Эдвард заняты преимущественно вопросами политики и торговли, а меня, как врача и исследователя, по странности волнуют прежде всего исследования. Моего молодого коллегу, – совиный кивок в сторону Милоша, – тоже. Мы обсудили наши потребности с господином О’Конором, и он согласился, что они совпадают с частью целей нашей экспедиции. Сам он из Сорро в ближайшее время отлучится вряд ли, разве что его наконец-то пригласят в столицу, но он вполне доверяет нам. К сожалению, полностью профинансировать наше предприятие капитан не сможет, но с этим мы справимся. Точнее, вы.

– А Вы? – удивленно переспросил Шеннон.

– Я, друг мой, уже слишком стар, а здешний жаркий климат слишком невыносим для моего несколько потрепанного в море организма. Главой маленькой экспедиции назначен Милош. Он же подберет не более трех человек в качестве своих товарищей... – мягкое и полосатое нагло запрыгнуло на колени к врачу. Тот незамедлительно исправился: – Трех человек и одну кошку, само собой. Думаю, вы не удивлены, что мы пригласили сюда всех участников высадки на Драконьи земли.

– В этом есть логика, – кивнул Рой. – Только, боюсь, как бы мне ни хотелось составить вам компанию, я как первый помощник отвечаю за оставшихся членов команды и за судно.

– Конечно, – подал голос Милош. – Мы Вас и позвали как первого помощника, – фён отсалютовал кружкой с кофе остальным своим товарищам: – Ребята, кто со мной? Имейте в виду, дело добровольное.

– Я с тобой, – коротко вскинул руку Шеннон.

– Не, парни, не посчитайте меня трусом, но я пас, – отозвался Стив. – Здорово мы на Драконьих землях пошатались, а по городу... стосковался я что ли? Родной мне город-то.

– А мне кочевая жизнь по нутру! – бодро осклабился Гай.

– Ты только не сердись, Милош, – виновато пробормотал Дик. – Но...

– Дело добровольное, – прервал объяснения друга Милош и выразительно посмотрел на него, мол, потом, наедине все расскажешь.

– Вот и отлично, друзья мои, – по-отечески улыбнулся собравшимся Джон О’Рейли. – Я с вами проедусь до ближайшего города, все-таки любопытство меня разбирает. А дальше, юноши, сами. Проводником же у вас будет вот этот неразговорчивый, но добрый малый. Знакомьтесь: Уго!

До того державшийся в стороне рохо привстал со своего места, сдержанно поклонился матросам, изобразив некое смутное подобие улыбки, и подсел поближе ко всей компании.

– Предлагаю выпить за успех вашей экспедиции, – торжественно объявил сеньор Ортега и, чуть повысив голос, позвал племянницу, которая с четверть часа назад убежала на кухню: – Каролина, дорогая!

– Несу!

Высокая девушка легко обогнула все столы на своем пути и наполнила давно опустевшую посуду кофе, благоухающим корицей, мускатным орехом и, кажется, шоколадом. И хозяева гостиницы, и матросы «Гринстар», и молчаливый Уго дружно встали и от души стукнулись кружками. Баська по такому случаю лениво мяукнула.

В синем вечернем воздухе плыли сдержанные переборы гитары. Уго играл иначе, чем его брат. Лицо Хуана, как и лица других рохос, отличалось бесстрастностью, но то, что он прятал за этой холодной маской, рвалось из его рук страстными аккордами да стуком пальцев о дерево деки. Скупое мужество мелодий Уго отзывалось в душе бывшего полковника воспоминаниями о минувших битвах, павших товарищах, надежных друзьях... Где-то они теперь? Самые верные, самые честные, люди слова и долга, подали в отставку, не желая мириться с тем, что творила армия в Бланкатьерре. Их было слишком мало для заговора. Их было достаточно для отчаяния. Кто-то женился здесь, кто-то вернулся в Корнильон. Двое застрелились. Один спился. Один сошел с ума.

Бывший полковник сеньор Ортега закрыл окно, задернул шторы и достал со дна сундука продолговатый ящик. Поставил его на стол в углу, который наверняка не просматривался из окна, передвинул масляную лампу, чтобы снаружи видно было как можно меньше. Прислушался к звукам в коридоре. Ни шороха, ни скрипа. В дверь отрывисто постучали.

– Входи, – негромко отозвался сеньор Ортега.

Милош беззвучной огромной тенью скользнул в комнату и осторожно притворил за собой дверь.

– Присаживайся.

– Благодарю.

– Думаю, мы обойдемся без экивоков и предисловий. Я хочу поговорить с тобой о моей дочери. Разумеется, не о ее деятельности, связанной с Hermanos, а о вас двоих.

– Спрашивайте, сеньор Ортега.

– Кончита – моя единственная дочь. Да, приемная, но для меня это – несущественная деталь. Ты догадываешься, что, как любой отец, я был бы счастлив привести свою дочь к алтарю и выдать ее замуж на глазах у всех честных людей. Но она уже больше месяца является твоей любовницей. И я не вправе ей запрещать сожительство с тобой, поскольку признаю обет святому Камило. Он освободил Кончиту от любой власти, кроме власти Бога, Hermanos и ее собственной совести, – сеньор Ортега удовлетворенно отметил, что ни разу за всю его короткую и жесткую речь Милош не опустил глаза. Бывший полковник перевел дыхание и заговорил уже несколько мягче: – Ты покидаешь Сорро завтра, она последует за тобой через неделю. Я не представляю, как вы будете совмещать исследовательскую и подпольную деятельность, но я вам доверяю. Однако скажи: как вы вдвоем будете жить в дальнейшем? Понимаешь, о чем я?

– Конечно, – Милош серьезно кивнул, но позволил себе едва заметную улыбку. – Сеньор Ортега, Вы ведь понимаете, что я, как и Кончита, не принадлежу сам себе. Я являюсь членом экипажа «Гринстар», я помню о своей собственной организации. Как бы я ни любил Вашу дочь, я пока не могу с уверенностью сказать, что останусь здесь с ней до конца жизни. Она это знает. Точно так же я не могу потребовать от нее уплыть со мной, потому что Бланкатьерра – ее родина, здесь она дала обет, здесь живет ее семья. И я считаю, что не в праве предлагать Кончите пожениться. Но и отказываться от того, что нас связывает, в угоду обществу и даже ради Вашего спокойствия, не собираюсь.

– Смело, молодой человек, – усмехнулся бывший полковник. – Надеюсь, ты помнишь, с кем говоришь?