Текст книги "Сквозь замочную скважину (СИ)"

Автор книги: Angie Smith

сообщить о нарушении

Текущая страница: 58 (всего у книги 61 страниц)

«Эта прогулка становилась всё более познавательной», – подумалось Еве, когда она сворачивала по указанному официантом пути.

Прямо за поворотом оказалась широкая каменная лестница – такая же серая и невзрачная, как и остальные помещения служебного толка, она вывела Еву через несколько пролётов к очередному длинному коридору. По обе стороны от него располагалась пара высоких арок, перетекающих в новые ответвления этого бесконечного каменного лабиринта, а немного дальше вдоль стен тянулись стройные ряды совершенно одинаковых старинных дверей, которые едва ли отличались чем-то кроме количества трещин на своих прогнивших рамах.

Первоначальным инстинктом было заглянуть в каждую из комнат, пока Ева не найдёт ту самую, в которой находился Лоренс, но она быстро одёрнула себя, стоило только ей вглядеться в конец коридора. Там, у стены рядом с большим деревянным окном на дряхлом стуле восседал молодой рослый мужчина – один из людей Асада, исходя из выглядывающего из кобуры армейского Браунинга и грубой арабской внешности. Судя по тому, что больше подобных блокпостов на своём пути Ева не наблюдала, этот парень охранял что-то (а скорее – кого-то), находящегося за крайней дверью. В руках у него была какая-то местная газетёнка, которую он с упоением читал, а потому мужчина не сразу приметил медленно приближающуюся к нему Еву.

Брэдфорд пыталась вести себя как можно спокойнее, шагая на встречу человеку, что при любых других обстоятельствах без колебаний пустил бы ей пулю прямиком в лоб. Вся её уверенность поубавилась за несколько шагов от заветной двери, когда парень, до этого изучавший страницы франкоязычной газетёнки, поднял свой взор на неё.

– Ты заблудилась? – буркнул он, выпрямляясь на стуле. – Чего тебе здесь нужно?

– Я принесла обед для господина Клемана, – ответила Ева непривычно низким голосом.

– Из кухни, что ли? – взгляд парня остановился на увесистом подносе с едой и он скептически хмыкнул. – Могла бы так не напрягаться. Он в любом случае всё это нахрен выбросит, мелкий засранец.

Эта нелепая беседа могла продолжаться ещё долго, но у Евы совершенно не было времени на пустой трёп. Её блуждания коридорами Версаля и без того затянулись, а потому она одёрнула сидящего напротив парня, задав ему, пожалуй, решающий вопрос:

– Могу я войти внутрь, пока это всё не остыло?

Парень на миг замер, смерив Еву пристальным взглядом. Она всё ещё могла разглядеть поблескивающую рукоять Браунинга, что выглядывала из его кобуры, могла заметить припрятанный в кармане брюк кастет и армейский клинок, который тот носил во внутреннем кармане своего пиджака. Ева нервно сглотнула, взглянув в глаза сидящему напротив мужчине.

– Иди, кто ж тебя держит, – бросил он, продолжив читать местную газету.

За высокой деревянной дверью Еве открылась небольшая тёмная комната с голыми серыми стенами, отсыревшими от влажности, скрипучим деревянным полом и полным отсутствием окон. Единственным источником света в этой кромешной тьме была подвесная лампа, что свисала с потолка своим пыльным металлическим плафоном. По виду это место больше напоминало тюремную камеру, чем один из закоулков этого излишне вычурного дворца. Мебели было немного – всего-то небольшая софа с кофейным столиком, взгромоздившиеся в самом центре этой бетонной коробки, и узкий рабочий стол с парой стульев в дальнем углу – там, где сейчас спиной к Еве восседал виновник этого тревожного променада. Лоренс, как и в последнюю из встречу, вновь уткнулся лицом в свой сотовый и словно не замечал присутствия постороннего человека в своей комнате.

Брэдфорд выждала несколько секунд, пока копошение по ту сторону двери утихнет и охранник на самом деле углубится в своё нехитрое чтиво, после чего подошла к столику и небрежно положила на него поднос с едой. Звон кухонного серебра нарушил тишину комнаты, заставив младшего Клемана замереть.

– Наиль, я же просил оставить меня в покое хотя бы на час… – заговорил он, оборачиваясь к Еве, но в миг одёрнул себя. Он глядел на Брэдфорд с искренним недоумением – тусклый свет не позволял ему разглядеть её черты, а потому парень привстал со своего места и изумлённо спросил:

– Кто вы?

Ева сделала шаг вперёд, ступая под свет потолочной лампы. Её черты всё ещё казались неправильными, искаженными в преломлении едкого ультрафиолета, тело скрывалось под плотной тканью форменного кителя, а на глазах сияли пластиком зеленовато-голубые линзы – этот образ был слишком далёк от того, который запомнил младший Клеман, поэтому Брэдфорд пришлось сказать:

– Привет, Лоренс.

Голос был тихим, с лёгкой хрипотцой, что появлялась в моменты особого волнения, но Клеман узнал его. Он подошёл немного ближе, позабыв о своём сотовом, и словно настоящий ребёнок без лишних церемоний стал рассматривать Брэдфорд, улавливая все даже незначительные детали её нового облика.

– Ева? – несмело выдохнул он. – Но что… – он запнулся, – что ты здесь делаешь? Почему ты в этом?..

Хотелось бы Еве рассказать этому мальчишке о своих планах, вот только она всё ещё не была уверена, тот ли самый Лоренс сейчас стоял перед ней. Исходя из того, что она видела, этот парень чуть меньше месяца провёл в окружении Асада и его цепных псов по одному ему известной причине, пока убийство его дяди и всех его людей расследовала добрая половина местных спецслужб.

Времени было слишком мало, а вопросов – непростительно много, что сподвигло Еву одним резким движением сдвинуть со стола поднос с едой, давая им с Лоренсом немного времени наедине. Звук бьющегося фарфора заставил Клемана вздрогнуть. Он заворожено смотрел, как по земле бурыми пятнами растекается прованский соус вперемешку со свежезаваренным чаем, в то время, как по другую сторону двери его охранник заходился тихим раскатистым смехом, довольно приговаривая: «Как обычно».

Не дожидаясь, пока Лоренс опомниться, Ева бесцеремонно переступила осколки посуды и подошла вплотную к нему.

– У меня к тебе ровно тот же вопрос, дорогой, – тихо заговорила она. – Какого чёрта ты забыл в окружении людей Асада? Что они хотят от тебя?

Череда грубых вопросов на миг выбила Лоренса из колеи. Он всё смотрел на Еву своими испуганным взглядом, и в эти короткие мгновения весь аллюр зрелости развеялся, обнажая образ ребёнка, что потерялся в собственных сомнениях.

– Ничего, – вдруг ответил Лоренс, резко отступая назад. – Они охраняют меня.

«Ну, точно ребёнок!» – воскликнула мысленно Ева.

– Охраняют? – переспросила с издёвкой Брэдфорд, оглянувшись на закрытую дверь, откуда всё ещё было слышно тихое бормотание парня, что стерёг Клемана. – И от кого же?

– От тех, кто хочет мне навредить.

Его слова возродили в памяти картины недавнего прошлого – репортажи журналистов с Виллы Ле Фой, кадры разбросанных по двору тел, лежащих в лужах собственной крови, и, как завершение, – фото Филипа Клемана на полэкрана с подписью «молодой французский миллиардер убит выстрелом в голову».

– И даже от твоего собственного дяди? – вопрос вырвался прежде, чем Ева успела его осмыслить.

– Филип был ублюдком, – выплюнул с яростью Лоренс. – Он убил мою семью и заслужил то, что получил.

В словах Клемана была доля истины – Филип немногим отличался от своих влиятельных дружков и на его руках было достаточно крови, чтобы заслужить подобную кончину. Однако это не объясняло те злость и цинизм, что возникли в Лоренсе. Ярость разъедала его как кислота, убивая последние капли живых эмоций, делая его так похожим на чад Эла Илат.

– Ты правда так думаешь? – спросила Ева. – Или это то, что тебе внушил Асад?

Её слова лишь подогрели накал эмоций внутри Лоренса. Он вдруг поднял свой взор на Еву и глядя ей в искусственно-голубые глаза сказал:

– Зейд ничего мне не внушал, он лишь помог мне увидеть то, чего я не хотел замечать. Мой дядя был таким же убийцей, как и все, с кем он работал. Как и почти вся моя семья. Всю мою жизнь меня окружали монстры.

– Считаешь, сейчас что-то изменилось? – с досадой поинтересовалась Ева, обрывая его долгую тираду.

Лоренс уставился на неё с немым укором, подавляя в себе все те невысказанные обиды, что томились в нём последние шестнадцать лет. Был ли это юношеский максимализм или банальная детская наивность – не важно. Важно то, что Асад воспользовался этим мальчишкой, как своим очередным «партнёром», который вскоре неизбежно повторит участь своего дяди и пойдёт в утиль. Подобный исход был последним, чего хотелось Еве для этого парня, а потому она сделала несколько шагов вперёд и тихо заговорила:

– Зейд сказал тебе, чьи люди причастны к убийству твоей матери? Он рассказал тебе, что было в тех бумагах, которые она забрала из вашей компании?

– Что ты хочешь… – ошарашенно заговорил Лоренс, но так и не успел закончить свой вопрос.

– Перед своей гибелью Луиза передала мне папку – ту самую, о которой ты спрашивал меня однажды. В ней находились документы вашей семейной компании – копии счетов, проводок, договоров, – всё, что хоть как-то могло связать ваши активы с Зейдом Асадом, – она сделала небольшую паузу. – Это был компромат, который мог загнать в могилу не только твоего покойного дядю, а и его весьма влиятельного партнёра.

Лоренс, до этого молча слушавший её слова, вдруг отвёл свой взгляд куда-то в сторону и медленно замотал головой.

– Ты лжёшь, – прошептал он. – Когда я тебя спрашивал…

– Я солгала, – ответила Ева, – потому что не хотела подвергать тебя опасности. Асад почти точно знал, что находится в той чёртовой папке. Именно поэтому он охотился за нами с Джеймсом, поэтому он закрыл меня в своей пыточной, но самое главное – именно из-за этой чёртовой папки он помог Филипу прикончить твою маму.

Эти слова были правдой, пусть и весьма сглаженной и отполированной, дабы не травмировать и без того хрупкую натуру Лоренса. Парень пережил многое, включая гибель всей своей семьи и общество самого опасного психа этого континента. После такого он едва ли сможет жить прежней жизнью беззаботного подростка с дикой любовью к шпионским технологиям.

Лоренса трясло, и Ева заметила это лишь в тот миг, когда он медленно осел на софу, отодвигая ногами осколки чайного сервиза. Какое-то время Клеман молчал, устремившись взглядом в серую стену. Из состояния исступления его вывело почти невесомое касание – Евина ладонь накрыла его дрожащие руки, а сама Брэдфорд присела напротив Клемана, глядя в его безжизненные глаза.

– Те документы – они ещё сохранились где-то? – спросил Лоренс тихим надломленным голосом.

– Последняя копия была у твоего дяди, – ответила Ева. – Но это не важно. Я подготовила для Зейда Асада кое-что куда более опасное, чем та папка.

– Ты убьёшь его? – испугано выдохнул Клеман.

И Еве от чего-то совершенно не хотелось ему лгать.

– Попытаюсь, – сказала она.

– Как…

Их затянувшийся разговор оборвал громкий стук. Охранник Лоренса, что всё это время мирно почитывал газетёнку, теперь ломился в дверь с окриками «Какого чёрта вы там делаете?». Услышав грохот, Ева вмиг спохватилась и принялась собирать с земли россыпь из осколков, что устилала собой добрую половину комнаты, крикнув охраннику, что она вот-вот уйдёт. Лоренс, который сперва безмолвно наблюдал за ней, присел рядом и стал забрасывать на поднос остатки чайного сервиза. В какой-то миг, когда стук в дверь стал до невозможного громким, Ева схватила Клемана за руку, в которой он теперь держал уцелевшую крышку фарфорового чайника, и прошептала:

– Слушай сюда, Лоренс. Сейчас я уйду, а тебе нужно будет вести себя как можно спокойнее. Сиди тихо и не высовывайся, что бы там не происходило. Скоро я вернусь за тобой и мы поедем домой. Хорошо?

Глаза Лоренса выдавали его испуг, а руки всё ещё пробивала нервная дрожь, но к удивлению Евы он всё же смог подавить нарастающий страх и уверенно ответить:

– Хорошо.

На этих словах Брэдфорд резко поднялась, подхватив в руки металлический поднос с горстью осколков, и направилась к выходу. По пути к двери она подняла закатившийся за диван клош и, накрыв им неприглядную гору битого фарфора, вышла из комнаты. У двери ей встретился разъярённый охранник, который уже готов был закатить скандал, или, чего хуже, вытащить свой Браунинг и прострелить Еве пару конечностей, но по какой-то странной причине её это совершенно не заботило. Она лишь приподняла металлический клош, обнажая перед ним горсть из грязных осколков, и тихо сказала:

– Вы были правы: господин Клеман – тот ещё засранец.

Мужчина взглянул на её перепачканные руки и в один миг ярость на его лице сменилась самодовольной ухмылкой. Удаляясь от него Ева чувствовала пристальный взгляд, направленный ей в спину, но она продолжала уверенно идти вперёд, пока не вышла к пустынной лестнице и на миг позволила себе остановиться, прислонившись к холодной бетонной стене. Голова раскалывалась от мыслей о чёртовом Клемане и его бездумной вере в Асада. Она волновалась за него, волновалась за Лоренса Клемана и его судьбу, словно это хоть как-то касалось её.

Ева не знала, в какой миг их судьбы пересеклись. Это мог быть разговор с Луизой, пустое обещание беречь его, которое вдруг обрело значение, первая встреча в Вене на свадьбе Инас Асад или тот разговор в зимнем саду усадьбы Риттера – сказать точно невозможно. Но Еве вдруг стало казаться, словно она и только она может спасти этого парня. Словно это её долг перед ним, вот только за что?

Во рту возникла фантомная горечь, а перед глазами мелькнул образ едко-розовых пилюль.

– Чёрт, – выругалась Брэдфорд, после чего резко отпрянула от холодной стены и продолжила свой путь.

Что-то изменилось, и Ева почувствовала это с той самой минуты, как вошла в уже знакомый коридор, ведущий к кухне. Официантов, семенящих от одного конца этажа к другому, стало в разы больше, – некоторые уже носились с закусками, кто-то заканчивал сервировку столов, другие же судорожно расставляли карточки с именами всех высокопоставленных гостей, которые должны были посетить это место через несколько часов. Ева словно растворилась в их толпе – никто по прежнему не замечал её, личность Элизабет Беннет и вправду работала, позволяя Брэдфорд оставаться невидимой в самом сердце бури.

Поднос с остатками разбитой посуды полетел в ближайший мусорный бак, а перепачканные руки Ева смогла вытереть салфеткой, украденной с одной из тележек с едой. В кухню она вошла вместе с тройкой официантов, что несли подносы для холодных закусок. Стараясь быть незаметной, Ева прошла позади Паскаля, занятого приготовлением очередной порции тартара с лососем, и едва успела дойти до своего рабочего места, как её руку сжали в крепкой хватке. В любой другой ситуации она бы сломала этому человеку челюсть раньше, чем он успел бы с ней хоть что-то сделать, но на этот раз пришлось покорно обернуться. Позади оказалась Айрин – нервная и слишком уставшая.

– Где тебя носило? – шепнула она со злостью.

– Заблудилась в коридорах, – ответила Ева. – Что у вас здесь происходит? Почему столько народу?

– Шеф приехал, – пояснила Айрин. – Они с секретарем господина Асада сейчас обсуждают меню на ужин.

На миг Ева оцепенела. Айрин продолжала что-то говорить, но Брэдфорд не слышала её – тревожные мысли проносились одна за другой в голове, подводя её к единственному существенному вопросу.

– Асад тоже здесь?

– Нет. Не знаю. Зачем это тебе? – растерянно спросила Айрин.

Ева лишь отмахнулась. Странное оцепенение, которое охватило её при мыслях об Асаде, так же быстро отступило.

– Ни за чем, забудь, – сказала она.

Айрин ещё раз окинула Еву беглым взглядом, после чего пошла прочь к своей недожаренной утке. Брэдфорд какое-то время смотрела ей в спину, прежде чем решилась тихо позвать:

– Айрин?

Женщина обернулась.

– Да.

– Спасибо, что прикрыла.

Они обменялись натянутыми улыбками и с тягостными мыслями вернулись к работе. Ева ещё какое-то время наблюдала украдкой за Айрин, что носилась по кухне, успевая готовить три блюда одновременно. Думая о далёком прошлом – том, в котором они с этой женщиной впервые увидели друг друга, столкнувшись на очередном брифинге Цирка, – Брэдфорд со странной смесью досады и злости осознавала собственное бессилие перед сложившимися обстоятельствами.

«Не будь ты агентом МI-6, я бы даже могла оставить тебя в живых…» – с этой мыслью Ева невольно потянулась к карману форменных штанов, где был припрятан механический титановый клинок.

***

В приоткрытое окно серого Ягуара задувал холодный ветер. Машина рассекала просторы французской провинции на запредельной для этой местности скорости, минуя десятки крохотных городков и посёлков, отличающихся разве что витиеватостью названия и степенью разбитости здешних дорог. Ехать в объезд было вынужденным решением, поскольку трассы в преддверии званого ужина десятилетия превратились в натуральное минное поле с десятком блокпостов и километровыми пробками на въезде в любой мало-мальски крупный город. Мориарти ненавидел эту дорогу – бесконечную вереницу одинаковых пейзажей, разбитую кладку старых улиц, абсолютное отсутствие внятных указателей и полное безразличие к происходящему сидящего на заднем сидении Дауэла, который с каждым новым километром пройденного пути всё больше углублялся в собственное молчаливое безумие.

Они не были теми, кто мог часами на пролёт занимать себя пустым трёпом ни о чём и обо всём сразу, как это было принято в других, нормальных семьях. Учтивое молчание было проще, безопаснее в контексте сложившихся между ними отношений, пусть оно и не всегда приходилось по вкусу чересчур разговорчивому Дауэлу. Вот только теперь за повисшей тишиной скрывалось нечто большее, чем давняя обида, – Марк волновался, иначе бы не уставился на безликий серый пейзаж, нервно постукивая пальцами по кожаной обшивке кресла. Иначе он бы говорил – пусть даже в этом не было совершенно никакой надобности.

Джеймс долго смотрел вперёд, выстраивая наиболее быстрый маршрут к Версалю, пока в небе над ними сгущались тучи, а южный ветер крепчал, поднимая клубы дорожной пыли. В воздухе повеяло озоном. Приближалась буря и Мориарти совершенно не хотелось её застать на одной из разбитых грунтовых дорог очередного провинциального городка, а потому на следующем повороте он взял влево и свернул на подъезд к центральной магистрали. Дауэл впервые за их многочасовую поездку оторвался от рассматривания бесконечных пшеничных полей и взглянул на Джеймса, уставившись в зеркало заднего вида. В его взгляде отразился немой вопрос «Зачем?», который Марк, впрочем, так и не озвучил.

Спустя несколько долгих минут на дороге появился первый указатель. До Версаля оставалось сорок километров.

Час с небольшим понадобился Джеймсу, чтобы миновать с юга Сенарский лес и, не подъезжая к Орли, добраться до трассы А86, что была единственным прямым путём к Версалю. Сквозь затемнённые окна машины Мориарти видел силуэты самолётов, рассекающие небо на подлёте к местному аэропорту. Один из частных джетов пролетел в каких-то двух сотнях ярдов от них и на миг Мориарти показалось, что на его сверкающем белом корпусе мелькнула до боли знакомая эмблема древнегреческого божества войны.

Грозовые тучи нависли над пригородом Парижа, клубясь и сверкая первыми вспышками молний, ветер продолжал усиливаться, а первые капли холодного дождя уже сорвались, разбиваясь о лобовое стекло «Ягуара». Вдали было слышно раскаты грома. Джеймс прибавил скорость, сворачивая с автобана на узкую подъездную дорогу, что тянулась через небольшие кварталы старого Версаля и на своём конце подводила к высоким кованным вратам дворцового комплекса.

– Приехали, – сказал Джеймс, когда они затормозили на ряду с другими машинами перед пропускным постом.

Очередь тянулась неспешно, пропуская внутрь всего по одной машине за раз. Похоже, все высокопоставленные гости уже прибыли, а потому местная охрана расслабилась, – подумалось Мориарти. Когда последний автомобиль впереди – ослепительной белый «Мазерати» с правительственными номерами Италии – въехал внутрь, Джеймс рушил вперёд. Его роль в этом представлении была проста – молча вести машину по заданному направлению, словно один из миллиона безликих слуг европейской знати. Никто никогда не замечает таксистов – так однажды говорил его покойный клиент. Мужчина хоть и мог показаться отчаянным психом (таким, впрочем, и являлся), всё же был прав в своём суждении. Незамеченным Джеймса делали вовсе не плотно затонированные стекла, и даже не нелепый головной убор, который он сдёрнул при первой подвернувшейся возможности, а незначимость, безликость собственного положения.

Их документы проверили быстро и без лишних вопросов. Была ли в этом заслуга Мориарти, который последнюю ночь провёл за взломом местной автоинспекции, чтобы внести их новую машину в базу, или решающую роль сыграла наиграно учтивая улыбка Дауэла, что принял на себя бремя общения с охраной, – Джеймс не знал. В сухом остатке был результат – мужчина в армейской форме протянул Марку их документы, после чего пёстрый шлагбаум издал тихий писк и медленно взвился ввысь, пропуская их «Ягуар» на территорию дворца.

Легкая морось окропила землю в миг, когда их машина заехала на большую крытую парковку. Дауэл на какое-то время словно замер, вглядываясь в стройные ряды правительственных автомобилей, припаркованных рядом с ними. В руках он сжимал приглашение – плотный масляный конверт с выгравированными инициалами, что пришёл им по почте неделей ранее.

– Всё в норме? – спросил вдруг Джеймс с привычной небрежностью.

Марк словно отмер, отрывая взгляд от рассматривания парковки.

– Что? – растерянно переспросил он. – Да, всё прекрасно.

Его натянутая улыбка – привычный жест для замыливания глаз – могла сработать с местным охранником или очередным пижоном из числа европейской элиты, но только не с ним, не с Мориарти, который слишком много раз спотыкался об этот нелепый способ сгладить углы.

Они вышли из машины одновременно, словно по какому-то условному щелчку. На встречу Дауэлу уже семенил какой-то паренёк в форме местной обслуги, но прежде чем он успел приблизиться достаточно близко, Джеймс медленно подошёл к Марку и тихо шепнул, наклонившись к нему:

– Не знаю, что у тебя на уме, но даже не вздумай сегодня умереть.

Дауэл в ответ одарил его своей дежурной ухмылкой и едва слышно бросил:

– И тебе удачи, Джеймс.

С этими напутствиями они разошлись по разным сторонам дворцового комплекса – Марк побрёл в большой зал, где должен был вскоре начаться второй акт их замысловатой пьесы, ну, а Джеймс направился прочь от парковки – туда, где при входе в кухню его должна была ждать Ева. Дождь на улице усиливался, а долгий летний день медленно сменялся вечерним сумраком. Огни Версаля озаряли округу и в их свете он казался лишь призраком, безликим силуэтом, который брёл в одному ему известном направлении. Марк бы нашёл в этом всём безусловный шекспировский шарм – и Джеймс бы даже смог разделить эту мысль, однако потребность всякий раз оглядываться по сторонам и скрываться в тени бесконечных выступов и колонн, дабы не быть замеченным здешней охраной, разрушала всю лиричность момента.

Он не привык входить на праздник через чёрный вход – куда более приятно было врываться на подобные сборища с привычной небрежностью, оставляя позади частный вертолёт и пару ошарашенных охранников. Но теперь Джим при всём желании не мог себе позволить подобную выходку, ведь даже без Асада во главе, для этого сборища канцелярских крыс он официально мёртв и Джеймсу бы крайне не хотелось нарушать эту иллюзию.

Найти нужное место – тот самый поворот, что выведет его к заветной двери – оказалось труднее, чем предполагалось. Ева не давала о себе знать немногим меньше двенадцати часов, с тех самых пор, как уехала из из «Orient Forest», а скудные координаты, которые предоставила ему карта Версаля, едва ли были надёжным ориентиром. Приходилось полагаться на собственные наблюдения, что привели его к небольшому внутреннему дворику по другую сторону северного крыла, где рядом с мусорными баками мирно покуривали какие-то парни в поварских кителях. Залитое тусклым светом парковых фонарей, это место скорее напоминало очередной сквер одного из парижских гетто. Запах гнили разносился влажным от дождя воздухом. Несколько крыс побежало вдоль стен, скрываясь в тени мусорных баков, а весь напыщенный лоск версальского экстерьера терялся в многочисленных трещинах, что тянулись вдоль маслянисто-белых стен. Дождь, что лёгкой моросью окроплял землю, усилился, медленно переходя в затяжной ливень. Когда в небе прогремели первые раскаты грома, Джеймс замер.

Часы показывали девять вечера – время, когда Ева должна отлучиться из кухни и впустить его внутрь через тот самый служебный вход. В их плане было много условностей – чего стоит только то, что они не могли держать друг с другом связь, – но единственным ориентиром, который не позволял им пустить всё на самотёк, стало время. Каждое их действие было расписано по часам, словно жизнь заправского клерка: Джеймс точно знал, что в половине десятого начнётся официальная часть ужина, которая займёт не больше сорока минут, после чего следовала заключительная речь Асада, знаменующая собой начало второй фазы их плана. В столь жестком тайминге не было времени на промедления, а потому когда часы показали десять минут десятого, а Ева так и не вышла, Мориарти почувствовал нарастающее напряжение. Похоже, в их слаженном плане что-то резко пошло не так.

Парни, стоящие у мусорных баков, ещё какое-то время переговаривались, изредка переходя на тихий низкий смех, после чего один за другим потушили сигареты и пошли к служебному входу. В сквере повисла тишина. Джеймс замер, продолжая смотреть на высокую деревянную дверь, ожидая того, что, вероятнее всего, может никогда не произойти.

«Глупая наивность», – подумал он, в очередной раз выглядывая из своего укрытия в тени одной из колонн.

В небе сверкнула яркая вспышка молнии и в этот миг небольшим сквером пронёсся громкий истошный скрип. Дверь служебного входа приоткрылась, выпуская из тьмы коридора женский силуэт. Издали было трудно сказать, кто именно только что вышел из здания, но Джеймс слишком привык к этой короткой платиновой шевелюре и искусственно-голубым глазам, чтобы не узнать их.

Оглядевшись по сторонам, Мориарти вышел из-за угла, ступая под свет садовых фонарей.

– Ты опоздала, – сказал он, подходя к Еве. Её помятый вид и лёгкая дрожь в ладонях могли быть следствием стресса и Джеймс вполне закономерно должен был пропустить это мимо своего внимания. Но он этого не сделал. – Что произошло?

Какое-то время Ева молча наблюдала ночную тьму Версальского сада, то и дело нервно одёргивая перепачканный бурыми пятнами китель, после чего посмотрела на Мориарти безжизненным взглядом и тихо бросила:

– Долгая история.

***

На часах было полдевятого, когда Ева, наконец, смогла оторваться от сервировки очередной сотни канапе с красной рыбой и натужно выдохнула. До приезда Джеймса оставалось каких-то тридцать минут, и зная его любовь к пунктуальности Брэдфорд даже не сомневалась, что он не опоздает ни на минуту. Это значило, что ей стоит как можно скорее закончить начатое в этом аду под названием кухня и сделать то, ради чего она на самом деле пришла в это место. Но для этого нужно ещё немного решительности.

Отдав очередной поднос с канапе в руки молодого официанта, Ева взглянула на Айрин, что теперь стояла у высокого холодильника с морепродуктами, пытаясь найти там что-то для её будущих тальятелле. Думать о личности этой женщины не хотелось от слова «совсем» – у Евы был целый ворох забот помимо ищеек Холмса, но сейчас, когда их план вот вот должен войти в активную фазу, Брэдфорд не могла позволить никому его сорвать.

Она вытерла грязные от масла руки и осторожно подошла к холодильнику.

– Айрин, – позвала Ева.

– Да? – отозвалась она, закрывая холодильник.

– Прости, что отвлекаю, – вздохнула Брэдфорд. – У меня закончился дрессинг, похоже не рассчитала, пока сервировала закуски. Можешь помочь?

Айрин посмотрела на неё с лёгким замешательством и Еве вдруг стало не по себе. Выбранный сценарий был совершенно дерьмовым и по большей части – импровизированным. Предлогов вывести её из этой кухонной суматохи было не так уж много из из всего скудного списка Ева выбрала, похоже, наиболее нелепый вариант.

– Я немного занята… – заговорила Айрин, но вдруг осеклась, взглянув на настенные часы. – Ладно, к чёрту. Время ещё есть, так что пойдём.

Овощи находились в отдельном помещении -достаточно холодном и изолированном от остальных продуктов. Это было что-то вроде огромных размеров холодильника, который расположился рядом со служебным входом. Айрин шла впереди, ну, а Еве оставалось лишь следовать за ней, нервно оглядываясь по сторонам в поисках лишних свидетелей её, пожалуй, самого отчаянного поступка за этот безумный день. Сердце в груди стучало с бешеной частотой, а титановый клинок в кармане словно стал в несколько раз тяжелее.

Скрываемая за высокой металлической дверью, холодильная камера скорее напоминала тесную каморку, снизу доверху заставленную коробками с овощами и фруктами. Айрин вошла первой, резво подхватывая один из пустых ящиков, чтобы набрать в него зелень. Она успела сделать несколько шагов вглубь помещения, когда дверь позади с грохотом захлопнулась. Айрин замерла.

– Как долго ты знаешь? – спросила она, поворачиваясь к Еве.

– С самого начала, – ответила Брэдфорд. – А ты?

– С первой минуты, что тебя увидела.

– Почему тогда помогала мне? – удивлённо поинтересовалась Ева.

Айрин ухмыльнулась.

– Хотела увидеть, как далеко ты можешь зайти.

Ева выдохнула, делая шаг назад.

– Ну что ж… – сказала она, обнажая острое лезвие клинка.

Ухмылка исчезла с лица Айрин. Ей понадобился один точный удар, чтобы обрушить в сторону Евы гору ящиков с редисом и томатами. Брэдфорд успела отскочить, но в тот же миг её спина больно ударилась о металлическую дверь, а к лицу было приставлено дуло пистолета. Айрин подошла ближе, чем должна была – тесная комната не давала пространства для манёвров, зато позволяла с лёгкостью обезоружить.

Прежде чем Айрин успела нажать на курок, Ева со всей силы ударила её ногой по внутреннему сгибу колена и с неистовой яростью вцепилась в руку, что держала пистолет, пытаясь ослабить хватку. Их драка напоминала брыкание в грязи. Ноги Евы утопали в остатках томатов и редиса, когда она повалила Айрин на землю и навалилась сверху в попытках вырубить эту неугомонную, а руки то и дело цеплялись за обломки деревянных ящиков, что устилали пол.

Несколько кроссов в щеку, казалось бы, угомонили Айрин, и она перестала брыкаться, но как только Брэдфорд готова была отпустить её, чтобы нанести решающий удар, женщина резко подалась вверх, зарядив коленом под дых в попытке сбить её с себя. Получилось скверно – от удара Ева на миг потеряла равновесие, а клинок, который она зажимала в ладони, едва не улетел в сторону Весь воздух в ондночасье покинул её лёгкие, а адское жжение в солнечном сплетении вызывало истошный гортанный рык.