Текст книги "Сквозь замочную скважину (СИ)"

Автор книги: Angie Smith

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 61 страниц)

– Алло. Джеймс? – раздался в трубке легко узнаваемый голос с режущим ухо венгерским акцентом.

– Здравствуй, Йозеф. Не занят?

– Не критически, – ответил он после небольшой паузы. – Что случилось?

– Нужна твоя помощь, – заговорил Мориарти, сворачивая на развилке в сторону чьих-то фермерских угодий. – Одна из моих людей застряла в какой-то заброшенной тюрьме возле Будапешта. Зовут Ева Брэдфорд, британка, тёмные волосы, средний рост – не ошибёшься.

– Какой масштаб работы? – тут же осведомился Йозеф.

– Не уверен. Человек двадцать. Может, больше.

На той стороне провода послышался громкий вздох. Мориарти хорошо понимал Йозефа, но он не мог дать ему никакой более или менее точной информации – лишь то размытое сведение, которое смогла передать ему Ева.

– Это критически важно? – спросил Йозеф.

– Иначе я бы не звонил.

– Хорошо, – ответил он. – Сегодня отправлюсь туда со своими ребятами. Надеюсь, после этого мы будем в расчёте.

– Вполне, – сказал Джеймс, прежде чем сбросить вызов.

Его машина остановилась на обочине, рядом с большим полем – единственным местом в округе, не огороженным забором, обозначающим частную собственность. Мориарти ещё какое-то время мерно крутил в руке телефон, после чего всё же набрал знакомый номер. Пришло время связаться с его человеком в британском правительстве.

***

Джеймсу было плевать, что он выдернул Марка с каких-то гипертрофированно важных переговоров в Мюнхене, плевать на доносящиеся вдалеке недовольные возгласы его коллег по военному совету и какое-то странное шипение, отдалённо напоминающее прослушку. Он просто пропустил мимо ушей все пустые причитания и, напомнив не столь давние события на Сицилии, заставил его преждевременно покинуть рабочее место. В конце концов, от их встречи зависело многое, в том числе, и будущее этого самовлюблённого нарцисса.

– В первый и последний раз, – сказал Марк, сбрасывая трубку. И Джеймс усмехнулся.

Его брат всегда умел преподнести ситуацию в выгодном для себя свете. Он мог убедить даже его, Мориарти, в собственной правоте, и это было поистине впечатляющим умением. Однажды длинный язык, впрочем, сыграл с Дауэлом злую шутку, но это его вряд ли чему-то научило, ведь, в конечном итоге, именно Джеймсу пришлось разгребать его проблемы и вытягивать этого идиота едва ли не из тюрьмы.

Дожидаться Дауэла пришлось относительно недолго. Его новый деловой вертолёт замаячил на горизонте какие-то три часа спустя. Он приземлился в самом центре поля, подальше от дороги, и Джеймсу пришлось пойти ему навстречу.

– Скажи, что это что-то срочное, – бросил вместо приветствия вышедший из вертолёта Марк.

– Я тоже рад тебя видеть, братец.

Они пожали друг другу руки, и Дауэл без лишних церемоний перешёл сразу к делу.

– Ну и, какого чёрта, произошло? – спросил он, осматриваясь по сторонам.

– Сегодня я встречался с один занятным мужчиной, – заговорил Джеймс. – Его зовут Зейд Асад, может, ты слышал.

Имя Асада не вызвало у Марка ничего, кроме искреннего раздражения. Вне всяких сомнений, Зейд был видной фигурой в их закрытом привилегированном обществе, которое заправляло изнанкой этого мира. Все спецслужбы Европы имели на него ориентировки, но никто даже на расстояние пушечного выстрела не решался подойти к нему. Никто, кроме Мориарти.

– Допустим, – ответил Марк. – И что… – он оборвал себя на полуслове, выставив вперёд ладонь, словно намекая Джеймсу молчать. – Стой, только не говори, что ты поддерживаешь всю эту дурацкую авантюру с саммитом?

Мориарти покоробило от одной мысли, что он мог быть на одной стороне с человеком вроде Зейда.

– Нет, – ответил он. – Поэтому я хотел тебя предупредить. Этот псих хочет подорвать, к чертям, британское посольство в Женеве прямо в день саммита. Если это случится…

– Будет хаос, – закончил Дауэл. – Я тебя понял. Информация точная?

Хотелось бы Джеймсу сказать, что это так, но, пока он полагался лишь на слова престарелой дамы с суицидальными наклонностями, несколько статей и собственные рассуждения, поэтому он выбрал наиболее нейтральную формулировку:

– Насколько это вообще возможно.

– Понятно, – Марк утвердительно кивнул. – Я сообщу нашим людям, мы удвоим охрану…

– Этого будет недостаточно, – перебил его Джеймс. – Он отравил Папу Римского, как ты думаешь, его остановит удвоенная охрана?

– Резонно. И что ты предлагаешь?

Выходов из ситуации было не так уж и много: или закрыть посольство полностью на целый день, вызвав при этом лишние подозрения, или запустить туда «крота», что может быть не менее опасно. И, рассматривая оба этих варианта, Джеймс остановился на наиболее авантюрном.

– Нужен свой человек там, в Женеве, – ответил он. – Я туда соваться не могу, так что…

– Я понял, – остановил его Дауэл. – Хорошо, что я предусмотрел что-то подобное и перестраховался. Себастьян! – крикнул он куда-то за спину.

Спустя мгновение, повинуясь приказу, из вертолёта вышел тот, кого Мориарти уж точно не ожидал здесь увидеть. Моран выглядел слегка напряжённо, становясь между ним с Дауэлом, но, в общем и целом, имел достаточно презентабельный вид – его стандартная рабочая форма с лёгкой руки Марка сменилась на слегка пижонский костюм, а привычно взъерошенные светлые волосы оказались бережно уложены назад. В остальном это был всё тот же Моран, только потрёпанный двумя месяцами работы на самого заносчивого человека в Европе (если не считать самого Джеймса).

– Здравствуй, босс, – обратился он к Мориарти.

– Ну, хоть намордник не надел, – хмыкнул Джеймс, косясь на усмехающегося Дауэла. – Здравствуй, Себастьян, – сказал он, после чего обернулся к Марку и задал единственный возможный вопрос:

– И чего мне это будет стоить?

Дауэл театрально вскинул брови на лоб и скрестил руки на груди, пытаясь в очередной раз повернуть сложившуюся ситуацию в свою сторону.

– Считаешь, я не способен на альтруизм? – наигранно возмутился он.

– Нет, – без раздумий ответили оба – Мориарти и Моран.

– Ну что ж, – вздохнул Дауэл, – пусть ваше мнение останется при вас, господа. Ну, а мне уже пора, иначе у нашего посла случится инфаркт. Спасибо за информацию, Джим. Себастьян, – Марк недвусмысленно похлопал его по плечу и с задумчивой улыбкой направился прочь.

Как только его вертолёт взмыл в небо, рядом с Мориарти послышался облегчённый вздох. Моран устало потёр руками лицо, будто пытаясь стереть следы, что оставило на нём временное начальство.

– В последний раз я соглашаюсь на что-то подобное, – заявил он, пока они шли к машине.

– Он к тебе лез? – с нескрываемой усмешкой поинтересовался Джеймс.

– А ты как думаешь…

Рвущиеся наружу жалобы Морана оборвала трель телефонного звонка. Номер не определялся, но Мориарти уже знал, кому он принадлежит. Джеймс остановился на полпути к автомобилю и, попросив Себастьяна подождать, поднял трубку.

– Да, Йозеф.

– Мы зачистили склад. Она в безопасности, – всего две фразы, которые нужны были Джеймсу, чтобы ощутить, как незримая ноша, сдавливающая его сердце, валится в небытие, а дышать становится в разы легче.

Но сантименты могут подождать. Он ещё не знает всей картины событий.

– Живые есть? – спросил Мориарти, встречаясь со слегка сконфуженным взглядом стоящего рядом Морана.

– Только один, – отетил Йозеф. – Зовут Гасан Асад.

Мориарти загадочно ухмыльнулся, предполагая, что он сможет выведать у одного из самых близких Асаду людей. Кажется, этот мерзкий день становился лучше.

– Очень хорошо, – довольно протянул он. – Придержи его до того, как я приеду. Спасибо, – и он сбросил вызов.

Это определённо был удачный день.

Комментарий к Глава 3. Джеймс

[1] Фахверк (нем. Fachwerk – каркасная конструкция, фахверковая конструкция) – тип строительной конструкции, при котором несущей основой служат вертикально установленные несущие столбы, являющиеся, наряду с распорными наклонными балками, опорной конструкцией здания.

[2]Дейл Купер – главный герой культового сериала 90-х “Твин Пикс” (реж. Дэвид Линч),агент ФБР, который на протяжении всех эпизодов записывал свои размышления на кассетный диктофон, обращаясь в них к некой “Даян”.

[3]“GEFÄHRLICH” (с нем.) – “ОПАСНО”

[4]“SS” (Schutzstaffel) – военизированные формирования Национал-социалистической немецкой рабочей партии (НСДАП).

[5]08.05.1945 – в предместье Берлина Карлсхорсте в 22 часа 43 минуты по центрально-европейскому времени (9 мая в 0:43 по московскому времени) был подписан окончательный Акт о безоговорочной капитуляции фашистской Германии и ее вооруженных сил.

[6]Эла-Илат – в переводе с арабского значит “семья”.

Эта часть должна подвести черту последних четырех глав и добавить важных деталей к общей картине событий. В связи с некоторыми сценами в ней я решила добавить в предупреждения “Элементы слэша”. Если нечто подобное противоречит вашему вкусу или убеждениям – смело мотайте главу дальше, и помните – это всего лишь искусство, которое не пытается ничего навязывать.

========== P.S. Прага, полдень, часовая башня ==========

Перед её глазами застыл один единственный образ – всего лишь жалкий кадр из миллиона подобных, серый, мутный, пропитанный мерзким запахом крови и пороха. Ева уже видела его, она смотрела на всё, словно сквозь запотевшие очки, наблюдая одну и ту же картину: просторная камера заброшенной венгерской тюрьмы, схожая с той, в которой из неё днём ранее выбивали дух; яркий свет потолочной лампы и много, слишком много людей вокруг, скопившихся у стен, словно плесень, ждущих от неё хоть каких-то решительных действий. Ева не видела лиц тех людей, она не могла заставить себя оторвать взгляд от полулежащей женской фигуры, избитой, покалеченной, но всё такой же притягательно прекрасной. Инас Асад яростно смотрела на неё своими чернильно чёрными глазами, вцепившись рукой в вывихнутое плечо, и в этой застывшей искажённой позе она напоминала сломаную игрушку, которой давно уже пора на свалку.

– Что дальше? – спросил Йозеф, стоящий за спиной у Евы.

– Где он? – Брэдфорд не стала называть имя по нескольким причинам: во-первых, в контексте беседы речь могла идти всего лишь об одном человеке, а, во-вторых, она понятия не имела, какую реакцию это бы вызвало у Инас. У неё совершенно не осталось терпения выслушивать преждевременные истерики.

– Тот парень? – переспросил Йозеф, покосившись на дверь. – В соседней комнате. Мы держим его живым, как вы и просили.

– Приведите его.

– Зачем? – изумлённо поинтерессовался Йозеф.

Ева лишь поджала губы и, украдкой поглядывая на скорчившуюся Инас, сказала:

– Хочу подготовить почву для допроса.

Такой ответ едва ли удовлетворил негодующего Йозефа, но перечить словам Евы он не стал. Окрикнув тройку стоящих у двери солдатов, он вернулся к привычной венгерской речи и отдал им приказ привести пленника.

За те короткие мгновения, которые прошли в ожидании неизбежного, Ева старалась не смотреть на Инас. Она окинула взглядом широкую комнату, машинально проверила наличие пистолета за поясом и даже успела приметить тройку новых шрамов на своих руках, которые остались как одно из многочисленных напоминаний о последних днях. Её тело заживёт, пусть и не так быстро, как хотелось… Но душа – с ней всё гораздо хуже. Перемены, которые произошли в ней, больше напоминали ядерный взрыв, сметающий всё былое и превращающий каждый, даже самый стойкий принцип, держащий Еву в разумных рамках, в горелый чёрный след. Преграды совести пали в тот миг, когда искалеченные руки пропитались горячей кровью – чужой кровью, – а мёртвое тело Генриха Риттера упало к её ногам. Еве больше не было смысла скрывать собственную злость, какой бы деструктивной она не казалась.

Дверь позади громко заскрипела. В комнату ввалился едва стоящий на ногах Гасан Асад, которого волокли двое рослых парней Йозефа. Ева молча указала им на стену, не желая распыляться в лишних объяснениях. На Инас она так и не взглянула, хоть и слышала, как та громко матерится на арабском, пытаясь вырваться из цепкой хватки держащего её солдата. Гасана припечатали к стене, крепко держа за скованные наручниками руки. Для пущей уверенности один из парней взял его на мушку своего автомата, что, в сущности, было бессмысленным. В который раз проверив наличие оружия, Ева медленно подошла к застывшему Асаду. Ненависть в его взгляде её не пугала – скорее, заставляла быть чуточку осторожнее в своих движениях, да и только.

– Здравствуй, Гасан, – сказала она с мнимой учтивостью. – Как самочувствие?

Асад лишь перекосился от рвущейся наружу ярости и, сделав несколько бесполезных попыток вырваться, выплюнул ей в лицо:

– Что ты хочешь, сука? И зачем здесь она?! – он взглянул на Инас.

Ева громко вздохнула, стараясь сохранить те последние капли здравого смысла, что не давали ей разрядить в Асада весь магазин. Какой бы прекрасной не казалась эта мысль, Ева просто не могла себе этого позволить. Только не сейчас. Натянув маску напускного спокойствия, она одарила Асада одной из своих фальшивих ухмылок.

– Не рефлексируй раньше времени, – сказала Ева. – Я всего лишь хочу поговорить. А на счёт твоей ненаглядной, – Брэдфорд покосилась в ту сторону, где сейчас находилась Инас. – Она здесь по вполне понятной причине.

– Хочешь пытать – пытай, можешь даже прикончить, но не трогай её.

Впервые Ева видела Гасана таким – яростным, отчаянным, слабым. И если бы она не знала этого человека так хорошо, если бы не видела всего, что он натворил, то ни за что бы не поверила, что в нём живёт настоящее, первородное зло.

– Как благородно, – хмыкнула Брэдфорд. – Но ты правда думаешь, что после всего, что было, я буду тебя слушать?! Думаешь, ты заслуживаешь этого?

– Так ты хочешь сровнять счёты?

Ева отрицательно замотала головой. Всё было куда сложнее.

– Нет, это больше не моя забота, – она сделала шаг навстречу Гасану, оказавшись в жалком футе от него, и по какой-то странной причине эта близость больше не пугала её. – Всё, чего я хочу, так это освободить тебя, Гасан.

– Что ты несёшь?!

Под осатаневшим взглядом Асада Ева чувствовала себя сильнее. Она позволяла себе делать долгие паузы, растягивая удовольствие от временной власти, вкушая сполна этот терпкий плод. Все последние дни пыток проносились перед её глазами хаотичными слайдами. Она видела Гасана, что в очередной раз заносил над ней свой кулак, ощущала фантомную боль ломающихся под его ударами костей, слышала его хриплый смех. И от этого желание продлить эти мгновения вспыхивало с новой силой.

– Мой бывший босс как-то сказал мне, – заговорила Ева, сделав несколько неспешних шагов вдоль камеры, – что важность человеческой жизни измеряется не в деньгах или связах, и даже не в наших поступках. Её цена – это люди, которые от нас зависят, те, для кого наша смерть больнее собственной. Те, кто сдерживают нашу сволочную натуру. Те, ради кого мы продолжаем существовать. Он называл этих людей якорями, которые держат нас в шаге от того, чтобы сорваться. Оборви все якоря – и человеку больше нечего терять, – Брэдфорд на миг умолкла, рассматривая Асада. – Ты ведь сирота, Гасан. Родителей убили ещё в Афганистане, а Асад со своим семейством для тебя не больше, чем навязавшийся опекун. Остаётся она, – Ева кивнула в сторону Инас. – Твой единственный якорь.

– Нет! – взревел Гасан, судорожно пытаясь вырваться из мертвой хватки солдатов Йозефа.

– Считай это милостью, Гасан, – сказала Ева, делая шаг назад. – Людям, вроде тебя, опасно иметь слабости.

Пистолет оказался в её руке слишком быстро. Никто – ни Гасан, ни Йозеф с его людьми – не успели до конца осознать то, о чём говорила Ева. Они вслушивались в слова, но не слышали их истинного смысла, который заключался в банальной грязной жажде возмездия. За каждый взрыв, каждый выстрел, каждый глоток яда, которые унесли жизни невинных людей. И, как бы Ева не старалась сдерживать внутри это чувство, для него больше не было должных барьеров. Вытянув перед собой оружие, она впервые решилась по-настоящему взглянуть на свою цель. В голове не осталось никаких воспоминаний о ней, не было ни имени, ни фамилии – ничего, что могло бы придать этому застывшему образу определённости. Сейчас перед ней была цель – скорчившийся на земле бесполый силуэт. И только глубокие чёрные глаза, расширившиеся в испуге, делали его живым. Ева отвернулась от них раньше, чем успела усмониться в собственных действиях.

В тишине грязной тюремной камеры раздался громкий выстрел.

***

В соседней комнате послышался громкий хлопок двери. Кто-то ушёл. Ева не знала, кто и куда, но она немного завидовала этому человеку. Ей уже порядком осточертела эта пыльная конспиративная квартира, в которой ей приходилось сидеть последние несколько часов. Йозеф забросил её сюда, оставив под присмотром нескольких своих людей, пока они разбирались со складом, всучил какой-то одноразовый телефон и попросил ждать звонка. Ожидание затянулось на добрую половину ночи и, похоже, не собиралось прекращаться. За это время Ева успела поговорить с местным врачом, послать его к чёрту с советами о стационарном режиме лечения и выпить несколько сильнодействующих антибиотиков, чтобы голова, наконец, перестала казаться куском отборного свинца. Некоторые раны удалось перевязать, на боку теперь красовался свежий хирургический шов, прикрываемый белым медицинским пластырем, а укрытые мелкими шрамами руки насквозь пропахли антисептиком. Лицу повезло меньше – оно всё ещё было в не самом приглядном состоянии. На то, чтобы все синяки и ссадины сошли, понадобится время, но Еву это уже не заботило. Всё, чего ей сейчас хотелось, – это покинуть, наконец, эту пыльную конуру и избавиться от пристальных взглядов своих надзирателей.

– Как вы? – спросил рослый мужчина, стоявший всё это время у стены небольшой гостинной, где сидела Ева.

– Свободнее, – ответила без особой охоты Брэдфорд, подходя к приоткрытому окну. Впервые войдя в эту комнату, она приметила на столе забытую кем-то пачку сигарет. Внутри услужливо оказалась зажигалка, и Ева без особых церемоний решила воспользоваться такой редкой, но нужной возможностью отвлечься. Вдыхая горький дым, она ощущала, как из головы одна за другой испаряются назойливые мысли о прошлом. С каждой затяжкой смотреть на окружающий мир становилось чуточку легче, зудящее чувство вины ослабевало, а грусть о потерянном времени уже не казалась столь существенной. Парень позади ничего не сказал в ответ на Евину бесцеремонность. Он созерцал её последние несколько часов и наверняка внутри своего пропитанного солдафонской честью мозга понимал, что ей это нужно.

Минуты тянулись непростительно долго. Там, за окном конспиративной квартиры уже зажигался рассвет, громадный котёл жизни вскипал под лучами восходящего солнца, люди выплывали из своих тесных домов, заполняя узкие улицы однообразных кварталов старого Будапешта. Мимо проносились колонны серых легковушек, вдали слышались полицейские сирены, а на другой стороне улицы зажглась яркая вывеска новомодного тату-салона. Эта шумная суматоха казалась Еве самым прекрасным зрелищем. За месяц с лишним вдали от цивилизации она уже успела забыть, что где-то за стенами альпийского коттеджа, где-то вдали от камер заброшенной тюрьмы ещё остались семь миллиардов человеческих душ, которые каждое утро её затянувшегося аскетизма просыпались и шли исполнять свою ежедневную рутину. И, даже если бы она умерла, если бы расшиблась в той аварии или выпила цианид – ничего бы не поменялось. Эти люди бы всё ещё просыпались, всё ещё целовали на прощание близких и шли в одним им известном направлении. Каждый день. Пока этот мир не покатится в бездну.

Позади послышался хлопок двери. Кто-то вновь ушёл. И Ева бы даже не обратила внимания на этот простой факт, если бы не чей-то голос, доносящийся из коридора, – далёкий, но всё ещё слишком знакомый, просивший оставить их одних на какое-то время. Вторая докуренная сигарета полетела в пепельницу. Брэдфорд замерла, услышав медленные шаги.

– Ева, – от этих слов внутри неё что-то оборвалось.

Она обернулась, пытаясь совладать с нарастающей в теле дрожью и, казалось бы, на миг забыла, что нуждается в воздухе. Весь мир с его торопливой суматохой на миг застыл и сузился до тесной комнаты конспиративной квартиры в сердце Будапешта. Перед ней стоял самый непостоянный человек в этой чёртовой вселенной. Он был тем, кто стал причиной многих совершенных ею ошибок (о чём он не перенимал возможности упомянуть), тем, кто разрушал её принципы задолго до того, как с ними покончил Асад. Но в то же время он был и остаётся тем, кто продолжает спасать её из бездны замочной скважины, раз за разом выхватывая из цепких лап смерти… даже если это вкорне противоречит всем его устоявшимся взглядам. И если это не причина для любви, то что же тогда?!

– Привет, Джеймс, – выдохнула Ева с улыбкой.

Она знала – Джеймс не был особо сентиментальным человеком, он презирал любое излишнее проявление эмоций, считая это слишком ненужной формальностью, чтобы придерживаться её. Но в этот миг Еве было как-то по-особенному плевать на все его высокопарные речи о человеческих слабостях. Она в несколько шагов преодолела расстояние между ними и осторожно обвила руки вокруг его шеи, не давая шанса на возражения. Это обьятие – долгое, приятное, правильное – стало чем-то на подобии катарсиса в их погоне за жизнью. Оно не было похоже на те наигранные жесты, что они делали для поддержания легенды о собственном браке; нет, это было что-то настолько настоящее, что осознать его смысл практически невозможно. Всего лишь взаимный, спонтанный жест, в котором отпечатались все накопившиеся страхи и тревоги; порыв, который должен был закончиться куда раньше, чем это случилось на самом деле.

– Я полагала, мы встретимся в совсем другом месте, – усмехнулась Ева, обрывая эту долгую близость, но так и не остранившись достаточно далеко.

– Я тоже, – ответил задумчиво Джеймс. – Но обстоятельства слегка поменялись.

– Да, совсем немного, – Ева тихо засмеялась, пытаясь осознать, насколько теперь нереально звучат услышанные месяц назад слова. «Прага, полдень, часовая башня» плавно превратилось в ту искажённую реальность, в которой они сейчас существовали. И это было по-своему прекрасно. На миг Брэдфорд задержала свой взгляд на лице Джеймса – всё таком же задумчивом, с парой-тройкой новых шрамов, которые отчего-то его совершенно не портили. – Спасибо, – сказала она, подразумевая всё то, что случилось в интервале последнего дня. – Ты знаешь, за что.

Слова Евы вызвали лёгкую тень улыбки на лице Джеймса. Брэдфорд понимала, в этот месяц ему пришлось пройти через многое, и её спасение было лишь промежуточной точкой в этой адовой круговерти. Она ещё помнила свои заметки, которые остались на стене в доме Байеров, и прекрасно осознавала, что все прошедшие события не произошли без его непосредственного участия. Всё это время, пока она находилась во власти обстоятельств, этот человек лез в самое сердце бури, пытаясь противостоять одному из опаснейших террористов в мировом масштабе. В какой-то момент она даже пожалела, что не осталась в том чёртовом отеле и не придумала способ получше для их спасения. Но другого выхода не было, и Брэдфорд это знала.

– Ты удивительно глупый человек, Ева, – сказал с привычной долей укора Джеймс.

– Я спасла тебе жизнь, – парировала с улыбкой Брэдфорд.

– И я отплатил тебе тем же.

– Ну, получается, мы квиты, – заключила Ева.

– До тех пор, пока ты в очередной раз не сотворишь нечто подобное.

И от его слов Ева искренне рассмеялась. Она смотрела на Джеймса, который, казалось, утратил часть своей привычной прагматичности, и вспоминала такие далёкие мгновения умиротворения между ними. Кажется, это был Виннергоф. В том тесном отельном номере осталась часть её сентиментальной души, которую уже не вернуть. Она умерла под хриплое пение Синатры и развеялась вместе с холодным альпийским ветром, проникающим сквозь старые оконные рамы. Ева бы отдала всё, чтобы то мгновение обернулось иным, лучшим для них, но, к чему страдания о прошлом, когда есть странное, но приятное настоящее, объятое лёгкой, однако совсем не пугающей пеленой неизвестности.

– Это твоё бремя, – заявила с сияющей улыбкой Ева. – Ты сам меня нанял.

– Иногда я начинаю об этом жалеть, – и это могло бы прозвучать грубо, если бы Ева не знала одного простого факта – Джеймс никогда не жалел о содеяном.

– О, прошу тебя, просто заткнисть, – с этими словами Ева медленно подалась вперёд и вовлекла Джеймса в долгий – почти такой же долгий, как их недавние объятия, – поцелуй.

Пришло время создавать новые мгновения.

Комментарий к P.S. Прага, полдень, часовая башня

В общем и целом, этот эпилог к последним 4 главам – мой небольшой (даже слишком небольшой) подарок всем тем, кто ждал воссоединение этих двоих. Пусть где-то на фоне твориться полный пиздец, эти ребята заслуживают хоть немного времени чисто для себя. Я бы не назвала это ни зарисовкой, ни полноценной главой – пусть это просто будет мгновение – одно из немногих, которые меркнут в тени основных событий но всё ещё важны для меня, как часть сюжетной линии конкретных персонажей.

Спасибо всем, кто всё ещё читает эту работу и ждёт новых глав. И с наступающим Днём святого Валентина вас!

========== Глава 4. Себастьян: Барселона ==========

Его машина притормозила на обочине одного из промышленных кварталов Будапешта. Узкая улица, на которой он оставил арендованную легковушку, разделяла два стройных ряда серых безликих зданий. Большинство из них оказалось промышленными складами, принадлежащими местным предпринимателям. Имелось там и несколько опустевших амбаров, обитых добротным слоем бляхи, что теперь сияли своей огненно-рыжей ржавчиной в свете утреннего солнца. Местность была безлюдной, как и полагалось в шестом часу утра, хотя Моран никогда не переставал быть бдительным. Армейские инстинкты не забываются. Переходя улицу, Себ в последний раз окинул взглядом окрестность и направился к небольшому бетонному складу с ярко-красной дверью – очередному безликому обитателю будапештской промзоны.

Внутри едва ли не у самых дверей его встретил худосочный паренёк, одетый в форму венгерских вооружённых сил, которая была ему до забавного велика. На узких плечах болталась широкая армейская рубаха с вышитым златоглавым орлом, левый рукав украшал национальный флаг, а через плечо был закинут боевой автомат. Парень представился Имре и на ломаном английском объяснил Морану, куда им предстоит идти. Обстановка на складе была без преувеличения гнетущей: звенящая тишина тёмных коридоров разбавлялась громкими шагами, под ногами хрустела бетонная крошка, а над головой капала с протекающей крыши, которую никто не собирался подлатать.

Парень, идущий рядом, предпочитал молчать. Он был молодым и не по годам серьезным, этот Имре. Моран помнил себя в его возрасте – в свои двадцать пять он уже отслужил и принял решение не сидеть в тылу, набивая брюхо казённой едой и медленно поднимаясь по карьерной лестнице. В его руках была снайперская берета, а под ногами на тысячу миль раскинулись индийские джунгли. Стрелять приходилось часто – чаще, чем разговаривать, порой. На его вышку решался подниматься только командир гарнизона, да и то, лишь в случае крайней необходимости. Все приказы Себ получал прямо из штаба, неохотно отвечая на них в свою барахлящую рацию. Тогда он был отчаянно глупым – так он себе теперь говорил, – верил в сказки про армейскую доблесть, много курил, спал с какими-то индийскими потаскухами, читал чёртов устав, словно библию, а потом шёл убивать. Никаких мыслей о будущем, никаких сомнений – только слепая вера в правильность той уродливой, искаженной реальности, в которой он существовал; вера в людей, которые посылали его на смерть, повторяя, что это его долг; вера в приказы, что отдавали те больные ублюдки; вера в пулю, которая рассекала череп врага, словно это был спелый июльский арбуз. Имре был словно кривым отражением его самого – куда более слабый на вид и серьезный на проверку парень, что сейчас сжимал приклад своего боевого автомата и готов был верить в ту реальность, в которой он существовал.

Они прошли вглубь склада, минуя хитросплетения коридоров, и совсем скоро их путь закончился высокой металлической дверью. Имре громко постучал, после чего вновь настала тишина. Изнутри послышалось грубое «Войдите!», и парень отступился от двери, пропуская Морана вперёд.

Комната, что открылась перед ним, была больше похожа на кладовую: тесная коробка с затхлым воздухом, серыми, потрескавшимися стенами и небольшой лужей просочившейся с потолка воды в самом дальнем углу, она не вызывала ничего, кроме лёгкой тошноты. У стены напротив двери располагался длинный металлический стол, над которым склонился рослый мужчина в капитанской форме. Его каштановых волос едва коснулась седина, а в уголках серых глаз скопились глубокие морщины, что выдавали его далеко не юный возраст. Моран мог узнать этот силуэт из тысяч точно таких же сделанных как под копирку винтиков военной машины.

– Перебрался в тыл, Йозеф? – с издёвкой спросил Себастьян.

Йозеф резко оглянулся, отрываясь от той кипы бумаг, что скопилась на его столе. При виде Морана он едва заметно усмехнулся.

– Там бы и сидел, если бы не ваша шайка террористов, – прокряхтел он своим сиплым голосом.

Когда-то давно, в наивное время его армейских подвигов, Моран часто шутил, что голос Йозефа больше похож на звуки скрипучей казарменной двери и долго смеялся, узнав, что Йозеф с детства мечтал стать связным. Сейчас, после месяцев в компании не в меру назойливого Дауэла и молчаливой поездки с Мориарти, который даже во время своего безвременного отпуска успел нажить себе врагов, слышать знакомую речь с лёгким налётом венгерского акцента было удивительно приятно.

– Рад видеть тебя, триста семнадцатый, – они пожали руки крепко, словно им вновь придётся выходить на одну из тех чёртовых суицидальных миссий в индийских джунглях. – Как обстоят дела с тем парнем?

Гасан Асад – так звали его новую проблему. После краткого экскурса в детали всей этой запутанной истории, Моран мало что мог сказать о личности этого человека. Он всегда был в тени своего приёмного отца, редко проявлял себя больше, нежели очередной солдат в распоряжении Асада. Жестокий, если судить по его биографии, и невообразимо глупый, если посмотреть на его личную жизнь.

– Мы допрашивали его три часа, – ответил, немного погодя, Йозеф. – Сперва с ним поработали наши психологи, потом ребята из НЛП.

– Дай угадаю: он всё ещё молчит?

Йозеф со вздохом отвёл взгляд и многозначительно повёл бровями. Моран принял этот непроизвольный жест за немое согласие и хотел было нарушить нависшую тишину своими бесконечными предложениями на счёт допроса, как вдруг Йозеф тихо заговорил: