Текст книги "Сквозь замочную скважину (СИ)"

Автор книги: Angie Smith

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 61 страниц)

– Ну, вот и всё, – сказал Фальконе с благоговейной лёгкостью.

– Вот и всё… – вторил задумчиво Де Лука. Он услышал, как в открытые парадные ворота въезжает полицейская машина и мысленно поблагодарил Сандру за её расторопность.

– Ты вызвал полицию? – с лёгким недоверием спросил Тони, глядя в окно столовой.

– Ты пытался вломиться в мой дом в пьяном виде. Что мне ещё было делать?

– Долго же они ехали, – Фальконе усмехнулся. К нему уже подошли два охранника Де Луки и приказали медленно встать. Они повели его к выходу из столовой, держа его руки за спиной.

– Я попросил Сандру вызвать их после того, как ты закончишь своё душеизлияние.

На пороге Фальконе резко остановился, и, бросив охранникам короткое «Всего пять секунд», он повернулся к Де Луке.

– Раз уж мне суждено сегодня подохнуть, можно задать один вопрос?

– Давай.

– Ты заказал убийство моего отца?

Паоло понимал, что сейчас может сказать, что угодно, но он предпочёл не врать тому, кто в скором времени погибнет.

– Да, – ответил он.

Столовая опустела, в доме вновь воцарилась гробовая тишина, и это чертовски угнетало. Де Лука медленно подошёл к окну и проводил взглядом полицейскую машину, не чувствуя и доли сожаления. Когда входные ворота со скрипом закрылись, а с неба стали слетать первые снежинки, на его сотовый пришло сообщение с геолокацией автомобиля.

«Аспра, 90011, Палермо, Италия. (Район: Виа Конкордия – Виа Зара)».

***

Теперь, когда Ева точно была уверена в том, что за всем этим убийственным представлением стоит никто иной, как Марк Дауэл, она понимала, что имеет всего два варианта: сбежать сейчас или попытаться остановить этого кретина и, вполне вероятно, умереть. Первый вариант был просто прекрасным решением – она имела неплохую сумму на счету, которую могла обналичить, ближайший авиарейс до Рима был через два часа, а здесь, на этом острове, Еву больше уже ничего не держало.

Она сидела у высокого торшера и по очереди рассматривала в его свете листы с текстом, размышляя о том, что ей делать дальше. Взглянув на размещение слов на каждом из идентичных по размеру клочков бумаги, Ева сложила их в стопку в таком порядке, в котором она их находила. Чем ближе она подносила листы к свету, тем чётче отбивался текст, что складывался в один до боли знакомый стих:

«Не уходи безропотно во тьму,

Будь яростней пред ночью всех ночей,

Не дай погаснуть свету своему!

Хоть мудрый знает – не осилишь тьму,

Во мгле словами не зажжёшь лучей —

Не уходи безропотно во тьму,

Хоть добрый видит: не сберечь ему

Живую зелень юности своей,

Не дай погаснуть свету своему.

А ты, хватавший солнце налету,

Воспевший свет, узнай к закату дней,

Что не уйдёшь безропотно во тьму!

Суровый видит: смерть идёт к нему

Метеоритным отсветом огней,

Не дай погаснуть свету своему!..»

Этот стих она уже однажды слышала, но это было в раннем детстве, за долго до того, как его смысл стал Еве понятен. Теперь же она смотрела на первую сточку стиха и понимала – их с Дауэлом игра почти окончена.

Вглядевшись в текст, Ева заметила, что некоторые буквы в словах отпечатаны гораздо чётче, чем остальные. Три буквы «е», «г», «о», «с», «к», «т», «р». В углу бумаги было написано мелким шрифтом на ирландском: «2 слова – вот кто я». Ева стала перебирать комбинации из букв, вспоминая, как любила такие игры ещё маленькой девочкой, сидя на коленях у отца и рассматривая цветастые страницы детских книжек. Тогда ей загадывали названия цветов, но теперь всё не было так просто. Из букв стоило сложить два слова, которые бы, вероятнее всего, объясняли личность Дауэла.

«Полный кретин – пока самая точная версия по смыслу», – подумала она.

Ева взглянула на порядок букв, которые выписала в своём ежедневнике, и улыбнулась: он не раскидал подсказки, а поставил их по порядку. Стоило только вложить меж согласными недостающие гласные и получилось два слова: «ЕГО СЕКРЕТ». Результат был глупым, как и вся эта головоломка, но Ева почувствовала облегчение, когда закончила возню с этими дурацкими записками.

Она взглянула на часы и поняла, что до рейса на Рим оставалось каких-то полтора часа. Ей не улететь из этого острова. Игра должна быть окончена, ведь только тогда Дауэл сможет от неё отстать. Ну, а смерть – она её не пугала.

«Я мертва по определению», – говорила она когда-то Ларсу Труману.

Отбросив записки в сторону, Ева поднялась с места и пошагала к выходу из комнаты. Она успела дойти до первого этажа, когда на её телефон пришло сообщение с неизвестного номера:

«Ты знаешь, где я. Приходи поиграть, Ева».

Прочитав это, она поняла, что не уедет. Ей просто не дадут этого сделать. Когда Паоло подтвердил адрес, который назвал Фальконе, Ева уже не сомневалась в том, что должна сделать. Она ввела в поисковик ближайший путь к Аспре и, запомнив наспех карту, пошла к гаражу, прихватив с собой ключи от нового «Бентли». Она не сказала ни слова Фелис или Паоло – у них и так имелось к ней немало вопросов, но всё это будет потом. Сейчас это, как минимум, несущественно. Более важен путь, который простирался через трассу. Ева осмотрительно отключила GPS в настройках машины, чтобы побыть какое-то время недоступной для Де Луки. Не стоило гнать так быстро, когда трассу укрывала твёрдая кромка льда. Машину носило из стороны в сторону, а повороты и вовсе казались сущим адом, но Ева продолжала выравнивать руль и вдавливать педаль газа, в надежде, что не столкнётся по пути с какой-то фурой. Её пистолет покоился во внутреннем кармане пальто, а мысли были зациклены на одном: нужно доехать к этому чертовому складу и не разбиться.

В голове звучал голос старого диктора, который читал тот самый стих Дилана Томаса: «Не уходи безропотно во тьму». Если это и было предупреждением, то уж точно запоздалым. Ева давно уже ушла во тьму и отдалась этой суке без остатка. Она погрязла в болоте лжи и отчаянных жестоких решений уже в тот момент, когда приняла предложение от Британской службы разведки. Там она впервые пересекла Рубикон человечности и почувствовала всю мощь власти и пропаганды, и именно в том месте она продала свою совесть за стопку цветастых бумажек. А то, что было дальше, – лишь повторение её прежнего пути – более грязное, жестокое и выгодное его продолжение.

«Время циклично, – подумала Ева, – оно всегда приводит нас в то место, с которого всё начиналось. Каждое решение – начало нового цикла, и мы входим в него, мы повторяем свои же ошибки с небольшими лишь изменениями, называя это прогрессом и шагом вперёд. Вот только впереди ничего нет. Есть только спуск по той чёртовой спирали, где на поворотах мы теряем все свои принципы и силы, медленно подходя к концу».

***

Джеймс Мориарти не стал торопиться, когда получил СМС с адресом. Из-за гололёда на трассе случилась авария, и на ближайшие несколько часов прямой путь в Аспру был закрыт. Он свернул на просёлочную дорогу и потратил на час больше, чтобы добраться до унылого склада в местной промзоне.

– Ты опоздал, – с раздражением заметил Дауэл, когда Джеймс вошёл в небольшую тёмную комнату.

Он стоял у дальнего угла, опёршись спиной о сырую стену. В свете старой лампы было видно его высокую – едва ли не на пол фута выше самого Джеймса – фигуру. Всё, кроме мерзкой ухмылки, было в нём, словно по золотому сечению: крепкое стройное тело, в меру широкие плечи, руки – всё такие же белые и не искорёженные шрамами и мозолями, вытянутое лицо с плавными линиями скул, тонкая полоска губ и большие карие глаза. Во всём этом ощущался его собственный неподдельный шарм. Марк Дауэл напоминал искажённое отражение самого Мориарти, и с годами это сходство только возросло.

– С погодой не повезло, – ответил Джеймс, ухмыльнувшись. Дверь за ним захлопнулась, и послышался скрежет механического замка. – Но ты же привык ждать, Ричи.

– Не называй меня так, – этот громкий приказ лишь ещё больше раззадорил Мориарти. Он всегда знал, на что стоит давить в первую очередь.

– Так тебя назвала твоя мать, – от его слов Дауэл на миг скривился от отвращения, после чего медленно зашагал по комнате, мерно набирая что-то на своём сотовом. Когда телефон отправился в карман пальто, Марк резко остановился на месте и сказал:

– Она любила давать мне прозвища. Ричи, Ричард… – его слегка передёрнуло. – Что это? Звучит, как кличка для собаки. Тебе она придумала гораздо лучшую кличку. Джеймс Мориарти, – сказал он наигранно торжественным тоном, – ну просто идеально – и менять ничего не надо. «Смерть – это искусство»[2].

Было невозможно утомительно слушать всё это. Джеймс на миг даже пожалел о том, что затронул эту зыбкую тему, которая всё время выводила их на такой странный бессмысленный диалог. Подумать только, он совершенно разучился общаться с ним за прошедшие годы.

– Ты хотел поговорить о моём имени или была ещё какая-то причина для твоих трёхмесячных игр? – спросил Мориарти, прекращая этот глупый фарс.

– Малышка-Ева не оценила? – Дауэл широко усмехнулся. – Зря. Я бы мог её убить, но это бы испортило всё веселье.

Марк подошёл так близко, что его дыхание касалось лица Джеймса. Дешёвый трюк с нарушением личного пространства был их любимым фокусом, чтобы отвлечь внимание. Джеймс об этом ещё не забыл, и это радовало. Он отступил на полшага назад, всё ещё ощущая на себе этот сосредоточенный взгляд Марка, который ждал одного – когда Мориарти, наконец, отвлечётся от своих мыслей и отдастся этому чёртовому разговору, забыв про здравую рассудительность.

– Зачем тебе убивать её? – поинтересовался Джеймс. – Ревнуешь?

– Ни в коем случае, – возразил Дауэл. – Она задолжала мне за тот раз в пыточной – слишком быстро прекратила нашу игру.

– И это – всё? – Мориарти окинул своего оппонента скептическим взглядом.

– Не совсем. Ты ведь понял шутку с записками и той надписью? – Марк вновь взглянул на Джеймса, ожидая от него хоть какой-нибудь реакции. – Скажи, что понял. Не разочаровывай меня.

Конечно же, он понял. В памяти Мориарти осталось не так много моментов из юности, но среди тех редких кадров, что ещё хранились где-то в дальнем углу сознания, были их с Марком (или Ричардом, он уже не помнил, как называл его тогда) загадки. Он любил головоломки, а Дауэл болел стихами, и это постепенно превратилось для них в подобие игры, что становилась всё более странной и абстрактной. Марк зашифровывал послания и оставлял их в разных памятных местах, но суть была не только в том, чтобы собрать все клочки бумаги, или разгадать комбинацию слов, что всегда означала нечто бессвязное и бессмысленное. В игре всегда была важна первая строчка.

– Тебе нужна помощь, – ответил Мориарти. – Опять проблемы с правительством? Не согласовал с Майкрофтом Холмсом поставки оружия террористам?

С лица Дауэла исчезла улыбка. Он взглянул на Джеймса опустошённым взглядом, сказав:

– Они проводят чистку.

– Нашли что-то на тебя? – предположил Джеймс.

– Много всего. О тебе ни слова, но информации там хватит на три пожизненных.

Мориарти не был в восторге от слов Дауэла, ведь понимал, что такому, как он, в тюрьме точно делать нечего, иначе может повториться история с Эвр Холмс. Однако его не сильно задел (и уж тем более – не удивил) тот факт, что Марк сам загнал себя в угол перед правительством.

– И что ты от меня хочешь? – безразлично спросил Джеймс.

– Нужен отвлекающий манёвр. Твой уговор с той психичкой ещё в силе?

Зря он рассказал ему о сестре Холмс. Такой информацией слишком легко шантажировать, а теперь она была практически обесцененной благодаря рвению Дауэла получить всё и сразу.

– Слишком рано для того, чтобы начинать это, – отрезал Мориарти. – Шерлок Холмс ещё кочует по Европе, а его старший брат строит из себя убитого горем.

– Тогда вернись в Британию сам, – предложил Марк, – подстрой пару крупных заговоров и дай мне их решить, как в старые добрые времена. Я прикрою тебя, обещаю.

– У меня больше не осталось людей в Британии, – это была не отговорка, а сокрушительная правда. Джеймс ещё не свихнулся, чтобы оставлять своих ключевых помощников под прицелом правительства и обозлённого Холмса.

– Ты шутишь? – с недоверием протянул Дауэл.

– Нет.

Он был не удивлён – скорее, разочарован ответом Мориарти. Прикрыв глаза, Дауэл громко вздохнул, после чего озвучил самое сумасбродное, но единственное возможное решение своей проблемы:

– Тогда давай, я буду твоим человеком. Но мне нужен твой авторитет и твой мозг.

– Ричард, Марк, Джордж, – со злостью перечислял Мориарти его бесконечные псевдонимы, – мне плевать, как ты себя сейчас называешь. Ты был моим человеком, пока не сделал одну большую ошибку. Ты предал меня – поддался пошлому влиянию власти.

– Мне нужна власть, – сказал Марк. – Без неё я – никто.

– В твоём понимании, власть – это авторитет в том пёстром кодле из политиков, которым я портил жизнь? – Мориарти презрительно хмыкнул. – Это всего лишь дешёвый фарс. Ску-ука. Власть – это свобода подрывать их дома, красть их детей, убивать их близких и оставаться в тени – не замеченным, но влиятельным. Ты получил MI-6 – лучший механизм манипуляции людьми после телевидения и церкви – и сделал из этого источник денег и собственного пиара.

Мориарти говорил это с укором, словно отчитывал нашкодившего ребёнка (который, впрочем, был куда старше него самого). Он видел, как глаза Дауэла наливаются злостью, а желание прекратить этот предельно честный монолог постепенно приравнивалось к рвению врезать Джеймсу посильнее. Но он бы не ударил его, ведь опуститься до чего-то подобного значило для него признать свою слабость.

– Ты не будешь упрекать меня за мои ошибки, – прошипел он своим пронзительным баритоном.

– Буду, пока я их исправляю!

Они смотрели друг на друга, стоя на самом безопасном расстоянии, – всего ярд, но он казался милей сейчас, когда атмосфера накалилась, и обоюдная злость уже не пряталась за ширмой мнимого безразличия.

Стоя друг напротив друга, они ощущали их общую связь – то, что не передать никакими родственными узами. Иная внешность, иное мировоззрение, иная жизнь, но один безумный взгляд, что был разделён между этими двумя людьми. Четыре осколка ночи влетели в их глаза и оставили там след из тьмы. И, даже когда они улыбались, когда заливисто смеялись, одна вещь объединяла их – пустой мёртвый взгляд с искрами безумия, мерцающими, как мириады звёзд в глубоком тёмном небе.

– С каких пор ты стал таким принципиальным? – Дауэл медленно зашагал от одного угла узкой комнаты к другому, глядя на Джеймса.

– С тех пор, как разочаровался в тебе.

– И чем же я тебя разочаровал, Джим? «Предательством»? – он захохотал. – Да ладно, скольких своих клиентов ты подставил под обстрел, когда играл с Холмсом в ваши детские игры? Не тебе мне говорить о предательстве, братец, – Дауэл остановился прямо напротив него и вновь упёрся спиной в стену, время от времени поглядывая на наручные часы. – А, знаешь, ты всё жалуешься, но, не будь меня, ты бы вряд ли выбрался из «Тринити»[3] и не стал тем, кем являешься сейчас. Ты не задумывался, почему всё ещё исправляешь мои ошибки, почему ты не убил меня? Ты обязан мне большим, чем просто мнимым родством. Я изменил твою жизнь, Джим.

Мориарти лишь отрицательно замотал головой, обнажая свой звериный оскал. Он не понимал этой сентиментальности брата, не понимал, к чему сейчас цепляться за то, что было так давно. Они оба помнили то время по-своему, и с его, Джеймса, стороны оно не казалось таким предопределяющим и триумфальным.

– Убийство матери – прекрасный толчок к новым вершинам, – с сарказмом заметил Мориарти.

– Она была алкоголичкой, – сказал Марк. – И она бы прикончила тебя вместе со мной.

– Она боялась тебя.

– И не зря, – отрешенно сказал Дауэл. – Ладно, хватит. Я не хочу выяснять отношения. На это у нас ещё будет время в Британии.

– Я не еду в Британию.

– Почему? – поинтересовался с искренним непониманием Марк.

– У меня есть работа.

– Скакать по Европе с Евой Брэдфорд? Это чушь, – его слова, сказанные с долей наивного, почти детского недовольства, дали понять Мориарти, что этот разговор затянется надолго. И подобная перспектива отнюдь не радовала его.

***

Ева въехала в Аспру, изрядно сбавив скорость. В городке движение было куда более напряжённым и сковывающим, чем на трассе. Взглянув ещё раз на карту, она резко повернула на окольную улицу и въехала в небольшую промзону. По обе стороны дороги тянулись большие промышленные помещения, вроде столярных цехов и пилорам. Выглядели они обветшало: большие покосившиеся от времени гиганты, которые когда-то выдыхали производственный дым и сбрасывали тоны отходов, а теперь доживали свой век, как ночлежка для бомжей и бездомных животных. Здание в конце улицы не сильно отличалось от остальных: такой же тёмный бетонный фасад, отсутствующие кое-где стёкла на окнах, вены трещин, что разрастались по стенам, и ржавая металлическая дверь, которая, к удивлению Евы, была открыта. На другой стороне дороги стоял припаркованный серый «Порше», который наверняка принадлежал Де Луке.

Ева ступила за порог, медленно вытягивая перед собой пистолет. За дверью оказался длинный коридор, освещаемый тусклыми неоновыми лампами. Ева сделала несколько шагов, прежде чем услышать громкие голоса, доносящиеся из его глубины. Они казались знакомыми, но пока звучали лишь отдалёнными воплями, которые всё никак не складывались в цельную речь. Ева зашагала вперёд, осматриваясь по сторонам. Дверей не было – только голые сырые стены, что тянулись бетонным туннелем вглубь склада. Чем дальше она продвигалась коридором, тем чётче и громче доносились голоса. В них узнавались знакомые нотки презрения и наигранности, и уже через пять ярдов она была уверена, что они принадлежат Мориарти и Дауэлу.

В конце коридора оказалось две двери – одна была наглухо закрыта, а вторая слегка приоткрывала вид на тёмную комнату, откуда, как показалось Еве, и доносились голоса. Вытянув перед собой пистолет, Ева ступила за порог, и, как только она на фут отдалилась от выхода, металлическая дверь с грохотом захлопнулась

***

Прошёл, по меньшей мере, час с тех пор, как Мориарти переступил порог этой комнаты. Вид серых стен, скрип металлического троса, на котором расшатывалась подвесная лампа, гулкие шаги Дауэла и его длинные речи – всё это уже успело приесться. Хотелось выбраться из тесного помещения, так похожего на министерскую камеру. За то время, что Джеймс слушал своего оппонента, он успел заметить несколько странных вещей. Первой была тёмная стеклянная поверхность, которая заменяла собой одну из стен по правую сторону от двери. Её предназначение оставалось для Мориарти загадкой, а сам Дауэл не распространялся о том, для чего ему этот странный элемент декора. Второй вещью была нарастающая дёрганность Марка. Он всё чаще смотрел на свои часы или экран сотового и терял нить разговора. Это по-своему раздражало, но Джеймс не стал срываться и просить внимания Марка. Он наблюдал за ним, подмечая всё новые и новые детали в его поведении.

– Долговато мы уже здесь, – сказал Мориарти, взглянув на часы. – Может, откроешь дверь и дашь подышать не отсыревшим воздухом?

– Научись ждать, Джеймс, – я всегда тебе это говорил.

– От вида этих стен мой ответ не изменится, – Мориарти окинул взглядом комнату, выискивая в неё хоть что-то новое.

– Знаю, но… – Дауэл вновь взглянул на экран сотового и широко улыбнулся. Он обернулся к стеклянной стене, за которой теперь зажегся свет, и стало видно небольшое квадратное помещение, в углу которого сейчас стояла недостающая деталь его плана, – мы здесь не стены пришли рассматривать. Ева! – громко поприветствовал он её, ступая вперёд.

***

Ева не успела опомниться от того, что дверь позади наглухо захлопнулась, когда услышала доносящийся из колонок довольный голос, обращённый к ней. Этот хриплый баритон она узнала практически мгновенно.

– Дауэл, – бросила она в ответ.

– Рад встрече, – донеслось из колонок.

– Не скажу, что это взаимно.

– Как грубо, – возмутился Марк.

Ева стала осматриваться, держа наготове пистолет. Три стены вокруг неё были оклеены сотнями фото, сделанными на Полароид, – на них мелькали она или Джеймс в разных уголках Европы. Там были их фото у отеля в Париже, в парке Монако, где Ева встречалась с Труманом, десятки снимков из клуба «Фелис» и площади Святого Петра. И только дальняя стена была практически пуста. Она представляла собой одно большое зеркало, на котором было выведено красной краской: «ЕГО СЕКРЕТ».

– Что это за уголок психопата? – спросила Ева.

– Фальконе постарался. Всё должно было оказаться немного изящнее, но, сама знаешь, хочешь сделать что-то хорошо, не доверяй это мафиози среднего пошиба.

– Не хочешь встретиться лично? – ухмыльнулась она, медленно обходя комнату.

– Я тебя и так вижу.

– Камеры или… – Ева взглянула на потолок, выискивая там приборы слежения, которые она успела повидать в лабораториях MI-6, но не смогла найти ничего. Затем её взгляд медленно опустился на стеклянную стену, и Брэдфорд неспешно подошла к ней. – Ну, привет, Марк.

Это стекло было похоже на то, что использовалось в подвалах службы разведки – за ним обычно стояли несколько человек – врачи или военные, что наблюдали за допросом. Для пущей эффектности у таких стен была зеркальная поверхность, которая не просто не давала человеку видеть тех, кто стоит по другую сторону, – она понемногу доводила до белого каления. Обычно после каждого допроса людей не уводили в камеры, их оставляли сидеть напротив этой стены и смотреть на своё искалеченное отражение. Проведя в такой камере две недели, Ева научилась смотреть сквозь себя, не обращая внимания на синяки и шрамы, которых и сейчас на её лице было предостаточно.

– Ты так близко, – сказал с придыханием Дауэл, когда она остановилась напротив стены. – Не страшно?

– Нет, – Ева остановилась в двух ярдах от стеклянной поверхности. – Джеймс с тобой?

– Ну конечно. Он прямо напротив тебя.

– Спасибо, – она вытянула перед собой пистолет и выстрелила в зеркало. По его поверхности поползли небольшие трещины, что тянулись от мест, где застряли пули. Из колонок послышался раскатистый смех.

– Пуленепробиваемое, – сказал Дауэл. – Я же не полный кретин.

Ева со злостью взглянула на изувеченную стену и сунула свой уже абсолютно бесполезный пистолет во внутренний карман куртки.

– Что ты хотел от меня? – громко крикнула она.

– От тебя? – переспросил Дауэл. – Ровным счётом ничего. Ну, убить бы тебя не помешало, но это расстроит Джеймса. Он стал слишком сентиментальным, – она была уверена, что от этих слов Мориарти не слабо передёрнуло. – Ты – лишь средство достижения цели, Ева.

Она хотела спросить у Марка, что он имел ввиду, но её сбил с толку нарастающий запах серы – такой мерзкий и до боли знакомый. Ева взглянула вниз и увидела, что из небольшого вентиляционного отверстия струится знакомая зеленоватая дымка. Она стала медленно отступать, пока не упёрлась в стену. Ева ощущала, как её охватывает паника, заставившая её выкрикнуть:

– Что это?

– О, прости, забыл сказать, у тебя осталось три минуты – две из них ты будешь пытаться не дышать, а за одну твои лёгкие вывернет наизнанку, – довольно пролепетал Дауэл. – Узнаешь запах? Что-то похожее я давал Марино. Но тот газ просто усыплял тебя, медленно выводя организм из строя. Этот малыш поизящнее будет.

– Нет! – Ева ощущала, как на глаза наворачиваются слёзы, а дрожащие руки тянутся ко рту, чтобы прикрыть его от газа.

– Прости, Ева, но я не в настроении слушать твои умирающие вопли, – донеслось из динамиков, после чего прозвучал громкий механический скрип. Ева больше не слышала Дауэла.

***

– Ну, что скажешь, согласен? – спросил Дауэл, подходя к Джеймсу.

– Моё содействие в обмен на её жизнь? – Мориарти отрицательно замотал головой. –Слегка неравноценный обмен, не находишь?

Марк прожигал его своим взглядом всего миг, после чего отмахнулся и с ухмылкой протянул:

– Ну ла-адно, я же не такой тупой. Тебе собственные планы определённо дороже очередной не сильно смышлёной шлюхи, – он мельком взглянул на Еву, которая теперь тщетно пыталась открыть дверь. – Мне просто захотелось посмотреть, как она корчится в агонии. Я предлагаю тебе другую сделку. Временную, конечно.

– Какую?

– Мне нужен снайпер.

– У тебя их достаточно в подчинении, – сказал Мориарти.

– У меня больше нет подчинения: сделаю шаг в сторону – и об этом тут же растрезвонят Майкрофту Холмсу, – он говорил это с такой искренней злобой, что у Джеймса невольно рождались дикие предположения.

– Ты хочешь убрать Холмса?

– Нет, – ответил Дауэл, – мне нужно подстроить несколько изящных убийств в его окружении, а потом я уже смогу выслужиться.

– Но тебе нужен не просто снайпер, – не стоило долго думать о том, кто именно необходим Дауэлу. В штате у Джеймса было много снайперов, но лишь один из них был лучшим и смог бы заинтересовать Марка. – Моран?

– Он самый.

– Он занят.

Дауэл тихо усмехнулся, глянув сперва на Еву, а затем – на свои часы.

– Время заканчивается, Джеймс. У неё, от силы, полторы минуты, – он заметил перемены в настроении Мориарти, когда тот проследил за его взглядом и увидел сидящую на полу Еву, что корчилась от боли. – Я не прошу навсегда. На время.

– Как долго? – бесстрастно спросил Джеймс.

– Два месяца.

– Он… – начал было говорить Мориарти, но его прервал громкий театральный возглас Дауэла:

– О, боже, она уже сделала вдох? Видимо, да. Хочешь взглянуть на это ещё раз?

– Полтора месяца, – изрёк Джеймс, глядя на то, как Ева в агонии стала хвататься за горло. – Я не могу отпустить его на дольше. В Швеции сейчас не стабильно.

– Швеция, значит? – довольно протянул Дауэл.

– Город Оро, центральная часть страны.

– Чудно, – с его лица всё не сходила довольная улыбка.

– А теперь выпусти её, – резко сказал Джеймс.

– Безусловно…

Выудив из кармана сотовый, Дауэл набрал несколько комбинаций из цифр, после чего послышался металлический скрежет дверей и громкий гул вентиляции, которая, наконец, стала очищать отравленный газом воздух.

Эпилог

Ева перестала ощущать своё тело в тот момент, когда её голова коснулась пола, а в лёгких не осталось места для воздуха. Она была рада, что перестала чувствовать ту страшную агонию, которая окутала каждую клетку тела. Сперва ей показалось, что именно так наступает смерть – внезапно вся боль уходит, а реальность утрачивает всякое значение. Ева просто отключилась и отдалась в лапы приятному безмятежному забвению. Ей не снились сны, она не видела пресловутого света в конце длинного тоннеля и не ощущала, как душа покидает тело. Это была обычная отключка, похожая на некое подобие комы.

Когда ощущение реальности вернулось, первое, что почувствовала Ева, – мягкую поверхность, на которой сейчас лежало её тело. Это было похоже на диван или небольшую софу, что поскрипывала от каждого малейшего движения. Ева с трудом могла пошевелиться, но её радовало то, что она уже могла ощущать своё тело. Первым желанием было открыть глаза и оглядеться. Она могла быть, где угодно: в какой-нибудь изощрённой комнате пыток от Марка Дауэла или, если уж очень повезло, на больничной койке.

Открыв глаза, Ева не увидела ничего, кроме посеревшего потолка и одинокой подвесной лампы, что мерцала и грозилась вот-вот перегореть. Она медленно повернула голову в сторону и увидела небольшой рабочий кабинет с длинными книжными стеллажами, старым деревянным столом и дряхлыми креслами, на одном из которых сейчас сидел никто иной, как Джеймс Мориарти. Он мирно пролистывал страницы толстого зелёного тома старой энциклопедии, не обращая внимания на Еву.

– Джеймс, – как только она решилась позвать Мориарти, то ощутила жгучую боль в горле, которая не позволяла напрягать связки.

Джеймс вмиг отбросил книгу на стол и медленно подошёл к Еве. Он легко коснулся её руки, отсчитывая пульс.

– Тебе пока лучше не говорить, – сказал он. – Пульс в норме, но ты пробыла без сознания дольше, чем я предполагал.

– Сколько? – тихо спросила Ева.

– Два часа.

Ева силилась сказать всё, что накопилось в её голове, но ощущала себя онемевшей от этой жгучей боли. Ей хотелось спросить у Мориарти обо всём, хотелось услышать его объяснения, потому что её догадки слишком запутанные и странные, чтобы быть правдой. Ева потёрла глаза и стала медленно подниматься с софы, на которой лежала. Сперва было сложно – голова слегка гудела, но в сравнении с горлом это казалось лёгким зудом. Однако, спустя несколько секунд, она уже сидела на краю софы, внимательно глядя на Джеймса, который занял своё прежнее место.

– Объясни, – она сказала это так громко, как только могла.

– Что именно ты хочешь услышать?

– Марк… – Ева подавила в себе стон боли, – Дауэл.

Она выжидающе смотрела на Джеймса, который всё молчал, словно он вовсе не услышал её слов. Казалось, что сейчас он в своей привычной манере скажет ей: «Это не существенно» или что-то в этом духе, и Ева бы даже не удивилась такому повороту. Она понимала, что подобралась к одной из тех сокровенных тайн, которые Джеймс Мориарти берёг от любого внимания со стороны.

– Мы работали с ним вместе когда-то, – заговорил Джеймс. – Задолго до того, как он возглавил MI-6. Он казался мне не таким уж заурядным. Он умел находить стоящих клиентов и крутиться в обществе аристократов, к которым сам никогда не принадлежал. Это было полезно поначалу. Но вскоре этот пафос и желание выйти из подполья перевесили в нём здравый смысл, и Марк Дауэл подставил меня перед каким-то британским чинушей. Когда тот мужчина понял его истинную натуру, то очень пожалел о том, что связался с таким психом. Чем-то он был похож на Фальконе. Марк тогда едва не попал в тюрьму и вышел оттуда лишь по моей милости. С тех пор мы практически не общались – только когда это было выгодно нам обоим. Он стал руководить британской разведкой, а я выбрал для себя немного другой путь. Для Марка Дауэла я был такой себе подушкой безопасности, которая спасала его от ответственности. Но я уехал из Британии, и теперь, когда у него начались проблемы, он решил найти меня и попросить о помощи. Все эти игры с записками были его небольшим представлением. А то, что случилось здесь, в Сицилии, стало кульминацией.

Ева слушала его настолько внимательно, насколько ей позволяло слегка рассеянное внимание. Голова всё ещё гудела от мыслей о том, что случилось какие-то два часа назад, и ей периодически приходилось возвращать себя к реальности. Порой, происходящее казалось лишь сном, а слова Джеймса становились настолько далёкими, словно звучали за несколько десятков ярдов. Невзирая на всё это, Ева смогла уловить общую суть его рассказа, и она удивляла её. Осуждать Мориарти за то, что он работал с психом, было бы глупо. Но это был Дауэл, и Ева знала его, а потому не понимала одного: что мешало Джеймсу предупредить её?