Текст книги "Сквозь замочную скважину (СИ)"

Автор книги: Angie Smith

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 61 страниц)

– Мы можем быть праведниками и прожить жизнь в созидании, а можем прослыть иудой, но действовать смело. Эти люди – все, кто сеял страх в наших сердцах и убивал невинных, – были не созидателями. Они действовали, и мы тоже не должны молчать. «Ибо трудящийся достоин награды за труды свои», – говорится в Святом Писании. Мы с вами – дети Отца нашего, и, когда среди нас сеют страх и раздор, мы должны сплотиться и дать отпор. Но не болью и страхом мы даём отпор, а любовью и честью. Поддержка – вот, что сейчас есть наибольшая ценность. Будьте милостивы к ближнему своему и берегите тех, кто вам дорог.

Люди молча внимали тому, что им говорил Папа, кто-то рыдал, а кто-то прижимал к себе своих родных, боясь потерять их в толпе. Тысячи глаз устремились к тому месту, откуда вещал понтифик, и это было как никогда на руку Еве, ведь она могла незаметно шагать вдали от толпы, пытаясь найти что-то странное, инородное. Она не знала, когда точно должна произойти та показательная казнь, а потому всё то время, что говорил Папа, ей приходилось осматривать невероятно большую площадь. В какой-то миг, когда Ева уже была предельно близко к собору, её практически оглушил громкий звук колокола. Толпа зааплодировала и медленно начала отступать от храма. Ева взглянула на балкон собора, но не увидела там никого, кроме нескольких охранников. Когда людей на площади почти не осталось, Ева ощутила себя в каком-то смысле голой – без надёжного прикрытия с подозрительным видом она стала привлекать куда больше внимания теперь. Пришлось проскользнуть мимо двух карабинеров[5] и скрыться в тени собора. Место было не совсем надёжным, но куда лучше того, где она была минутой ранее. Какое-то время Ева лишь наблюдала. Она понимала, что представление, скорее всего, произойдёт на службе, но попасть сейчас в собор было практически невозможно. У парадного входа стояли несколько полисменов и людей из ордена, которых Ева запомнила ещё в клубе. Нужно было найти другой вход. Церкви, в принципе, мало чем отличались от других зданий по части планировки: большой зал и куда меньшая площадь для служебных помещений. Здесь, в любом случае, должен был быть аварийный выход или что-то на подобии него. Сложности создавали и туристы, слонявшиеся то тут, то там – лёгкая паранойя, что овладела Евой, всё время пририсовывала этим людям лишний пистолет в кармане и автоматически заставляла её прятаться за массивными колоннами. Перед тем как начать медленный и максимально незаметный обход здания собора, Ева ещё раз выглянула на парадный вход, где уже собралась небольшая компания из членов ордена и кардиналов, которые что-то тихо обсуждали. Она уже хотела развернуться и пошагать подальше от них, когда увидела приближающихся Беатрис и Мориарти. Судьба оказаться в руках полиции сейчас показалась для неё более приятным исходом, нежели то, что могло случиться, найди её здесь Мориарти. Прижавшись как можно ближе к стене собора, Ева шла в его тени, пытаясь отогнать подступившую панику. Она миновала от силы пятнадцать ярдов, когда услышала богомерзкую трель своего собственного телефона. Трясущимися руками она вытащила его из кармана и, взглянув на номер звонившего, резко нажала «сбросить». Это был Мориарти, и Ева очень сильно надеялась на то, что никто и уж, тем более, он сам не услышал звонка. Идти дальше было ещё сложнее из-за так некстати обострившейся паники. Сделав всего несколько шагов от того места, где зазвонил её телефон, Ева услышала шуршание гравия позади себя. Она знала, что попала в чертовски плохую ситуацию, и если это будет полисмен или кто-то из ордена, её или упекут на несколько суток или прикончат. За большой выступающей колонной её не было видно, но Брэдфорд понимала – это спасает её лишь до той поры, пока тот, кто решил проследить за ней, не пройдёт ещё пять ярдов. Когда шаги стали громче, и Ева буквально ощущала, как тот, кто шёл за ней, стоит в футе от неё, в кармане вновь зазвонил телефон. Брэдфорд прокляла всё, на чём свет стоит, сбрасывая очередной вызов Мориарти. Она уже приготовилась к тому, что ей придётся вырубить её преследователя, когда из-за угла вышел никто иной, как сам Джеймс, держа в руках сотовый.

– Не хочешь ничего мне сказать? – спросил он в той же манере, что и Ева несколькими часами ранее.

– Мне нужно попасть внутрь собора.

– И зачем же?

– Эта твоя Беатрис… Если то, что будет в соборе, подтвердит мои подозрения, тогда я смогу точно сказать, – она тебе неслабо так наврала.

– Я это и без тебя знаю.

– Да что ты? – с недоверием протянула она. – И о муже её знаешь? Это его тут должны казнить… Чёрт, – вблизи послышался гул шумной компании туристов и Ева, ведомая собственной паранойей, потянула на себя Мориарти, уводя его в тень здания. – Иди сюда, – то, что она сделала дальше, мозг окрестил, как величайшую глупость, но ничего более подходящего Ева так и не придумала, а потому подалась вперёд и поцеловала Мориарти, встречаясь с его сконфуженным взглядом. Парочка туристов, что до этого говорили о каком-то шуме, лишь бросили на них короткие взгляды и ушли, обсуждая что-то на немецком. Ева ощущала долю своей вины за то, что решила таким образом утолить свой глупый страх, ведь в сухом остатке был весьма удивлённый («охреневший») Джеймс, что уже отступил от неё, но всё ещё держался предельно близко.

– Кажется, они ушли, – констатировала она со вздохом. Ева всё смотрела на опустевшую дорожку возле собора, не решаясь взглянуть на Мориарти.

– Зачем ты это сделала? – тон был спокойным, а, значит, он не собирался её убивать. Еву это нисколько не успокоило, сердце всё ещё пыталось, казалось бы, пробить грудную клетку, отбивая по истине бешенный ритм. Еве пришлось собрать остатки своей решительности, чтобы как можно убедительнее ответить Мориарти.

– Чтобы они не вызвали полицию, и мы не провели этот день в отделении, объясняя, почему обсуждали чью-то казнь возле собора, где должна пройти служба Папы Римского.

– Я не думаю, что мы похожи на террористов.

– Ну что ты, нисколько! – она скептически взглянула на Мориарти, который лишь на её памяти устроил с десяток террористических актов и взрывов. – Ладно, о чём это я? Ах, да! Я должна войти внутрь. Нужно проверить, если человек, которого орден собирается показательно убить, – это муж Беатрис, то у нас с тобой большие проблемы.

– Ты серьезно думаешь, что я пущу тебя туда?

– И что ты сделаешь? Уволочешь меня отсюда на глазах у всего ордена и Святого Престола или, может, вырубишь и оставишь лежать здесь?

– С твоим умением решать проблемы, я всерьёз задумываюсь о втором варианте.

– Мне кажется, у нас не так много времени на обсуждения, а потому давай решим сразу: я пойду туда. Здесь, в любом случае, есть запасной вход, так что я просто найду его, войду в здание и попытаюсь проникнуть в зал. Это не так сложно, как кажется. В конце концов, это моя работа.

– Твоя глупая решительность убивает всю логику.

– Ты знал, на что идёшь, когда брал меня на работу, – пожала плечами Ева.

Она медленно попятилась назад, осматриваясь по сторонам, когда Мориарти схватил её за руку и тихо сказал:

– Попадёшься – умрёшь.

– Я знаю, – Ева бросила короткий взгляд на Джеймса, после чего развернулась и пошагала вдоль стены собора.

Она шла около минуты, когда заметила движение вдали. Под ногами предательски шуршал гравий, а в лицо бил холодный декабрьский ветер. Ева вновь стояла за одной их выступающих краеугольных колон и наблюдала за тем, как тройка монахов в парадных рясах покуривают, обсуждая некую девушку по имени Карла. Рядом с ними находилась небольшая резная дверь, распахнутая настежь. За ней Ева мельком смогла рассмотреть лишь небольшой коридор. Зал находился в противоположной стороне, а из-за узости прохода был риск столкнуться с кем-то из служителей местного прихода. Ева здраво оценила все риски, а потому, выждав, пока монахи уйдут, она вышла из-за колонны и тихо пошагала к двери. За ней уже не слышались дружные возгласы молодых парней или любые другие звуки. Тихо приоткрыв дверь, Ева глянула на проход и увидела в самом его конце пару дверей с надписью «Confessionale» (от итал. «Исповедальня»). Она видела собор изнутри и знала, что эти небольшие комнатки больше похожи на тёмные металлические клетки, которые выходят прямиком в зал. Убедившись, что никого поблизости нет, Ева юркнула внутрь здания, закрывая за собой дверь, и быстрым шагом направилась к исповедальне. Дверь открылась с лёгким скрипом, который заставил Еву напрячься. Небольшая комнатка, в которой она оказалась, больше напоминала кладовую, оббитую тонкими металлическими пластинами с многочисленными мелкими прорезями, которые скрывали лицо того, кто находился внутри, но позволяли видеть то, что происходит в зале. Стоя у стены, Ева могла увидеть большую часть центрального зала, где уже собирались члены ордена. Среди них в парадной черной рясе стоял сам Марино, надменно оглядываясь по сторонам. Минут десять зал медленно наполнялся людьми, среди которых были кардиналы Святого Престола, Камерарий, члены «Исхода», включая Беатрис и Мориарти, а также с полсотни облачённых в черное людей, о которых Ева ничего не знала. Позже прозвучал громкий звон колокола, что знаменовал начало службы, и в зал вошёл сам Папа Римский в сопровождении монахов и нескольких человек охраны. Он стал у подножья большого золотого трона, окружённый по обе стороны церковным хором.

К нему с торжественным видом зашагал Ленни Марино, и Ева замерла в ожидании.

– Благодарю вас, Ваше Святейшество, – он учтиво поклонился, – за то, что позволили мне начать эту скорбную, но воистину знаменательную мессу, – сказав это, Марино развернулся к залу и прошёл немного вперёд. – Мне предоставили честь начать эту службу, и, как и всякую новость, я воспринял это, как испытание. Бог не посылает нам на пути трудности, с которыми мы не можем справиться. Бог милостив при послушании, но беспощаден в гневе. Я полагал, что видел многое на своём пути, но, в который раз смотря на скорбные лица тех, кто потерял родных и близких, моё сердце пропускает удар. Я скорблю вместе с вами, и наши души едины, ведь разделяют единую боль в это тяжкое время. Обычно напутствиями заканчивают службу, но Его Святейшество посчитал, что было бы уместно сказать несколько слов перед началом мессы. И, поверьте, мне есть, что сказать. Я считаю, что в это время мы должны понимать важность каждого человека. Мы сильны в единстве, но сила всех идёт от силы одного. Потеряв близких, вы разуверились во многих вещах: в политике, в полиции, возможно, и в собственной вере. Мы все едины, но единство идёт от каждого из нас, как и сила, и смелость, и смирение. Ибо сказано в Святом Писании: «Двоим лучше, нежели одному, потому что у них есть доброе вознаграждение в труде их: ибо если упадет один, то другой поднимет товарища своего. Но горе одному, когда упадет, а другого нет, который поднял бы его». Будьте едины, не предавайте память своих родных, и только так мы… победим, – его слова заглушил нарастающий скрежет металла, что доносился с самого потолка. Ева смотрела то на Марино, то вверх, где из тени купола опускалось нечто, общими очертаниями похожее на большое распятие. Послышался тихий стон.

– Что это? – спросил Марино у одного из охранников, но мужчина лишь пожал плечами и продолжил следить за опускающейся конструкцией.

– Кажется, кто-то кричит, – донеслось из другого конца зала.

– Это кровь? – кричала какая-то женщина, указывая на пол под тем местом, откуда доносился скрежет.

– Всем назад! – закричал охранник, стоявший рядом с Марино. Он приказал своим людям вывести отсюда Папу, после чего стал медленно идти вперёд, не опуская пистолет.

Громкий скрип металла усиливался, пока странная конструкция опускалась вниз с самого потолка и выходила из тени. Вскоре взору Евы предстал большой железный крест, что спустился с потолка на ржавых цепях. К нему, подобно Христу, был прикован мужчина – избитый и изувеченный. Он едва мог выговорить хоть слово – из его глаз текла бурая кровь, а шея явно была сломана. Мужчина был истощён и доведён до грани, прежде чем его приковали к кресту – он мог лишь тихо стонать, пытаясь выговорить какие-то слова. Сам он был по пояс нагой, и на его животе отчётливо виднелась вырезанная кровавая надпись. Ева переступила через собственное отвращение и всё же взглянула на того мужчину ещё раз. Лицо было изуродовано пытками, а волосы слиплись от крови и пота, было чётко видно лишь руки, прикованные к кресту. На правом предплечье мужчины слабо проглядывалась татуировка с языками пламени, в точности такая же, как у Билла Фоули.

В зале прозвучали чьи-то громкие крики – началась истинная суматоха, в которой никто уже не заметил, как мокрое от бензила тело распятого загорелось. Среди паникующих кардиналов и испуганных прихожан выделались три фигуры, что молча смотрели на происходящее – это Ленни Марино и Джеймс Мориарти, что глядели на всё с долей цинизма, и Беатрис Лэнг, источающая искреннее садистское наслаждение. Ева понимала, что, как и остальным, ей нужно отсюда как можно скорее убираться. Единственный путь – чёрный выход, которым она сюда зашла. Пришлось сквозь гул шумной толпы, что сейчас выбиралась из центрального зала, прислушиваться к тому, что происходит за дверью. Какое-то время там слышались громкие шаги и выкрики, а затем Ева увидела, как группа монахов бежит к охранникам с огнетушителями. В тот момент в коридоре воцарилась тишина, и это был шанс для того, чтобы сделать рывок в несколько ярдов и выбраться из собора. Ева приоткрыла дверь на несколько дюймов, и, убедившись, что никого поблизости нет, она рванула к выходу. Когда её лица коснулся холодный ветер, за спиной Евы раздался громкий хлопок двери и чей-то грубый басистый голос. Она решила не медлить, а потому быстро сбежала с небольшой лестницы и направилась в противоположную от собора сторону. Внутри трепетал страх, что спутал все мысли, – Ева могла думать лишь о том, как бы скрыться из этого безумного места.

Она не могла выкинуть из головы тот образ, что остался в стенах собора, – человек прикован к кресту, он отчаянно пытается попросить о помощи, но люди внизу слишком заняты собственным спасением, чтобы услышать его. Ева не была уверена, заслужил ли этого Билл Фоули – он потерял девушку в пожаре в Тоскане, потерял честь за время пыток ордена, а теперь он лишился жизни. Однозначно, это был ужасающий исход даже для садиста вроде бывшего мужа Беатрис.

Из-за опасности быть замеченной в районе, который пока кишел членами «Исхода», Ева пошла к отелю длинным окольным путём. Она миновала Ватиканские Сады и проспект Ватикано, после чего свернула на более тихую и узкую Виа Германико, что шла параллельно площади Рисорджименто, за которой находился отель. Прошло сорок минут с тех пор, как она покинула собор, но Ева всё продолжала оглядываться и содрогаться от громких звуков. Когда она вошла в фойе отеля, то, наконец, позволила себе снять уже порядком надоевший капюшон. Проходя мимо рецепции, Ева услышала, как её окрикнул мужчина за стойкой, и тут же остановилась.

– Синьорина, стойте! Вы ведь из четвертого люкса?

– Да, – ответила Ева. – Что-то произошло?

– Вам письмо, синьорина, – он протянул ей длинный масляный конверт, и Ева с долей сомнения взяла его в руки.

– Спасибо. Не знаете, кто его прислал? – на конверте не было ни имени, ни обратного адреса, лишь выведенное тонким пером «Для Евы».

– Курьер, – сказал мужчина. – Парнишка, что работает в местном отделении почты. Часто заносит сюда письма.

– Он не сказал, от кого оно?

– Нет, синьорина.

– Ладно, спасибо, – Ева натянуто улыбнулась и уже собиралась пойти к лифту, когда её ещё раз окликнул мужчина с рецепции:

– Синьорина.

– Да, – она обернулась к нему, – что-то ещё?

– С вашего этажа поступали жалобы на странный запах серы и лёгкий дым из вентиляции. Мы проверили всё, кроме вашего номера. Если заметите что-то подозрительное, сообщите нам.

Ева не сразу поняла, откуда в ней появилось странное и назойливо чувство тревоги, но потом в голове одна за другой стали мелькать картины: клуб «Felice», барная стойка, дым, угар и мерзкий запах серы, что подобно клейму отпечатался в её памяти.

– Да… – бросила Ева, заходя в лифт, – само собой.

Пока металлическая коробка плавно поднималась на четвёртый этаж, её неслабо трясло, и причиной тому были не скверные воспоминания, а страх того, что та проклятая ночь повторится прямо сейчас. Ева выбежала из лифта, едва не сбив с ног горничную, и помчалась к своему номеру. Чем ближе она к нему приближалась, тем отчётливее становился тот самый запах серы. Открыв дверь, Ева увидела объятую лёгкой белой дымкой гостиную. Она прикрыла рот шарфом и медленно двинулась вглубь номера. Первое, что сделала Ева, – это настежь открыла балконную дверь и пару больших панорамных окон.

– Джеймс! – позвала она, стоя у двери комнаты Мориарти. В ответ послышались два коротких стука и какое-то копошение. Ева, недолго думая, распахнула дверь и попала в окутанную густой белой пеленой комнату. Джеймс полулежал на полу, упёршись спиной в кровать. Он всё ещё был в сознании, но уже едва ли мог пошевелиться – дым проник в лёгкие, просочился ядом в кровь и парализовал конечности. Ева подбежала к нему и несколькими натужными рывками смогла поднять тело Джеймса, забросив его руку себе на плечо. Параллельно она пыталась всеми силами докричаться до Мориарти, не давая ему окончательно отключиться от высокой концентрации газа. Гостиная ещё не проветрилась, а потому Брэдфорд повела Мориарти в свою комнату. Всё это походило на один страшный сон, в котором Ева оказалась неудачливым спасателем, что со всех сил старается помочь умирающему, но паника и жестокие рамки сна сковывают его, замедляя движения. Ей хотелось делать всё вдвое быстрее и лучше – хотелось помочь этому взбалмошному психу, ведь без него она точно долго не проживёт в этом мире. Положив Джеймса на кровать, Ева наклонилась к нему и проверила пульс – он был слабым. «Он есть – это уже лучше, чем ничего», – упрекнула она себя. Дальше была череда стандартных приемов первой медицинской помощи, вроде непрямого массажа сердца и искусственного дыхания. Результат был нулевым, а потому Ева, вспомнив то, что с ней делала Беатрис, чередовала свои попытки пробудить Мориарти звонкими пощёчинами. На третьей минуте Джеймс громко задышал и приоткрыл глаза, посмотрев опустошённым взглядом на Еву.

– Ну, слава богу, – вздохнула Ева. – Ты очнулся. Как ты?

– Я не чувствую тела, – тихо ответил он, – не могу пошевелить ногами и руками и едва держусь, чтобы не уснуть.

– Тебе нельзя спать, Джеймс.

– Этот дым – он не отпускает. Нужно лекарство.

Мориарти говорил короткими обрывистыми фразами, словно часть того, что он сказал, скрывают помехи. Ему не становилось легче – даже наоборот: Джеймс прикладывал много сил, чтобы сказать хоть что-то, и это его здорово выматывало.

– Я вызову скорую.

– Это бесполезно, – возразил Мориарти. – Врачи не помогут.

– Что мне… – Ева на миг замолчала. Сквозь подступившую панику до неё, наконец, дошли слова Мориарти. – Стой, лекарство? То, что колола мне Беатрис?.. – Мориарти не ответил – он прикрыл глаза и практически провалился в лёгкую дрёму, пока Ева не сжала его плечо и не закричала практически в ухо:

– Джеймс, не отключайся! Это лекарство есть у Беатрис?

– Да, – сказал оклемавшийся Мориарти.

– Где она живёт?

– Ты… – он закашлял, – не успеешь. Время интоксикации…

– Ой, заткнись, – крикнула раздражённо Ева. – Не трать силы, лучше скажи, где живёт Беатрис.

– Виа Германико, дом… 44. Её квартира под мансардой.

Ева помнила то место – это была одна из тех окольных улиц, которыми она сегодня шла к отелю. Воспоминания были свежими, из-за чего ей не составит труда добраться к тому месту снова.

– Это за четыре квартала отсюда… Джеймс, эй! – она потрясла его за плечо, чтобы обратить рассеянное внимание на себя. – Твоя машина же ещё здесь?

– Да. Ключи на столе…

Пока Мориарти говорил, Ева подошла к шкафу, где лежал её дорожный чемодан.

– Хорошо. А теперь вот, – она вынула из внутреннего кармана сумки небольшой наушник, и вставила в ухо Джеймсу. – Будешь говорить со мной, чтобы не отключиться, – второй такой же она надела сама.

– Что… это?

Голос Джеймса звучал в наушнике чётко и предельно громко, чтобы Ева могла его услышать. Связь была установлена.

– Небольшой шпионский трюк, который я позаимствовала, – «А точнее – украла», – у МІ-6. Ладно, я пошла.

Прихватив с собой ключи от машины и Браунинг, что давно уже пылился в сумке, Ева выбежала из номера и помчалась вниз по лестнице, не став дожидаться лифта. Она вылетела из отеля, на ходу осматриваясь по сторонам в поисках автомобиля Мориарти. В последние дни он предпочитал личный транспорт тому, что могла предоставить водительская контора, и сейчас это было как никогда кстати. Ева нашла серебристый Ягуар в самом конце парковки.

– И как ты только смог найти его в этом царстве спорткаров? – спросила она Джеймса.

– Это не столь сложно, если… хорошо искать.

Она выехала на широкий проспект и разогналась до максимально возможной в условиях города скорости. Большой поток машин мешал гнать быстрее, а голос Джеймса в наушниках немного отвлекал внимание, что мешало мгновенно реагировать на то, что происходит на дороге. Но Ева не замолкала, она говорила без остановок, порою неся откровенную околесицу, редко отвлекаясь на то, чтобы прибавить газу или притормозить перед светофором. Она с тревогой ждала ответов Мориарти, которые звучали всё тише, боясь, что вот сейчас он замолчит и потеряет сознание, и она уже ничего не сможет с этим поделать. Лишь возле дома номер 44 по Виа Германико Ева прекратила разговоры с Джеймсом. Двери подъезда оказались приоткрыты, и Брэдфорд вздохнула с облегчением, понимая, что ей не нужно тратить драгоценное время на отгадывание шифра. Этот небольшой четырехэтажный дом был серым и неприметным зданием в стиле эклектики, что умело подражал традиционной для этой местности архитектуре. Он изрядно потрепался от времени, но всё ещё не утратил своего вида и ценности, ведь находился в самом центре Рима. Ева бежала по широкой бетонной лестнице до самой мансарды, настраивая себя на то, что ей сейчас впервые в жизни придётся ограбить чью-то квартиру. Шансов на то, что лекарство окажется у Беатрис дома, было очень мало, но в таких ситуациях лучше быть решительным оптимистом, нежели отчаявшимся реалистом. Стоя перед квартирой, Ева непроизвольно дёрнула за ручку двери и та, к её удивлению, легко поддалась, открывая путь в апартаменты. Едва ли такой параноик, как Беатрис, оставила бы квартиру открытой, а, значит, она сейчас дома. Ева вынула из внутреннего кармана куртки Браунинг и, осмотрев небольшой коридор, медленно двинулась в квартиру. В комнате, что была по правую руку от неё, послышался шум и голос Беатрис, которая говорила с кем-то на итальянском. Ева выставила перед собой пистолет и тихо перешагнула порог комнаты. Беатрис стояла у большого чемодана, сбрасывая туда вещи из открытого шкафа и одновременно разговаривая по телефону. Когда она заметила Еву, то буквально замерла, несколько секунд молча глядя на неё. Затем она бросила короткое «Я перезвоню» и откинула телефон на стол.

– Здравствуй, Беатрис, – сказала Ева, подходя ближе.

– Ева… – она подняла руки и покосилась на Браунинг в руках Брэдфорд. – Что это всё значит?

– Я бы хотела спросить у тебя то же самое, но у меня слишком мало времени. Советую тебе медленно дать мне лекарство от того сраного газа и не нарваться на пулю.

– Опять вытаскиваешь его задницу из неприятностей?

– Лекарство, Беатрис! – прорычала Ева.

– В который раз ты это делаешь – лезешь на рожон из-за своего босса?

Она заговаривала её, отвлекала внимание – Ева хорошо знала этот прием и понимала, что ещё немного, и она точно прострелит этой женщине что-то, чтобы она хоть на минуту заткнулась.

– Дай чёртово лекарство!

– С чего ты взяла, что оно у меня есть? – спросила Беатрис.

– Ты самая верная сучка Ленни Марино – не думаю, что он бы дал тебе сдохнуть.

– Быть сучкой Марино получше, чем плясать на разогреве у Мориарти. Он хотя бы исполняет обещанное.

– Да, – Ева усмехнулась, – прикончил твоего бывшего вместе с его шлюхой – не думаю, что это стоило ему усилий.

– Слушай, Ева, клянусь, у меня нет того, что тебе нужно. Ты можешь хоть всю квартиру обыскать, серьезно, – она пыталась быть убедительной, однако лёгкая нотка паники – нервная дрожь в голосе – выдавала её. – Но я бы советовала тебе смириться – Джеймс Мориарти – не бессмертный, и даже ты со своей святой верой…

Её перебил тихий детский голос, что донёсся из-за двери:

– Мам, что-то случилось? – спросил мальчик лет четырех, стоя в трёх ярдах от Евы. – Кто это?

Его появление удивило не только Беатрис, но и Еву, которая сейчас молча смотрела на ребёнка. Это было похоже на плевок холодной воды в лицо, что мгновенно пробудил её мозг.

– Леонард, детка, иди в свою комнату… – тихо, по-матерински сказала Беатрис.

– Останься, Леонард, – попросила Ева и, прежде чем Лэнг смогла что-то возразить, она направила дуло пистолета на мальчика. – Скажешь мне, где лекарство? Или будешь ждать, пока я прострелю ему голову?

Беатрис с отчаянием смотрела на сына, не двигаясь с места. Терпение Евы сводилось на нет. Она не до конца была уверена, что сейчас делает, – мозг в критических ситуациях выдавал слишком неожиданные решения. Ей не хотелось убивать того мальчика, но время шло, и Беатрис ничего не делала, а потому Ева показательно перезарядила пистолет.

– Шевелись! – крикнула она.

– Не могу, – Беатрис смотрела на неё сквозь пелену слёз. – Ты не понимаешь, он убьет нас, если узнает, что Джеймс жив.

– Я тебе скажу даже больше, если Мориарти умрёт, вас прикончу я.

Ева не чувствовала сострадания к женщине, что стояла напротив неё, – в её глазах она была жалкой пугливой идиоткой, что едва ли думала о будущем, когда творила весь тот невозможный бред в недалёком прошлом. Её оправдания ничего не меняли – кредит доверия к Беатрис Лэнг был исчерпан.

– Да какая тебе к чёрту разница?! – возопила она. – Что ценного в жизни человека, который убил стольких в угоду собственным интересам?

– Не твой ли Бог внушал нам ценность каждой жизни? Или ты уже разуверилась? – злорадно спросила Ева. – Беатрис, выбирай, или ты отдаешь мне ампулы с лекарством и получаешь время, чтобы скрыться, или умираешь здесь и сейчас. У тебя пять секунд, потом я стреляю. Пять, – она начала обратный отсчёт, наблюдая за тем, как ломается стена из принципов Беатрис. – Четыре… – Лэнг попятилась назад и Ева резко выкрикнула:

– Держи руки так, чтобы я их видела! Три. Два…

– Стой! – закричала Беатрис. – Они здесь, – она указала на выдвижной ящик в столе. – Сейчас, подожди.

– Быстрее!

– Вот, – Беатрис протянула ей две ампулы и запечатанный шприц. – Здесь двойная доза. Бери и убирайся отсюда. Передашь Мориарти мой пламенный привет, если он не сдохнет.

Ева молча подошла к Беатрис и забрала у неё лекарство. После этого она попятилась к выходу, всё ещё держа перед собой пистолет. Ева была в лёгкой прострации, когда покидала квартиру Беатрис, – она бежала вниз по лестнице, пытаясь докричаться до Мориарти, но в ответ слышала лишь тишину.

Она гнала машину, наплевав на все правила, и всё ещё отчаянно звала Мориарти. Навязчивые мысли лезли в её голову и не давали покоя, Ева сжимала руль и вдавливала педаль газа до упора, пытаясь концентрироваться на дороге, но её отвлекала чёртова тишина в наушнике, которая могла означать лишь одно – Джеймс Мориарти однозначно не бессмертный.

Бросив Ягуар на парковке, Ева рванула в отель к их с Мориарти номеру. Она не помнила, как взобралась на четвёртый этаж, как едва не сорвала с петель дверь номера и как вбежала в свою комнату, упав на колени рядом с кроватью. Джеймс лежал без сознания и не реагировал на её слова, его пульс был настолько слабым, что Ева не была уверена, есть ли он вообще. Открыв одну из ампул, она наполнила шприц и, нащупав вену, ввела тонкую иглу. Лекарство зациркулировало в крови Мориарти, и Ева стала ждать. Она помнила то, что с ней делала Беатрис в тот вечер, когда Брэдфорд изрядно надышалась газом, а потому отсчитала десять секунд, после чего влепила Мориарти череду пощёчин, крича:

– Джеймс! Джеймс, ты меня слышишь? Мориарти!

Ева попыталась сделать непрямой массаж сердца, но это не дало никаких результатов. Прошло уже около минуты, а Мориарти всё не просыпался. Взгляд упал на вторую ампулу. Выбора не было – он слишком долго был в той комнате, а потому двойная доза, как показалось Еве, – опасный, но единственно правильный выход. Брэдфорд ещё раз наполнила шприц и ввела лекарство в вену. Всё повторилось – она вновь ждала те самые десять секунд, проверяя пульс Мориарти, который, по её мнению, слегка участился. Затем были несколько пощёчин и непрямой массаж сердца. Время уплывало непростительно быстро, и Ева чувствовала, что вера в лучший исход постепенно угасает. Слёзы застыли на её глазах, срываясь и окропляя редкими солёными каплями обветренное холодом лицо. Руки не слушались её – они тряслись в треморе и приходилось сжимать их в кулаки.

Ева в который раз попытала удачу – она уже не верила ни во что, но всё же решилась проверить пульс Мориарти. Прошло много времени, больше пяти минут, и не было никакого явного результата того, что Джеймсу лучше. Занеся руку к его сонной артерии, Ева ощутила лёгкое тёплое дуновение ветра – это было дыхание, что становилось всё тяжелее, всё громче и отчетливее. В какой-то миг Джеймс медленно распахнул глаза и сделал глубокий вдох.

Ева одёрнула руку и с громким стоном села у изголовья кровати, глядя на Мориарти. Реальность в очередной раз показалась сном – на этот раз слишком неожиданно хорошим, чтобы быть правдой. Губы непроизвольно растянулись в улыбке, но Ева быстро опомнилась и отбросила все радостные возгласы сознания на потом. Сейчас нужно было вернуть Джеймса в строй и не дать ему покалечить себя, как бы странно это не звучало. Через несколько секунд у Мориарти должна наступить фаза своеобразного осознания, и он всенепременно попытается встать с места, чего лучше не делать.

«Как по учебнику», – мысленно отметила Ева, когда Джеймс стал прикладывать силы, чтобы подняться с кровати.

– Не делай резких движений, – сказала она, помогая Мориарти вновь лечь на прежнее место. – Нужно немного подождать, пока лекарство циркулирует в крови. Через несколько минут сможешь встать.

Ева упёрлась в кровать и, откинув голову на матрас, пыталась отдышаться и вернуть себе чёртово обладание. Ощущение было таким, словно её пропустили через дробилку и собрали обратно – на нервном уровне так точно. Видеть, как кто-то умирает, и быть не в состоянии ему помочь – это всегда пугало Еву, ведь она становилась бесполезной, абсолютно бесполезной. Она смотрела на белый потолок и терялась в нём, расфокусированный взгляд не улавливал картинку, а мозг застрял в статическом спокойствии, напоминало наркотический приход, но Ева не ощущала удовольствия.