Текст книги "Сквозь замочную скважину (СИ)"

Автор книги: Angie Smith

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 61 страниц)

– Почему ты… не сказал? – спросила она тихим охрипшим голосом.

– Я верил, что ему хватит ума обратиться ко мне напрямую, – ответил Джеймс, – но Марк, как ребёнок. Когда ему не хватает внимания, он устраивает масштабный коллапс. Да и, подумай сама, что было бы, если бы я сказал о том, кто посылает тебе все эти записки. Твой страх оказался бы закономерной реакцией. Зацикливаясь на своих эмоциях, ты бы не смогла выполнять мои указания. Не было бы уговора с Клеманами, Труман бы так и не заплатил за свои ошибки, Ленни Марино, вполне вероятно, стал бы Папой, а я бы мог умереть от того газа. Страх – это слабость, Ева. Напуганные люди становятся уязвимыми, их легче сломить.

Какими бы циничными не казались слова Мориарти, в них всё ещё оставалась та горькая доля правды, которую было сложно принять. И пусть его предположения до срыва голоса хотелось оспаривать, пусть Ева и не была согласна с, как минимум, половиной сказанного, на подсознательном уровне она уже понимала, что Мориарти был прав. Но это не отменяло того чувства, которое, подобно раковой опухоли, разрасталось внутри неё и сжирало всю уверенность и здравую рассудительность.

– Я уже… сломлена, – выговорила Ева сквозь боль.

– Ты напугана? – Брэдфорд на миг задумалась, после чего утвердительно кивнула. – Сейчас тебе нечего бояться. Дауэл ещё вернётся, я в этом уверен. Его проблемы растут в геометрической прогрессии, и того, что я ему сейчас дал, будет недостаточно. Но, когда он придёт, я буду к этому готов. Всё это, – он мельком взглянул на её шею, – больше не повторится. А теперь я должен спросить у тебя кое-что важное, – Джеймс сделал небольшую паузу, чтобы Ева окончательно отдалилась от своих мыслей о страхе и всецело сосредоточилась на его вопросе. – Забыв про Дауэла и всё то, что было раньше, ты готова работать дальше? Выбор у тебя, конечно, не большой, но…

– Да, – едва слышный шёпот мог быть признаком неуверенности, но Ева просто не смогла заставить себя говорить громче. Она слишком явственно ощущала ту грань, за которой её поджидает адская жгучая боль.

– Что?

– Я готова, – сказала она громче. Если для Джеймса такой ответ был слегка странным и самоуверенным, то для Евы он просто был единственно верным. Ещё до того, как приехать на этот проклятый склад, она понимала, что не сможет выбраться из этой игры. И дело было не столько в Дауэле, который бы не дал ей этого сделать раньше, Ева просто понимала, что в мире, с деньгами или без, ей – формально и морально мёртвой личности – просто нет места. А эта работа придавала её существованию хоть какой-то мнимый смысл. Возможно, их отношения с Джеймсом уже никогда не вернутся к тому, что было раньше. Но разве это важно? Ева и раньше не сильно доверяла ему, а теперь уж она точно знает, что в этом союзе ей стоит быть куда более проницательной и искать подвох во всём, что творит Мориарти.

– Славно, – довольно ухмыльнулся Джеймс в ответ на её слова.

Он взглянул на часы и с досадой констатировал, что они имеют все шансы опоздать на свой рейс. Поднявшись с кресла, Джеймс помог Еве встать на ноги и схватил её за руку, прежде чем лёгкая дискоординация сыграла с Брэдфорд злую шутку, и она едва не встретилась лицом с полом.

Они медленно пересекали длинный, до боли знакомый коридор, когда Ева вдруг заговорила с Мориарти:

– Джеймс, – боль в горле ощущалась куда меньше, чем десятью минутами ранее, и Брэдфорд уже могла позволить себе говорить достаточно громко, чтобы быть услышанной.

– Что? – спросил Мориарти.

– Если он вернётся, если этот ад повторится снова, я убью его, – Ева смотрела на приоткрытую дверь комнаты, в которой она ещё совсем недавно корчилась от адской боли и имела все шансы скончаться. В тот момент в ней зародилась ненависть – сильная, страшная, отупляющая – она заполнила собой все мысли и укоренилась глубоко в сердце. Ева ещё никогда не была настолько уверена в собственных словах.

Ну, а Джеймс лишь согласно кивнул, не став разрушать её иллюзий.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.

Комментарий к Глава 5.2. Сицилия

[1]”Повесть о двух городах” – изданный в 1859 году исторический роман Чарльза Диккенса о временах Французской революции.

[2] Фамилия Moriarty расшифровывается с латыни, как “Смерть – это искусство” (приблизительный перевод).

[3] Тринити-колледж – Дублинский университет, основанный в 1592 году, является одним из ведущих мировых университетов.

Это конец первой части работы, и мне бы хотелось подвести небольшую черту, рассказав немного о промежуточных итогах и планах на будущее. Во-первых, сюжет второй части уже в активной разработке, и она будет выкладываться в рамках этой работы, а не отдельной. Путешествие продолжается, так сказать.

Во-вторых, скажу, что пока эта работа – самое большое и амбициозное моё произведение на фикбуке, и я безмерно рада, что нашлись люди, которые поддержали мой энтузиазм во время её написания. Огромное человеческое спасибо Алёне! За редактуру и за поддержку, я б сдурела без тебя, честно.

Да, в прочем, спасибо всем, кто всё ещё терпит месяцы ожидания и читает мои главы.

В-третьих, ну, я так и не решилась оставить предельно открытый финал, поэтому могу с чистой совестью уйти на небольшой отпуск, после чего вновь буду уничтожать свои нервные клетки и напрягать фантазию, чтобы написать что-то стоящее.

П.с. буду рада узнать ваше мнение по поводу главы и работы, в целом.

========== Рождество в Риме ==========

За день до католического Рождества в Рим, как и во всю Южную Европу, пришла зима. Пасмурные виды города скрылись в объятиях метели, на окнах застыли морозные витражи, а мерзкая осенняя слякоть сменилась истинным декабрьским холодом. Отличное время для романтиков, – подумалось Еве, когда она глядела на город из окна своей комнаты. Она смотрела на купол собора Святого Петра и пыталась не вспоминать того, что произошло несколькими днями назад. В голову лезли не самые приятные воспоминания: крохотная исповедальня, крест и мужчина, распятый на нём за свои былые грехи. Был только один способ избавиться от них – укатить как можно дальше от этого места. И пусть там будет твориться кромешный ад, пусть в неё стреляют, пусть горят машины и столбами вздымается дым, – только бы забыть об этом чудовищном наваждении.

Однако из-за погоды и праздников все планы приходилось сдвигать. Обстоятельства были явно не на стороне Евы, а потому ближайшие двое суток ей придётся томиться в отельном номере в попытках не сойти с ума. И суть ведь даже не в чёртовых воспоминаниях – нет, о них можно забыть, просто перестав пялиться в окно и заняв себя чем-нибудь хоть немного интересным. Вся соль в том, что всё это время её непосредственным товарищем по несчастью будет Мориарти. После серьезной химической интоксикации в нём, похоже, прибавилось поровну злости и апатии к происходящему. Говорить с ним стало совершенно невозможно. Один плюс – он всё реже выходил из своей комнаты на так называемую «нейтральную территорию» – то бишь, в гостиную.

Мыслей о том, чтобы устроить себе праздник, не было. Рождество давно перестало ассоциироваться у Евы с чем-то светлым и приятным. Никаких бумажных корон, Санты и светящейся рождественской елки. В Британии, пребывая в принудительной ссылке, она могла себе позволить лишь пораньше уйти с работы, приехать домой под конвоем Морана и выкурить с ним несколько «последних» праздничных сигарет. Когда полковник уходил, она заваливалась в постель и засыпала ещё до того, как на улице начинали греметь салюты. Если честно, то всё, чего ей сейчас хотелось, вспоминая о Рождестве, – это сигарет. Здесь никто не курит «Бенсон», а другую отраву она не переносила ни на вкус, ни на запах. Старая пачка осталась в сгоревшей машине где-то в окрестностях Солсбери.

«Стоит сходить за новой», – подумала Ева.

Она понимала, что просто ищет повод выбраться из этой каменной клетки. Но что в этом плохого? Она устала от звенящей тишины, которую обрывают лишь тихие шорохи и редкие шаги где-то за дверью его комнаты. Устала думать, как бы заговорить с ним, чтобы не нарваться на уже привычное: «Молчи». Устала пытаться понять этого человека с его невообразимыми причудами. И, что важнее всего, она уже устала молчать.

За последние несколько дней Ева не произнесла вслух и трёх фраз. Ей уже начинало казаться, что у неё атрофируются голосовые связки (если это вообще возможно) и она попросту теряет возможность говорить. Вся сложившаяся ситуация напоминала Еве моменты из давнего прошлого, когда после оглушительной ссоры с родителями в их доме днями царила нервная тишина, а атмосфера была накалена до такой степени, что в воздухе буквально ощущались лёгкие разряды статического электричества. И это было мерзко. Сейчас, когда она уже давно не ребёнок, воспринимать подобные ситуации стало вдвойне неприятно.

Именно поэтому ей настолько легко далось решение о том, чтобы хотя бы на двадцать минут покинуть этот душный номер.

Выйдя из комнаты, Ева едва ли готова была встретиться с сидящим в кресле Мориарти. Она могла поклясться, что его не было там каких-то десять минут назад.

– Куда-то собралась? – спросил он безучастно.

– Я в магазин.

– Зачем?

– Закончились сигареты.

Надевая пальто, Ева не могла заметить сконфуженного лица Мориарти, который явно не ожидал столь простого и прямого ответа.

– Ты ведь не…

– Курю, – ответила Ева, так и не дав Джеймсу закончить свой вопрос. – Редко.

Компания Мориарти её слегка напрягала, но не более того. Он в кои-то веки решился выйти из своего «логова» и даже заговорил с ней – ну разве это не рождественское чудо! И плевать, что те несколько минут, которые Ева провела за поисками ключей от номера, он прожигал её своим назойливым пристальным взглядом.

«Ну хоть не пытается остановить», – подумалось Еве.

– Ты остаёшься здесь.

«Ну конечно…»

Схватив со стола связку ключей, Ева медленно развернулась к Мориарти, методично отсчитывая в уме от одного до десяти. Старый способ не сорваться срабатывал почти всегда… До того момента, когда в жизни Евы появились разговоры (а особенно – споры) с Джеймсом Мориарти. От одного его взгляда – презрительного и одновременно надменного – хотелось плюнуть на все те крохи самообладания, что ещё остались в ней, и пройтись кулаком по его холёной физиономии.

На сей раз обошлось без криков и драки, Ева насильно подавила в себе порыв послать босса на хрен и заговорила максимально спокойным тоном:

– Эм… Нет, – она выставила перед собой руку в защитном жесте, словно пыталась преждевременно огородиться от той околесицы, которая вот-вот должна хлынуть на неё. – И прежде чем ты попытаешься мне угрожать или… ну как ты там ещё умеешь убеждать людей? В общем, просто знай: я торчу тут уже больше суток в кромешной тишине, и у меня медленно едет крыша. И всё это время ты предпочитал вообще игнорировать мое существование. Так что мне совершенно плевать, что ты против, хорошо?

Никогда прежде Ева не чувствовала себя более уверенной и напуганной одновременно. С одной стороны были вполне реальные перспективы нарваться на гнев Мориарти, а с другой – ещё более не радужная возможность зависнуть с ним в этом пробнике ада, где из всех изощрённых пыток осталась только одна – напряжённое давящее молчание.

Всё время своей недолгой тирады Ева следила за лицом Мориарти, надеясь уловить там хоть тень злости или раздражения, но оно оставалось бесстрастным. И вот, когда она, наконец, замолчала, Джеймс выждал небольшую паузу и сказал:

– Хорошо. Иди.

– Ладно, – говоря это, Ева старалась не выдать собственного откровенного шока от слов Джеймса. Она уже и не помнила, когда в последний раз он с ней соглашался.

«Да потому что такого не было никогда», – подумала она.

Уже стоя у двери номера, она услышала то, что и ожидала – очередную издёвку.

– Думаю, ты не будешь против компании членов «Исхода», которые сейчас прочёсывают город в поисках нас, – словно невзначай сказал Мориарти.

В который раз за эти несколько минут Еве пришлось сдерживать рвущуюся наружу злость. Она отпустила ручку двери, оставив в замочной скважине ключ, и повернулась к Джеймсу.

– Хочешь убедить меня своей паранойей? – спросила она.

– Всего лишь пытаюсь тебя предупредить.

– Окей, – вздохнула Ева, – не хочешь пускать меня туда одну… – она знала, что пожалеет о сказанном спустя секунду, но всё же решилась выдать свой последний туз в рукаве, – тогда ты пойдёшь со мной.

– Нет.

Ответ был столь очевидным, что Ева просто пропустила его мимо ушей. Она уже увидела то, что хотела, – Мориарти устал. Он ведь даже не удосужился напомнить ей о её недалёкости и легкомысленности, а ещё о собственной непостоянности, и как бонус, – Джеймс ведь даже словом не обмолвился об её обязанностях и о своих специфических мерах пресечения. Он точно, на все сто процентов устал – вся эта кутерьма с орденом, Марино, покушением и реабилитацией после отравления вымотала его. В таком состоянии убедить Мориарти принять участие в чём-либо авантюрном и вполне безобидном было проще простого.

– Да, – протянула Ева с надменной улыбкой. – Тебе тоже не помешает уйти отсюда на какое-то время.

– Ева… – начал было свою привычную тираду Мориарти, но Брэдфорд так и не дала ему договорить.

– Джеймс, я знаю тебя не так давно, но предельно хорошо ощущаю, когда ты находишься на пределе. Вся эта затянувшаяся игра в молчанку – только повод, чтобы скрыть невообразимую тоску, из-за которой и ты, и я загибаемся в этом номере.

Повисло молчание. Ева смотрела на Мориарти, который уставился на неё своим пустым взглядом, и ощущала, как былая эйфория медленно улетучивается, а реальность больше не кажется такой простой и линейной.

– Не делай этого больше, – сказал Мориарти.

– Чего именно? – непонимающе переспросила Ева.

– Не анализируй меня.

– Это обычное наблюдение. Достаточно очевидное, по правде говоря, – она на миг умолкла, после чего с глупой надеждой спросила:

– Ну так что, ты будешь собираться?

***

Когда они вышли на улицу, у Евы едва не случился приступ истерического смеха. Все те неловкость и раздражительность, переполняющие её, затмило ощущение дикой абсурдности всей сложившейся ситуации.

Джеймс Мориарти – точно не тот человек, с которым она мечтала пройтись в сочельник за пачкой сигарет. Однако другого способа избежать пререканий и завуалированных угроз от него не было, так что придётся потерпеть пару минут, пока Ева будет соблюдать уже сложившуюся рождественскую традицию.

Всю эту относительную идиллию нарушил один лишь взгляд на электронную карту. Ещё полчаса назад там красными точками маячили десятки круглосуточных магазинов, но теперь большинство из них были попросту закрыты в силу того, что никто в самом сердце католицизма не собирался работать в сочельник. Ближайший круглосуточный киоск находился в миле отсюда, на другом берегу Тибра. Пока они шли вперёд по указанному маршруту, и Мориарти не высказывал никаких претензий, Ева предпочитала не распространяться о том, насколько долгим будет их путь.

Уже через десять минут они пересекли черту Ватикана и оказались прямо перед замком Святого Ангела. В небе занимался закат. Солнечные лучи прорезались багровыми полосами сквозь серые тучи, и в свете уходящего дня огромный форт казался ожившей картиной из легенд о тамплиерах. Возможно, если бы она была одна, то подошла бы ближе, но сейчас, когда рядом молчаливый и, наверняка, неслабо напряженный Мориарти, Ева не решалась этого сделать. Она развернулась и пошагала к мосту Эммануила Второго, глядя на электронную карту.

К огромному удивлению Евы, их с Джеймсом обоюдное молчание достаточно быстро перетекло в странный, но по-своему приятный разговор, который начал сам Мориарти.

– С каких пор ты куришь? – спросил он, когда они взошли на длинный каменный мост.

– С тех пор, как начала работать в МI-6, – ответила Ева, кутаясь сильнее в своё пальто от порывов морозного ветра. – Стресс, переработки и прочий корпоративный ад. Сложно быть винтиком в убийственной машине и не набраться плохих привычек. Если честно, то как-то не верится, что ты не в курсе о том, что я курю. Ты ведь общался с Мораном.

– Мне не было дела до твоих вредных привычек.

– А сейчас есть?

– Возможно.

Ева усмехнулась. Её окутало странное двойственное ощущение: с одной стороны она понимала, что весь этот напускной интерес – лишь последствие нескольких суток молчания и обоюдного игнорирования, и уже ближе к вечеру – когда будет выкурена первая праздничная сигарета, а Рим окутают сумерки – их с Мориарти отношения вернутся к фазе обоюдного терпения; с другой же стороны – жизнь – это не туманное будущее и даже не загадочное прошлое, жизнь – это момент, которым стоит воспользоваться на все сто процентов.

Такая философия была отнюдь не в стиле «старой» Евы Брэдфорд – девушки, которая застряла меж пустынной квартирой в Ричмонде и изнуряющей рабочей рутиной. Для той Евы существовало лишь прошлое, а сейчас оно не играло в сущности никакой роли. Не стоит думать о том, что было или может случиться – стоит жить здесь и сейчас. Это простое заключение и сподвигло Еву вывести их с Джеймсом разговор слегка в иное русло:

– Слушай, раз уж ты решился сказать мне чуть больше, чем «Замолчи»… Могу я кое-что спросить? – Ева выжидающе взглянула на Мориарти, но тот не сказал ничего в ответ, лишь неопределённо кивнул, мол: «Давай, попробуй». – Ты ведь следил за мной, пока я была в Британии. Прослушивал телефон, отслеживал местоположение и всё в таком духе…

– По-моему ты путаешь меня с Блофельдом*, – усмехнулся Мориарти.

– Ну, у тебя нет белого кота, а во всём другом сходство очевидное. Но речь не о том, следил ли ты за мной. Вопрос в том, как много ты знаешь обо мне?

– Достаточно, чтобы снова взять тебя на работу.

И вновь неоднозначный ответ. Мориарти чертовски любил все эти завуалированные формулировки и двусмысленные фразы, которые так редко понимала Ева.

– Иногда мне кажется, что ты знаешь обо мне практически всё, – призналась она. – От этого мне немного не по себе…

– Не любишь пристального внимания?

– Нет, дело не в этом. Просто я о тебе, по сути, ничего и не знаю. Даже спустя пару месяцев в этой поездке, всё, что я поняла, так это то, что ты любишь кофе с молоком и странные настенные схемы.

– Мы уже говорили об этом.

– Да, и тот разговор закончился ничем.

Они уже успели пересечь мост Эммануила Второго и теперь шагали длинной улицей, на конце которой красовалась заветная красная точка круглосуточного супермаркета. Ева всё поглядывала на карту и пыталась не смотреть на Мориарти, которого, по всей видимости, уже предельно достала её чрезмерная любопытность.

– Чего ты хочешь? – спросил устало Джеймс.

– Я хочу, наконец, понять, кто ты, Джеймс Мориарти.

Мориарти взглянул на Еву исподлобья с явным раздражением.

– Я не настроен на задушевные беседы, – отрезал он.

– Хорошо, – сказала Ева. – Тогда я просто буду задавать вопросы. Отвечать на них или нет – это уже на твоё усмотрение, – молчание Джеймса она приняла за согласие, а потому уже спустя несколько мгновений задала один из сотни интересовавших её вопросов. – Чья была инициатива завербовать меня?

– Моран следил за всеми новичками в MI-6, и ты просто показалась ему достаточно надёжной. Это была его инициатива, и, на самом деле, до этого года я даже не знал о твоём существовании.

После услышанного внутри Евы случился лёгкий информационный сбой. Теперь она попросту не могла сложить простые уже давно известные ей факты воедино, и это вгоняло её в ещё большее непонимание.

Он не знал о ней…

– Стой, но кто тогда подстроил мою смерть и всё, что было после? – этот вопрос дался ей ещё тяжелее, чем решение выбраться за сигаретами в компании раздражённого Мориарти. Столько информации лезло наружу, миллионы недомолвок и несостыковок разрывали её мозг.

– Тот, кто посчитал тебя достаточно полезной для меня.

«Моран».

– То есть, это действительно был не ты? – с каждым вопросом Ева всё дальше заходила в дремучие дебри неведения. Ей казалось, что это какой-то дурацкий сон.

«Джеймс доволен твоей работой», – говорил ей когда-то Моран.

«Ты важна для него, для этой работы – вот почему ты всё ещё жива. Ты должна быть благодарна ему…» – эти фразы она слышала чаще, чем «Доброе утро». И кого же теперь ей стоит благодарить за это магическое спасение? Кому стоит кланяться и воздавать мольбы?

– Ева, – заговорил Мориарти, – в моём подчинении слишком много людей. Я не обязан беспокоиться обо всех них. И уж тем более вытаскивать их из проблем, которые они сами создали.

– Это были и твои проблемы тоже, – бросила раздражённо Ева. – Дауэл может и полный кретин, но твоего крота в МI-6 он явно не одобрил бы. Узнай он, кому я сливала информацию…

– Но он ведь не узнал?!

– Нет… – Ева в который раз осмотрелась по сторонам и то, что она увидела, ей не понравилось. Она пыталась отогнать от себя мысли об ордене и опасности, и пока длился их с Мориарти затянувшийся спор, у неё это получалось. Сейчас же, когда в витрине оптики в который раз мелькнули одни и те же знакомые силуэты, которые преследовали их ещё с моста, накатило то самое неприятное чувство тревоги. – Вот чёрт, – выругалась Ева. – Ты видишь их, тех двоих на другой стороне улицы?

Мориарти хватило пары секунд, чтобы взглянуть на отражение в витрине и увидеть тех, о ком говорила Брэдфорд.

– Да.

– По-моему, я видела их в клубе, где мы встречались с Марино, – шепнула Ева, после чего резко свернула в узкий проулок. – Нам сюда.

– Куда ты? – спросил Мориарти, нагнав её возле какой-то захудалой кофейни.

– На более оживлённую улицу.

Ева вновь взглянула на карту. Маршрут, по которому они шли каких-то несколько минут назад, был потерян, зато теперь ей было хорошо видно трафик на улицах и все, даже самые неприметные окольные пути, которыми можно скрыться от так некстати появившегося «хвоста».

– Через два квартала будет перекрёсток, – заговорила Ева, вновь сворачивая в самом неожиданном месте. – Нужно успеть перейти к площади Венеции. Судя по новостям, там сейчас какая-то благотворительная ярмарка. Мы затеряемся в толпе. А потом… – по правде говоря, она не знала, что будет в этом загадочном «потом». Ева даже не была уверена, что им удастся скрыться от этих двоих…

– Ладно, пойдём быстрее, – голос Мориарти прервал её тревожные мысли, и она вновь пошагала вдоль тёмных римских проулков.

Их окружали старые пятиэтажки с выцветшими фасадами и потрескавшимися стенами – такие высокие и серые, словно стены бесконечного лабиринта, в котором они – Ева и Джеймс – как лабораторные мыши бежали наперегонки с собственной смертью.

– Прости, – вдруг сказала Ева, пытаясь перекричать нарастающий гул машин

– Что?

– Прости за то, что вытащила нас в город сейчас.

– Лучше сосредоточься на дороге, – сказал раздражённо Джеймс, который едва ли был в восторге от её пробудившейся совести.

– Хорошо.

Спустя несколько минут скитаний тёмными кварталами, впереди показалась большая резная арка, за которой виднелась широкая центральная улица. Услышав позади быстрые шаги, Ева ускорилась и уже ближе к выходу из этих каменных джунглей она практически бежала.

На обочине широкого проспекта сновали сотни прохожих, и Ева с Джеймсом лишь удачно влились в один из десятков потоков, который направлялся в сторону заветной площади Венеции. Единственной преградой на их пути стал светофор, который отсчитывал последние мгновения для перехода пешеходов.

– Чёрт, осталось семь секунд. Бежим, – Ева не стала ждать, пока Мориарти догонит её, а потому попросту схватила его за руку и потянула вперёд, словно того нерадивого ребёнка, который ещё не знает простых правил дорожного движения.

Они влились в огромную толпу, что скиталась вдоль стройных рядов с маленькими деревянными сувенирными лавчонками и старались не подавать виду. Спиной Ева всё ещё ощущала, как где-то там, на другом конце площади, стоят эти двое и высматривают их с Джеймсом. Она всё ещё предусмотрительно держалась за Мориарти, чтобы не затеряться среди сотен туристов.

В какой-то момент позади прозвучали громкие возгласы, сопровождающиеся бурными овациями. Впервые за последние десять минут Ева решилась обернуться назад и увидела небольшой церковный хор, что распевал рождественские колядки на небольшой стилизованной сцене.

Их окружало невероятное море зрителей, что сейчас слились в одно большое размытое пятно, на фоне которого маячили те самые двое мужчин, которые преследовали их с Джеймсом. Ева онемело наблюдала за тем, как они в обнимку подпевают «Тихой ночи» и пыталась понять, что же, чёрт подери, происходит.

– Ты видишь это? – спросила она у Джеймса, кивая в сторону пары мужчин – их недавних «преследователей». – Почему они улыбаются, Джеймс? Что… – в этот миг высокий темноволосый мужчина вытащил из своей сумки камеру и стал снимать поющий хор. – Это фотоаппарат? Блядь…

– Это всего лишь туристы, – заключил Мориарти.

У Евы закружилась голова. Она точно сходила с ума, и теперь виной тому были не четыре стены и не звенящая тишина, а самая настоящая паранойя. Она превращалась в неврастеничку, оставаясь в этом городе, поддавалась панике и разучилась различать свои собственные воспоминания и обычные навязчивые мысли.

– Всего лишь туристы… – вторила тихо Ева. – Чёрт, – она прислонилась спиной к стене винной лавки и прикрыла руками лицо. – Я точно сошла с ума.

– Ева, – голос Мориарти звучал словно за сотни километров отсюда, будто это была не явь, а очередное навеянное паникой наваждение.

– Чёртовы туристы, – сокрушалась Брэдфорд, пытаясь собрать в себе остатки сил и смириться с собственным безумием.

– Ева! – Мориарти схватил её за плечи и тряхнул так сильно, что её голова едва не встретилась с сырой деревянной стеной лавки.

– Да, – тихо отозвалась Ева, выныривая из собственных мыслей.

– Успокойся, – это была не просьба, а приказ. – Возьми себя в руки.

– Ты ведь тоже… – она громко вздохнула, – ты же не знал, кто они.

– Нет. Откуда?

Ну конечно же он не знал.

Ева нервно поджала губы и взглянула куда-то в сторону, туда, где среди всей этой пёстрой толпы проглядывал невероятный монумент Витториано с десятками колонн и резными статуями, обрамляющими его полукругом. Вся эта античная красота и величие как-то не вязались с общей суматохой, что царила тут – внизу, на самой площади.

Потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя. За это время Ева галопом пронеслась мимо всех своих параноидальных мыслей и пришла к одному лишь выводу – им стоит поскорей оставить всё, что произошло в Риме, позади. Слишком уж свежи ещё эти воспоминания. Они не отпустят их, пока за окном не покажется солнечный берег Сицилии.

– Слушай, – заговорила Ева, когда вокруг них почти не осталось людей, – ты ещё не устал от всего этого: от постоянных погонь, от опасности и этой тупой навязчивой паранойи?

– Нет, – спокойно ответил Джеймс. – Я привык к этому, так же, как люди привыкают к новому дому или соседям. Это всего лишь часть моей жизни – большая её часть. Ты, кажется, говорила, что не знаешь обо мне ничего. Вот тебе ещё один факт: моя жизнь состоит из работы и постоянной погони за опасностью, что в сущности, одно и то же. Я устаю лишь тогда, когда на меня накатывает скука.

В словах Мориарти не было и намёка на издёвку – он говорил правду, какой бы безумной она не казалась. Странно, но именно в таких мелочах и раскрывалась его натура – все эти причуды с драйвом и накатывающей скукой, которые находятся в извечной борьбе внутри этого человека, создавали в уме Евы своеобразный набросок – контуры, что очерчивали приблизительные грани характера Джеймса. С каждым его словом туда добавлялась крупица информации, которая в конечном итоге могла или дополнить общую картину, или изменить её до неузнаваемости.

– Тебе серьезно плевать на собственную безопасность? – слабоватая попытка достучаться до здравого рассудка Мориарти не имела никакого смысла, но почему-то Ева чувствовала, что была обязана спросить это.

– Я бы мог ходить с толпой охранников и убивать любого, кто покажется мне хоть немного опасным. Но разве так можно ощутить весь драйв?!

Пусть в его словах и не было никакой шутки, Ева всё же засмеялась. Она всё-таки неплохо понимала Мориарти, ведь он сказал почти то же самое, что она и ожидала услышать в ответ на свой нелепый вопрос.

– Но всё же один… – она попыталась подобрать верную формулировку, – почти охранник у тебя есть. Так что, может тебе и не совсем плевать.

– Возможно.

Они стояли в дальнем конце площади – в месте, куда большинство туристов уже не доходили, застревая у лавок с пёстрыми сувенирами, имбирными пряниками и хэнд-мэйд косметикой. Позади разворачивалось какое-то импровизированное представление из Нового Завета, а впереди в свете ночных фонарей мерцал монумент Витториано.

Когда на часах было семь и большинство лавок уже потихоньку закрывались, толпа людей вдруг хлынула в сторону статуи Эммануила Второго, что находилась на другой стороне площади. У подножья медного всадника Ева заметила большой – просто таки огромный – белый стенд с десятками фото и записок. Внизу лежали сотни букетов, перетянутых траурными лентами, мерцали огни горящих свечей, а в воздухе пахло воском и ладаном.

– Что это?.. – спросила Ева, медленно приближаясь к большой мемориальной доске.

На самом верху она заметила большую чёрную надпись:

«Памяти погибших во взрывах 10 – 23.12.2012»

Она смотрела на фото молодых людей, улыбающихся в объектив камеры, стариков, стоящих в обнимку перед своим семейным домом и совсем уж детей, качающихся на качелях в осеннем парке, и постепенно к ней приходило осознание. Оно подступало медленно, словно крадущаяся змея, что подстерегала свою жертву. Чем дольше Ева глядела на мемориальную доску, чем больше скорбных писем проносилось мимо её взгляда, тем чётче она осознавала, что ненавидит Марино и то, что он сотворил.

– Все эти люди… – она поднесла руку к стеклу, что прикрывало доску, – все они умерли из-за чьей-то глупой жажды власти.

– Такова жизнь, – изрёк Мориарти.

– Ты когда-нибудь задумывался над тем, сколько людей погибают вследствие твоей работы? – тихо спросила Ева.

– Мне проще не думать об этом. Слишком много лишней информации.

Наверное, он был прав. Их работа – она всегда предусматривала жертвы. И думать о каждом просто невозможно, так же, как и невозможно вечно жить с грузом вины за смерть этих людей. В какой-то момент, Ева уже не помнит, когда именно, в ней атрофировалось то самое пресловутое чувство вины, которое формирует героев и не даёт им окончательно перейти на тёмную сторону.

От чего-то именно сейчас ей вспомнилось такое далёкое прошлое, проведённое в стенах британской разведки. Возможно, именно там осталась её совесть и то самое чувство вины, которому больше нет места в её новой жизни.