Текст книги "Сквозь замочную скважину (СИ)"

Автор книги: Angie Smith

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 61 страниц)

Как только тело барышни-врача замерло в его руках, а снаружи послышались громкие выкрики, Асад очнулся. Он отпрянул от трупа и взглянул на свои руки, перепачканные до локтей чужой кровью – ещё тёплой. Гасан ощущал на себе её мерзкий металлический запах, и ему не было противно. Это была лишь малая часть его долгого пути. Доставая из кобуры этой молодой девчонки армейский Глок, к которому он так и не смог дотянуться, пока ждал окончания своих медицинских формальностей, Асад проверил наличие патронов и двинулся к двери. Его ждал нелёгкий путь наружу.

Окровавленное тело осталось позади, когда он шагнул за дверь. В голове всё ещё звучал Её звонкий смех.

Комментарий к Глава 4. Себастьян: Барселона

Это первая из трёх последующих частей, описывающая последующие события из слегка нового ракурса. Надеюсь, вам понравится.

========== Глава 4. Себастьян: Женева ==========

Он прибыл в Шеврье ранним утром, когда над лесистыми склонами гор только-только занимался алый рассвет, а лёгкий южный бриз – первый признак наступившей весны – проносился над рекой Рон, едва касаясь её тёмной глади. Стремительные пороги начинались дальше по течению, и, если прислушаться, в полной тишине можно услышать их далёкий рёв. Здесь же, со склона одной из местных вершин, на которой расположилось аскетичное поместье Марка Дауэла, было видно лишь медленное спокойное течение, пересекаемое высоким бетонным мостом, что соединял две части скоростной магистрали.

Паркуя машину у витиеватой кованой арки, что служила воротами в широкий, устланный брусчаткой двор, Моран всё глядел на дом – величественное дитя готической архитектуры, одиноко восседающее среди бескрайних горных склонов. Своей вытянутой крышей оно едва ли не касалось неба, а в широких арочных окнах отражались километры лесистых склонов, среди которых на десятки миль – ни души. Только этот дом, словно памятник чужому одиночеству.

Моран успел сделать всего несколько шагов вдоль внушительного внутреннего двора, когда со стороны поместья послышался громкий протяжный скрип. Это массивная входная дверь открылась, выпуская наружу чью-то до боли знакомую тощую фигуру. Ева выглядела плохо – дни в асадовской тюрьме сказались на ней наихудшим образом. Лицо – первое, за что зацепился его взгляд, – было усеяно россыпью из синяков и ссадин, бровь рассекала глубокая царапина, в уголке губ запеклась кровь, а под карими глазами залегли серые тени. Странно, что даже в таком едва ли живом виде она смогла заставить себя улыбнуться при виде него.

– Здравствуй, полковник, – сказала она своим тихим голосом. – Давно не виделись.

«Чертовски давно», – подумал Себастьян, глядя, как её перебинтованные руки осторожно обнимают его за плечи. В его объятиях Ева казалась хрупкой фарфоровой статуей, что вот-вот должна треснуть и рассыпаться на мелкие осколки. Узкие плечи подрагивали от ветра, а под тонкой тканью рубашки ощущалась тугая повязка, что стягивала рёбра. В памяти возникли кадры из того видео – хлёсткие удары Асада, склонившаяся на бок израненная фигура и сияющее лезвие ножа, что сверкнуло в тусклом свете потолочной лампы. Он так и не досмотрел запись допроса, зато теперь, спустя почти сутки, смог самолично удостовериться во всём ужасе его последствий.

– Как Барселона? – спросила Ева, аккуратно отстраняясь от него.

– Продуктивно, – выдохнул Моран, окидывая Еву беглым взглядом. – Может, пойдём в дом?

Его слова заставили Брэдфорд, что до этого завороженно рассматривала округу, отмереть.

– А, да, конечно, – она нервно закивала. – Прости, я… – Ева мельком взглянула на входную дверь, – просто сижу там уже целые сутки, и у меня понемногу начинают сдавать нервы.

Моран понимающе кивнул, натягивая самую убедительную улыбку, что имелась у него в запасе.

– Сутки в компании Мориарти – не лучшая перспектива, – с долей иронии сказал он.

Ева в ответ лишь отрицательно мотнула головой, кутаясь в свою тонкую рубашку.

– Дело не в нём… – изрекла она с лёгкой досадой. – Хотя и в нём немного тоже. Я больше месяца сидела вдали от цивилизации, а потом ещё Асад… – она выдохнула, поправляя съехавший бинт на руке. – Странное чувство. Словно я вернулась на несколько лет назад, когда мы прятались от ищеек MI-6.

– Это другое.

– Наверное, – неопределённо ответила Ева. – Пойдём в дом.

Внутри поместье казалось гораздо больше, чем снаружи – всё пространство первого этажа занимала большая гостиная, плавно переходящая в смежную кухню. Высокие сводчатые потолки, обрамленные деревянными перегородками, вздымались ввысь на несколько метров, опираясь на множество внушительного вида колонн. Второй и последний этаж был отсюда, как на ладони, представляя собой один широкий балкон, что соединял несколько соседних комнат. Вся внутренняя отделка была исполнена во всём богатстве оттенков чёрного и синего, что так подходило натуре владельца поместья. И только пол казался совершенно инородным элементом интерьера, сверкая своей мраморной белизной в свете свисающей люстры.

На другом конце гостиной в большом кожаном кресле расположился Мориарти, что сейчас был занят изучением одного из чертежей британского посольства. За его спиной красовалась обклеенная различными вырезками и пометками стена, на которой, казалось бы, уже не осталось свободного места. Моран не знал, откуда у этого человека такая страстная любовь к всякого рода макулатуре, но искренне надеялся, что однажды она пройдёт, иначе эти безумные инсталляции станут постоянным элементом интерьера любого здания, в котором поселится Джеймс.

– А ты всё уродуешь стены? – спросил Моран, подходя к Мориарти.

Садясь на просторный диван рядом с Евой, Себастьян мимолётно окинул взглядом огромную кипу бумаг, что в хаотичном порядке были разбросаны на небольшом журнальном столике, и приметил там несколько газетных вырезок со свежими статьями о саммите, а так же десятки фото каких-то неизвестных ему политиков.

– Так легче думается, – ответил Джеймс, откладывая в сторону чертежи. – Как дела у Дауэла?

Моран на миг растерялся. Он удивлённо покосился на Еву, которую, похоже, неслабо напрягло упоминание Марка.

– Как… – резонный вопрос уже готов был сорваться с уст Себастьяна, но Мориарти в излюбленной манере опередил его.

– У Марка всегда был специфический вкус в парфюмах, – прояснил он, – лаванда, миндаль и… кажется, это ваниль. Странный выбор.

– Ты узнал его по запаху духов? – спросил с недоверием Моран.

Мориарти хмыкнул и со своей фирменной лукавой усмешкой на устах произнёс:

– У меня нет привычки обнюхивать людей, Себастьян – это, скорее, в стиле нашего дорогого частного детектива. Марк написал мне вчера, что встретил тебя в Барселоне. Он сказал, вы крайне продуктивно пообщались с тем оружейником, Калво, кажется.

От слов Мориарти Морану одновременно захотелось рассмеяться и съездить Дауэлу по его надменному лицу, ведь ещё в Барселоне они условились о конфиденциальности их встречи. Хотя когда на его памяти Марку Дауэлу было не плевать на их договорённости?

– Он мало что смог нам сказать, зато у него в вещах мы нашли это, – Моран вытащил из сумки ноутбук и вместе с зарядным устройством передал его Еве. – Здесь всё, что нужно знать о той бомбе.

– Хорошо, – с улыбкой сказала Ева, открывая лэптоп. – Это весьма упростит определение её местонахождения в том посольстве.

Себастьян на миг замялся. Ему чертовски не хотелось расстраивать Еву и усугублять и без того непростое положение дел, но он понимал – им стоит знать все детали этой чёртовой взрывчатки.

– К слову об этом… – Моран прокашлялся. – Это будет не просто бомба. Калво сказал, он сделал для Асада пояс шахидки.

– Твою мать, – тихо выругалась Ева.

Мориарти оставался бесстрастным, но Моран понимал – если он молчит сейчас, то это вовсе не значит, что ему нечего сказать. Возможно, в его гениальном мозгу уже появилось решение этой проблемы, а может он слишком зол из-за сложившейся ситуации – Себастьян не знал точного ответа. Но воцарившаяся тишина давила на него, а потому он задал тот самый вопрос, который определит его положение в этом запутанном действии:

– Насколько это усложняет ситуацию?

Ева потёрла переносицу и, глядя в глаза Морану, спросила:

– Ты видел когда-нибудь смертников?

– Давно, – честно ответил Моран. – Очень давно.

Ева повела бровями, что в её исполнении значило «я так и думала», после чего закрыла ноутбук и медленно заговорила:

– Эти люди буквально готовы на всё. Они сами, как бомбы замедленного действия. Одно неверное движение с твоей стороны – и всё посольство вместе с вами взлетает на воздух, – она на миг умолкла, нервно поправляя вечно сползавшие бинты на руках. – Да, и ты же понимаешь, тот человек не собирается стоять на месте? Он будет постоянно двигаться, стараясь держаться поближе к толпе, – Ева опустила свой взгляд на чертежи посольства и громко вздохнула. – Это всё усложняет.

Выслушав её эмоциональную тираду, Моран понял для себя лишь одно – они зашли в тупик. С информацией о бомбе или без неё обстоятельства не дадут им провернуть всё идеально или даже близко к тому. От осознания собственного бессилия Себастьян ощутил едкое отчаяние.

– И что ты предлагаешь? – спросил он без особой надежды на какой-то вразумительный ответ.

– Пока изучи чертежи посольства, – сказал Мориарти, протягивая ему стопку бумаг. – Тебе нужно знать, куда ты будешь идти.

– А дальше?

Ева и Джеймс переглянулись, и в их взглядах Моран увидел то же, что ощущал сам – полное, всепоглощающее неведение.

– Мы что-нибудь придумаем, – ответила Брэдфорд.

И пусть Морану было, чем возразить, он не стал этого делать. Вместо этого он углубился в изучение тех бумаг, что ему отдал Джеймс в надежде, что за следующие три недели ситуация немного прояснится.

***

Себастьян и представить не мог, что, спустя каких-то несколько часов, произойдёт нечто, что сделает их положение ещё более шатким. Он пробыл в поместье Дауэла от силы полдня и большую часть времени потратил на то, чтобы устроиться в отведённой ему комнате, смыть с себя остатки прошлой ночи и кое-как разобраться с чертежами посольства.

Ближе к вечеру он вновь спустился в гостиную, дабы выпить кофе и проверить, как идут дела у Евы. На самом деле, за всё то время, что они провели в доме Дауэла, им так и не удалось нормально поговорить. Ворох проблем, что свалились на их головы, как-то незаметно оттягивал на себя внимание – и вот они уже вновь, словно на разных концах планеты: Моран в своей комнате просматривает материалы из британского посольства, намечая приблизительный план операции, а Ева – всё так же в гостиной, разбирается со странным строением созданной Калво бомбы.

Садясь рядом с ней на диван, Моран мельком заглянул в экран лэптопа и увидел там огромный список из кодов, рядом с которыми находилось описание тех функций, что им отведены.

– Вижу, ты продвинулась, – заговорил Себастьян, протягивая Еве чашку с горячим кофе.

– Не особо, – с досадой сказала Брэдфорд, делая небольшой глоток. – Я пока не до конца разобралась со строением бомбы, зато вроде поняла, как ей управлять.

– Разве смысл не в этом? – поинтересовался с искренним непониманием Моран.

Он, честно, находил забавной Евину привычку докапываться до самой сути вещей, оставляя позади все полумеры и поверхностный взгляд на проблемы. Такой она запомнилась ему ещё в Британии, когда сидела в их небольшом офисе на окраине Ричмонда и пыталась доказать тем идиотам из отдела связи, с которыми им, порой, приходилось работать, что их методы слежки сто лет как устарели и сведут всю операцию к фарсу. Тогда, целую вечность назад, Моран считал это чистым профессионализмом, который остался в ней ещё со времён Цирка, но сейчас он осознал – это просто в её природе – делать вещи приемлемо или не делать их никак.

– Суть в том, чтобы предусмотреть все возможные исходы событий, – отвечала Ева так, словно разъясняет общеизвестную догму какому-то несмышленому ребёнку. – Для этого я должна понимать, как функционирует эта штука.

Пока она говорила, тонкий бинт в очередной раз сполз вниз по предплечью, обнажая край глубокого шрама. Брэдфорд осторожно поправила его, но повязка всё никак не хотела держаться на месте и то и дело скользила вниз, вызывая у неё зудящее раздражение. В какой-то миг Моран, безучастно наблюдавший за этим действием, вдруг наклонился и схватил кончик свисающего вниз бинта.

– Позволь мне, – попросил он тем самым тоном, что не терпит возражений, – и Ева послушалась его. – Я думал, после всего, что произошло, ты должна отдыхать, – изрёк вдруг Себастьян, глядя на длинный шрам, что пересекал почти всё предплечье.

– И чувствовать себя бесполезным куском дерьма? – Ева хмыкнула. – Нет уж, лучше я разберусь с этой чёртовой бомбой.

Моран осторожно перевязал её руку, стараясь не переусердствовать и не перетянуть рану слишком сильно. Закрепив бинт таким образом, чтобы у него больше не было шанса куда-либо сползти, он на миг задержал свой взгляд на других ранах, что были хаотично разбросаны по Евиному телу. Глубокий след от пули на боку, тугой бандаж вокруг сломанных рёбер, множество свежих и парочка старых царапин на лице – всё это хранило за собой какую-то невероятно жестокую историю из её жизни, которая, похоже, отмерялась не в днях и даже не в годах, а в новых боевых ранениях.

– Ты когда-нибудь расскажешь мне, что произошло с тобой за это время? – спросил Моран, поглаживая то место, где под тугой повязкой покоился уродливый шрам.

– Длинный выйдет рассказ, – Ева безрадостно улыбнулась. – И не самый приятный, если честно.

– Попробуй сократить до самого интересного.

Брэдфорд на миг задумалась. Она выглядела спокойной сейчас, вспоминая всё то, что произошло в интервале последних нескольких месяцев. Казалось бы, она смирилась с тем безумием, что пришло в её жизнь с появлением Мориарти. Но от чего-то Морану стойко казалось, что за этим внешним спокойствием скрывается кое-что ещё – то, чего Ева так просто не покажет.

– Ну, меня пару раз пытались убить, – заговорила она совершенно будничным тоном – так, словно рассказывала о недавнем походе в магазин, а не о реальной угрозе жизни. – Однажды это сделал тот человек, с которым ты встречался в Барселоне.

– Дауэл? – удивлённо переспросил Моран. – Что ему было нужно от тебя?

– Не знаю, – пожала плечами Ева. – Джеймс не говорит о том, что произошло между ними на Сицилии, но я полагаю, у Дауэла были проблемы, и он пытался каким-то образом добраться до Мориарти, – она умолкла, глядя на блики света, играющие на тёмной поверхности остывшего кофе, после чего продолжила в привычной легкой манере. – Это в прошлом. Теперь этот псих по какой-то неясной мне причине нам помогает, так что приходится мириться с его участием.

Вслушиваясь в слова Евы, Моран словно приходил к осознанию того, что происходило с ним в последние несколько месяцев. Дауэл не мог знать, где он находится, Мориарти бы ни за что не выдал ему его локацию, если только для этого не было достаточно весомого предлога. Если его служба была ценой Евиной жизни, он был готов принять все её тяготы – но только после того, как разбил бы Дауэлу его рожу.

На какое-то время в гостиной вновь воцарилась тишина. Ева вернулась к просматриванию файлов на ноутбуке Калво, а Моран решил поближе взглянуть на ту настенную схему, которую сотворил Мориарти. Он проходил вдоль бесконечных газетных вырезок и рукописных заметок, в которых слабо улавливал какую-то связь, и пытался найти хоть что-нибудь знакомое. Единственное, что пока было для него понятным во всей этой хаотичной инсталляции, это её тема – саммит Совета ЕС, к которому сейчас так усердно они все готовились.

В какой-то миг игра в молчанку стала ему надоедать. Их с Евой беседы никогда ещё не казались столь сложными, и на это была вполне понятная причина. Компания Джеймса Мориарти меняла людей – одних он толкала на крайние меры, пробуждая наихудшие стороны человеческой натуры, иных и вовсе крошила, как хрупкое стекло. В случае с Евой Моран предполагал вероятность обоих исходов.

– Это правда, что ты целый месяц провела в какой-то лесной хижине возле военной базы Риттера? – спросил он первое, что всплыло в его памяти из рассказа Мориарти.

– Это был дом семьи Байер, – ответила, спустя какое-то время, Ева. – Милые люди. Они помогли мне встать на ноги после аварии, в которую я попала на горной дороге, пока убегала от людей Асада, – она сделала паузу, словно собираясь с мыслями. – Гасан убил их всех, пока искал меня.

Моран остановился у одной из газетных вырезок и развернулся к Еве, одаривая её скептическим взглядом.

– Ты ведь не считаешь, что виновата в их смерти? – поинтересовался он без лишних церемоний.

– А разве это не так?! – с раздражением выдала Ева. – Они спасли незнакомого человека, вытащили меня из дымящейся машины и не дали умереть на той трассе. А чем я им отплатила?! Натравила на них Гасана Асада и его головорезов, которые убили их всех только по одной простой причине – эти люди помогли мне.

Моран отрицательно замотал головой.

– Забыла, чему я учил тебя? – с укором спросил он. – Тебе никогда не избежать жертв. Каждый твой шаг тянет за собой последствия, и пока ты не научишься с ними мириться…

– … они будут преследовать тебя, – закончила Ева уже давно знакомую мантру.

– Именно, – кивнул Себастьян. – Ты ведь понимала это. Раньше.

– Раньше было проще.

– Сидеть перед монитором и отдавать приказы всегда проще, чем исполнять их, – эти слова могли прозвучать грубо, но Моран знал – Ева узрит в них ту самую истину, которую он так долго пытался ей пояснить. – Не думай о тех людях. Двигайся дальше и делай свою работу. Это придаст их смерти больший смысл, чем постоянные самобичевания.

Воцарилось молчание. Их обрывистый диалог так и застыл на ноте неопределённости, пока последние его отголоски не утихли, а Ева вновь углубилась в работу. И Моран уже готов был покинуть гостиную и её компанию, когда в комнату вошёл Мориарти. Он держал в руках сотовый и казался слегка взбудораженным.

– Что-то случилось? – спросила Ева.

– Звонил Йозеф, – сказал он. – Гасан Асад сбежал.

Ева и Моран нервно переглянулись. На лице Брэдфорд отразился истинный ужас – и Себастьян мог поклясться, что уже видел это выражение раньше. С таким взглядом Ева смотрела в глаза своему жестокому дознавателю во время допроса под номером 308 в одной из камер венгерской тюрьмы.

Похоже, у них появилась ещё одна лишняя проблема.

***

Он брёл вперёд без разбора. Просто шёл в предрассветных сумерках, ощущая дыхание ветра на своём перепачканном кровью лице, и старался не думать о прошлом. Из рук его лоскутами свисали растрёпанные бинты, а одежда давно уже пропиталась мерзким запахом пота и строительной пыли. Чувства притупляла боль, что из истязающей тело пытки плавно переросла в перманентную часть состояния. Шрам от пули кровоточил, и Асад чувствовал, как под курткой растекается большое красное пятно.

В горле пересохло. Пить хотелось больше, чем дышать, и Гасан уже чувствовал, как от дикой жажды вкупе с накатившей волной усталости его сознание утопает в белой полупрозрачной дымке. Спасением стала виднеющаяся вдалеке речная гладь Дуная, который делал небольшой изгиб прямо у черты города и мчал далеко на юго-восток – в сторону Черного моря. Как оказалось, он прошёл уже больше пяти миль, прячась в тёмных переулках и избегая любых мало-мальски оживлённых улиц, пока не вышел к большому подвесному мосту, что венчал собой начало трассы М0. Ну, по крайней мере, так было писано на англоязычном указателе.

Садясь на обрывистый берег прямо у подножья моста Мегьери, а именно так величали это диковинное дитя современной архитектуры, Гасан ощущал, как усталость окончательно берёт над ним верх. Смывая с лица засохшую кровь, он чувствовал, как голову охватывает мигрень, в ушах усиливается звон – последствие недавней перестрелки с теми венгерскими военными, – а совладать с телом становится всё сложнее.

Перед глазами вновь было Её лицо – оно улыбалось ему, окутанное ярким солнечным сиянием, что путалось в чёрных волнах её длинных волос. Его щеки осторожно коснулась хрупкая ладонь – или, может, это всего лишь ветер, что дул с юга, принося с собой запах речной тины. Гасан больше не видел разницы между тем, что в его краях называют фата-морганой, и осточертевшей ему реальностью. Инас чудилась ему везде: в солнечных бликах на водной глади он видел её сияющую улыбку, сквозь шелест листвы ему слышался тихий шёпот. И вот уже вдалеке – там, где спокойные притоки Дуная омывают скалистый берег, среди лесной чащи, он видел тень, что словно вытанцовывала вместе с подрагивающими на ветру ветвями. Гасан знал, ему не добраться до неё. Он упустил Инас, позволил раствориться в вечности вместе с громким, пугающим звуком выстрела.

Глядя на трясущиеся в треморе ладони, Асад представлял, как они сжимаются на шее той, что отняла у него последнюю надежду на счастливый конец.

«Я убью эту суку», – подумал Гасан, ощущая, как его веки начинают тяжелеть под напором невероятной усталости.

Асад уже готов был закрыть глаза, прислонившись к бетонному основанию моста, как вдруг услышал чей-то голос, доносящийся откуда-то сверху. Выглянув из-за громадной тени, что откидывал мост, он увидел стоящую у перил пару парней. Они были ещё совсем детьми – лет восемнадцать, не больше, – и в тот момент, когда Гасан приметил их, что-то активно обсуждали на венгерском. Из того, что он понял, – у парней были проблемы с машиной, которая вдруг заглохла посреди пустынного моста. Один из них – тот, что повыше – похоже, был владельцем авто. Он кричал своему спутнику о дешёвом бензине и вечно указывал на машину, делая это с таким видом, словно на этой старой малолитражке весь свет клином сошёлся.

Навязчивая мысль словно сама по себе материализовалась в его затуманенном сознании, и Асад не стал ей противиться.

Гасан с усмешкой глянул на стоявших наверху парней и, спрятав за пояс штанов армейский Глок, выглянул из-под тени моста.

– Эй, – крикнул он, обращая на себя внимание. – Segítségre van szüksége?[1]

***

Они провели в Шеврье почти три недели, и время это, словно река – то вяло протекало своим привычным равнинным руслом, заставляя новых обитателей поместья скучающе поглядывать на календарь, то ускорялось, спотыкаясь о события, точно каменистые пороги, и уносило с собой в пугающую неизвестность, что была так похожа на спрятавшийся на конце обрыва водопад.

Моран чувствовал – с каждой новостью о саммите или о передвижениях Асада младшего, который по последним данным, двигался на Запад, его всё сильнее затягивает в этот губительный водоворот перманентной напряжённости. Он уже забыл, когда в последний раз думал о чём-то далёком от Женевы, и сложившаяся вокруг атмосфера только способствовала его погребению в собственных мыслях. Ни один разговор – ни за завтраком, ни во время работы с чертежами, ни даже в те редкие моменты, когда он находил свободную минуту, чтобы выкурить свою сотую «последнюю» сигарету – не проходил без упоминания Асада (старшего или младшего), саммита Совета ЕС, бомбы Калво или всего вместе в равных пропорциях. И к тому моменту, когда их мгновения спокойствия подходили к концу, а до саммита оставалась одна лишь ночь, у Себастьяна не осталось больше сил.

– Давай повторим твою часть, – обратилась к нему Ева так, словно за час до этого у них не было аналогичного разговора.

– Не вижу смысла, – сухо ответил Себастьян, сосредотачивая всё внимание на грязном дуле своего старого, но проверенного Браунинга.

Он стирал со стенок скопившийся порох и стоически делал вид, что не замечает раздражённых взглядов, которые ему посылает сидящая напротив Ева. Её дотошность в делах вроде Женевы была полезна, ведь во многом именно она уберегала его, Морана, от непреднамеренных ошибок и потенциальной гибели, но даже у такой навязчивой особенности характера должны быть разумные границы. Ева, казалось, хотела уличить саму себя в какой-то оплошности, когда устраивала эти ненавязчивые допросы. Каждый раз она умудрялась подметить некую деталь, которая казалась ей спорной, что заставляло её пулей вылетать из гостиной и прибегать через минуту – уже со стопкой бумаг и ноутбуком, чтобы проверить, всё ли верно в их расчётах. В какой-то миг Морана это просто достало, и он перестал поддаваться на попытки Брэдфорд в очередной раз прогнать его по их плану.

– В твоих же интересах, чтобы мы предусмотрели всё, – отозвалась Ева после нескольких минут блаженной тишины.

– Предусмотреть всё невозможно, – констатировал Моран, принимаясь вычищать от грязи пустой магазин для патронов. Взглянуть на взбудораженную Еву он так и не решился.

– Просто давай… – она запнулась, – давай повторим хотя бы последовательность.

Моран отложил пистолет на стол и с укором глянул на Еву. Первое, что бросилось ему в глаза, её лицо. Шрамов на нём не поубавилось, но те, что были, постепенно превращались в едва видимые розовые полосы, которые однажды исчезнут, позволяя ей без уже привычного содрогания смотреть в зеркало. Тени под глазами почти пропали, а разбитая губа медленно зажила. Здоровый сон и лечение шли на пользу Еве, и она постепенно превращалась в прежнюю дотошную версию себя, которая так любила выводить Морана своей чрезмерной скрупулезностью.

– И что тебе это даст?! – поинтересовался с долей скептицизма Себастьян. – Какой прок от того, чтобы в сотый раз проговаривать план, если на месте всё и так покатится к чёрту, так же, как это было в Ливерпуле?

Вспоминать те дни не хотелось, Британия была далёким прошлым, и всё, что там произошло, больше не казалось столь существенным. Но он хотел это сделать, он хотел напомнить Еве о том, что мир не живёт по предварительно составленному плану, и верить, что в этот раз что-то поменяется, глупо, если только ты не приверженец каких-то нелепых конспиралогических теорий.

Но у Брэдфорд, как всегда, было своё мнение на этот счет.

– Я буду там для того, чтобы этого не случилось, – возразила она.

– Я всё ещё против, – ответил Моран.

– Мне всё ещё плевать, – фривольно бросила Ева, заставив Себастьяна скривиться от раздражения.

Весь этот разговор вдруг стал сильно напоминать ему те полуночные беседы, которые они вели на троих с Мориарти на протяжении последних двух недель, когда обсуждали ту самую злосчастную Женеву. Тогда, в одну из тех долгих ночей все предположения вдруг упёрлись в тупик неизвестности, и Моран от чего-то вспомнил миссию в Глазго, когда ему нужно было увести очередного клиента Мориарти – какого-то наркоторговца, кажется – из линии огня. В то время он впервые узнал о неком странном приспособлении, которое Ева позаимствовала у британской разведки, беспроводной гарнитуре размером с небольшую горошину, что работала на запредельно длинных расстояниях. На той миссии Ева впервые была с ним на связи – она вела его вперёд, помогая уйти из-под прицела снайперов, имея при себе лишь электронную карту и скудную картину происходящего благодаря местным камерам.

– То, что мы выжили тогда, было чудом, – говорил Моран, не замечая странных взглядов, которыми обменивались его собеседники.

Мориарти какое-то время смотрел на сосредоточенную Еву, после чего отпил немного виски из своего стакана и заговорил:

– Думаешь, вы сможете повторить это?

– О чём ты? – удивлённо спросил Моран.

Он глядел на них – Еву и Джеймса – и на миг ему показалось, что из сумрака гостиной на него смотрят два отражения одной и той же личности. Какой-то общий знаменатель объединял их, и природа его утопала в двух парах глубоких карих глаз, которые практически мгновенно вспыхнули пламенем неподдельного интереса.

Не дождавшись уточнений от Мориарти, Себастьян с выжиданием взглянул на Еву.

– Он имеет в виду, смогу ли я провести тебя в посольстве, – объяснила Брэдфорд.

Для Морана ответ был очевидным.

– Нет, – отрезал он, не желая даже предполагать возможность участия Брэдфорд в этой операции.

– А что ты скажешь, Ева? – спросил Мориарти своим спокойным размеренным тоном.

Они вновь сделали это – в очередной раз обменялись долгими взглядами, в которых уже давно был заложен ответ на поставленный вопрос.

– Я скажу, что это единственный приемлемый выход, который у нас есть, – констатировала Ева.

Сейчас, вспоминая ту беседу, Морану искренне хотелось вернуться в миг, когда он решился нарушить повисшую тишину, и просто промолчать, позволяя ночи разогнать их всех – его, Еву и Джеймса – по разным углам этого гигантского дома. Но, увы, единственный путь, который предоставлял ему временной поток, – это строго вперёд, а потому оставалось мириться с последствиями собственной глупости и думать о том, что будет дальше.

Спустя каких-то десять минут продолжительного молчания, что сопровождалось щёлканьем клавиатуры на ноутбуке Калво, который продолжала исследовать Ева, Брэдфорд вдруг нарушила тишину.

– Себастьян, я… – она взглянула на Морана с поистине вселенской тоской во взгляде и тихо вздохнула, – я просто не хочу, чтобы ты пострадал. Меньше всего мне хочется думать о том, что любая моя ошибка может стоить тебе жизни.

Бесконечный поток жалоб и укоров, которые всплывали в мыслях, остались невысказанными. Морану хотелось упрекнуть эту девушку в их общей глупости, но у него не было времени на то, чтобы с ней ссориться. Ему не нужно было смотреть на часы, чтобы знать, сколько часов у него осталось до начала конца, а потому Себастьян лишь натужно улыбнулся, пытаясь скрыть за привычным оскалом своё собственное волнение.

– Выдохни, Ева, – сказал он с притворным спокойствием. – Всё будет в порядке. Мы ведь уже это проходили: ты говоришь – я делаю, ты ведёшь – я следую. Этот план лучше любого, что мог у нас быть.

«Но он всё ещё слишком опасен», – добавил мысленно Моран, так и не решившись сказать это вслух.

– Пообещай делать всё, что я скажу, – попросила с лёгким отчаянием Брэдфорд.

Моран изогнул бровь и с усмешкой сказал:

– Ева…

Ему не нужно было говорить «да», чтобы она поняла, – он сделает всё, что она попросит. В ответ на его взгляд Ева легко улыбнулась. Глядя в её глаза, что потухли от невысказанных тревог и молчаливых сомнений, Моран сказал:

– Мы делали это уже сотню раз. Буквально. Чего нам стоит сделать это сейчас, верно?!

Ева сомневалась всего лишь миг, после чего утвердительно кивнула.

– Да, конечно.

Они просидели в гостиной ещё с полчаса и ближе к полуночи уже разошлись – Ева поднялась к себе, а Моран в своих ночных скитаниях забрёл туда, где не был с того момента, как прибыл в поместье.

Дверь кабинета, в котором предпочитал проводить время Мориарти, была открыта. Мягкий свет настенных плафонов наполнял собой это тёмное помещение, окутывая его своей медовой пеленой. Джеймс стоял у дальнего шкафа и, казалось бы, даже не заметил прихода Морана. Он всё смотрел на небольшой предмет своих руках, предаваясь размышлениям. Подойдя ближе, Моран смог разглядеть то, что так заинтересовало Джеймса. Это было обычное, вполне себе заурядное фото, так похожее на его собственные семейные снимки. На нём были изображены трое – высокий мужчина лет сорока («Типичный местный магнат»), обнимающий русоволосую девушку, а рядом с ними разодетый в тёмную школьную форму широко улыбался маленький паренёк. На заднем плане фото возвышалось до боли знакомое поместье.