Текст книги "Сквозь замочную скважину (СИ)"

Автор книги: Angie Smith

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 61 страниц)

– Что… – Мориарти прочистил горло. – Откуда ты это знаешь?

– Мне звонил Лоренс Клеман, – ответила Ева, хватая со стола ключи от их машины. – Похоже, у него побольше совести, чем у его дяди. У нас мало времени. Давай!

– Сколько у нас осталось?

– Двадцать минут – не больше. Нашу машину брать нельзя. Ты заканчивай собираться, а я пойду на рецепцию, возьму у них одну напрокат.

– Какой в этом смысл, если дорога завалена снегом?

Исходя из данных электронной карты, путь по трассе был свободен, а это значило только то, что добраться к ним сейчас как никогда легко. Чуть выше была отмечена ещё одна дорога с неутешительной припиской: «большая вероятность заноса». Ева смотрела на два пути и понимала, что у них нет времени. Даже, если они выедут сейчас и будут гнать, что есть сил, люди Клемана нагонят их ещё до того, как они успеют отдалиться на пару миль от отеля. Им катастрофически нужна была фора.

Ева смотрела на ключи от Лексуса, на котором они прикатили сюда, и вспоминала слова Лоренса: «Не берите вашу машину – на ней есть маячок». Безумная мысль посетила её голову. Мориарти бы назвал её окончательно сбрендившей, озвучь она то, что хотела провернуть. Но им требовалось больше времени. Ему требовалось больше времени. Ева сжала в кармане ключи от Лексуса.

– Судя по карте, здесь есть два пути, – заговорила она. – Один – через трассу, а другой, тот, что длиннее, – через горы. Трассу должны были расчистить первой, так что они будут там. Поэтому стоит ехать в объезд. Мы потеряем десять минут, но зато за три мили есть съезд. На, – она бросила Джеймсу его пальто. – Я буду ждать тебя на парковке.

Джеймс лишь согласно кивнул в ответ. Ему нравилась её маленькая ложь – сказка, которая была реальной всего наполовину. Ева знала, что поступает безрассудно, но разве у неё есть хоть малейший выбор? Она понимала – Клеман и Асад должны проиграть эту «войну». Этого не случится, если они с Джеймсом погибнут в заснеженных горах.

Ева бежала, что есть мочи. Она уже позабыла о своей усталости. Мысли были чисты от сомнений. Она знала, что поступает правильно, и для этого ей не требовалось чьего-то одобрения. Сломя голову, Ева преодолевала один лестничный пролёт за другим, пока не добралась до небольшой стеклянной двери с надписью «Рецепция». Отдышавшись, она вышла в маленький отельный холл. Где-то вдали играла медленная джазовая мелодия. На старенькой софе примостилась пожилая горничная, увлечённая прочтением какого-то местного глянца. За стойкой рецепции Ева нашла молодую барышню с яркими рыжими волосами, что с унынием поглядывала на монитор своего компьютера.

– Мисс, – обратилась к ней Брэдфорд.

– Да, – девушка одарила Еву своей дежурной улыбкой. – Чем могу помочь?

– Я из номера 180. Моему супругу срочно понадобилась машина.

– Прокат будет открыт с девяти.

– Прошу вас, это срочно, – Ева взяла со стойки буклет и, вложив в него пятьсот евро, протянула его администратору.

– Но… – девушка замялась. Она с опаской покосилась на буклет, так и не решившись сдвинуться с места.

– У нас нет времени, мисс, – напирала Брэдфорд.

«Она сломается, – думала Ева. – Вряд ли ей тут оставляют хоть цент от чаевых».

Барышня всё смотрела на буклет, испытывая терпение Евы. Она металась в сомнениях. У Евы совершенно не было времени ждать, пока до этой девушки дойдёт её просьба, а потому она поставила руку на буклет и потянула его к себе. Такой простой жест подействовал мгновенно. Администратора словно прошибло током, она встрепенулась и резко остановила Еву.

– Ладно, – сказала она. – Сейчас достану бланк…

– Заполните его самостоятельно, – Ева вложила в буклет ещё пятьсот евро.

– Хорошо, – девушка утвердительно кивнула и забрала буклет.

– Мой муж сейчас спустится. Передайте ему ключи.

– Да, к-конечно, – Ева благодарно кивнула в ответ и тут же ринулась к выходу.

Выбежав из отеля, она двинулась к парковке, что находилась на другой стороне дороги. Их Лексус стоял поодаль других автомобилей, прямо под высоким бетонным забором. Нащупав в кармане ключи, она открыла машину и уселась за руль. Сумка с кошельком полетела на заднее сидение, на котором ещё алели бурые пятна её крови.

Ева выдохнула. Она ещё раз прокрутила у себя в голове спонтанно образовавшийся план, после чего нажала кнопку зажигания. Машина выехала на дорогу. Путь к трассе лежал через город. Ей стоило быть аккуратной – может, здешнюю дорогу и расчистили, но это никак не спасало её от заносов на гололёде. Ева ехала так быстро, как только могла в таких условиях. Она не стала сильно гнать, понимая, что не хочет врезаться в очередной столб или сбить какого-то нерадивого пешехода. К тому же, на улице всё ещё было темно, от чего возможность аварии увеличивалась в разы.

Выехать из города удалось быстрее, чем она полагала. Винергоф был маленьким горным посёлком с одной центральной улицей, парой круглосуточных магазинов и заправкой для электрокаров, предназначение которой Ева так и не поняла. Он находился на достаточно крутом склоне, где её машина запросто могла набрать опасную скорость. Подъезд к трассе напоминал один длинный извилистый серпантин, что тянулся вдоль густого соснового леса. Преодолев его, Ева очутилась на широкой скоростной магистрали, ведущей к Вене. Она вдавила педаль газа в пол, ощущая, как машина уверенно набирает скорость. Ей удалось проехать не больше двухсот ярдов, прежде чем её телефон разразился громкой трелью. Звонил Мориарти, и как бы Еве не хотелось проигнорировать этот вызов, она всё же ответила на него.

– Да, Джеймс.

– Где ты? – прорычал в трубку Мориарти.

– Я выигрываю для тебя время, – спокойно ответила Ева.

– Ты сошла с ума? – он сорвался на крик.

Его стоило осадить. Излишняя рефлексия мешала Мориарти мыслить здраво, что вело к трате драгоценного времени на то, чтобы скрыться с радаров Клемана.

– Джеймс, – обратилась к нему Ева, – послушай меня: садись в машину и уезжай оттуда. Сворачивай на горную дорогу. По ней ты сможешь выехать на трассу А2 и добраться до границы с Чехией уже через три с лишним часа. Я постараюсь отвлечь их.

Она не кричала, но говорила предельно громко, чтобы он расслышал каждое её слово. Мориарти должен был понять, что другого пути нет.

– Зачем? – спросил Джеймс.

– Потому что ты сможешь остановить их. Не я, не мы, а только ты, Мориарти. Ты должен убить Асада и Клемана и прекратить это безумие, – Ева выдохнула, ощущая, как к горлу подступает ком. – Слышишь меня? Ты убьешь их. Пообещай мне, Джеймс!

– Ева…

– Просто пообещай мне! – крикнула Ева, стирая с лица слёзы.

– Я убью их, – ответил Джеймс.

Он не врал. За всё то время, что они провели вместе, Ева хорошо научилась отличать ложь и правду из уст Мориарти. Когда он врал или недоговаривал, то по привычке слишком много говорил, пытаясь скрыть собственную ложь за потоком бессмысленных насмешек или угроз. Сейчас же всё было с точностью до наоборот.

– Хорошо, – выдохнула Брэдфорд. – Прощай…

– Стой! – голос Мориарти остановил её до того, как Ева нажала «отбой». – Мы должны встретиться.

Она усмехнулась. Неужели Джеймс Мориарти был настолько наивным, что мог позволить себе надеяться на лучший финал?

– Джеймс, ты же понимаешь…

– Да, – перебил её Мориарти. – Но я знаю тебя. Ты поступаешь безрассудно и во многом даже глупо, но каким-то невообразимым образом ты всё ещё жива. Если всё пройдёт хорошо, ты должна знать, как найти меня.

– Назови место.

– Прага. Старый Город. Я буду ждать тебя там в полдень у часовой башни через три дня.

– Прага, часовая башня, полдень, – повторила вслух Брэдфорд. – Я запомнила.

Повисло молчание. В трубке послышался гулкий рокот мотора, и Ева поняла – Джеймс завёл машину. Она уже хотела бросить трубку, когда услышала его голос:

– И, Ева.

– Да?

– Постарайся не умереть, – и в трубке послышались короткие гудки.

Ева улыбалась от той дивной иллюзии, что рисовало воображение, и плакала, потому что знала о том, каков будет настоящий исход этой гонки. Больше всего ей хотелось очутиться сейчас рядом с Джеймсом. Она могла легко представить, как они пересекут целую Австрию на машине, попутно избавляясь от хвоста в виде людей Клемана. На границе с Чехией они бы могли заехать в какой-то неприметный городок, заправиться и пополнить запасы еды. А дальше их ждала бы Прага – город-сказка из давних Евиных мечтаний. Но это была лишь блажь – сказка, которой не суждено стать явью.

Вскоре позади мелькнул яркий свет фар нескольких машин, что теперь ехали позади Евы. Брэдфорд прибавила скорости, проверяя открытую электронную карту. Через двести ярдов был съезд на узкую дорогу, что тянулась мимо нескольких горных посёлков. В этих дебрях ей будет куда легче оторваться.

Не включая поворотник, Ева перестроилась в крайний ряд и, когда вблизи мелькнул поворот, резко вывернула руль вправо. Её преследователи, похоже, не ожидали от неё чего-то подобного, а потому не успели вовремя среагировать и пропустили съезд. Им понадобится каких-то пять минут, чтобы нагнать её, поэтому не стоило терять времени. Ева вдавила педаль газа в пол и на полной скорости въехала в черту небольшого альпийского посёлка, название которого она так и не рассмотрела. В висках пульсировала кровь, а глаза напряжённо высматривали в ночной тьме дорожные знаки и указатели, что вели её вперёд.

Выехав за черту города, Ева поняла, что здорово оторвалась от людей Клемана. Стоило найти какой-то объезд или лесную тропу, на которой она могла бы окончательно скрыться. Карта не показывала ничего, кроме длинной дороги, соединяющей несколько горных посёлков. В отчаянии Ева отбросила телефон и стала осматриваться по сторонам, но вокруг не было ничего, кроме густого соснового леса.

Страх заставлял её всё сильнее выжимать педаль газа. Еве было плевать на знаки ограничения скорости. Она в принципе плохо разбиралась в метрической системе, а потому не предавала им особого внимания, воспринимая все эти цифры в эквиваленте миль. Машина с небывалой скоростью мчалась по заснеженной горной дороге. Ева не видела на своём пути никаких препятствий. Она знала – впереди ещё несколько миль прямой дороги без единого поворота, а потому позволила себе потерять бдительность.

Брэдфорд не могла предвидеть случившегося несколькими мгновениями позже. Она узрела неприметный съезд с дороги и хотела было притормозить, чтобы развернуться, но не успела. Прямо перед ней с криком выскочила какая-то полоумная женщина. Потрясённая Ева успела выкрутить руль вправо и тут же ощутила, как её машину заносит в кювет. Скользкая дорога вкупе с невероятной скоростью, которую набрал Лексус, не позволила вовремя затормозить.

Миг – и мир перед глазами Евы превращается в одну бесконечную центрифугу, которая раскручивает в воздухе её тело вместе с автомобилем. Она летит в бездну – туда, откуда совсем недавно выбралась. Мощный удар отбрасывает Еву назад и останавливает центрифугу.

Мир вновь утопает в непроглядной тьме.

Комментарий к Глава 1. Австрия: Винергоф

В главе использованы строчки из песен:

Frank Sinatra – My Way

Nina Simonе – Ain’t Got No, I Got Life

========== Глава 2. Ева. Альпы ==========

Она ощущала тяжесть собственного тела – головы, что, казалось бы, вросла в сиденье автомобиля, ног, застрявших где-то под рулём, спины, прижатой к креслу крепкими ремнями безопасности. И всё это приходило с болью – резкой, охватывающей каждый дюйм слабого искалеченного тела, болью, что делает нас безмолвными куклами, застывшими в единой статичной позе без сил на движение. Смрад крови вперемешку с машинным маслом вызывал омерзение. Живот словно стянуло тискам. Ева не способна была видеть своё тело, но она могла поклясться – чуть ниже солнечного сплетения из него торчит нечто холодное и металлическое.

Это не было похоже на смерть. Боль была реальной, даже слишком. Ева знала, что жива… Однако эта мысль не приводила её в должную радость. Был страх, страх оказаться посреди богом забытой горной дороги в компании преследовавших её головорезов Асада, страх по-настоящему умереть. Уже только поэтому Еве не хотелось открывать глаза. Она слышала голоса – два или три человека что-то бурно обсуждали. Там точно была женщина (скорее, даже девушка). И её ломаный немецкий не позволял понять ни слова из того, что она говорит.

Голова болела так сильно, что было невозможно предаваться даже столь простому занятию, как размышлениям. Мысли появлялись в голове Евы, подобно далёким ночным огням, и тотчас исчезали во тьме забвения. Она тянулась к ним, пыталась ухватиться за них, словно наивный ребенок, что ловит игривых солнечных зайчиков. Хотелось исчезнуть. Хотелось отвлечься от всей суеты и уйти вслед за мыслями в сердце тьмы.

Вскоре Ева всё же сумела сделать небольшое, но решительное действие. Она попыталась открыть глаза. Получилось не сразу. Тело словно забыло, как это – двигаться, а потому даже столь простое действие приходилось сперва осмыслить. Состояние Евы было близко к коматозному. Она понимала, что сейчас стоит на грани сознания и беспамятства, но не могла ничего с этим сделать. Всё, что она сумела, это на миг встретиться глазами со светом, что ласково касался её лица. Это длилось не больше пары секунд. За тот короткий момент её расфокусированный взгляд успел уловить несколько размытых силуэтов, мелькающих на фоне яркого тёплого света, а где-то на периферии сознания прозвучал до боли знакомый голос.

Постарайся не умереть.

Её веки вновь закрылись.

***

Run rabbit, run rabbit, run, run, run

Run rabbit, run rabbit, run, run, run

Bang, bang, bang, bang goes the farmer’s gun

Run rabbit, run rabbit, run, run, run, run

Первое, что она услышала, была музыка. Она звучала так громко и отчётливо, словно сейчас рядом с Евой распевался какой-то голосистый певец. От громкой мелодии голова разрывалась сильными вспышками боли. Хотелось выбросить источник звука куда-то в ближайший мусорный контейнер, если он вообще здесь есть.

Яркий свет ударил в лицо, и Ева невольно дёрнула рукой, чтобы прикрыть глаза. От такого резкого движения по телу пронеслась волна тянущей боли. Ева тихо застонала, пытаясь подавить в себе рвущийся наружу крик. Она не знала, где находится, музыка сбивала с толку, а боль отупляла, но всё же где-то на подкорке Брэдфорд осознавала – её крики здесь, в этом загадочном месте, никому не сдались.

Прежде всего, она попыталась повторить свой недавний подвиг и открыла глаза, встречаясь взором с одинокой лампочкой. Комната, в которой она лежала, напоминала тесную кладовую, в которой хранят весь накопившийся за годы жизни хлам. Над головой Евы болтался ржавый светильник, ослепляющий её своим ярким ядовитым свечением. Из-за стены доносились завывания, отдали напоминающие до боли знакомую детскую песню. Вся сложившаяся ситуация была, по меньшей мере, странной. Ева не понимала, где она находится и стоит ли ей продумывать план побега. Гипс на правой руке и тугая повязка на голове были, безо всяких сомнений, последствиями аварии.

«Но кто их наложил? – задалась вопросом Ева. – Люди Асада бы так не церемонились…»

Логика подсказывала, что будь она сейчас в плену у Асада, то едва ли кто-то заботился бы об её сломанной руке или сотрясении. Ей, скорее всего, переломали бы оставшиеся конечности и бросили умирать в лесной чаще.

Мысли оборвал хлопок двери. Ева резко приподнялась со своей узкой койки, о чём практически сразу пожалела. Голову пронзила резкая вспышка боли, а взгляд на миг помутнел. Ева медленно опустилась на кровать, краем глаза пытаясь уловить силуэт человека, зашедшего в комнату. С первого взгляда можно было понять – это мужчина. Коренастый и немного нескладный в своих движениях, он подошёл к Еве, держа в руках какую-то увесистую коробку, которую тотчас положил на прикроватную тумбочку.

– Лежите, – сказал он с лёгким немецким акцентом. – Вам сейчас лучше не дёргаться. У вас сильное сотрясение.

В его волосах проглядывала седина, широкий подбородок покрывала трёхдневная щетина, на лице отпечаталась непринуждённая улыбка, а глубоко посаженные карие глаза блестели каким-то опасным огнём.

– Кто вы? – прохрипела Ева, устраиваясь поудобней на узкой койке. – Где я?

– Я – Ганс Байер, если вам что-то говорит моё имя, – ответил он, садясь на стул у кровати. – Вы в моём доме, мисс.

– В вашем доме? – Ева впала в лёгкий ступор. Этот мужчина был или полным идиотом или ненормальным, что, явно, перечитал «Мизери»[1]. Ведь, как иначе объяснить тот факт, что он привёл совершенно незнакомую девушку-иностранку в свой дом.

– Да, – усмехнулся Ганс, потирая вспотевший лоб. – Вы слетели в кювет возле подъездной дороги. Похоже, не рассчитали скорость. Моя горничная Камилла нашла вас, и мы с ней принесли вас в дом.

Дорога… Ева вдруг вернулась назад к тому моменту, когда её руки намертво прикипели к рулю, когда затылок жгло чувство приближающейся опасности, а все мысли были направлены на то, чтобы найти объездной путь и скрыться. Перед глазами промелькнул женский силуэт, кричащий нечто бессвязное. А потом мир превратился в одну гигантскую центрифугу, которая поглотила Еву.

– Там была женщина… – тихо, с долей сомнения сказала Брэдфорд. – Я помню, она выскочила из леса прямо под машину…

– Женщина? – переспросил Ганс. – О чём вы, мисс… к слову, как вас зовут?

Ева видела – он напрягся от её слов. Может быть, это лишь причуда её помутнённого сознания, но она вдруг чётко ощутила перемену в настроении их разговора. Байер, до этого открытый и вполне миролюбивый, теперь взирал на неё с опаской, словно приценивался, насколько дотошной будет Брэдфорд в своих допросах.

– Ева, – представилась она. – Я – Ева Доуз.

Она страховалась. Называть своё настоящее имя человеку вроде Байера чревато не самыми приятными последствиями.

– Приятно познакомиться, Ева, – натянутая улыбка, которой одарил её Ганс, показалась насквозь фальшивой. – Насколько я помню, никаких женщин на месте аварии не было. Только я и моя горничная.

Справляясь с адской головной болью и одновременно пытаясь отвлечься от богомерзкой громкой музыки, что всё ещё доносилась из-за стены, было сложно понять, врёт Ганс или говорит правду. Ева предпочла проверить это потом. В конце концов, она выжила и оказалась не в компании восточных головорезов, а в доме достаточно приятного австрийца, который пытался ей помочь. И это было весомым поводом, чтобы поблагодарить его.

– Спасибо, – тихо отозвалась Ева. – За то, что вытащили меня.

– Ну, будет вам… – смутился Байер. – Как я мог оставить вас там умирать?! Просто лежите, Ева. Вам сейчас нужен покой, учитывая характер ваших травм и то, сколько времени вы провели без сознания.

– И как долго я была в отключке? – спросила Ева, глядя на белеющий гипс.

– Двое суток.

Она резко взглянула на Байера, ожидая увидеть в нём хоть долю лукавства. Но Ганс не врал. Она провела без сознания свыше сорока часов, в то время как Байер и его горничная пытались вернуть её к жизни. Ева потеряла всё отведённое ей время.

– Чёрт… – шепнула она, зажмурив глаза от новой волны боли.

«Прага, часовая башня, полдень… Он больше не ждёт меня».

– Что-то не так?

– Вы не… – Ева прочистила горло, – не находили мой телефон?

– О, он сейчас слегка недееспособен, – Ганс развернулся в пол-оборота и начал рыться в той самой коробке, которую принёс с собой. – Вот, – он показал Еве разбитый вдребезги сотовый. – Хотя здесь от него было бы мало толку. Связи тут нет – только спутниковая. Если вам надо, у меня есть спутниковый телефон. Можете попробовать связаться с кем-то.

– Было бы чудесно, Ганс.

– Но сперва вы примите лекарства. Вот, держите, – Ганс достал из той же коробки несколько красных пилюль и протянул их Еве вместе со стаканом воды. Брэдфорд какое-то время сомневалась, но затем увидела упаковку из-под обезболивающего на тумбочке и смиренно приняла лекарство. – Я вправил вам вывихнутую лодыжку, но с рукой всё похуже. Закрытый перелом. Пришлось накладывать гипс. Как в том старом русском фильме, – Ганс хохотнул. Соль шутки Ева так и не поняла, но предпочла учтиво улыбнуться в ответ. – Камилла принесет вам свежие бинты. Ваша повязка вся в крови.

Рассуждения Байера о её травмах слегка огорошили Еву. Он знал столько деталей, смог даже кости ей вправить, да и притом – весьма мастерски: нога практически не болела. Он явно не был заурядным клерком, коим уже успела окрестить его мысленно Ева.

– Вы – врач? – поинтересовалась Брэдфорд.

– Психотерапевт. Физические травмы – не совсем моя специализация, но иногда приходится работать с… – он на миг призадумался, – излишне эмоциональными пациентами.

– Буйными, в смысле?

– У нас это слово не в ходу. Скорее – гиперактивными. Словом, не беспокойтесь за своё здоровье. Мы с Камиллой поможем вам поправиться.

Подобный альтруизм всё ещё казался до жути странным для такой циничной личности, как Ева. Возможно, она просто не привыкла к тому, что на свете ещё остались не оскотинившиеся люди, которым не чуждо такое слово, как забота. В её мире, переполненном убийцами, террористами, продажными политиками и безумными гениями нет места для бескорыстных альтруистов и гуманистов, вроде Байера. Поэтому, скорее всего, ей так сложно поверить в их искренность.

– Почему вы не вызвали скорую? – спросила Ева.

– В такую глушь ни одна скорая не доедет. Ночью все дороги замело. Сам бог знает, когда их расчистят. Да и, к тому же, в вашем состоянии транспортировка была бы большой ошибкой, – Байер придвинулся ближе и отдёрнул угол одеяла, обнажая перевязанный тугими бинтами живот, на котором растекалось ярко-красное пятно. – Вы могли потерять много крови.

– О боже… – выдохнула Ева, уставившись на рану.

Её охватывала паника, а к мыслям, наконец, подступало осознание сложившейся ситуации. Она оказалась среди заснеженных Альп, за сотни километров от Праги, – покалеченная и сломленная. Без шансов выжить, ведь люди Асада настигнут её раньше, чем она отдалится отсюда хоть на милю, Ева была в ловушке, в которую загнала себя сама.

«Постарайся не умереть», – говорил он ей, словно зная, что ждет её впереди. Джеймс верил в неё – по-своему, так, как умел только он, но он был уверен, что Ева сможет с этим справиться. Жаль, у неё самой эта вера уже давно иссякла.

– Всё хорошо, Ева, – успокаивал её Ганс, – не беспокойтесь. Мы подлатаем вас. Лежите. А мне пора работать. Я ещё зайду к вам.

Он вышел, оставив её одну в этой переполненной хламом комнате. Над головой Евы шатался ржавый светильник. Боль постепенно отступала благодаря вовремя принятым таблеткам. Мысли крутились вокруг одного – она потеряла слишком много времени. Спутниковый телефон, который вскоре принесла та самая горничная – Камилла, кажется, – оказался бесполезным. Номер Джеймса был недоступен, ну, а Моран, насколько помнила Ева, и вовсе сменил сотовый после того, как покинул Британию. Расшатанные нервы побуждали Брэдфорд запустить этим телефоном в бетонную стену, но она сдержалась. Рядом была Камилла, которая и без того с опаской относилась к Еве. Уж кого-кого, а её Брэдфорд понимала. Она была чужой для них, и это вполне закономерно – присматриваться к ней, сомневаться и даже самую малость бояться. Поэтому Ева не позволяла себе излишней эмоциональности вблизи этой милой чернокожей барышни, которая прескверно владела английским.

Пока Камилла меняла ей повязку, Ева даже решилась завести с ней небольшой разговор.

– Что это за музыка? – спросила она, кивая в сторону соседней стены.

– Это радио-спектакль, – коротко ответила Камилла, потуже затягивая бинты вокруг поясницы.

– Как в пятидесятых? – Ева усмехнулась.

Ведь она когда-то уже слышала этот спектакль. Знакомый отца из Сан-Франциско как-то раз привёз ей целую коллекцию таких радио-пьес, записанных на старых пленочных кассетах вместе с потрёпанным проигрывателем от «SONY». Ева любила вслушиваться в акцент актёров – столь манерный и непривычный для девочки из Корнуолла. Иногда она пыталась им подражать, но её высокий тонкий голос не мог повторить той манерной голливудской речи, которая лилась сквозь помехи из старого проигрывателя. А ещё там были чертовски забавные песни, которые звучали в сто крат лучше, чем новомодная попса.

– Да. Не двигайтесь, – Камилла зафиксировала бинт, после чего приступила к голове. Она сняла старую повязку и аккуратно осмотрела рану. Все её движения выглядели настолько естественно и точно, словно она делала это уже десятки тысяч раз.

– А можно… – Ева осеклась, когда Камилла начала обрабатывать рану, – немного убавить громкость?

– Нет, – отрезала горничная. – Герр Байер работает. Ему нужно сконцентрироваться.

Ева с непониманием покосилась на Камиллу.

– Он психотерапевт, – заметила она. – Разве им не положено работать в тишине?

– Он пишет кое-что. Это… – Камилла замолчала, пытаясь подобрать нужное слово.

Её английский и вправду был плох, потому Ева решила помочь ей, подкинув несколько вариантов.

– Книга? Научная работа?

– Да, второе, – согласно кивнула Камилла. – Ему нужно отвлечься. Сложно работать в тишине.

Отговорка могла показаться странной, но только не для Евы, которая провела четыре месяца в компании самого невозможного гения и психа в одном флаконе. Мориарти мог включать на полную телевизор, не взирая на время суток, и долбить стены ради визуализации собственных мыслей, он способен был сутками обходиться без еды и сна, сохраняя при этом относительно здравый рассудок…

«Но Байер – не Мориарти», – заключила мысленно Ева, после чего изрекла сухое:

– Я поняла.

– Он скоро закончит, и я выключу.

– Хорошо, – Брэдфорд натянуто улыбнулась. – Всё в порядке. Я почти привыкла.

Совсем скоро Камилла тоже ушла, замкнув за собой дверь. «Сквозняки», – пояснила она, оставляя ключ на тумбочке рядом с кроватью. Ева вновь осталась одна. Музыка в соседней комнате притихла, ржавый светильник над головой всё пошатывался, а часы на полке отмеряли одиннадцатый час вечера. Ей не хотелось спать. За те двое суток, что Ева провела без сознания, она, казалось бы, на полжизни вперёд выспалась. Сейчас она лежала на узкой твёрдой кровати, которая больше напоминала больничную койку, и пыталась понять, что делать дальше. Ей, безусловно, нужно в Прагу. Будь там Мориарти, или, даже если он уже уехал, это единственный город, за который она может зацепиться, единственное место, куда её ещё тянет призрачная надежда. Всё, что нужно Еве, – это поправиться и выбраться из этого дома, из богомерзких Альп и этой опасной страны, в которой заправляют балом Алекс Риттер и его близкие друзья.

Сумрак ночи охватывал дом. Пусть Ева не могла его видеть из-за отсутствия даже малейших форточек в её крохотной гостевой каморке, но она ощущала, как тьма сгущается. Свет в комнате давно не горел. Пресловутые сквозняки, к которым уже была готова Ева, так и не дали о себе знать, зато почти каждый час в доме раздавался громкий шорох. Открывались двери, скрипели половицы, и, кажется, только кажется, во всей этой какофонии звуков Ева смогла расслышать чей-то неразборчивый шепот.

Она уснула под самое утро, но проспала относительно недолго – часа три от силы. В девять к ней заглянула Камилла с новой порцией лекарств, о предназначении которых Ева предусмотрительно переспросила.

– Это болеутоляющее, – ответила горничная. – Чтобы снять мышечные спазмы. Герр Байер говорит, вы слишком нервничаете, так что он выписал вам успокоительное. Можете принять его перед сном, чтобы легче уснуть.

– Хорошо, спасибо, – сказала Ева, выпивая порцию лекарств. – Камилла, ты, помнится, говорила о сквозняках?

– Да.

– Я, кажется… – Ева умолкла, мысленно отвесив себе подзатыльник за дотошность. Если в этом доме и есть кто-то ещё или происходят какие-то странные вещи – ей, незнакомке, которая здесь от силы три дня, никто об этом прямо не скажет. – Теперь я понимаю, о чём ты говорила. Спасибо за таблетки, я бы сейчас не отказалась от пары часов спокойного сна.

– Отдыхайте, Ева.

Днём все было относительно спокойно. Единственное, что нарушало тишину во всём доме – громкая музыка. Это был очередной радио-спектакль, на сей раз – «Волшебник страны Оз». Песня Дороти плавными аккордами струилась сквозь паршивые динамики проигрывателя. Она мечтала оказаться где-то на другой стороне радуги – в волшебной стране мечты, где её не настигнут невзгоды[2]. Ева ощущала какую-то наивную связь с этой девочкой. Всё, чего ей так хотелось сейчас, это оказаться где-то в безопасности, там, где она сможет выдохнуть спокойно, где будущее не будет казаться бездной неизвестности, а окружающие перестанут делиться на врагов и союзников.

Но это были лишь мечты, которые под силу осуществить только ей одной.

Вечером Камилла вновь пришла к Еве. Она принесла новую дозу обезболивающего и промыла рану. До того времени музыка уже давно утихла, спектакль закончился, Дороти вернулась домой, очнувшись от своего волшебного сна, а Ева успела перебрать в голове несколько вариантов того, как она выберется из этих проклятых гор. Каждый из них, впрочем, предполагал наличие машины, которая сейчас лежит где-то у трассы, погребенная под толстым слоем снега. И едва ли она сможет куда-то её довести после того, что случилось.

Камилла померила её давление и настояла на том, чтобы Ева приняла успокоительное. Она была слишком взбудоражена для своего состояния. Брэдфорд всеми силами пыталась сопротивляться её напору, но, в конечном итоге, сдалась и выпила таблетку Афобазола[3]. Уже спустя час после того, как Камилла покинула комнату, Ева стала ощущать лёгкую слабость в теле. Голова наливалась свинцом, веки тяжелели, а тянущая боль, донимающая её последние несколько часов, угасла, словно догорающий костёр. Впервые за последнее время Ева смогла уснуть со спокойствием на душе.

***

Следующие пять дней, проведённых в доме Байера, отличались друг от друга лишь своеобразным музыкальным фоном из различных радио-спектаклей, начиная с «Оливера Твиста» и заканчивая «Повелителем мух», которого Ева ненавидела ещё со школы. Каждое утро к Брэдфорд заглядывала Камилла, оставляя на тумбочке лекарства и стакан воды. В обед к Еве изредка мог зайти сам Байер, делая небольшой осмотр и извиняясь за громкую музыку.

В последние несколько дней Брэдфорд окончательно устала созерцать тёмные стены её небольшой комнаты, а потому, превозмогая боль, пыталась встать на ноги. Поднять туловище было первым шагом, который Ева сделала резко (пожалуй, даже слишком резко) и уверенно. Обезболивающее ещё циркулировало в её крови, когда она опёрлась здоровой рукой о край узкой кровати и решительно подалась вверх. В первый день ей удалось продержаться всего несколько минут, пока боль не стала совсем уж невыносимой.