Текст книги "Сквозь замочную скважину (СИ)"

Автор книги: Angie Smith

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 61 страниц)

Открыть окно никак не получалось. Руки просто не слушались Еву. Они тряслись в треморе всякий раз, когда она пыталась что-нибудь сделать. В таком отчаянном состоянии приходилось идти на крайние меры. Как бы ни было ей сейчас больно, Ева должна была позвать Мориарти, иначе она попросту задохнётся.

– Дж-Джеймс… – прохрипела она.

Горло саднило от боли, и Ева ощущала подступающий приступ кашля. Она старалась сдержать его, делала глубокие вздохи и даже на несколько секунд задержала дыхание. Когда горло раздирает боль, кашель – это плохой признак, – такую простую истину уяснила для себя Ева после тех нескольких раз, когда её пытались отравить.

– Да, – отозвался Мориарти.

– Мне… – Ева прочистила горло, – плохо. Жарко… Остановись…

Последние слова утонули в приступе кашля – таком сильном, что Ева едва ли не ощутила, как её лёгкие выворачиваются наизнанку. Она прикрыла рот, пытаясь сдержать мерзкий кряхтящий звук. Горло раздирала жгучая боль, а из глаз катились слёзы. Кажется, Джеймс пытался сказать ей что-то о том, что у них нет времени на остановку, но Ева вряд ли разобрала половину из того, что он говорил. Она могла думать лишь о том, когда прекратится этот раздирающий кашель.

Понадобилось несколько невероятно долгих минут, чтобы Ева смогла совладать со своим организмом. Кашель прошёл, оставив после себя неприятный металлический привкус во рту, саднящую боль в горле и тяжелое сбившееся дыхание. На лбу выступила испарина. Как только Ева занесла ладонь, чтобы вытереть холодный пот, то увидела на ней бурые капли крови.

«Если это вышло из лёгких, то всё гораздо хуже, чем кажется…», – подумала она.

Кровь с руки она стёрла, но это не избавило её от нарастающего страха. Мысли относили Еву к тому полуиллюзорному образу Джулса Клемана – человека невероятной выдержки, который скончался от порции концентрированного яда. Хотела ли она умереть, как он? Однозначно, нет. Жалела ли она о его смерти? В какой-то степени – да. Но гибель Клемана беспокоила Брэдфорд куда меньше, чем её последствия.

Ева всё дышала – громко и натужно, словно с каждым вдохом она превозмогает саму себя. В салоне по-прежнему было невероятно жарко, из-за чего воздух становился подобным вязкой, липкой смоле, что больно обжигала горло.

– Открой… окно! – прорычала Ева, когда дышать стало совсем невозможно.

Ответа не последовало. Послышался тихий гул, и её лица коснулось лёгкое дуновение зимнего ветра. Приятный морозный воздух обволакивал тело, поглощая весь мерзкий, неприятный жар, а дышать стало в разы проще.

– Легче? – спросил Джеймс.

– Немного, – тихо ответила Ева за миг до того, как её голова разразилась вспышкой резкой боли. – Чёрт…

В глазах потемнело. Ева пыталась поднести свою руку к лицу, но она не слушалась её. Тело содрогалось в мелкой судороге. Мышцы сокращались с безумной частотой, а в голове творился форменный коллапс. Каждая часть тела изнывала от боли, а давящий спазм медленно подступал к сердцу. Морозный ветер больше не успокаивал и не дарил приятной прохлады.

Несколько сильных приступов кашля окончательно истощили Еву. Она ощущала, как с уголка губ стекает тонкая струя крови, но не могла ничего сделать. Тело окаменело – оно больше не подчинялось ей, застыв намертво в одной статичной позе. Острая боль пронзила сердце, и от этого захотелось кричать, но сил больше не осталось. Где-то рядом слышался голос Мориарти, доносящийся для Евы далёким эхом. На фоне звучал тихий гул мотора. Взгляд больше не улавливал внешний мир – всё расплылось в пёстром градиенте, и лишь темнота крыши казалась чёткой и наиболее осязаемой.

Ева смотрела вверх и мысленно улыбалась. Она чувствовала наступление конца. Занавес этой страдальческой пьесы опустится совсем скоро, и она счастлива. Ей ещё немного страшно от мыслей о смерти – совсем чуть-чуть, ведь боль гораздо страшнее. Как бы ей не хотелось бороться за жизнь, на это больше не осталось сил, а потому она решила отступить.

Вдох. Чернота крыши постепенно отдаляется от неё, утягивая за собой весь внешний мир. Все звуки сливаются в единый гул, который медленно утихает. Веки тяжелеют, а усталость топит в себе последние остатки страха.

Выдох. Ева чувствует, как проваливается куда-то глубоко вниз. Это не бездонная кроличья нора, как в той старой сказке. Скорее – одна глубокая замочная скважина между мирами, в которую она проникает, подобно ветру. Становится невероятно легко.

Вдох. Пространство вокруг искажается. Реальность меркнет в глубокой тьме, что медленно поглощает Еву. Боль отступает. Ей на смену приходит приятное забвение. Тела больше нет – оно осталось в реальности – в мире по ту сторону тьмы. Ева ощущает себя песчинкой, что проносится вместе с ветром сквозь самую глубокую замочную скважину.

Выдох. Яркий свет озаряет конец этого длинного туннеля. Позади осталась жизнь, утонувшая в черноте самой глубокой замочной скважины. А впереди – полное неведение.

Комментарий к Глава 1. Австрия: Грац

*Джонатан Харкер – один из главных героев готического романа “Дракула” Брэма Стокера.

**Тартус – портовый город в Сирии.

========== Глава 1. Австрия: Винергоф ==========

And now the end is near

And so I face the final curtain

My friend I’ll say it clear

I’ll state my case of which I’m certain

Тихая музыка лилась из старого винилового проигрывателя, заполняя тишину небольшого отельного номера. За окном кружился в резвой пляске снег. Тьма окутала альпийский городок Винергоф своими цепкими объятьями, и лишь один крохотный луч света, что проникал наружу из номера вместе с тихим завыванием Фрэнка Синатры, озарял её.

Отель «Нижний Винергоф» находился у края крутого горного склона. Днём отсюда открывался невероятный вид на бескрайние альпийские луга, ну, а ночью это пристанище для туристов служило неплохим ночлегом для тех, кто заплутал в хитросплетении горных дорог. Но Джеймсу Мориарти было плевать на все эти строчки из путеводителей и рекламных проспектов, ровно как всё равно ему было, сколько звёзд насчитывается у этого отеля, какие здесь имеются номера и насколько приветлив персонал. Он просто искал как можно более тихое место, где смог бы наблюдать за сложным процессом интоксикации Евы.

За последние десять часов, что они здесь, успело произойти многое. Но это было слишком несущественно теперь, когда он сидел у окна и под звуки старика Синатры пытался упорядочить свои мысли. Джеймс Мориарти никогда не страдал особым сентиментализмом. Он привык смотреть на вещи реально, избавляясь от навязчивых иллюзий. Но в последнее время его рациональность трещала по швам, и виной тому стал даже не полнейший коллапс, что произошёл в его планах после отказа заключения сделки с Асадом. Всё дело было в одной уж больно невнимательной девушке, которая теперь буквально находилась на грани жизни и смерти.

Он не знал, сработает ли то лекарство, что дал ему Марк… Но он надеялся на это. Впервые после смерти матери в нём пробудились те самые сантименты, которые так яро отторгал один его давний оппонент. Сам Мориарти был скорее апатичен к людям. В большинстве своём они казались ему попросту неинтересными, эти скучные крохотные муравьи, что вечно норовят попасть под ноги, пока он исполняет свою работу. Но даже среди этой безликой массы находились те, кто мог заинтересовать его. К ним относился Шерлок Холмс и его властный старший братец. Были и те, кто казался Мориарти полезным – такие себе коммивояжёры. В их число входил Моран и, до недавнего времени, Ева Брэдфорд.

Сложно сказать, кем являлась эта девушка для Мориарти сейчас. Время от времени, он решался взглянуть на неё, неподвижно лежащую на кровати, и думал о том, что она давно уже вышла из его подчинения. И он сам позволил ей это сделать. Отпустил вожжи, которые направляли её в ту сторону, которая была ему нужна. У Евы Брэдфорд имелось много недостатков, но главным, пожалуй, было то, что роднило их с Мориарти, а именно – невозможность подчиняться чьим-либо приказам. Уже в МI-6, зная о всех возможных рисках, она шла против укоренившейся системы. И пусть её научили исполнять приказы, она всегда делала это как-то слишком своеобразно, слишком не так, как от неё ожидали. Возможно, именно этот лёгкий бунтарский дух привлёк внимание Мориарти во время отбора кандидатур на роль спутника в этом путешествии.

***

And more, much more than this

I did it my way

Лёгкие аккорды до боли знакомой песни были первым, что услышала Ева после падения в ослепительно-яркий свет. Она не знала, что это – рай, ад или куда более прозаичное место. Ева всё лежала… Она однозначно лежала, ведь тело вновь стало осязаемым. И на сей раз не было ни боли, ни раздирающего кашля – ничего, кроме невероятной слабости. Хотелось целую вечность пролежать на этой мягкой постели под приятные звуки музыки, так и не открыв глаза. Столь простые мечты разрушил резкий скрип, за которым последовало неприятное громкое шипение, отдалённо напоминающее радиопомехи. Музыка утихла. Где-то неподалёку послышались шаги.

Ева застыла, не смея шевельнуться. Она пристально прислушивалась ко всем окружающим звукам, пытаясь уловить всю суть происходящего. В конце концов, Брэдфорд пришла к весьма неутешительному выводу: чем бы ни было это место, она была здесь не одна. Её загадочный сосед, похоже, был любителем классики – сразу после Синатры в их обители заиграла Нина Симон.

And what have I got?

Why am I alive anyway?

Yeah, what have I got

Nobody can take away?

Звук был откровенно паршивым – слова песни то и дело перебивались какими-то шипящими помехами, от чего порою было сложно разобрать, о чём вообще поёт эта женщина. Ева предпочитала вслушиваться не в музыку, а в то, что происходит вокруг неё. Каждый мелкий скрип, каждый тихий шорох или мерный стук вызывал в ней волну интереса. Опасение всё ещё было, но оно казалось столь слабым и незначительным, что Ева решила с уверенностью игнорировать его.

Первое, что она сделала, – это медленно открыла глаза. На нечто более решительное у неё просто не хватало сил. Шея слегка затекла от постоянного лежания в одной позе, а потому повернуть её и узреть что-то, кроме белого потолка, было сложно. Пришлось немного размять мышцы, прежде чем Ева смогла осмотреться.

Комната, в которой она оказалась, не произвела на неё какого-то особого впечатления: простенький дизайн, небольшое обилие мебели, старенький виниловый проигрыватель и парочка безвкусных картин – обычный отельный номер без особых изысков. И лишь одно во всей этой милой идиллии смогло поразить Еву: буквально в нескольких ярдах от неё за столом сидел ни кто иной, как Джеймс Мориарти, увлечённый действием на экране своего сотового. Его лицо в свете настольной лампы казалось неживым, а сам Мориарти скорее напоминал восковую фигуру, чем человека.

– Джеймс, – его имя сорвалось из уст Евы так тихо и легко, словно и не было той адской саднящей боли, что раздирала горло.

Под тихое пение Нины Симон её голос казался очередной помехой паршивенького проигрывателя, но Джеймс всё же услышал его. Встретившись с ним взглядом, Ева ощутила себя чертовски беспомощной. Ей захотелось сорваться с места и развеять эту напряжённую обстановку. Единственной помехой было ослабленное тело, которое едва ли стоило сейчас напрягать. Ева смотрела на Мориарти с плохо скрываемым волнением. В памяти мелькали события прошедшего дня, а где-то глубоко внутри всё ещё ощущались отголоски той невероятной боли, что довела её до предела. Она буквально оказалась в шаге от собственной смерти – после такого сложно по-прежнему смотреть на вещи.

Мориарти был молчаливым. Он окинул Еву быстрым взглядом, после чего отложил в сторону телефон и подошёл к кровати.

– Не делай резких движений, – попросил он, осматривая её руки.

– Не думаю, что я пока способна на это, – усмехнулась она.

Сперва Ева не понимала надобности такого беглого медицинского осмотра. Джеймс проверил её зрачки и пульс, затем попросил померить температуру и выпить несколько ярко-жёлтых таблеток, происхождение которых Ева так и не узнала. Затем он сказал ей размять конечности, и с этим возникли некоторые проблемы. Если руки были в относительном порядке, то с ногами дела обстояли гораздо хуже. Ева ощущала странную тяжесть, что сковывала её движения. Она отдалённо напоминала до боли знакомую крепатуру и мешала свободно передвигаться. От этого ощущения становилось не по себе. У Евы даже появились опасения, что она навсегда утратила возможность ходить, которые отчего-то неслабо развеселили Мориарти.

– К счастью для тебя, всё не так уж печально, – с привычным цинизмом изрёк он. – Обычная усталость.

Его слова обнадёжили Еву. Всё же, он куда лучше понимал специфику её нынешнего состояния, чем она. Сомнений не было – именно Мориарти каким-то невообразимым образом вытащил её с того света. Оставалось только узнать, как он это сделал. Вряд ли у него есть карманный набор противоядий, как в одном из тех старых шпионских фильмов. Последние полчаса, что Ева провела в сознании, она так и не решилась задать ключевой вопрос, который бы прояснил сложившуюся ситуацию. Возможно, теперь, когда напряжённая обстановка плавно разрядилась, Нина Симон с её траурными балладами сменилась весёлыми мотивами Синатры, а слабость практически покинула тело Евы, настало время, чтобы узнать всё.

– Джим, – позвала Ева.

– Да?

– Ты же понимаешь, что я должна спросить, – она пыталась быть спокойной, подбирала в голове сотни возможных фраз, которые последуют после такого её заявления, но накатившее волнение всё не покидало Еву.

– Безусловно.

Джеймс был по-прежнему спокоен. Он и сам, наверняка, понимал всю важность предстоящего разговора, а потому не стал с привычной изящностью увиливать от него. Еве же оставалось лишь озвучить вопрос, что волновал её с того самого момента, когда она пришла в сознание:

– Как я выжила?

– Доза была небольшой, поэтому таблетки подействовали не сразу, – сказал Джеймс. – Это дало тебе небольшую фору, а мне – время, чтобы найти лекарство.

Слова Мориарти шли вразрез с тем, что помнила Ева. В её памяти отчётливо сохранилась та часть их беседы, в которой Джеймс говорил об отсутствии действенного антидота. Ева запомнила это очень хорошо, ведь именно тогда, в тот самый момент, она до конца осознала, что может погибнуть.

– Ты говорил, что лекарства нет, – напомнила Ева.

– Я думал, что его нет, – возразил Джеймс.

Всё это походило на откровенное враньё, за которым скрывалась куда более пугающая правда, и это заставляло Еву напирать на Мориарти. Она знала, что он не поощряет особой пытливости с её стороны. Да что уж там, единственная фраза, которую Ева слышала от него чаще, чем «Замолчи», это наполненное искренней злостью: «Ты задаёшь слишком много лишних вопросов». Если раньше эта завуалированная угроза могла испугать её, то теперь, после всего случившегося, Брэдфорд послала всю свою субординацию и внутренние барьеры к чертям.

– Как тебе удалось его достать? – спросила она.

– Я заключил сделку, – просто ответил Мориарти.

Он ничего не объяснял, говорил коротко, буквально, односложно. Это выводило Еву из себя. Пусть в ней уже поубавилось уверенности в правильности выбранной тактики беседы, она продолжала гнуть свою линию, спрашивая:

– Какую ещё сделку?

– Какое это имеет значение?! – устало вздохнул Мориарти. – Ты жива. Условия сделки выполнены, а твоя несостоявшаяся кончина уже перестала быть актуальной.

– В каком смысле «перестала быть актуальной»? – сконфуженно спросила Ева.

– У нас появились более насущные проблемы, – сказал Джеймс, протягивая ей свой сотовый.

Ева взглянула на экран и первое, что она увидела, – это кричащий заголовок статьи: «Два взрыва за ночь в самом сердце Вены: подробности с места событий».

– Асад? – это имя было своеобразным синонимом к тотальному коллапсу. Только этот человек мог сейчас натворить нечто подобное.

– Это в его стиле, – ответил Джеймс. – Читай дальше.

Глаза слепил яркий свет от экрана сотового, но Ева всё же продолжила вчитываться в статью. В тексте имелись сведения о двух взрывах, что произошли с интервалом в полчаса вблизи центра Вены. Один из них прогремел в отеле «Штайнберг», неподалёку от торгового квартала. На ночных фото было видно, как яркое зарево пламени охватывает одну из стен, а в воздух вздымается густой столб черного дыма.

– Подожди, это… – Ева ещё раз взглянула на фото, чтобы убедиться в собственных догадках, – наш отель? О, боже! А второе здание? – она стала пролистывать фотки, на одной из которых было видно уцелевшую часть дома. Простенький фасад, несколько этажей, крепкие бетонные стены – всё это она уже неоднократно видела. – Стой, это ведь не…

– Мой архив, – изрёк Мориарти, подтверждая опасения Евы.

Это было похоже на форменное безумие – иной формулировки не подобрать. Ева всё проматывала фото с мест взрывов, всматривалась в лица людей, что столпились вокруг, завороженно глядя на то, как языки пламени поглощают громадные здания, крошат стены, дырявят крыши и потолки, обращая всё в прах. В памяти мелькали давние образы: Афганистан, разрушенные кварталы, сотни погибших, тысячи раненных и стены с символическими надписями «МЫ СРАЖАЕМСЯ ЗА МИР». Асад словно оживил все эти картины, придав им реальных очертаний. Он не знал меры в своей жестокости, и это заставляло Еву с содроганием думать о его дальнейших действиях.

– И что это должно значить? – спросила она, возвращая Джеймсу сотовый.

– А на что это похоже? – риторически спросил Мориарти. – Они приглашают нас.

– Приглашают? Куда?

– На войну, – ответил Джеймс. – Только не на то жалкое стрельбище, которое они решили затеять в Сирии, а на кое-что более масштабное. Асад не привык принимать отказы. Для него люди делятся на два типа: враги и временные союзники, которые вскоре станут врагами. Клеман и Риттер – цепные собаки, которых он прикармливает рассказами о сказочной прибыли. Месяц-два, и ты прочитаешь в газетах о том, как их машины слетели с моста при «загадочных» обстоятельствах.

– А что насчёт нас с тобой?

– В воображении Асада ты сейчас мирно разлагаешься в какой-то сточной канаве, а я в отчаянии бегу из страны.

Слова Джеймса лишь подтвердили её догадки. Их несознательно втянули в опасную игру, где на кону были уже не деньги или чьи-то принципы, а человеческие жизни – сотни или, может, даже тысячи, которые могут пострадать в ходе жестоких боевых действий. Ева всё думала о последствиях этой искусственной войны, которую породил Асад на пару с Клеманом и его верными вассалами, и искренне недоумевала. Зейд был непредсказуемым: он мог проявлять чрезмерную доброту и заботу до того момента, пока какой-то загадочный тумблер в его голове не переклинит, и он не узрит в человеке напротив врага. Его действия сложно просчитать, а решения практически всегда не поддаются здравому смыслу. В этом бездонном море спокойствия, именуемом Европой, он – та капля анархии, с которой начинается шторм.

– Зачем им затевать эту «войну»? – спросила Ева, полагая, что из них двоих Джеймс куда лучше понимает ход мыслей Асада. – На кой-чёрт идти против тебя?

– Вспомни обед в поместье Риттера. Они убили всех, кто сомневался в этом бредовом плане. Они не идут против меня или ещё кого-то конкретного, они идут против всех, кто мешает им воплотить в жизнь задуманное.

– И как нам выбраться из всего этого?

– Не знаю, – искренне признался Мориарти. – Сперва нам нужно убраться отсюда.

В этот момент Ева поняла, что совершенно не знает, где они находятся. Чернота ночи по ту сторону окна не позволяла рассмотреть окрестности, а в поле зрения Евы не попал ни один туристический буклет или прайс-лист отеля, поэтому определить их местоположение было практически невозможно.

Возможно, Джеймс уже упоминал о том, где они находятся, и Ева просто пропустила это мимо своего внимания. В её мыслях всё ещё царил лёгкий хаос, а поэтому она решила выбрать наиболее нейтральный вопрос:

– Напомни, где мы сейчас?

– Винергоф, за тридцать миль от Граца.

Нет, такое место она определённо бы запомнила. Это ведь было совершенно недалеко от того злосчастного военного склада, где Мориарти окончательно разорвал договор с Асадом.

– Прямо под носом у Риттера… – вздохнула Ева.

– Да, и поэтому здесь безопаснее всего. Пока. В любом случае, мы здесь ненадолго. Вечером прошёл сильный снегопад, и все дороги замело. До утра их должны расчистить, и мы сможем убраться отсюда.

На улице разыгралась метель. Джеймс сидел в кресле возле окна и в перерывах между прочтением очередной заметки о взрыве поглядывал на то, как из ночной тьмы вылетают мириады снежинок, кружащиеся в морозном вихре. Он совершенно не заметил, как позади него скрипнула постель. Половицы заскрипели от чужих шагов, и вот, рядом с Мориарти появилась измотанная, но стойкая Ева, едва держащаяся на ногах.

– Куда мы поедем? – спросила она, глядя на крохотный отельный дворик, освещённый парой уличных фонарей.

– Самый безопасный вариант – Прага.

– Правда? – Ева улыбнулась. – Давно мечтала увидеть Чехию.

В окне отражалось её лицо, окружённое непроглядной тьмой ночи. Впервые за это время Ева сумела взглянуть на себя, и это зрелище ужаснуло её: бледная кожа обтягивала проступающие кости, полные губы иссохли и потрескались, под глазами залегли тени мешков, а волосы больше напоминали прилизанную копну сена. Вся её одежда измялась и разила мерзким запахом крови и пота. Руки всё ещё содрогались в лёгком треморе. Чтобы сохранять равновесие, Ева крепко вцепилась ими в подоконник.

Глядя на свое отражение, ей захотелось умчаться в ванную и смыть с себя все следы сегодняшнего дня. Хотелось стереть с уголков губ засохшие капли крови. Хотелось привести в порядок волосы и сменить грязную одежду. Хотелось ощутить себя чистой хотя бы снаружи. Сделав шаг назад от подоконника, Ева даже не заметила, как подкосились её ноги, и тело полетело навстречу с полом. Сильные руки успели подхватить её раньше, чем Брэдфорд успела посадить себе лишнюю тройку ссадин.

Она вцепилась в Мориарти, как за самую настоящую опору, пытаясь восстановить координацию. Было чертовски неловко, но Ева понимала, что если отпустит Джеймса, то точно встретится с полом. Сложнее всего было заставить себя взглянуть ему в глаза. Привычно сдержанный и апатичный Мориарти сейчас неслабо так нарушил границы её личного пространства.

– Тебе стоит вернуться в постель, – сказал Джеймс, отступая назад.

– Нет. Мне нужно привести себя в порядок…

– Если ты так горишь желанием разбить себе голову, то пожалуйста.

– Джеймс, я… – она громко вздохнула, – я устала от этой слабости. Я не могу просто лежать там и ждать, пока нас с тобой прикончат, – как только она произнесла эти слова, где-то глубоко внутри погасла последняя искра надежды. Ведь это была правда: метель усиливалась и к утру дорогу накроет полуметровым слоем снега. И, даже если их с Джеймсом не настигнут люди Асада, за них это сделает метель. – Не смотри на меня так, Мориарти. Я не ребёнок и давно уже не верю в сказки.

Джеймс, по-прежнему держащий Еву за руки, усмехнулся. К огромному сожалению, в этой усмешке не было и доли радости. Она скорее напоминала предсмертный оскал, с которым люди встречают мысль о гибели.

– Я думал, ты оптимистка, – сказал он.

– Я могла бы ею стать, если бы ты (впервые за эти три с лишним месяца) до конца честно ответил на мой вопрос, – Ева сделала многозначительную паузу, после чего спросила:

– Джеймс, мы ведь не выберемся отсюда?

Теперь она не боялась смотреть в глаза Мориарти, ведь видела в них отражение себя. Он мог притворяться, что ему всё равно, мог скрывать истинные эмоции за сотнями масок, но Ева знала – это всего лишь игра, и настал тот самый момент, когда она должна была прекратиться. Маски полетели в бездну, а напускной фарс исчез вместе с дуновением морозного ветра, что пробирался к ним сквозь щель в старой оконной раме. Джеймс Мориарти из одной сплошной загадки превратился в человека со своими опасениями и надеждами. Он всё ещё не казался заурядным, но теперь его было гораздо проще понять.

Сейчас они оба напоминали отражение одной сучьей сущности. Они не были бы такими похожими, если бы не провели столько времени вместе, если бы за эти три с лишним месяца не научились досконально понимать друг друга и доводить до грани собственным невыносимым нравом. Ева смотрела на Мориарти и видела в нём часть себя – ту самую циничную и безрассудную личность, которую она так долго пыталась подавлять. Возможно, нечто подобное в ней узрел Джеймс.

Ответ на вопрос больше был не нужен. Он потерялся где-то между двумя пристальными взглядами, что пересеклись в сумраке отельного номера. Когда Джеймс её поцеловал, Ева почувствовала, как проваливается в забвение. По её щеке стекала одинокая слеза, руки крепко вцепились за самую реальную опору, а мир застыл на одном мгновении. Всё медленно катилось в бездну, и Еве впервые было на это плевать.

Они должны умереть, но только не сейчас, не в этот самый момент, когда Ева, наконец, спустя двадцать девять лет впервые ощутила жажду к жизни.

***

Электронные часы возле кровати показывали «4:07». Ева сидела на краю постели и завороженно смотрела на заурядный натюрморт, что украшал собой противоположную стену. В нём не было ничего необычного – банальная мазня без капли скрытого смысла. Но сейчас, когда утихла музыка, а Джеймс, измотанный прошедшим днём, уснул на другой стороне кровати, её чертовски успокаивала эта маленькая блёклая картина.

Ева всё думала о прошлом. Сколько раз она имела шанс умереть? Два… три, на самом деле. Её избивали, травили газом и добивали концентрированным ядом. За всё это время Еве впору было ощутить ценность жизни, вкусить её прелесть и возжелать никогда не отпускать эту чертовку. Но она так и не смогла этого сделать. Она прожигала бесценное время, колеся по миру с самым невероятным в своей странности человеком. Ей приходилось не раз испытывать судьбу, обесценивая своё существование в этом бренном мире. Вряд ли это можно назвать любовью к жизни.

Отчаяние развеялось в воздухе и заключило Еву в свои цепкие объятия. В номере похолодало. Укутанная в лёгкий плед, Ева всё сидела на кровати и смотрела на невзрачную картину, размышляя о прошлом. Поток её мыслей оборвала тихая трель сотового, что доносилась с другого конца комнаты.

Она не сразу поняла, что звонил её телефон. Мелодия становилась громче, и Ева решила не игнорировать этот внезапный звонок, а потому подскочила с кровати и побежала к висящему на вешалке пальто. Выудив из кармана сотовый, она взглянула на экран и увидела там совершенно незнакомый номер. Судя по коду, он был зарегистрирован во Франции – большего она пока сказать не могла. Еву одолевали сомнения. Она не знала, стоит ли поднимать трубку, ведь это мог быть, кто угодно. Назойливая трель всё продолжала испытывать её нервы. Спустя несколько секунд размышлений Ева сдалась и приняла вызов.

– Алло. Кто это?

– Ева… – донеслось сквозь сильные помехи. – Ева Мориарти?

Голос однозначно принадлежал молодому парню, но из-за плохой связи Ева так и не могла понять, кто именно с ней разговаривал.

– Да, – сконфуженно ответила Брэдфорд. – А кто вы?

– Это Лоренс Клеман, – представился парень. – Миссис Мориарти, Ева, вы меня слышите?

Помехи ослабли, и теперь была отчётливо слышна та самая лёгкая хрипота в голосе, выдающая чету Клеманов.

– Да, – ответила Ева. – Лоренс, откуда у тебя мой номер?

– Подсмотрел, пока вы рассматривали розы в зимнем саду Риттера.

Чтобы не разбудить Мориарти, Еве пришлось выйти в коридор. Она искренне не понимала цель предстоящей беседы. Они с Лоренсом разговаривали всего раз, и их беседу сложно назвать удачной. Парень был слишком любопытным, и это не играло ему на пользу. Он хотел знать всё, что в его положении было просто невозможно.

– Что тебе нужно? – спросила Брэдфорд, нервно оглядываясь по сторонам.

– У меня есть для вас важная информация. Это касается моего дяди.

– Что за информация? – резко спросила Ева.

– Подождите. Сперва вы должны ответить на несколько моих вопросов.

Брэдфорд нервно вздохнула. Он вновь решил поиграть в старую игру. Этот парень явно не понимал, во что ввязывается благодаря своему ненасытному любопытству. Хотя, впрочем, Еву это не должно беспокоить. Всё, что могла, она уже сделала: бумаги Луизы у Джеймса, условия договора выполнены, а её совесть чиста.

– Хорошо, – ответила Ева после секундной заминки.

– В документах, которые вам передала мама, был компромат на дядю? – спросил Лоренс.

– Да.

– Мама хотела защитить меня от него? – у парня, похоже, поубавилось решительности. Голос звучал не так уверенно – в нём слышалось лёгкое, едва уловимое отчаяние.

– Да.

Последовала короткая пауза, во время которой Ева ещё раз окинула взглядом пустой коридор, выискивая нежелательных свидетелей их разговора. В трубке послышались лёгкие помехи от дыхания младшего Клемана. Ева уже хотела было поторопить парня, но он заговорил прежде, чем она успела завести свою нервную тираду:

– Филип Клеман – человек, который заказал убийство моей матери?

Ева закрыла глаза и прислонилась к стене. В этот момент она как никогда хорошо понимала Мориарти, который то и дело сетовал на её чрезмерную назойливость и привычку задавать слишком много вопросов. Лоренс знал правду, ему всего лишь нужно было услышать её подтверждение из чьих-то уст. Что ж, если это так важно для него, то Ева готова была ответить честно.

– Да, – сказала она.

– Блять… – протянул Клеман.

Но Ева не собиралась ждать, пока он отойдёт от услышанного, а потому, спустя несколько секунд напряжённого молчания, заговорила:

– Лоренс, ты говорил о какой-то информации. Излагай.

– Несколько минут назад я подслушал беседу моего дяди с начальником его охраны, – начал Клеман. – Они говорили о вас и о месье Мориарти. Ева, они знают, где вы. У вас есть не больше двадцати минут, прежде чем они доберутся до вас. Не берите вашу машину – на ней есть маячок. Это всё.

– Спасибо, Лоренс.

– Прощайте, Ева, – бросил Клеман, прежде чем положить трубку.

«Чёрт!» – скандировало взбудораженное сознание.

У них было мало времени – это всё, о чём могла сейчас думать Ева. Она влетела в номер так быстро, словно и не чувствовала той невозможной слабости после отравления. Первой мыслью было разбудить Джеймса. Ева подбежала к кровати и наклонилась к мирно спящему Мориарти.

– Джеймс, – она потрясла его за плечо. – Просыпайся, Джеймс.

– Что случилось? – спросил Мориарти, поднимаясь с кровати.

– Нужно собираться. Люди Клемана нашли нас.

Пока Мориарти осмысливал услышанную информацию, Ева бегала от одного конца номера к другому, собирая все их небольшие пожитки. Вещей было немного, но их стоило забрать отсюда. Нельзя оставлять после себя хоть что-нибудь, что докажет их присутствие в этом номере.