Текст книги "Сквозь замочную скважину (СИ)"

Автор книги: Angie Smith

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 61 страниц)

– Я думала, нам стоит обсудить кое-что.

– Завтра, – сказал Джеймс, и Ева не стала ему перечить.

– О’кей. Спокойной ночи, – ответом был лишь тихий хлопок двери.

Ева отключилась практически в тот же момент, когда её голова коснулась подушки. Эта ночь запомнилась ей лишь странным сном, детали которого Брэдфорд с трудом могла вспомнить. Кажется, ей снился очередной день в воскресной школе, когда все пытались показать себя немного лучше, чтобы их отпустили пораньше. Всё было сумбурно, и Ева помнит лишь то, что кончился её сон грандиозным пожаром. Она проснулась в полвосьмого и со стоном отключила автоматический будильник. Ей некуда больше спешить – в ближайшие несколько дней у них с Джеймсом нет срочной работы. Ева поняла, что не сможет уснуть, почти сразу, а потому решила выйти в гостиную, заказать кофе и подождать там Мориарти. На столике у дивана, там, где лежал стационарный телефон, она нашла небольшую стопку газет: в основной своей массе это были нью-йоркские издания, вроде «The New York Times» и «The Wall Street Journal». Все до единой первые страницы изданий пестрели яркими пометками – в основном отмечались аннотации на какие-то статьи в самой газете. Ева развернула старенький выпуск «Таймс» – тот, что лежал ближе всего к ней и казался наименее изувеченным, – и нашла ту самую статью, что была отмечена на первой полосе тонким красным маркером. Сам текст остался нетронутым, однако солидный кусок станицы был наглым образом вырезан, а на его месте красовалась большая квадратная дыра. В заголовке статьи значилось: «Скандально известный архиепископ Нью-Йорка был уличен в растлении малолетних», а рядом с ним красовалась пометка «П». Ева перебрала ещё с десяток газет и увидела в них ровно то же самое: в каждом издании были отмечены статьи о Ленни Марино** – том человеке, о котором говорила Беатрис. Он попадал в такое количество сексуальных скандалов и судебных разбирательств по части мошенничества, что Ева успела утратить им счёт. Этот Ленни казался ей откровенным идиотом, который изрядно подпортил себе репутацию. Такие люди не способны руководить, – подумалось Еве. Он слишком прост и глуп, если позволял себе творить подобное на столь высоком посту. Похоже, Мориарти тоже так думал, и это доказывали несколько лаконичных пометок, что выделялись на фоне блёклого печатного текста. Ева забыла о том, что хотела заказать кофе, уйдя глубоко в свои размышления о личности Ленни Марино. Её отвлёк лишь слабый стук, что донёсся из комнаты Мориарти. С каждой секундой он становился всё громче, и Брэдфорд уже точно знала, что было источником шума.

– Чё-ерт, – тихо выругалась она и, отбросив в сторону июльский выпуск «USA Today», пошагала к комнате Джеймса.

Короткий стук, лаконичное «Входи» – и вот Ева уже распахивает дверь в, по её скромному мнению, обитель безумия и ад для здравого смысла. Она увидела то, что и ожидала, – на противоположной от двери стене красовалась весьма немаленькая инсталляция из газетных вырезок, стикеров и фотографий, которые были соединены тонкой красной нитью.

– И зачем на этот раз тебе этот «коллаж психопата»?

Ева прислонилась к стене у входа, решив издалека понаблюдать за лёгким безумием своего босса. Мориарти тем временем усердно вглядывался в собственную схему, словно не замечая стоящую позади Брэдфорд.

– Ты же прочитала газеты в гостиной? – спросил он.

– Так тебя волнует этот полоумный?

Только всмотревшись в схему, что скрывалась за витиеватыми переплетениями связующей всё красной нити, Ева разглядела имя Ленни Марино, что мелькало в заголовках статей и заметках Джеймса, разбросанных по инсталляции. На фото и вырезках газет этот мужчина был в низменной черной мантии – высокий светловолосый загорелый и слишком не похожий на типичного священника. В толпе других служителей церкви он казался рок-звездой, что внезапно забрела на службу и решила слиться с окружением.

– Ленни Марино не такой идиот, каким он бы хотел казаться, – сказал Мориарти, прикрепляя очередную фотографию между двумя урывками из газетных статей.

– Серьезно? – Еве казалось, что он шутит. – С чего ты взял?

– С того, что идиот не способен продумать столько деталей, – Джеймс отошёл на шаг назад и окинул взглядом схему. – Он не смог бы убедить целый орден самовлюблённых эгоистов действовать для его собственной выгоды.

– И кто он, этот Ленни? – Ева всё же решила подойти ближе, чтобы не вещать в спину Мориарти. – Тайный гений или что-то вроде Гамлета?

– Он точно не идиот, – задумчиво изрёк Джеймс.

– Исчерпывающий ответ. Тогда ради чего ты долбил несчастную стену?

– Я хочу понять, чего он хочет и на что способен.

– Ты считаешь его угрозой? – Ева покосилась на Мориарти, оторвав взгляд от впечатляющей схемы.

– Пока – да, – ответил Джеймс. – Всё это как-то больно уж наиграно. Он показывает себя заурядным недалёким дураком, играя на нервах Ватикана. Алкоголь, наркотики, педофилия – какой-то набор стандартных клише.

– Ну… – хмыкнула Ева, – почти стандартных.

В её голове слова «педофил» и «стандарт» не состыковывались. То, что говорил Джеймс, было отчасти правдой, но сквозь призму собственных моральных устоев это звучало весьма дико.

– По статистике, 2% католических священников – педофилы, – отвлеченно произнёс Мориарти. – В Америке этот процент куда больше. Ты же читала «The Boston Globe»[2]?

Еву всё ещё не отпускало ощущение липкого и навязчивого омерзения, и, когда она вспомнила о той самой статье в небольшой американской газетёнке, что наделала такого шуму в своё время, оно только усилилось.

– Да, – ответила Ева. – Так «П» в твоих заметках значит «педофил»?

– Нет, «П» значит – «придурок».

На короткий миг Ева даже позволила себе улыбнуться. Мориарти казался ей всё страннее, и от этого его общество становилось всё более интересным для неё. Было нечто до невозможного странное в их общении: резкие скачки, что так или иначе меняли общую атмосферу от напряжённой до, по-настоящему, абсурдной или занятной и наоборот. Мориарти в такие моменты казался искусным психологом, который точно знал, чего он хочет от беседы. Он не пытался быть излишне милым или приторно учтивым, чтобы манипулировать кем-либо – для того образа, который выстроил этот человек, подобное поведение было бы неуместным.

– Ладно, – выдохнула Ева. – Но, если с Ленни всё более понятно, то что насчёт Беатрис.

Джеймс, до этого перебиравший в руках несколько фотографий, которые только что снял со схемы, на миг замер.

– А что с ней?

– Я не могу никак понять, чего она хочет.

– Она разговаривала с тобой вчера, когда я уходил? – он впервые за весь разговор взглянул ей в глаза, и от этого Еве стало не по себе.

– Да, пыталась убедить меня в том, что она нам не враг. Но, если честно, я слабо верю в это. Думаю, ты прав, и у неё однозначно есть какой-то личный мотив во всём этом. Уж больно рьяно она навязывала мне мысль о своей верности тебе.

– И что ты думаешь по этому поводу? – вопрос был для Евы неожиданностью. Она ощущала, что её сомнения по поводу Беатрис не беспочвенны, и, каких бы принципов по поводу этой дамочки не придерживался Джеймс, он слушал её аргументы. Но что-то очень странное и непостижимое для Евы было между этими двумя, а потому, сколько бы Мориарти не прикрывался своей циничной и хладнокровной натурой, он всё же доверял Лэнг, и это немного усмиряло Евины внутренние смятения.

– Я думаю, что если её интерес не расходится с твоими планами – всё более, чем хорошо.

В ответ Джеймс лишь многозначительно хмыкнул и продолжил доделывать свою странную схему. Ева молча наблюдала за этим со стороны, порой, спрашивая у Мориарти что-то о прошлом Ленни. Она искренне пыталась анализировать всю ту кучу информации, которая всё прибавлялась по мере того, как Джеймс доделывал свою инсталляцию. В какой-то момент его телефон завибрировал от нового сообщения. Мориарти взглянул на экран сотового и тут же отбросил его, сказав:

– Собрание ордена через три дня.

– Это странно как-то, – недоумевала Ева. – Почему они так затягивают?

– Им нужно убедить Марино в том, что ему нужны мои деньги.

– Словно он сам этого не понимает?!

– Он принципиальный, – лицо Мориарти скривилось, словно от отвращения, – чтит старые традиции ордена.

– Тогда он точно идиот, и вся эта инсталляция, – Ева махнула рукой на стену, – ни черта нам не дала.

– Это только визуализация, что стимулирует работу мозга.

– Так нас выселят отсюда из-за визуализации? – этот риторический вопрос прошёл мимо Мориарти, который теперь молча созерцал своё творение.

– Подойди сюда, – попросил он немного внезапно для самой Евы.

– Зачем?

– Взгляни на схему и скажи мне, что ты видишь.

Непонимание угнетало Еву, но она всё же подошла к самой схеме и, окинув взглядом все странные хитросплетения, больше похожие на паучью сетку, нежели на «визуализацию», как выражался Мориарти, с недоумением спросила:

– Ты хочешь, чтобы я попыталась разобраться в том, в чём не смог разобраться даже ты?

– Упустим ту часть, в которой я напоминаю тебе о твоих обязанностях. Взгляни на схему, Ева.

– Ну это… странно. – Ева начала следить за красной нитью от самого начала, продвигаясь, минуя статьи о Марино, заметки Мориарти и бесчисленные фото самого Ленни. Она цеплялась за ключевые слова, выделенные красным маркером, и постепенно составляла для себя весьма неоднозначную картину. Чем ближе Ева подходила к концу схемы, тем больше замечала несостыковок. – Все эти иски – от отца той девчонки, с которой спал Ленни, и от самой епархии – были отклонены. Его оправдали? Но там же были видео. Почему его оправдали?

– Хорошо, – протянул с нескрываемым удовольствием Мориарти.

– Словно, кто-то помогал ему. Кто-то вроде… – Ева прервала себя на полуслове и взглянула на Джеймса, – тебя.

– Не смотри на меня так, я не вытаскивал его из тюрьмы. До этого я даже не слышал об этом Ленни.

– Тогда, кто его вытаскивал? Какой-то гениальный адвокат или ещё один злодей-консультант?

– Второго такого нет, а версия с адвокатом отпала почти сразу.

– Почему? – с недоумением спросила Ева.

– У Марино его никогда не было, – Мориарти указал на отрывок из статьи в самом центре схемы.

– «Мой единственный адвокат – я сам и святой дух, что благословляет меня во всех моих деяниях», – прочитала Ева. – Вау! А он бесстрашный.

– Скорее, самоуверенный.

– Так ты убьёшь его? – этот вопрос назрел достаточно быстро и был закономерным в контексте этой беседы. Ева была на все сто процентов уверена в том, что за ночь копаний в биографии Марино Джеймс не раз рассматривал такой исход событий.

– Нет, скорее всего. За ним забавно наблюдать.

Ева могла лишь пожать плечами и принять не совсем понятную ей мотивацию Мориарти. Она ещё раз взглянула на схему и подумала, что «забавно» – это последнее из всех возможных прилагательных, которыми она могла окрестить жизнь Ленни Марино.

– Ты продолжишь дополнять эту… – ей хотелось сказать «стену безумия», но она всё же сдержалась, – визуализацию?

– Возможно.

– Тогда я пойду, – Ева развернулась и пошагала к гостиной, спросив напоследок: – Заказать тебе кофе или, может, завтрак?

– Только кофе, – отрешенно бросил Мориарти.

– Джеймс, – Ева отчаянно пыталась сдержаться, но ни громкий вздох, ни мысленное «А не все ли мне равно?» не помогли ей это сделать. – Ты не спал всю ночь и, как минимум, сутки ничего не ел.

– Кофе, Ева, – повторил куда боле настойчиво Джеймс.

– Что такого в том, чтобы поесть? – отчаянно спросила Брэдфорд.

– Один мой оппонент говорил, что сытость отупляет.

– А голод – убивает, – ей хватило одного лишь раздражённого взгляда Мориарти, чтобы осознать нелепость своих благих порывов. – Ладно, как хочешь. Закажу тебе кофе.

Долгие три дня Ева думала о том странном утреннем разговоре: о Ленни Марино и его секретах, о Беатрис Лэнг и мотивах, что ею движут. Каждое утро, словно для подпитки своих сомнений и праздных мысленных диалогов с логикой, Ева забредала в комнату Мориарти и наблюдала за тем, как наполняется его стена безумия, именуемая «Тайной жизнью Ленни Марино». Когда прошло собрание ордена, Ева едва ли ощутила хоть какие-то изменения. Она сидела на диване и листала книгу, пока за соседней стеной Мориарти проводил очередные переговоры со своими людьми на других континентах. Отвлечь себя получалось скверно, ведь Ева прекрасно помнила, что именно должно произойти прямо сейчас. В этот момент на другом конце Рима орден «Исход» собрался в своём привычном составе, дабы обсудить сотрудничество с одним из самых опасных людей всей Европы.

Джеймс вышел из своей комнаты поздно, он устал, и это было понятно безо всякой дедукции. Но, впрочем, выглядел он при этом весьма довольным.

– Тебе звонила Беатрис? – спросила Ева, откладывая книгу в сторону.

– Да. Завтра вечером у нас состоится небольшое рандеву с Ленни Марино и другими членами совета ордена.

– И где оно произойдёт?

– В клубе «Felice», где-то в окрестностях Риона.

– Это, явно, будут не обычные деловые переговоры, – заключила Ева. – Что они хотят узнать?

– Возможно, они хотят понять, оправдан ли риск.

– Прости за нескромный вопрос, но: сколько денег ты готов им отдать сейчас?

Любопытство толкнуло Еву задать этот вопрос. Она не привыкла считать деньги Мориарти, но, в данном случае, счёт шёл на миллионы, и ей чертовски хотелось знать детали сделки.

– Стартовый взнос – сто миллионов, – услышав сумму, Ева слегка опешила. Сперва ей показалось, что она отвлеклась и не расслышала точной цифры, но всё было верно.

– И ты вот так просто отдашь сто миллионов религиозным фанатикам?

– Они, в первую очередь, политики, – сказал Джеймс. – В составе ордена – министр иностранных дел Катара, который сейчас тормозит две мои сделки, что окупают в пятикратном размере этот взнос.

– Тебе никогда не казалось, что ты берешь на себя слишком много? Невозможно решать столько проблем в одиночку. Соваться в тот орден лично… – сейчас в ней говорил простой человек – отчасти сентиментальный, но, в большей степени, рациональный. Ева откровенно не понимала Джеймса и его глупой жажды риска – именно жажды, ведь что ещё могло всё время тянуть его в око шторма.

– Я бы мог быть похожим на старушку-королеву, не делая, в сущности, ничего, но это бы значило наблюдать за тем, как кучка заурядных идиотов ломает хорошо налаженную систему. Не так сложно найти людей, которые готовы работать. Сложнее найти тех, которые будут делать это хорошо и не станут задавать слишком много глупых вопросов. Обычно я держу свой персонал на расстоянии.

– Тебя хоть раз предавали твои же люди? – спросила Ева после окончания его монолога.

– Даже больше, чем ты можешь себе представить.

– И где они сейчас?

– Там же, где могла оказаться ты, если бы сделала неправильный выбор.

Он ушёл к себе, забрав привычную вечернюю порцию кофе, и оставил Еву в одиночестве с её навязчивыми мыслями. Холод из приоткрытой балконной двери ударил в спину вместе с лёгким порывом ветра. Ева обернулась к окну и увидела освещённый светом десятков фонарей собор Святого Петра и Рим, что скрылся от взора во тьме поздней зимней ночи. Она прикрыла балконную дверь и, в последний раз взглянув на город, ушла к себе.

Утро прошло суматошно: сперва был небольшой напутственный разговор с Мориарти, затем небольшой казус с вентиляцией в их номере, который был успешно устранен. А затем Джеймс укатил на встречу с кем-то из ордена, оставив Еву готовиться к тому, что ждало их этим вечером. После нескольких дней ожиданий подобный ритм захватил её быстрее, чем она ожидала – ей стоило кое-что купить, привести себя в достаточно презентабельный вид и в который раз морально настроить себя на общество странных и в меру опасных религиозных политиканов и бизнесменов. Всё это, впрочем, не заняло так много времени, как рассчитывала Ева, а потому ближе к обеду она уже была в номере, попивала чай и смотрела какую-то, по истине, абсурдную итальянскую передачу, освежая свои познания в местном языке.

Рим был объят вечерними сумерками, когда Джеймс Мориарти вошёл в их номер. Он почти не разговаривал с Евой, лишь сообщил, что собрание ордена и их переговоры будут проходить в несколько нестандартной атмосфере.

– «Нестандартной»? – переспросила Ева.

– Там будет много американцев, а, соответственно, алкоголя, наркотиков и нелепых шуток, – сказал Джеймс. – Эти люди теперь занимаются финансовой стороной работы «Исхода». В политику они не лезут.

Они выехали спустя час – молча и весьма спокойно. Ева то и дело перебирала в руках свой сотовый, вспоминая то, что уже знает о Ленни Марино. Судя по словам Мориарти, они изрядно опаздывали, а, потому, времени настроиться у неё не будет – придётся пристально, но ненавязчиво присматриваться к нему, параллельно оценив общую атмосферу этих переговоров. Место для встречи, что выбрал орден, показалось Еве странным – большой закрытый клуб в самом центре Рима, где уже год как проводят частные вечеринки для местных сливок общества. Нет, не так – оно было неправильным, абсолютно неподходящим для чего-то столь таинственного и высокого, как «Исход».

Клуб «Felice» словно сошёл с обложки «Ночного звонка» Кавински[3]. Он был объят приглушённым градиентным освещением, что сочетало в себе лишь два цвета: синий и красный. На серых стенах отпечатались витиеватые чёрные узоры в виде бесформенных мазков и силуэтов, а потолок мерцал, словно маяк в непогоду, ярким белым светом. В совокупности с ненавязчивой музыкой, малым количеством посетителей и персонала, снующего по залу, всё это создавало картину странную и, по-своему, необычную. Тёмные коридоры, которыми шли Ева и Джеймс, были сокрыты за большими неоновыми колоннами. Они поглощали свет зала и вели вглубь клуба – туда, где расположились члены «Исхода».

В тот вечер Еве запомнилось великое множество вещей, из которых наиболее странным и неоднозначным воспоминанием оказался Ленни Марино. Он встретил их на входе в широкий зал, когда разговаривал с каким-то американцем. В свете ламп этот мужчина казался куда выше и худее, чем на фото годичной давности. Он был молод, улыбчив и до невозможности красноречив. Короткие светлые волосы, уложенные на бок, открывали высокий загорелый лоб, а глубоко посаженные серые глаза горели азартом. На коже не было ни единой морщины – лишь глубокая складка меж бровями, что создавала впечатление, будто этот человек то и дело о чём-то усердно размышлял. На самом деле, Ленни было далеко за сорок, но развязная жизнь в Штатах оставила после себя след из неугасаемой молодости как внешней, так и душевной.

– Джеймс Мориарти, – воскликнул с улыбкой Марино, завидев их с Евой. – Я боялся, что уже не увижу вас сегодня. Ленни Марино, – он протянул руку и Джеймс, немного помедлив, пожал её.

– Рад знакомству.

– А это мисс… – он вопросительно взглянул на Еву.

– Ева Доуз.

– Прекрасное имя, Ева, – Ленни улыбнулся ещё шире, и Брэдфорд почти точно захотела избавиться от его общества, ощущая волну лицемерия и гордости, что источал Марино. – Проходите. Всё в самом разгаре.

Поначалу собрание ордена напомнило Еве посиделки в элитном клубе по интересам, где собирались столбы мира сего и обсуждали упаднические тенденции в развитии человечества на фоне тотальной стагнации. Женщин в этом обществе было невозможно мало, и, в основном, это были статные дамы под пятьдесят с грубоватым голосом, костюмами от кутюр и собственным взглядом на все без исключения проблемы. Большинство присутствующих были американцами – губернаторы штатов, послы в Европе и несколько крупных бизнесменов, которые поддерживали Ленни Марино. Люди в широком зале сидели на резных креслах вокруг одного большого стола и говорили, казалось бы, обо всём одновременно. Темы разговора сменяли друг друга быстрее, чем успевали наполняться бокалы с выпивкой, и охватывали огромное множество вопросов касаемо работы ордена, политики США в Ираке, скачков на фондовой бирже, кризиса на ближнем востоке и даже Бога. Всем этим балом заправлял Марино. Он не казался глупцом или пешкой в чьей-либо игре – скорее, сильной ладьёй, что ревностно защищает свои идеи от внешнего вмешательства.

– Мне жаль, друзья мои, – сказал он, глядя на тех, кто сидел за столом. – Жаль, что это всё – лишь повод. Мы – общество консерваторов, когда дело касается традиций. Это не всем по душе. Мне, честно вам признаюсь, тоже, поэтому я решил кое-что изменить – привнести свежий взгляд в «Исход». Джеймс, – обратился он к Мориарти, – пусть это прозвучит немного глупо, учитывая тот статус, что у вас уже есть, но вы заинтересовали меня. Ваш взгляд на вещи отличается от привычного, и это впечатляет. Мы рассмотрели ваше предложение, и, по правде сказать, оно вызвало много споров у моих коллег, но Беатрис настояла на личной встрече, и я поддержал её в этом. «Исход» не может работать с посредниками, – «Звучит, как кредо этого сборища», – подумала Ева. – Мне понравилось то, что я услышал от вас. Ещё больше мне понравилось то, что я увидел. Думаю, мы с вами неплохо сработаемся.

– Я надеюсь на это.

– За это стоит выпить.

Спустя несколько порций виски, что сменялись в бокалах членов ордена, все уже порядком охмелели – все, кроме Мориарти и Ленни, которые, похоже, не были настроены на то, чтобы хорошенько выпить. Джеймс и Ева сидели рядом с Марино и, не смотря на то, что большую часть своего внимания негласный глава «Исхода» уделял Мориарти, он нередко обращался к Брэдфорд по какому-либо вопросу. «А что вы считаете по этому поводу, Ева?» или «Мисс Доуз, каково ваше мнение?» – эти вопросы казались Еве необходимыми жестами внимания, которые делались лишь для того, чтобы притупить её бдительность. Марино был искусным оратором, но его выдавал взгляд. Он то и дело поглядывал на Еву, когда она отвлекалась на беседу с сидящей напротив дамой – американским послом в Дании. Брэдфорд находила этот жест пусть и закономерным, но достаточно компрометирующим фактом, который был так некстати для сложившейся репутации Ленни. С течением времени этот мужчина стал казаться Еве ещё более наигранным и жеманным, чем раньше.

– Так вы из Брайтона? – спросил он Еву во время их небольшой беседы, что завязалась, когда Марино рассказывал о своей молодости в Бостоне. – Чудное, наверно, местечко.

– Как и вся британская глубинка.

– Вы бывали в Америке, Ева?

– Всего раз.

– И как вам?

– Суматошно и немного грязно.

– Вы, наверняка, были в Нью-Йорке? – с лукавой усмешкой поинтересовался Марино.

– Да.

– Мне довелось работать в том месте. Родители эмигрировали из Италии, когда мне было семь. Я рос в Бостоне, но работать пришлось именно в Нью-Йоркском приходе. Место жуткое, как и всякий американский приход, но я нахожу опыт работы там весьма полезным. Множество проблем свалилось на мои плечи в Нью-Йорке: судебные иски, скандалы и порочащие достоинство статьи в разнообразных изданиях. Именно тогда я научился бороться со всей этой чумой современного общества, с «хищниками», как называл их один мой старый друг.

– Не поделитесь опытом?

– А вам интересно? – ответ вопросом на вопрос немного обескуражил Еву, но она быстро нашла, что сказать:

– Вдруг кому-нибудь захочется очернить моё достоинство.

Они словно играли в ментальный пинг-понг с Ленни Марино, целью которого было попасть точно в своего оппонента. Джеймс Мориарти в этот самый момент беседовал с каким-то испанским политиком, отвлеченно поглядывая на Еву и Марино.

– Что ж, хорошо, – Ленни подался немного назад и начал свой рассказ. – Вы любите фильмы ужасов, Ева? – это был один из тех вопросов, которые она готова была услышать где угодно, но только не здесь – в кругу странных религиозных фанатиков.

– В них слишком много наигранности, – ответила она.

– Но вы ведь смотрели их когда-то?

– Безусловно.

– Так вот, – продолжил Марино, – вы никогда не задумывались, почему в те моменты, когда мы точно уверены – происходит что-то неладное – а жертва находится в непосредственной близости от убийцы (будь то маньяк с изрезанным лицом или призрак, не суть) – он не нападает? Он наблюдает за ней, доводя до морального истощения от напряжения и тревоги. Почему он не сделает своё дело быстро? Может, потому что Голливуду нужна красочная смерть, нужен саспенс? Вы правы, Ева, в таких фильмах много фальши, но и своеобразная философия в них имеется. И она неплохо применяется в реальном мире.

– Так почему убийца не нападает? – спросила Ева.

– Ему нравится страх – он, как долбанный Фредди Крюгер, подпитывается им, он наслаждается каждым его флюидом. В этот самый момент убийца наиболее уязвим. «Хищники», вроде тех, кто забрасывал меня самыми нелепыми обвинениями ещё в Нью-Йорке, были такими же, – он сделал небольшую паузу, чтобы отпить немного виски из своего стакана, и Ева подумала, что на этом рассказ Марино закончен. Но Ленни заговорил вновь:

– Знаете, за что я люблю Рим? В этом городе я – хищник.

Всё дальнейшее время Ева разговаривала с Даян – той самой дамочкой, что сидела напротив неё. Постепенно стол опустел, и все гости разбрелись по залу, беседуя между собой и наполняя свой организм огромным количеством отборного алкоголя и закусок, которыми были уставлены столики у стены. Женщина, с которой познакомилась Ева, была сдержанной, но искренней в меру своего характера. Она заинтересовалась личностью Брэдфорд после разговора о работе американских спецслужб. Их разговор завязался непринуждённо и слишком неожиданно для самой Евы. После странных бесед с Ленни Марино, с которым она всё время чувствовала себя, словно на минном поле, компания Даян казалась Еве лучшим из того, что она могла получить в подобном обществе.

– Ленни любит наводить праведный ужас своей гостеприимностью, – говорила она Еве, стоя поодаль от компании, что собрал вокруг себя Марино. – Такой уж он человек.

– Да, я это поняла.

Даян была немногим младше Ленни, однако её точёное лицо уже было усеяно мелкими морщинами, а кожа обрела лёгкую серость, что приходит с возрастом. Сама женщина была статной и высокой, с широкими плечами и тонкой талией. Её тёмные волосы собраны в строгую тугую укладку вроде тех, что обычно предпочитают дамочки из офисов, из-за чего открытое лицо даже под слоем макияжа выдавало её возраст.

– Слушай, Ева, – заговорила тихо Даян, ухватив Брэдфорд за предплечье. – Нужно выйти и поговорить.

– Зачем?

Даян осмотрелась по сторонам и, лишь спустя несколько секунд, пока мимо них не прошёл какой-то подвыпивший парень, она ответила:

– Я должна кое-что тебе рассказать. О Ленни. Ты – славная девчонка, и, чтобы ты осталась сегодня жива, тебе стоит выйти. Ты меня поняла? – с нажимом спросила она.

– И почему я должна тебе верить? – Ева старалась выглядеть как можно менее сконфуженно, изредка показательно улыбаясь, чтобы никто из присутствующих ничего не заподозрил.

– Ты ему, как кость в горле, думаешь, он тебе это всё просто так говорил? Мне кажется, даже твой Джеймс уже понял, в чём соль этого вечера.

– И в чём же?

– Не здесь, дорогуша. Подожди меня у барной стойки. Закажи что-нибудь, чтобы не вызывать подозрения. А теперь давай, иди.

Ева смотрела на Даян и пыталась увидеть в ней хоть долю лицемерия и вранья. Но она не увидела… Или просто не хотела увидеть. Глянув в сторону Джеймса, который, похоже, подзабыл о её существовании на этом собрании, Ева сказала:

– Я на секунду.

Она развернулась и вышла, ощущая, как холод коридора гонит её вперёд. Ева смотрела по сторонам, пытаясь найти какую-то потайную дверь или ширму, которую она ранее не заметила, но в темноте не было видно практически ничего. Она думала о том, что, в конечном итоге, поступает глупо. Её тянуло любопытство и тревога – да, что угодно, но никак не рациональное мышление. Личность Ленни, его планы и тайны – вот, что она сейчас ставила во главе угла. Ева ускорилась, услышав позади себя какой-то шум. В основном зале уже вовсю играла громкая ритмичная музыка, а большой танцпол заполонили подвыпившие парни и девушки. Прежде, чем войти в это царство хауса и тотального угара Ева осмотрелась. Всё, что её пока интересовало, – это наличие странных личностей (которых она пока не заметила) и барной стойки, что находилась в паре ярдов от коридора. Сев на высокий стул, Ева покосилась на коридор, откуда ложна была выйти Даян. Пальцы застучали по столешнице, и она мигом одёрнула себя за этот рефлекс. Ожидание было напряжённым и странным – с каждой минутой становилось всё тяжелее сидеть на стуле, хотелось сорваться и метнуться обратно. К слову, единственная странность, которую приметила Ева, – это полное отсутствие обслуживающего персонала в зале – не было ни бармена, ни официантов, ни даже охранников у выхода. Спустя десять минут ожиданий, Брэдфорд решилась на то, чтобы плюнуть на своё любопытство и пойти обратно.

Её охватила тревога, но она быстро пропала. Все мысли словно увязли в голове в тот самый момент, когда в зал пустили искусственный дым. Во рту остался привкус серы, а глаза начало жечь от ярких вспышек светомузыки. Толпа продолжала танцевать, а музыка отдалённо звучала в голове тяжёлыми басами. Ева ощутила, как ноги и руки сковала лёгкая судорога. Попытавшись встать со стула, Брэдфорд едва не повалилась на пол с высоты трёх футов, что в её случае было бы весьма травмоопасно. Руками она ухватилась за барную стойку, а ногами мягко проскользила к полу, пытаясь не терять равновесие. В конечном итоге, Ева всё же смогла выпрямиться и не упасть, но какой от этого прок, когда ощущение реальности ускользало от неё, а внешний мир исчезал в едком дыму.

Сознание пробудил громкий стук неподалёку от Евы. Это была молоденькая девушка, что повалилась замертво на пол. Другие танцующие этого словно не замечали, продолжая глупо смеяться и двигаться в такт гипнотической мелодии. Ева попыталась присесть и взглянуть на тело девушки, но поняла, что тогда точно не сможет уже встать на свои две. Поэтому она сконцентрировала своё внимание на входной двери, что располагалась на солидном расстоянии от неё, и, отпустив единственную опору в виде барной стойки, пошагала к ней. Позади было слышно уже более тихую, но всё ещё раздражающую мелодию и громкий шум, с которым на пол валились тела. Ева ощущала, как её лёгкие наполняет дым. Она пыталась не дышать, а в те редкие моменты, когда воздух в лёгких иссякал, прикрывала рот ладонью и делала неглубокий вдох. Сил не хватало, приходилось останавливаться. Ева понимала, что с ней сыграли в очень глупую шутку, но сейчас она не хотела об этом думать – нужно было добраться до двери.

Шаг – и чьё-то тело повалилось на пол, но Еве постепенно становилось плевать, она думала лишь о выходе, о двери, к которой нужно дойти. Ещё шаг – и мир сузился до невозможного, пропали тревоги и страхи, захотелось остановиться и танцевать. Ноги болели от судороги, сердце стучало в груди с неимоверной скоростью. Её слух больше не ловил музыку или звук, с которым опьянённые дымом тела валились на пол. Ева ощущала, как слепнет – дым жёг глаза хуже самого яркого света. Ей оставалось всего несколько ярдов – пара шагов, и она будет на свободе. Редкая мысль о внешнем мире пробивалась сквозь пелену дыма и заставляла Еву идти вперёд. Когда её рука коснулась огромной ручки, Брэдфорд со всей возможной силой дёрнула её на себя и тут же потеряла равновесие. Дверь была заперта. Последним, что увидела Ева, до того, как сделала глубокий вдох и провалилась в забвение, – был зал, усыпанный телами десятков людей.