Текст книги "Сквозь замочную скважину (СИ)"

Автор книги: Angie Smith

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 61 страниц)

Сидя напротив Генриха, Ева молча наблюдала за престранной картиной, которая здорово помогала отвлечься от физических проблем. Парень закатал рукав широкой рубашки, обнажив корявый шрам, тянувшийся через всё предплечье. Края раны были тёмными – по всей видимости, когда-то её пытались прижечь. Зрелище было не из приятных, особенно когда Генрих, попутно извинившись, принялся промывать подзатянувшийся шрам. Глядя на этого побитого жизнью парня, пытающегося из последних сил держаться в этом дурдоме, хотелось отмотать время вспять и вернуть тот образ лощёного ловеласа, который куда больше подходил ему. Брэдфорд искренне не понимала, какого чёрта этот баловень судьбы забыл в плену у Асада.

– А почему ты здесь? – спросила она, рассматривая глубокие ссадины на лице Генриха. – Твой отец же на хорошем счету у Асада. Они, вроде как, партнёры.

Риттер на миг замер, глядя на Еву с таким выражением, словно она сказала нечто постыдное и до нельзя неприличное.

– Были партнёрами, – уточнил Генрих, отпивая немного воды из бутылки. – До того, как папу с его фирмой прижали власти, и ему пришлось давать показания против всей этой шайки. Асаду это не понравилось, и отца поймали. Что с ним было дальше, я не знаю, но, судя по всему, перед тем, как попасться, папа припрятал часть их денег, сбросив всё на офшорный счёт. Он всего лишь вывел долю своих активов без согласования с начальством. Теперь Асаду нужен доступ к счёту, и он решил, что именно я могу ему его предоставить.

Рассказ Генриха вполне сопоставлялся с тем, что Ева читала об Асаде. Однажды все его союзники выходили за рамки тех стандартов, которые установил Зейд, и в какой-то момент они становились ему не нужны. А это означало лишь одно.

– Но если ты здесь, – заговорила Ева, – то значит…

– Что мой отец мёртв, – закончил Генрих. – Да, скорее всего. Асад так и не рассказал мне, что с ним случилось. Но один его дружок – Саид – сказал, что лучше бы мне быть посговорчивее, а то я отправлюсь вслед за своим папашей.

– Мне жаль, – шепнула Ева, стараясь быть как можно более искренней.

Смерть Риттера-старшего не вызывала в ней никаких глубоких чувств, вроде сожаления или скорби. Человеком он был паскудным и получил то, что заслуживал. Однако его сын – этот бывалый кутила, который теперь больше напоминал оживший труп, не был тем, кто должен был страдать за грехи своего отца. И только его в этой дикой истории Еве было жаль.

– Я говорил отцу не связываться с этими психами, – продолжал Генрих, глядя куда-то в пустоту, – но он был слишком помешан на идее заработать больше. Ему не давало покоя, что половина его друзей уже пробилась на верхушку власти и отмывала там такие деньги, что хватило бы несколько Африканских стран прокормить. И он решил завести дружбу с террористом и его ручным псом Клеманом, который ещё верит во все эти сказки о неимоверной прибыли, – он замолчал, после чего громко рыкнул, пнув ближайший камень:

– Сука…

– Генрих… – пыталась осадить его Ева.

Но парень разошёлся – за всё это время в одиночестве ему нужно было выговориться, изложив свою скорбную историю кому-то ещё. И, раз это так важно, Ева готова выслушать.

– Понимаешь, если бы в этом дерьме оказался только он… – Генрих вздохнул и устало потёр переносицу. – После пропажи отца они пришли в наш дом. Они убили мою мать, Ева. У меня на глазах один из этих придурков выстрелил ей в голову! – он громко задышал. Ева видела – в глазах парня застыли слёзы, а голос вот-вот был готов сорваться. Он опустил голову, глядя на разбитые костяшки и тихо сказал:

– А завтра они прикончат меня.

– Не прикончат, – отрицала Ева. – Ты им нужен. Пока они не узнают, то, что хотят…

– Они уже узнали, – оборвал её Генрих. – Один из отцовских помощников проговорился после того, как ему отрубили пару пальцев. Завтра будет мой последний допрос, Ева. Так сказал Асад.

Он выглядел затравленно – этот Генрих. Ненормально худой, бледный, как смерть, с большими голубыми глазами, наполненными отчаянием, он казался напуганным ребёнком, которого оторвали от семьи. Такому место в своей золотой кроватке, окружённой десятком верных слуг. Но сейчас он здесь – сидит напротив Евы и стоически ждёт свою собственную смерть.

Засмотревшись на младшего Риттера, Брэдфорд даже не заметила, как её начало потряхивать в ознобе. Пришлось натянуть на себя тонкий плед, расстеленный у стены, чтобы хоть как-то согреться. Губы пересохли от жажды, и Ева уже ощущала, как они покрываются мелкими жгучими трещинами. Генрих, заметив ухудшение в состоянии своей временной соседки, лишь хмыкнул и протянул ей бутылку с водой.

– На, выпей, – сказал он сухо.

Ева с опаской покосилась на бутылку, предвкушая, что именно там могли намешать люди Асада.

– Она…

– Нормальная, – утверждал раздражённо Генрих. – Я уже пил. Как видишь, ещё живой.

Аргумент показался Еве не шибко убедительным, но под пристальным взглядом младшего Риттера она невольно стушевалась. Стоило признать, в гневе он выглядел куда более уверенным и резким. Воду Ева всё-таки приняла и даже решилась сделать несколько глотков. Лучше ей не стало, но, по крайней мере, она понимала, что организм получил минимальную дозу необходимой жидкости, а, значит, она уже на шаг дальше от отметки «Смерть от обезвоживания».

Кутаясь в плед, Ева глядела на собственные руки и представляла, как на них появляются длинные глубокие шрамы – такие же, как у Генриха. Сколько дней понадобится, чтобы довести её до такого состояния? Два? Три? Или, может, больше.

– Сколько ты здесь, Генрих? – поинтересовалась Ева, окидывая младшего Риттера совершенно бесцеремонным пялящимся взглядом.

– Неделю, – ответил Генрих. – Может – больше.

«Чертовски долго», – подумала Ева, но так и не решилась сказать это вслух.

– Ты знаешь, что это за место?

На лице Генриха заиграла кривая усмешка, от которой Еву слегка покоробило.

– А ты ещё не поняла? Это тюрьма.

О, это-то как раз Ева прекрасно понимала. Единственное, чему не мешало её плачевное состояние, так это – анализу окружающей информации. За время своей работы на правительство она не редко посещала подобные места и прекрасно знала их планировку. Такое ни с чем не спутаешь.

– А поконкретнее? – напирала Ева.

– Зачем тебе это? – непонимающе спросил Генрих. – Думаешь сбежать?

– Возможно, – пожала плечами Брэдфорд.

На самом деле, мысли о побеге посещали её голову лишь в качестве несбыточных фантазий. Это не очередная кинговская фантастика – здесь нет дыр в стенах и ложек, чтобы прокопать себе путь наружу. Ева мыслила реальными категориями и прекрасно понимала – без посторонней помощи ей отсюда никак не выбраться. Что значит лишь одно: она никогда не покинет этот ад. А место её интересовало чисто из любопытства.

– Забудь об этом, – отмахнулся Генрих. – Здесь охраны больше, чем в Форт Ноксе. Ты с ними в нормальном состоянии бы не справилась, а теперь…

– Просто скажи место, Генрих.

Риттер недолго бубнил о глупости своей сокамерницы, но место всё-таки назвал. Пусть и без особой охоты.

– Судя по тому, что я услышал от надзирателя, это заброшенная государственная тюрьма в близи Будапешта. Ну что, стало легче?

Ева через силу усмехнулась, ощущая, как лицо начинает болеть от свежих ран. Действие адреналина ослабевало.

– Нет, – ответила она. – Но теперь я хотя бы знаю, где мне суждено подохнуть.

Риттер глянул на неё с лёгким недоверием. Ева знала, он прекрасно понимал её любопытство. Сам таким был, наверняка. Вот только у Генриха не было никого, с кем бы можно было поговорить о насущных проблемах, так что теперь он восполняет свой пробел в общении, проводя последнюю ночь своей жизни в компании почти неизвестной ему девушки.

– Ты готовься, – сказал он, перебирая в руке какой-то мелкий булыжник. – Второй заход похлеще первого. За ночь станет полегче – отёк немного спадёт и ссадины начнут затягиваться. А на утро из тебя сделают натуральный фарш. Он специально будет бить по твоим ранам, и с каждым новым ударом будет всё больше входить во вкус, до того момента, как боль не станет такой сильной, что ты не сможешь видеть, – камень полетел в ближайший угол. – А потом он остановится и спросит ещё раз. И ты скажешь ему всё, что он хочет услышать, потому что будешь бояться умереть.

В глазах Генриха залегла пустота. Она поглотила все до единого живые эмоции, оставляя после себя лишь подавленную злость на всех и вся, кто повинен в его страданиях. «Ребёнок», – подумала Ева, глядя на аккуратные черты, испоганенные мерзкими рваными ссадинами.

– А что же ты, Генрих? – спросила она, продолжая этот странный полуночный диалог двух заведомо мёртвых людей. – Ты боишься умереть?

Патетичные фразы казались идеально подходящими для этой пустой беседы. Ева ощущала, что вот-вот отключится, но до этого ей ещё хотелось побеседовать с этим отчаянным парнем.

– Нет, – твёрдо ответил Риттер. – Я мечтаю об этом последние несколько дней. Так и хочется сдохнуть и на том свете надрать моему долбаному отцу его меркантильный зад.

Его ответа Ева практически не услышала. Глаза сами закрывались, а тело сковывала неимоверная слабость. Хотелось отрубиться прямо там – сидя на холодном полу тесной камеры под тусклым свечением одинокой лампочки.

– Эй, не отключайся так, – рыкнул Генрих, пробуждая Еву от лёгкой дрёмы. – Лучше ложись. Тебе стоит хоть немного поспать. Я разбужу тебя, если что-нибудь случится. Всё равно спать не собирался.

Ложась на прежде расстеленный плед, Ева всё не могла оторвать взгляда от своего соседа. Ей было интересно, о чём он сейчас думает. Вспоминает ли прошлое или просто бесцельно пялится в пустоту, жалеет ли о растраченном впустую времени или злится из-за столь печального исхода.

Сейчас, впрочем, Генрих казался ещё более измотанным, чем в начале их беседы, и Брэдфорд искренне не понимала, почему он так легко отказывается от сна.

– Тебе тоже не помешает отдохнуть, – шепнула на удачу Ева.

– Не хочу, – отрицательно мотнул головой Риттер. – Только хуже станет. Каждый раз, как засыпаю, вижу мамины глаза, слышу её крики. Это невыносимо… – он запнулся, сжав руки в кулаки. – Знаешь то чувство, когда во сне тебе позарез нужно бежать, а ты можешь только стоять на месте и тупо пялиться вперёд без права на действие? Вживую это гораздо страшнее.

В последний раз взглянув на Риттера, Брэдфорд поняла, что больше не нужно слов. Генриху стоит побыть наедине с собственными мыслями, а ей необходимо хотя бы несколько часов сна перед тем, как вкусить новую порцию боли.

Глаза невольно закрылись, погружая Еву в приятный сумрак. Она всё ещё ощущала тревогу, но это едкое давящее чувство перекрывала неимоверная усталость, которая, словно якорь, потянула Брэдфорд в глубокую бездну сновидений. Последнее, что она услышала, – тихий шорох где-то неподалёку от себя.

***

Её разбудил сильный толчок. Первое, что увидела Ева в лёгкой полутьме, – лицо Генриха, склонившегося над ней. Его встревоженный вид насторожил Брэдфорд, и она быстро поднялась с холодного пола, потирая сонные глаза. После недолгого сна стало немного легче. Мигрень отпустила, а жуткое жжение в боку поубавилось, чему Ева была несказанно рада. Однако, вопреки всему этому, до заспанной Брэдфорд не так быстро дошло, что же хотел от неё сокамерник. Генрих говорил быстро, и Ева едва поспевала за его ходом мысли.

– Давай, не спи, Ева! – рыкнул он, потряхивая её за плечи.

– Что случилось? – спросила Брэдфорд, стягивая с себя помятый плед.

– Скоро сюда придет стража. Меня отведут на допрос к Асаду. Ты идёшь со мной.

Сперва Еве показалось, что она ослышалась, – в голове всё ещё творился коллапс, а осознание происходящего накатывало постепенно. В мыслях мелькали сотни вопросов, каждый из которых сводился к одному:

– Зачем?

– Не знаю, – пожал плечами Риттер, помогая Еве подняться на ноги. – Просто приготовься к тому, что это будет… – он поморщился, – не самое приятное зрелище.

– Я буду наблюдать за твоим допросом?

– За моей казнью, – уточнил Генрих. – Асад сказал, что приготовил мне сюрприз. Думаю, он пригласил мою жёнушку. Она в последние дни часто отсвечивала здесь.

Жена… какое же странное определение для той девушки, которую Ева видела на балу в Вене. Они с Риттером были словно из разных миров, и лишь дикая случайность на пару с чужой алчностью посопутствовали тому, что они теперь чуть больше, чем незнакомцы.

– Инас? – неверяще переспросила Ева. – Что она здесь забыла?

– Может быть, хочет проводить мужа в последний путь, – усмехнулся Риттер.

Его взгляд поник. Он стоял напротив Евы, прислонившись к стене, и монотонно созерцал грязный серый пол. Страшно предположить, что сейчас на уме у этого человека, да Ева и не собиралась копаться в его мыслях. Парню осталось жить от силы час, и Брэдфорд бы очень хотела запомнить его таким – молчаливым, апатичным, притворно сильным и по-юношески красивым.

– Ты как? – спросила Ева.

– Я-то? – тихо отозвался Риттер, так и не подняв взгляда. – Замечательно. Не беспокойся обо мне, Ева. Лучше думай о том, как бы пережить сегодняшний допрос.

К собственному удивлению, думать о том, что произойдёт с ней самой, Еве совершенно не хотелось. Она уже догадывалась, о чём её будут спрашивать, и это заботило её куда меньше, чем прискорбная судьба одного молодого европейского аристократа. Было в этом что-то сентиментально-лирическое, что-то вторичное и совершенно неуместное для её нынешнего положения, но Еве на это было искренне плевать.

Из-за двери послышались громкие шаги. Генрих засуетился и отошёл куда-то в угол – подальше от входа, попутно бросив:

– Идут. Стань к стене.

Ева послушно встала рядом со скомканным пледом, уставившись на дверь. Послышался звон металлического замка. Ржавые петли жалобно скрипнули, и дверь медленно отворилась. На пороге стояло трое: двое мужчин с вытянутыми перед собой армейскими Глоками и уже до боли знакомый Еве местный «хороший коп» Саид. Они окинули тесную камеру коротким взглядом, после чего опустили оружие и шагнули вовнутрь.

– Выводите их, – бросил Саид, и его верные псы приступили к исполнению приказа.

– Лицом к стене, – рыкнул рослый амбал, подошедший к Еве.

Сопротивляться не было смысла. Ева быстро развернулась к стене, сведя руки за спиной. Краем глаза она наблюдала за тем, как парень пониже сковывает Генриха наручниками и рычит ему что-то сродни: «Не рыпайся, блядь!».

Их вывели в коридор под чутким конвоем Саида, который всё это время лишь молча шагал позади. Ева знала – этот парень далеко не такой спокойный и покладистый, коим так отчаянно пытается показаться. Он – самая опасная змея в этом террариуме, ведь умеет маскироваться, обладает неплохим умением приспосабливаться к собеседнику и не выпячивает свою натуру, скрываясь за маской правильного солдата. С таким стоит быть вдвойне внимательной.

Всё время их променада окрестностями заброшенной тюрьмы Саид шёл впереди, направляя своих людей в этом извилистом бетонном туннеле. Терять время на пустые размышления Ева не стала. Брэдфорд решила заняться тем, что получалось у неё лучше всего, – она изучала тюрьму, отмечая на своей условной карте детальный путь к камере. На самом деле, всё это здание было до ужаса простым. Главной его задачей в прошлом было удержание опасных для общества заключённых, а потому везде – на конце каждого коридора и вначале нового прохода – были расставлены большие металлические двери, открытые теперь для удобства. Планировка включала в себя все обязательные атрибуты тюрьмы: камеры, караульные помещения, несколько штрафных изоляторов, большую крытую столовую, которая мелькнула на одном из поворотов, и ещё целую прорву давно заброшенных помещений, которые раньше использовались по особому назначению. Надписи на стенах побледнели и кое-где от них остался лишь нечёткий силуэт, однако Ева всё ещё могла по ним ориентироваться. Судя по всему, они покинули корпус «А» с одиночными камерами и направлялись в сторону административных помещений. Выход находился дальше, гораздо дальше, но оттуда найти его не составит труда, если пользоваться весьма чёткими указателями. Конечно, Ева могла лишь мечтать о побеге, но строить теории ей никто не запрещал. В конце концов, сколько историй она слышала о сбежавших из афганского плена солдатах, которые с открытыми ранениями и переломанными рёбрами находили в себе силы бежать и скрываться от талибских наёмников.

Их с Генрихом разделили совсем скоро. Ева не успела опомниться, как идущий позади Саид вошёл в какую-то комнату, приказав одному из амбалов довести Генриха к Асаду в одиночестве. Второй же парень совершенно бестактно втолкнул Брэдфорд вслед за своим руководителем и прикрыл за ней дверь. С виду комната была обычной допросной – такой же, как и та, в которой с ней вчера «беседовал» Гасан, – пара стульев, маленький стол и одинокая лампа, болтающаяся под потолком. Однако было в ней нечто отличительное – на противоположной от двери стене красовалось внушительных размеров окно, выходящее на какой-то широкий зал. Сама комната находилась на возвышении относительно соседнего помещения, из-за чего оттуда было хорошо видно его каждый угол. И в какой-то момент Ева поняла – это была вовсе не допросная, а камера надзирателей. Об этом говорила специфическая планировка и размещение. Соседний зал же был похож на место для досуга заключённых – тот же спортзал с рядом низких лавок, что тянулись вдоль высоких стен, и металлическим стулом по середине.

– Что происходит? – спросила Ева, глядя на то, как на центр соседней комнаты выводят Генриха в сопровождении стражи. Прямо за ним шагают трое – Гасан, Инас и какая-то высокая русая женщина, которую Ева видела впервые.

– Садитесь, Ева, – безразлично отозвался Саид, указывая на место напротив окна. – Происходящее там не должно вас заботить.

Перечить она не стала, ровно, как и проявлять излишнюю дотошность, – здесь этого не оценят. Ева медленно заняла свой стул, мельком поглядывая в смотровое окно, и попыталась сосредоточиться на допросе. Мысли витали вокруг Генриха. Сложно понять, чего добиваются эти люди и какие у них планы на него. Может, они и блефовали, убедив его в собственной бесполезности. Такой приём был слегка рискованным, но действенным. Однако что-то подсказывало Еве, что Генриха она больше не увидит. И от этого её пробирала лёгкая дрожь. Однажды на месте Риттера окажется уже она и тогда придётся или бороться до последнего или пойти по пути наименьшего сопротивления, как это сделал Генрих, и сдаться на милость этих ублюдков. Пока для Евы выбор был очевидным.

– Как самочувствие? – спросил Саид, рассматривая Евино лицо.

– Всё нормально, – Ева утвердительно кивнула.

Она старалась не смотреть вперёд, но глаза сами находили это чёртово окно и мельком рассматривали происходящее за плотным стеклом. Сейчас над Генрихом склонилась Инас. Миг – и её кулак впечатывается в его лицо, попадая по старым ранам. Еву передёрнуло.

– Это хорошо, – отвлёк её голос Саида. – Я рад, что Гасан смог вовремя остановиться.

– Не думаю, что он сделал это по собственному желанию, – заметила Ева с горькой усмешкой.

– Верно, нам не нужны мёртвые пленники, – Саид сделал небольшую паузу. – Пока. Вчера Гасан задал вам один очень важный вопрос. Сможете вспомнить его?

Ева опустила взгляд, рассматривая рыжую ржавчину на старом металлическом столе. Она надеялась, что они больше не вернутся к тому вопросу, но раз уж так вышло – ответ у неё имелся и он был всё тем же, что и несколько часов назад.

– Я не знаю, что было в той папке, Саид.

– Ваше молчание не продлит вам жизнь, Ева. Нам нужны ответы.

Из зала послышались крики. Ева невольно перевела свой взгляд на окно и увидела Инас со сверкающим ножом в руках. Из руки Генриха сочилась кровь – похоже, она резанула по старой ране. Ева едва сдержалась, чтобы не скривиться от увиденного. Завязавшаяся беседа интересовала её всё меньше.

– Хотите знать честно? – она перевела взгляд на Саида. – Всё, что мне известно об этой папке, это то, что в ней был компромат на вашего дружка Клемана. Почему бы вам не спросить у него, что именно может быть в тех бумагах?

– Филип Клеман утверждает, что ничего не слышал об этой папке, – парировал Саид. – Её содержимое ему неизвестно.

«Тогда почему этот сукин сын пытался меня отравить? Уж не из-за большой любви к погибшему брату, чье место он теперь занимает?» – подумалось Еве.

– А мне кажется, он врёт, – фривольно бросила она.

– А это не вам решать, Ева, – сказал Саид, слегка подавшись вперёд. Теперь его глаза находились на уровне с Евиными, и в них плескалась злость. – Мне кажется, вчера вы кое-что не поняли. Мы не собираемся с вами здесь в игры играть и переводить стрелки на кого-то другого. Вы будете отвечать или окажетесь там, – он указал на окно за своей спиной.

И вновь угрозы…

Ева даже сподобилась на кривую улыбку, глядя на раздражённого Саида. Он точно держал её за идиотку, если думал пугать очевидными вещами.

– Я всё равно окажусь там, – Ева покосилась на окно. – Рано или поздно я стану бесполезной и меня утилизируют, как ненужный мусор.

Крики становились громче. Инас с её подружкой проходились по Риттеру с ножом и кулаками, не жалея сил и изобретательности для того, чтобы сделать пытки максимально невыносимыми. Смотреть на это было невозможно.

– Вы правда так считаете?

Саид словно и не слышал истошных воплей. Он всё так же неподвижно наблюдал за Брэдфорд и проявлял крайнюю степень безразличия к чужим страданиям.

– Только не говорите, что отпустите меня, – Ева хмыкнула. – Это звучит-то смешно.

Она уже настроилась на то, что их дискуссия затянется. Впрочем, а как ещё ей продлевать собственное существование, если не беседовать с Саидом, давая ему самые безобидные факты из жизни Мориарти. Однако допрос был прерван громким стуком в дверь. Спустя миг, на пороге появился один из тех амбалов, что увёл их с Генрихом из камеры.

– Что? – рыкнул без лишней учтивости Саид.

– Гасан просил привести её, – мужчина указал на Еву.

– Уже? – поражённо воскликнул Саид. – Что он там… – он резко развернулся к окну и увидел, как с истекающего кровью Генриха снимают наручники, – А, понятно. Давай, забирай её.

Мужчина молча вывел Еву в коридор и потащил вглубь здания. По правде говоря, её увели не так уж и далеко. Один лестничный пролёт, пара поворотов – и Брэдфорд уже узрела на горизонте Асада, который как раз беседовал со своей сестрой. Рядом с ними стояла та самая русая барышня, коротая помогала Инас допрашивать Риттера.

– А вот и Ева, – проскандировал Гасан с мерзкой ухмылкой. – Теперь можно начинать настоящее веселье.

Инас смотрела на него с укором. Похоже, то, что задумал младший Асад, ей не очень нравилось.

– Может, всё-таки дашь мне закончить?! – обратилась она к нему. – Это же я, в конце концов, приволокла его сюда.

– Мы же уже всё решили…

– Нет, это ты всё решил, – взревела Инас. – Отец отдал Риттера мне.

Гасан лишь устало помотал головой, словно отгоняя глупое наваждение. Он подошёл к сестре и, наклонившись, прошипел сквозь зубы:

– Инас, ради бога, не выноси мне мозг. Ты уже достаточно облажалась в Австрии. Дай мне закончить мою работу, – он резко отпрял от Инас и развернулся к стоящей рядом барышне. – Наби, отведи её к Саиду.

Девушка согласно кивнула и, схватив под руку Инас, повела её к лестнице, тихо приговаривая:

– Давай, пошли отсюда. Мы сделали всё, что было нужно.

Проходя мимо Евы, Инас слегка замедлилась и смерила её холодным взглядом. В этот миг она показалась ей чертовски похожей на своего отца – такая же суровая, возвышенная и абсолютно безразличная к чужим жизням. Асад привил ей все свои худшие качества. Девчонка казалась его кривым отражением, и что-то подсказывало, что со временем сходств у них станет только больше. Уходя за поворот, Инас оглянулась и громко крикнула:

– Увидимся, как закончишь здесь.

И она ушла, скрываясь за белой стеной.

Еву провели к большим металлическим воротам и, сняв наручники, нагло втолкнули в длинный зал. Позади послышался скрежет металла, и Брэдфорд невольно обернулась. За порогом стоял Гасан, глядя на неё с гадким прищуром.

– Я долго думал, что с тобой делать, Ева, – громко заговорил он. – Физической боли ты не боишься. Угрозы тебя не берут. Поэтому мы решили проверить тебя на прочность. Один пистолет, одна пуля, – Ева проследила за взглядом Гасана и нашла лежащий на полу Магнум. – Я не могу позволить вам обоим жить, поэтому даю пять минут. Условия простые: либо ты убиваешь его либо он тебя. Тот, кто останется в живых… – Гасан оскалился, – останется в живых.

Ева смотрела на едва держащегося в сознании Генриха и понимала, что не сможет выстрелить. Просто не сможет. Глядя в глаза этому парню, она видит десятки непрожитых лет, сотню громких заголовков, которые ещё могут сотрясать местную прессу. Но, важнее всего, она видит личность – не плохую, не хорошую, а вот такую – пугающе неоднозначную, как и всё вокруг неё. И этой личности так и не суждено раскрыться.

Генрих глядит на Еву исподлобья и отрицательно мотает головой. Он не убьет её.

– А что, если никто не выстрелит? – громко спросила Брэдфорд.

– Умрёте оба.

Ответ Гасана был похлеще любого удара под дых. Он выбил последние капли воздуха из лёгких и заставил Еву с ужасом уставиться на ухмыляющегося Асада. Его поведение казалось ей чертовски нелогичным. Она ведь нужна этому кретину. Нужна его блистательному плану по поимке Джеймса Мориарти. Иначе, зачем ему было гоняться за Евой весь прошлый месяц?

– Ты правда сделаешь это? – спросила Брэдфорд внезапно севшим голосом.

– А твой босс правда хочет убить моего отца? – спросил Гасан на Евин манер. – Не задавай очевидных вопросов, Ева. Наши люди взяли след Мориарти, и совсем скоро твоя помощь нам не понадобится. Так что можешь смело подыхать, я переживу, – он потянулся к двери и закрыл её, кинув напоследок:

– Ну ладно, развлекайтесь. Время пошло.

Оставшись один на один с Генрихом, Ева впала в исступление. Она смотрела перед собой и не видела ничего, кроме чёртового пистолета, сверкающего в свете полуденного солнца. Кому-то из них придётся воспользоваться им, и Ева понятия не имела, как с этим смириться. Из прострации её вывел голос Генриха.

– Я… не выстрелю, – тихо сказал он, прижимая к себе кровоточащую руку.

Вид побитого парня стал условным толчком, который заставил Еву думать. Она, наконец, сдвинулась с места и быстрым шагом подошла к Генриху. Присев на корточки у его стула, Ева стала судорожно осматривать его раны – лицо превратилось в одну большую гематому, на шее краснели неглубокие царапины, а из руки на бетонный пол капала бурая кровь. Брэдфорд не страдала от излишних сантиментов к незнакомым людям, но этого парня ей было искренне жаль. Она сжала его ладонь и повернула лицо к себе.

– Эй, ты слышишь меня?

– Ева, – прокряхтел Генрих едва слышно, – возьми п-пистолет.

– Я не убью тебя, – твёрдо ответила Брэдфорд.

Генрих громко выдохнул. Слова давались ему сложно, во рту скопилась кровь, которую он периодически сплёвывал куда-то на пол. Но время летело со скоростью света, и они были всё ближе к тому моменту, когда оба могли потерять жизнь, поэтому он сделал несколько натужных вдохов и сказал:

– Я же просил беспокоиться о себе.

– Генрих… – выдохнула Брэдфорд, поправляя ему упавшую на лоб прядь.

Риттер громко прокашлялся и с отчаянием взглянул на Еву.

– Я не чувствую ног, – тихо сказал он. – Похоже, мне перебили хребет. Я всё равно долго не продержусь.

– Я не могу, – Ева отрицательно мотнула головой. Её расфокусированный взгляд зацепился за блестящий во всей красе Магнум. Он был на расстоянии трёх ярдов от Генриха. При всём своём желании он не смог бы достать его, а это значило лишь одно – Гасан Асад – чёртов садист. – Он же, сука, знал, что ты не сможешь меня убить.

Генрих тихо вздохнул. Из динамиков под потолком послышался громкий металлический голос, скандировавший: «У вас осталось две минуты». Ева покосилась на окно комнаты надзирателей и не увидела там ничего, кроме солнечных бликов. Она знала – он смотрел на неё сейчас. Смотрел и наслаждался своей властью.

– Мне жаль… – хрипел Риттер, – жаль, что тебе пришлось стать моим палачом.

– Я не убью тебя, Генрих, – Ева крепче сжала его руку. – Не могу.

Выбор больше не казался настолько очевидным.

На миг повисло молчание. Генрих тяжело дышал, а Ева медленно, но верно сходила с ума. Она не знала, что ей делать и как поступать. Второй раз в жизни она ощутила это странное двойственное чувство, когда судьба другого человека непосредственно зависит от твоего решения. Впервые так было в Альпах, в городе, под названием Нижний Виннергоф, какой-то месяц назад. Тогда все её инстинкты дали сбой, а желание жить напрочь исчезло, ведь она понимала – без отчаянных решений им с Джеймсом не выжить в заснеженных горах. Она не думала о себе, когда садилась в машину с маячком и, выжав педаль газа, летела на встречу смерти. Тогда ей больше всего хотелось лишь одного – спасти Джеймса Мориарти.

Сейчас перед ней был Генрих Риттер – сын человека, который помогал террористу, кутила и начинающий алкоголик, обычный парень, которому отчего-то выпала участь жертвы во всём этом водевиле. Умирать ради него не хочется в той же степени, как и убивать его. Еве жаль этого взрослого ребёнка, который, возможно, впервые за всю свою жизнь богатенького мажора встретился с жестокой реальностью окружающего мира.

– Я не убью тебя, – повторила она скорее для себя, нежели для Риттера.

– Тебе и не придётся, – шепнул Генрих. – Возьми пистолет, Ева, – она его не послушала, а потому он тихо добавил:

– Прошу.

Ева слабо понимала, чего он от неё хочет, но этот тон – отчаянный и умоляющий – убедил её встать с места и принести Генриху такой желанный Магнум. Увидев пистолет, Риттер потянулся к нему и сказал:

– Вложи его в мою руку и поднеси к горлу.

Ева оцепенела. Она этого не сделает. Ни за что.

– Нет… – сказала она, отводя оружие.

– Давай! – рыкнул Генрих, и в этом крике смешалось всё, что он не мог сказать, – боль, страх, злость и отчаянное желание закончить эту пытку.

Дрожащими руками Ева вложила пистолет в руку Риттера и, крепко сжав рукоять, поднесла дуло к его горлу. Перед глазами застыла пелена из слёз. Думать рационально не получалось. Как только холодный металл коснулся кожи, Генрих прикрыл глаза и выдохнул:

– А теперь нажимай на курок.

Хватило лёгкого усилия, чтобы раздался громкий выстрел. Пуля пролетела на вылет и застряла где-то в стене, но Ева этого уже не увидела. К её рукам упало бездыханное тело Генриха Риттера. По рукам стекала кровь, въедающаяся в кожу и раздражающая своим мерзким металлическим смрадом. Из Евиных глаз катились слёзы, а в ушах стоял невыносимо громкий звон. Дышать было сложно, а держаться на ногах – и вовсе нереально. Она повалилась на землю, глядя на окровавленное тело. Отсчёт жертв во имя спасения Евы Брэдфорд продолжался. Ей хотелось кричать, но с уст срывались лишь тихие маты, хотелось крушить всё вокруг, но руки и ноги не слушались её. В груди щемило от невыносимой боли, а в голове эхом отбивались слова, сказанные секундой ранее металлическим голосом: