Текст книги "Хогвартс. Альтернативная история."

Автор книги: Amargo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 62 (всего у книги 72 страниц)

Я молчал, не сводя с него глаз, и только приподнял бровь, приглашая начинать.

– Доставай палочку, щенок! – взревел комендант.

– Тейлор, успокойся, – сказал один из Пожирателей.

– Парень сам не знает, что делает, – добавил второй. – У тебя еще будет возможность вправить ему мозги.

Надо отдать коменданту должное – он быстро взял себя в руки, сунул палочку в карман и взял со стойки пиво.

– Ладно, – бросил он мне, направляясь к своему столику. – Живи пока.

Я поднял свалившийся табурет и посмотрел на Аберфорта.

– Уходи, – негромко произнес он. Я застегнул куртку, ощущая на себе многочисленные взгляды посетителей, надвинул шапку на лоб и покинул «Кабанью голову», чувствуя себя так, словно действительно сразился с Тейлором и победил его.

– Не поможешь мне убраться? – обратилась ко мне профессор Асвинн по окончании очередного урока. Дождавшись, пока все разойдутся, я вместе с ней расставил стулья, вытер доску и сложил в шкаф наши домашние работы.

– Мне кажется, ты хочешь со мной поговорить, – проницательно заметила Асвинн, когда мы завершили уборку.

– Да, я уже давно собирался, – ответил я, – но к вам и так много народу подходит… поэтому решил пока подождать.

– Мне было бы очень интересно услышать твою историю, – сказала профессор. – Если, конечно, ты не против.

Я был совсем не против и рассказал ей все от начала до конца, на этот раз не опустив эпизод с укусом, а под конец спросил, что он может означать.

– В этом нет ничего необычного, – ответила Асвинн со странной улыбкой на губах. – Так животные устанавливают физическую связь с тем, кто их вызывал. Иногда они берут какой-то предмет; мы сами можем предложить им вещь или свою кровь и плоть. Некоторые твои однокурсники пережили нечто подобное.

Узнав, что это распространенное явление, я вздохнул с облегчением – хоть здесь меня не ожидает никаких сюрпризов. Однако Асвинн еще не закончила.

– Хочу тебе кое-что показать, – произнесла она, сунула руку за воротник свитера и вытянула оттуда серебряную цепочку с небольшим медальоном. Положив его на ладонь, она протянула ее мне, и я увидел, что медальон был сделан в виде крадущейся лисицы. Ошеломленный, я поднял глаза.

– То есть… у вас тоже?

– У меня тоже, – кивнула профессор. – Так что мы с тобой в некотором смысле родственники.

Я не знал, что и сказать.

– Любой, чьим тотемом является лисица – твой и мой духовный брат или сестра, живи он здесь, в Европе, в Азии или где угодно еще. Животных-покровителей не бесчисленное множество, и обладающие ими колдуны образуют по всему миру нечто вроде духовных семей или кланов. Например, двое твоих одноклассников встретили одного и того же зверя.

– Это, наверное, Трент и Полина, – сказал я.

Асвинн отрицательно покачала головой.

– У них разные животные. Тотемы не связаны с личными отношениями. Так или иначе, – продолжала она, – поскольку мы принадлежим к одной семье, я буду рада оказать тебе любую помощь, какая мне под силу.

Хорошо, что я умел достаточно владеть собой и не раскрыл всей степени потрясения, услышав такие слова. Что еще это значит?!

– Пока ты учишься в Хогвартсе, ты под защитой его стен, но очень скоро тебе придется надеяться только на себя. Ты сильный молодой человек… – Асвинн помедлила, – но чересчур самонадеянный. Однажды тебе может понадобиться помощь, и тогда подумай о том, что теперь ты входишь в большую «лисью» семью. Мы поддержим тебя, где бы ты ни оказался.

Глава 65

Близящаяся весна заявила о себе метелями, оттепелями и возвращением прежних проблем. Отряд Дамблдора вышел из спячки и с новым пылом принялся играть на нервах Кэрроу. Лонгботтом больше не ограничивал себя одними лишь надписями на стенах, которые опять начали появляться с завидной регулярностью, несмотря на ночные дежурства преподавателей. Однажды по всему Большому залу оказались разбросаны листовки с напоминанием, что «Гарри Поттер ЖИВ!» За эту выходку ОД попало почему-то Филчу: видимо, по логике Кэрроу, раз он сам проживал на первом этаже, то должен был следить за ним особо. Впрочем, скоро Филч компенсировал унизительную выволочку Алекто, поймав у тюремных дверей двух студентов Хаффлпаффа, вознамерившихся каким-то образом проникнуть внутрь и освободить узников с младших курсов, на которых Кэрроу начали отыгрываться за свою неспособность поймать активных членов Отряда за их подрывной деятельностью.

Растущее бессилие Кэрроу и молчаливый саботаж их указов остальными профессорами, которые не спешили отлавливать ночных партизан, породили настоящую волну насилия. Если раньше оба Кэрроу не распускали рук, то теперь частенько применяли в качестве наказаний довольно болезненные заклятья, вызывая молчаливое, но вполне зримое недовольство со стороны учеников и преподавателей. Чем ближе становилась весна, тем энергичнее вели себя противоборствующие стороны, провоцируя друг друга и все сильнее закручивая спираль взаимной ненависти.

Я не знал, что тут можно сделать. Кэрроу, имевшие список всех участников ОД, могли бы прижать их вообще без каких-либо доказанных причин. Обстановка в школе становилась все напряженнее, и оставалось надеяться лишь на благоразумие Лонгботтома и Джинни – что, разумеется, было бы наивно и смешно.

Впрочем, несмотря на такое весеннее обострение, большинство студентов вели себя как обычно: общались, учились, сдавали зачеты и с нетерпением ожидали наступления тепла.

После происшествия в «Кабаньей голове» Снейп не вызывал меня и даже не смотрел в мою сторону, из чего – а также из оскорбительных слов коменданта, – я сделал вывод, что они с Тейлором находятся далеко не в лучших отношениях, и директор не собирается облегчать ему задачу по воспитанию будущего новобранца. Однако нашлись люди, которые все-таки решили воззвать к моему благоразумию. Через несколько дней Кэрроу пригласил меня в свой кабинет. В то время Отряд Дамблдора еще не развернул весеннюю кампанию, и настроение Амикуса оставалось прежним.

Я вошел в тот момент, когда Кэрроу копался в столе, что-то бурча себе под нос. При мне он отложил поиски и с несчастным видом уселся в кресло.

– Ответь мне на один-единственный вопрос, – сказал он. – Зачем? Зачем ты это сделал?

Он выглядел таким озабоченным, что я невольно усмехнулся.

– Ему смешно! – воскликнул Кэрроу и даже стукнул ладонью по столу. – Прекрати сейчас же ухмыляться!

Я сделал серьезное лицо и ответил:

– Просто так. Чтобы он не указывал.

– Он имеет полное право тебе указывать! – простонал Кэрроу. – Ди, ты неуправляем! Ты никого не слушаешь. Мы не знаем, как на тебя повлиять, как сделать так, чтобы ты понял – есть вещи, которые нельзя делать, просто нельзя!

– Я слушаю, – возразил я, – только не всех подряд.

– Тейлор – не «все подряд». Теперь это очень важный для тебя человек…

– Да он мне никто! Я его видел три раза в жизни. И мне не говорили, чтобы я ему подчинялся.

– А кто тебе должен это говорить? – Кэрроу в недоумении развел руками.

– Директор или Темный Лорд, – ответил я.

Кэрроу вздохнул.

– Директор, – повторил он. – В том-то и дело, что Северус не скажет. У него с Тейлором очень непростые отношения. Хотя, – Кэрроу покачал головой, – с кем они у него простые… Эта служба Дамблдору многих настораживала, и Тейлора в том числе. К тому же он – чистокровный во втором поколении, – замдиректора усмехнулся, – и очень щепетилен в вопросах крови, почище иных аристократов, которые иногда до того доходят, что на своих братьях-сестрах женятся. А Повелитель… – Кэрроу снова вздохнул. – Как ты считаешь, что он скажет, когда узнает, что ни я, ни директор не способны с тобой справиться? Вот ты подумай – что?

Я ощутил, как по коже бегут мурашки. Это же надо быть таким идиотом! Ведь я действительно могу подвести Снейпа! Мне стало невероятно стыдно и даже страшновато. Вдруг Волдеморт снимет его с должности, рассердившись на то, что он либо потакает моей наглости, либо действительно не способен на меня повлиять? Кэрроу заметил мои сомнения, и в его голосе затеплилась надежда:

– Понимаешь теперь, к чему могут привести твои безобразия? Тебе же просто позволяют наиграться, а потом так запрягут, что мало не покажется. Пожалуйста, не зли его больше, – сказал он, прижимая руку к груди. – Думай о нем, что хочешь, но гордость свою поумерь. Он ведь твой будущий начальник – представляешь, каково тебе придется?

На это мне было наплевать. Я думал о другом. Обычно я всегда старался просчитывать последствия чьих-то или своих поступков, но иногда эта функция словно отключалась, и мои действия переставали подчиняться всякой логике. Я, словно маленький ребенок, исследовал пределы собственных возможностей и до сих пор ни разу не получал по рукам. Даже перейдя все разумные границы и напустив патронуса на Волдеморта, я вышел сухим из воды – ни он, ни кто-то другой так и не поставили меня на место. Где же оно было? Я не знал. Весь мой предыдущий опыт ясно указывал: пределов дозволенному не существует. Вероятно, поэтому я регулярно испытывал терпение людей, которые за меня отвечали, и с их точки зрения поступал безрассудно – просто я хотел, чтобы меня, наконец, остановили.

Следующие несколько визитов в Хогсмид я присматривался к поведению Пожирателей и самого коменданта. Тейлор больше не заговаривал со мной, даже если мы встречались у Аберфорта. Вначале я подумывал зайти к нему и повиниться; пусть даже он не поверит в мою искренность, но, возможно, решит, что меня послал Снейп, и тогда передумает докладывать Темному Лорду о случившемся. Однако позже я отказался от этой мысли. Я не буду говорить с Тейлором. Если в адрес Снейпа последуют какие-то санкции, я добьюсь встречи с Волдемортом.

Отряд Дамблдора, Тейлор и грядущие экзамены были важными, но не единственными моими проблемами. Внезапно я очутился в центре внимания значительного числа студенток, для которых до сих пор был пустым местом. Вскоре после январского ритуала и разговора с Пирсом я начал замечать на себе подозрительные взгляды некоторых девушек с самых разных курсов и факультетов, и постепенно эти взгляды из подозрительных превращались в заинтересованные.

Весна была здесь не при чем – прежде я никогда не становился объектом столь широкомасштабной охоты. Я не понимал, откуда вдруг ко мне пробудился такой активный интерес, и чувствовал себя очень неуютно, когда оказывался в осаде учениц шестого или пятого курсов, просивших объяснить такое-то заклинание, сякое-то зелье, и правда ли, что в прошлом году мой патронус отгрыз голову гигантскому оборотню. Во всем этом требовалось поскорее разобраться, спросив совета у человека, который понимал в этой области побольше моего. Дождавшись подходящего момента, я предложил Полине пройтись. Мы уединились в пустой аудитории, и я как мог рассказал ей о необычном поведении женского населения школы.

– Не знаю, что на них нашло, – жаловался я. – Просто коллективное помешательство. Ты ведь разбираешься в таких вещах – объясни, может, это чья-то шутка? Достали уже мелкие, которые постоянно рядом околачиваются…

Полина выглядела очень довольной тем, что я обратился к ней за разъяснениями, и была готова посвятить меня в женский образ мыслей как можно детальнее.

– Бедняжка, – с издевательской улыбкой проговорила она. – О таком, конечно, в учебниках не напишут. На самом деле все очень просто – они просекли, что ты встречаешься с Балстроуд.

– Я с ней не встречаюсь…

– Говори-говори, – хмыкнула Полина.

– Да как это можно просечь? – в недоумении воскликнул я, решив не углубляться в детали. – Мы же практически не общаемся – только по делу.

Полина покачала головой.

– Неважно, сколько вы общаетесь, – сказала она, – важно, как вы себя при этом ведете. Такие вещи трудно объяснить: это просто видно. Пойми, до сих пор тебя воспринимали как такого чудика, который только и знал, что сидел в библиотеке, уткнувшись носом в свои учебники, ни за кем не пытался ухаживать, и вообще непонятно, интересовался девушками или нет. Даже если ты кому-то и был симпатичен, они считали, что тебя невозможно зацепить. А тут выясняется, что еще как возможно, и сделала это не какая-нибудь писаная красавица или, скажем, интеллектуалка, а замухрышка Балстроуд, которая всегда была на вторых ролях… Погоди, не перебивай, – Полина подняла руку, видя, что я собираюсь вставить слово. – Твой статус немедленно возрос. Если раньше их героями были квиддичные игроки и всякие смазливые мордашки вроде Забини, то сейчас мордашка и квиддич котируются гораздо ниже социального статуса. А у тебя большие перспективы, серьезные знакомства, и хотя ты зануда, это можно потерпеть. К тому же, они не считают Балстроуд конкуренткой. Никто из них не понимает, что ты в ней нашел – ни кожи, ни рожи… Да помолчи ты! – воскликнула Полина, когда я попытался перебить ее во второй раз. – Я тебе объясняю, что думают они, а не я. Мне-то понятно, почему у вас с Миллисент все срослось. Она не дура, если смогла тебя удержать, и, видно, тоже прагматик. Поэтому, Линг, терпи, – с ехидством закончила Полина. – Популярность – это тяжкий крест.

До сих пор мысль о статусе не приходила мне в голову; не думал я и о том, как меня видят окружающие и по каким критериям оценивают. После лекции Полины я спросил у Балстроуд:

– Слушай, я правда зануда?

– В некотором смысле, – ответила она, ничуть не удивившись такому вопросу.

– Не знал, что есть разные смыслы…

– По поведению ты не зануда, совсем наоборот – ты только на вид тихоня, – Миллисент усмехнулась. – Но вот потрепаться обо всякой ерунде, а не о чем-нибудь умном, развлечься, расслабиться – этого ты не умеешь. Все, что ты делаешь, ты делаешь с какой-то целью, а у отдыха цели нет, если только побездельничать и приятно провести время. Так что в этом смысле – да, ты зануда.

Я подумал, что вполне способен болтать ни о чем, по крайней мере с Аберфортом, Пирсом и Ноттом, однако в целом Миллисент была права, и я не стал углубляться в детали, чтобы не нарваться на вопрос, с какой же целью встречаемся мы.

Тем временем Лонгботтом что-то замышлял. Уже две недели ОД не проводил никаких акций, Кэрроу немного успокоился, тюрьма опустела, и я смог на время вернуться к медитациям и экспериментам с заклятьями из книги Снейпа. Однако если Лонгботтом думал, что подобное затишье сможет обмануть мою бдительность, он прогадал. Мне совсем не хотелось повторения масштабных событий вроде похищения меча: в школе и так было неспокойно, и по моему мнению Отряд не должен был давать Кэрроу повод для репрессий, свидетелями или жертвами которых становились сейчас ученики.

Говорить с Невиллом прилюдно я уже не мог, а потому подкараулил его в туалете, намереваясь любыми способами вытянуть всю нужную информацию.

Невилл стоял у раковины и копался в своем старом потрепанном рюкзаке, вытаскивая учебники, перья, тетради и складывая их на бортик.

– Что потерял? – спросил я, закрывая за собой дверь и останавливаясь неподалеку. Невилл покосился на меня и молча продолжал свое занятие.

– Носи на шее, как Луна, – посоветовал я. – Наколдовать тебе цепочку?

– Сам как-нибудь, – буркнул Лонгботтом, с новыми усилиями погружаясь в недра рюкзака. Наконец, он отыскал галеон, переложил его в небольшой кармашек сбоку и принялся убирать вещи обратно.

– Вы что-то задумали, – сказал я. – Две недели без диверсий – затишье перед боем.

– Не трудись, – ответил Невилл, запихивая в рюкзак очередной учебник.

– Надеюсь, ты понимаешь, что все эти репрессии спровоцировали вы?

Лонгботтом выпрямился.

– Нет, – сказал он. – Их спровоцировали не мы. Репрессии проводит Министерство и Пожиратели, и это они отправляют невинных людей в Азкабан или в школьный подвал. А мы им сопротивляемся, потому что это правильно.

– Пока вы опять не начали писать на стенах всякую ерунду, ничего не было, – возразил я, пытаясь вернуть разговор в прежнее русло. Лонгботтом покачал головой.

– Было, – ответил он и, не желая ограничивать свои объяснения масштабами школы, продолжал: – Ты хоть знаешь, сколько учеников находятся сейчас в бегах из-за того, что у них родители либо магглы, либо не могут доказать свой статус? А сколько родственников тех, кто тут учится, сидит в Азкабане или пострадало от Пожирателей? У Ханны Эббот они убили мать, а магглов уничтожают вообще ради забавы! Поэтому не трать время попусту: мы будем делать то, что делаем.

– Я ведь и так могу узнать… – начал я, но договорить не успел. В следующую секунду мое тело оказалось сковано заклятьем, а Невилл направлял на меня палочку.

– Нам трудно относиться к тебе как к врагу, – сказал он, подходя ближе. – Ты помогал Гарри, пусть и по каким-то своим соображениям, Луна тебе доверяла, несмотря на Метку, и пока ты никому ничего плохого не сделал. Но если попробуешь покопаться у кого-нибудь из нас в голове, то станешь врагом, как Кэрроу и Снейп. – Он замолчал, подошел к двери, и я ощутил, что заклятье исчезло.

Замораживающее заклинание не мешало легилименции, поскольку палочка мне не требовалась, однако я был настолько ошеломлен, что не стал ничего предпринимать. Несколько секунд я просто стоял, осмысливая случившееся, а потом меня разобрал смех. Поверить не могу – я пропустил заклятье Лонгботтома! Лонгботтома! Зашедшие в туалет младшекурсники замерли на пороге, глядя на то, как я хохочу посреди пустого помещения, посмотрели друг на друга и вышли, закрыв за собой дверь.

К сожалению, я оказался прав. Продолжая присматривать за ОД, я больше не лез к ним со своими предупреждениями и отказался от мыслей о легилименции, поскольку лучше, если они все-таки не будут считать меня врагом и сохранят хоть какое-то доверие. В субботу, выходя после обеда из Большого зала, я обратил внимание, что замок покинули два члена ОД. Погода на улице стояла довольно мерзкая: третий день шел холодный дождь, а медленно таявший снег заполнил весь двор большими лужами. Повертевшись некоторое время на первом этаже, я убедился, что Отряд – по крайней мере, некоторые его члены, – собирается за пределами школы. Выждав еще минут пятнадцать, я также вышел на улицу, укрывшись от дождя капюшоном, но все равно чувствуя, как вода просачивается внутрь и неприятно холодит шею.

«Что еще они изобретают? – думал я, устремляясь к дому Хагрида. – Может, там какая-нибудь важная встреча? Например, с кем-то из леса…» Мое воображение немедленно втиснуло в берлогу Хагрида и кентавра Сильвана, и двоих его спутников, однако когда я оказался у крыльца, никаких следов копыт в снегу не обнаружилось, зато все ступени были измазаны грязью от ботинок и сапог.

Через некоторое время на мой стук выглянул Хагрид.

– Э… э… Линг? Тебе чего?

– Кончайте свои посиделки, – сказал я. – Вы бы еще устроили сборище перед горгульей, чтобы все знали.

– Ты это о чем? – спросил Хагрид. Он так и не вышел на улицу, глядя на меня из-за приоткрытой двери, за которой, впрочем, было тихо. – Какие еще посиделки?

– Да сюда человек пятнадцать прошло! – Мне не нравилось, что меня принимают за идиота. – Если Кэрроу вас застукают, мало не покажется.

– Кэрроу? А что им тут делать? Они ко мне не ходят. Ты вот что… я сейчас маленько занят, загляни попозже, ладно?

– Конспираторы хреновы, – буркнул я, когда Хагрид закрыл дверь, и повернул было к замку, однако возвращаться туда мне расхотелось, и, несмотря на погоду, я отправился к озеру.

Белая гробница Дамблдора ярким пятном выделялась на фоне черно-серой мартовской природы. Я уселся на лавку и попытался превратить валявшуюся под ногами ветку в зонтик, но вместо него у меня получилась конструкция, непохожая ни на что, чем можно было бы укрыться от дождя. «Вот бы щит, как у Волдеморта», подумал я, вспомнив нашу встречу в Министерстве. Увы, колдовство такого уровня было мне недоступно.

Я довольно долго сидел перед озером, потеряв всякое представление о времени и глядя на темные воды, по которым стучали мелкие капли дождя. Внезапно тишину прорезал треск молний, глухой стук и крики. Я мигом вскочил. Со стороны школы к дому Хагрида приближалось четыре человека. Приглядевшись, я узнал обоих Кэрроу, Макгонагалл и Слагхорна. Кэрроу вовсю палили по двери, так что никто не смог бы выйти, не попав под заклятье. Внезапно распахнулась задняя дверь, и на улицу выскочили Хагрид с Клыком. Кэрроу ринулся за ними, стреляя оранжевыми молниями, но Хагрид быстро скрылся в лесу вместе с собакой, и Кэрроу не стал их догонять.

Больше из дома никто не появлялся. Преподаватели один за другим исчезли внутри. Я снова сел на лавку, со смесью любопытства и досады ожидая финала. Спустя минут пять из берлоги Хагрида показалась целая процессия, более десятка учеников во главе с Лонгботтомом, рядом с которым шла Макгонагалл. Последними дом покинули Кэрроу. Алекто двинулась за замыкавшим группу Слагхорном, а ее брат захлопнул дверь и направился ко мне.

– Я впечатлен, – еще издалека начал Кэрроу. – У тебя хороший нюх, – он постучал пальцем по носу. – Молодец, Ди.

Подойдя и остановившись напротив лавки, он сунул руки в карманы и с довольным видом посмотрел на гробницу Дамблдора.

– Вы за мной следили, – уныло произнес я.

– Кто бы говорил, – ответил Кэрроу, смерив меня насмешливым взглядом. – Тут, знаешь ли, все за всеми следят.

Я молчал, и замдиректора продолжил:

– То, что Лонгботтом что-то затевает, мы понимали и так, но без тебя к нему было не подобраться. Ты ведь наверняка все прознаешь и опять захочешь решить проблему, так сказать, мирным путем А они, как обычно, сделают по-своему. Ладно, ладно, ты не дуйся… – Кэрроу показал на дом Хагрида. – Знаешь, что они там устроили?

– Даже представить боюсь, – сказал я, огорченный тем, что услышал.

– Вечеринку в поддержку Поттера! – воскликнул Кэрроу. – А? Каково!

– В поддержку Поттера? – переспросил я. – Там что, его портреты были? Плакаты какие-нибудь? Алтарь со свечками?

– А у нас там жучки… древоточцы, – сказал Кэрроу и рассмеялся. – Все, пойдем от этой сырости. И недовольство свое ты брось, – говорил он мне на обратном пути. – Сегодня они вечеринки устраивают, а завтра какое-нибудь покушение замыслят. Этими воспитательными беседами да уговорами ты ничего не добьешься.

– А вы чего добились своими репрессиями? – огрызнулся я.

– Репрессиями! – фыркнул Кэрроу. – Ты не знаешь, что такое репрессии. Их вот сейчас отругают, посадят на ночь в камеры да запретят в Хогсмид гулять. По-твоему, это репрессии? Репрессии – когда без всяких нравоучений прямиком в Азкабан. И родителей заодно, чтобы другим неповадно было. Вот репрессии. А это… – он махнул рукой, – это все так, шлепки по заднице.

Случившееся меня расстроило и в очередной раз заставило усилить бдительность. Конечно, я сам был виноват: не подумал, что за мной могут следить, недооценил догадливости Кэрроу. После той субботы отношения между мной и ОД все же испортились: поскольку я навел Кэрроу на их вечеринку, получалось, что Хагрид был в бегах из-за меня, скрываясь, по всей вероятности, в Запретном лесу у своего брата-великана. Впрочем, инцидент имел и положительные стороны: до самых пасхальных каникул Отряд Дамблдора не провел больше ни одной акции.

Чем ближе становились экзамены, тем лучше мы понимали, почему в прежние годы все седьмые курсы казались весной немного не в себе. Преподаватели нас не щадили, стараясь, чтобы мы не ударили в грязь лицом и не завалились на каких-нибудь элементарных вопросах.

В очередной раз озаботившись историей, но решив, что с меня вполне хватит «удовлетворительно», я взял в библиотеке справочник с датами и краткими описаниями основных событий. К тому же, под конец седьмого курса я более-менее представлял общий ход истории магического сообщества и тех ее периодов, когда она ненадолго, но тесно переплеталась с историей магглов.

Первое время после разговора с профессором Асвинн каждый урок рунической магии напоминал мне о медальоне, висевшем у нее на шее. Что означало ее необычное предложение? Точнее, было ли в нем нечто большее, чем казалось на первый взгляд? И надо ли вообще ломать над этим голову? Я не мог представить себе ситуации, в которой стал бы просить о помощи, и постепенно слова Асвинн начали казаться формальным жестом доброй воли, чем-то вроде официального приветствия клана, так что в конце концов я просто перестал об этом думать.

Грядущие пасхальные каникулы грозили стать чем угодно, только не временем отдыха. Из-за невероятного количества заданий я целыми днями сидел в библиотеке. Кроме того, неожиданно – и очень не вовремя, – ко мне вернулось вдохновение. Возможно, это случилось из-за эскизов патронуса, которые я захотел довести до ума, прежде чем отдавать Аберфорту, и так увлекся, что часть из них переделал в красках, а законченные рисунки теперь было не стыдно предложить даже Клайву Пирсу. Однако мы уже давно не общались, и я не знал, сохраняется ли наше сотрудничество. Поскольку Трент уехал, лучшие работы я убрал до его возвращения, а остальные сложил в папку и при первой же возможности собирался отнести Аберфорту.

До начала каникул я пропустил два воскресенья, трудясь над большим сочинением для Слагхорна. Наконец замок опустел, я кое-как разгреб задания, и у меня появилось немного свободного времени. В один из дней я взял папку с рисунками и отправился в деревню. Несмотря на приближающийся апрель, на улице было холодно и ветрено, так что большинство жителей сидели по домам. На перекрестке у «Трех метел» меня приветствовал бродивший по пустынному Хогсмиду патруль.

– Давно не виделись, – сказал один из патрульных. – К экзаменам готовишься?

– Готовлюсь, – вздохнул я.

– Ничего, выпускные обычно легко проходят, – обнадежил меня патрульный. – Да и принимают их министерские. Тебе не о чем волноваться.

– Я не волнуюсь, просто хочу хорошо сдать, – ответил я. Пожиратель усмехнулся.

– Ну разумеется. Только Тейлору твой диплом ни к чему, он и без него знает, на что ты способен.

Остальные Пожиратели заулыбались. Я подумал, что Тейлор знает не слишком много.

– Ты случаем не к Аберфорту? – поинтересовался другой патрульный. Я кивнул.

– У него закрыто, – сказал Пожиратель. – Уже несколько дней.

– Закрыто? Он что, уехал? – спросил я, встревожившись.

– Какое там! Заболел. – Патрульный указал на одноэтажное здание по соседству с «Тремя метлами». – Вчера видел его в аптеке, набирал отваров.

– Все равно попробую. – Я показал папку с рисунками. – У меня к нему дело.

– Ну, раз дело… – Пожиратели переглянулись и двинулись вниз по направлению к почте, а я свернул в тупик к «Кабаньей голове».

Подергав дверь и убедившись, что бар действительно заперт, я вышел на середину дороги, поднял голову и, глядя на окна второго этажа, заорал:

– Аберфорт! Эй! Я тебе кое-что принес!

Позади начала лаять и греметь цепью собака, невидимая за забором и кустами. Спустя недолгое время одно из окон приоткрылось, и в темном проеме возник бармен.

– Я кое-что принес, – повторил я и поднял над головой папку.

– Зайди через неделю, – хриплым голосом ответил Аберфорт. – Не до тебя сейчас.

– Через неделю занятия начнутся, и тогда я до лета не появлюсь. Давай, открывай! Я сюда полчаса пёрся по холоду!

Аберфорт сплюнул и захлопнул окно. Посмеиваясь, я подошел к входу в бар.

– Сейчас лечить тебя буду, – обрадовал я Аберфорта, когда тот, наконец, спустился и отпер дверь.

– И за что мне только это наказание? Лекарь нашелся… – ворчал он, пропуская меня внутрь. Бар был непривычно пустым: на аккуратно расставленных столах вверх ножками лежали стулья, темный пол поблескивал в тусклом свете, пробивавшемся сквозь немытые стекла. Задвинув засов, Аберфорт указал мне на лестницу в дальнем углу помещения, сбоку от стойки.

Поднявшись на один пролет, я оказался перед открытой дверью в длинную узкую комнату с плотно занавешенным окном. В дальнем ее конце располагался камин, над которым угадывалась большая темная картина; от входа я увидел только деревянную раму, ловившую отблески гаснущего каминного огня. Рядом с камином стояла незастеленная кровать и тумбочка, уставленная мутными стаканами и пузырьками из темного стекла; напротив кровати находился стол с парой грязных тарелок и стопкой газет. Аберфорт вошел следом и проковылял к камину. Подбросив в него дров, он уселся на кровати, глухо скрипнувшей пружинами, и поплотнее закутался в длинную серую кофту.

Я повесил мантию на спинку стула и положил на сиденье папку.

– Что с тобой стряслось? – Подойдя к тумбочке, я взял в руки пузырек с лекарством. – Простуда? Грипп? Может, свинка?

– А ну не трогай, – Аберфорт отобрал у меня пузырек и поставил обратно. – Свинка, умник… Вот доживешь до моих лет и узнаешь, что это за свинка.

– Я правда могу попробовать тебя полечить. – Вытащив палочку, я начертил в воздухе одно из тибетских лечебных заклятий. Вспыхнувший золотистый узор осветил темное помещение, и я увидел, что на картине над камином изображалась совсем юная девушка, спокойно и немного рассеянно глядевшая на то, что происходило в комнате. Ее взгляд напомнил мне о Луне.

Аберфорт обречено покачал головой.

– Не хочешь – не буду, – я пожал плечами.

– Не хочу, – отрезал он, воспользовавшись предоставленным выбором. – Я, может, поболеть хочу, а не выздоравливать. И так целыми днями на ногах, без выходных, хоть отдохну немного. Так что убери, – он указал на висевший в воздухе узор. Я махнул палочкой, и в комнату вернулась полутьма.

– Раз уж ты здесь, сходи-ка подогрей мне чайник. Хоть какой-то от тебя прок… – проговорил Аберфорт.

Спустившись в комнатку за стойкой, я разжег маленькую плиту и поставил на нее чайник, а когда через несколько минут вернулся с ним обратно, в комнате было немного светлее от двух горевших на стене ламп. Аберфорт придвинул к кровати стул с моей мантией и рассматривал рисунки.

– Налей полстакана, – он указал на тумбочку, – и накапай десять капель вон из того пузырька с зеленой пробкой.

Выпив свое лекарство, от которого в воздухе распространился приятный запах мяты, Аберфорт вернулся к рисункам.

– Это что? – спросил он, постучав пальцем по листу. – Вроде все одно и то же, только с разных сторон…

– Это мой патронус, – пояснил я. Аберфорт посмотрел на меня, потом перевел взгляд на лежащий перед ним рисунок, где патронус изображался в профиль.

– Ладно, возьму, – буркнул он с такой интонацией, словно делает мне огромное одолжение. – Ты сиднем-то не сиди, а завари чай. Вон банка стоит…

За чаем, стоимость которого он наверняка собирался включить в мой счет, я рассказал о вечеринке в честь Поттера и о бегстве Хагрида. Аберфорт слушал, качал головой, а когда я закончил, то сказал:

– Доиграется однажды ваш Лонгботтом. Надо совсем ничего не соображать, чтобы заниматься такими вещами под носом у Кэрроу.