Текст книги "Хогвартс. Альтернативная история."

Автор книги: Amargo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 52 (всего у книги 72 страниц)

Но когда моя спина коснулась травы, патронус уже исчез – я успел стукнуть его палочкой прежде, чем он сумел бы оторвать мне руку. Первые несколько секунд выплеснувшийся в кровь адреналин, о котором я так мечтал, отправляясь к паукам, вызвал во мне эйфорию. В тот момент я не пытался оценить случившееся, лишь видел перед глазами изменившегося патронуса, ясно понимая, что теперь его снова придется дрессировать.

Потом я ощутил боль. Правое плечо словно утыкали раскаленными гвоздями; грудь и живот жгло, будто на них развели костер. Осторожно приподнявшись на левом локте, я с некоторой опаской осмотрел себя, беспокоясь, что патронус распорол кожу и мышцы до самых внутренних органов, и хотя раны оказались не настолько глубокими, я едва не ударился в панику, глядя на потемневшую от крови разодранную одежду.

Улегшись обратно в траву, я попытался если не убрать, то хотя бы снизить интенсивность боли. В этой ситуации худшим моим врагом являлись нервы. Волноваться было нельзя, иначе концентрация ослабнет, и я начну терять больше крови. Сейчас она стекала горячими струйками по бокам и груди, и этого казалось вполне достаточно, чтобы убить меня, если я так и продолжу лежать посреди леса и ничего не делать.

Мне понадобилось трижды сосредотачиваться, чтобы уменьшить болевые ощущения и на время забыть о них. Затем наступила очередь ран. Те чары, которыми я лечил царапины на прежних тренировках с патронусом, оказались неэффективны против порезов такой глубины, да к тому же несущих в себе эхо волдемортовской магии. В конце концов мне все же удалось кое-как затянуть их одним из тибетских заклятий – теперь по пути в замок можно было не опасаться умереть от потери крови.

Поднявшись, я осмотрел правое плечо, но, к моему удивлению, крови на нем почти не оказалось. «Тем лучше», подумал я и двинулся к выходу из леса. Однако, не успев даже дойти до окружавших поляну деревьев, я почувствовал, что края ран расходятся, и кровь начинает стекать вниз по животу и ногам. «И почему я не дождался занятий с Флитвиком? – пришло мне в голову. – Ведь логично было предположить, что патронус изменится в худшую сторону, перестанет слушаться. Почему я не подождал? А теперь… – я начал смеяться, но тут же замолк: боль усилилась, кровь потекла сильнее, – по всему выходит, это попытка самоубийства – ведь на меня напала часть меня самого. Сдохну теперь в лесу по собственной глупости. Снейп был прав – я псих».

До границы леса оставалось совсем немного, однако кровь все текла, и у меня едва хватало сил, чтобы время от времени сосредотачиваться и правильно чертить в воздухе тибетский знак, который слегка ее сдерживал. Внезапно во мне пробудилась суеверная часть. «Надо дать обет, – решительно подумал я, разглядывая края ран, которые в очередной раз ненадолго срастались. – Что-нибудь про троллей? Да нет, причем тут тролли… Может, про учебу? Или про тюрьму?»

Впрочем, все это были уловки, бессмысленное оттягивание неизбежного. Я знал, что нужно обещать, и тщетно пытался обмануть себя поисками менее радикальной альтернативы. Однако затягивать колебания не стоило. Выход из лесу хоть и был близко, но я все чаще останавливался, пытаясь сберечь силы.

«Ладно, ладно, – сказал я себе, наконец, смирившись. – Обещаю. Обещаю, что если выберусь отсюда и останусь жив, то всегда – всегда, – повторил я для пущей убедительности, – буду слушаться его, что бы он мне ни приказал – ведь в конечном итоге он оказался прав…»

Тут мне пришлось остановиться и подождать, пока перестанет кружиться голова. Казалось, между деревьями уже виднеются просветы, но проклятый дождь, сумрак и слабость могли обманывать восприятие. Я попытался начертить очередной знак и только успел поднять руку, как в глазах начало стремительно темнеть, а окружающие звуки утратили ясность, став глухими и тусклыми. Я был вынужден сесть в мокрую траву и прислониться спиной к дереву. «Все будет хорошо, – подумал я, вспомнив о предсказании кентавра и намеках змей. – Но обещание остается в силе».

Реальность встретила меня не слишком радушно. Казалось, на мне лежит тяжелая бетонная плита, вдавливая тело в какую-то жесткую поверхность, из-за чего ломило все кости и мышцы. Смирившись с тем, что плиту с меня никто не снимет, я приоткрыл глаза, не представляя, что могу увидеть, однако поначалу не увидел ничего – где бы я ни находился, здесь было темно. Чтобы понять причину такого состояния, много времени не понадобилось: я вспомнил и паука, и патронуса, и долгий поход по лесу. Несмотря на физическую боль, внутри меня царило спокойствие и удовлетворение, как в первые дни после Круциатуса – та же чистая, первозданная легкость, избавление от груза старых эмоций, очищение от ненужных воспоминаний, прежде только мешавших… «Чтобы возродиться, надо сгореть», подумал я и в тот момент не мог не согласиться с этими словами.

Привыкнув через некоторое время к темноте, я разобрал, что нахожусь в больнице Хогвартса – шторы одного из окон неподалеку от входа оказались слегка раздернутыми, и за ним виднелись плывущие облака, освещенные невидимой отсюда луной. Мне захотелось добраться до окна и осмотреть раны. Искать палочку я не решился, понимая, что после случившегося вряд ли ее оставят рядом со мной.

Стараясь не обращать внимания на боль, я приподнялся на локте и уже почти спустил ноги с кровати, как вдруг внизу неподалеку от меня вспыхнула желтая полоска света, вызвав резь в глазах, отчего мне сразу же пришлось зажмуриться.

– Немедленно ложись! – в голосе вышедшей из своих комнат мадам Помфри слышалось скорее неудовольствие, чем тревога. Я положил голову обратно на подушку. Мадам Помфри захлопнула за собой дверь, и в помещении больницы стало светло. – Лежи и не шевелись, – приказала она.

Я услышал быстрые шаги по проходу между кроватями. Через несколько секунд мадам Помфри покинула больницу, и нетрудно было догадаться, куда она отправляется.

Попытка привыкнуть к свету закончилась неудачей – мои глаза не выносили даже того небольшого объема, что проникал сквозь веки. Оставалось лишь прикрыть глаза ладонью и дожидаться визитеров, наверняка желавших узнать, что со мной стряслось.

Спустя недолгое время мадам Помфри вернулась, но только с одним человеком, и это был не Снейп, которого я ждал, а Кэрроу.

– Уйди, уйди! – услышал я его голос и живо представил, как он в раздражении машет рукой мадам Помфри, а та с недовольным видом скрывается в кабинете. Соседняя кровать скрипнула – Кэрроу уселся напротив моего изголовья.

– Говорить можешь? – спросил он.

– Могу, – ответил я, стараясь, чтобы голос не выдал моего болезненного состояния. Кэрроу помолчал, а потом решительно произнес:

– Скажи только одно – это был оборотень?

– Нет, – вырвалось у меня прежде, чем я смог удивиться: чтобы распознать оборотня, требовалось лишь взять кровь на анализ. Кэрроу облегченно выдохнул.

– Черт бы тебя побрал, парень! – с чувством проговорил он. – Ты не представляешь, какого шороху ты нам задал!

Я молчал, памятуя о том, как негативно могут повлиять вопросы на весь ход разговора.

– Врачиха настаивала, чтобы тебя в Мунго отправили – мол, там за тобой будет надлежащий уход, – но Снейп запретил.

Кэрроу опять помолчал, а потом воскликнул:

– Ты какой-нибудь другой день не мог выбрать для своих приключений? Мы с тобой всю ночь провозились вместо того, чтобы отдыхать перед приездом учеников!

«Ну да, – подумал я. – Особенно ты возился».

– В общем, скажи спасибо Хагриду – это он тебя нашел. – Кровать снова скрипнула; Кэрроу встал и вышел в проход. – Можешь пока отдыхать, а завтра поговорим о деталях. И не советую врать. Директор считает – ты сам во всем виноват, так что если мне твоя версия покажется подозрительной, отправлю к нему. А он… – Кэрроу хмыкнул, – он тобой очень недоволен. Чуешь – запретил давать обезболивающие. – Раздались шаги; Кэрроу приблизился, склонился надо мной и произнес на ухо доверительным шепотом:

– Но я-то знаю, Ди, тебе это только по нраву.

Когда замдиректора избавил меня от своего общества, его сменила мадам Помфри. Я услышал, как она выходит из кабинета, и в следующую секунду свет в больнице погас. Несколько секунд я ждал – возможно, его сменит более тусклый, – однако в помещении оставалось темно, поэтому я убрал руку от лица и открыл глаза.

– Не думала, что скажу такое после июньских событий, – произнесла мадам Помфри, остановившись в проходе напротив моей кровати, – но в этой ситуации, пожалуй, я согласна с нашим директором. Ты, Линг, постоянно ищешь неприятностей на свою голову и за все годы учебы попадал ко мне только по собственной инициативе. Очень сомневаюсь, что на этот раз причина кроется в чем-то другом… Однако как врач я не могу одобрить его запрета на болеутоляющие, поэтому если ты считаешь, что они тебе необходимы – дай знать. Нужное зелье у меня готово.

– Почему у меня такая реакция на свет? – спросил я вместо ответа. Мадам Помфри помолчала.

– По нашей основной версии, на тебя напал оборотень, и мы дали тебе зелья, тормозящие процесс слияния его агентов с твоими клетками. В ближайшее полнолуние превращение оказалось бы минимальным.

– Это не оборотень, – проговорил я, попутно отметив, что о таких препаратах мне прежде не доводилось слышать. Последнее время я вообще не заглядывал в журналы по зельеварению и, как выясняется, зря – того гляди, пропущу изобретение лекарства от трансформации. – Анализ крови показал бы…

– Анализ показывает наличие чужеродных агентов, когда они уже встроились в твои клетки, – ответила мадам Помфри. – То есть через несколько дней после укуса – в твоем случае как раз в полнолуние. Сам понимаешь, что так долго ждать мы не могли. Вреда от этих зелий не будет, а реакция на свет – побочный эффект и скоро пройдет.

Я молчал. Мадам Помфри, вероятно, ожидала, что я попрошу болеутоляющих, но я ничего просить не собирался, и она сказала:

– Ладно, Линг, дело твое. Но чтобы облегчить себе жизнь, я дам тебе снотворного, хочешь ты того или нет.

Выпитое снотворное позволило мне проспать до следующего вечера: когда я открыл глаза, в больнице, несмотря на зашторенные окна, было довольно светло, но свет уже не раздражал, и боль в теле заметно поутихла.

По моим расчетам, на дворе было второе сентября, а значит, я пропустил все самое интересное, в том числе и приветственную речь Снейпа в качестве нового директора. Однако сейчас меня больше волновало собственное здоровье и состояние моих ран. Чувствуя себя гораздо лучше, я решил подняться и дойти до туалетного зеркала, чтобы посмотреть, остались ли следы от когтей, и как теперь выглядит мое плечо.

Однако мадам Помфри либо караулила этот момент, либо наколдовала сигнализацию, потому что не успел я сесть, как она раскрыла дверь своего кабинета и показалась оттуда с подносом, уставленным банками и склянками.

– Хорошо, что ты проснулся, иначе пришлось бы тебя будить, – сказала она, ставя поднос на тумбочку и усаживаясь на соседнюю кровать. – Снимай рубашку и ложись обратно.

Я начал расстегивать пуговицы больничной пижамы, на секунду вспомнив о Метке, но решил, что мадам Помфри вряд ли станет читать мне мораль. Распахнув рубашку, я стянул ее с плеч и невольно бросил взгляд на грудь. В ту же секунду все мысли о Метке вылетели у меня из головы – следы от когтей остались, да еще какие! Грудь пересекали три широких, почти черных шрама, доходя едва ли не до середины живота. Края затянувшихся ран казались обгоревшими, кожа вокруг была воспалена. Я смотрел на них, буквально онемев от ужаса и изумления, и наблюдавшая за мной мадам Помфри первой нарушила паузу:

– Не ожидал? Сейчас еще ничего, а что было, когда тебя Хагрид принес…

– Кто это сделал? – ошеломленно проговорил я и посмотрел на врача. Та пожала плечами:

– Ты, кто же еще.

– Я?!

– Забыл? Ничего странного, – мадам Помфри вздохнула. – Ладно, ложись, надо их обработать.

Я лег, пытаясь сообразить, что все это значит, поскольку совершенно не помнил, как сотворил над собой такое. Мадам Помфри начала накладывать на шрамы мазь, однако возникшее жжение не отвлекло меня от беспокойных размышлений. Если не я, то кто залечил раны, пусть даже таким грубым способом? Может, какой-нибудь кентавр? Вряд ли Сильван – он сделал бы это изящнее, если б вообще решил мне помогать.

– Ожог, разумеется, пройдет, – продолжала мадам Помфри, накладывая мне на грудь синюю мазь, – а вот шрамы останутся. Ты, конечно, молодец, рука не дрогнула, но метод варварский…

Она продолжала говорить что-то еще, однако я уже не слушал. Ожог! И почему я сам до этого не додумался? Я был просто обязан прижечь раны, хоть плетью, хоть любым огнем, какой смогу наколдовать! «Двоечник! – обругал я себя. – Это же элементарная логика! У меня ведь был такой опыт!» И та же логика, что с запозданием указала мне на вероятный способ остановки кровотечения, подсказала единственный вариант ответа на вопрос, какой лесной житель, кроме кентавра Сильвана, смог бы преодолеть магию патронуса, впитавшего в себя отголоски заклинания Темного Лорда. Питоны. Это была их работа.

– С плечом, правда, все оказалось не так просто, – рассказывала тем временем мадам Помфри, – но что сейчас об этом говорить… – Она поставила банку с мазью на поднос и посмотрела мне в глаза. – Может, поделишься, кто все-таки на тебя напал?

Как ни стыдно мне было признаваться в собственной глупости, не ответить я не мог.

– Это несчастный случай, – сказал я, покосившись на мадам Помфри. – Вроде как неудачный эксперимент.

– Ничего себе эксперимент! – воскликнула она с досадой. – Этот эксперимент тебя чуть без руки не оставил! Разве можно быть таким беспечным?

В кои-то веки я согласился с подобной оценкой своих действий, а потому не стал возражать даже мысленно. Качая головой, мадам Помфри намазала мне плечо, немного поколдовала, напоила каким-то зельем, после которого сил у меня сразу прибавилось, а закончив, сказала:

– Я иду к Кэрроу – он хотел поговорить с тобой сразу как ты проснешься. – Она помедлила, словно собираясь добавить что-то еще, но потом передумала и вышла из больничного помещения. Натянув рубашку, я еще раз осмотрел шрамы, застегнулся на все пуговицы и откинулся на подушку.

Можно было бесконечно укорять себя за несообразительность – это уже ничего не меняло. Кто бы ни оказался моим спасителем, теперь я его должник, а я ненавидел быть в долгу. Мое отношение к питонам переменилось еще с тех пор, как они послали меня к Фиренцу, и хотя эти змеи до сих пор продолжали мне нравиться, я уже не воспринимал их как безобидных лесных тварей, которые только и умеют что рыть норы, охотиться на мелкую живность и своеобразно шутить. Было ясно, что когда я покину больницу, мне предстоит разговор и с Хагридом, и со змеями; мысль о подобных перспективах сразу же погрузила меня в состояние тягостного ожидания грядущих непростых бесед, с которыми не мог сравниться никакой допрос Кэрроу. Сам он вскоре появился в больнице, преследуемый возмущенной мадам Помфри.

– Это невозможно! – утверждала она. – У вас нет полномочий, чтобы отдавать такие указания!

– Есть у нас полномочия, – досадливо отмахивался Кэрроу. – И вообще, отстань, не спорь со мной ради всего святого! Иди лучше приготовь какое-нибудь лекарство, займи себя минут на пять, а мы с Ди немного поболтаем…

Мадам Помфри, наконец, сдалась и, бросив на него гневный взгляд, исчезла в своем кабинете.

– Ужас, – со вздохом произнес Кэрроу, опускаясь на кровать справа от меня. – Хочешь совет? Никогда не учи детей. Легче драконов дрессировать, чем с вами, остолопами, справляться.

Сомнительно, чтобы Кэрроу когда-нибудь дрессировал драконов, но здесь я ему верил.

– Ладно, валяй, – сказал он. – Что там с тобой приключилось?

Я не собирался врать о своей неудавшейся попытке общения с патронусом, однако меня не оставляло чувство, что по крайней мере для Снейпа мой рассказ не станет неожиданностью. Даже если поначалу он действительно мог предполагать, будто меня укусил оборотень, то после того, как я очнулся и объяснил, что никаких оборотней на меня не нападало, версия с патронусом представлялась наиболее очевидной. В конце концов, для выяснения точных деталей директор, пока я был без сознания, мог бы воспользоваться легилименцией, как это сделал в свое время я, заглянув в воспоминания спящего Поттера.

Выслушав мой недолгий рассказ, Кэрроу поднялся и вышел в проход.

– Похоже, Снейп был прав, – произнес он, встав напротив и обхватив ладонями железную спинку кровати. – Ты сам во всем виноват. А он тебя неплохо знает, наш директор… – Кэрроу смерил меня оценивающим взглядом. – В общем, так, Ди. Завтра тебя отсюда выписывают. Чтобы никаких патронусов и других твоих штучек – в школе и без тебя проблем хватает. Ты должен помогать нам их разгребать, а не создавать новые. Уяснил? Вот и хорошо. – Кэрроу посмотрел на дверь в кабинет мадам Помфри, затем перевел взгляд на меня и спросил уже тише:

– А что это за заклинание было, которое… – он поводил рукой на уровне своей груди. – Ну ты понял.

Я понял.

– Плеть.

Кэрроу покивал головой.

– Конечно, – пробормотал он. – Плеть. Ладно, Ди, – он громко хлопнул в ладони. – Ждем тебя, так сказать, на боевом посту. – Развернувшись, Кэрроу направился прочь из больницы, и как только входная дверь за ним закрылась, я предпринял очередную попытку встать, чтобы добраться до туалетного зеркала и подробнее рассмотреть свои новые украшения. Однако, как и прежде, мадам Помфри меня опередила. Выйдя из кабинета, она решительно направилась к кровати, а на ее лице читалось неодобрение, которое сейчас для разнообразия относилось не ко мне.

– Согласно указанию директора, – произнесла она, – я обязана выписать тебя завтра после обеда. Но сперва я заявлю ему свой официальный протест относительно такого решения. Тебе необходимо пролежать здесь еще как минимум четыре дня, а лучше всю неделю. Магия, которую ты использовал, деструктивна по своей природе, и повреждения от нее до конца не вылечены, поэтому если у меня не будет возможности регулярно следить за твоим состоянием, может возникнуть риск осложнений. Честно признаюсь, мне не нравятся твои ожоги, и мне не нравится, как директор их лечил…

– Мадам Помфри, не тратьте на это время, – я отрицательно покачал головой. – Во-первых, он не изменит своего решения, а во-вторых, если он считает, что меня можно выписать, значит это действительно так, и никаких осложнений не будет. Я поправлюсь.

– Ну разумеется ты поправишься! – с легким возмущением ответила мадам Помфри, словно я сомневался в ее врачебных талантах. – Вопрос в другом. – Она помедлила, глядя на меня в раздумье. – Пропущенная неделя занятий в начале года вряд ли нанесет твоим знаниям большой ущерб, поэтому я просто не понимаю, чем он руководствуется… И в конце концов! – добавила она, не сдержавшись. – Запрещать болеутоляющие – это выше моего разумения. Это даже не жестокость, это хуже!..

– Вы просто неправильно его поняли! – воскликнул я, слегка испугавшись, что мадам Помфри выскажет свои мысли Снейпу, и он, чего доброго, решит, что я с ней согласен. – Он хотел не наказать меня, а наоборот, помочь!

– Помочь? – изумилась мадам Помфри, но только я раскрыл рот, чтобы все объяснить, как ее лицо обрело совсем иное выражение, и она продолжила, глядя на меня расстроено и с долей сочувствия:

– Значит, помочь… Должна сказать, Линг, ты выбрал для себя очень опасный стимулятор, и любой, кто тебя в этом поддерживает, приносит больше вреда, чем пользы. Но, откровенно говоря, я не удивлена… Что ж, раз дела обстоят таким образом… – мадам Помфри присела на кровать рядом. – Будешь приходить ко мне дважды в день – утром перед завтраком и вечером после ужина, – в течение всей следующей недели, а если почувствуешь ухудшение, независимо от того, чей у тебя урок, немедленно поднимайся ко мне. Теперь что касается лекарств…

Выслушав подробные инструкции и оставшись, наконец, в одиночестве, я все же добрался до туалета и внимательно исследовал себя, глядя на отражение в зеркале. Шрамы от ран оставались все в том же пугающем состоянии, но воспаление постепенно спадало. Теперь, когда эти проблемы были, кажется, почти решены, передо мной вставали новые, возникшие еще несколько недель назад, те, что до сих пор не получали с моей стороны достаточного внимания. Несмотря ни на что, я продолжал занимать должность старшего префекта, и хотя Кэрроу мог сколько угодно сводить мои обязанности к поиску кандидатов на чистку клеток, Волдеморт в своей беседе дал мне более широкие указания, формулировка которых – наверняка намеренно, – являлась расплывчатой настолько, чтобы предоставить мне свободу действий внутри этих рамок и посмотреть, как я себя проявлю.