Текст книги "Хогвартс. Альтернативная история."

Автор книги: Amargo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 72 страниц)

– С вашим патронусом ничего не случилось, – успокаивающе произнес он. – Мне кажется, вы принимаете его слишком близко к сердцу. Думаете, что он живой и самостоятельный, нечто вроде прирученного дикого зверя… Относитесь к нему проще: это всего лишь магическая энергия, которая отражает часть ваших эмоций – именно они придают ей форму и вызывают ощущение внутреннего родства.

– Сэр, а нормальные патронусы такие же плотные, как и мой? – поинтересовался я, слегка расслабившись после слов Флитвика.

Неожиданно профессор посерьезнел и суровым, совершенно не свойственным ему тоном произнес:

– Не знаю, кто и что вам наговорил, или чего вы начитались, но ваш патронус совершенно нормальный. Редкий – это верно, но редкость не делает его… – Флитвик махнул рукой, – ненормальным!

Я удивленно молчал. Еще несколько секунд профессор казался возмущен, а потом сердито стукнул палочкой по преобразователю четырехмерного континуума, вернув комнате прежние размеры, и продолжил:

– Наши с вами патронусы представляют несколько разные формы энергии. В вашем преобладают энергии тени – я полагаю, о ней вы уже знаете? – Я кивнул. – Так вот, – Флитвик указал палочкой на одну из книжных полок, и мне на колени слетел древний толстый том в кожаном переплете. – Полистайте-ка…

Я раскрыл книгу. С первой страницы на меня смотрело тонко вырисованное существо, чем-то напоминающее гибрид паука и осьминога. Книга была написана по-латыни, однако слово Patronus я разобрал.

– Это один из основных трудов, посвященных патронусам обоих разновидностей, а также теням, – говорил Флитвик, пока я страницу за страницей рассматривал изображения светлых патронусов, всегда выглядевших как обычные или магические животные, патронусов-теней, характерными чертами физического сложения которых были длинные, гибкие конечности и внешнее сходство с насекомыми, и собственно теней, не имевших фиксированной формы и изображаемых как угловатые глыбы мрака. Рост людей на иллюстрациях обычно не достигал и середины этих глыб; кое-где нарисованных волшебников хватали длинные вытягивающиеся из теней щупальца.

– Неужели тени действительно являются отражениями наших эмоций? – спросил я, не в состоянии представить, что в каждом из нас скрыта подобная смертоносная сила.

– Не эмоций, – ответил Флитвик. – Точнее, не только эмоций. А еще точнее, наши эмоции – очень сложная штука, которая не существует в отрыве от окружающего мира… Вряд ли у меня получится ответить так, чтобы вы целиком разобрались в этой проблеме: подобные темы изучают только в рамках университетских курсов физики чар. Но если вы решите посвятить себя работе в этой области знания – что я бы только приветствовал, при ваших-то способностях, – то узнаете все, касающееся энергетики патронусов. А пока просто запомните, что у обоих видов патронусов и у теней разная структура, и поддерживаются они магическими полями разной частоты, мощности и величины.

Я во все глаза смотрел на Флитвика – ни о чем подобном мне раньше не доводилось ни слышать, ни читать! Физика чар! Профессор заметил мой интерес и с улыбкой кивнул:

– Вижу, вижу блеск в глазах! Давайте-ка мы так договоримся: к концу ноября закончим, наконец, «Артефакты», а потом почитаем одну книжицу… Думаю, кое-что из нее вы уже в состоянии понять, хотя легкой жизни не обещаю.

Трудности меня не пугали – наоборот. Перспектива обрести знания не из дремучего прошлого, а с передних рубежей науки привела меня в восторг, и я начал ждать конца ноября не только потому, что приближалось мое совершеннолетие, и я получал законное право аппарировать и колдовать где угодно, но и потому, что передо мной, возможно, открывались вероятные перспективы будущей карьеры – кто знает, вдруг Флитвик прав, и физика чар так увлечет меня, что, окончив Хогвартс, я действительно решу связать с ней свою жизнь?

Глава 48

Этим летом мы с Добби решили на время прервать наши уроки. Последние месяцы пятого курса ни я, ни эльф не представляли, чем еще можно на них заниматься, кроме дистанционного управления предметами, развития понимания телесных магических потоков и овладения их координацией, а также изучения сказок и легенд, на которых вырастали эльфийские и человеческие дети.

Однако в наступившем учебном году Добби превзошел самого себя. Через несколько недель после начала занятий он встретил меня на кухне, когда я по своему обыкновению зашел туда за мясом для питонов, и с заговорщической улыбкой на лице запрыгал вокруг, в восторге приговаривая:

– Добби придумал, чему он будет учить Линга! Это очень, очень сложно! Линг должен быть доволен!

Я обрадовался, поскольку, несмотря на относительно четкое представление об эльфийской магии, которое сложилось у меня благодаря нашим урокам и нескольким книгам из библиотеки, нельзя было сказать, что я сильно в ней преуспел.

Придя к нему в первое воскресенье октября и усевшись на старый ковер, наколдованный мной еще на четвертом курсе, я спросил:

– Ну и чем же ты хочешь меня осчастливить?

Добби вытаращил большие блестящие глаза и полушепотом произнес:

– Аппорты!

Ну конечно! Замечательная эльфийская способность к аппарированию предметов! Добби щелкнул пальцами, и у него в руках оказалась большая столовая ложка из кухонного шкафа. Он протянул ее мне и сказал:

– Добби молодец?

– Добби – гений! – воскликнул я. – Это же какие перспективы!

Впрочем, слишком обольщаться не стоило. Аппорты даже с волшебными палочками представляли собой непростую задачу – легче было наколдовать новый предмет, нежели материализовать перед собой уже существующий: слишком много факторов следовало учитывать, и не последними из них были расстояние и возможная магическая защита, существовавшая вокруг предмета или в нем самом. Покопавшись в соответствующей литературе, я узнал, что в этой области до сих пор существует ряд нерешенных проблем – например, является ли полученный путем аппорта предмет тем же самым, что пропадает с места его изначального положения, или его точной копией, которую волшебник создает путем заклинания, одновременно с этим уничтожая оригинал в удаленном месте? Поскольку физические характеристики предметов были найдены идентичными, некоторые предложили считать проблему не стоящей напряжения умственных сил: не все ли равно, перенос это или сотворение идеальной копии, если результат в обоих случаях одинаковый? Я не стал вдаваться в теоретические подробности, решив просто овладеть эльфийским методом или хотя бы приблизиться к его овладению, поскольку способность переместить к себе вещь, не используя палочку, а полагаясь лишь на собственный запас магической силы, представлялась мне крайне полезной.

Во второй половине октября состоялся наш первый поход в Хогсмид. Я хотел заглянуть к Аберфорту, хотя предполагал, что нелюдимый и мрачный брат директора будет не слишком рад моему визиту. Снейп без особого энтузиазма подписал мне разрешение, и после того, как мы с Добби битый час разбирались в перенаправлении потоков телесной магической энергии при аппорте, я оделся потеплее и направился к выходу из замка, где угрюмый Филч обследовал Детектором лжи всех желающих покинуть школу ради прогулки под шквалистым ледяным ветром до хогсмидовских магазинов и кафе.

Едва я встал за спиной кучки семикурсников-гриффиндорцев, откуда ни возьмись на меня набросился Нотт.

– Ты где болтался! – возмущенно воскликнул он, хватая меня за рукав. Семикурсники обернулись и с неудовольствием посмотрели на нас.

– Не понял? – удивился я. – Мы разве договаривались?

Тут рядом с нами очутились Пирс, Полина и Луна, и я сразу догадался, что у них на уме.

– Вот, значит, как, – сказал я. – Решили устроить сюрприз!

– Это не сюрприз, – ответила Полина. – Тебя еще летом предупреждали.

С начала учебного года ни она, ни все остальные больше не просили показать им патронуса. Я уже начал было думать, что предъявленное мной условие остановило Полину, однако надеяться на это, конечно же, не следовало.

Решив на время отложить обсуждение деталей, поскольку гриффиндорцы то и дело оборачивались и недружелюбно косились на Нотта, мы отстояли короткую очередь, предъявили Филчу наши разрешения и, укрывшись капюшонами, вышли под холодный проливной дождь. Пирс попытался наколдовать нечто вроде магического полога, который накрыл бы нас пятерых, однако ливень и ветер были такой силы, что мерцающее покрывало смяло и унесло, будто обыкновенную тряпку. Выйдя за ворота, мы встали под ближайшим деревом, начиная дрожать от пронизывающего холода.

– Ты был прав! – громко заявила Полина, глядя на меня из-под большого капюшона темно-серой мантии. – Твоя идея просто отличная.

– Какая еще идея? – удивился я.

– С патронусами! – Полина попыталась перекричать шум дождя и ветра. – Зная их, мы точно сможем узнать и друг друга!

– На случай, если кому-нибудь придет в голову принять оборотное зелье и выдать себя за одного из нас, – добавил Пирс.

– Ах вот оно что… – Наконец, я понял, о чем шла речь, и признал, что мысль эта вполне здравая и своевременная. – Только это не моя идея. Я просто хотел, чтобы ты перестала на меня давить.

Полина усмехнулась:

– А ты, оказывается, чувствительный?.. Никогда бы не подумала.

Я только пожал плечами, не желая объяснять очевидные вещи.

– У меня нет патронуса, – вдруг сказал Нотт. Мы посмотрели на него, в первые секунды не представляя, что на это можно сказать.

– Ну, значит посмотришь наши, – ответил, наконец, Пирс.

– Может, у тебя тоже паронус-тень, как у Линга? – спросила Луна, которая не меньше других выражала в своих летних письмах желание увидеть такую экзотику. Нотт отрицательно покачал головой.

– Я и так, и так пробовал – ничего. Одни белые молнии.

– Это не такая простая магия, – попыталась ободрить его Луна. – Далеко не у всех получается с первого раза.

– Дело не в магии, дело в источнике, – ответил Нотт.

Никому не требовалось объяснять, что он имеет в виду. Вряд ли сейчас, когда его отец сидел в Азкабане, а по всей стране авроры охотились на Пожирателей, у Нотта было достаточно сил, чтобы сконцентрироваться на положительных воспоминаниях и вызвать полноценного патронуса. Нельзя было сказать, что в Хогвартсе дети приверженцев Волдеморта испытывали на себе какие-то явные негативные последствия подобной охоты – по крайней мере, преподаватели относились к ним так же, как и ко всем остальным, – но ученики знали их по именам, а потому шепот за спиной, враждебные взгляды и даже резкие фразы были вполне распространенным явлением, особенно на фоне продолжающихся исчезновений и смертей волшебников.

– Ладно, только давайте зайдем поглубже в лес, – сказал я.

Мы пошли по дороге в Хогсмид, тщетно пытаясь закрыться капюшонами от пронизывающего ветра. Где-то на полпути Полина решительно свернула и углубилась в чащу. Здесь было тише и спокойнее, чем на открытом пространстве, а ветер шумел где-то высоко в кронах, срывая с ветвей разноцветные листья. Некоторое время мы шли, вороша ногами толстый слой мягкой гниющей листвы, пока не оказались на небольшой поляне, где лежала куча почерневших, давным-давно спиленных стволов. Полина пнула их ногой, проверяя, насколько прочно они лежат, и уселась на самый верхний.

– Ну давай, – сказала она. – Ты первый, как виновник торжества.

– Только не подходите к нему, – предупредил я, отошел подальше от бревен и вызвал патронуса, одновременно с этим переместившись в его сознание, чтобы не рисковать и полностью его контролировать.

Материализовавшись, патронус сразу же покрылся паром, словно капли дождя, касавшиеся его прозрачной малиновой ауры, мгновенно испарялись.

– Обалдеть! – в восторге воскликнула Полина, подаваясь вперед. – Подведи его поближе!

– Лучше не надо, – с опаской возразил Нотт, сжимая в руке палочку. – Пусть стоит, где сейчас.

– Везет же некоторым, – с нескрываемой завистью произнес Пирс, а Луна сказала нечто совершенно неожиданное:

– Он на тебя немного похож.

– На меня? – поразился я, убирая патронуса и приближаясь к бревнам. – В каком это смысле?

Остальные тоже заинтересованно взглянули на Луну. Та с готовностью ответила:

– Такой же неуверенный и настороженный.

Во мне поднялась волна возмущения – с настороженным я бы еще согласился, но неуверенный? – однако само ее появление указывало на то, что Луна была права. Конечно, если б эта характеристика меня никак не касалась, с чего бы мне так реагировать?

– Вообще-то патронус – часть меня, – сказал я, наконец. – И нет ничего странного, если мы с ним похожи.

Кажется, такой ответ вполне удовлетворил Луну. Она соскочила с бревен и встала на то место, с которого я вызывал патронуса. Я не стал садиться и молча наблюдал за тем, как ее серебристая молния превращается в большого зайца, который резво проскакал перед нашим импровизированным зрительным залом и исчез в воздухе у деревьев неподалеку.

– Теперь мы, – Полина спустилась на землю, за ней последовал Пирс. Они разошлись в разные концы поляны, направили друг на друга палочки и хором воскликнули:

– Expecto Patronum!

Яркие молнии, что вырвались из кончиков их палочек, сразу же начали превращаться, и через пару секунд перед нами возникло два тигра: у Полины – крупнее, у Пирса – чуть поменьше. Тигры бросились навстречу друг другу и принялись бесшумно возиться, словно огромные котята, замахиваясь лапами, катаясь по листьям и припадая к земле перед тем, как сделать очередной прыжок. Было видно, что Пирс и Полина далеко не впервые играют со своими патронусами. Наконец, они убрали палочки и с довольным видом подошли к нам.

– Ты, главное, не кисни, – сказал я Нотту, который хмуро смотрел на то место, где только что резвились тигры. – А когда в следующий раз решишь вызвать патронуса, вспомни этот день.

– Чтобы наколдовать кошмар, – ответил Нотт. Все засмеялись.

– В Хогсмид-то пойдем? – спросил Пирс.

– Я пойду, – сказал я.

– Я тоже, мне надо в магазин, – проговорила Луна.

– Тогда двинули, а то я сейчас в сосульку превращусь, – проворчал Нотт и первым зашагал к дороге.

Сказанные Луной слова никак не выходили у меня из головы. «Ведь так оно и есть, – думал я, пока мы молча шли между деревьев. – Сколько я колебался, прежде чем пойти тогда к Дамблдору, или еще раньше, у почты, когда думал, возвращаться ли к Волдеморту или ждать ответа директора…»

– Ты обиделся? – спросила меня Луна, заметив, что я иду один, погруженный в свои мысли.

– Нет, совсем нет, – ответил я. – Ты все правильно сказала – я как раз об этом думал…

– Неуверенный – не значит слабый, – продолжила Луна негромко. – Просто ты не знаешь, чего хочешь, вот и все.

– И это тоже правильно… – вздохнул я, испытывая все большее разочарование в себе. Мы уже почти вышли на дорогу, как вдруг до нашего слуха донесся приглушенный воем ветра топот и плеск луж под ногами. Секунду спустя из серой пелены дождя и редкого крупного снега вынырнула огромная фигура в темно-коричневой шубе, пронеслась мимо нас, разбрызгивая во все стороны грязь и воду, и снова исчезла.

– Что это было? – ошеломленно проговорил Пирс.

– Хагрид, – сказал я.

– А вы заметили – он кого-то нес на руках? – встревожено спросила Луна. Полина кивнула.

– Он из Хогсмида, – сказала она. – Там, наверное, что-то случилось. Пошли скорее.

Мы направились вверх по дороге, не решаясь обсуждать возможные варианты того, что могло стрястись в деревне. Через несколько минут нам повстречались торопившиеся в замок гриффиндорцы во главе с Поттером.

– Гермиона, привет, – заговорила Полина, когда мы поравнялись друг с другом. – Мы видели Хагрида – что произошло?

Гермиона, обнимавшая за плечи плачущую девушку, которую я не узнал под глубоко надвинутым на голову капюшоном, не останавливаясь, ответила:

– Кто-то проклял Кэти Белл.

Девушка начала рыдать еще сильнее. Несколько секунд мы смотрели, как гриффиндорцы уходят вниз по дороге и скрываются за поворотом, потом один за другим развернулись и потащились дальше.

Добравшись до Хогсмида, мы встали посреди перекрестка, где находилось множество лавок и «Три метлы» Розмерты, какое-то время молча глядя себе под ноги или по сторонам, на светящиеся окна магазинов, на редких студентов, которые рискнули покинуть теплые кафе, чтобы зайти куда-нибудь еще, и на местных жителей, старавшихся поскорее добраться до своих домов и отогреться.

– Я в «Кабанью голову», – наконец, произнес я.

– Мне надо в магазин, перья посмотреть, – сказала Луна, кутаясь в мантию.

– А мы – к Розмерте, – сказал Пирс.

Нотт промолчал. Настроение было испорчено; никому не хотелось договариваться о встрече, чтобы вместе проделать обратный путь. Мы разошлись в разные стороны; я отправился в бар Аберфорта, тщетно пытаясь закрыться от ветра и мечтая о большой чашке горячего чая.

В «Кабаньей голове» вновь было пусто – ученики сюда практически не заходили, а завсегдатаи в такую погоду предпочитали, по всей видимости, сидеть дома, перед камином, в теплой, уютной гостиной. Аберфорт чем-то гремел в задней комнате, но выглянул в зал, когда над дверью звякнул колокольчик.

– Привет, – сказал я, стряхнув с мантии налипший снег и негнущейся от холода рукой направив на себя палочку, из которой вырвался поток теплого воздуха.

– Привет, – буркнул Аберфорт и несколько секунд колебался, словно решая, то ли вернуться обратно, то ли выйти ко мне. – Будешь чего?

– Горячий чай, – ответил я и направился было к стойке, но тут колокольчик звякнул вновь, впуская очередного посетителя. Обернувшись, я увидел Нотта. Он сбросил капюшон и застыл в нерешительности, будто не уверенный в том, что ему сюда можно. Конечно, я бы предпочел сейчас посидеть в одиночестве, поразмышлять или перемолвиться парой слов с Аберфортом, но ведь не прогонять же его…

– Пошли туда, – я указал на задвинутый в угол стол, почти неприметный в царившем здесь полумраке.

Аберфорт принес нам два чая, несколько кусочков сахара, и скрылся в подсобном помещении. Некоторое время мы размешивали сахар, грели руки о горячие чашки, а потом Нотт с неожиданной злостью проговорил:

– Да кто она такая, эта Кэти Белл?

– Понятия не имею, – сказал я. – Никогда с ней не общался.

– Может, у нее родители – какие-нибудь министерские шишки?

Я поднял голову, поняв, наконец, что с ним происходит.

– Не знаю. Не думай об этом. У тебя, в конце концов, алиби.

Нотт с недоумением воззрился на меня, а потом возмущенно произнес:

– Считаешь, это смешно?

– Я не смеюсь, – пожал я плечами. – Мало ли кому что в голову взбредет… – Глотнув обжигающего чая, я спросил:

– Ты уже придумал, чем после школы займешься?

Нотт снова посмотрел на меня как на сумасшедшего и даже покрутил пальцем у виска.

– А что? – искренне удивился я. – Вон сколько реклам всяких учебных заведений весной лежало…

– Это для недоучек, которые после пятого сваливают, – ответил Нотт. – А на седьмом совсем другие рекламы будут.

Почему-то такая мысль мне раньше не приходила в голову.

– Действительно, – сказал я. – Наверное, каких-нибудь университетов и крутых колледжей… Ну ты хоть примерно-то представляешь?

– Слушай, меня Снейп в том году пытал – не выпытал, а ты хочешь вот так легко расколоть? – спросил Нотт. – Не знаю я. Сначала дожить надо.

Некоторое время мы молча пили чай, оглядывая пустой темный зал «Кабаньей головы».

– Кстати, насчет дожить, – проговорил я, желая поддержать беседу. – У Хагрида паук умирает.

Нотт, который в это время подносил чашку ко рту, расхохотался так, что еле смог поставить ее невредимой обратно на блюдце, расплескав немного чая по столу. Я не ожидал от него столь бурной реакции и списал это на разрядку после сообщения о проклятии, настигшем Кэти Белл.

– Паук!.. – Нотт, наконец, успокоился и высушил палочкой разлитый чай. – И почему я не удивлен, что у Хагрида еще и паук есть?

– Акромантула, между прочим, – сказал я. – Он его с детства растил.

В бар вошло несколько человек в запорошенных снегом мантиях. Это были какие-то взрослые маги, которые уселись за дальний столик, даже не обсушившись. Из своей комнаты к ним вышел Аберфорт.

– Малфой какой-то дерганый стал, – вдруг сказал Нотт, обхватив ладонями чашку, словно до сих пор не мог согреться. – Не знаю, что с ним происходит?

– Ты тоже дерганый, – ответил я. – И я знаю, что с тобой происходит.

– Да нет, он… – Нотт покачал головой. – Ладно, неважно, все равно нечего сказать. Кстати, – он взглянул на меня с любопытством, – тебе Слагхорн не присылал приглашения на свои сладкие посиделки?

– Сладкие посиделки? Это куда Пирс с Полиной ходили? Не-а, не присылал. С чего бы вдруг, я же не сын каких-нибудь знаменитостей.

– Ну, он не только их приглашает. Грейнджер вон даже не чистокровка.

– А ты что, хочешь к нему на посиделки? – поинтересовался я. Нотт немного подумал.

– Да нет, не хочу. Но если бы отец не был в тюрьме, он бы наверняка и меня пригласил, и Малфоя. Слагхорн конъюнктуру носом чует.

– Плохо он ее чует, – проговорил я, бегло осматривая наполнявшийся народом зал. – Если б чуял хорошо, обязательно бы вас позвал. И меня тоже.

Незадолго до дня рождения Клайв Пирс прислал мне верстку каталога. Узнал я об этом в конце учебного дня, когда спустился в нашу гостиную после урока гербологии, на котором мы изучали тропических мухоловок.

– И почему их мухоловками называют? – злился Нотт, потирая укушенную руку. – Они и меня сожрут – не заметят.

– Не преувеличивай, заметят, – успокаивал его Пирс. – Еще и подерутся за такой лакомый кусок.

Не успели мы расположиться у пышущего жаром камина, чтобы согреться после прогулки по морозу, как в гостиную заглянула староста наших пятикурсниц:

– Линг, тебя Снейп вызывает.

– Спасибо, – сказал я, поднялся и направился к двери.

– Веди себя хорошо, – напутствовал меня Пирс.

– В смысле? – удивился я, но Пирс только загадочно ухмыльнулся.

Несмотря на то, что теперь наш декан вел защиту от темных искусств, он продолжал обитать в своем старом подвальном кабинете, в окружении обширной коллекции заспиртованных тварей. Когда я вошел, Снейп разбирал шкаф, вытаскивая оттуда склянки и коробки и расставляя их на рабочем столе.

– Вам пришла посылка, – сказал он, кивнув на письменный стол. Я посмотрел туда и увидел большой, толстый конверт из плотной коричневой бумаги. – Мне надо было проверить ее на наличие проклятий и опасных предметов, поэтому она вскрыта.

– Спасибо…

Как только я здесь оказался, на меня нахлынули воспоминания о наших уроках окклюменции. «Жаль, что больше нет дополнительных занятий, – думал я, с грустью разглядывая знакомые колбы и банки с мертвыми животными. – Интересно, с Поттером он продолжает заниматься?»

Профессор, повернувшийся к столу с очередной партией коробок в руках, посмотрел на меня, в молчании застывшего посреди комнаты, и спросил:

– Вы что-то хотите сказать мне, мистер Ди?

Я растерялся. У меня и в мыслях не было говорить Снейпу ничего другого, кроме «спасибо» за проверку посылки. Может, он хочет услышать какие-то конкретные вещи? Может, это связано с Дамблдором и его рукой?

– А… вы ждете, что я должен что-то сказать? – неуверенно произнес я. На лице Снейпа отразилось недоумение.

– Жду? – переспросил он и поставил коробки на стол. – Я жду, что вы перестанете стоять столбом, заберете свою посылку и исчезнете из моего кабинета.

Не знаю, что на меня нашло, но я был не в состоянии пошевелиться, словно скованный заклятьем. Я молча смотрел на профессора, он – на меня.

– Да что с вами такое? – проговорил он с легким раздражением.

Как будто я понимал!

– Я видел ваши чары, – вдруг сказал я, совершенно не ожидая от себя такой наглости.

– Какие еще мои чары? – окончательно рассердился Снейп.

– Чары Метки.

Лицо Снейпа застыло.

– Ди, что еще вы натворили? – спустя несколько секунд глухо спросил он.

Какого чёрта со мной происходит? Зачем я завел этот разговор? Внутри начала возникать паника – беседы со Снейпом на личные темы никогда не доводили до добра, – однако отступать было поздно, и я нерешительно ответил:

– Нет, я не натворил… Я имел в виду, что патронус их видел, тогда, у вас дома… он умеет видеть ауры заклинаний…

Паника росла – вдруг я и об этом не имел права рассказывать? Но ведь Дамблдор мог объяснить профессору, каким образом я оказался с ним в ту ночь в кабинете, что ему понадобился мой патронус, и не вдаваться при этом в детали, касающиеся крестража и меча… Я совершенно запутался и глядел на Снейпа, испытывая чувство вины, страх за то, что мог нарушить обещание, и абсолютно не представляя, в чем причина моего столь странного поведения.

Несколько секунд Снейп непонимающе смотрел на меня и в конце концов спросил:

– И что? Увидели ауру, и что дальше?

Я молчал. Действительно, и что?

Неожиданно профессор усмехнулся и сказал:

– Забирайте посылку, мистер Ди, и будьте так любезны, покиньте мой кабинет, иначе я до утра здесь не разберусь.

Я схватил посылку, оказавшуюся довольно тяжелой, и выскочил в коридор, сгорая со стыда за свое идиотское, необъяснимое поведение и совершенно не думая о том, что же мне могли прислать в таком странном конверте.

Вернувшись в гостиную, я не стал задерживаться у камина, где все еще сидели Нотт и Пирс, и сразу отправился в спальню. Однако не успел я устроиться на кровати, как оба они вошли в комнату следом за мной и без колебаний уселись рядом.

– Ну давай, разворачивай, – довольным голосом сказал Нотт, кивнув на конверт.

Тут, наконец, до меня дошло, что в нем находится. Я мигом позабыл обо всем случившемся в кабинете декана и раскрыл посылку, вытащив оттуда сперва письмо, а затем довольно толстую книжку, которая привела меня в недоумение прежде всего тем, что картина, помещенная на обложке над моим именем, оказалась черно-белой, а бумага – самой обычной, на которой распечатывают тексты на принтере. Я положил каталог на кровать. Нотт немедленно забрал его и начал листать, разглядывая иллюстрации.

– А почему он не цветной? – разочарованно спросил я у Пирса.

– Откуда мне знать? – удивился тот, заглядывая Нотту через плечо. – Прочти письмо, может, там об этом сказано?

Я пробежал глазами текст письма. Действительно, в нем все объяснялось. Клайв Пирс просил меня не удивляться такому виду каталога, поскольку целью составителей на данный момент являлось планирование его общего оформления и органичный порядок иллюстраций. «Если вы заметите какие-то неточности, опечатки, неправильные названия, – добавлял Пирс, – если захотите расположить иллюстрации в иной последовательности или что-то изменить во введении, пожалуйста, вносите свою правку прямо в каталог – так нам будет удобнее его дорабатывать».

Бегло просмотрев каталог и ничего пока не проверяя, я отложил более тщательное обследование на вторую половину субботы. После обеда я уселся в спальне и страницу за страницей изучил его, проверив сперва все названия, а затем заново пролистав его, чтобы понять, нравится ли мне порядок размещения картин. В каталоге не было моих ранних произведений – только портреты, абстракции и немного графики с чудовищами из кабинета Снейпа, – что не могло не радовать: мне не хотелось, чтобы мои ученические эскизы и изображения преподавателей соседствовали с более качественными работами, которые я написал после Круциатуса.

Не найдя ничего, что следовало бы исправить, я завернул каталог в бумагу, вложил туда письмо с благодарностью и отправил обратно Клайву Пирсу, предварительно уменьшив и облегчив посылку, чтобы ожидающая в совятнике Лета смогла подняться в воздух с такой ношей в сбруе.