Текст книги "Хогвартс. Альтернативная история."

Автор книги: Amargo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 72 страниц)

Глава 5

Все наше путешествие по озеру я думал о фестралах, один из которых собирался оттяпать мне руку. Сейчас бы карандаш да бумагу, да твердую поверхность, а не в лодке сидеть! С другой стороны, если эти звери возят кареты, значит, они приручены и наверняка пасутся где-нибудь поблизости от замка, и их можно будет срисовать с натуры! Такие перспективы отвлекли меня от однообразного пейзажа, и даже предстоящее знакомство со школой как-то вылетело из головы. Наконец, лодки ткнулись в берег, и все выбрались на твердую землю.

Дверь нам открыла какая-то дама со строгим взглядом и провела нас по огромным помещениям с закрепленными на стенах факелами в небольшую комнату. Я специально поотстал, размышляя, не отправиться ли исследовать место самостоятельно, что казалось куда более привлекательным занятием, чем торчать с кучей трясущихся от страха малолеток, но дама проследила, чтобы в комнату вошли все, и прочла какую-то лекцию, которую я благополучно прослушал – фразы типа «важный процесс», «заменит семью», «ваши успехи» и тому подобная демагогия за последние пять лет навязли у меня в зубах и автоматически скользили мимо сознания. Наконец, она ушла, и мы остались одни.

Через несколько минут выяснилось, что в этом замке водятся говорящие привидения. На этот раз слышал их не только я, а это значит – никаких новых языков и лишних проблем себе на шею. Только я собрался посмотреть, куда это вышла строгая дама, как дверь распахнулась, нас выстроили в шеренгу и повели прочь.

Зал, в котором мы оказались через минуту, произвел на меня некоторое впечатление, в основном – радикальным смешением диаметрально противоположных элементов. Мое чувство прекрасного и безобразного не знало, какую из этих крайностей предпочесть. Восхитительное звездное небо над головой, где я разглядел вращающиеся галактики и летящие мелкие кометы – и тяжелая золотая посуда на деревянных столах, как у вшивых древних викингов, похвалявшихся друг перед другом своими никчемными подвигами. Серебристые полупрозрачные привидения, застрявшие между мирами – и идиотские летающие свечи. Если уж им так хотелось чего-то летающего, могли бы сотворить маленькие луны… я тут же вспомнил фестралов с их глазами и снова отвлекся от происходящего.

К этому времени нас выстроили перед столом, за которым сидело самое странное сборище, которое я когда-либо видел. Прямо по центру на роскошном стуле восседал высокий старикан с длинными волосами, серебристой бородой, в причудливой мантии и в очках. Ну с этим все ясно, подумал я, это главный. Ближе к другому концу стола я заметил тюрбан – его носил бледный тощий человек, на вид европеец. Рядом с ним сидел мой старый знакомец Снейп. Я ухмыльнулся. Снейп, хоть и увидел меня, оставался непроницаем. Наконец, я посмотрел в зал, лицом к которому, как выяснилось, нас и поставили.

Поначалу мне показалось, что за четырьмя рядами столов сидит не меньше тысячи человек, но потом я понял, что это от волнения. Я волновался!

Тем временем все та же дама установила перед нами табуретку и положила на нее старую остроконечную шляпу. Это такой ритуал, нервно подумал я, класть шляпу перед новоприбывшими. И теперь мы должны будем подойти и поклониться этой шляпе. Или поцеловать ее. Или…

Но тут шляпа открыла рот и запела. Мои глаза скользнули по ее дергающемуся кончику, поднялись чуть выше и внезапно наткнулись на нечто, выбивающееся из общей цветовой гаммы. Здесь, в пространстве преобладающих черных, коричневых и желтых оттенков, будто на полотнах Рембрандта, я увидел холодный зеленый. Запрокинув голову, я разглядел висящие над рядами столов гербы. На каждом из них было изображено животное. На холодном зеленом – серебристая змея. Дальше – герб с орлом на иссиня-черном. Герб с барсуком. Алый герб с золотым львом. Песня шляпы проносилась мимо моего сознания. Даже последовавшие за ней аплодисменты не смогли отвлечь меня от лихорадочных размышлений, что же все это значит.

Вперед выступила строгая дама, держа в руках длинный свиток.

– Когда я назову ваше имя, вы выйдете вперед, наденете шляпу и сядете на скамью для выбора – сказала она. – Аббот, Ханна!

О нет, подумал я. Для выбора чего?

Девочка, которую вызвали первой, села на табуретку, надела шляпу, и спустя пару секунд шляпа провозгласила:

– Хаффлпафф!

Стол под гербом с барсуком разразился аплодисментами. Ясно, подумал я и посмотрел на змею.

Не прошло и полминуты, как вызвали меня.

– Ди, Линг!

Стараясь не обращать внимание на колотящееся сердце, я вышел, сел на табурет и надел шляпу.

– Идеальный кандидат для Равенкло, – сказал тоненький голосок у меня в голове. – Но у тебя на уме, кажется, что-то другое?

– Я пойду туда, где змея, – подумал я. Что-что, а знаками в своей жизни я никогда не пренебрегал.

– Не ищем легких путей? – ехидно спросил голосок и тут же громко объявил:

– Слизерин!

Я снял шляпу и отправился направо под приветственные аплодисменты сидящих за длинными столами учеников. Никогда еще мне не были так рады, пусть даже формально. Ладно-ладно, подумал я, усаживаясь за стол с эклектичной посудой, посмотрим, что будет завтра.

Я рассеянно следил за распределением, попутно недоумевая, зачем на столах стоит пустая посуда. Рядом садились новые ученики, в том числе и мальчик, ехавший со мной в одном купе, Ник Флетчер. Кажется, он был впечатлен тем, что попал нашу компанию. Наконец, все закончилось, табурет унесли, дама заняла место за столом, оказавшись той самой Минервой Макгонагалл, что написала мне письмо; следом поднялся сам директор, чтобы произнести речь, но вместо этого понес какую-то чушь, которая понравилась всем, и даже я улыбнулся… а через мгновение на столах появилась еда. Все набросились на нее, словно голодные кошки. Мне тоже было сложно удержаться, поскольку я не ел с прошлого вечера – утром в гостинице меня никто не соизволил накормить.

Насытившись, я начал незаметно рассматривать своих соседей. Ник Флетчер был явно подавлен и вяло ковырялся в яблочном пироге. Неподалеку, рядом с каким-то альбиносом, сидело привидение. Его мантия была в серебряных пятнах, а выражение лица не предвещало ничего хорошего. Колоритный тип, подумал я, а они еще говорят, что у меня больное воображение. Вот этого бы нарисовать… За столом Равенкло я заметил сестру Флетчера. Она склонила голову к уху своей подруги и что-то говорила ей, размахивая рукой с зажатой в ней вилкой. Длинноволосый мальчик, сидящий рядом с ней, едва успевал уворачиваться.

Двое мальчишек – один рядом со мной, другой – напротив, – вели свой разговор. Я невольно прислушался.

– … боится только Кровавого Барона. Если что – ему можно пожаловаться, и тот его приструнит.

– Ну-ну, – насмешливо проговорил мой сосед слева. – Иди, пожалуйся, попробуй…

Он покосился на сидящий за нашим столом призрак.

– Это привидение нашего дома, – сказал его собеседник, заметив, что я тоже бросил взгляд на призрака.

– Отлично, – сказал я.

– А ты китаец? Или японец?

– Китаец. Наполовину, – ответил я. Лучше и не пытаться подсчитать, сколько раз мне задавали этот вопрос.

Мальчишка напротив хмыкнул.

– Они волшебники?

– Кто – они?

– Твои родители.

– Не знаю, может быть, – сказал я, почувствовав, что вступаю на чужую территорию. В моем представлении, все сидящие за столом выросли в семьях колдунов и с детства были знакомы с магией. Для меня это был явный минус, несмотря на преимущество, которое давал опыт уличной и интернатской жизни.

– Не знаешь? – удивился мальчишка и собирался сказать что-то еще, как тут директор вторично поднялся со своего стула и завел речь, на этот раз оказавшуюся чуть длиннее предыдущей. Я тем временем пытался сообразить, как мне выстроить стратегию общения со своими будущими одноклассниками. Информации для этого явно не хватало. Впрочем, если он спрашивает, были ли мои родители волшебниками, значит, тут может быть два ответа, а раз ответа два, то не все здесь выросли среди колдунов. Это меня немного приободрило. Наконец, после исполнения несуразной песни не в лад, все поднялись и направились прочь из зала.

Пока старосты вели нас к нашим спальням, я разглядывал висевшие по стенам картины. Изображенные на них персонажи могли беседовать друг с другом и перемещаться в каком-то своем закартинном пространстве, появляясь на чужих полотнах. Впрочем, эти волшебные качества не могли скрыть однообразие живописной манеры, отсутствие фантазии и цветовую бедность работ. Мы спустились по нескольким лестничным пролетам, прошли по коридору, сделав пару поворотов, и остановились перед каменной стеной.

– Эта дверь, – сказала староста, высокая девушка с длинными распущенными волосами, – открывается только паролем. Забудете пароль – будете стоять здесь и ждать, пока кто-нибудь не войдет или не выйдет. Ясно?

– Ясно, – раздалось со всех сторон.

– Текущий пароль – «крик мандрагоры». Повторите!

– Крик мандрагоры…

Тем временем часть стены отъехала в сторону, открыв перед нами вход в гостиную. Что ж, подумал я, такой аскетизм – это по мне. Стены здесь были каменными, без картин и украшений, окна отсутствовали, в углу стоял огромный камин с резными деталями, а в центре – длинный стол, похожий на столы в большом зале, и множество стульев. У стен я заметил несколько диванов. Наши сумки были сложены подле небольшой лестницы, ведущей в коридор.

– Разбирайте свои вещи, – сказала девушка. – Девочки идут со мной, мальчики – по коридору до конца, две последние комнаты справа.

Я решил немного подождать, пока толпа вокруг схлынет, чтобы забрать свой страшный чемодан, но отсидеться мне не удалось.

– Это еще что? – раздался громкий голос. – Ди! Эй, кто тут Ди?

– Чего надо? – спросил я, ища глазами, кто же это мной интересуется. Оказалось, тот самый альбинос, что сидел рядом с Кровавым Бароном.

– Твой чемодан? – спросил он.

– А что, есть варианты?

– Ну так забери свое страшилище – я до своей сумки не могу добраться!

– Дел-то… – я прошел мимо мальчишки, потеснил стоящего рядом толстяка и зацепил свой чемодан за ручку. Толстяк набычился.

– Смотри не лопни, – сказал я ему, набрасывая на плечо рюкзак. – С дороги отойди?

Толстяк слегка подался назад. Я, в любую секунду готовый дать ему в ухо, прошел мимо, но тот к моему разочарованию ничего не сделал.

– Надо же, – тем временем сказал альбинос, – в Слизерин начали принимать желтомазых!..

– Разбавить белую шваль, – я повернулся к нему, однако нас прервали.

– А ну прекратить! – на лестнице стояла разгневанная староста. – За такие разговоры я сама на вас взыскание наложу, не дожидаясь Снейпа!

Снейпа?

Староста тем временем ткнула в меня пальцем:

– Фамилия?

– Ди, – сказал я.

– Идешь в последнюю комнату. А ты Малфой? – спросила она альбиноса. Тот кивнул.

– Идешь в предпоследнюю. – Девушка махнула мне рукой. – Ну, чего ждешь?

Я потащил свой тяжеленный чемодан по лестнице. Тот ужасно стучал по ступенькам, а потом заскрежетал за мной по коридору. Последняя дверь, да где же она! Коридор заворачивал влево, и вот, наконец, эта треклятая дверь…

В просторной комнате стояло четыре кровати. На кровати рядом с дверью лежал темноволосый мальчишка, который был моим соседом за столом. Кто-то, повернувшись ко мне спиной, складывал вещи в тумбочку у кровати слева. Я прошел в дальний угол, к стене, и бросил свой рюкзак на темно-зеленое покрывало. Всю стену напротив двери занимали полки. На них можно было поставить книги или сложить вещи. Рядом с кроватью располагалась небольшая тумбочка. Что ж, на первый взгляд неплохо.

Я сел на кровать и осмотрелся.

В этот момент в комнату вошел наш четвертый сосед и закрыл за собой дверь. Он тащил за собой две сумки на длинных лямках.

– А, китаец, – сказал он, увидев меня. – Ну привет.

– Привет, – ответил я, следя за тем, как он располагается на кровати напротив.

– Вижу, ты уже успел поцапаться с Малфоем? – спросил он, бросив сумки на покрывало и начав их распаковывать.

– Как раз не успел, – сказал я. Мой собеседник засмеялся.

Тем временем мальчик, копавшийся в тумбочке, выпрямился. Это оказался Флетчер, и выглядел он еще хуже, чем в столовой.

– Эй, – сказал я. – Ты вроде Ник Флетчер, мы с тобой в поезде ехали.

– Да, я помню, – пробормотал он, не глядя в мою сторону.

– Ты чего такой… – я решил проявить деликатность, – подавленный?

– Подавленный? – Флетчер обернулся ко мне. – Я… – глаза его заблестели, – я … сюда!..

– А, дурная репутация Слизерина! – понимающе кивнул мой сосед слева, не отрываясь от своих сумок.

– Моя сестра учится в Равенкло! – воскликнул в отчаянии Флетчер. – Мои родители закончили Равенкло! У нас дома даже орел есть! Не понимаю, как я вообще тут оказался? Тиша меня убьет!

– Ну и не ходил бы, – сказал я. – Мало ли что там шляпа наболтает. – Я решил не говорить, что в Равенкло она собиралась направить меня.

– Как так «мало ли»? – воззрился на меня Флетчер. – Она распределяет нас по домам!

– Хочешь сказать, ты послушался какую-то шляпу? – удивился я.

– Шляпа распределяет, – повторил Флетчер.

Кажется, мы не понимали друг друга.

– Не переживай, – сказал мальчик, разбиравший сумки. – И здесь люди живут. Мы не кусаемся.

Он выпрямился.

– Так, давайте-ка покончим с формальностями. Меня зовут Теодор Нотт. Кто будет звать Тед или Тедди, получит в лоб. Ты, значит, Ник Флетчер… Ты… – он взглянул на меня.

– Ди, – сказал я. – Обойдемся без имён.

– А ты? – спросил он лежавшего на кровати у двери.

– Трент Пирс, – ответил мальчик, слегка повернув голову.

– Ну так что с твоими родителями? – спросил меня Нотт, расставляя на полке рядом с изголовьем учебники.

– Дались тебе мои родители.

– Здесь это важно, – ответил Нотт, повернувшись ко мне. – Ты из маггловской семьи, верно?

– Я вообще не из семьи, если тебе так хочется знать, – сказал я.

– О, – Нотт, кажется, удивился. – Значит, сирота?

– Вроде того. И поэтому я не имею представления, волшебники они или нет.

– Ну, если б были волшебники, тебя бы не оставили, – уверенно сказал Нотт. С этим я был вынужден согласиться.

– Значит, ты вырос среди магглов? – с некоторым любопытством спросил Ник Флетчер.

– Среди кого? – поинтересовался я.

– Да ты ничего не знаешь! – радостно воскликнул Нотт и начал быстрее раскладывать по полкам свои вещи. Я подумал, что мне тоже не мешало бы этим заняться, и лениво слез с кровати.

– Магглы – это люди, не обладающие магическими способностями, – объяснил Флетчер.

– А, – я начал сражаться с застежками чемодана. Чертов Снейп.

– И как ты воспринял, что ты волшебник? – спросил Флетчер.

– Я всегда это знал, – ответил я, что было почти правдой. – Слушай, – я взглянул на Нотта. – А ты что, знаком с этим альбиносом?

Нотт расхохотался.

– Альбиносом!.. Это Драко Малфой. Наши семьи типа дружат. Не обращай на него внимания, он придурок.

– Это я заметил. – Чемодан, наконец, сдался, и я начал расставлять книги.

Мы проболтали еще час, прежде чем улеглись. Трент Пирс был не особо разговорчив, а Флетчер продолжал переживать из-за своего распределения даже после того, как все легли спать.

– Гарри Поттер попал в Гриффиндор, – проговорил он полусонно.

– Ну а куда еще он мог попасть, – недоумевающим тоном пробормотал Нотт. – Его предки там учились.

– А мои предки учились в Равенкло!

– Ди, наверное, даже не знает, кто такой Поттер.

– И тот, чье имя нельзя называть…

– Чье это имя нельзя называть? – тут же спросил я. Нотт захихикал, а Пирс, до сих пор молчавший, вдруг проговорил:

– Вы заткнетесь когда-нибудь? Нам уже вставать скоро!

– Ладно, ладно, – все еще хихикая, ответил из-под одеяла Нотт. Я поудобнее устроился в мягкой постели и сам не заметил, как заснул.

Глава 6

Я дал себе одну неделю на знакомство с замком и прилегающей территорией, но едва управился за месяц. Замок был огромен, а времени на его осмотр оставалось мало. К тому же, некоторые вещи здесь постоянно менялись, и у меня было подозрение, что это не только двери, комнаты и картины, но еще коридоры и иногда этажи (хотя, возможно, в тот раз я просто их перепутал). В процессе своего изучения я нажил себе сразу двух врагов – смотрителя Аргуса Филча и его кошку, которую почему-то звали миссис Норрис. Когда позже я узнал, что люди могут превращаться в животных, то решил, что миссис Норрис – это подружка Филча, которая однажды превратилась в кошку и не смогла вернуть себе человеческий облик. В процессе своих вечерних прогулок я постоянно натыкался на Филча или его миссис.

– Опять ты! – раздавался его скрипучий голос. – А ну марш отсюда!

– Здесь нельзя находиться?

– Хватит шнырять по замку! – кричал он мне вслед.

Однако это были плодотворные недели. За первый месяц я постарался узнать о волшебном мире столько, чтобы иметь возможность если не поддерживать беседу, то по крайней мере понимать, о чем идет речь. Я узнал, кто такие чистокровные волшебники (Флетчер и Нотт), полукровки (Пирс) и грязнокровки (скорее всего, я). Я узнал, что совы приносят письма, а фестралы пасутся глубоко в лесу, и заходить туда нельзя. Я узнал, что у меня получается хорошо (чары и трансфигурация), а что не получается вообще (летать на метле). И еще я узнал, что есть вещи похуже футбола. Квиддич.

Квиддич был всеобщим помешательством. Даже Пирс, который, кажется, примерял на себя роль бунтаря-одиночки, раскрывал рот, если речь заходила о квиддиче, и начинал спорить, если команду, за которую он болел, называли неудачниками. Флетчер обклеил всю стену над изголовьем фотографиями любимых игроков, которые двигались точно также, как персонажи картин в коридорах, только не переходили с одного снимка на другой. Нотт тоже повесил на стену плакат с машущей руками и метлами командой. Пирс, конечно, не стал прилюдно демонстрировать свои симпатии, но зато выяснилось, что он неплохо держится в воздухе, а тренер Хуч, обучавшая нас летать на метлах, сказала, что будет следить за ним и, возможно, порекомендует в команду Слизерина на следующий год.

– Ты где-то тренировался? – спросил Нотт у Пирса, когда мы возвращались в замок после первой тренировки, на которой Малфой опять выпендривался, а Поттер из Гриффиндора легко обставил его на метле.

– У родителей есть дом в Скандинавии – они у меня большие любители северной природы. В округе почти никто не живет, и мне разрешают летать, – ответил Пирс.

– Не расстраивайся, – сказал мне Флетчер, решив, что я молчу, потому что не взлетел выше трех метров. – Ты еще наверстаешь.

– Я расстраиваюсь? – удивился я. – Да сдался мне ваш квиддич! Терпеть не могу спорт. Орущие толпы – тоже мне удовольствие…

– А как же азарт? Как же «господа, делайте ваши ставки»? – обернулся ко мне ухмыляющийся Нотт. – Ветер свистит в ушах, золотой снитч машет крылышками в метре перед тобой, ты протягиваешь руку, но в этот момент противник коварно подсекает тебя, и снитч исчезает из виду. Какая драма разворачивается на стадионе!

– Тебе только комментатором быть, – скептически сказал Пирс. – Подойди к Макгонагалл, вроде она этим заведует.

Нотт, кажется, всерьез задумался над этой перспективой, потому что ничего не ответил, а на лице появилось не свойственное ему мечтательное выражение.

Подлинным сокровищем, которое я обнаружил в замке, была библиотека. Куда там книжному магазину в Косом переулке! Я был настолько потрясен открывшимся мне богатством, что забыл, ради чего сюда пришел. Книг было так много, что я не знал, куда податься и с чего начать. Потом мне в голову пришло нечто более простое. Я подошел к библиотекарше мадам Пинс и спросил:

– А где у вас каталог?

– Каталог? – та немного удивленно посмотрела на меня. – На каком курсе ты учишься?

– На первом, – настороженно произнес я. Неужели первокурсникам запрещают пользоваться каталогом?

– Видишь? – Мадам Пинс указала на узкий темно-коричневый шкаф, возвышающийся до самого потолка и состоящий из множества выдвижных ящичков с круглыми ручками. – Это каталог. – Она взглянула на меня с сомнением. – Но обычно от вас не требуют ничего такого… Здесь есть полки с литературой для первого курса, – библиотекарь показала на один из шкафов. – Там стоит все, что вам надо.

– Спасибо, – сказал я и отправился к каталогу.

Каталог был алфавитным. Первый же ящик, который я выдвинул, представлял авторов на букву «Ю». Так мне было ничего не найти. Я для виду покопался в карточках и медленно задвинул ящик на место, подумав, что мне нужен тематический каталог.

Едва я закончил свою мысль, как внутри шкафа раздалось громкое шуршание, словно там передвигалась стая летучих мышей. Когда шуршание стихло, я с опаской приоткрыл ящик. Карточки стояли на месте, но таблички с буквой «Ю» перед ними уже не было. Вместо этого ящик предлагал мне ознакомиться с литературой на тему «История прорицаний».

Я едва не подпрыгнул от радости. Так вот, значит, как оно работает! Я скорее задвинул ящик и, не отрывая от него руки, подумал: «Магия Тибета». Раздалось знакомое шуршание. Когда картотека успокоилась, я с замиранием сердца заглянул в каталог.

Прямо скажем, не густо.

Книг по тибетской магии в этой огромной библиотеке насчитывалось всего порядка тридцати. Я лихорадочно начал просматривать названия. «Травы и зелья Тибета», «Великие учителя тибетских магических школ», «Путеводитель по монастырям Непала»… Вот она, «Визуальная магия традиции бон»! Я выхватил карточку из каталога и помчался к мадам Пинс.

– А можно мне вот эту книжку? – проговорил я, протягивая ей карточку. Библиотекарша глянула на нее, и на лице ее отразилась смесь недоверия и изумления.

– Она стоит в закрытой секции, – сказала она. – Видишь в углу написано – ЗС? Для того, чтобы получить оттуда книги, тебе необходимо письменное разрешение преподавателя. Иди поставь карточку на место…

Я побрел обратно. Какая еще закрытая секция? В лес нельзя, к библиотеке не подступишься, половина комнат в замке закрыта… Я поставил карточку и вновь перебрал всю тибетскую картотеку. Почти две трети имели в углу пометку ЗС. Я обратил внимание, что все они, судя по названиям, были практического характера.

– Закрытая секция? Там стоят книги по темным искусствам, – объяснил мне вечером Нотт. Мы валялись на кроватях, занимаясь кто чем. Пирс с выражением отвращения на лице читал учебник по истории магии, Флетчер листал какой-то спортивный журнал с мельтешащими игроками, я рисовал, а Нотт бездельничал, одновременно служа мне моделью.

– И что?

– А то, что в нашем мире все страх как боятся темных искусств, и ученики не могут читать подобные книги. Ну, может, только старшеклассники. – Нотт повернулся ко мне лицом: – И что же ты присмотрел себе в Закрытой секции?

– Не верти башкой! – сказал я. – Так, кое что. Уже неважно.

Лежащий на кровати Нотт вышел у меня не слишком хорошо. Я бросил рисунок на кровать и взял новый лист бумаги. Последнее время я рисовал больше, чем когда либо в жизни.

На уроках по истории магии заняться было нечем. Я садился за последнюю парту вместе с Пирсом, сразу за Флетчером и Ноттом, и рисовал. Преподавателем истории было само ее воплощение – бестелесный призрак профессора Биннса. Его лекции практически совпадали с содержанием учебника, а потому я забил на них, решив, что выучу все, что надо, к экзаменам. Вместо этого я рисовал своих одноклассников, профессора Биннса, Кровавого Барона в разных позах (в том числе и откусывающего голову Малфою – позже этот рисунок у меня кто-то стащил), интерьер класса, фестралов, запряженных в кареты, Квиррелла в чалме, из которой разлетаются летучие мыши, Снейпа в окружении оживших тварей, что стояли заспиртованными в его классе, и Дамблдора за столом в Большом зале, без улыбки глядящего прямо на зрителя из-за поблескивающих очков.

– Я бы на твоем месте не стал его рисовать, – прошептал мне Пирс, когда я набрасывал директорские руки. Историк бубнил себе под нос о каких-то Эриках Рыжих и походах к Зеленой Земле.

– Почему?

– Так… – Пирс пожал плечами. – Он странный тип. Может, если ты его рисуешь… ну… этот рисунок становится для него окном.

– Окном?

– Как портреты в замке. Они же переходят друг к другу и все видят, что тут происходит.

– Но это не магический рисунок, – возразил я. – Он не двигается и ни с какими другими не связан.

– Это же Дамблдор, – Пирс глянул на профессора Биннса, который ни на что не обращал внимания, и продолжал:

– Отец говорит – он сейчас самый сильный колдун Британии. Его даже Сам-Знаешь-Кто боялся.

Да, это я тоже знал – эвфемизм «Сам-Знаешь-Кто» заменял магам имя Темного Лорда Волдеморта, о котором я составил довольно нелестное впечатление, пролистав пару книг по истории магической Британии ХХ века.

– Пирс, какого черта! – прошептал я. – Это всего лишь имя! К тому же, он вроде как умер…

– Он не умер! – к нам повернулся Нотт, игравший с Флетчером в морской бой. – Отец говорит, что он еще вернется.

Про Пожирателей Смерти я тоже знал, и про то, что Ноттов отец был одним из них. Равно как и папаша Малфоя, и родители многих слизеринцев.

– Не забывай, что его сделал малыш Поттер, который тогда и говорить-то не умел, – напомнил я. Нотт сказал:

– Никто не знает, что там произошло на самом деле.

Это было правдой. Я и сам не верил, что ребенок был способен отправить могучего колдуна в такой долгий нокаут. Скорее всего, Волдеморт где-то ошибся, но тогда это меня не слишком интересовало.

На первом уроке по трансфигурации профессор Макгонагалл, напоминавшая мне временами знакомого инспектора по делам несовершеннолетних, превратила парту в пони, демонстрируя, что мы однажды сможем сделать, если будем хорошо учиться. Класс задохнулся от восхищения. Я тут же поднял руку – в голове теснились вопросы.

– Скажите, а этот пони – настоящий?

Макгонагалл удивилась:

– Настоящий? Вы что же, полагаете, я тут фокусы показываю? Это полноценный пони, со всеми присущими животному частями тела и внутренними органами.

– Я имел в виду немного не то, – сказал я. – У настоящего пони, который родился и вырос, есть характер, воспоминания и разные умения, которым его обучали. Он как бы индивидуальность. А этот пони взялся ниоткуда. Я хотел узнать, есть ли у него какие-то индивидуальные черты или там воспоминания…

– Ваша фамилия? – сурово спросила Макгонагалл.

Начинается, подумал я и ответил:

– Ди.

– Так вот, мистер Ди, то, о чем вы спрашиваете, было предметом оживленной дискуссии в 13–15 веках, – сказала Макгонагалл. – Если вам интересны подобные детали, рекомендую обратиться к литературе того времени. Можете подойти ко мне после урока, и я продиктую вам список.

В классе раздались смешки. Меня это не смутило.

– А как же этика? Ведь если пони – настоящий, с воспоминаниями и так далее, то когда вы превращаете его обратно в парту, вы его как бы убиваете?

Профессор смотрела на меня неодобрительно.

– Этику трансфигурации мы проходим на шестом курсе, – сказала она. – Философию – на седьмом. Обратитесь к учебнику, если вам не терпится разрешить для себя этические и философские вопросы. А пока что позвольте вас спросить – что произошло сейчас с партой?

Она махнула палочкой, и на месте пустой парты снова возник симпатичный пони.

– Парта превратилась в пони, – сказал я.

– Значит, получается, что я убила парту? – спросила меня Макгонагалл.

Все засмеялись. Я задумался.

– Вы попались в ловушку понятий о живой и неживой природе, – сказала Макгонагалл, возвращая парту в ее естественное состояние. – Чтобы разобраться в этих непростых вещах, требуется чуть больше подготовки, чем есть у вас сейчас. А пока что попробуйте превратить вот эти спички в иголки. Делается это следующим образом…

Превратить спичку в иголку получилось у меня раза с пятого. Я понимал, что надо не просто махать палочкой и мысленно произносить заклинание. Палочка Левиафана заряжала меня энергией, как аккумулятор – батарейку, и мне хотелось делать нечто большее, чем просто превращать одно в другое. Однако задание было дано, и я начал представлять, как спичка становится тоньше, приобретает серебристый цвет, заостряется с одного конца, а с другого возникает ушко. Здесь требовалось воображение и концентрация, единство мысли, действия и ощущения превращаемого предмета – своеобразный треугольник, замкнутая структура…

Я так задумался, что не заметил, как после очередного моего взмаха спичка все же соизволила превратиться. Я взял иголку двумя пальцами и попробовал на остроту.

– Ничего себе, – с завистью сказал Пирс, чья спичка стала серебристой, но так и оставалась спичкой.

– Сконцентрируйся, – посоветовал я. – Представь вместо спички иголку.

– Тебе проще, ты художник, – ответил он, но со следующей его попытки спичка приобрела некоторую схожесть с иглой.

Весь урок я превращал иглу в спичку, а спичку в иглу. Мне становилось скучно. Однако мы с Пирсом заработали по десять очков Слизерину, потому что иголки получились только у нас двоих. После урока я подошел к Макгонагалл за списком книг.

– Вы не могли бы мне что-нибудь порекомендовать почитать? – спросил я.

– Сомневаюсь, что эти тексты будут вам понятны, – сказала профессор.

– Я разберусь, – ответил я. – Какие-нибудь самые основные.

– Ну хорошо, – Макгонагалл призадумалась. – Возьмите «Трактат о лишенных духа» Порфирия Германикуса. – Я быстро начал записывать. – Полистайте работы Матильды Рыжей – она часто затрагивает этику превращения неживого в живое и обратно. Ну и Дарвин, конечно.

– Дарвин? – я едва не выронил перо. – Теория естественного отбора?

Это, кажется, произвело на профессора некоторое впечатление.

– Да, он самый, – сказала она менее строгим голосом. – Дарвин был волшебником, но сделал большой вклад и в маггловскую науку. Посмотрите по картотеке – кажется, вы уже научились ею пользоваться.

Я поблагодарил Макгонагалл и умчался на гербологию.

В отличие от скептически настроенной в мой адрес Макгонагалл, профессор Флитвик сразу заметил, как я скучаю, глядя на поднятое в воздух перо.

– Так-так-так, – сияя, произнес он, переводя взгляд с меня на перо. – А ну-ка попробуйте это!

Взмах палочки, и на месте пера возникла тяжелая металлическая пирамидка, которая с грохотом упала на стол, заставив весь класс вздрогнуть. Я с азартом принялся ее поднимать.

Это оказалось несложно. Флитвик нагрузил меня дополнительными домашними заданиями, и я отправился в библиотеку, не зная, радоваться мне или огорчаться, потому что не меньшим количеством заданий меня нагрузил Снейп.

В отличие от чар и трансфигурации – магии, связанной не только с концентрацией, но с расслаблением и активным воображением, – зельеварение представляло собой полную им противоположность. Здесь требовалась предельная сосредоточенность, внутренний покой и внимательность. Откровенно говоря, мне приходилось непросто, учитывая, что банки с заспиртованными тварями вызывали творческий зуд.