Текст книги "Хогвартс. Альтернативная история."

Автор книги: Amargo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 59 (всего у книги 72 страниц)

– Как… как ты сюда попал! – выдохнул Кэрроу, потирая шею и косясь на патронуса. – И убери от меня эту тварь, бога ради…

– Ну конечно, – саркастически сказал я. – Будто я не знаю, как лихо вы с палочкой управляетесь.

– Дурак, – пробормотал Кэрроу. – Ничего-то ты не понимаешь. – Он снова посмотрел на патронуса, потом на меня. – Думаешь, поймал преступника, герой… А сам? Сам-то ты кто?

– Речь не обо мне! – разозлился я, и патронус тихо зашипел.

– А о чем? – грустно спросил Кэрроу. – О чем речь? Чего ты хочешь?

– Разве непонятно? – удивленно проговорил я. – Чего я могу хотеть? Разумеется, чтобы вот этого… – я указал на камеры, – никогда больше не было!

– И все? – Кэрроу помолчал, уже не обращая внимания на патронуса, который в это время пробовал на зуб ближайшую решетку, а потом сказал:

– Не обольщайся, Ди. Ты не лучше меня. Ты – такой же.

– Я не развращаю детей! – рявкнул я.

– Нет, нет, конечно нет, – Кэрроу отрицательно качнул головой. – У тебя что-то другое. У всех нас что-то свое. – Он выглядел необычайно спокойным, даже умиротворенным. – Темный Лорд это видит. У него много сторонников, но Метки достаются не всем. Я иногда думаю, может, мы были помечены еще до того, как ее получили? – Он шевельнул левой рукой. – Вот Северус, например, считает, что это Метка изменяет людей, какие-то там ее поля-шмоля… – Кэрроу горько усмехнулся. – А мне кажется, никого-то она по большому счету не меняет. Просто выносится на поверхность всякая муть и гниль, которой в остальных нет. И у тебя так. – Он посмотрел мне в глаза. – Потому что будь ты другим, то уже давно отвел бы меня к Снейпу и не слушал бы никаких причитаний. А ты, Ди, стоишь здесь передо мной и вычисляешь: вот настанет однажды удобный момент, и припомнишь ты старому мерзавцу все, что он тут вытворял. Так что, мальчик… – он печально вздохнул, – Повелитель не ошибается.

Шар над камерой почти погас; патронус, окруженный тусклой малиновой аурой, ходил по проходу и кусал решетки, руководствуясь какими-то своими недоступными мне мотивами.

– Ты ведь знал, да? – спросил меня Кэрроу уже с другой интонацией. – Знал с самого начала?

Я нехотя кивнул.

– И молчал, – удовлетворенно резюмировал он. – Следил. Ждал. И Северусу ни слова, ни намека… Надеюсь, это не потому, что ты считал, будто он в курсе? В отличие от тебя, он не стал бы церемониться, сразу бы вызвал дементоров. – Кэрроу снова вздохнул. – Ладно, Ди, пошли-ка отсюда. И убери своего зверя – неужто ты до сих пор считаешь, что я могу тебе навредить?

– Думаю, можете, – сказал я, просто чтобы что-то сказать и не чувствовать себя так погано. Кэрроу ничего не ответил, лишь покачал головой, развернулся и начал подниматься по лестнице, не дожидаясь, что я последую за ним.

Мне не хотелось возвращаться в спальню. Я сел на ступеньку у входной двери, напротив прохода, по которому гулял патронус, и стал смотреть, как он развлекается с решетками. «А ведь это отличное место для тренировок», вдруг подумалось мне. После нападения Пожирателей Выручай-комната казалась уже не комнатой, а проходным двором, да и бегать каждый раз на седьмой этаж было лень. Тюрьма же находилась совсем рядом. Дрессировать патронуса я не собирался – мне хотелось изучить некоторые заклинания чар, поэкспериментировать с упражнениями из тибетских книг, проверить кое-какие заклятья трансфигурации из университетского практикума… Хлопок аппарации вывел меня из раздумий: рядом возник Добби, чья кожа в свете ауры патронуса казалась серовато-пурпурной.

– Линг Ди его отпустил, – обвиняющим тоном произнес эльф. – Это потому, что он тоже Пожиратель?

– А что я должен был делать? – спросил я устало. – И ему голову отрубить?

– Его не жалко, – сказал Добби.

– Никого не жалко, – ответил я. Добби недовольно молчал, и я продолжил: – Теперь Кэрроу вряд ли появится здесь после отбоя, но если тебе не влом…

– Я буду следить, – кивнул эльф и исчез. Я вздохнул, поднялся на ноги и убрал патронуса, мгновенно оказавшись в полной темноте. Несколько секунд я наслаждался ею, представляя, будто вокруг меня во все стороны простирается необъятное, бескрайнее пространство, а потом зажег Люмос, вышел на лестницу и закрыл за собой тюремную дверь.

– Ты сегодня злой, – сказала Миллисент.

Я сел, взял лежавшую у рюкзака футболку и натянул ее на плечи, думая, что тут можно ответить.

– Кэрроу поднял меня ни свет, ни заря, еще шести не было, – проговорил я, не оборачиваясь. – Какие-то идиоты разрисовали стены бездарными граффити.

– Да неужели, – усмехнулась Миллисент. – И он хотел, чтобы ты увидел их с утра пораньше?

– «Отряд Дамблдора объявляет сбор», – процитировал я. – Лучше бы написали: «Здесь был Поттер».

– Ты ведь тоже состоял в этом отряде? – полувопросительно сказала Балстроуд и села вслед за мной. – Кэрроу думал, ты можешь что-то знать?

– Тут и знать нечего, – я продолжил одеваться. – Все и так понятно.

– Это рыжая малявка Уизли и Лонгботтом, – утвердительно произнесла Балстроуд. – Неужели Кэрроу не догадался?

– Он прекрасно обо всем догадался, – ответил я. – Но одних догадок мало. Нужны доказательства, свидетели, за руку поймать… В общем, из-за всех этих надписей и ночных прогулок Снейп возвращает несколько законов, которые действовали при Амбридж. Так что предупреди капитанов команд и председателей обществ – с понедельника им придется регистрироваться у Кэрроу.

– Что еще? – спросила Миллисент.

– Еще профессора снова будут дежурить по ночам, вместе с Филчем и миссис Норрис…

– Я не об этом, – перебила Балстроуд. – Ты злой не из-за надписей.

Действительно, надписи и старые законы были тут не при чем. После разговора с Кэрроу я не спал до утра, сидя в гостиной у камина и думая о том, что он мне сказал, о том, что говорил мне Снейп, а до него – Дамблдор, вспоминая, что я читал, слышал, видел и делал здесь, в Хогвартсе, или раньше, в интернате и на улице. Все мои поступки не взялись ниоткуда и не были обусловлены внешними обстоятельствами: они имели внутреннюю мотивацию и прекрасно ложились в рамки образного объяснения Кэрроу. Заметил ли эту «муть и гниль» Дамблдор? Риторический вопрос – конечно, да. Считал ли он, что такие качества можно преодолеть? Даже я так считал; по крайней мере, до сих пор мне почти удавалось это делать. Но думал ли наш покойный директор, что их надо преодолевать? Возможно, имеет смысл воспользоваться ими, как он воспользовался Снейпом, отлично понимая, что убийство Авадой и близко не походит на больничную эвтаназию, когда ты просто нажимаешь на кнопку, попрощавшись с безнадежно больным, или даешь ему какое-нибудь зелье Вечного покоя.

Однако я не злился. Напротив, та моя часть, что в Хогвартсе не осмеливалась высовывать голову, была рада: наконец-то ей дали подышать свежим воздухом. Что ж, примем ее и посмотрим, что получится. На глобальные выборы это не повлияет – сторонники Волдеморта хоть и похожи на меня, но одного такого сходства явно недостаточно для изменения моей точки зрения на бесперспективность и бессмысленность проводимой ими политики.

Следующие дни и недели мне очень хотелось встретиться со Снейпом. Той ночью я осознал: как хорошо, когда есть человек, с которым можно поговорить о таких вещах, спросить если не совета, то хотя бы мнения – и как плохо, когда такого человека нет. До сих пор в общении со мной Снейп не касался подобных тем; я не был уверен, что он захочет их обсуждать, но сейчас настал момент, когда мне требовалось услышать именно его.

Основным препятствием на этом пути оказался я сам, поскольку то и дело откладывал свой визит к директору. Сперва я выжидал время после разговора с Кэрроу, чтобы он не почувствовал смятения, в котором я тогда пребывал. Действительно, за все эти месяцы мне ни разу не пришло в голову обратиться к Снейпу, предупредить его, намекнуть на опасность, которую его зам представлял для учеников – я лишь хотел поймать Кэрроу на месте преступления и в будущем иметь против него серьезный козырь. Потом я объяснял свое промедление загруженностью учебой, возобновившимися тренировками, троллями, визитами к Аберфорту, обязанностями старосты… в общем, чем угодно. То, что Миллисент расценила как злость, было ощущением пустоты, возникшей после встречи с той своей частью, которую воплощал мой патронус; я был расстроен и пытался максимально безболезненно справиться с новым осознанием себя.

Хотя ничего этого я не намеревался объяснять Балстроуд, мне все же следовало помнить, что Миллисент вполне могла быть осведомителем Кэрроу, и ссориться с ней не стоило.

– Не из-за надписей, – ответил я. – Из-за их авторов. Кэрроу считает, что поскольку раньше мы… ну, не дружили, конечно, но и врагами не были, я должен с ними говорить, вразумлять, капать на мозги. Но у них на все один ответ, и ответ вполне прямолинейный. А то, что такое поведение лишь усиливает напряженность, они или не понимают, или того и добиваются. В итоге – замкнутый круг.

– Кстати, ты знаешь, что родители Лонгботтома – сумасшедшие? – спросила Балстроуд.

– В смысле? – не понял я.

– В прямом, – ответила Миллисент. – Они в первую войну были аврорами, а Пожиратели поймали их и запытали до такого состояния, что с тех пор они находятся в Мунго, под постоянным присмотром.

Я молчал, осмысливая сказанное.

– Тогда все понятно, – наконец, проговорил я. – На уговоры рассчитывать не стоит.

– Вот именно, – кивнула Балстроуд. – Придется тебе придумать что-то другое.

Это, конечно, было легче сказать, чем сделать. Я вновь обратился к Луне, ставшей посредником между мной и Лонгботтомом, обрисовал ей ситуацию с порочным кругом взаимной вражды между ними и Кэрроу, но Невилл моим аргументам не внял. Надписи продолжали появляться, Кэрроу бесился, и я знал, что он выпрашивает у Снейпа полномочий для большего контроля над школой.

Приближалась середина декабря. За все годы учебы я ни разу не видел, чтобы студенты так ждали рождественских каникул. Создавалось впечатление, что на это Рождество я останусь в школе один и получу, наконец, возможность временно насладиться тишиной и покоем. Мне надоела суета, погруженность в школьные дела и дрязги, бесполезные визиты к троллям, попытки достичь компромисса с ОД; я хотел отдохнуть от людей, побездельничать, заняться экспериментами, для которых требовалось больше времени, и, возможно, даже порисовать.

Стремление встретиться со Снейпом превратилось в навязчивую идею, но когда я, наконец, дошел до того состояния, в котором был готов подойти к нему и попросить об аудиенции, он проявил инициативу сам. В пятницу, придя в библиотеку после урока чар, я получил от мадам Пинс записку: директор ждал меня в девять в кабинете на седьмом этаже. Воодушевленный, я с энтузиазмом взялся за домашние задания, но вскоре осознал, что радоваться нечему. В памяти возникла сцена нашего разговора, так легко прерванного портретом Дамблдора. Какое влияние имеет портрет на Снейпа? Могу ли я чувствовать себя свободно и говорить все, что думаю, или некоторые мысли лучше придержать? Слишком поздно я понял, что надо было не терять времени и первому предложить Снейпу встретиться, только не в директорском кабинете с развешанными по стенам наблюдателями, а в его старом подвальном помещении с заспиртованными тварями.

Без минуты девять я назвал горгулье пароль, услышанный в ноябре от Кэрроу. Нетрудно догадаться, как Невилл с компанией проникли в кабинет, если Кэрроу орет пароли на весь этаж. Снейп стоял у дверей и зажигал свечи на черном канделябре. Угли в камине почти потухли; в сумраке шевелились портреты, Дамблдор протирал очки. Когда я вошел, Снейп посмотрел на меня в упор, и я ощутил знакомое прикосновение к сознанию.

– Садитесь, – через секунду сказал директор и продолжил заниматься свечами. Я сел в кресло, довольный проведенной проверкой. Мы словно обменялись невидимым рукопожатием, удостоверились, что мы – это мы.

– Я хочу знать, – проговорил Снейп, зажигая последнюю свечу и поворачиваясь ко мне, – что именно вы делаете, чтобы эти провокационные надписи об Отряде Дамблдора больше не появлялись на школьных стенах. А точнее, – добавил он, неторопливо проходя к своему месту за столом, – чего вы не делаете, чтобы это предотвратить.

– Пока их не поймают за руку, надписи будут появляться, – начал объяснять я. – С их точки зрения, такие вылазки вселяют в людей оптимизм, говорят о том, что не все так плохо, как кажется. Какой-то конкретной задачи они перед собой не ставят – только моральную поддержку. Я объяснял, чем все может закончиться, но для них это дополнительное доказательство злонамеренности… – несколько секунд я лихорадочно подыскивал в голове какое-нибудь нейтральное слово, но так и не найдя его, закончил, – режима и лишний повод продолжать в том же духе. Они смотрят на ситуацию совсем с другой точки зрения.

– Ну еще бы, – сказал Снейп задумчиво и, как мне показалось, немного рассеянно. – А кроме разговоров вы не видите других способов на них повлиять?

– Законных способов? – спросил я.

– Желательно, – с легким сарказмом ответил Снейп, поднимая на меня глаза. – Интересно, с каких это пор вы начали мыслить в терминах законности?

Я решил проигнорировать такую подколку.

– Законных не вижу, а незаконные до них и так доберутся.

Снейп смотрел на меня с усмешкой, и я добавил:

– Мне рассказали, что родители Лонгботтома серьезно пострадали в первую войну… так что для него это нечто вроде вендетты. Он просто так не остановится.

Директор перестал улыбаться.

– Да, – проговорил он, – вендетта… – и безо всякого перехода спросил:

– Скажите, мистер Ди, вы знаете, где сейчас находится Гарри Поттер?

В первую секунду я решил, что Снейп снова шутит, и хотел уже ответить, что Поттер, к сожалению, не счел нужным доложить, где он прячется, однако директор был серьезен. Он вызвал меня совсем не ради Лонгботтома и ОД, проблем досадных, но не слишком значительных.

– Нет, – сказал я, выжидательно глядя на Снейпа и не представляя, что последует за этим вопросом.

– А кто-то в школе может об этом знать?

Я подумал.

– Нет, – повторил я спустя полминуты, в которые директор терпеливо ждал моего ответа. – Если бы Поттер связался с кем-то из ОД, они бы отреагировали. Я бы заметил перемены в общении или в поведении.

Снейп молчал, глядя в окно и водя пальцами по ручке кресла. Прошло не меньше минуты, прежде чем он снова заговорил.

– Ваш патронус, – сказал он, – может найти его, как и любого, кого вы видели и хорошо запомнили. Максимальное расстояние, которое он преодолевает, мне неизвестно, но если вы без труда направили его в мой дом, радиус вашей работы достаточно велик. – Снейп повернулся ко мне. – Ваше счастье, что Темный Лорд не утруждал себя исследованием магии патронусов. В противном случае… – он замолчал. Я прекрасно понимал, что хочет сказать директор. В противном случае меня бы отправили ловить Поттера.

– Дело в том, – начал я, – что у патронуса есть свои ограничения. Некоторые заклинания влияют на него отрицательно, и он не может проходить или видеть сквозь них. Если Поттер укрыт такими заклинаниями, патронус не попадет внутрь, и пока я туда аппарирую и буду снимать охрану, ему вполне хватит времени, чтобы исчезнуть куда-нибудь еще.

– Да, – негромко проговорил Снейп, – об этом я тоже думал. Но… – он снова ненадолго замолчал, – возможно, в зимние каникулы вы все-таки займетесь его поисками.

– Он видел моего патронуса, – напомнил я. – И может знать о Метке.

– Знает, если слушает радио.

Радио? Я был удивлен – обо мне что, говорили по радио? Однако Снейп не стал заострять на этом внимание и продолжал:

– В любом случае, время пока есть. – Он указал на книгу в кожаном переплете, лежавшую у края стола. – До каникул прочтите и выучите страницы с закладками.

Заинтригованный, я взял книгу, из которой торчало несколько красных ленточек, и убрал в рюкзак. Снейпу, кажется, было больше нечего сказать, но я не мог позволить себе просто встать, попрощаться и выйти из кабинета.

– Сэр, я хотел узнать… – не слишком решительно проговорил я, чувствуя совершенно не нужное сейчас волнение. – Насчет того, что вы говорили о Метке.

Снейп смотрел на меня без всякого выражения, но я понимал, что вступаю на неизведанную территорию и вполне могу получить от ворот поворот.

– Эти перемены, они действительно из-за нее, или… все уже есть, а Метка – только катализатор?

Директор молчал, потом ответил:

– Я не знаю.

Только я собрался удивиться, как Снейп добавил:

– И не все ли вам равно?

– Мне не все равно! – поспешил возразить я. – Это ведь совершенно разные вещи!..

– Да? – перебил меня Снейп, выпрямляясь в кресле. – Неужели разные? И в чем разница? Хотите думать о себе хорошо, сваливать свои неприглядные поступки на Метку, или предпочитаете оправдываться тем, что все это в вас есть изначально?

– Я ничего не собираюсь сваливать на Метку! – возмутился я. – И ни за что оправдываться тоже!

– Тогда разницы нет, – отрезал Снейп. – Неважно, что откуда берется – важно, что вы с этим делаете. Уверен, такие вещи вы понимаете и без меня, и ничьи советы вам тут не нужны.

– Разница есть, – упрямо сказал я. – Метка – это как растение: если почва ему подходит, оно растет, если не подходит – погибает.

По лицу Снейпа было видно, что затеянный мной разговор ему совсем не нравится. Он встал, подошел к окну и распахнул его; в кабинет сразу же полетел снег, угли в камине стали темно-красными, огонь свечей задрожал от порывов холодного ветра.

– А сами? – спросил он, глядя на метель за окном. – Сами вы не знаете ответа? И что я могу сказать вам? – Снейп обернулся, глядя на меня в упор, как тогда, у входа. – Зачем вы вообще меня об этом спрашиваете! Прочтите какие-нибудь книжки; вы ведь их из рук не выпускаете – там наверняка есть все, что требуется…

Я вскочил, обиженный и рассерженный. Неужели ему так сложно со мной поговорить? Неужели я не заслуживаю ответа, обратившись к нему за помощью один-единственный раз в жизни?

– Не отсылайте меня к книгам! Я хочу услышать вас, то, что думаете вы, а не какие-то далекие и мертвые маги!

– Я не тот человек, чье мнение вам надо знать! – резко ответил Снейп. – Вы сами должны отвечать на такие вопросы, сами, понятно вам?

– А если Темный Лорд прав? Если он изначально видел эту почву, еще когда мы только встретились в том старом доме?

Снейп вдруг успокоился. На его лице появилось выражение досады и легкой брезгливости; он захлопнул окно и вернулся в свое кресло.

– Так вы говорили с Амикусом, – сказал он. – Тогда все ясно. Доморощенный философ… – в устах Снейпа это прозвучало как ругательство. – Сядьте, Ди.

Я сел, все еще немного обижаясь.

– Впредь увольте меня от фатализма Кэрроу, – попросил Снейп. – Все эти почвы, врожденные изъяны, «мы были помечены еще раньше»… Странно слышать о таком от человека, который прочитал едва ли не все выходившие в Англии труды тибетских магов. Вы ведь знаете – все зависит от нашего восприятия. Возможно, кроме него и его иллюзий вообще ничего больше нет.

– Вы так не думаете, – сказал я, – и говорите это специально, чтобы мне не отвечать.

Снейп усмехнулся:

– Я не хотел отвечать потому, что в голове у вас и так бардак, а если на ваших ментальных полках окажется еще и мое мнение… – он замолчал и вытащил палочку. – Но раз уж Амикусу удалось смутить вашу душу настолько, что за успокоением вы обратились ко мне, я, так и быть, отвечу на ваш вопрос.

Снейп махнул палочкой, и на столе возникла пластина, которую он подвинул к моей половине стола. Я взял в руки тяжелый прямоугольник и с изумлением увидел в нем собственное отражение. Несколько секунд я смотрел в зеркало, пытаясь разобраться, что все это значит, а потом по спине у меня побежали мурашки понимания. Я положил зеркало на стол и взглянул на Снейпа.

– Я… мне надо подумать, – пробормотал я, до краев переполненный мыслями и эмоциями. Снейп вежливо указал на дверь.

– Мистер Ди, – сказал он, когда я был уже у выхода. – Вы больше ничего не хотите мне сказать?

Держась за ручку, я повернулся к нему и уже спокойно ответил:

– Нет, сэр. Больше ничего.

Глава 63

С тех пор я не позволял окружающим видеть свое настроение, каким бы плохим или хорошим оно не было. Миллисент больше не говорила мне, что я злой, Слагхорн не брал под локоть, чтобы отвести в сторонку и справиться о моем здоровье, и даже чуткий Флитвик не замечал никаких перемен. В декабре седьмой курс приступил к изучению чар Невидимости, а по субботам профессор объяснял мне, как обнаруживать невидимок, и рассказывал кое-какие вещи, о которых умалчивал на общих уроках.

– На самом деле, – говорил мне Флитвик, – истинную невидимость способны создавать только магические предметы, такие, как плащи-невидимки. Вы ведь понимаете, как они работают…

Нет, я не имел об этом ни малейшего представления.

– Ну как же, Линг, – разводил руками Флитвик, словно я его серьезно огорчил. – Ткань плаща заклинается таким образом, чтобы считывать информацию с окружающего пространства и моделировать на себе изображение того участка, которое занимает сама, с учетом его геометрии. Поэтому то, что скрыто под плащом, увидеть нельзя, хотя можно нащупать. Это так называемая истинная невидимость. Однако заклинание, которое мы используем для себя, относится к разряду отводящих. Кстати, вы знаете, что некоторые магглы тоже умеют становиться невидимыми?

Я отрицательно покачал головой.

– Конечно, речь идет не о настоящей невидимости, но вы можете быть с таким человеком в одном помещении и не заметить его, – продолжал Флитвик. – Здесь то же самое. Физически ваш глаз видит того, кто наложил на себя заклинание, но мозг эту информацию не воспринимает. Поэтому контрзаклинание заключается в защите проводящих и анализирующих зрительные сигналы областей мозга от полей заклятья невидимости.

Контрзаклинание вызывало сильную головную боль и вряд ли хорошо влияло на связанные с ним участки коры, поэтому мы им не злоупотребляли. Обычно после занятий с Флитвиком я, все еще в деловом настроении, спускался в тюрьму и изучал книгу Снейпа.

Речь в ней шла о боевой магии, но не той, что вышибала двери или учила сражаться с несколькими волшебниками сразу; в книге рассказывалось о тихой, тайной работе, применявшейся в особых или экстремальных условиях, совсем не похожих на открытый бой лицом к лицу. Закладки Снейп разложил на тех страницах, где объяснялось, как быстро найти и снять охранные чары, начиная с простых и заканчивая многослойными, похожими на те, что лежали на школе. Оказывается, от них тоже можно было избавиться при наличии времени и отсутствии сопротивления.

Работать с такими заклятьями было интересно, но сложно. Сперва мне приходилось накладывать на камеру охранные чары, а потом самому же их нейтрализовать. В первый раз я что-то сделал не так, и из наружных решеток начали сыпаться синие искры – мне едва удалось убрать искаженное заклинание. Однако чем больше я работал, тем лучше у меня получалось. Вряд ли Поттер владел упомянутыми в книге заклятьями, а такие простые чары, как Protego totalum и Cave inimicum, к Рождеству я научился обнаруживать и снимать за несколько секунд.

В тюрьме я позволял себе расслабиться и на время почувствовать то, что все остальное время глубоко прятал. Зеркало Снейпа вызвало во мне новый виток размышлений. Его точка зрения во многом перекликалась с тем, что я читал на страницах тибетских книг: все вокруг – все, что с нами происходит, люди, которых мы встречаем, ситуации, в которые попадаем, – так или иначе отражает нас самих. Мы меняемся, и меняются обстоятельства, являясь зеркалом наших внутренних процессов. Конечно, такая позиция вызывала много вопросов, но вряд ли больше, чем мнение об иллюзорности всего сущего. Я был согласен со Снейпом (если он действительно так считал): картина мира создается нашим восприятием, и если все, что со мной происходит, отражает меня самого, я несу полную ответственность не только за свои дела, но и за мысли и чувства. К этому подталкивали и книги, однако начать так жить, уметь владеть собой настолько, чтобы в буквальном смысле менять своим сознанием окружающую реальность, представлялось почти невероятным подвигом самодисциплины.

К Рождеству я выучил нужные заклятья и был готов в любой момент отправиться на поиски Поттера. Как я и предполагал, в каникулы школа попросту вымерла. Уровень общественного стресса превышал все допустимые пределы, и родители стремились воссоединиться со своими детьми хотя бы на недолгое время праздников. Отчего-то мне казалось, что на этот раз преподаватели не будут вместе отмечать Рождество, но я ошибся. Хагрид притащил из лесу здоровенную ароматную елку, которую водрузил посреди Большого зала, и неожиданно предложил мне помочь ее нарядить. Настроение у меня было хорошим, я предвкушал предстоящие поиски и связанные с ними приключения, а потому не стал отказываться и быстро увлекся. Вместо того, чтобы прибегнуть к колдовству, я взял у Филча высокую стремянку и принялся развешивать игрушки руками.

– Ты что, колдовать разучился? – поинтересовался Кэрроу, который несколько минут простоял рядом с подававшим мне гирлянды Хагридом, наблюдая за процессом.

– Нет, – ответил я, осторожно поворачиваясь на узких ступеньках, чтобы не свалиться на голову лесничему. – Но нельзя же все делать с помощью палочки. Так недолго и контакт с реальностью потерять.

– Только вот не надо умничать, – сказал Кэрроу. – Контакт с реальностью он потеряет… Ты наряжать до нового года собираешься?

К нашему с Хагридом удивлению, он достал палочку и начал развешивать оставшиеся в ящике игрушки. Хотя у Кэрроу было такое выражение, словно его насильно заставили заниматься подобной ерундой, я мог поспорить, что он получает удовольствие от рождественских приготовлений. Кто бы мог подумать, что Кэрроу еще и сентиментален…

К вечеру в Большой зал начали подтягиваться профессора. Первой пришла Алекто, которая удивилась не меньше нашего, обнаружив своего брата за таким неподобающим занятием. Ничего не сказав, она уселась за стол, где пока еще не было никакой еды, лишь посуда, свечи и маленькие живые елочки в стиле бонсай.

Следом явился Флитвик с профессором Вектор. Этим двоим всегда было что обсудить. К седьмому курсу я уже понимал, насколько активно арифмантика использовалась в чародействе, и отсутствие знаний в этой области сужало мои возможности, ограничивая выбор специализации на факультете чар любого университета. Несколько секунд профессора в молчании глядели на невиданное зрелище – Пожиратель Смерти Амикус Кэрроу украшает елку, – а потом продолжили разговор. К счастью, Кэрроу стоял спиной к двери и не видел их лиц.

Ко времени, когда в зал вошел Снейп вместе со Слагхорном, за столом собрались все профессора, включая Фиренца и Трелони, очень не любившей кентавра и считавшей его шарлатаном. Последними были мадам Пинс и Филч с миссис Норрис на руках. За пределами Большого зала оставались только отмечавшие свой вариант Рождества привидения, Пивс, в одиночестве резвившийся где-то на верхних этажах, и эльфы, вряд ли обращавшие внимание на человеческие праздники. Ах да, и еще тролли.

Вопреки моим ожиданиям, особых трений за ужином не возникло. Алекто попыталась поддеть Макгонагалл, с которой была на ножах с первых же дней пребывания в школе, однако та решила проигнорировать ее выпад и не стала отвечать. Флитвик рассказал о том, как в молодости, во время стажировки в Европе, угодил на Рождество в больницу, и какие невероятные события произошли в ней тем вечером. Чуть позже на столах появилось вино; Кэрроу оживился (как и Трелони), а сидевшая рядом профессор Асвинн предложила мне немного выпить.

Ответить я не успел – мою левую руку обожгло так, словно ее на секунду опустили в кипяток; ощущение тут же исчезло, оставив после себя странное эхо, похожее на далекие волны жара, прокатившиеся по всему телу. Что это значит? Вызов? Непохоже, ведь никакой информации я не получал… Я покосился на Кэрроу, но тот увлеченно выпивал и явно ничего не заметил, однако Снейп, похоже, что-то ощутил. Прежде он хоть и не вступал в разговоры, но вел себя вполне расслабленно, а сейчас выглядел отстранено, будто к чему-то прислушивался. Может, Темный Лорд вызывал его?

Однако спустя несколько секунд директор вновь спокойно занялся едой. Я отказался от предложения Асвинн выпить – мало ли, вдруг все же что-то случилось, и позже мне придется колдовать? Вечеринка шла своим чередом, деятельный Флитвик организовал музыку и пригласил танцевать мадам Хуч. Хагрид, уговоривший уже целую бутылку, осмелел и предложил сплясать Трелони, которая выпила не меньше и согласилась. Профессор Асвинн пригласила на танец меня.

Не знаю, когда Снейп покинул Большой зал – я не заметил его ухода. Слагхорн втянул меня в разговор о зельях, поскольку не раз видел, как я листаю в библиотеке новые журналы по зельеварению, и я без всякой задней мысли сказал, что ожидаю скорого изобретения антиликантропного препарата. Это вызвало бурную и разнообразную реакцию – похоже, мои слова всколыхнули в памяти профессоров старые слухи, которые, как мне казалось, были давно и благополучно позабыты. Напившийся Кэрроу хохотал. Вскоре Снейп вернулся и больше не оставлял зала до тех пор, пока профессора не начали расходиться по своим комнатам.

Я ждал, что директор мне что-нибудь скажет, но он ушел вместе со Слагхорном, даже не взглянув в мою сторону. Весь следующий день я проторчал в замке, вытащив на свет старые инструменты для творчества и, за неимением свежих идей, сделав дюжину эскизов своего патронуса, однако Снейп молчал и записок не присылал. Лишь через день после Рождества он встретил меня в коридоре у библиотеки и сообщил:

– Наша экскурсия отменяется, мистер Ди.

Я был сражен. Мне словно дали роскошный рождественский подарок, а потом вдруг беззастенчиво отняли. А как же мои мечты об экстремальных каникулах? А две недели ежедневной подготовки? Я выучил все заклинания! Дайте мне время, и я сниму защиту не то что с Поттера, а с самого Хогвартса!..

Вероятно, все это большими буквами было написано у меня на лице, потому что Снейп помедлил и, прежде чем уйти, добавил:

– Книгу пока можете оставить себе.

Компенсация была неплохой, но все же до самого вечера я предавался унынию, лишь перед сном сообразив, что этот отказ означал: либо обстоятельства изменились, и необходимость в Поттере отпала, либо Снейп нашел его сам. Может, с этим связано то странное ощущение за рождественским ужином? И почему я не спросил? Впрочем, шансы на положительный ответ наверняка были нулевыми: «Вас это не касается, мистер Ди».

Полистав на ночь книгу Снейпа, я удовлетворился открывшейся передо мной возможностью научиться владеть палочкой на расстоянии – полезный навык, если меня вдруг обезоружат, – и узнать несколько заклятий на случай, если окажусь обездвиженным, но с палочкой в руке. Наверное, таким заклинаниям обучают авроров, думал я, засыпая, и чтобы немного себя утешить, решил наутро прогуляться в Хогсмид.