Текст книги "Хогвартс. Альтернативная история."

Автор книги: Amargo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 72 страниц)

Я решил не закрывать от него этот фрагмент, раз уж он начал извлекать его из моей памяти: в конце концов, сам напросился. Мы вполне могли бы заниматься одними упражнениями – если Снейпу так приспичило шарить в моих воспоминаниях, он должен был знать, что может наткнуться там на крайне неприятные для себя сцены.

Профессор прервал контакт и теперь смотрел на меня, плотно сжав губы, словно примериваясь, как ударить побольнее. Я знал: для него не имеет значения, что за все время разговора с Блэком мною почти ничего не было сказано – вполне хватало и того, что я слышал его глупое школьное прозвище. Ожидая какого-нибудь едкого замечания, я и не предполагал, что услышу от Снейпа нечто совсем иное. Не меняя выражения лица и не двигаясь с места, он процедил:

– Да вы просто шкатулка с сюрпризом… у вас уже и патронус есть. Чего еще я о вас не знаю?

Я молчал – вопрос был явно риторическим. Снейп прошел за стол и уселся на свое место.

– Ну давайте, – махнул он рукой, – продемонстрируйте.

– Нет, – сказал я.

– Нет? – переспросил Снейп, словно не веря, что я мог произнести это слово у него на уроке. – Это не просьба, Ди, и не проявление пустого любопытства. Или, может, вы соврали Люпину?

– Я не соврал, – ответил я, – но патронуса не покажу. Это личное.

Невинная фраза, которая любым другим человеком была бы понята правильно, произвела на профессора эффект разорвавшейся навозной бомбы.

– Личное? – разъяренно прошипел Снейп, вскочив со стула и стукнув ладонями по столу. – У вас нет ничего личного с тех пор, как Темный Лорд о вас узнал! Вы больше не принадлежите себе, мистер Ди, раз уж волею судеб оказались втянуты в это противостояние! Да раскройте же, наконец, глаза! Вы что, не понимаете, в какой ситуации находитесь?

– Я прекрасно понимаю свою ситуацию! – рассердился я. Неужели профессор считает меня настолько глупым? – С одной стороны – Дамблдор, с другой – Волдеморт! С одной стороны, половина слизеринцев обходит меня за километр, потому что родители напугали их до чертиков, а с другой – известные вам гриффиндорцы и орден Феникса… – я не смог сдержать сарказма, – считают, что при первой же возможности я удеру к Темному Лорду получать Темную Метку! Что уж тут может быть непонятного!

Снейп молча смотрел на меня, опираясь руками о стол, а потом неожиданно расплылся в ядовитой улыбке.

– Но признайтесь, ведь вам это нравится, – произнес он. – Нравится находиться между двух огней…

Я хотел было ответить, что мне это совсем не нравится, однако вовремя прикусил язык. «Разорви меня горгулья! – в замешательстве думал я. – Неужели он прав?.. Неужели прав?» Снейп видел меня насквозь, и для этого ему не требовалась никакая легилименция. Профессор не стал дожидаться ответа, лишь усмехнулся и сел обратно.

– А теперь – патронус, – спокойно сказал он. – Считайте это последним на сегодня заданием.

Я тянул время, лихорадочно соображая, как же теперь быть. Мне не хотелось, чтобы о патронусе узнали Дамблдор с Волдемортом, однако Снейп, возможно, объяснит, почему он получился у меня таким странным… Я осмотрелся. Кабинет профессора был слишком мал, и управлять патронусом здесь представлялось крайне трудной задачей. А если он решит проявить самостоятельность и отправится бродить по помещению? Плетью-то здесь не помашешь…

– Мистер Ди! – холодно произнес Снейп. – Долго еще прикажете ждать?

– Сэр, – проговорил я не слишком решительно, – мне кажется, этого не стоит делать…

Профессор провел ладонью по подбородку и спросил:

– Почему?

Действительно, почему? Ведь с точки зрения Снейпа, это всего лишь патронус – эка невидаль! Чем дольше я буду отказываться, тем больше подозрений у него вызову; если же профессор докладывает директору обо всем, что происходит на наших занятиях – а в этом я почти не сомневался, – то подозрения возникнут и у Дамблдора, который начнет доверять мне еще меньше.

– Ну хорошо, – вздохнул я, не видя другого выхода. Снейп ничего не ответил – возможно, ему просто надоело со мной ругаться. Я отошел к рабочему столу со склянками и тиглями, направил палочку на дверь и произнес:

– Expecto Patronum!

Малиновые отсветы окоема молнии на миг осветили мрачный кабинет зельевара, и в следующую секунду в углу у двери возник патронус. Оказавшись в незнакомом помещении, он замер, присев на корточки и с шипением поводя вокруг длинной головой. На всякий случай я вызвал плеть, искренне надеясь, что она мне не пригодится. Патронус был очень быстрым, однако за годы тренировок я изучил его повадки и видел, что нападать он не собирается. Наконец, он встал, и я слегка повел плетью, предостерегая от неверного шага. Патронус покосился на меня алым глазом, согнул в локтях длинные руки и прижал их к груди. Решив, что этого Снейпу вполне должно хватить, я убрал плеть, взмахнул палочкой, и патронус растворился в воздухе. Только тогда я осмелился взглянуть на профессора.

Каким бы хладнокровным ни был Снейп – или насколько хорошо он не изображал бы хладнокровие, – сейчас на его лице отчетливо читался страх. Я понимал, что это не страх за собственную жизнь: если бы он боялся умереть, то вряд ли бы стал шпионить на Дамблдора. Причина крылась в самом патронусе. Застывшим взглядом профессор смотрел в тот угол, где минуту назад сидела фиолетовая тварь, а лицо его было бледным, как полотно.

– Сэр, – осторожно позвал я, желая вывести его из этого пугающего транса. Снейп, наконец, оторвал глаза от пустого угла и обернулся ко мне. Он даже не пытался скрыть своих чувств.

– Патронус-тень, – потрясенно прошептал он. – Патронус-тень…

– Я пытался вызвать нормального, – заговорил я, словно желая оправдаться перед профессором за то, что он сейчас испытывал, – но у меня ничего не выходило, кроме простых молний… Ничего положительного не вспоминалось, или просто не было, и тогда я решил попробовать то же заклинание, но только с отрицательными эмоциями. А с ними получилось вот это… – я указал палочкой на угол. – Он сначала на меня бросался, но я подумал, что поскольку патронус – это как бы часть меня… в некотором смысле… значит, с ним надо общаться, как я бы общался с собой. Мы с ним просто сражались…

– Сражались? – медленно переспросил Снейп.

– Да, но заклинания на него не действуют, поэтому я дрался плетью, ее он почему-то может чувствовать, – продолжал я, надеясь, что профессор, наконец, перестанет смотреть на меня с таким странным выражением и вернется к своему привычному состоянию недовольства. – Сэр, что это за существо? Что такое патронус-тень?

Однако профессор не торопился с ответом. Вполне оправившись от первого впечатления, Снейп откинулся на спинку стула, и на его лице проступила легкая полуулыбка.

В среду вечером я отправился к Хагриду. После разговора со Снейпом депрессия, которую я упорно пытался не замечать, отдавая все свое время учебе, слегка отступила. Я знал, что от эмоций надо избавляться, а не подавлять их – так писали в своих трудах тибетские маги. Если эмоции подавляются, то лишь создают дополнительное внутреннее напряжение, которое рано или поздно вырвется наружу, но если от них освобождаться… что ж, нет эмоции – нет проблемы. Однако я не имел ни малейшего представления, как можно избавиться от того клубка чувств, что периодически налетали на меня, подобно урагану, откуда ни возьмись, и разрушали все барьеры, выставленные на их пути. Возможно, мне просто не хватало физической нагрузки, которая была раньше, когда я регулярно ходил в Выручай-комнату, а возможно, это действительно указывало на переутомление. Так или иначе, рассказ Снейпа о патронусе-тени вызвал во мне прилив оптимизма и энергии, которых, как я надеялся, хватит до конца зимних каникул, а может, и до самого лета.

В берлоге Хагрида горел свет, и я что есть силы забарабанил в дверь.

– Хагрид, это я! Открывай!

По ту сторону раздалось невнятное ворчание, и дверь немного приоткрылась.

– Давай, – буркнул Хагрид, пропуская меня внутрь. Я вошел в дом, взглянул на Хагрида и подумал, что, пожалуй, действительно по нему скучал.

– Надеюсь, это тебя не мадам Максим отделала? – спросил я. Хагрид только фыркнул, захлопнул дверь и вернулся на свое место у очага. Я сел за стол и погладил Клыка, который только и ждал момента, когда я усядусь на табуретку, чтобы положить голову мне на колени и начать выпрашивать ласки.

– Удачно сходил? – спросил я.

– Бывало и лучше, – проговорил Хагрид, наверняка ожидая, что я начну выпытывать, где он был. Однако мне по большому счету было все равно. Куда Дамблдор мог посылать Хагрида? Вербовать троллей? Искать какой-нибудь артефакт, заваленный в пещере огромными валунами? Да какая разница… Главное, он вернулся живым и относительно здоровым, а в дела директора лучше не влезать слишком глубоко… то есть еще глубже, чем я уже влез. Поэтому я почесал Клыка за ухом и сказал:

– Мне тут Нотт рассказывал, ты на урок фестралов приводил?

Хагрид мгновенно оживился:

– Точно, приводил! Их, конечно, не все видят – да, прямо скажем, и хорошо, что не все, – но, думаю, большинству понравилось. Они ж красавцы! Ну ты и сам знаешь, что я тебе говорю… Только вот… – Хагрид замешкался, – у нас тут, оказывается, инспектор завелся…

– К тебе приходила Амбридж? – мгновенно насторожился я. – Зачем?

– Да она еще в воскресенье приходила, как только я вернулся, – ответил Хагрид. – Расспрашивала, где, мол, был, то да сё… Ну я, понятное дело, ничего ей не сказал, только она баба ушлая… то есть женщина… инспектор.

– Хагрид, пожалуйста, – я с усмешкой покачал головой, чтобы он прекратил подбирать подходящие определения. – Вежливость в ее адрес кажется абсурдом.

– В общем, заявилась она на урок, расспрашивала всех о чем-то, да только я не слышал…

«Понятно, о чем эта пикси расспрашивала, – думал я, глядя на Хагрида, на лице которого за последние два дня появились новые синяки и кровоподтеки. – Хочет тут свои порядочки навести. Точнее, министерские порядочки. А еще точнее – волдемортовские».

– Слушай, а почему ты не зашел к мадам Помфри… после всего этого? – спросил я, когда Хагрид закончил рассказ об уроке с фестралами и Амбридж, и неопределенно поводил рукой на уровне лица, намекая на устрашающий вид лесничего.

– Да ну, само пройдет, – отмахнулся Хагрид.

– А ты не будешь против, если я немного поэкспериментирую? – спросил я. – Мне тут попалась парочка заклинаний… лечебных… я бы хотел их на тебе испытать, если, конечно, ты согласишься.

– Испытать? – удивился Хагрид. – Я к заклинаниям устойчив, меня не любое возьмет. Спасибо за заботу, конечно…

– Ну одно, – попросил я. – Если ты устойчив к заклинаниям, оно не подействует, а если подействует, то ты себя почувствуешь лучше.

– Да я и так хорошо себя чувствую, – сказал Хагрид, слегка смущенный моим вниманием. – Ладно, валяй свое заклинание… не отстанешь ведь, пока своего не добьешься.

Я встал напротив Хагрида и начертил в воздухе знак одного из лечебных заклятий, изученных в прошлом году. Выбранное мною заклятье не входило в число самых сильных, но я решил не рисковать – кто знает, как Хагрид отреагирует на тибетскую магию? По крайней мере, от этого ему хуже не будет, решил я, произнес формулу и послал золотистый узор вперед. Нити заклятья коснулись Хагрида, исчезли, но тот даже не шевельнулся.

– Ты что-нибудь чувствуешь? – осторожно поинтересовался я. Хагрид смотрел на меня с удивлением.

– Что это ты сделал? – спросил он. – Никогда такого раньше не видал, – Он повертел рукой в воздухе, изображая золотистый узор. – Этому вас теперь учат? Ишь ты… – Хагрид поднялся и пошевелил плечами. – Надо ж! Подумать только! И впрямь, помогло…

Удивленно бормоча себе под нос, он принялся ощупывать себя со всех сторон. Синяки и кровоподтеки никуда не делись, поскольку заклятье было нацелено не на заживление наружных ран, а имело общее оздоровительное воздействие, но, по крайней мере, оно сразу снимало боль и усталость – об этих эффектах я отлично знал, поскольку не раз накладывал его на себя после наиболее активных тренировок с патронусом.

Глава 40

В эту зиму обязанность строить ледяную горку целиком и полностью легла на мои плечи. Хагрид был поглощен своими тайными делами в Запретном лесу. Впрочем, для меня они уже не были тайными – мои осведомители сработали отлично, их даже не пришлось ни о чем просить. Через неделю после возвращения Хагрида я воспользовался свободной минутой и отправился на опушку со свертком свежего мелко нарезанного мяса. К моему удивлению, на зов явилось сразу четверо питонов – небывалая толпа. Все они были крайне возбуждены и возмущены тем, что последнее время творилось в лесу.

– … Он разрушил половину галерей! Засыпал Третий главный проход!

– Налетел на Гнилую опору и всю ее своротил… молодняк едва спасся!

– Кентавры в ярости. Смотри, человеческий детеныш, устроят они вам!..

– Да что произошло-то! – воскликнул я, сжигая бумагу, в которую было завернуто мясо. Однако питоны решили не отвечать мне прежде, чем не проглотят все, что я им принес. Я терпеливо ждал, сидя на наколдованном пне, и думал, не заявился ли в наш лес какой-нибудь приблудный оборотень или тролль. Наконец, один из питонов насытился и подполз к моей ноге.

– Всё ваш лесник! – ворчливо сказал он, приподнимаясь над землей. – Притащил с собой какое-то агрессивное чучело, которое того гляди вырвется и начнет бродить где попало, все ломать да рушить…

– Что еще за чучело? – удивился я. – Случайно не оборотень?

Питоны зашипели:

– Лучше оборотень, чем этот громила! И где он только его взял?

– Вы что, издеваетесь? – с досадой проговорил я. – Думаете, я понимаю, о чем идет речь?!

– Великан! Здоровенный великан! – шипели недовольные питоны. – У нас тут сроду не было великанов, а если и были, их давным-давно поубивали, чтобы жизнь наладить… а как жить теперь? Он шаг шагнет – все верхние ярусы засыпаны, и хорошо еще, если там никого не было!.. Кентавры предупредили – они не потерпят, да, не потерпят…

– Ну, это не кентавров лес, – сказал я, – здесь может жить, кто захочет.

– Живи сам и давай жить другим! – парировал один из питонов. – А этот чурбан вообще ничего не соображает, только мечется туда-сюда да деревья корежит. Мы его вибрации даже здесь чувствуем – вся земля дрожит!..

«Так-так, – думал я, возвращаясь спустя полчаса в замок, – значит, Хагрид привел сюда великана… Неужели это Дамблдор ему велел? Учитывая, что с великанами не так-то просто справиться, он может очень даже пригодиться».

Полет фантазии директора ставил меня в тупик. Чтобы понять поведение Дамблдора, надо было знать его мотивы, а кроме победы над Волдемортом и вполне обоснованной тревоги за подопечных учеников, никакие иные мотивы мне в голову не приходили. Поскольку великан вряд ли мог защитить студентов – судя по недовольству змей, скорее, наоборот, – значит, Дамблдор хотел, чтобы этот великан каким-то образом помог ему с Темным Лордом. «Он бы еще дементора завербовал, – мысленно усмехнулся я, спускаясь по лестнице в подвалы. – Что может сделать один великан, если дело запахнет жареным? Тут нужна армия».

Представив, как из леса к замку выходит дюжина великанов, вооруженных дубинами величиной с древесный ствол, и как на это реагируют ученики, я повеселел, и даже перспектива очередной контрольной по истории не омрачила моего хорошего настроения.

Для работы над проектом горки, которую в этом году мне хотелось сделать еще более грандиозной, чем в прошлом, я пригласил Нотта.

– Ты вроде в числах разбираешься, – сказал я ему за ужином, когда Пирс куда-то умотал с Полиной, – может, высчитаешь мне какие-нибудь важные параметры, а то мало ли, вдруг обрушится? Смотри, что я хочу сделать…

Я достал из рюкзака лист с эскизом грядущего шедевра и протянул Нотту. Он скептически взглянул на рисунок и вернул мне его со словами:

– Не советую.

– Не советуешь что?

– Вот это, – он кивнул на лежащий на столе лист. – Слишком много наворотов. Хрупкая конструкция, нужно будет укреплять заклинаниями и все такое.

– Ну и укреплю…

– Ди, это всего лишь горка, – устало сказал Нотт. – Сделай такую же, как в прошлом году, и забудь. Тебе что, больше нечем заняться?

Мне было чем заняться. Я убрал рисунок и спросил:

– Ты какой-то странный последнее время. Куда делся твой оптимизм?

– Был, да весь вышел, – неохотно сказал Нотт, ковыряясь вилкой в тарелке.

То ли он действительно не хотел это обсуждать, то ли наоборот, хотел, но сомневался, стоит ли говорить об этом со мной. Тут я его понимал. За последние месяцы у меня возникло множество вопросов, которые хотелось разрешить, но спросить было некого. Темы, на которые я хотел поговорить с Флитвиком, остались за бортом – после молнии Плутона я не рисковал задавать ему вопросов по другим вычитанным мной в блэковских книгах чарам и заклятьям. Обсуждать что-либо со Снейпом представлялось самоубийственным делом. Кто знает, на каком вопросе я наступлю на очередную мину и испытаю на себе взрыв бешенства профессора? Такое уже случалось на занятии с боггартом, да и на том уроке, где я вызывал патронуса, он пришел в ярость… Оставался только директор. Еще на третьем курсе он дал понять, что готов говорить на любые интересующие меня темы, но это было так давно! Сейчас, возможно, все уже изменилось.

Впрочем, после демонстрации патронуса никаких перемен в моей жизни не произошло. Уроки окклюменции продолжались в том же режиме, Флитвик гонял меня по книге об артефактах и обучал магии стихий, а Макгонагалл, как бы она ко мне ни относилась, начала проходить со мной трансфигурацию воды.

Вода являлась наиболее сложным для трансфигурации веществом. Работать в сфере стихий вообще было непросто. Трансфигурация огня касалась лишь его видов – например, простое пламя можно было превратить в Адский огонь, но превратить огонь в предмет было невозможно, поскольку он являлся химической реакцией, а не объектом или веществом. Земля трансфигурации не поддавалась – об этом гласил один из законов Гэмпа. Проще всего было с воздухом. Из него можно было создать все что угодно, поскольку воздух был легким, динамичным, содержал много рассеянных частиц и достаточно магической энергии для превращения.

Вода, единственное вещество, пребывающее на Земле в трех возможных состояниях, подчинялась собственным законам трансфигурации, и для каждого состояния они были разные. Обычно с водой работали на шестом курсе, но Макгонагалл пришлось смириться с моими успехами, и она, не касаясь этики и философии трансфигурации, начала задавать мне сперва письменные работы по теории превращения воды, а затем и практические упражнения.

– Чтобы качественно превратить воду, вы должны быть позитивно настроены, – как-то раз заметила она, когда я безуспешно пытался трансфигурировать прозрачную лужицу воды в стеклянный шарик – элементарное дело, если бы вместо воды был любой твердый предмет. – Вода имеет свойство настраиваться на ментальные энергии волшебника, и если они не гармоничны, ее структура меняется, как и структура того, во что вы хотите ее превратить.

Я посмотрел на то, что секунду назад было водой, а теперь представляло собой сероватое тягучее вещество, ползавшее по столу, как огромная амеба. Мне не удалась ни форма, ни материал.

«Положительные эмоции! – думал я, ожесточенно махая палочкой и наблюдая за тем, как вода становится чем угодно, только не стеклом и не шаром. – Да у меня полно положительных эмоций! Целый магазин! Могу хоть сейчас продавать!»

– Полегче, Ди, – проговорил Пирс, занимавшийся динамической трансфигурацией помидора в полноценное растение. – Твоя вода сейчас сожрет мой куст.

Болотного вида субстанция, принявшая, впрочем, шарообразную форму, подкатилась к кусту с помидорами, оставляя за собой грязные следы, и начала выбрасывать ложноножки, хватая листья растения и подтягивая их к себе. Один лист она уже оторвала, и тот медленно поглощался грязноватой поверхностью сферы.

– Давай, убирай ее! – возмутился Пирс.

Я махнул палочкой, и грязь растеклась по столу прозрачной водой. Подогнав ее поближе к себе, я с тоской подумал, что до рождества еще целая неделя, а у меня нет ни готовой горки, ни времени на патронуса. После беседы со Снейпом я ни разу не вызывал его и не ходил в Выручай-комнату, уделяя время исключительно домашним заданиям, в том числе и гигантскому эссе о стимуляторах, однако мне очень хотелось увидеть его, что называется, свежим взглядом, обладая теперь всей нужной информацией о том, кем на самом деле является мой патронус и какие возможности у него есть.

– Когда-то, – медленно и с неожиданной горечью в голосе рассказывал Снейп, – мы все надеялись, что у нас будет патронус-тень…

«Мы все» – это Пожиратели, тут же догадался я.

– … но были разочарованы – никто из нас не смог вызвать даже элементарной молнии. Вы были правы, предположив, что это существо – часть вашего «я», однако не довели логическую цепочку до конца. В каждом из нас есть, что называется, светлая часть, и есть темная – соответственно, патронус и тень. В теории, вызвать и то, и другое может каждый волшебник. Ни тень, ни патронус не связаны, скажем так, с морально-нравственным уровнем мага. Что бы вам ни говорил в свое время Люпин, патронус порождается не возвышенными и чистыми помыслами, а положительными воспоминаниями, которые у людей могут быть связаны с разными, очень разными вещами… В любом случае, с истинным патронусом все более-менее ясно, – Снейп явно хотел быстрее закрыть тему светлой части «я», поскольку рассказ о ней давался ему непросто. – Темная часть воплощает в себе негативные воспоминания, однако наследует не только их, но и все, что скрывается в бессознательном, куда люди обычно отправляют то, о чем запрещают себе думать и что противоречит как социальным нормам, так и внутренним установкам самого человека. Этим питается тень, и именно поэтому любой человек, который ее вызывает, обречен.

Снейп провел рукой по лицу, словно стараясь собраться с мыслями. Я тихо сидел на стуле, желая только одного – чтобы он довел свой рассказ до конца и не выгнал бы меня в очередном приступе необъяснимого гнева. Но профессор лишь сделал паузу и продолжал:

– Для вызова тени существует особое заклинание, и я, зная вашу страсть к саморазрушению, искренне надеюсь, что оно никогда не станет вам известно. Все, кто вызывали тень в надежде подчинить ее своей воле, погибали. Вероятно, каждый из них в глубине души считал, что у него-то как раз все получится, но тень невозможно подчинить ни волевым усилием, ни заклинанием. Это подлинный хаос, и хаос смертельный как для того, кто его вызвал, так и для многих других. Есть достаточно описаний вызванных теней, поскольку, помимо прочего, тень способна поддерживать автономное существование на протяжении значительного времени… иногда до нескольких дней, в зависимости от силы того, кто ее вызывал. Убив своего создателя, она отправляется бродить по окрестностям, и чем дольше сохраняется воплощенной, тем больше трупов за собой оставляет. Не знаю, вызывали ли теней в двадцатом веке – если такое и случалось, то, думаю, не позже сороковых…

Профессор снова замолчал. Все это время он не смотрел на меня, отстраненно глядя на стол, где лежали стопки пергаментов, книги и несколько учебников по зельеварению.

– Что касается патронуса-тени, то, как вы, вероятно, уже поняли, он представляет собой синтез обеих этих сил. Его можно вызвать заклинанием патронуса, но можно вызвать и заклинанием тени, хотя в этом значительно больше риска, поскольку, как утверждается в некоторых книгах, патронуса-тень можно разделить… впрочем, это только предположение, – Снейп медленно покачал головой. – Патронусы-тени агрессивны и тоже способны убить, но маг может подчинить его, если окажется достаточно сообразительным. Вам повезло, что у вас на тот момент уже была плеть – большинство обычных заклинаний на него не действует. Это не значит, что опытный волшебник не может заставить исчезнуть чужого патронуса-тень – существует ряд заклятий, которые более эффективны, чем плеть… в основном из области магии стихий, и еще кое-какие, о которых вам лучше не знать ни сейчас, ни вообще. – Профессор поднял на меня глаза. – Отличие вашего патронуса от истинного состоит в том, что он не может передавать устные сообщения, не может прогонять дементоров и обладает значительно большей степенью автономности, унаследованной им от тени. С другой стороны, патронус-тень является дополнительным оружием мага, способным действовать относительно самостоятельно, если, конечно, волшебник смог его подчинить и умеет им управлять.

Снейп поднялся, вышел из-за стола и встал напротив меня.

– Гиппогриф – ваша работа? – неожиданно спросил он.

Я кивнул.

– Макнейр видел вашего патронуса и принял его за истинную тень, – сказал Снейп, – но никто не поверил, что на территорию школы может заявиться подобное создание.

Он немного помедлил и произнес:

– Не думайте, что патронус-тень делает вас уникальным. Хотя его нельзя назвать частым явлением, он подробно описан в многочисленных хрониках, магических компендиумах и гримуарах. Просто раньше таких патронусов не скрывали, а сейчас, если он у кого-то и есть, маг всеми силами старается его не демонстрировать… поскольку, как вы понимаете, в наше изнеженное время всё, что не является белым, клеймится как черное. Вас просто сочтут темным магом… – Снейп неожиданно замолчал, словно сболтнул лишнее.

– Судя по всему, меня и так им считают, – ответил я без особого сожаления.

– Скажем так – вас считают перспективным, – проговорил Снейп, глядя на меня с предостережением, словно намекая на то, что разговор на подобные темы лучше прекратить. Я молчал, вняв его немому указу.

– Хорошо, – кивнул профессор. – На этом мы сегодня закончим. Жду вас в следующую субботу, как обычно.

Я встал, попрощался и вышел за дверь, ни на секунду не пожалев, что показал Снейпу патронуса. Хотя Дамблдор наверняка узнал о нем в тот же вечер, никаких признаков обеспокоенности или недоверия я не заметил. Впрочем, вряд ли директор стал бы демонстрировать их прилюдно, тем более когда в школе находился человек министра, суя нос во все, что здесь происходило, и стараясь наложить свою лапу на то, до чего она только могла дотянуться.

В рождественские каникулы в Хогвартсе осталось на удивление много народу. Создавалось впечатление, что министерская пропаганда успокаивала далеко не всех, и родители предпочитали доверить своих детей надежной защите школьных стен вместо того, чтобы подвергать их возможной опасности у себя дома. Пятый курс Слизерина пребывал почти в полном составе, равно как и готовившийся к выпускным экзаменам седьмой. На время каникул Снейп с Флитвиком прервали наши занятия, дав мне (и себе) немного отдохнуть, и я воспользовался свободным временем, чтобы, наконец, посетить Выручай-комнату и встретиться с патронусом.

Хотя до экзаменов оставалось еще полгода, количество наших заданий росло, как снежный ком. В библиотеке стали появляться даже Крэбб с Гойлом, а это чудо было похлеще всех, что ежедневно творились в школе. Я не беспокоился за трансфигурацию, зелья и чары, поскольку все, что могло быть у нас на экзамене, проделал бы без подготовки хоть сейчас, но история с астрономией вызывали во мне приступы паники, особенно когда я видел тот объем материала, который пропустил за последние месяцы. Не то чтобы я боялся низких отметок, но получить «тролля» мне все же не хотелось, а потому я часами просиживал в библиотеке, пытаясь запомнить даты войн, случавшихся по самым незначительным поводам, годы подписания указов, оказавших на жизнь магического сообщества особо важное влияние, и имена председателей Визенгамота за прошедшую сотню лет.

Последовав совету Нотта, я не стал изощряться в архитектуре горки и сделал простую пирамиду с тремя склонами разной крутизны. Впрочем, сам я так и не смог испытать свое творение, поскольку когда у меня было свободное время, кататься почему-то не хотелось, а если желание возникало, то в такие минуты я обычно сидел в библиотеке, обложившись учебниками и журналами.

Однако больше, чем любые уроки, меня беспокоил Нотт. Все эти годы он казался мне воплощением стабильности – никогда не унывавшим, проницательным и независимым, – но за последнюю пару месяцев он превратился в замкнутого, мрачного, постоянно огрызающегося одиночку. Даже Пирс, философски относившийся к негативным проявлениям чьей-либо натуры, недоуменно поднимал брови, оказываясь мишенью злобных замечаний Нотта. Он почти перестал общаться и с Малфоем, и с нами, погрузившись в учебу, что было для него не слишком характерно, и зная по себе, что учеба является единственно возможным способом отвлечься от мрачных мыслей, я решил, что у Нотта возникли серьезные проблемы.

В конце каникул я встретил его у выхода из теплицы, где он проверял свой мухомор, который за прошедшие месяцы вымахал едва ли не выше моего молочая и был похож на толстый зеленый атомный взрыв.

– Давай поговорим, – сказал я, встав у него на пути.

– Отвали, – бросил Нотт и попытался обойти меня. Я снова загородил ему дорогу.

– Что с тобой происходит?

– Не твое дело! – рявкнул Нотт и попытался оттолкнуть меня в сторону, но несмотря на то, что он был выше, я был сильнее и в ту же секунду повалил его в сугроб. С минуту мы боролись, утопая в пушистом снегу, а потом откатились друг от друга и замерли, лежа на спинах, глядя в темнеющее небо и пытаясь отдышаться.

– Это из-за какой-нибудь девчонки? – спросил я.

– Дурак ты… – ответил Нотт, и в его голосе послышалось сочувствие.

– Из-за Малфоя? Он тебе что-то сказал?

Нотт промолчал, потом медленно сел и начал стряхивать снег с рукавов мантии. Я внимательно следил за ним, ожидая ответа, но Нотт все отряхивал снег, а потом вдруг лег обратно на спину, подняв маленькую метель из снежинок.

– Ты хоть понимаешь, в какой ситуации оказался? – спросил он все с тем же сожалением. «Снейпа слова, – подумал я. – Как сговорились».

– Да, я понимаю, в какой ситуации оказался, – скучным голосом произнес я.

– Ни черта ты не понимаешь, – вздохнул Нотт. – Темный Лорд хочет быть в курсе того, что происходит в школе. Не знаю, чем в этом смысле занимается Снейп – мне, откровенно говоря, плевать, – но его интересуешь и ты…

Он замолчал, словно желая, чтобы остальное я додумал самостоятельно.

– Погоди-ка! – я резко сел и взглянул на Нотта, который продолжал лежать и смотреть на низкие облака, медленно спускающиеся к озеру с гор. – Хочешь сказать, он получает информацию… из разных источников?

Нотт не ответил.

– Амбридж? – спросил я.

Нотт посмотрел на меня с таким выражением, будто я его разочаровал, и криво усмехнулся.