Текст книги "Не та профессия. Тетрология (СИ)"

Автор книги: Семён Афанасьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 76 (всего у книги 79 страниц)

Положенный по случаю удачи той справили в этот же вечер на удалённой от местных стоянке, до которой пешему добраться непросто.

Сама дочь Хана, видимо, вымоталась сверх меры, потому удалилась в шатёр и легла спать.

Атарбай же с персиянкой – новой родственницей Актара – вынырнули откуда‑то из‑за шатров, чтоб всех огорошить:

– Они убили местных, – палец персиянки упёрся в тот костёр, за которым сидели пуштуны. – Вопреки приказу, они убили местных.

Разия говорила на фарси, потому некоторые туркан тут же зашептали по‑своему, переводя товарищам, не понимающим языка.

– Это правда? – прозвучало уже от Атарбая в адрес Фахраддина, старшего у пашто.

В этот же момент, словно подгадав, из‑за чьих‑то спин вынырнула фигура, укутанная в женские одежды, и, не обращая внимания на окружающих, закружилась в танце.

Глаза брата дочери Хана раскрылись ещё шире:

– Это же мальчик! Вы что, совсем из ума выжили?!

Вообще‑то, если честно, многие туркан крайне не одобряли обычая бача‑бази у соседей, но по врождённой тактичности не считали возможным вмешиваться в чужую жизнь со своими правилами. Тем более что те из стариков, которые от своих пращуров помнили ещё рассказы о Хромом Тимуре, говорили: этой греховной привычке на землях пашто не одна сотня лет и вызван дурацкий обычай, скорее всего, различием положения женщины в каждом из народов.

_________

Без подробностей. Грязь и мерзость. Читайте сами:

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%91%D0%B0%D1%87%D0%B0‑%D0%B1%D0%B0%D0%B7%D0%B8

Мог бы многое сказать, но не буду. В сети об этом есть достаточно.

Попутно. Обратная сторона– бача‑пош:

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%91%D0%B0%D1%87%D0%B0‑%D0%BF%D0%BE%D1%88#:~:text=%D0%91%D0%B0%D1%87%D0%B0%2D%D0%BF%D0%BE%D1%88%20(%D0%BF%D0%B5%D1%80%D1%81.,%D0%BE%D0%B4%D0%B5%D0%B2%D0%B0%D1%8E%D1%82%20%D0%BC%D0%B0%D0%BB%D1%8C%D1%87%D0%B8%D0%BA%D0%BE%D0%BC%20%D0%B8%20%D1%81%D1%87%D0%B8%D1%82%D0%B0%D1%8E%D1%82%20%D1%82%D0%B0%D0%BA%D0%BE%D0%B2%D1%8B%D0%BC.

Снова не комментирую.

_________

– Конечно мальчик, – осклабился старший над пашто. – У нас свои обычаи.

– Что за мальчик, откуда? – уронил сухо Атарбай, обращаясь к Разие.

Та поймала за руку танцующую фигуру и, зафиксировав голову ребёнка руками, впилась взглядом в его глаза на пару мгновений.

– Местный. Родственник убитых. Откуда‑то чуть говорит на фарси, пока не поняла, каким образом. – Затем персиянка тягуче посмотрела на Фахраддина, который демонстративно выпрямил спину и вызывающе смотрел ей в глаза. – Этот начал убивать местных специально, чтоб набрать мальчиков. – Уверенно продолжила персиянка, не обращая внимания на реакцию пашто. – Но только один подошёл. Грязные мысли, не хочу говорить подробно.

– Как это понимать? – брат дочери Хана обвёл взглядом присутствующих. – Туркан, кто был вместе с пашто в лагере прикрытия? Как вы допустили это всё?

– Мы ни при чём, – открестился за всех сорокалетний седоватый степняк, поднимая вверх раскрытую ладонь. – Часовых мы сняли. В лагере вязали всех по одному: мы со своего края, пашто – со своего. Специально же договорились, чтоб не мешаться друг у друга под рукой. Когда встретились на середине, оказалось, что эти уже своих дорезают. Фахраддин сказал, что у них своя Джирга, мы им не указ. Я не стал ничего делать, чтоб не ссорить народы. Алтынай на этом настаивала.

– Почему сразу не донесли до неё или до меня? – чуть отстранённо поднял правую бровь Атарбай.

– А зачем? – резонно парировал степняк. – Задача выполнена. Мёртвых не вернуть. Ссориться в походе – последнее дело. А скажи я вам с Алтынай, той будет испорчен.

– Ты неправ и сам это понимаешь. Но говорить с тобой буду не я, и не здесь. Вернее, не только я. – Кивнул Атарбай потупившемуся седому, затем развернулся к пуштуну. – Теперь ты. Ты нарушил два приказа сразу: не убивать пленных и никакого лишнего насилия над местными. Я понимаю, что тебе в голову моча бьёт, вернее, кое‑что иное… Но между нами были договорённости и о правилах в походе, и о старшинстве командиров. Ты их нарушил. Ты нарушил не просто договорённости между людьми, а совместные правила соседства двух народов. Я понимаю, что ты это сделал исключительно из своей природной тупости, но это не меняет свершившегося. Местные, забирая груз себе, не тронули ни одного из… – в этом месте Атарбай запнулся. – Не совсем из наших… Никого из тех, кто вёз груз нам.

– И что теперь? – хмыкнул Фахраддин, обводя взглядом окружающих в поисках поддержки. – Нам‑то что с того? Мы тех людей в глаза не видели. Живы они, нет ли, нам‑то какая с того печаль?

– Жаль, что не смог поехать Актар, – констатировал брат дочери Хана. – И вместо себя отправил самого дебильного родственника… Ты понимаешь сочетание слов «правила игры»? Местные, не убив никого при нападении – только отобрав груз – обозначили правила игры. Выгодные обеим сторонам.

– Не убивать? – подал голос седой родственник Алтынай.

– Да. Пуштуны это правило абсолютно напрасно нарушили. А теперь у меня вопрос к пашто: если дочь нашего Хана, либо ваша Джирга, решат установит с местными какие‑то отношения, это вообще будет возможно? Не говоря уже о напрасном убийстве достаточно мирных людей, с которыми можно было поладить и так?

– Да нужны нам эти земли! – презрительно фыркнул Фахраддин. – Мы на Хинд в набег ходили, ходим и ходить будем. Какие отношения с ними, лысый?! Что надо, так возьмём! Всегда так было.

– Ты дурак. Ты просто Аллахом проклятый дурак, – тяжело вздохнул Атарбай. – Может, мне сейчас тоже кое‑что напомнить тебе? Как вы нашей Степи при Хромом Тимуре ноги мыли – эту воду пили?

Пуштуны напряглись, Фахраддин покраснел.

– Остыньте, я не для скандала. – Махнул рукой здоровяк. – Я к тому, что времена меняются. И все хотят попробовать жить по‑новому. Но из‑за таких как ты… Ладно, с Актаром дома будешь разбираться. Туркан, взять Разию, найти родственников пацана, вернуть его родным. СЕЙЧАС. Никакого тоя, пока не сделаете.

Степняки молча зашевелились, поднимаясь на ноги.

– Э‑э‑э! А чего ты тут раскомандовался?! – моментально вскинулся пуштун, хватая уходящего Атарбая за плечо и разворачивая его к себе. – Чего это ты м о и м пацаном распоряжаешься?!

– Мне что, процитировать тебе все хадисы, которые объясняют всё непотребство твоего поведения? – Атарбай задумчиво повернулся обратно. – Ты действительно не понимаешь, в чём неправ?

– Не тебе меня учить! Мы – не вы! Ты вон вообще двух баб дерёшь, вопреки всем правилам, долбаный рафидит! – Фахраддин разошёлся не на шутку, подступаясь к Атарбаю и доставая из ножен клинок.

– О себе я б ещё подумал, что сказать, – как‑то отрешённо ответил брат дочери Хана. – Тем более что я не рафидит. Но ты же сейчас о Ханшайым, правильно?

Повисла неловкая тишина.

– Бадал. – Атарбай вытянул в сторону руку, в которую кто‑то из туркан вложил клинок.

Ещё через минуту Фахраддин, не мигая, смотрел мёртвыми глазами в небо.

– У кого‑то из пашто есть ещё вопросы? – здоровяк обвёл взглядом присутствующих. – Кто‑то ещё считает, что может оскорблять всех вокруг себя?

– Обычаи у нас свои. Тут Фахраддин прав. Оскорблять женщин нельзя, тем более вашу Ханшайым. Тут он не прав был, тут всё справедливо. Но ты не прав, когда указываешь нам, как нам жить. – Ответил один из пашто. – Мы забираем тело Фахраддина и сейчас же возвращаемся домой.

– Вольному – воля, – пожал плечами Атарбай. – Учтётся при определении вашей доли.

_________

Примечание 1:

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A0%D0%B0%D1%84%D0%B8%D0%B4%D0%B8%D1%82%D1%8B

Примечание 2:

Бадаль (справедливость/месть) – искать справедливость, мстить обидчику. Всё равно, когда была нанесена обида – вчера или тысячу лет назад. Пока жив нечестивец – это не имеет значения. Справедливость по законам пуштунов – вещь тонкая и требует совершенствования: ведь даже безобидная насмешка («паигхор») считается оскорблением, которое может быть смыто только кровью обидчика (а если его нет поблизости – отвечать за него придётся ближайшему родственнику по мужской линии). Это, в свою очередь, зачастую приводит к межплеменному кровопролитию, которое может продолжаться веками и привести к сотням жертв. Хотя, зачастую, кровные обиды могут быть улажены и другими способами.

Глава 28

– Там никак нельзя было не ссориться? – Алтынай, проспав пару часов, вооружается порцией плова (его варят тут же на костре). Потому говорит, не отрываясь от еды. – Я сейчас не ругаюсь и не переживаю, просто выясняю. И кстати, кем он тебя обозвал? Что это за слово, за которое ты его убил?

Перед тем, как ответить, принимаю решение вначале отсмеяться до конца. Хотя это и несколько неуместно.

– Это не ругательство, – улыбаюсь по инерции. – Ну, или, скажем, не цепляющее меня ругательство. Его даже сами шииты считают не за брань, а за похвалу… Меня же многие здесь принимают за азара, знаешь?

Она молча кивает, продолжая сосредоточенно поедать плов.

– Азара преимущественно шииты, – продолжаю. – Почти все. А Фахраддин был крайне взволнован в тот момент и хотел меня уязвить. Видимо, поначалу ему ума хватало не трогать ничего, кроме религиозных, как он думал, отличий.

– А что это слово значит? – не прекращая жевать, не удерживается от любопытства Алтынай.

– От слова «ра фид» на языке Пророка. «Отвергающий». Смотри, я не большой знаток Ислама, но тут дело вот в чём…

Устраиваюсь поудобнее для экскурса в историю (насколько я её помню), но Алтынай меня перебивает со смехом:

– Да ты вообще не в Исламе!.. – она делает непристойные (если бы присутствовали чужие) жесты руками, намекая на только нам двоим известные деликатные подробности моей биографии.

– Вот именно, – киваю. – Потому за точность не поручусь. Но насколько помню, там суть в следующем. Вы, сунниты, считаете допустимым правление любого правоверного халифа, избранного законно. А у шиитов, если память мне не изменяет, допустимой считается передача власти только по линии прямых потомков Пророка Мухаммеда.

Алтынай, продолжая есть, сосредоточенно слушает, расфокусированно глядя перед собой.

– Вот шииты, исходя из своих соображений о правильном и допустимом, не признают законности династии Омейядов и Аббасидов. Отсюда и «ра фид» – отрицающий. При том, сами шииты придают слову «рафидит» положительный смысл: утверждают, что рафидитами являются «единственные верующие, отвергшие зло».

– Не знала, – удивлённо ведёт бровью Алтынай. – Так это они, получается, отрицают и весь Праведный халифат?

– Видимо, скорее принципы передачи власти у первых трёх Праведных Халифов, – деликатно сглаживаю углы. – Насколько мне известно, четвёртого они всё же признали. Я не силён во всей этой премудрости, тебе лучше с кем‑то постарше и поумнее на эту тему поговорить.

________

Примечание: https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9F%D1%80%D0%B0%D0%B2%D0%B5%D0%B4%D0%BD%D1%8B%D0%B9_%D1%85%D0%B0%D0%BB%D0%B8%D1%84%D0%B0%D1%82

_________

– Для начала, хотя б с правоверным! – шёпотом хохочет Алтынай, хлопая меня изо всех сил ладонью по плечу. – Слушай, но тогда от меня вообще ускользает смысл и суть вашей ссоры. Чего ты‑то клинком стал размахивать?! Ты же меня сам всю дорогу в этом упрекаешь?! На тебя как будто непохоже, нет? – она с сомнением смотрит в пустую миску, явно раздумывая о добавке.

– Пошли за второй порцией, – поднимаюсь со скрещенных по‑турецки ног и подаю руку ей. – Речь вообще не обо мне. Знаешь, я знаю пуштунов, как мне кажется, иногда лучше их самих… Во‑первых, он оскорбил тебя. Прямо, прилюдно, недвусмысленно. Без каких‑то вариантов сгладить свою вину.

– Это когда он сказал, что ты спишь со мной и с Разиёй? Но это же не так! – искренне удивляется Алтынай.

– Это ты знаешь, что не так. Я знаю. А снаружи оно, видимо, выглядит иначе… Знаешь, у пашто с женщинами же тяжело и крайне непросто.

– Да уж всяко не как у нас, – хохочет Алтынай. – У них девчонки и женщины какие‑то забитые и вообще, как не от мира сего, только тс‑с‑с…

Пуштуны хотя и покинули в полном составе стоянку ещё до того, как она проснулась, но высказываться в дурном ключе о другом народе, если сам к нему не принадлежишь, да ещё вслух, в Орде непринято. Старое правило, которому много веков. Как бы не со времён ещё хана Шынгыса.

– Ну вот. А у взрослого мужчины есть определённая телесная потребность, – начинаю сконфуженно размышлять, как бы объяснить девочке‑подростку роль секса в жизни мужика, переполненного в жарком климате тестостероном.

– Я понимаю о чём ты, – не прекращает веселиться Алтынай, в очередной раз шлёпая меня ладонью между лопатками.

Сидящие у огня кочевники без слов принимают у неё пустую посуду и через четверть минуты возвращают её, наполненную до краёв.

Вообще‑то, по всем правилам, нам полагалось бы сейчас сидеть вместе со всеми. Но степняки отлично осознают возможную необходимость в деликатности, потому нам ничего не говорят. Спасибо, как говорится, за понимание.

– Я знаю пуштунов, – продолжаю уже в шатре, когда Алтынай принимается за вторую порцию. – Оскорбление женщине спускать нельзя. Если бы я промолчал и ушёл, за спиной тут же возникла бы резня, уже между всеми пашто и твоими воинами.

– А так ты избавился от зачинщика и сгладил волнение? – уточняет она.

– Угу. Во‑вторых, меня воротит от бача‑бази. Много лет как, потому что это мерзость и гадость по всем без исключения канонам, хоть шиитским, хоть суннитским. И родоначальники этого обычая, насколько мне известно, именно пашто. Лицемерно при этом о нём недоговаривая веками и делая вид, что у них такого нет и быть не может.

– Обычай недопустимый. – Серьёзно соглашается Алтынай. – Но ведь не только у пашто… Что‑то ещё?

– Конечно. Ещё он нарушил приказ и начал убивать. Причём, когда Разия пояснила, ради чего… Знаешь, я не считаю, что такому человеку стоит жить дальше. Это примерно как те, что напали на тебя с братом в ущелье, помнишь? Когда мы только познакомились.

Она молча кивает.

– Если не убрать из стада одну паршивую овцу, завтра и другие пашто могут начать думать, что воля Хана Степи им не указ, – завершаю пояснения. – Либо его дочери. Даже в походе. Судя по всему, нас ещё ждёт не одно и не два противостояния с внешними силами в провинции, и дисциплину в войске надо взращивать уже сейчас.

– Я сама не сильно верила в длительность союза с пашто, – после паузы сообщает Алтынай. – Хотела верить, сейчас хочу, но до конца не верится. В них  – не верится.

– Вот тут я бы не торопился, – спешу остудить её неуместный пыл. – Они могут быть и верными друзьями, и надежнейшими союзниками, особенно в вопросах войны. Но вот таких вот паршивых овец, как этот Фахраддин, надо убирать сразу. К моему великому сожалению, пашто в своей массе не всегда склонны к рассудительности и взвешенности решений. Очень часто они идут за тем, кто всего‑навсего громче других кричит во весь голос. Что, впрочем, не отменяет мудрости всего народа… Знаешь, когда речь о женщинах и тех отношениях между мужчиной и женщиной, кои уместны лишь мужу и жене, они как будто разума лишаются. Что‑то такое им бьёт в голову, на что со стороны смотреть невозможно.

А мне вспоминаются самые обычные и достаточно регулярные танцы в заурядном кишлаке, в другом веке и в другом мире, на которых присутствуют только мужчины. Излишне говорить, что участвуют в танцах тоже только мужчины.

Тогда, в далёкой молодости, и само зрелище, и вызванные эмоции оставили во мне такую массу впечатлений и ассоциаций, что их хватит на многие годы вперёд.

И кстати: порицаемые всеми без исключения талибы первым делом, после прихода к власти, вполне себе официально запретили, под страхом смертной казни, бача‑бази как явление в природе.

Я, впрочем, не думаю, что по факту формального запрета само явление прекратилось. То как в бывшей распавшейся Империи: вроде как официально секса не было. Но в реале…

Видимо, с талибами и «народными обычаями» по аналогии. Но это не отменяет саму решительность бородачей в борьбе с пороками, которые и лично я считаю недопустимыми во все времена.

_________

Примечание. «Деревенская (кишлачная?) дискотека», когда в одно помещение набивается куча мужского народу, и под достаточно бодрую и ритмичную музыку танцуют только мужики (женщин вообще нет в присутствии, как класса) – это такая масса впечатлений и эмоций…

Не знаю, как передать. Пока не увидишь хотя бы один раз, рассказывать бесполезно.

А самое главное и примечательное для русского советского человека – они всё это выдают, будучи полностью трезвыми.

Я не исключаю, что кто‑то где‑то чем‑то задвигается, может даже на регулярной основе. Но на таких вот «деревенских клубных танцах» 90 % участников трезвы, как и надлежит правоверным.

Вот лишь слабое подобие того, что отжигают темпераментные, активные, зрелые и бурные южные мужчины, не имея возможности не то что на удовлетворение физиологических потребностей в женском обществе. А даже не имея возможности зачастую просто заговорить с женщиной (а от физиологии не скроешься, она всё равно догонит. Мне, кстати, кажется, что у них тестостерона в принципе в крови больше, чем у нас; от природы).

https://www.youtube.com/watch?v=lQ7TLi65aQg

*********************

Последнее время Дайн бывал в Столичном Дворце чаще, чем у себя дома – в своём баронском замке.

Джемадар Пун, развив бурную деятельность, ввязался сразу во множество начинаний первого и второго департаментов. Что, в свою очередь, естественным образом потребовало и участия «своих» людей, на которых Пун мог бы положиться: в одни руки за всем было не успеть.

Дайн, как абсолютно законный носитель хавилдарской формы Термязского отряда, плюс обладатель баронского жетона, выданного монархом лично, был вхож всюду. Несмотря на внешний имидж, схватывал он быстро, лишних врагов не заводил и сглаживать углы научился за несколько дней (немалую помощь в последнем оказала дипломатичная и рассудительная Кхиеу, мудрая не по годам).

Сейчас Дайн шёл по коридору, прикидывая, куда направиться раньше: к прокурорам или к представителям второго департамента. Намечающийся «визит» в следующий по списку караванный дом требовал согласования и с теми, и с другими. Кстати, ещё надо всё обставить так, чтоб информацией о грядущих «налётах» на бравых южан никто из дворцовых не поделился с кем не надо.

Дайн раздумывал над тем, как построить беседу с прокурорами, когда ему под ноги из бокового коридора выкатилась какая‑то женщина.

Сверкнув глазами, она вначале истошно завопила. Затем в один присест разорвала на себе батистовое подобие то ли очень лёгкого платья «для особых случаев», то ли капитальной ночной рубахи.

Невесть откуда появившимся из другого коридора гвардейцам и паре дворян она, мгновенно залившись слезами и сверкая неприкрытым декольте, завопила, указывая пальцем в сторону северянина:

– Он… Он… – дальше пошли невразумительные рыдания вперемешку со всхлипами и намёками на достаточно неприятные гнусности.

– И пальцем не трогал, – уверенно открестился Дайн, презрительно глядя на тощие «прелести» неожиданной «знакомой».

– Это выходит за все рамки, – неприязненно уронил старший из гвардейцев, помещая ладонь на рукоять церемониального клинка и демонстрируя полное недоверие. – Будем разбираться.

Глава 29

– Разбиралка ещё не выросла, – коверкает слова неродного для него всеобщего Дайн так, что непонятно, сознательная ли это ошибка. – Полномочия вначале подрасти. Свои. Вы не можете меня ни задерживать, ни за руку даже брать без письменного эдикта сюзерена. Есть у вас такой?

– Караул будет выполнять свой долг любой ценой. – Гвардеец твёрдо смотрит на барона. – По поддержанию порядка во Дворце. Не считаясь ни с какими последствиями для себя лично.

– Ты вначале на личный состав свой глянь, – гогочет Дайн. – Они прямо горят желанием сражаться лично с коронным вассалом первой линии, а‑а‑а‑а‑га‑га… – Укорочу на голову всех, – барон резко становится серьёзным. – Без каких‑то особых последствий для себя лично. Ну, напишу потом пару объяснительных, когда время будет. Если будет, – многозначительно ведёт бровями он.

– У вас своеобразные представления о дворянской чести, – подаёт голос один из дворян, одетых в гражданское платье.

– Я на службе. Все неслужебные и личные разговоры – в другое время, – автоматически отвечает Дайн, не глядя на говорящего.

– Вы сейчас угрожали лично мне? – уточняет старший из гвардейцев.

– Ровно в той мере, в которой вы готовы объявлять виновного без разбирательства. Это и есть настоящее нарушение правил, – полесец многозначительно поднимает указательный палец. – С чего вы взяли, что я виноват? На основании одного лишь крика этой дуры? – барон безмятежно кивает на женщину, картинно ловящую воздух открытым ртом. – Так она даже сейчас переигрывает. Это я вам как учащийся первого медицинского говорю. У неё сейчас эмоции не совпадают с выражением лица. Хотя‑я‑я, вам‑дуболомам это и неясно.

– Вы хотите сказать, она сама это всё сделала с собой? – насмешливо хмыкает старший караула.

– Угу. – Простенько кивает Дайн, ничего не объясняя.

– Зачем? – подаёт голос кто‑то из гвардейцев из‑за спины начальника.

– Может, чтоб оказать давление на определённых людей? И ещё потому, что вы с ней в сговоре? Вернее, ваш начальник, – Дайн вежливо улыбается в ответ.

– Это прямое оскорбление! – моментально вспыхивает начальник караула. – Вы за него ответите!

– Пока только предположение. Подвиньтесь. – Полесец берёт старшего из гвардейцев подмышки и переставляет в сторону под изумлёнными взглядами окружающих.

Сделав пару шагов дальше, Дайн оборачивается в сторону «пострадавшей» женщины:

– Скажи пославшим тебя, что могли подобрать кого и покрасивше. Не надо считать людей за дураков: если тебя поставить рядом с моей женой и сравнить внешность, в твою сторону даже никто не посмотрит, мочалка драная.

Дайн удаляется дальше по коридору. За ним торопливо шагает пара молодых людей в гражданском, что‑то выкрикивая ему в спину.

_________

Там же, через минуту.

На месте происшествия образовалась небольшая толпа, где каждый пытается что‑то выяснить у вновь подошедших. Получается плохо, ибо караул уже ушёл и увёл «пострадавшую», а непосредственные свидетели удалились вместе с бароном.

– Вы слышали, что наследник Гронингана уже женат?

– Об этом ничего не было в Реестре. Видимо, женат недавно!

– Было и в Реестре, просто в общей секции, а не в именной. Там, где не указывается имени супруги.

– Интересно, а кто у него супруга тогда…

– Видимо, кто‑то из колоний. Иначе не было бы смысла делать секретов из её личности.

_________

Невысокая девушка юго‑восточной расы, в форме первого медицинского, во Дворце последнее время бывала регулярно (особенно в качестве курьера). Внешне она весьма походила на одного примелькавшегося последнее время d определённых кругах пограничника, потому не знакомые близко с ней относили её к одному с ним народу.

Это было не совсем так, однако в Столице почти не знали ни юго‑восточных колоний, ни тамошних народов. А азиаты, как один, были на одно лицо.

Сегодня эта девушка с непроизносимым (хоть и коротким) именем посещала Канцелярию её Августейшества, оставляя какие‑то бумаги от своего начальника.

Деятельность одного из новых «соратников» Императрицы уже начала обрастать и легендами, и необычными подробностями, потому к такой похожей на него с лица курсантке завсегдатаи Дворца тоже присматривались.

Азиатка оставила стандартный запечатанный пакет, приняла такой же в ответ и отправилась к выходу из приёмной Канцелярии.

Сразу на выходе её подхватили под руки двое парней, знакомые лицами и смутно относящиеся к младшим семьям Четвёртого рода (впрочем, на этой территории других людей и быть не могло).

– Вы бы не могли пройти с нами? Дело очень важное!

Будущая медик как‑то странно повела рукой, достаточно легко высвобождая её из ладони явно более сильного мужчины:

– Не смейте касаться меня руками.

Говорила она спокойно, но без радушия в голосе и с небольшим акцентом.

– Извините, я в суете увлёкся, – мгновенно сдал назад молодой дворянин. – Дело касается вашего супруга!

Азиатка внимательно посмотрела на обоих парней, чуть дольше обычного задержав взгляд на первом:

– Сообщите мне здесь и сейчас, в чём дело. Я нахожусь тут по служебным делам и не могу тратить время на личные вопросы. Слушаю вас внимательно.

Дворяне переглянулись.

– Здесь не самое удобное место. – Неуверенно предположил один из них. – Вы бы не могли пройти с нами? – добавил он уже настойчивее.

– Я хорошо говорю на вашем языке? – ответила неожиданное девушка. Дождавшись кивка, продолжила. – Тогда что непонятного в моих словах? Давайте иначе. Жду пять мгновений, затем мне пора. Пять, четыре, три…

– У вашего мужа большие неприятности и вам лучше присутствовать лично, – второй уверенно отстранил первого и взял бразды правления разговором в свои руки. – И происходящее – не тема для разговора на людях.

– Вы позволяете себе слишком много, – неприязненно ответила азиатка. – Времена и места для своих разговоров я выбираю сама. И не вам указывать мне на первое либо второе.

Она ещё пару мгновений переводит взгляд по очереди на своих собеседников. Затем, не дождавшись ответа, фыркает, вклинивается между ними и уходит дальше по коридору.

Двое молодых дворян задумчиво смотрят ей вслед, перекидываются парой фраз и устремляются следом, сохраняя определённое расстояние.

Через несколько переходов, в пустом крыле, дворяне резко прибавляют шаг и нагоняют девчонку.

– Что вам надо? – удивлённо выныривает та из своих мыслей, когда двое заступают ей путь.

– Пойдёшь с нами!

Один из мужчин грубо хватает её за руку. Второй без размаха открытой ладонью отвешивает весьма солидную оплеуху, чтоб ошеломить и сделать более покорной одновременно.

_________

За некоторое время до этого.

Резиденция одного из Домов Большой Двадцатки.

– … нам нужно во что бы то ни стало вызнать их планы! У них уже целый свод правил документооборота возник. Ну не просто же так они столько документации расплодили? – горячится сын Главы Дома.

– Само количество бумаг ни о чём не говорит, – сдержано возражает его дядя. – Возможно, они как раз отрабатывают именно что правила обмена информацией. Передача полномочий от Неё другим сословиям – вопрос не одного года. Наверняка есть масса подводных камней. Пограничники в таких случаях в принципе всегда пробуют новшество на практике, на маленьком примере. Потом, если получается, распространяют опыт, увеличивая масштаб. Это, правда, касается больше военного дела; но почему бы и тут им не поступить по знакомому шаблону. Это же ваш выскочка, сами говорите, из погранвойск?

Дядя молодого человека, он же по совместительству брат Главы Дома, имел армейский опыт по соседству как раз с одним из погранотрядов. В годы его службы, отношения между подразделениями были ещё не испорчены трениями и дрязгами военного времени, оттого общались офицеры свободно.

– Я не против, хотя в другой ситуации и спросил бы, а что нам дают их планы… – задумчиво вступает в беседу Глава Дома. – Но за последние три дня второй департамент, не взирая ни на чины, ни на регалии, более чем решительно пресекает любые попытки воспользоваться «Правом рода двадцатки». Весь документооборот Канцелярии теперь закрыт от посторонних, а попытка получить доступ к нему приравнена к попытке шпионажа…

– Что в военное время никак не самое лёгкое обвинение, – подхватывает бывший военный.

– Есть план. – Решается на откровенность самый молодой член семьи. – Из Первого Магического от друзей знаю, что барон Дайн женился. Быстро, тайно, без церемоний. Брак – явный мезальянс, потому что жена откуда‑то из колоний. Во Дворце бывают регулярно и он, и она. Кстати, доступ к нужной нам информации, мне кажется, должны иметь оба! Потому что в АЛЕМе, по описанию, их обоих видели…

– … принимается. – Глава с братом, переглянувшись, через четверть часа посмотрели на младшего мужчину рода по‑новому.

Предложенный наследником план был хоть и не идеален, но учитывал массу нюансов. Кроме того, строился он на понимании внутреннего взаимодействия в новом для Дворца коллективе, который представлял из себя сплав чиновников первого и второго департаментов вместе с кое‑кем из Первого Магического.

Окрылённый поддержкой старших, наследник быстро выходит, чтоб приступить к действиям.

– Смешно будет, если нас в этом «плане действий» не окажется, – брат Главы отпивает из бокала. – И всё это зря.

– В любом случае, никого серьёзно же не тронем, – пожимает плечами Глава, для которого решение выглядит близким к идеальному. – А в должниках будем иметь обязанного нам барона, который к тому же, вхож в нужную нам организацию. Ну правда, мало ли что?! Вдруг у них в планах стоит громить не только прямую агентуру Султаната, а и всех сочувствующих? Или тех, кто работает с вассалами Султана?

– Да я и не спорю, – неохотно отвечает после минутной паузы бывший военный. – Просто этой организации – по букве закона – на бумаге вообще пока нет.

– Скажи это АЛЕМу. И Дому Виен, – хмыкает Глава. – Им сразу полегчает, как только они узнают, что их разгромила несуществующая организация! И потом, тебе что, нравятся эти Её заигрывания с чернью?

– Нет. Я с вами только поэтому.

– Ну так а чего ты тогда?.. Эту возню Старухи с простолюдинами во Дворце давно надо брать под контроль. Бабка рано или поздно окочурится, а тот, кто будет в курсе новых веяний, сможет диктовать волю всей Двадцатке.

_________

Ладонь, однако, пролетает мимо лица азиатки. Бьющий не успевает удивиться, поскольку девчонка, используя свою захваченную товарищем первого руку как рычаг, прикрывается от оплеухи этим самым противником.

Смазав по щеке оторопевшему товарищу вместо девки, первый на мгновение теряется.

Азиатка в тот же момент как‑то резко и хлёстко впечатывает колено в пах тому, кто держит её, одновременно опираясь ладонями на его плечи.

Первый, увидев выбытие товарища из строя, пригибается, чтоб половчее схватить её, когда неожиданный удар форменного ботинка девки снизу под челюсть опрокидывает его на спину, вызывая видение белых мушек перед глазами и подобие вспышки в голове.

Когда сбитый с ног дворянин приходит в себя, он с ужасом обнаруживает, что его связывают какие‑то люди, явно относящиеся ко второму департаменту.

– … Зачем сама? Почему не по плану? – ещё один азиат, в форме пограничника, расспрашивает эту чёртову девку. – Или было что‑то, чего стоило бояться? Мы бы всё равно не дали тебя вывести из дворца.

– Не было необходимости, – встряхивает волосами девка‑курьер. – Вот этот, – тычок в первого нападавшего, – полностью в курсе. У них, оказывается, цель была подчинить Дайна и выяснить о нас следующее…

_________