Текст книги "Не та профессия. Тетрология (СИ)"

Автор книги: Семён Афанасьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 79 страниц)

Глава 16

Запланированная на послеобеденное время следующего дня, рыбалка чуть не срывается: местные категорически боятся лезть в воду. Причём их не убеждают ни мои уговоры, ни мой личный пример, ни демонстрируемая (мною же) явно положительная плавучесть связанных нами вместе камышовых лодок.

И к сожалению, для того, чтоб забросить и «провести» сеть, мне нужны помощники.

После получаса уговоров, споров лоб в лоб и взаимных оскорблений, всерьёз задумываюсь, а не начать ли прямо здесь преподавание физики. С объяснения, что есть положительная плавучесть и почему бывает отрицательная. Включая понятия плотности вещества и ей сопутствующие.

Ещё через минуту, меня посещает другая мысль.

После нескольких бесплодных попыток загнать местных на лодки и в воду, мы вяжем из камыша ещё и спасательные жилеты, эффективность которых я снова демонстрирую на себе.

В этот раз, местных пробирает. И первыми, как ни странно, соглашаются попробовать совсем молодые мальчишки. Которые, в силу возрастной непоседливости, падки на всё новое.

На жилеты уходит, в сравнении с лодками, совсем немного времени, и уже ближе к закату мы, наконец, стартуем.

Успеваем пройтись с сетью вдоль берега буквально пару раз до того, как стремительно начинает темнеть.

Несмотря на скомканное начало, даже первый результат превосходит все мои личные ожидания: двумя достаточно небольшими сетками, траля наобум (то есть, совсем не представляя привычек местной рыбы), вытаскиваем в общей сумме почти под центнер рыбы живым весом, если считать в привычных мне единицах.

Боявшиеся ещё пару часов назад воды, как огня, местные парни ходят гоголем и чувствуют себя победителями дракона.

Рыбаки, по степным реалиям, прибыли на конях. Потому увезти пойманное получается без проблем.

Хотя это и не говорится вслух, но в стойбище, видимо, результатов всё же ждали. Потому что иначе я никак не могу объяснить необычно многочисленные после заката огни очагов.

Я не ихтиолог, но лососевых (кажется) тут в реке явно перебор: пойманные рыбы имеют ярко выраженный красноватый цвет мяса. Сеть мы тянули, как придётся; и в отличие от местных, я понимаю: повадки рыбы надо изучать так же, как повадки животных. Если хочешь ловить всегда и ловить много.

А тут, даже в первом «заплыве» результат более чем пристойный. В общем, есть где развернуться и на перспективу. Наверное, несколько лет рыбалка в исполнении кочевников действительно не будет иметь конкурентов. С точки зрения лёгкости добычи пропитания.

А всё же интересно, почему сам промысел рыбы в этих местах не то что не развит, а, похоже, вообще кем‑то искусственно задавлен? На уровне суеверий и предрассудков местного населения, не позволяющих, по большому счёту, даже войти в воду? Надо обдумать на досуге.

За поздним ужином старуха Раушан, присоединяясь к нам с Алтынай, говорит:

– В сравнении с мясом, при заготовке будут особенности, но в целом не должно быть сложнее мяса. Смотря сколько у вас получится наловить, но если с такой скоростью, то трёхмесячный запас можно заготовить за неделю.

Далее они с Алтынай, не выходя из юрты, погружаются в обсуждение реалий местных мер и весов (в которых я вообще ноль).

А я негостеприимно засыпаю, повернувшись ко всем спиной.

__________

На утро следующего дня, дочь хана и здоровяк‑азара, как ни в чём не бывало, сидят перед юртой и на виду у всех едят шелпеки и пьют кумыс.

Шелпеки, что интересно, жарит сама дочь хана. А кумыс они с азара наливают друг другу по очереди, точь в точь по одному редко используемому, но широко известному обычаю.

По обычаю принятия в члены рода нового человека. Причём, если это оно, то кто кого принимает, исподтишка наблюдающим зрителям тоже не понятно.

Азара и дочь хана никому ничего не объясняют, потому подоплёка происходящего для окружающих остаётся загадкой. А спрашивать в лоб и не принято, и просто непристойно.

Когда шёпот свидетелей за своими юртами достигает пика, дочь хана делает то, чего никто не ожидает: рассёдлывает своего жеребца и вручает уздечку в руки азара, который что‑то тихо говорит в ответ.

Через четверть часа после этого, азара, на виду у всех, прямо перед юртой, собственноручно вдевает и застёгивает дочери хана белые серьги с каким‑то сине‑голубым камнем.

Несмотря на нарастающий ажиотаж, ясности не прибавляется. А сами виновники интриги никому ничего не говорят.

__________

Идея посеять любопытство среди всех подряд в стойбище (включая задержавшихся гостей из соседних кошей) принадлежала Алтынай: моего знания обычаев для столь тонкой интриги явно не хватило бы.

Жарка хлеба и кормление с рук – это могли быть как обычные посиделки, так и часть обычая по принятию в род. То же самое и с угощением кумысом друг друга.

Отдельным пунктом в интриге шли серьги. Они раньше принадлежали матери Алтынай; понятно, что с собой у меня ничего подобного быть не могло. Алтынай дала их мне в руки наедине, в юрте. А помог ей их надеть я уже при всех, и на улице.

В Степи, помимо эстетического, именно серьги имеют ещё одно символическое значение: при успешном сватовстве, родня жениха (либо он сам, тут я не понял деталей, да и не вникал особо, если честно) надевает их невесте. Соответственно, этот жест мог быть как просто помощью от меня ей в надевании неудобного аксессуара (ну а почему нет?), так и – снова – частью обряда.

Жеребец, врученный мне от Алтынай, опять же, мог трактоваться как ещё одна часть того же обряда.

Но мог и быть обычным прагматичным решением: самих коней у кочевников хватает, это никак не дефицит. Но лично мне, под мои габариты, потенциально подходят считанные единицы из них. И конь Алтынай – первый в списке.

По её словам, передача ею мне своего коня могла быть вполне и запоздавшим подарком, в благодарность за спасение от пашто.

В общем, из невинного питья кумыса с лепёшками, вручения мне коня для тренировок и помощи от меня ей в надевании серёг, Алтынай разыграла чуть не многоактовый спектакль.

Призванный вызвать пересуды и любопытство всех в округе, не внося, вместе с тем, никакой ясности: все действия имели как скрытый смысл, так и двойное назначение.

Особой изюминки добавил тот факт, что ни о помолвке мы не сообщали, ни планов каких‑то не строили, ни жить в разных юртах (как полагалось бы при успешном сватовстве) не начали.

В общем, пусть все зрители помучаются двойными смыслами, сказала Алтынай. На мой вопрос, зачем, она молча указала глазами в сторону юрты Еркена и, посмеявшись, отбоярилась чем‑то типа того, что когда ей кажется что‑то три дня подряд, нужно не дразнить судьбу, а применять профилактические меры.

Мне сейчас хватает забот с ловлей рыбы и её заготовкой, потому я в детали детских интриг Алтынай даже не вникал. Сказала – едим лепёшки, ну давай съедим. Сказала – пей кумыс. Ну пьём.

А на коне, она права, ездить действительно надо учиться. Какое‑то время, несмотря на все мои грандиозные планы по возвращению домой, само умение мне ещё точно понадобится.

Правда, принимая от неё узду коня, я не удержался и пошутил (всё равно рядом никого, никто и не слышал):

– Ну, раз он теперь мой, на шужык его, что ли, пустить?

Но шутка, судя по сверкнувшим глазам Алтынай, явно была неудачной.

– Только попробуй! – змеиным шёпотом отвечает она, а я тут же извиняюсь жестами.

__________

Старый Еркен, вначале нервничавший до неприличной суетливости, лежит в юрте и пьёт кумыс. Молодые идиоты думают, что этим напитком невозможно напиться допьяна. Да что они понимают! Если при приготовлении чуть разбавлять водой, а потом… впрочем, детали не важны. Важно, что и этот напиток можно сделать достаточно крепким. Конечно, не таким как арақ (водка) или сыра (пиво), но за неимением иного, и этого вполне достаточно.

Власть, ещё недавно казавшаяся такой реальной, уплывала из рук, как песок между пальцами. Чёткого плана Еркен не имел, но рассуждал примерно так: хана и его ближников нет. Судя по некоторым деталям, их возвращения ждать не приходится. Выбирать нового хана пока никто не торопился: хозяйственная жизнь и так управляется каждой юртой отдельно, а военных походов больше не предвидится.

Основного конкурента, сына хана, так удачно убрали пуштуны.

Единственная оставшаяся дочь хана, конечно, была та ещё штучка. Но, по счастью, была всего лишь женщиной. Да ещё и почти ребёнком.

А из оставшихся аксакалов, только Еркен был ещё достаточно не стар, чтоб не утратить тягу к жизни и побороться по‑настоящему за белую кошму.

Случись вдруг, по какой‑то оказии, выборы хана.

А саму оказию, требующую выборов хана, ведь можно и поторопить. Тем более, грядущий голод, нападения пуштунов и пренебрежение со стороны Наместника в адрес тамги, полученной от Султана, в сумме создавали необходимый градус напряжения.

Еркен только начинал было радоваться, собираясь неспешно отдаться неторопливому планированию следующих шагов, как события понеслись вскачь.

Прижившийся в юрте дочери хана азара, во‑первых, одновременно развеселил кочевников и заставил воспринимать себя всерьёз. Этим смешным забегом, когда обогнал лучшего коня. Поначалу Еркен думал, что всё подстроено, но вид почти загнанного скакуна под вечер не оставлял поводов для сомнений: соревнования были честными.

Еркен, для полной ясности, пару кругов выводил коня лично: тот действительно был почти загнан.

Потом, азара очень ловко разобрался с дурацкой бумажкой от Наместника. Подчеркнув, с одной стороны, тот момент, что дочь хана категорически сбрасывать со счетов не стоит; а с другой стороны, продемонстрировав всем, что интересы туркан здесь можно и нужно защищать не только с оружием в руках.

Плюс вязка этих дурацких лодок и ловля рыбы. Еркен, конечно, с одной стороны хотел, чтоб у азара всё получилось: если не допустить голода, никто от него не умрёт. Переживший не один джут старик искренне не желал своему народу ужасов голодной смерти. Но рост авторитета этого азара, и с ним вместе и дочери хана, отравили лично Еркену такой хороший результат: почти два мерных мешка сочной и мясистой рыбы, буквально за пару часов лова, сняли половину напряжения в стойбище.

Затем – ещё больше. К чему была эта нелепая пародия на обряд? Что это вообще сегодня было, сватовство? Обмен подарками? Шутка?

Эти двое молодых, азара и дочь хана, как специально маячили весь день на виду у всех! Отвлекая внимание от заслуживающего уважения аксакала, планировавшего организовать в своей юрте ненавязчивое угощение соседей и, под неспешную беседу, поднять вопрос: а не нужен ли кошам новый хан? Раз на новой земле всё складывается не радужно, а старый хан явно где‑то сгинул.

Еркен не знал слова «шоу», но чувствовал: азара и дочь хана специально привлекали внимание. Играли на струнах души, называемых чувствами.

Не давая никакой пищи разуму людей.

В такой момент, любая беседа о серьёзном обречена на провал: сильные чувства глушат любой, даже самый изощрённый, разум. Это Еркен с высоты лет понимал очень хорошо.

Остаётся только уйти к себе и выпить в одиночку весь припасённый для неудавшегося застолья хмельной кумыс.

Ничего. Белая борода тоже что‑то значит. Опыт прожитых лет что‑нибудь подскажет. Со временем.

Белая ханская кошма ещё никому не принадлежит. Ещё посмотрим, кому достанется.

И кстати. Спасибо кумысу, сделавшему мысли такими быстрыми, а сердце и душу – спокойными. А что если…

__________

Примечание.

Вот они, наши шелпеки:‑)

https://www.youtube.com/watch?v=6fc1zK58TYU

Не понятно только одно:‑) При чём тут к нашим шелпекам какие‑то навахо и какая‑то Америка:‑)

Глава 17

– Тот случай, когда женщины начинают волноваться не потому, что что‑то идёт не так, – смеётся Алтынай. – А как раз наоборот: из опасения сглазить. Потому что всё как раз налаживается…

Мы уже который день с молодыми пацанами ловим рыбу; получается неплохо.

В первый день, после лова, «дома» само собой организовалось что‑то типа стихийного тоя. Вернее, благодарные «сограждане» замутили что‑то в честь дочери хана, благодаря которой именно этому стойбищу голод теперь не грозит. В этом году, во всяком случае.

Ловится стабильно что‑то в районе четырёх центнеров в день, если переводить в понятные мне величины. С одной стороны, на толпу в несколько тысяч это не много.

С другой стороны, новости в Степи действительно разносятся как по телеграфу: из соседних стойбищ к нам зачастили гонцы. И женщины, помогавшие мне вязать лодки, быстро провели мастер‑классы по вязанию снопов камыша в аналогичные конструкции (тем более что наука совсем не сложная, и учиться – это ровно посмотреть один раз, что и как делать). А как вязать сетки, они, оказывается, знают не хуже меня: свои две «учебные» сетки я каждый вечер раскладываю на просушку (развешивать тут просто негде). А местные матроны, глянув мельком на продукт моих рук всего раз, начали легко воспроизводить то же самое у себя в юртах. Используя в качестве основы для плетения подпорки внутреннего каркаса юрты. Единственный момент, плетут они тоже из шерсти. Но их нити укреплять некому, потому не знаю, сколько их сети им прослужат. Впрочем, это наименьшая из проблем… Плели же как‑то в средние века сети из натуральных, не синтетических волокон. Не знаю только, из растительных или тоже из шерсти.

– Твои мальчишки завтра после обеда поедут к Кара‑Су, – продолжает Алтынай. – Там вроде бы собрался десяток желающих попробовать ловить по‑нашему, и лодки уже связаны.

– А почему мои мне сами не сказали? – удивляюсь. – Не скажу, что сильно занят; но если бы они нарушили какие‑то мои планы своим отъездом?

– Кажется, кто‑то упрямо не хочет понимать, где он оказался, – заливисто смеётся Алтынай. – В Степи никто, никогда, никуда не спешит ! Если речь о работе… С их точки зрения, ну какие у тебя могут быть дела?! Гостишь у хана, вернее, в юрте хана. Кормить тебя будут и так, даже если другим будет нечего есть. Женщина под боком, – Алтынай хлопает раскрытой ладонью себя по плоскому животу, – коня тебе дали… Что ещё нужно для счастья? Куда тебе торопиться? А сами они не подошли потому, что постеснялись: они боятся, что ты расстроишься, когда узнаешь, что они будут учить рыбной ловле соседей.

– Это ещё почему? – удивляюсь причудливости местных загибов мысли.

– Хотя б потому, что некоторые из новых рыбаков будут рыбачить на этой же реке, – смеётся Алтынай. – И вдруг твои уловы из‑за этого уменьшатся?

– Дикие люди, что с них взять, – вздыхаю, нимало не заботясь о приличиях.

Когда мы наедине, мы говорим друг другу то, что думаем, и не особо не подбираем слова.

– У меня на родине есть поговорка, – продолжаю. – Грибов в лесу и рыбы в воде хватит всем и всегда. Ещё солнца в небе. Да и затеял я этот лов рыбы только затем, чтобы…

Не оканчиваю фразу, Алтынай отлично понимает, что я хотел сказать.

– Так они‑то этого не знают, – резонно замечает она. – Да и в юрту хана, если честно, у нас не принято ходить, как к себе домой. Особенно когда в ней кто‑то гостит. Вот они и передали через знакомых мне, а я далее тебе.

– Кстати, давно хотел спросить… А вы используете рисунки местности на пергаменте, которые помогают путнику ориентироваться? – пытаюсь, как могу, описать роль географических карт в ориентировании на местности. – Типа маленького изображения местности?

– Я понимаю о чём ты, – медленно кивает Алтынай, что‑то вспоминая. – У Султана во дворце такие есть на этаже писарей. Но это очень дорогая вещь, которая нужна только определённым людям: мы свою степь знаем и так. А взять готовые пергаменты нам негде.

– Жаль, – вздыхаю. – Очень хотел посмотреть, какая территория нас окружает; где заканчивается степь с травой и где начинаются горы; а ещё – где текут реки. И какие они.

– Пф‑ф‑ф, почему не спросил? – фыркает Алтынай. – Так, где это было…

Она лезет в какой‑то рундук у дальней стенки юрты и извлекает на свет дублёную овечью (или козью?) шкуру.

На выдубленной, изнаночной, стороне которой обнаруживается схематичная карта региона. Очень приблизительная и корявая. Нанесённая коричневым соком какого‑то растения, но включающая даже южные отроги пограничных гор, с которых сюда прибыл я.

– Так это же оно и есть?! – широко открываю глаза я. – Почему ты говоришь, что вы этого не используете?

– Да это так, наш рисунок, – отмахивается Алтынай. – Когда кочуешь на новое место, хан всегда собирает и охотников, и чабанов время от времени – делать такие вот наброски. И потом, ты же спрашивал о пергаменте? А эта шкура ненадолго. Так, на несколько лет…

– Мне важнее содержание, чем форма, – торопливо забираю импровизированную карту у неё из рук и впиваюсь взглядом в детали.

– Содержание тоже так себе, – снова пренебрежительно двигает кистью Алтынай. – Во дворце Султана, на таких рисунках соблюдены пропорции расстояний. А тут их нет…

– Получается, река в нашей местности не одна, – обдумываю увиденное вслух. – Кстати, вот тут где‑то я и проходил, тут ещё мост стоит большой… За контуры не поручусь, но расстояния на этом рисунке не соблюдены.

Не знаю, как иначе сказать «масштаб» .

– Конечно не соблюдены. Один конный переход – не самая точная мера для измерения расстояний, – безразлично пожимает плечами Алтынай. – Это же примерный рисунок, чтоб разделить пастбища между кошами. Кто на восходе выпасает, кто на закате, кто на полдень, кто на полночь, если считать от ханского стойбища. А ты что хотел‑то? Зачем тебе этот рисунок?

– Хотел понять, много ли рек в регионе и где проходят водоразделы. Ну, горы такие высокие, с которых реки начало берут.

– Реки все показаны, – указывает глазами на разрисованную шкуру Алтынай. – Начинаются с этих гор и с этих.

– Хм, получается, тут на местности можно рыбу на разных реках ловить, – делаю логичный вывод. – Чтоб друг другу не мешать… Разделить бы ещё участки рек между кошами…

– Не уверена. – Чётко и по‑взрослому роняет Алтынай, подсаживаясь поближе ко мне. – Земля, воздух, солнце и вода общие. А ты предлагаешь…

– Да‑да, я понял. Разграничить зоны лова нереально, – бормочу. – Впрочем, пёс с ним. Раньше и этого не было. И, судя по отсутствию других рыбаков на реке, мы пока единственные, кто занимается рыбой. На пару лет идеи хватит, а там…

– Точно. Или ишак, или хан, или… – подхватывает в унисон Алтынай.

Которая уже знает от меня эту смешную историю.

– Я бы, честно говоря, сейчас о другом думала, – задумчиво продолжает она, глядя на карту. – Всего ловить рыбу будет около десятка стойбищ. Повадки рыбы, как ты говоришь, мы выучим быстро. Таким образом, турканам тут, в отличие от остальных местных народов, мало что будет угрожать, я о голоде. Я долго обдумывала твои слова… Помнишь, ты говорил, что если одно племя станет намного богаче других, остальные могут объединиться против, чтобы отобрать всё?

– Это не я говорил. Это ты сама, отвечая на мой вопрос, пришла к такому выводу. – Поправляю её, поскольку очень хорошо помню эту беседу. – Но с выводом я согласен. Люди везде одинаковые…

– Да… И вот что беспокоит лично меня. – Как‑то серьёзно и по‑взрослому неожиданно преображается Алтынай. – Если сейчас, при явной несправедливости и угрозе голодной смерти, местные пашто вместе с Наместником позволяют себе не то что угрожать, а откровенно нападать на нас… Чего ждать, когда именно мы, туркан, ещё и от угрозы голода вообще избавимся?

– А как об этом узнают остальные народы вокруг? – фыркаю удивлённо. – Особой дружбы между туркан и пашто с дари и фарси я что‑то не заметил. Как народы фарси узнают о том, что туркан не голодают?! Вы же почти не общаетесь?

– В одной Степи? – склонив голову к плечу, Алтынай смотрит на меня как на идиота. – Да хоть по внешности на базарах! По количеству сытых детей возле юрт! По количеству самих юрт в голодный год. По дальности конных переходов. Атарбай, узнают, поверь… У меня уйдёт четверть часа чтобы только перечислить тебе все признаки. Просто поверь. Если кто‑то в Степи сыт, остальные об этом всегда узнают.

– Чего ждать, как раз, понятно… И мне кажется, что ответ Наместника на наш последний разговор должен, как минимум, чётко показать, правильно ли мы с тобой думаем.

– А что говорит лично твой богатый опыт общения с писарями и крючкотворами? – улыбается Алтынай, – ты вон и язык пашто знаешь. Значит, можешь угадать заранее, что ответит Наместник. Тем более что он или дари, или пуштун. Скорее второе…

– Мой опыт говорит: хочешь мира, готовься к войне. Те пашто, которых раньше знал я, сытых чужаков на своей земле в голодный год однозначно терпеть не будут. Если ваши с ними хоть сколь‑нибудь сходны… – не заканчиваю мысль, понятную и так. – Плюс, отсутствие у вас более половины взрослых мужчин‑воинов тоже не является для Наместника секретом, так?

– Конечно. – Уверенно кивает Алтынай. – Войско ведь именно у него получало и фураж, и повозки перед отправкой. И кое‑что из оружия. Уж считать‑то во дворце Наместника умеют. А сколько в каком коше взрослых мужчин, отлично знают сборщики налогов.

– Тогда ничего хорошего, – прихожу к выводу. – Если б было где‑то по границе, ещё б подумал, что сказать. Но тут, в вотчине земель пашто и дари, просто без вариантов. Моё мнение: если Наместник твёрдо покарает преступников, с наказанием их рода, то варианты ещё возможны. Но лично я ставлю на то, что он будет уклончиво разговаривать на расстоянии… И вот это будет для туркан самое опасное.

– Остальные будут нападать? – уточняет Алтынай.

– Конечно, – уверенно отвечаю. – Или скажем так. Я бы, на твоём месте, однозначно к этому бы готовился.

– Надо выбирать хана. – После пятиминутного молчания припечатывает Алтынай.

Когда я, погрузившись в свои мысли, разглядываю карту и прикидываю, каким бы путём двинуть обратно на север. К себе.

– Но у нас это занимает обычно несколько недель. И всегда является причиной разлада между кошами. – Продолжает Алтынай. – Потом, конечно, миримся. Но не сразу. А сейчас, любая разобщённость недопустима, даже на время. Но и без хана никак. Судя по тому, что нас ждёт.

– Я бы так не утверждал, – отвечаю автоматически, не до конца выныривая из своих размышлений. – Ты сейчас просто хочешь снять с себя ответственность в ситуации, к которой не до конца готова твоя душа и твои чувства. К которой ты не готова эмоционально, запомни новое слово…

– Поясняй. – Кивает Алтынай, усаживаясь поудобнее. – Я вижу, тебе есть что сказать.

– Я не говорю, что прав или что понимаю место и момент времени лучше тебя! – пытаюсь отбояриться, – просто у меня есть свои мысли по поводу происходящего. От твоих отличаются.

– Я не возлагаю на тебя ответственность за решение, – церемонно говорит Алтынай, потом прыскает в ладонь. – Но всегда лучше послушать и другие взгляды на вещи. Говори.

– Выборы хана – это путь. – Терпеливо набрав воздух, объясняю в который раз её периодическую ошибку. – Способ, не цель. Выборы хана – это инструмент, запомни слово…

– Помню. И уже понимаю.

– Пути, как и инструменты, следует выбирать никак не до  постановки целей. – Терпеливо продолжаю излагать азы первого курса. – А я от тебя сейчас слышу один‑единственный вариант решения . Но не слышу, какова твоя цель . Или цели , если их несколько. Как я могу обсуждать выбираемый тобой путь, если не знаю, куда ты собираешься идти? Вернее, к чему?

– Понимаю, – медленно кивает Алтынай. – Да, ты пояснял раньше… Хорошо, давай идти по этой твоей обычной последовательности.

– Алгоритм. Запомни слово.

– Целей будет несколько. – Продолжает Алтынай, кивнув мимоходом ещё раз. – Первая: избежать голода в стойбищах туркан. И тут у нас уже наметились пути; кажется, всё получается. По крайней мере, в этом году. И даже если рыбу выловим сейчас почти всю и очень уменьшим её поголовье в реке, весной можно будет начать выращивать эти твои овощи. После удачи с рыбой, новшества с моим народом будет проще начинать. Надо только запастись инструментами. Но это вполне можно сделать зимой. Я права, ничего не упустила?

– По первой цели нет, – уважительно качаю головой, улыбаясь при этом глазами. – И кстати, поголовье рыбы восстанавливается достаточно быстро. По крайней мере, на этих землях.

Не вдаюсь в подробности понятия географической широты, температуры воды при нересте и репродуктивного цикла.

– Вторая цель: не дать себя ограбить или убить пуштунам и иже с ними. Когда всем станет ясно в этих землях, что пришельцы‑туркан освоились тут лучше, чем местные, исконно живущие здесь. И что в стойбищах туркан живут богаче и сытнее, чем соседи. – Алтынай вопросительно смотрит на меня.

– Знаешь, есть мнение, что не дать себя ограбить можно двумя способами. – Отвечаю ей.

– Защищаться или убежать?

– Да. Но оба способа требуют понимания времени и места. Информации. Это…

– Знания. Я помню.

– Да. Вот у нас есть такое понятие, план защитных мероприятий.

– Пока понятно.

– Он начинается с оценки количества и качества потенциальных сил нападающих. Лично ты бы как взялась оценить количество?

– Не знаю, раньше никогда не сталкивалась. Это мужская работа.

– Давай тогда подумаем о целях нападающих… Они будут стараться в первую очередь вырезать туркан? Или что‑то другое?

– Пф‑ф‑ф, целью будет добыча еды своим родам, – весело бросает Алтынай. – Ты же сам говоришь, не нужно путать цель и инструмент. «Вырезать туркан» – это не может быть целью. По той простой причине, что, отняв чужую жизнь, ты не делаешь свою счастливее! Это понимают даже пашто… Убить нас – это не цель. Это средство… – как‑то подавленно завершает Алтынай.

– Так, не расстраивайся. Эмоции мешают мыслям! Теперь скажи, сколько будет войск нападающих за один раз? То есть, в одной атаке на вас?

– А как это можно угадать? – широко раскрывает глаза от удивления Алтынай, забыв своё секундной давности огорчение. Смотрит дальше на меня и переспрашивает. – Или всё‑таки можно?..

– Можно. – Вытягиваюсь на войлоке. – Количество нападающих будет между двумя цифрами. Нижняя граничная цифра – это минимальное количество воинов, необходимое, чтоб справиться с воинами одного стойбища. А верхнюю цифру нужно считать от добычи. Количество добычи, которую можно отобрать у вас, должно делиться на количество нападающих воинов так, чтоб им хватило прокормить свои семьи до нового урожая: ну зачем им рисковать жизнями за один мешок свеклы на человека, которого хватит в лучшем случае на неделю?..

…

– … значит, мы действительно можем сосчитать, сколько на нас нападёт. – Алтынай покусывает кончик щепки. – Интересно. Мне очень интересно. Но пока всё равно не понятно, как защищаться: наших воинов в любом случае не хватит. Если мы увеличим количество бойцов в одном стойбище, они просто нападут на второе: они на своей земле, их намного больше, и возможностей наблюдать за нами у них тоже больше. В пропорции к численному перевесу.

– Я бы ставил не только и не столько на военную силу. Я бы запросил помощь у Султана, согласно договорённостям вашей тамги. – Пожимаю плечами в который раз. – Насколько понимаю, это его Наместник не выполняет договорённостей. Своего человека должен ставить на место Он.

– Пока не понимаю, как привлечь внимание так, чтоб во дворце забыли о тоях, и вспомнили о нас: следующее сколь‑нибудь значимое количество взрослых воинов вырастет только лет через пять. – Грустно смотрит в стенку юрты Алтынай. – А просьбы слабого обычно не слышны, какие бы ни были перед этим договоры.

– Я пока тоже не понимаю, что можно сделать, – честно ей признаю сь. – Но это не страшно. На этапе создания Плана, «белые пятна» в нём – это нормально. Это и есть работа того, кто этот План разрабатывает: вначале создать «скелет», а потом доработать эти «узкие места»…

…

– … ну а как узнать о самом готовящемся нападении?

– И сложно, и просто одновременно. Я бы связал в один узор три разные нити. Первое: высылать регулярные дозоры. На внешних границах пастбищ, всегда должны присутствовать лёгкие мальчишки, на самых быстрых конях. Заведомо обгоняющие любого взрослого и более тяжёлого всадника.

– Да так всегда и было! – горячится Алтынай, в запале хлопая себя по внутренней поверхности бёдер (поскольку сидит по‑турецки). – Просто с отъездом отца почему‑то прекратилось… Вообще, это сделать просто. Какие ещё нити замысла будут в этом узоре?

– Есть такое понятие… не знаю как сказать на твоём языке, нет нужного слова… В общем, опускаю детали. На базарах и ярмарках, на которых каждый кош регулярно бывает, по нескольку раз в год, можем быстро завести друзей? И регулярно с ними общаться, не взирая ни на что?

– А что это даст?

– Ну, например, полторы тысячи пашто или фарси решили пойти на вас. Они сразу кинуться в твою любимую конную атаку, сестра? Или перед этим что‑то купят? И как‑то всё же будут готовиться?

– Будут покупать. Будут готовится. – Уверенно фокусирует взгляд на мне Алтынай. – Кундузы, раз (чересседельные сумки ). Быстро на тысячу воинов не сшить, будут не меньше половины покупать готовых. А без них они просто не увезут ничего из набега…

– Ещё что?

– Подковы. Во‑первых, перекуют заново и заводных, и верховых лошадей. А это работы кузнецам не на один день. И собственные кузнецы рода, идущего в набег, не справятся быстро; какая‑то часть воинов поедет перековываться на базары и ярмарки. Ещё, какой‑то запас новых подков они возьмут с собой. Это примерно одна десятая от всего количества лошадиных ног, идущих в набег.

– Ничего себе, у вас тут целая система разведпризнаков, – смеюсь. – Продолжай.

– Кое‑что из лечебных трав. Это вообще закупается только оптом, и только перед набегом: стоит дорого. Без набега не нужно. Хранить тяжело, лечебные свойства теряются.

– Вот по этим покупкам ты и можешь заранее определять их подготовку. Но для того, чтобы торговец подковами тебе всё рассказал, ты должна с ним заранее подружиться. И у него ни в голове, ни в сердце не должно быть места никакому иному решению, кроме как срочно отправить посыльного к тебе и к ближайшим твоим людям. Как только первая сотня пуштунов купит у него первые сорок подков.

– Сто двадцать, – как‑то механически произносит Алтынай.

– Что «сто двадцать»?

– Сто двадцать подков. У сотни пуштун сто коней верховых. Но будет ещё по паре заводных. Минимум. Если они идут в набег на нас: не телегами же убегать с грузом… – автоматически поясняет она, затем поднимает глаза на меня. – Правильно ли я тебя поняла? Хорошо ли, а в нашем случае необходимо ли, чтобы таких торговцев было много? А знания, поступаемые от них, были сведены, как ты говоришь, в одну систему  и стекались в одно место? К одному человеку? Который способен дать точную оценку и сделать правильные выводы?

В ответ молча хлопаю в ладоши три раза.

– Если пушту начинают закупать чересседельные сумки, как я сама думаю, это военные приготовления? Или мирные? – продолжает разговаривать сама с собой Алтынай. – И против кого, против своих же или родни‑фарси? Или всё таки против соседей‑туркан? Конечно, второе вероятнее… И если торговец, продающий пуштунам чересседельные сумки, тут же отправит гонца к уже своим  друзьям‑туркан, подготовка пуштунов не останется тайной. И нападение не будет неожиданным. Кстати, ещё кожаные ремни будут покупать… Дрова для огня, – уверенно продолжает Алтынай, набрасывая список на земле абсолютно без моей помощи. – В правильном для нас случае, каждый из продавцов должен отправить нам сообщение. Тогда мы будем видеть всю сумму их приготовлений.