355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Семён Афанасьев » Не та профессия. Тетрология (СИ) » Текст книги (страница 62)
Не та профессия. Тетрология (СИ)
  • Текст добавлен: 2 декабря 2020, 14:30

Текст книги "Не та профессия. Тетрология (СИ)"


Автор книги: Семён Афанасьев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 62 (всего у книги 79 страниц)

Глава 35


– Слушай, а ты вообще уверена в том, что ты сейчас права? – не поворачивая головы, спрашиваю Алтынай, которая отъезжала в хвост колонны и теперь тихо приближается сзади, подстраивая ход своего коня под шаг моего. – Я, конечно, и сам не сторонник кровопролития. Но в данном случае решение не то чтоб половинчатое, а вообще… Оставлять такого  врага за спиной… Не уверен, что тебя бы понял даже твой собственный отец, будь он жив.

– А как ты узнал, что это я?! – смеётся Алтынай, выравнивая коней и выстраивая свою лошадь рядом с моей, морда в морду.

– Гхм… А сколько ещё сейчас в нашей сотне верховых, с длинными женскими волосами, непокрытыми и распущенными? – в качестве иллюстрации, киваю на её тень, перемещающуюся впереди её коня.

– О, не подумала, – веселится Алтынай. – Эхх, жаль, что тот фонтан с собой забрать было нельзя… Кстати! Надо Иосифу предложить сделать у нас внутри квартала такой же! – она неожиданно воодушевляется, на время погружается в себя и какое‑то время едет молча (наверняка прикидывая возможную смету и где взять мастеров‑исполнителей «на проект»).

– Большинство хороших правителей и справедливых правлений сходили с праведного пути именно тогда, когда правитель всерьёз и искренне начинал прикидывать, как бы ему поточнее ублажить собственную страсть, не важно к кому или к чему, – говорю ровным тоном. – Никого не учу жизни, просто делюсь наблюдениями.

– Именно что учишь, – разочарованно вздыхает Алтынай, выныривая из сонма своих размышлений и ударяя меня кулаком в бок (для чего свешивается с коня почти перпендикулярно ему. Хм, я так не смогу…). – Ладно, ты прав где‑то. Согласна… Что до твоего вопроса, то причин у меня целых четыре. Я ведь долго думала, как поступить.

– Ага. Ударов двести сердца, – хмыкаю.

– Где‑то так, – покладисто соглашается она. – Может даже побольше. Но поверь, для такой очевидной ситуации это было очень много. До знакомства с тобой, я б не раздумывала и мгновения. И был бы там шестой кол в их клумбе, с шестой головой. Тем более что наша провинция скоро, видимо, выйдет из Султаната. Что же до моих резонов…

– СТОП. Хотел спросить ещё там, но всё случая не выпадало, – пользуюсь удачно пришедшей в голову мыслью, устраняя пробелы в информации. – Если ты всерьёз рассматриваешь выход из состава Султаната, почему ты потащила с собой людей Главного Казначея и Главного Аудитора? Более того, всерьёз с ними работаешь, насколько я успел заметить?

– Так а причём одно к другому? – слегка удивляется Алтынай. – Они дадут лично мне рекомендации по управлению, плюс научат лично меня тем вещам, которые именно мне нужны сейчас, либо могут понадобиться в будущем. Вне зависимости, будет ли провинция в Султанате или нет, мои‑то знания навсегда останутся со мной. А такие учителя, насколько я успела понять жизнь, чего‑то стоят…

Молча хлопаю в ладоши три раза. Потом, подумав, добавляю:

– Когда дети растут и взрослеют, это всегда неожиданно. Даже не могу подобрать слов.

– Ну и ещё одна тонкость есть… – Алтынай свешивается с седла, срывает какой‑то стебелёк из‑под копыт коня и принимается обдирать с него листики, вообще отпуская поводья при этом. – Хорошие чиновники, которые действительно умеют  работать, всегда в меньшинстве. Судя по этой  провинции, эти двое из того числа, которые умеют. Что бы ни было в будущем, такие личные знакомства не повредят. Ну смотри: вдруг Султан решит отойти от дел, захочет отдыхать, а власть передаст одному из сыновей. Что будет с этими стариками?

– А что с ними будет? – эту сторону придворной жизни я вообще не знаю.

– А их вышибут со службы те, кто придёт в Казначейство с сыном Султана. И уже другие начнут пинать оставшихся без власти стариков, пытаясь отобрать у них то, что они действительно относительно честно заработали, – просвещает меня Алтынай.

А меня некстати посещает мысль, что за тысячелетия мало что меняется в жизни, если не меняются сами люди.

– А так, будучи знакомыми со мной и имея от меня приглашения, они вполне смогут перебраться советниками ко мне, – заканчивает свою недетскую мысль девочка. – Имея такой большой опыт на таких разнообразных землях, они и на другой территории его охотно применят.

– Признайся, у тебя есть какие‑то интересные мысли в сторону Гуджарата?! – меня неожиданно простреливает давно висящая в воздухе догадка.

– Ну, не то чтоб прямо, но… – мнётся Алтынай, потом смеётся. – Завоёвывать никого не буду. Но такие хорошие чиновники – это, как ты говоришь, тоже важный инструмент. Пусть лучше у этого инструмента будут свои возможности, о которых никто кроме них самих не знает. Чем…

– Да согласен, чего уж там, – хмыкаю. – Мне старики тоже понравились. А кстати! Они ничего не выяснят обо мне из того списка, который им знать не положено? – не то чтоб меня это сильно волновало, но с тактикой в отношениях лучше определиться сейчас.

– Нет, у них своя дворня. – Отрезает Алтынай. – И после Площади, наши люди друг с другом почти не общаются. Всё же мы достаточно разные народы. Только подчёркнутая вежливость и никакого интереса в адрес друг друга. Ты этого просто не заметил. А что до Наместника… Знаешь, а ведь он очень хороший чиновник на своём месте, – она неожиданно возвращается к теме, с которой я уже переключился. – Это если убрать его текущее отношение к женщинам. Я оставила его вживых не ради него самого, а ради простого народа. Пусть у обычных людей будет хоть тень надежды на относительно справедливое управление. Что ни говори, а под этим Юсуфом город скорее расцвёл, чем пришёл в упадок.

– Ага, только те вещи, что творит иногда его стража, с его попустительства… – хмыкаю, не договаривая.

– Ты спросил, какие причины моего решения, – напоминает Алтынай. – Вот я насчитала четыре. Первую сказала. Вторая вытекает из твоего вопроса. Я, конечно, не знаю ничего о мужчинах, но думаю, что от баранов и быков они не сильно отличаются, – последние слова она говорит шёпотом, предварительно оглянувшись по сторонам. – Ты просто раньше не имел дела с животными‑самцами, у которых отре зали всё !..

– Бог миловал! – вздрагиваю, рефлекторно морщась от неприятных ассоциаций.

– Ну вот! После отрезания всего , самец‑баран обычно становится смирным, послушным, перестаёт драться с окружающими и гораздо легче управляется чабаном! Или взять народы на западе; они то же самое, говорят, проделывают с быками. Вот эти быки, после отрезания всего , говорят, тянут повозки либо пахотные плуги дольше и лучше! – Алтынай в восхищении расписывает ожидающие только что покинутую нами провинцию перспективы ещё минуты две.

Затем обращает внимание на выражение моего лица, и снова суёт кулаком мне по рёбрам:

– Ну чего ты распереживался?!

– Да страшно стало, если честно. Какими кровожадными категориями, оказывается, могут мыслить маленькие девочки, стремясь ко всеобщему благу, – тихонько посмеиваюсь собственным мыслям.

– А это третья причина! – воодушевляется Алтынай. – Никому и никогда не призна юсь, тебе скажу. Только никому ни слова!

– Могила, – хлопаю себя по губам тыльной частью ладони.

– Хотелось отомстить и помучить, – смущённо сознаётся Алтынай. – Знаешь, я же тогда на площади, когда к ним села за стол… у меня был один настрой в голове! А он, когда принялся меня масляным взглядом охаживать, как… ЗНАЕШЬ, КАК НЕПРИЯТНО?! Потом, в суде, этот судья. Ты просто не понимаешь! Он же поставлен, чтоб вершить справедливость! – эмоционально увлекается Алтынай и почти переходит на крик, но вовремя осекается.

– А справедливости у тамошнего судьи на всех не хватает, – индифферентно пожимаю плечами. – Видимо. Да?

– Она там и не ночевала! – хмуро роняет Алтынай. – Мы, когда с тремя стариками‑пуштунами несколько самых верхних разбирательств из архива подняли… В общем, там сейчас собрание кадиев работает. – Она какое‑то время молчит, потом говорит неожиданно прерывающимся голосом. – А когда эти стражники меня били, насмехались, знаешь, так страшно и унизительно было? Они в подробностях описывали, что со мной будет во Дворце. Я, конечно, понимаю, что  могут делать, по взаимному согласию, взрослые муж и жена… Но делать такое достоянием всего дворца! Ещё и позволять подчинённым об этом судачить! В общем, я почувствовала, что мне будет мало, если он просто умрёт. Может, я и неправа, но я ещё маленькая. Как ты говоришь. Пусть помучается…

С её стороны начинают доноситься тщательно заглушаемые ею всхлипы, а я совершаю свой первый кавалерийский подвиг: свешиваюсь с седла и приобнимаю её за плечо.

Мысленно чертыхаясь и тщательно прислушиваясь к ощущениям: а не сползаю ли с седла непоправимо.

Она через какое‑то время успокаивается и продолжает:

– Ну и четвёртый резон. Знаешь, лишать жизни вообще  как‑то неправильно, что ли… Наместник, конечно, скот. Но во многом он продукт своей, как ты говоришь, социальной среды. В первую очередь, сама среда не уважает женщин и не считает женщину за человека.

– Ну‑у‑у, это не только они! – замечаю, занимая нормальное положение и прекращая изображать каскадёра. – По Пашто Валлай, женщина вон и не наследует, если что.

– Да, – соглашается Алтынай. – Но с теми пашто, с которыми был конфликт лично у меня, разобрались сами пашто, причём их же каума. А тут, вроде как подчинённый родственника – и такой произвол.

– Слушай, а чего ты тогда головы полусотникам рубила?

– Если нельзя выполоть весь сорняк, надо хоть с какой‑то частью справиться, – пожимает плечами Алтынай. – Это Актар так говорит. И потом, если мы с тобой в нашей  провинции будем отделяться, отгадай, на какой основе будут начинать создавать отряды, чтоб нас «вернуть в лоно»?

– Ну не городская стража же? – с сомнением задумываюсь на неожиданную тему. – Хотя, если опереться не на кого больше, а меры принимать надо срочно… Как первый эшелон, сойдёт. Особенно если среди них были отставные военные. Но всё равно не логично! Наместник – очень толковый администратор. Его надо было рубить в первую очередь.

– То, как войска водит  он, лучший подарок любому, на кого он отправится войной, – сердито ворчит Алтынай. – И потом, он же глава гражданской администрации. Я чуть знаю, как работает аппарат, поверь. Полусотники стражи – первые в очереди на поход к нам. Были.

– М‑да уж. Видимо, так дети и взрослеют, – посмеиваюсь из своего седла.




Глава 36


– Знаешь, дело твоё, конечно, только есть один очень важный момент. Я не очень люблю выступать в роли учителя, точнее, вообще не люблю… но ты ещё очень маленькая. Сама согласилась только что. И мне бы очень не хотелось, чтоб ты делала досадные ошибки, которые в будущем могут стоить очень дорого.

– Ты сейчас о чём? – моментально отзывается Алтынай, выныривая из своих мыслей.

Сотня предсказуемо растянулась. Мы почти миновали ущелье Бамиан. Недавно обогнали тот самый караван, в котором (я уверен) едет и тот, кого мы ищем.

Мне стоило очень больших трудов убедить Актара не начинать «трясти» купцов прямо в ущелье. При всех его достоинствах, мыслит он достаточно шаблонно. И шаблоны эти, увы, никак не «информационного» века.

Если по‑простому, у Актара отличные рефлексы сторожевого пса. Когда он думает, что видит цель, его эмоции заглушают в нём малейшие оттенки разума и воззвать к его уму снаружи бывает сложно.

К счастью, он – старейшина. И за много лет жизни научился обуздывать свои чувства в самых разных ситуациях. Потому, в итоге «услышав» меня, он угрюмо трясётся на коне, ни с кем не разговаривая и даже не глядя по сторонам.

– Ты слишком упиваешься местью. Я не буду объяснять, что и почему; просто услышь меня, хорошо? И запомни.

Алтынай покладисто кивает.

Вообще, в ней весьма немало от восточной женщины. Что мне больше всего нравится: когда к ней обращается мужчина (для неё не чужой), она моментально отодвигает в сторону все дела (я о мысленном настрое). И уделяет любому поднимаемому вопросу максимум внимания.

– Я внимательно тебя слушаю, – она вопросительно сдвигает брови.

– Никогда не упивайся местью. Не старайся получить удовольствия от того, что кому‑то плохо. Даже если этот «кто‑то» перед тобой очень виноват и его страдания – прямое продолжение твоих внутренних самых сокровенных желаний.

– Я услышала тебя, – медленно кивает она. – Вообще, похоже на учение пророка Исы. Ты его нередко вспоминаешь.

– Всё то, что я говорю на эту тему, я не просто вычитал из книг, – очень осторожно подбираю слова. – Это те моменты, которые я «пропустил через себя» в течение жизни и в которых уверен, как в единственно правильных. Просто услышь меня сейчас, по возможности запомни. Возможно, когда‑нибудь тебе это пригодится. Я же не всегда смогу быть рядом.

Она тягуче смотрит на меня и молча кивает.

А вскоре мы въезжаем в город Бамиан (в этот раз, правда, с другой стороны). И ещё через час предаёмся чревоугодию, оккупировав центр площадки для караванов (имеющей размеры как бы не километр на километр, если мерять в тех  величинах).

_________

Файсал одним из первых узнал, что за голову сбежавшего судьи родственницей самого Султана назначена награда.

Если честно, о характере этого недостойного человека в городе говорили много. Но сделать с ним до последнего момента не могли ничего.

Дочь турканского Хана, отрезав причандалы местному Наместнику в качестве виры (Наместник тоже из туркан, кстати! Но Ханшайым была в своём праве), на сбежавшего судью вообще объявила охоту.

Оставив через Актара у уважаемых людей сразу несколько авансов, она сказала: тот, кто первым добудет голову либо самого судью, может вообще забрать себе всё. Если группе отправляющихся в погоню нужно что‑то купить, пашто‑поручители (которым и оставлены деньги) могут на своё усмотрение снарядить «ловцов» за счёт оставленных сумм.

В городе на клич о поимке бывшего судьи откликнулись многие люди, но никто из них не обладал тем, что было у Файсала. Он не зря старался держаться поближе к старшим, потому з н а л то, чего не ведали другие.

В двух часах скачки от города, у родни брата, остановился на отдых отошедший от дел дальний родственник. Этот родич (прости, Аллах) какое‑то время подвизался в Заливе, промышлял даже работорговлей, и завёл в своё время странную привычку: преследовать беглецов со специально обученными собаками.

Пёс для этого должен быть специальным образом обучен; специальным образом вышколен (что уже иное), находиться в хорошей форме… в общем, тонкостей была масса.

Главное: любимых собак родственник привёз с собой. Кажется, любил он их больше, чем людей.

Порода, кстати, в землях пашто была известна давно. Просто никому и никогда не приходило в голову натаскивать её на человека. А тут совпали и оказия, и разовая неожиданная нужда в подобном псе.

Файсал уточнил у стариков общую сумму награды и побежал к брату. Когда он изложил ему свой план, тот, поколебавшись, спросил:

– А свои деньги у тебя есть?

Файсал без разговора положил на стол два золотых.

Брат кивнул, подвинул одну монету обратно Файсалу и через сотню ударов сердца они уже шли к коновязи.

_________

– Или в этом месте, или дальше таких ложбин в ущелье много. – Брат Файсала указал со склона вниз. – За пару дней всё обойдём. Твои псы точно учуют? – повернулся он к родственнику.

– Здесь – за пятьсот шагов, – уверенно ответил владелец собак (которому, вне зависимости от результата, был уплачен полновесный золотой за неделю времени вперёд).

Монотонное прочёсывание лощин заняло примерно половину дня. Молодые пашто не болтали, не суетились, просто двигались от точки к точке (периодически давая отдохнуть собакам, поскольку эти живые твари начинали нервничать почему‑то гораздо раньше человека).

Внезапно родственник поднял руку.

– Вон там, – указал он глазами.

Его псы, что интересно, при этом не лаяли, не рвались с поводков. Наоборот: животные просто легли на землю и лишь лениво принюхивались в одном определённом направлении.

– Собаки специально обучены, – пояснил владелец. – Это и есть подаваемый ими сигнал. Я даже расстояние скажу, – он зачем‑то внимательно присмотрелся к псам. – Шагов пятьдесят.

– Видимо, между тремя большими камнями, – бросил Файсалу брат. – Обойдём по горе, посмотрим.

_________

Судья вовремя успел сбежать и из суда, и из города. К сожалению, Наместник облажался и сам, хе‑хе. Причём, по слухам, так, что и врагу не пожелаешь. А последняя девка объявила за него, судью, полноватого мужчину в годах, награду, как за…

Тьфу. Ни стыда, ни совести. Она что, не понимает? Идти против Наместника «независимому» (на первый взгляд) судье никак невозможно. Ну или будешь жить на одно жалование, прозябая в халупе на краю города! Нет, подобная честность за свой счёт – не для того, кто всю жизнь стремился к успеху…

Вопреки расхожим мыслям, судья был рыхлым, но не неприспособленным. Временное изгнание он воспринял как закономерную плату за отложенные в укромном месте заработанные деньги.

Ханша из города уберётся, суета схлынет. Деньги можно будет забрать и уехать в любом направлении. Хоть и в вотчину Шаха.

А пока можно и пожить на природе пару недель. Здесь, как ни смешно потрясающие закаты. Горы он тоже любил.

Судья был несказанно удивлён, когда ему на плечи вначале свалилась какая‑то тяжесть, уронившая его лицом на камни. А зачем чей‑то молодой голос над головой произнёс на пушту:

– Он самый! Награда наша!

*********************

Нурислан абсолютно спокойно, вслед за остальными, прижался к скальной стене, пропуская мимо себя сотню турканской девчонки.

Кочевники ехали весело, с песнями и громкими разговорами. Судя по наблюдаемому, идиота‑Наместника ничего хорошее не ждало (а скорее всего уже и настигло).

Нурислан, чуть подробнее наведя справки в городе, выяснил: связываться с этим сумасшедшим было нельзя. Первую ошибку лично он сделал тогда, когда позволил Юсуфу и девке встретиться за одним столом.

Всё услышанное о чиновнике в городе впоследствии говорило: он иногда не владел собой ни на ноготь, если дело касалось женщин.

Следующие несколько часов показали, что слухи не врут. А на помощь собственной службы Нурислан рассчитывать не мог: он тоже был официально объявлен в городе вне закона, но это объявление девка сделала при гораздо меньшем количестве народу.

Во второй курьерской службе было хорошее правило: тонешь сам – не топи других.

Все донесения Нурислана передали через амулеты, а ему предложили решать возникшие личные проблемы самостоятельно.

Тем более что, по букве Закона, девка была права. Наместник действительно покушался на целый букет преступлений, за меньшее из которых в масле могли сварить без разбирательств всех обитателей его Дворца, не деля их на родственников и прислугу.

«Нашёл, с кем связываться», – сказали «свои».

Впрочем, запасной план (как и личина) у Нурислана был и в этот раз. Просто возвращение в Столицу откладывалось.

Он какое‑то время даже думал, а не запросить ли экстренную помощь.

Но городские слухи донесли, что вместе с девкой в «её» город отправляются казначей и аудитор, считать деньги. Причём «добро» на их вояж дала сама Столица.

В этих условиях доказывать, что ты лучше девки, было бессмысленно. Никакой помощи никто б не прислал, поскольку нарушались бы сразу два важных правила (не интриговать против Семьи и не конфликтовать с тем, кто несёт Султанату деньги).

Нурислан философски повёл плечами, спокойно следя за несущимися мимо кочевниками, после чего неспешно продолжил свой путь вместе с караваном.

В Бамиане, на стоянке, он решил не повторять прошлых ошибок и не останавливаться особняком. Став вместе со всеми, он развёл свой собственный костёр и сделал знак мальчишке‑водоносу подойти и к нему, в свою очередь.

Мальчишка был расторопным, плюс ему помогала старшая сестра. Взяв у Нурислана заказ на три мерных кувшина, они вернулись буквально через четверть часа. Причём помогал им смутно знакомый здоровяк…

В котором Нурислан через мгновение опознал брата дочери Хана.

А ещё через мгновение он повалился прямо там, где сидел, и захрапел на всю окрестность.

Он не слышал, как лысый здоровяк, почти оправдываясь, шептал старшей сестре водоноса:

– Я с двадцати шагов могу только!.. Но усыпил же, чего ты волнуешься?.. Не думал я, что он меня так издалека узнает: специально кувшином голову прикрывал.



Конец 3й части.





    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю