Текст книги "Не та профессия. Тетрология (СИ)"

Автор книги: Семён Афанасьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 79 страниц)

Глава 3

Старшина мясного ряда, почтенный Бехроз, легко поднялся (несмотря на возраст), когда к нему вошёл брат дочери Хана туркан: уважение есть уважение. Поприветствовав посетителя согласно этикету и троекратно коснувшись того, он предложил на туркане:

– Чаю? Или пойдём пообедаем?

Они общались лично с самой первой поставки рыбы от туркан (плюс в рамках Совета Города); потому в отношении хорошего знакомого можно было сделать исключение. Ясно, что брат ханской дочери пришёл по делам; соответственно, пообщаться с ним о делах можно было и не формально.

– Да я по деликатному делу, – задумчиво потёр лысый затылок Атарбай. – Если можно, лучше тут.

– Можно, – кивнул Бехроз. – Тогда кофе, – добавил он самому себе.

Старик быстро развёл огонь в небольшой жаровне под медным поддоном, полным песка.

– Готов поспорить, что ты не просто так, – чуть улыбнулся белуджи, устанавливая медную джезву в кучке песка и заливая содержимое водой.

– О‑о‑о, кипячение на песке! – оживился гость. – Я думал, это только в Магрибе так делают?!

– Да ну, – хмыкнул Бехроз. – Скажешь тоже. Везде, где есть правоверные купцы, есть много способов. Нагревание песка в жаровне, и уже через него – джезвы, лишь один из многих… Бывал в Магрибе?

Вопрос был задан без подтекста, но с надеждой на ответ: базар города – не то место, где можно выспрашивать жизнеописание собеседника (если только он не просит у тебя взаймы. Этот не просил).

Не то чтоб Бехрозу очень важно было знать подноготную брата молодой Ханши туркан. Скорее, это было естественное любопытство пожилого человека, много видевшего (потому что много где побывавшего) и научившегося влёт разбираться в людях.

Брат же Ханши ни под одно из известных описаний народов не подходил. Так‑то понятно, что у Хана Степи (как и у его родни) может быть масса и жён, и наложниц. Из самых замысловатых уголков земли. Но именно Атарбай казался какой‑то странной смесью несовместимых вариантов, потому Бехрозу было просто интересно.

– В Магрибе почти не бывал, так, в пару портов заходил один в молодости, – осторожно кивнул собеседник.

– Ха, ты же мой старый! – развеселился Бехроз. – Интересно, что ты запоёшь о возрасте в мои годы…

– Если доживу до них, – хохотнул Атарбай. – В наше неспокойное время ни в чём нельзя быть уверенным до конца.

– Согласен, – со вздохом кивнул белуджи. – Но времена всегда такие, уж поверь старику. Пока закипает, – старик кивнул на лоток с песком и джезву, – пока будет настаиваться, рассказывай, что за дело.

– У меня их сразу два, – устроился поудобнее за маленьким столиком здоровяк. – Вначале вопрос. Бехроз‑аға, подскажите незнакомому с вашими местами… А в Белуджистане и сейчас можно нанять чабанов на один‑два сезона? Или это просто слухи? Я немного знаю о вашем народе, но слышал, что вы тоже кочуете, как и мы. Наши старики говорили, вроде бы, вам можно было раньше доверить стада на выпас?

– Знаешь, как нас называли соседи раньше? – искренне рассмеялся в ответ на такой вопрос Бехроз.

– Разбойники пустыни? – задумчиво свёл брови вместе Атарбай. – Извините, если обидел.

– Да, было и такое название. – Дробно похихикал старик. – Это отчасти и есть ответ на твой вопрос, но не весь. Что ты знаешь о делении внутри нашего народа?

– Ровным счётом ничего, – искренне приложил ладонь к груди Атарбай. – Расскажете?

– У нас есть подобие каст, как в Хинде, – кивнул Старшина. – Хакемзат, белуджи, шахри и голам. Соответственно, вожди, кочевники, земледельцы и рабы. Мы все говорим на одном языке, но каждая из каст имеет свои привычки. Вот раньше можно было взять взаймы рабов, за часть прироста стада, чтоб они выпасли твой скот. Сейчас времена чуть иные, и я не знаю родов, которые бы сдавали в найм своих работников: рабочих рук самим не хватает.

– Жаль, – коротко подосадовал здоровяк.

– Погоди, не торопись… куда вы молодые вечно торопитесь, – старик извлёк откуда‑то медную ложку на очень длинной ручке и помешал содержимое джезвы. – Хорошо пасти умеют белуджи; те из, нас, кто кочует. Но шахри вечно не хватает земли. И если бы нашёлся народ, который, скажем, сезонов на десять дал свою пахотную землю в аренду нашим земледельцам, – Бехроз многозначительно посмотрел на гостя, – то часть шахри могла бы, за отдельную плату, выпасти и скот. Кстати, в отличие от самих белуджи, шахри никуда не сбегут до окончания срока аренды: земледел от своего надела никуда не денется. А у нас пахотных земель мало, в сравнении с вашей вотчиной тут – так и вообще нет.

– А у нас осталось мало народа, земледелие нам вообще неинтересно, а земли хватает, – задумчиво протянул брат дочери Хана, поднимая взгляд с джезвы на старика.

– О чём и говорю, – пожал плечами Бехроз. – Правда, такое соглашение должно заключаться между вождями, а у вас… – старик не закончил.

В городе все знали, что Хана у туркан сейчас нет.

– У нас Хан не только по наследству, его иногда ещё и выбирают, – серьёзно ответил Атарбай. – В принципе, в истории были примеры, когда на белую кошму выбирали даже женщину. Да и нынешних полномочий сестры вполне может хватить для того, чтоб на несколько сезонов такой договор заключить.

Старшина многозначительно поиграл бровями, снял джезву с песка и разлил содержимое по двум маленьким чашечкам:

– Предлагаю тебе обсудить это вначале с твоей сестрой. Мы с тобой явно не те фигуры, чтоб решать подобное.

– Не спорю, – кивнул гость, поднимая чашечку двумя руками. – Второй вопрос. Бехроз‑аға, а если нам понадобится посетить Гуджарат, мы могли бы встретиться по пути с кем‑то из ваших, как раз обсудить вопросы привлечения ваших людей к нам на территории? Дорога же всё равно через Белуджистан; можем заехать, к кому скажете.

– Чтоб не откладывать в долгий ящик? – задумался старик.

В принципе, туркан местами припекало. Старшина это понимал не хуже других. Стада у них были тучные, рабочих рук не хватало, а у Семьи Хана эта нехватка рук наверняка была больше, чем у других, по вполне понятным причинам.

Будучи чужими в этих местах, сами туркан, тем не менее, за короткое время заработали репутацию достаточно надёжных партнёров и вполне достойных соседей. Если бы Бехроз знал это слово, он бы сказал «адекватных».

Попробовать в любом случае было можно.

– Давай сделаем так, – решился старик, отпивая из своей чашки. – Ты поговори с сестрой, а ко мне через два дня приедут земляки. Кое‑кто из них будет вскоре ехать обратно. Если вы между собой решите, и твоя сестра Тамгой Султана решение подтвердит, этот наш человек буквально через неделю передаст всё нашим.

– И тогда, когда мы пойдём в Гуджарат, мы сможем по пути завернуть к вам? – продолжил мысль здоровяк.

Старшина молча кивнул.

– Бехроз‑аға, а если у нас не будет времени долго пребывать в гостях, – вспомнив что‑то, напрягся Атарбай. – Мы можем пригласить ваших вождей вместе прокатиться в Гуджарат? Всё за наш счёт, с вас только лошади, – улыбнулся здоровяк. – Чтоб было спокойнее, ваши вожди могут взять столько воинов, сколько сочтут необходимым.

– В принципе, всё возможно, – чуть удивился необычному вопросу старик. – Но это надо обсуждать не со мной. В принципе, на юге в это время тоже всегда есть, что делать… Только мы же не на лошадях кочуем! – спохватился белуджи. – На верблюдах в основном!

– Наверное, это не проблема? – полувопросительно предположил степняк. – В крайнем случае, мы можем взять запасных коней и поделиться с вами. В ханских табунах в этом году есть и излишек, и что соседям подарить…

– Ты только этого больше никому из наших не говори! – засмеялся Бехроз. – Потому что в обмен на ваших коней вас сопровождать несколько тысяч поедет! Всех табунов лишитесь!..

– То есть, если передадим вам коней, ваши с нами точно поедут? – уточнил степняк, подставляя свою чашку под наливаемую из джезвы вторую порцию. – До Гуджарата и обратно?

– Вне всякого сомнения, – весело ответил старик, – вне всякого сомнения.

Глава 4

К Старшине мясного ряда ходил не зря. Нормальный мужик; напоил настоящим кофе (сделанным путём нагрева содержимого джезвы на раскалённом песке); да ещё и с тростниковым сахаром…

Когда выхожу от него, чувствую в душе  ощущения, весьма близкие к эйфории. Признаться, давно так душевно здесь ни с кем не сиживал. Так‑то, посиделки случаются разные; но душа готова пуститься в пляс почему‑то именно сейчас.

На секунду даже приходит мысль: а не было ли каких‑нибудь «интересных» ингредиентов в составе того кофе или сахара? Тут же прислушиваюсь к личным ощущениям, подключаю кое‑что из разряда целителя, затем успокаиваюсь.

Всё в порядке. Кофе как кофе, сахар как сахар.

Видимо, просто душе давно не хватало именно такой атмосферы.

Сам Бехроз, будучи родом из белуджей, рассказал много интересного и об их народе, и о регионе, и о дороге через них в Гуджарат. Попутно, получилось договориться (пока, правда, лишь предварительно) и о сопровождении. За это придётся отдать часть коней Алтынай, но это на сегодня меньшее из зол, с учётом снятия всех рисков.

Попутно, кажется, я нащупал вариант решения нашей с Алтынай личной проблемы с выпасом её скота (тут же ловлю себя на том, что её проблемы воспринимаю как свои): вследствие гибели большей части родни, пасти стада стало некому.

У самих кочевников это в потенциале очень большая проблема, так как конкретно Алтынай рискует попасть в зависимость от чьей‑нибудь недобросовестности. А какие тут могут царить нравы, я лично увидел на примере старого мудака Еркена.

Если получится наладить контакт с представителями белуджей, это на несколько лет может стать очень хорошим подспорьем в деле укрепления здесь всех туркан.

Беззаботно насвистывая себе под нос, спокойно шагаю по базару, предаваясь эйфории от свежевыпитого кофе плюс от удачно реализующихся планов.

Чуть не доходя до прохода к «кварталу Иосифа», выныриваю из благостных размышлений от того, что в меня врезается какой‑то мальчишка лет десяти, специально искавший меня:

– Сотник, скорее туда!

Паренёк явно из пашто и пытается что‑то объяснить на ломаном туркане, которого толком не знает.

– Говори! – перехожу на его язык (парень, видимо, не местный: тут  уже все знают, что брат Дочери Хана говорит на пушту).

– Сотник, там люди Нодир‑шаха! Они уже убили двоих! Меня послали за тобой!

Уточняю у паренька точное место и перехожу на быструю рысь. Пацан пристраивается рядом и, задыхаясь на бегу, вываливает по дороге подробности.

Вообще, застройка базара, под влиянием Совета Города, всё больше ориентируется на капитальный камень, потому базарные ряды постепенно становятся похожими на каменные улицы.

В конце пути перепрыгиваю через недостроенный каменный прилавок, ныряю в ближайший проход на ту сторону ряда зданий и вскоре с удивлением наблюдаю кучу‑малу прямо посреди небольшой площади.

К моему удивлению, никого из городской стражи рядом нет. Странно, этот момент у нас давно отлажен, причём деньги патрулям Городской Совет платит более чем неплохие .

Делаю сопровождающему меня пареньку знак молчать и принимаюсь изо всех сил работать локтями, пропихиваясь в центр площади.

По ходу движения, в толпе сталкиваюсь с доктором Файзуллой, с которым мы неплохо знакомы лично (и где‑то даже приятельствуем).

– Что тут происходит? – спрашиваю его шёпотом сразу после приветствия.

– Да вот, люди Нодир‑шаха ловили какого‑то своего беглого человека, городская стража пыталась помешать, они сожгли патруль…

– Как так? – оторопеваю на мгновение. – Как это возможно?! А где все наши?!

– Где ваши , я не знаю. А из этих  двое – боевые маги, – так же шёпотом сообщает доктор. – «Огонь» и что‑то ещё, не разобрал. Видимо, ваших накрыло всех четверых, и когда…

_________

Файзулла не особо интересовался политикой, предпочитая вместо этого совершенствоваться профессионально. Каким бы ни было то или иное правление (и кто бы ни подвизался в роли управителя городом либо государством), хорошему врачу работа найдётся всегда. Это Файзулла знал точно.

А по результатам работы, хорошего специалиста‑врача всегда ждёт кусок лепёшки с рисом.

Слухи о самодурстве нынешнего шаха земель фарси доходили и досюда, несмотря на изрядное расстояние.

И о том, что раньше он был успешным воителем.

И о том, что после покушения в нём развилась болезненная подозрительность (самому Файзулле, по описанию, очень напоминающая вполне определённое психическое расстройство): нынешний шах даже обвинил в измене своего старшего сына, которого в прошлом году ослепил собственными руками.

После этого, по слухам, раскаяние и упрёки совести довели шаха до умоисступления (опять же, самому Файзулле больше напоминавшего ещё более глубокий кризис всё той же психической болезни). Были очень быстро казнены полсотни вельмож, присутствовавших при ослеплении шахского сына: по словам правителя, они должны были, видя намерение шаха, предложить свою жизнь для спасения очей наследника.

И с той поры началась эпоха беспрерывных казней.

Последовавшая трёхлетняя война с соседями из‑за Багдада и родины Пророка была удачна для шаха и для страны фарси в целом, но внутри самого государства росла ненависть против правителя. Шах стал скрягой, стал выжимать из населения последние соки, взыскал даже прощённые им же в своё время трёхлетние подати (от которых он перед этим сам, лично, освободил всю страну, вернувшись из победоносного похода на Дели и разграбив огромный город до основания).

В то же время, он с особенной жестокостью преследовал и повсюду казнил ревностных шиитов, «придумав» свой собственный мазхаб и настаивая на следовании всеми его канонам.

Предсказуемо, в ответ последовал ряд восстаний, за которые сплошные казни постигали целые города; жители укрывались в пустынях и пещерах.

_________

Примечание 1.

Никакого вымысла. Кроме войны за «родину Пророка» (на самом деле, воевали за чуть другие города, хотя и в том же регионе).

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9D%D0%B0%D0%B4%D0%B8%D1%80‑%D1%88%D0%B0%D1%85

_________

Самым интересным во всём происходящем (с точки зрения самого Файзуллы) было то, что нынешний шах фарси по крови происходил из народов туркан, пусть и из их далёкой северо‑западной ветви. А все непотребства в стране творились самыми что ни на есть природными, классическими исполнителями‑фарси, в адрес своего собственного народа. По приказу сидящего на троне природного тюрка, если говорить об этническом происхождении.

Впрочем, от Гуджарата до Тебриза в эти времена уже очень сложно провести твёрдые границы между корнями правящих династий, поскольку фарси или состоящие с ними в родстве народы регулярно правили турканами (хоть и вспомнить Бухару в своё время).

А на престолах, правящих Тегераном, Тебризом, Ширазом, вообще Фарсом, регулярно оказывались выходцы из туркан.

_________

Примечание 2.

И снова никакого вымысла. Но давать тут перечни династий – значит, загружать читателя паразитной информацией.

(Если кто захочет, можно будет открыть отдельную тему в блоге)

А вообще, лично мне, если методически, всё очень похоже на Европу той же поры, с известным допуском: когда король Англии был более законным претендентом на престол Франции, чем местные; когда кто‑то из континентальной Европы вполне законно претендовал на престол Англии; и т. д.

_________

Самое интересное, что народы пашто, белуджей, многие соседние, формально состоя в родстве с шахским престолом фарси, на практике старались дистанцироваться от него как можно дальше.

Самому Файзулле (язык которого отличался от классического фарси только несколькими закорючками алфавита), приходилось сталкиваться с массой народа, никак не одобрявшей происходившего на исторической родине.

Сами пашто, что характерно, на своих землях убежище предоставляли всем и всегда. Ещё один парадокс: будучи, без преувеличения, почти что разбойниками с большой дороги везде и всюду в других местах, на собственных землях пуштуны превращались в гостеприимных хозяев, стеной встававших за своих гостей и защищавших их, если потребуется, до последней капли крови. Что бывало не так уж и редко…

_________

Примечание 3.

И это во многом соответствует реальности даже сегодня…

Впрочем, тут оценка зависит от субъективной точки зрения, потому без дискуссий.

_________

Вот кто‑то из скрывавшихся от шахского «правосудия», видимо, в поисках убежища прибыл в город.

С отрядом из шахских людей «на хвосте».

Это было вполне объяснимо, и в логику действий Власти на землях фарси вполне укладывалось.

А вот то, что не укладывалось в эту логику, Файзулла сегодня наблюдал лично.

Удвоенный десяток, явно принадлежащий к страже земель фарси (судя по обмундированию и амуниции), оцепив пару базарных рядов, принялся вытряхивать народ из лавок в проход, учинив самый настоящий обыск.

Руководили действом двое стоявших в стороне магов, свысока глядевших на окружающих холодными рыбьими глазами. В одном из них Файзулла по характеру искры уверенно опознал «огонь». Искру второго определить не смог.

Появившаяся на шум конная четвёрка туркан, чья смена в патруле выпала на сегодня, не успела открыть рта и спешиться, когда маг огня небрежным движением руки превратил четверых людей в живые факелы вместе с их конями.

После этого маги затеяли экзекуцию, видимо, разыскав‑таки того, за кем гнались и кого искали.

Люди города, столпившись вокруг, не знали, что делать. С одной стороны, такого вопиющего произвола эти земли раньше не видели. С другой стороны, запах горящего живьём мяса, кажется, доносился сюда даже с соседнего ряда, не смотря на преграду в виде каменного строения.

Всё это Файзулла быстро и шёпотом сообщил брату ханской дочери, попутно наблюдая, как десяток солдат фарси растягивает какого‑то бедолагу на земле, попутно срывая с него одежду.

Под которой, о Аллах, обнаруживается женское (вернее даже, девичье) тело.

Второй маг – менталист!.. доходит до Файзуллы с запозданием. Ибо только таким воздействием и объяснялись некоторые последние события (включая рассеянность самого доктора, не опознавшего женщину, пусть и переодетую, на коротком расстоянии).

Файзулла хотел сообщить это своему собеседнику, но брат дочери Хана уже вовсю расталкивал народ на площади, явно пробираясь вперёд.

– Что и требовалось доказать, – с удовлетворением осклабился маг огня, оглядывая толпу с превосходством. – От правосудия Шаха никто не уйдёт! А ты, нечестивая мразь, ещё тысячу раз пожалеешь…

О чём пожалеет распятая на земле женщина, маг не договорил.

Пробравшийся наконец сквозь толпу Атарбай громко рявкнул и поднял руку, требуя внимания. Видимо, подобные действия слугами шаха прорабатывались, потому что один из солдат тут же вздел древко копья в воздух и ткнул им в странного здоровяка, явно ищущего несчастий на свою голову.

Чтоб через секунду оказаться в пыли вместе со своим же копьём.

– Ты что, несчастный, смерти ищешь?! – слегка удивился происходящему тот из магов фарси, в котором Файзулла небезосновательно подозревал менталиста. – Быстро посмотрел мне в глаза, стал молча и не двигаясь! – чуть лениво и явно рисуясь добавил он.

Видимо, свою команду перс подкрепил и каким‑то магическим воздействием, поскольку Файзулла, во‑первых, зафиксировал движение внутренней энергии у него. Во‑вторых, ровно через секунду, лицо менталиста вытянулось от удивления: брат дочери Хана никак не отреагировал на «подкреплённый» приказ и буднично свернул шею ближайшему солдату, наступая левой ногой на его тело:

– Кто такие, по какому праву? – Атарбай перехватил посередине свой дорожный посох, с которым почти никогда не расставался и который, видимо, собирался использовать в качестве дубины в случае обострения ситуации.

Солдаты фарси замерли, ожидая команды и не зная, как реагировать на изменения в ситуации.

Оба мага, видимо, были весьма удивлены: «огонь» – происходящим, а менталист – отсутствием реакции на свои действия (которые Файзулла, теперь уже зная, что искать, «видел» на уровне энергии).

– Повторяю вопрос. Кто такие? По какому праву? – Атарбай, удивляя всех присутствующих, переступил через распростёртое под ногами тело и подошёл к персам вплотную.

Настолько близко, что кожа лица наверняка ощущает дыхание собеседника, отметил про себя Файзулла.

Посланцы шаха, естественно, говорили на фарси. Который тут понимали все или почти все.

Файзулла знал, что брат дочери Хана отчасти владеет этим языком (хоть и северным его подвидом, именуемом forsii tojikī). Но сейчас он почему‑то демонстративно заговорил на туркане.

– О чём лает эта собака? – обратился к присутствующим маг «огня», делая полушаг назад и разводя пальцы (видимо, для последующего каста, с замиранием сердца подумал Файзулла).