Текст книги "Не та профессия. Тетрология (СИ)"

Автор книги: Семён Афанасьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 70 (всего у книги 79 страниц)

Глава 14

Десяток «взятых взаймы» охранников другого караванного дома, переглянувшись, на всякий случай рассыпались цепочкой возле захлопнутых ворот склада, перекрывая выход и с любопытством ожидая продолжения.

Девка‑таможенница, подняв глаза, испуганно ойкнула и юркнула за стеллаж. Откуда тут же раздался её перепуганный голос:

– Немедленно покиньте помещение!

Ржание одиннадцати мужчин, кажется, на мгновение даже подбросило вверх крышу склада.

– Иди‑ка сюда, – Акбар за руку выволок досадившую ему гяурку из простенка и толкнул на пол, сбивая с ног. – Хотел бы сказать, что у тебя есть два пути. Один – быстрый и лёгкий, а второй – тяжёлый и болезненный. К сожалению, первый не рассматривается, гы‑гы.

– Вначале руку вылечи нормально, петух, – пробормотала девка, видимо, по выражению лица Караванщика сообразившая, что наспех «исправленная» в безопасности конечность ещё далека от идеала.

Акбара в этот момент действительно прострелило в локте, отчего он непроизвольно поморщился (с другой стороны, спасибо и за то, что подлатали. В Султанате в точно такой же ситуации бы поступили по принципу «У муллы сдачи нет»).

– Ах ты ж тварь, – всхрапнул Старший Караванщик, размахиваясь и с удовольствием впечатывая носок туфли девке в рёбра (ну или куда там придётся).

Ощущение было приятным. Помимо чувства собственной значимости, душу грело удовольствие от получаемой за унижения компенсации. Акбар размахнулся ещё раз и повторил. И ещё. И ещё.

– Что, не можешь справиться с мужиком, когда всё по‑честному?! – приговаривал Старший Караванщик.

– Эй, хватит! Заканчивай!

Десятник за рукав оттащил Акбара в сторону.

– Так не договаривались! Не лезу в твои дела; но она – служащая местной короны. – Десятник говорил на южном диалекте, взаимопонятном носителю столичного. – У нас нет твоей неприкосновенности!

– Она всё равно из этого склада не выйдет, – выдохнул, успокаиваясь, Акбар. – Чего ты напрягаешься?

– Это тоже без нас, – десятник твёрдо смотрел на «чужого» караванщика. – Речь шла о том, чтоб проводить тебя досюда, помочь тебе пересчитать товары на складе и засвидетельствовать недостачу, если б она случилась. Не впутывай нас в свои дела с местными. ТЫ уедешь, нам тут жить.

Десяток охранников неодобрительно зашумел.

К сожалению Акбара, его людей ещё не отпустили, что‑то там оформляя в безопасности. Судя по найденному на территории Караванного Дома, кстати, могут и вообще не отпустить, рассматривая их как соучастников, но без иммунитета.

Сам Акбар уже мысленно смирился с тем, что в течение трёх дней ему придёт уведомление об аннулировании статуса, и эту страну придётся покидать.

Но пока была такая хорошая возможность и посчитаться хоть с одним обидчиком (пусть и не самым главным), и добыть сведений, которыми на родине можно будет сберечь грядущее повышение по службе. Для этого придётся доказать, что случившееся – не провал Акбара. А грамотная работа местных, от которой не застрахован никто на должности «Старшего Караванщика».

– Привяжите её вон к тому стеллажу и валите, – недовольно проворчал Акбар. – Если хотите, можете быстро позабавиться. Дальше я сам.

По здравому размышлению, задавать планировавшиеся вопросы при свидетелях точно не стоило. Даже при своих.

– Другое дело, – буднично кивнул десятник, делая знак подчинённым.

Через секунду несколько пар мужских рук вздёрнули Кхиеу с пола, впечатали спиной в ближайший стеллаж и в мгновение ока прикрутили руки и ноги обрывками её же одежды.

– Не двигаться. Коронное преступление первой категории. Все присутствующие арестованы. В случае сопротивления, будете уничтожены на месте!

Из‑за дальних стеллажей, отбросив покрывала из парусины (накрывавшие тюки с шерстью), в складе возник примерно десяток уже знакомых Акбару «посетителей» в форме местного учебного заведения.

Впридачу шёл, естественно, тот самый джемадар.

Акбар негромко чертыхнулся. Видимо, ему действительно сегодня здорово перепало по голове, если он позволил врагам повторно втянуть себя в одну и ту же ловушку. Он же понимал, что вначале надо всё проверить… теперь поздно ругаться. Сам виноват. Второй раз за день пошёл на поводу своих эмоций.

– Мы ни в чём не виноваты! Мы просто сопровождающие, мы из другого каравана! – быстро сориентировался десятник, неплохо говоривший на местном всеобщем языке.

Высокий белобрысый парняга с простым деревенским лицом, второй из присутствующих в форме пограничника, без затей захватил десятника сгибом локтя за шею, наклоняя к земле:

– Я не понимаю вашего языка, но всё видел лично.

Десятник попытался бросить блондина через бедро, но тот неожиданно дёрнул его вперёд, ударяя головой об стойку ближайшего стеллажа и подбивая ноги подсечкой:

– Все присутствующие обвиняются в коронном преступлении! Оставаться на своих местах!

– Интересно, как вы собрались нас уничтожать, – пробормотал Акбар на родном языке, давая стянуть себе руки спереди и пытаясь высмотреть хоть какое‑то подобие оружия в руках местных.

– Мы бы справились и без оружия, – неожиданно для него ответила полуголая девка на местном всеобщем, уже заботливо отвязанная от стеллажа «медиками».

Акбара прострелило и в едва залеченной руке, и в ноге, и в лобных долях мозга: девка что, тоже была менталистом?!. Слишком многое складывалось теперь в единую картину: и её странный взгляд; и сорванные в местной безопасности защитные амулеты, которые обещали вернуть чуть позже; и её ответ на фразу, которую она не могла понять…

И эта повторная провокация, которая явно имела под собой какую‑то более глубокую цель, нежели просто покуражится над правоверными (наверняка не собирающимися успокаиваться после всего происшедшего).

_________

Там же, через некоторое время.

– Какого чёрта вылезли раньше времени? – хмуро спросила взлохмаченная Кхиеу, переодеваясь в форму медицинского колледжа. – Мы же договаривались, что дождёмся, пока…

– Это я виноват, – смущённо ответил Дайн, подавая ей ремень для штанов. – Знаешь, не смог смотреть дальше.

– У меня не хватило силы его удержать, – хмыкнул Пун под смешок Кхиеу. – Я пытался придержать его за руку. Он встал вместе со мной на руке. Ты успела?..

– Не всё. Лучше, чем было, но не всё.

– Зачем ты дала ему понять лишнее? – спросил в лоб Пун, игнорируя присутствие Дайна.

– Обострить. Надо было обострить, чтоб лучше кое‑что разглядеть. – Кхиеу уже оделась и теперь приводила в порядок свою причёску. – Но всё равно ясно не всё. Вы вылезли раньше времени. – Последние слова она проговорила по слогам. – Мы договаривались о другом.

– Я был не прав, когда соглашался на такое, – угрюмо парировал Дайн. – Я не думал, что не смогу смотреть. И не вмешиваться.

– У нас гораздо менее патриархальные взгляды на эти вещи, – фыркнула Кхиеу. – А физические повреждения та же доктор Лю залечит за четверть часа.

– Зато наши взгляды вашим не ровня, – закусил удила Дайн. – И я не собираюсь всю жизнь дальше тащить лишний груз на душе и испытывать угрызения совести.

– Ты на мне что ли жениться собрался? – поддела однокурсника Кхиеу. – Так трогательно озаботился, хе‑х.

Она подошла к Дайну вплотную, весело прихватила его под руку и пристально впилась в него взглядом.

Дайн покраснел, но не отстранился.

Кхиеу медленно стёрла улыбку со своего лица:

– Ничего себе… Неожиданно. Но у меня большая семья, одних братьев‑сестёр десяток. Ещё бабушка, мать, отец и тётя. И у нас в семьях женщины командуют не меньше мужчин, здоровяк!

Пун деликатно вышел из склада на двор, где остальные курсанты уже встречали представителей безопасности.

_________

– Ну что, какой дальше план?

В одном из неприметных зданий в центральной части города, миновав привратника весьма определённой выправки, Пун в первом же кабинете на первом этаже нашёл и «начальника связи», и ещё одного человека.

– Вы сделали всё нормально. Нашли достаточно для того, чтоб задержать почти всех. Сейчас находимся на этапе предъявления официальных обвинений, плюс они все сейчас пойдут к нам на «конвейер». Авось что‑то да прознаем, – сверившись взглядом с третьим присутствующим, ответил «связист».

– Какой объект следующий? – уронил Пун, усаживаясь на третий стул.

– Погоди. Тут такое дело, – вступил в разговор начальник «связиста». – Нам бы вначале понять их м е т о д и к у. Потом есть смысл двигаться дальше. У толстяка реальная неприкосновенность. Нам нет смысла громить Дома и дальше, если те, на кого всё завязано, будут так выкручиваться. ТЫ можешь с этим что‑то сделать?

– В принципе, могу проявить волюнтаризм, – кивнул Пун, почесав нос. – И ляпнуть собственную печать на решение о лишении его неприкосновенности. Бумагу дадите?

Безопасники переглянулись и «связист» извлёк из‑под стола бумагу, перо и чернильницу:

– Уверен? Тебе потом не прилетит?..

– Вы не поздно ли спохватились, соратники, – пробормотал Пун, доставая из‑за пазухи жетон, склоняясь над бумагой и выводя на ней неожиданно ровные строки. – Разнесли первый караванный дом, арестовали всех подряд. Нет уж. Давайте быстро додавим хотя бы первую тройку.

Выписывая требуемый документ, Пун знал, что рискует: прямых решений государственных органов он ещё не отменял (хотя право и имел, формально).

Сказать временным «коллегам» о том, что караванные дома через один имели в штате менталистов, тоже было бы правильным. Но в этом случае у них возник бы вопрос, откуда такая информация. А раскрывать раньше времени подробности биографии Кхиеу он не хотел (пусть та и дала принципиальное согласие).

Личный опыт подсказывал: происшедшее наверняка не останется без внимания. Его наверняка позовут к Ней, причём в самое ближайшее время. Все острые вопросы надо будет вначале решить там.

Если получится, тогда можно будет развернуться и шире.

Глава 15

Акбар философски воспринял своё повторное перемещение в угрюмый серый особняк в центральной части города. Он предполагал, что будет дальше, но действительность в корне обманула все его ожидания.

Приветливый и вежливый конторский служащий с пустым рыбьим взглядом ласково улыбнулся одними губами:

– У меня для вас новость. С вас сняты все иммунитеты и статут неприкосновенности на вас больше не распространяется.

– Может дадите какой‑нибудь документ почитать? По этой интересной теме? – ради проформы поинтересовался караванщик.

Надо же хотя бы попытаться понять, что происходит.

– Да без проблем, – из недр тяжёлого двухтумбового стола (не сразу и сдвинешь с места, мелькнуло у Акбара) появился на свет обычный серый лист бумаги, содержание которого, однако, было далеко не так невзрачно.

– Это же обычная бумажка, которой только подтереться. Вам, – чуть подумав, уточнил Акбар и тут же пояснил. – У нас используется кувшин для омовений. Ну или отхожее место устраивается так, чтоб омовение было сразу доступно. Мы любим правило: чистота снаружи – порядок внутри. Ваша вера, кажется, не предполагает содержания ни тела, ни помыслов в чистоте. – Акбар с толикой превосходства посмотрел на гяура.

А сам подумал, что было бы замечательно, если б его сейчас начали бить. Тогда можно «неосторожно» подставить под удар голову и притвориться, что потерял сознание. А за отпущенное для приведения в чувство время получится сориентироваться: бумажка, предъявленная дознавателем, не выдерживала никакой критики что до её формы. Но рубила похлеще экзекуционного меча содержанием (впрочем, местные рубили головы не мечом, а топором).

Акбар слыхал откуда‑то издалека, что у местной императрицы вроде как есть традиция: вместе с посвящением в дворянство, здесь могли выдать какой‑то ярлык, наделяющий отличившегося чуть не правами самого самодержца. Называлось непотребство «институтом соратников».

Насколько знал сам Акбар, такие ярлыки обычно не использовались ни для чего иного, как набивание собственной мошны, желательно в богатенькой провинции и подальше от местной столицы.

И надо же было так «повезти» именно ему, что с таким ярлыком, но уже в свой адрес, столкнулся лично он.

«… в качестве исправления ранее эмитированных ошибочных решений, считать недействительным…»

В принципе, с бумажкой можно было бы и побороться. Не совсем красиво, когда решение «руки» монарха отменяет какая‑то мелкая сошка в лице безвестного джемадара (кстати, а не тот ли это мальчишка со склада?!).

Но для того, чтоб вернуть все привилегии и права (без каких‑либо обязательств, хе‑хе), Акбару нужно было, как минимум, оказаться на свободе. Ещё – подёргать за верёвочки того, что в серьёзных местах называется агентурной сетью.

Так‑то, даже у него на связи стояли вполне себе серьёзные фигуры из Домов Большой Двадцатки. Которые могли абсолютно законными собственными решениями если и не отменить решение этой бумажки, то, как минимум, дезавуировать её последствия лично для Акбара.

– Вопрос позволите? – встрепенулся Акбар, заметив, что дознаватель уже с минуту молча смотрит на него.

– Извольте.

– А у этой бумажки, – как можно более пренебрежительный взгляд через стол, – есть продолжение? Содержание как будто намекает, что есть второй такой лист. Оно всё только меня касается? Или всех торговых и караванных домов правоверных в принципе? – Акбар поднапрягся и изобразил как можно более презрительное и простодушное лицо одновременно.

– О, кстати… – вслед за караванщиком встрепенулся и следователь, на какое‑то время тоже уходя в себя. – А ведь хорошая мысль…

«Шайтан, язык мой – враг мой», – чертыхнулся про себя Акбар. «Кажется, сам только что подал тупую и ненужную мысль. Что вообще происходит, если такие решения принимаются таким образом? И попутно: неужели у них кто‑то решил навести в стране порядок? А что тогда с привилегиями домов Большой Двадцатки?..»

_________

– Эй, служивый, есть дело! – выждав четверть часа, обратился к коридорному Акбар.

Вопреки ожиданиям, бить его не стали. После его «удачно» заданного вопроса, дознаватель куда‑то моментально заторопился, а самого Акбара вывел во внутренний двор и сдал «на время» какой‑то вспомогательной службе (судя по мелким деталям). Которая уже самостоятельно сопроводила его в подвальное помещение откровенно камерного типа.

– Золотой дирхам тебе, прямо сейчас, если через пять минут я смогу говорить с вашим начальником по режиму. – Акбар, чуть высунувшись в вырванное с мясом маленькое окошко на двери (интересно, а кого тут раньше содержали?..), приветливо помахал в воздухе жёлтым кругляшом.

Что это за заведение, ему пока было не ясно: у него изъяли пилочку для ногтей, складной нож, огниво и трут, но не тронули ни кушака с монетами, ни перстней на пальцах (не говоря уже о цепи на шее. Хотя‑я‑я, справедливости ради, цепь была из мягкого металла и в качестве подручного средства не годилась).

– Уберите деньги, – нейтрально пробасил коридорный. – Старшего по режиму вам и так позовут, по первому вашему требованию. Это предусмотрено правилами.

– Жду с нетерпением! – Акбар только что не пританцовывал под дверями.

Ну не идиоты ли. Ладно, не хочешь денег, зови бесплатно.

_________

– Я был задержан абсолютно незаконно, вопреки всем имеющимся между нашими государствами договорённостям и соглашениям. – Акбар говорил откровенно, без подобострастия, упирая исключительно на правовой аспект. – Обвинений мне не предъявили, только дали прочесть какой‑то клочок бумаги, на котором обозначалась отмена всех предыдущих соглашений о наших торговых рангах. За что меня арестовали вообще?

Как и сказал коридорный, местный старший по режиму прибыл к Акбару буквально в течение четверти часа. Не чинясь, зашёл внутрь и устроился прямо на кушетке.

– Внешний вид бумаги, которую вам показали, никак не отменяет её правовых последствий лично для вас, – мягко возразил чиновник. – А мы – люди подневольные. Есть приказ – мы его исполняем.

– Если приказ незаконен, есть ли возможность его оспорить законным порядком? – Акбар, проследив за тщательно скрываемым взглядом посетителя, коротким движением снял с себя платиновую цепь (с медальоном в форме инкрустированной бриллиантами мечети) и так же быстро надел её на шею гостя. – Я с Востока, это просто подарок. Вас в любом случае ни к чему не обязывает.

Чиновник многозначительно кивнул и убрал «подарок» под одежду. Став богаче как бы не на половину дома в один момент.

– А у вас есть кто‑то в нашей стране, кто может послужить источником правовой нормы для скромных служащих следственной тюрьмы? – серьёзно спросил местный. – Будем откровенны. Мне всё равно, чей приказ исполнять. Я любой исполняю только на «отлично». Но если у вас есть кто‑то, обличённый хоть какой‑то мало‑мальски равноценной властью, я имею в виду ту невзрачную бумагу… – старший по режиму многозначительно посмотрел на Акбара. – И если этот «кто‑то» не побоится отдать приказ о вашем освобождении, и – желательно – о взятии под его личную охрану…

– Бояться мне будет нечего? – выдал напрашивающееся на язык Акбар.

Собеседник в ответ молча прикрыл глаза.

Ситуация могла быть как ловушкой, так и чистой монетой.

С одной стороны, местные могли таким незамысловатым способом начать тянуть за кончики нитей, составляющих уже сети.

С другой стороны, насильно Акбару никто ничего не навязывал, инициатива исходила от него самого.

Ай, чего терять. Кому нужны сети без Акбара. Ну, то есть, конечно, кому‑то, возможно, и нужны. Но Акбару, сгинь он в местных застенках, это будет уже совсем неинтересно.

– Я могу связаться с начальником секретариата Дома Виен? – караванщик решил не тянуть времени и зайти с козырей.

Упомянутая им семья входила даже не в первую двадцатку, а в первую пятёрку.

– Как мне представиться? Что передать? – мгновенно подобрался чиновник. – И как оговорить лично мою оплату с их стороны?

– Давайте обсудим условия, – внутренне ликуя, Акбар встал и заходил от двери к стене. – Я не особо богат, но и оскорбить вас незначительностью дара благодарности мне бы не хотелось. А вам что‑нибудь известно о кассе м о е г о караванного дома, изъятой представителями вашей страны прямо из моего склада?..

Глава 16

Самый большой кабинет Главного Дворца с Государственным Гербом на большом столе для совещаний. Во главе стола сидит пожилая женщина. Напротив неё сидит молодой человек в форме джемадара погранвойск со штатом Термязского погранотряда.

Кроме них в огромном кабинете никого нет.

– Тебе знакомо понятие валового внутреннего продукта в стране? – с отстранённой и грустной улыбкой спрашивает женщина.

– Сумма всех товаров и услуг, произведённых в стране, плюс по мелочи, типа инвестиций, – пожимает плечами джемадар. – Но я не понимаю, как это всё можно точно учитывать. С моей колокольни, так это и вовсе нереально. Ну либо будет плюс‑минус половина от учтённого. Что автоматически делает нецелесообразным всю трудоёмкую процедуру.

– Ты смотри, вы там даже экономику проходите, что ли, в своих дырах… – искренне удивляется женщина.

– Вот это было обидно. Во‑первых, у нас на заставах не пьют. По крайней мере, на тех, которые на границе с Султанатом, – поправляется пограничник. – Во‑вторых, есть же экзаменационный минимум на офицерское звание. У нас он сдаётся сложнее, чем где‑либо ещё. В‑третьих, раз не пьём, свободное время надо куда‑то девать. Все понемногу учатся. Некоторые, типа Атени, вон даже в какие серьёзные заведения поступают, – хмыкает пограничник. – Ни разу не будучи ни дворянами, ни выпускниками лицея либо гимназии.

– Не валяй дурака, – мягко предлагает женщина. – Ты догадываешься, зачем я тебя вызвала?

– Отмена иммунитета у старшего персонала караванных домов, – снова пожимает плечами джемадар. – Моим единоличным решением.

– СТОП. Ты уже во в с е х караванных домах его отменил? – собеседница Пуна широко раскрывает глаза. – Не только в АЛЕМЕ?! КОГДА?!!

– Перед тем, как прибыли твои нарочные. У меня как раз были ребята из безопасности. Мы впопыхах этот момент как‑то проглядели, когда начинали, – ничуть не беспокоясь, отвечает Пун.

– Ладно. Попробуем с другой стороны, – вздыхает женщина и кладёт ладони на стол. – Давай ты сейчас, со всей своей смёткой, с первого раза отгадаешь, о чём я сейчас думаю? И что меня тревожит больше всего?

– О том, что у нас получается более одного центра принятия решений. По крайней мере, в текущей обстановке. И что один из центров принятия решений не работает надлежащим образом, – смеётся Пун.

– Ну, можно и так сказать. По содержанию. Хотя я бы выразилась чуть в иной форме…

– Не могу же я сквернословить в твой адрес, – безмятежно отвечает джемадар. – Забегая вперёд. Ты считаешь, что плохо работаю я. Я считаю, что очень недорабатываешь ты. И тем самым тянешь всех назад. Под «всеми» я сейчас имею ввиду страну, а не только частные вопросы войны и дипломатии.

Женщина с четверть минуты беззвучно глотает воздух. Потом трёт ладонями щёки:

– Знаешь, вот я сейчас не знаю, что сказать, первый раз в жизни. В любой другой стране…

– …меня б уже не было. Это понятно, – отмахивается пограничник. – Но мы не в другой стране. И у меня встречный вопрос, даже несколько. Как ты думаешь, я готовился к этому разговору с тобой или пришёл наобум? Если да, отмена мною неприкосновенности – это моя прихоть, желание залезть к кому‑то в карман? Или всё же что‑то иное? Продиктованное какими‑то объективными причинами?

– Боюсь спросить о причинах!.. – в сердцах бросает женщина.

– Ты не любишь вспоминать об Атени, из‑за твоего чувства вины, но я напомню. Ты в курсе, что он, по линии первого департамента, прислал поверяемую и достоверную информацию об агентуре Султаната, работающей у нас под носом? У тебя под носом, – поправляется джемадар. – Я формально вообще на границе и в колледже, и в мою зону ответственности контрразведка не входит.

– Что не помешало тебе вовсю сунуть в неё нос при первой же возможности, – сварливо врезается женщина.

– Давай не будем переходить к новой теме, не закончив старую. Я, кстати, неточно выразился. Там не агентура. Там их кадровые ребята, судя по некоторым моментам. А агентура – посеяна ими у нас везде, где только возможно. Так ты в курсе этого сообщения?

– Да, недавно сообщили через секретаря, – недовольно морщится собеседница Пуна. – Было в табеле срочных донесений с пометкой «нуждается в проверке». Как раз думала, что с этим делать… По приметам, оно давно было на то похоже. Но я, во‑первых, не ожидала от них такой прыти и масштабности в работе: думала, тупые обезьяны, прости Господи… и числом берут…. Во‑вторых, не ожидала от них такой подлости: ведь свободные и неприкосновенные ранги всем торговцам – то было решение как раз для стимуляции торговли и промышленности, а не для этого! Если караваны перестают нам возить, к примеру, хлопок, знаешь, на сколько дороже будет стоить твоя любимая форма?

– Насколько? – с любопытством поднимает взгляд джемадар.

– На четыре десятых. Они же сорок процентов. И это только первый попавшийся пример. А ещё есть много наших именно что мануфактурных производств, которые сбывают товар направленно туда. Вернее, с их помощью – в Хинд и далее. Если их караванные дома исчезнут, многие наши пойдут с протянутой рукой, потеряв доход.

– А кто‑то считал, сколько именно мы потеряем? И каков вред от откровенных шпионов в твоей Столице, которым даже Имперский Прокурор ничего сделать не может? А тебя с этим вопросом не беспокоит – потому что там разгребать полгода придётся? А не по термам с девочками прохлаждаться! – начинает заводиться Пун. – Ты согласна, что все, кто ниже тебя, просто боятся или не умеют генерировать точные решения? Взамен полагаясь на твои указы, чтоб потом на них же и свалить вину за свои провалы? А ниже тебя – все.

– Я потому и затеяла реформу. – Тихо говорит женщина. Глубоко вздыхает три раза подряд, отпивает воды из стакана и продолжает. – Чтоб решать могли и другие.

– Давай спрошу прямо. Тебе на меня пожаловались? И попросили принять меры?

– Ну а ты как думаешь? Давай загнём пальцы, сколько врагов ты за вчера‑сегодня нажил?

– А у сторожевого пса друзей не бывает, – улыбается Пун. – Если только товарищи по конуре. Ещё, возможно, хозяин. Но помнишь, я тебе рассказывал, что и собака может быть отличной, и хозяин может быть добрым. А общий язык найти у них не всегда получается. Потому что цели и задачи у них разные… Слушай, а у тебя не было проблем с воспитанием детей?! Вот например, они сопротивляются, а ты им чуть не силой правильное навязываешь? – словно спохватывается Пун.

– У меня нет детей. Только племянники.

– Гхм, пардон. Не вникал так глубоко…

Женщина неожиданно громко, на грани приличий, смеётся, потом снова прикладывается к стакану с водой:

– Уф‑ф‑ф, жара! Ну давай о целях. Я, честно говоря, решила в своё время так: сперва реформируемся. Потом я отхожу от дел, дальше – вы. Но мы ещё толком и не начали, а меня уже по десять раз на дню теребят: то это, то то.

– Дальше будет только хуже, – уверенно говорит Пун. – Хорошо что мы с ребятами из первого и второго департаментов, во‑первых, на одной волне, во‑вторых, знаем об этих планирующихся изменениях. Потому нашли общий язык и быстро сами сориентировались. Попутно вопрос в лоб: моё решение об аннулировании рангов караванщикам отменять не будешь?

– Я‑то не буду. За меня Рода на местах будут… которые из Двадцатки.

– Это понятно, – сосредоточенно кивает джемадар. – Но тут ещё посмотрим, у кого нервы крепче. Смотри, что ребята предложили. Чтоб на тебя такие известия не сваливались, как снег на голову, давай раз в день‑два, со мной и с ними, по часу хотя бы, уделять нашей текущей работе? Вот хотя бы сегодня, все же здесь! Ну давай ты с нами поприсутствуешь на нашем разговоре, и хотя бы о наших планах на неделю узнаешь?! Включая проблемы, которые мне жетоном лично затыкать приходится. И в офисе Прокурора, потом – в суде, в таможне…

– Сегодня бал! Ты хочешь м н е предложить поработать?! Вместо благодарности за ваши приглашения? – удивлённо поднимает бровь женщина.

– Это было бы просто идеально, – коротко кивает Пун. – Бегать к тебе за каждым чихом, который мы только придумали, но ещё не знаем, получится ли, я не хочу. А ты не в курсе наших замыслов: ни что до их целей, ни по месту проведения, ни по способам. Причём, не знаю, как казна и фискалы; а первый и второй департаменты тебе отчёты регулярно шлют. Но жалуются, что ты их не читаешь. Или читаешь за неделю все четырнадцать, в один присест.

– Так потому и не читаю, что регулярно шлют, – хмыкает женщина. – А о целях мы и так говорим, когда в коридорах сталкиваемся… Это ж ты «на выносе» обитаешь.

– Давай серьёзно, – хмурится джемадар.

Женщина долго и оглушительно смеётся.

– Вот план наших мероприятий, которые случатся в ближайшее время, – пограничник запускает по столу лист бумаги. – Помощь не нужна, моего жетона хватает. Недовольства будет масса. Давай о принципиальном. ТЫ согласна, что их менталисты не должны работать у нас на территории, как у себя в саду?

– Да. Иначе с чего бы я твои выходки терпела?

– Тогда ответь на один мой вопрос. Почему у нас эта тема под запретом твоим Высочайшим Соизволением? Как целое направление науки, которым нельзя заниматься под страхом коронного преступления?

– Молодая была. На троне недолго. Лет пятнадцать назад, Глава Церкви как‑то сумел за месяц убедить, с тех пор так и повелось. – Опускает взгляд женщина. – Сейчас думаю, что это была ошибка.

– Ты в курсе, что в колониях никто этого направления не закрывал, хотя от Церкви и скрываются?

– Предполагала. В первую очередь потому, что у них там Церкви почитай нет. Местные верования и идолы… Прости. – хмыкает женщина. – Ты же тоже из них?!

– Угу, – весело кивает Пун. – И наша религия старше вашей более чем на тысячу лет. Можешь не извиняться.

– Ладно, давай к целям и задачам. Убедил. Как раз до бала за два часа успеем обсудить. Тем потом сам расскажешь, а после бала ко мне можете вместе зайти…