355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Семён Афанасьев » Не та профессия. Тетрология (СИ) » Текст книги (страница 48)
Не та профессия. Тетрология (СИ)
  • Текст добавлен: 2 декабря 2020, 14:30

Текст книги "Не та профессия. Тетрология (СИ)"


Автор книги: Семён Афанасьев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 79 страниц)

Глава 7


То, что брат дочери Степного Хана далеко не дурак, Актару было ясно с самого начала. В принципе, пуштун и относился к новому знакомому по‑товарищески и приязненно в первую очередь именно из‑за того, что со степняком было интересно.

Атарбай, хоть и будучи намного моложе, об окружающем мире мыслил зрело и по‑взрослому. Не смотря на явные различия языков и культур, Актару порой казалось, что между ними общего гораздо больше, чем можно было бы ожидать. Да и в обычаях пашто степняк явно понимал.

Не знай всей подноготной, Актар бы даже заподозрил, что брату ханской дочери довелось весьма немало пожить среди разных каумов. Что в его возрасте и с его историей напрочь исключалось.

Если бы Актар оперировал понятием «культура», он бы, после некоторого размышления, признал бы в степняке «своего», именно что по признаку культурной общности.

– Но самое интересное, что и это ещё не всё. – Продолжил тем временем Атарбай, с благодарностью кивая сестре (подвинувшей ему чай). – Я же не успокоился, когда понял, что это разные группы… Я пробежался кое‑где повторно.

– Это после того, как мы переговорили у Иосифа? – уточняет Актар.

– Да, – кивает степняк. – И вот что выяснил. Они побродили по городу достаточно немало, если их действительно двое. После часа Зухр этого человека – или людей? подходящих под это описание? – видели последовательно снова на улице Менял. Затем – в мясных рядах. Затем они как будто исчезли куда‑то ненадолго, по крайней мере, мне не удалось найти никого, встретившего их. А потом, ровно между Зухр и Аср, похожего человека вспомнили у загонов коней у рынка.

– Выбирали коней! – мгновенно вскидывается Актар. – Для побега после всех дел?!

– Угу… – Атарбай внимательно рассматривает собственные записи, кажется, пытаясь разобрать написанное собственной рукой. – Затем примерно за один час был вскрыт рыбный амбар, убиты два человека охраны, ваш и наш; похищены несколько рыбин каждого вида из отдельной ямы, а это непросто. – Атарбай поднял глаза на окружающих. – Кроме Бехроза и меня, туда никто не ходит. Вот я вам скажу, что взять рыбу с ледника в двух ямах из четырёх можно только если ты акробат. Или если у тебя рука длиной как мой рост.

Окружающие засмеялись.

– Таких рук нет даже у самых больших обезьян, – явно что‑то вспоминая, роняет Иосиф.

– И я о том же… Я пока не узнал точно, ибо спешил сюда. Но один из загонов с конями был вскрыт. – Степняк потёр в размышлениях переносицу.

– Какой из загонов?! – моментально подбирается Алтынай.

– Э‑э‑э, квадратный такой, – неожиданно запинается её брат. – Второй, если считать от нашего лагеря.

– А‑а‑а, не страшно, – моментально успокоившись, встряхивает непокрытыми волосами ханская дочь. – Пожалуйста, подождите все немного.

Поскольку эта беседа происходит в личных покоях семьи Хана, девочка выходит в соседнее помещение и буквально сразу же возвращается с тремя листами пергамента.

– Это был загон с кобылами и жеребцами‑слабосилками, – объявляет она через секунду. – По счастью, там все кони переписаны, – присутствующим показывается испещрённый письменами лист. – Это в третьем загоне всех переписать не успела, а тут все кони были учтены…

– А вскрыли его потому, что его охраняли хуже? – понимающе роняет Актар под уважительные взгляды Иосифа и сидящих напротив дари.

– Видимо да, – кивает ханша. – Это же так называемые «мясные» кони, мы их собирались отправить на шужык.

– Колбаса такая у нас, – добавляет на всякий случай Атарбай под общий взрыв хохота. – Чего вы? – чуть смущается он. – У вас же такого слова в языке нет? Или есть?

– Мы от вас это слово первым узнали, – громогласно хохочет один из пашто. – Как пример того, что у вас есть нельзя.

Присутствующие поддерживают его ещё одним взрывом хохота.

Пашто, в отличие от туркан, конину не ели принципиально, почитая её практически за харам.

– Ну, вы не едите, а мы решили попробовать её заготавливать централизованно, сразу на всех, – дипломатично скругляет углы Алтынай. – В общем, через час, м‑м‑м… даже чуть меньше, я смогу вам сказать, все ли кони на месте. И если пропали, то какие именно.

– Так вы что, совсем их никак не охраняли?! – не смог поверить услышанному один из дари.

– Да говорю же, мы этот загон планировали на мясо, – разводит руками Алтынай. – Там только достаточно старые кобылы и очень слабые жеребцы. Во‑первых, в городе же последнее время воровства не было…

– Потому что руки ни у кого не лишние, – рефреном бормочет её брат.

– А что кто‑то может позариться на обычное мясо, лично мне и в голову не приходило, – завершает пояснения Алтынай, по инерции чему‑то удивляясь. – Эти кони – всё равно что мясо, понимаете? Да тем более, мы при массовом забое скота всё равно до одной десятой потом на садака отдаём. Так что…

_________

Через час там же.

– Исчезли несколько коней… – чуть запыхавшаяся, дочь хана с довольным видом размещается рядом с братом. – Одна кобыла с натяжкой сойдёт за гужевую; один жеребец – верховой, если всадник не огромный, – Алтынай, хохотнув, без затей хлопает брата по спине. – Ещё пара сойдут за заводных.

– Это всё? – Иосиф вежливо наклоняет голову к плечу.

– Почти. Ещё один, достаточно резвый в молодости, жеребец в случае необходимости может недолго, но быстро нести одного всадника.

– В отрыв уходить, – переводит сам себе вполголоса Атарбай, добавляя затем непонятное слово. – Спринтер. Ты уверена? – зачем‑то переспрашивает он, веселя окружающих (поскольку в городе уже все знают, что в конях здоровяк не силён. Чтоб сказать мягко. В отличие от младшей сестры).

– Мне это важно, – осторожно добавляет здоровяк, не смущаясь неприкрытым весельем окружающих.

– Пф‑ф‑ф… – дочь Хана, хихикнув про себя, одаривает его красноречивым взглядом, явно не желая ругаться при всех. – Могу даже сказать, из какого кто приплода, от каких родителей и кто были родители родителей этих коней, – Алтынай в конце фразы не удерживается от насмешки. – Но и это не всё.

– Внимательно слушаю, дочь Хана, – Актар, влезая между двумя родственниками, пытается дипломатично переключить внимание присутствующих с неловкого момента.

– Это кто‑то не наш, – уверенно продолжает Алтынай. – Заводные были из третьего приплода от текинцев, каурые.

На самом деле она называет один из доброго десятка оттенков коричневого, различаемого её народом в отношении масти лошадей. Но в языках присутствующих таких тонкостей нет.

– Неплохие. Даже где‑то выносливые, хотя и не на траве ваших земель… Но за ними не «уйдёт» последний жеребец – ему надо отдыхать чаще них. Он будет тормозить всех, – пожимает плечами Алтынай. – А если распределить украденную рыбу с гужевого на заводных, то уже они будут немного тормозить: я узнала, рыбы немаленькие. В общем, вор взял не лучших коней в своих категориях, – дочь Хана сообщает свой итоговый вывод. – С другой стороны, в том загоне у них и возможностей особо не было.

– А ты бы могла подобрать в том же загоне коней так, чтоб они между собой сочетались лучше? – аккуратно, словно боясь спугнуть какую‑то мысль, уточняет Атарбай.

– Два варианта, – уверенно кивает Алтынай. – Которые лучше, если говорить о средней скорости. Даже три, – чуть подумав, добавляет она. – Последнего жеребца вообще не брать, но взять коней более выносливых. Можно будет держать среднюю скорость движения такой, чтоб не приходилось пересаживаться на быстрого коня ненадолго.

– Это точно, дочь Хана? – внимательно следя за собеседниками, уточняет Актар.

– И ты туда же! Спросите любого старика‑туркан, – фыркает в ответ Алтынай. – Или старуху. Или даже не туркан. Спросите хоть наших, хоть ваших, кто кочевал на конях.

– А почему именно старика? – Актар не успокаивается и его интонации приобретают тот въедливый характер, когда он в чём‑то пытается разобраться основательно. – Ты не похожа на старуху. А суждения о конях выносишь твёрдо.

– А потому, что остальным молодым, как и мне, вы не поверите, – весело хлопает оторопевшего Актара по плечу Алтынай (для чего ей приходится наклоняться через стол). – И будете тратить кучу времени, перепроверять. А вот старикам поверите сразу. Как говорит мой старший брат, молодёжь для вас гораздо меньше авторитет.

Все смеются, а озадаченный Актар, покраснев, откровенно переваривает физическое прикосновение чужой женщины. Всем заметно: не смотря на почтенный возраст, ему слегка не по себе. Что, в свою очередь, ещё больше веселит окружающих.

– Странный какой‑то вор, – через какое‑то время, отсмеявшись, замечает Бехроз, размышляя вслух. – Я немало пожил; видел столько же. В том числе, общаясь с разными народами. И мне вот что не понятно, смотрите. Вначале – убить пашто и туркан. Получить кровников Орды и каума Каррани. – Белуджи со значением скользит взглядом по присутствующим, делая всем понятный акцент.

– Каума Каррани в кровники даже врагу не пожелаешь, – отзывается на возникшую паузу брат дочери Хана, выражая общую оценку случившегося. – Они не забудут. И не простят, никогда.

– Не забудем и не простим, – коротко подтверждает кивком головы Актар, задумчиво скользнув взглядом по Атарбаю. – Мы не торговцы и не нурзаи.

– А я о чём…

– Далее. – Чуть повышает голос белуджи. – После этого убийства, украсть коней, на которых нельзя потом будет убежать от туркан. Как оказалось. – Смеётся над собственными словами Бехроз. – Попадая заодно под безоговорочную смертную казнь за конокрадство. А З А Ч Е М? Чтоб украсть рыбу, которую сейчас все, кому не лень, ловят в реке?! И которую я б им продал за четверть от одного украденного ими коня?!

Иосиф переглядывается с Атарбаем, Алтынай и Актаром.

– «Тот, кто носит медный щит, тот имеет медный лоб», как говорил один очень уважаемый ходжа из Самарканда, – задумчиво произносит брат дочери Хана, переводя взгляд на свою сестру.

– С вашим ходжой не знаком, но в Самарканде бывал, – понятливо кивает Атарбаю почему‑то не сестра, а многоопытный Иосиф. – Намёк понимаю.

– Служивые? По заданию? – понимающе поднял бровь сообразительный глава Гильдии ткачей.

– Угу. – покивал в ответ Актар. – А что, ведь так всё логично… В ином случае, смысла в действиях никакого нет. А так – имеется цепочка действий, в которой каждое обусловлено.

– Великая вещь логика, – бормочет, хихикая своим мыслям, Алтынай.

– Не подозревал, что туркан кочевали в древности до самой Эллады, – ни к кому не обращаясь, Иосиф снисходительно улыбается и наклоняет голову к плечу.

– Ладно вам, – примирительно поднимает ладони Актар. – Давайте решать, что делать! В этой связи. Потому что, принимая во внимание сегодняшних фарси, это уже серьёзно…

Взгляды присутствующих за столом почему‑то сходятся на Алтынай.

– Ловить, – пожимает плечами она. – Без вариантов. Если вам, как говорит мой брат, нужна моя политическая воля – то вот вам она. Ловить как можно быстрее.

– Не побоюсь сказать, что выражу общее мнение, – Иосиф, переглянувшись с остальными, поднимает руку. – Может быть, ты скомандуешь конкретнее, Алтынай?

– Сейчас, – кивает она Иосифу, затем поворачивается к брату. – Командуй, что делаем.

Дочь Хана и её брат действительно понимали друг друга с полуслова. Эта мысль по очереди мелькнула у Актара, Бехроза, Иосифа и у остальных присутствующих.

Какие бы ни были нравы во дворцах туркан; в кочевьях, видимо, обычаи разнились принципиально.

Если во дворцах своих единокровных братьев и душили, и травили, и оскопляли (чтоб избавиться не только от конкуренции во власти, но даже и от малейшей вероятности, что родственники когда‑либо оставят потомство), то дочь Хана со своим братом таких проблем в отношениях явно не имела.

Брат Алтынай, как уже часто бывало, в два мгновения развил бурную деятельность, не сходя с места:

– В каком случае эта рыба имеет ценность? – ровно через мгновение Атарбай смотрит почему‑то на Иосифа.

Остальные с любопытством повторяют за ним.

– Настолько больш ую ценность, чтоб принять на себя все последствия кровной вражды и с пашто, и с туркан, и далее по списку, – добавляет Атарбай, продолжая сверлить джугута взглядом.

Тот, однако, легко переносит всеобщее пристальное внимание.

– Когда похищают что‑то малоценное, встречающееся на каждом шагу, совсем не редкое, с точки зрения моего народа это имеет смысл только в одном случае, – уверенно отвечает Иосиф. – Когда требуется образец. Образец продукции конкурента, либо, в более широком смысле, какой‑либо образец.

– В данном случае, видимо, образец не конкурента, а просто нового товара туркан и пашто, – ни к кому не обращаясь, вставляет белуджи. – Но да, изначально мысль о рыбе пошла от туркан. Которые сделали две неожиданные в городе вещи. Во‑первых, нашли общий язык с пашто; а этого вообще никто не ожидал.

– Даже мы, – весело переглядываются товарищи Актара между собой.

– Во‑вторых, убрали угрозу голода, к тому же, не только для своего народа. – Не обращая внимания ни на кого, завершает мысль Бехроз.

– Плюс приняли на себя власть Наместника провинции, где всегда правили пашто, – въедливо добавляет Иосиф.

– Вот тут не понял, – удивляется брат Алтынай, поднимая взгляд на джугута. – С чего это мы приняли власть? Власть же принадлежит Совету Города?

– Как обычно, когда у него… гхм… – Алтынай осекается под вежливый смех окружающих.

Все в курсе регулярного «заскока» её брата: ему иногда надо объяснять простые вещи. Видимо, он раньше очень мало бывал в городах, и никогда – в городах с дворцами.

Все заметили, что плохо ориентируется Атарбай только в дворцовых делах, которые он сам называет политикой.

– Власть бывает двух разновидностей, – терпеливо поясняет Алтынай брату под тихий шёпот окружающих. – Временная и постоянная. Постоянная – значит опирающаяся на Закон, Права и Обычаи одновременно…

– Твоя сестра – единственная, которую нельзя сместить, если её выберет народ, – перебивает девочку Актар. – Остальных можно. Например, в случае выбора народом, можно либо назвать чернью…

– Либо объявить мятежником, если их фамилия знатная, – заканчивает ткач‑дари.

– Твоя сестра – из правящей семьи, по праву рождения; она наследница высшей власти туркан, пусть и кочевых; вдобавок, она признана всеми остальными, – объясняет более понятными категориями Иосиф. – В том числе, за мудрость и за свою искреннюю заботу о народе. Одним из показателей которой и является Совет Города.

– За любого другого правителя в городе будет воевать лишь его народ. Ну, плюс друзья из соседних, в лучшем случае – добавляет белуджи. – А за твою сестру, случись вдруг что, именно сейчас поднимутся все. Без исключения. У неё, без сомнения, был хороший отец…

– И с точки зрения родословной, и с точки зрения воспитания, – завершает чужую мысль Иосиф.

– А‑а‑а, легитимность на всех уровнях, – бормочет непонятное брат Алтынай, но к этому уже привыкли. – Куда повезёт образцы рыбы этот служивый?

– Ближайшая ставка лояльного Наместника – несколько десятков переходов на северо‑запад, – роняет Актар.

– Какие туда есть отсюда пути? – Атарбай задумчиво сводит брови.

– Конными – можно по караванным путям, – говорит Алтынай. – Но придётся делать значительные петли, обходя горы и перевалы в тех местах, где пройдут кони.

– А пешком можно и срезать кое‑где, – замечает Актар. – Но только для пашто. Другим там не пройти. Или вместе с пашто, или никак.

– Ну вот вам и план, – пожимает плечами брат Алтынай. – Теперь только пусть Совет Города решит, ловим или нет…

Он не договаривает, но всем понятно: решение «за» означает автоматический мятеж. Вернее, фактический выход провинции из подчинения, поскольку перехватывать, судя по всему, придётся людей одной из служб самого Султана.

– Вообще‑то, у пуштунов уже было независимое государство, – ни к кому не обращаясь, начинает какую‑то мысль Актар (явно пытаясь поймать идею, вертящуюся на языке).

– А можно и чуть запутать всё, – выразительно играет бровями Иосиф. – Тому, кто будет разбираться, если гонцы разделятся и один до Столицы всё же доберётся. Например, гонцов можно перехватить, а налоги в этом сезоне всё равно отправить.

– Может сработать, – переглянувшись между собой, уверенно кивают дари. – Мы от своей общины говорим «да».

*********

"Дорогой дядюшка Вальтер,

Родственник моей сестры из Дворца повёл себя нехорошо. Я теперь вынужден срочно отправиться за одним из его слуг. Посетившим нас инкогнито и убившим пару ни в чём неповинных людей.

Помимо прямого деяния харам, означенный слуга родственника моей сестры может очень навредить некоторым уважаемым здешним людям своими домыслами о происходящем.

Моей сестре, как и этим людям, очень не хочется, чтоб их добрые имена очернял какой‑то мерзавец (кстати, кажется, мерзавцев двое).

В свете принятых на себя обязательств тут, я вынужден лично отправиться вслед за негодяями, поскольку кроме меня с ними может оказаться некому совладать.

Иншалла, успею в порт Гуджарата к оговоренному сроку. Но даже если не успею – пожалуйста, не волнуйся. Просто стой на рейде, хорошо? Не сходи на берег, жди меня

А."

_________

"Дорой племянник,

Твою весточку получил.

Разумеется, поступай, как лучше.

Разумеется, негодяя надо изловить и должным образом наказать.

Если, кроме тебя, этого с уверенностью сделать некому – что ж. Так тому и быть!

На рейде в Гуджарате буду ждать, сколько потребуется. Связной амулет у тебя с собой будет?

Дядя Вальтер"

_________

"Да, этот амулет беру с собой.

Спасибо за понимание.

Наши друзья из общины Богом избранного народа представили именно этот амулет в моё с сестрой безраздельное пользование. На связи буду всё время

А."

_________

Примечание:

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D0%B0%D0%B4%D0%B0%D0%BA%D0%B0#:~:text=%D0%92%20%D0%B1%D0%BE%D0%BB%D0%B5%D0%B5%20%D1%88%D0%B8%D1%80%D0%BE%D0%BA%D0%BE%D0%BC%20%D1%81%D0%BC%D1%8B%D1%81%D0%BB%D0%B5%2C%20%D1%81%D0%B0%D0%B4%D0%B0%D0%BA%D0%B0,%D0%9E%D0%B1%D1%8F%D0%B7%D0%B0%D1%82%D0%B5%D0%BB%D1%8C%D0%BD%D0%B0%D1%8F%20%D0%BC%D0%B8%D0%BB%D0%BE%D1%81%D1%82%D1%8B%D0%BD%D1%8F%20%D0%BD%D0%B0%D0%B7%D1%8B%D0%B2%D0%B0%D0%B5%D1%82%D1%81%D1%8F%20%D0%B7%D0%B0%D0%BA%D1%8F%D1%82.




Глава 8


Нурислан в Службе состоял достаточно давно. Для обычного человека, возможно, почти четыре десятка лет жизни – и не срок, бывают старики живущие и почти по сотне лет.

Но для такой работы, как у него, два с половиной десятилетия «работы» за плечами под чужими личинами, в чужих городах, с чужими людьми… это много. Это очень много.

Говорили, что на пенсии один год такой службы засчитывается за три у обычных чиновников; оттого пенсии и выходные пособия позволяли жить чуть не во дворцах.

С высоты прожитых лет, Нурислан на сказанное полагался уже не сильно.

Во‑первых, что значит «говорили»? Так, обмолвился один‑единственный человек, связной, лет восемь тому… а верить в услышанное очень хотелось.

Во‑вторых, повидав так много, тягу к жизни утрачиваешь. Видимо, не зря святоши толкуют о своём любимом понятии «харам». Видимо, если грехов за спиной много, жизнь становится не в радость.

Нурислан не один раз представлял, как, выйдя на пенсион (а заслуги уже позволяли – дело было исключительно за личным желанием), он купит тот самый дворец где‑нибудь у моря; женится на молодой и обязательно неиспорченной… гхм.

Вот тут опыт работы давал первый сбой. Жениться на «молодой и неиспорченной» – значит, брать девчонку из хорошей семьи, годов семнадцати от роду. А это, при почти четвертьвековой разнице в возрасте, грозило в семейной жизни неприятностями похлеще домашних скандалов. Причём уже лет эдак через десять. Когда жена только войдёт во вкус… понятно, чего… а самому Нурислану оно уже и сегодня не так интересно, как ещё лет пять тому.

Более логичным вариантом, особенно с высоты циничной профессии, было бы жениться на нестарой ещё вдове, лет двадцати семи. Обязательно с детьми. Желательно из строгих нравами мест, коих в миру правоверных ещё хватает.

Таковая супруга, по здравому размышлению, надёжным тылом будет гораздо с большей вероятностью, чем семнадцатилетняя девственница. Ибо материнская забота о детях от первого брака перевесит и желания молодости, и неутолённые страсти юности.

А в этом месте мысли Нурислана останавливались и в этом направлении дальше не заходили. Если бы он владел понятием «психика», он бы додумался и до его производного – до «защитных реакций психики».

На его беду, таких теоретических подпорок за его спиной не было. Что до женитьбы, то с высоты лет оба варианта были неприемлемыми: жениться на девственнице – не вариант. Он прекрасно понимал, что молодая жена будет его ненавидеть каждый раз, когда… как и в промежутках между этими разами. А на ненависть в своей жизни он и так насмотрелся в других местах; достаточно, чтоб тащить её (ненависть) ещё и в семейную жизнь.

В пылкую же и искреннюю любовь к себе, с учётом всех соображений, да ещё и со стороны семнадцатилетней, он абсолютно обоснованно не верил.

А женитьба на вдове отдавала чем‑то вроде профанации собственных принципов: неужели за все годы беспорочной службы, очень часто ходя по лезвию, Нурислан не заслужил чего‑то «из первых рук»? А не уже бывшую в чьём‑то употреблении вдову? Или даже «бывавшую», пойди проверь уже пользованный кем‑то до тебя товар…

Видимо грехи души для судьбы бесследно не проходят. К сожалению, когда подводишь жизненные итоги на склоне лет (а свои грядущие сорок он воспринимал именно так), при обращениях к Всевышнему ссылки на приказы начальства не помогают.

Грехи за спиной есть? Есть. Смертные? Смертные. В достаточном количестве? Более чем.

Вот и всё. А до первопричин Ему дела нет. Видимо, и правда, в своё время можно было поискать возможность не исполнять некоторые приказы. Либо вообще не идти на эту службу.

За последние без малого четверть века Нурислану приходилось бывать и этническим тюрком, и чистокровным фарси, и наполовину пашто (тут полностью врать было опасно – в каумах за своего не сойдёшь никогда, если только ты и не есть свой). Столько лет за плечами – изрядный срок.

Есть, что вспомнить. Нечего людям рассказать.

Ему периодически приходила в голову мысль: таких, как он, из Столицы рассылали под личинами по провинциям регулярно и массово. Жаль, проверить догадку не получится. Но если она верна, то мечты об обеспеченной пенсии в собственном дворце превращаются в облако пара, которое можно увидеть, но нельзя поймать.

Дворцов на такое множество людей не хватит, даже если доживут не все из молодых рекрутов, а только треть или четверть (в повышенной опасности стези сомневаться не приходилось).

В процессе работы Нурислан часто сталкивался с ситуацией, когда требуемая в работе помощь сразу ему оказывалась. Причём не официально, а такими же, как он, «невидимками». Но это касалось больше центральных провинций, а не этого забытого Всевышним угла, почти что у самого Хинда с его язычниками.

Здесь же, в вотчине многочисленных кланов пашто с их невообразимыми особенностями, на такую помощь рассчитывать не приходилось.

А вырваться из порочного колеса хотелось.

Когда‑то, далеко на северо‑западе, находясь в сопровождении одного из купцов Метрополии, Нурислан видел смешную поделку: колесо на оси, в которое посажен грызун типа суслика. Если рядом громко хлопнуть в ладоши, северный родственник родного суслика бросался бежать изо всех сил, вращая колесо и веселя зрителей.

Понятно, что никуда из этого колеса животное не выпускали, даже кормили в нём же. Но оно так потешно бегало после каждого громкого хлопка…

Почему‑то в размышлениях о своей жизни всё чаще приходил на ум тот смешной зверёк с его колесом.

Бросить всё и сорваться с насиженного места без приказа в этот раз Нурислана заставила именно что необходимость по службе (кстати, и это имя было неродным, просто дисциплинированно вколоченным в собственную голову).

В провинции последнее время и так происходило неладное, но обычные неутыки не требуют экстренных мер. За годы пребывания тут (как и в других местах), Нурислан обзавёлся и изрядным количеством приятелей, и определённым кругом людей, сообщавших новости обо всём вокруг.

Именно эти новости (вернее, их обработанная версия с выводами) и были сутью работы Нурислана. Призванной ответить на один‑единственный вопрос (вернее, отвечать на него ежедневно): столпам власти Султана в провинции что‑то угрожает? Или всё идёт, как задумано в Метрополии?

Поначалу Нурислан обрадовался подселению кочевых родственников Правящего Дома в провинцию: по идее, они должны были стать противовесом пашто и создать внутренний клапан в обществе, для выплёскивания недовольств властью и возникающих противоречий.

В реальности же, всё оказалось иначе. Не смотря на потерю большой части воинов (отправившихся по приказу Султана, куда сказали), новоприбывшие туркан не просто молниеносно адаптировались, а затронули самую что ни на есть профессиональную струну Нурислана.

Совсем недавно в провинции был нарушен один из ключевых столпов власти Метрополии – голод.

Об этом, разумеется, никогда и нигде не говорилось вслух (ибо действие и намерение никак нельзя было счесть богоугодными), но монополия на «кормление страждущих» в голодные годы – это монополия исключительно Столицы.

Так было, так есть, так должно быть и в будущем.

Попутно, регулярно возникающий (в сегодняшней цивилизации) голод – ещё и прекрасный инструмент усмирения непокорных в провинциях. А непокорные эти есть всегда, просто волнения то вспыхивают ярче, то затухают на время. И для этого, кстати, упомянутый голод просто обязан случаться регулярно.

А сегодня в провинции монополия Столицы на власть была нарушена.

Это был лишь один из многих примеров, но очень показательный. По логике, создать запасы на местах можно даже из того же зерна, что с избытком один год из двух производит каждая провинция. Потом, в случае недорода, не вывезенное из провинции зерно можно раздать – и проблема решена.

Но для власти Метрополии гораздо полезнее бесконечно благодарная, пусть и едва стоящая на ногах (от голода) тысяча народу, выжившая из каждых пяти тысяч.

Чем все пять тысяч, сытые и критикующие власть.

Земля – собственность Султана. Даже если народа на ней не станет вообще, его власть над территорией не пошатнётся. В крайнем разе, нагонят в очередной раз вместо пашто каких‑нибудь очередных туркан. Или вместо окончившихся (по причине того же голода) туркан – каких‑нибудь forsii tojiki.

Пока власть Метрополии над территорией незыблема, интересы Султана в долгосрочной перспективе не пострадают. Ну будет с этих земель налог с дохода платить другой народ…

А вот если на территории убрать саму угрозу голода (и, как следствие, регулярную необходимость помощи из Метрополии, чтоб спасти хотя б одного из пятерых), то даже самому Нурислану скоро станет не понятно: а чьей власти в Городе больше?

Султана? До которого далеко, но которому налог исправно перечисляют? Не уведомляя более ни о чём (другое дело, а станет ли Султан вникать во что‑то, кроме суммы собранного налога; но эти мысли Нурислан даже думать боялся, не то что озвучивать).

Или местного Совета Города, выскочившего не пойми откуда и реально сосредоточившего всю власть в своих руках? Вообще без какой‑либо оглядки на Султана и метрополию.

Попутно, в означенном Совете, к удивлению Нурислана, заседали и пашто, и фарси (вернее, их местные разновидности), и сами туркан, и джугуты… Законность же необычному образованию придавала дочь Хана Туркан, имевшая тамгу на княжение от самого Султана.

Кстати, Нурислан тогда ещё подумал, что государство – это может быть не только земля.

Это могут быть ещё и люди. Вон как у туркан. Выделили им вотчину – они снялись и десятками тысяч переселились. И их Хан – уважаемый человек, поскольку тысячи воинов у него никуда не делись, пришли вслед за ним.

А случись вдруг что, они и с этих земель снимутся, и так же точно откочуют ещё куда. Получается, у Султана государство стоит на месте, а у кочевых туркан – как будто кочует вместе с ними. Интересная мысль, надо будет додумать при случае…

Угрозу трону в данный момент Нурислан усматривал сразу в нескольких вещах, происшедших в один момент времени.

Поначалу, он добросовестно фиксировал всё и, зашифровав, отправлял по обычному каналу в виде донесений.

Но караваны купцов – не самый быстрый способ связи. Амулеты в службе Нурислана не практиковались, по крайней мере, для такой работы. Вестям, пришедшим по амулетам, просто не верили, требуя подтверждений другими способами.

На каком‑то этапе, сумма происходящего превысила критическую отметку и Нурислан понял, что настало время действовать решительно и самостоятельно.

Во‑первых, вначале почему‑то замирились два непримиримых исстари врага – пашто и кочевые туркан.

Резонов Султана Нурислан знать, естественно, не мог, но был далеко не дураком, чтоб понять: туркан сюда отправили в качестве противовеса пуштунам. Которые и на Хинд регулярно ходили в набег, и грабежи соседей учиняли с завидным постоянством.

Удобные Метрополии в пограничье, воинственные и независимые сами по себе, пашто, помимо прочего, родовые догмы собственного кодекса Пашто Валлай чтили над Исламом. Если случалось так, что правила Ислама противоречили Пашто Валлай, пуштуны всегда руководствовались вторым. Возможно, именно поэтому на территории провинции, помимо Ханафитского Мазхаба, спокойно уживались и шииты из фарси; и исмаилиты, коих еретиками почитают даже сами шииты; а сейчас вон – и пятый, придуманный Шахом Ирана, мазхаб ещё может появиться… Не дай Аллах, и он корни пустит…

Сейчас же, такие удобные для манипуляции дикие горцы каким‑то непостижимым образом нашли общий язык с «братьями Султана», сиречь с туркан.

Вторым тревожным колокольчиком стало Собрание уважаемых людей города. Слова «элита» Нурислан не знал, но сутью самого понятия владел отменно.

Те, кто реально мог в городе что‑то решать, последнее время очень много времени проводили сообща, за закрытыми дверями.

Ну и что, что Городу становилось от этого только лучше? Перед глазами были примеры от «коллег» на службе Шаха Ирана: там за одни только такие встречи (за закрытыми дверями) уже б полетели головы. Без малейших даже расследований, была ли реальная вина или просто чай пили, не важно.

Если люди, у которых в руках находится разделённая на части власть, начинают о чём‑то совещаться и договариваться между собой – их уже пора казнить. Это Нурислан знал очень хорошо.

И не важно, что они при этом делали. Даже если просто баб драли…

Кстати, последнее можно было совершенно точно исключить, поскольку в этих посиделках регулярно участвовала дочь Степного Хана. Да и женщин лёгкого поведения в городе было немного, все наперечёт. И с ними Нурислан общался в первую очередь, именно что по работе. Хотя и не раскрывая истинных намерений…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю