355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Семён Афанасьев » Не та профессия. Тетрология (СИ) » Текст книги (страница 52)
Не та профессия. Тетрология (СИ)
  • Текст добавлен: 2 декабря 2020, 14:30

Текст книги "Не та профессия. Тетрология (СИ)"


Автор книги: Семён Афанасьев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 52 (всего у книги 79 страниц)

Глава 14


– Не тяжело было? – спрашивает Алтынай, садясь напротив Разии, как только «перехваченный» персиянкой посыльный выходит наконец из чайханы и направляется к адресату.

Дочь «простака»‑Хусейна удивлённо поднимает глаза на дочь Хана, что‑то неуверенно отвечает на своём языке. Сидящий рядом парень‑пашто задумчиво переводит взгляд с одной девушки на другую: туркана он тоже не знает.

– Будешь перед остальными притворяться. Сейчас не надо, – многозначительно играет бровями Алтынай, глядя сквозь собеседницу. – Скажи, какой туркан знаешь, буду говорить на нём.

– Вот так могу говорить и понимать, – после некоторой паузы, чуть помешкав, опускает взгляд Разия (переходя на северный вариант столичного диалекта). – Давно поняла?..

– Пф‑ф, ну уж явно не сейчас, – победоносно хмыкает Алтынай, которая не была до последнего момента уверена, получится ли взять спутницу «на испуг».

От Атарбая она знала всё, что тот думал о персиянке, и с высоты своего собственного опыта была с этими соображениями согласна. Но одно дело – быть уверенным и предполагать, а другое – заставить собеседника сделать шаг навстречу. Которого он сам очень опасается.

«Брат» предложил считать этот разговор упражнением, «для воспитания определённых личных навыков», как сказал он. Алтынай с Атарбаем лишний раз старалась не спорить и более чем внимательно ловила каждый его совет, касающийся знаний и умений.

Новый родственник, будучи порой полным профаном в вопросах политики и некоторого взаимодействия людей (правда, лишь в очень определённых типах ситуаций), в вопросах чистой и прикладной науки был на две головы выше всех окружающих, взятых вместе. Кстати, отличать прикладную науку от чистой научил её тоже он…

Как и планировали, персиянка просто применила лишь малую часть своего арсенала на местном пареньке, но за первые же четверть часа вытащила из головы своего малолетнего собеседника всё, что требовалось.

Сидящий рядом с ней пашто был выбран Актаром из своих так, чтоб понимать все наречия, родственные фарси. По мере разговора с пареньком, Разия просто водила пальцем по столешнице, выписывая в воздухе буквами то, что хотела сообщить.

По счастью, пуштун был грамотный и после каждого уточнения своей спутницы подавал знак, что понял (перекладывая комочек тёмного тростникового сахара из сахарницы себе в зелёный чай, бр‑р‑р, какая гадость, когда это всё вместе в одной пиале…).

Если после написанного в воздухе предложения пуштун к сахарнице не тянулся, значит, последнего он не понимал. Разия повторяла снова и снова.

Алтынай, сидевшая через три стола, вполне отдавала себе отчёт, что персиянка – «очень грамотный сотрудник», как сказал Атарбай. Делать столько задач в одно время, и все такие важные… «Читать» парня, раз. Забалтывать его, укрепляя его именно в нужном настроении, два. Писать пальцем по столу, три. Следить за реакцией пуштуна, четыре.

Как только персиянка передала таким необычным образом всё, что хотела, пуштун тут же подтвердил кивком, что понял. Затем он встал, удаляясь якобы в отхожее место. Естественно, по пути туда его уже ждали за домом другие, которым он и передал «послание» от Разии.

Кстати, всё это время, хоть и не зная языка, Алтынай ловила себя на мысли, что не чувствует ни в едином жесте, ни в едином тоне Разии даже половины ногтя фальши. Всё выглядело более чем правдоподобно и сама Алтынай, не знай она подробностей, со стороны подумала бы: Разия и Мазияр родня.

Видимо, как и говорил «брат», такого противника надо оч‑ч‑чень опасаться.

Хорошо, что они не противники, вздохнула про себя Алтынай, а вслух спросила, переходя на предложенный «подругой» столичный диалект:

– Как тебе удалось так естественно выглядеть? Со стороны казалось, будто это очень близкий тебе человек, а не случайный мальчишка, коего видишь первый раз в жизни. Вы смотрелись так, будто ты нисколько не притворяешься в своём любопытстве и приязни к нему.

– Потому что я и не притворялась, – непонятно нахмурилась Разия. – Как думаешь, долго ещё ждать…?

– Ты у меня спрашиваешь? – развеселилась от такого наивного нетерпения Алтынай. – Ты ж сама знаешь, как далеко идти и где это всё находится! Я в этом вашем разговоре ни слова не поняла.

– Соседняя долина. Вверх вон по той каменной лестнице, – персиянка сухо указала взглядом на отстоящий на полмили склон. – На той стороне – точно такой же каменный спуск. Самая дальняя стоянка, которую по запаху можно почувствовать с этого конца долины, поскольку рыбой всё провоняло. Это было как «найти». А сколько времени займёт, я не знаю. Ощущение времени не «читается».

– Что время не «читается», не знала. Эй, чего ты надулась? – оценив состояние собеседницы, добавила детских интонаций в голосе Алтынай. – Я тебя чем‑то задела?!

– Не ты. Не притворяйся маленькой, «вижу». Ты ни при чём, – безэмоционально подвигала бровями Разия.

– Так… Рассказывай. – Алтынай придвинулась поближе и взяла ладонь персиянки в руки. – Что стряслось‑то?!

– Волнуюсь за Мазияра. Волнуюсь за брата. Потеряла дом и семью. Нахожусь в чужой стране, с чужими людьми. Мне не нравится то, как мне пришлось использовать мальчика для каких‑то ваших целей. Мне не нравится, что я никогда не вернусь домой, да и дома у меня теперь нет. Достаточно причин? – Ровно ответила Разия, не отнимая руки. – Ещё мне не нравится твой брат, тем более что он тебе и не кровный брат вовсе.

– А он‑то тебе чем не угодил?! – не сдержала удивления Алтынай, только было собравшаяся успокоить собеседницу парой безотказных способов.

– У него глаза убийцы, мысли камня, а в душе – какая‑то чёрная пропасть. – Второй раз чуть помешкав, решилась на откровенность Разия. – Если б я была забитой неграмотной дурой, приняла бы его за воплощение шайтана. Мне с ним рядом просто с т р а ш н о. Не знаю, почему. Страх, любовь, ненависть – их очень хорошо чувствуешь, особенно в себе; но откуда они берутся, понять порой решительно невозможно.

– Ладно, откровенность за откровенность, – быстро взвесив всё, взмахнула косичками Алтынай. – У меня по приказу Султана убили отца, но я это совсем недавно поняла окончательно. Здесь, если точно. Многие из моего народа, включая всех близких, не пережили голода в этом году. С последним оставшимся в живых братом и ещё кое‑кем, перегоняли малый гурт баранов на другое пастбище, когда налетели нурзаи числом в два десятка и брата с остальными тут же зарезали. Меня сразу убивать не стали; хотели сперва позабавиться, сама понимаешь, как… Загнали в расщелину вместе с конём, откуда не было выхода, так я и познакомилась с Атарбаем. – Алтынай на какое‑то время замолчала.

– Он тебя спас? – персиянка, забыв о собственных тревогах, с интересом внимала рассказу и жаждала продолжения (поскольку к нурзаям здоровяк явно не относился).

– Да. Убил десять человек прямо на скальном карнизе этой палкой с двумя лезвиями, которой и тебя спас. Потом в коше помог, сильно помог. – Теперь уже Алтынай немного помолчала, невольно подогревая интерес собеседницы. – Можно сказать, спас ещё раз. Ну что, будешь дальше терзаться? Или попробуем вместе справиться с унынием?..

– Не думала, что у тебя всё не лучше, – призналась Разия.

– А как же «чтение»? – Алтынай поймала себя на том, что грустные мысли, под влиянием Атарбая, в голове теперь долго не держатся и иронию даже изображать не надо. – Ты что, совсем‑совсем не интересовалась, а что я на самом деле думаю?

– Ты женщина, «неудобная» для чтения лично для меня, плюс я не «читала» никого из вас, чтоб не узнавать ненароком секреты… Да это и не так просто, знаешь ли, – хмыкнула персиянка, выныривая наконец из сумрачной меланхолии.

– Ай, знаю, – легкомысленно взмахнула рукой Алтынай, замерев на мгновение и решительно придвигая к себе ещё один чайник чая. – Брат объяснял. Есть колебания, у них есть частота и амплитуда…

_________

– Ну что, как власть делить будем? – спрашиваю Актара почти что на бегу, сразу после того, как один из молодых пашто приносит схему места (где предстоит искать беглецов).

– А что её делить? – тяжело выдыхает Актар. – По этой тропе, сюда… Подходим, отсекаем от дороги, хватаем.

Актар, мельком выслушав прибежавшего соплеменника, коротко кивнул и тут же уверенно направился куда‑то в сторону со словами «Понял. Знаю, где это».

Вообще, в других местах и в другое время, я бы назвал подобный подход авантюрой. Слишком во многом приходится полагаться на случайность и везение.

Но здесь, судя по этапу совместного «планирования», такое вполне в ходу. Вдобавок, Разия, как по мне, сделала невозможное.

За крайне незначительное (по моим меркам) время, в незнакомом месте, она определила возможность (раз), перехватила гонца (два), заболтала его (три). Попутно – вытащила у него из головы план местности (четыре), незаметно передала сюда (не отрываясь от основного разговора, пять)… При этом ухитрившись не вызвать никаких подозрений (шесть).

Сложность же именно текущего момента в том, что кратчайшим путём идти надо по длинной и крутой каменной лестнице. Которая ведёт в гору и находится на виду у всей долины.

Те, кого мы ищем, находятся в соседней ложбине, на противоположном склоне. Если будем подниматься по лестнице, ещё и таким отрядом, это всё равно что посередине площади залезть на флагшток в надежде, что на тебя не обратят внимания.

Оттого Актар ведёт всех обходной тропой, по тому же склону, но под сенью деревьев (в другие времена называвшихся совсем другим словом… ).

К сожалению, наша «невидимая» дорога длиннее той, по которой топает гонец. Несмотря на то, что Разия порядком задержала его, фора по времени у него солидная. И сейчас мы напрягаемся изо всех сил, чтоб опередить пацана, поскольку одним из её условий является его неприкосновенность.

Мы‑то его трогать и не собирались, но понятия не имеем, чего ждать от тех, кого мы догоняем. Сама Разия говорит, кстати, что ничего хорошего.

Если б не следующие со мной пашто, лично я б мог добавить скорости. Но идущие со мной, увы, резервами целителя не обладают и лёгкой атлетикой с Пуном не занимались.

– Слушай, у меня есть другое предложение, – сообщаю Актару на бегу.

Он держится хорошо, ещё и с учётом своего возраста, но в ответ может только кивнуть, пытаясь сберечь дыхание.

– Я могу усыпить пару человек с расстояния до тридцати футов. Если рядом не будет других людей и если они меня не будут видеть. Может, лучше…

_________

Мазияр, легко сбежав по лестнице вниз, весело напевая, направился к стоянке «рыбака». Предвкушения третьего дирхама за день, плюс завтрашней встречи с Разиёй, плюс разговора вечером с отцом (который наверняка будет гордиться таким сыном) наполняли его ноги лёгкостью, а душу – счастьем.

Прошагав почти три четверти расстояния до требуемого «места», он оказался неожиданно втянут чьими‑то руками в заросли густого и колючего кустарника.

– Тс‑с‑с, – приложил палец к губам незнакомый пуштун. – Тебя жду. Не ходи пока туда, стой тут и смотри отсюда.

– Кто ты и откуда меня знаешь? – не растерялся Мазияр, проявляя присущую мужчине твёрдость духа.

На заднем плане витала мысль, что после знакомства с такой очаровательной девушкой, как Разия, поблажек ни себе, ни другим давать нельзя. Даже если это вооружённый пашто чужого каума в родных зарослях на склоне.

– Разия сказала, что ты должен быть в безопасности. Те, к кому ты бегал весь день, преступники. Стража сейчас их будет хватать. – Покладисто обрисовал тремя фразами картину собеседник. Затем добавил. – Отсюда видно всё, а нас не видно. Потому ждал тут тебя.

С одной стороны, будь сказанное неправдой, незнакомец явно не повернулся бы спиной к Мазияру, оставляя того без присмотра. Да и вообще не факт, что оставил бы в живых, признался себе парень.

С другой стороны, есть странность… которую сейчас и попробуем выяснить.

– Какая стража? Десятник в конце базара, а без него никто из стражи и пальцем не шевельнёт! – твёрдо потребовал объяснений Мазияр у маячащей перед носом спины.

– При чём тут ваша стража? – отмахнулся незнакомец, не оборачиваясь. – Это стража Хана туркан. Они убили его людей, наших людей. Мы ловим, они представляют закон. Тихо, начинается…

В полутора сотнях шагов впереди зоркие глаза Мазияра сквозь просветы в листве вполне различали, как «рыбак» встал с земли и направился к окликнувшему его пожилому пуштуну.

Как неожиданно на половине дороги споткнулся и кулем повалился на землю.

Как старик‑пуштун, красный от напряжения (как будто бежал), устало опустился на песок прямо рядом с ним.

Как из кустарника рядом со стоянкой змеёй вынырнул какой‑то лысый чужак и в мгновение ока связал «рыбака» хитрым тонким шнуром, прихваченным с собой. Затем помахал рукой, как будто знал, где находятся Мазияр и стоящий рядом незнакомец.

– Всё, можем выходить. – Буркнул сосед по месту наблюдения и первым проломился сквозь кустарник. – Не понятно только, где они второго потеряли…

__________

Актар оказывается достаточно гибким в подходе и даёт мне карт‑бланш. Парня, исправно целый день носящего вести беглецам через гору, перехватывает один из людей Актара, буквально вплотную к стоянке.

К сожалению, второго беглеца мы не обнаруживаем и, после секундного совещания, решаем брать того, кто есть.

Актар отвлекает его, пользуясь статусом, возрастом и положением; а я выпускаю единомоментно почти полрезерва, кастуя целительский сон.

«Клиент» падает как подрубленный.

Местный паренёк, назвавшийся Мазияром, ведёт себя как самый настоящий представитель своего народа. Глядя исподлобья на Актара, не считаясь с количеством людей вокруг (все из которых чужие), малец рубит в лоб:

– Я не стал вам мешать, поскольку вы сослались на имя Разии. Кто вы такие и как докажете, что не учиняете сейчас произвола?

– Мы свято чтим Пашто‑Валлай и не имеем никакого отношения к беззаконию, – серьёзно отвечает Актар, как будто говорит с ровесником. – Нам нужна твоя помощь, как хозяина. Этого человека надо судить по правилам шариата, для начала, за кражу коней у Хана туркан на нашей земле. Ты можешь указать дорогу, куда его лучше нести? И подсказать, как именно сейчас собрать суд и тех из ваших, кто способен  судить?

– Время для суда не самое подходящее, идите за мной, – бормочет малец, уверенно топая к каменной лестнице.

– У нас неотложное дело, надо ловить второго, – хмуро поясняет Актар, пристраиваясь следом.

Его более молодые земляки вопросительно смотрят на меня, но я только отмахиваюсь и кладу «задержанного» себе на плечо. Во‑первых, всё равно я его унесу быстрее них. Во‑вторых, усыпил я его, возможно, надолго; проснётся далеко не сразу.

– Мы не хотим беззакония, потому рассчитываем на ваше соблюдение правил гостеприимства и справедливости, – продолжает Актар.

– Двери нашего дома открыты для всех, пришедших с миром, – не по‑детски взросло, не оборачиваясь, отвечает парень по пути к каменной лестнице. – Здесь тоже чтут Пашто‑Валлай. – После паузы он добавляет. – Это точно поможет Разие?

Придерживаю на ходу свободной рукой набирающего воздух Актара, немой пантомимой изображаю требуемое и отвечаю вместо старика:

– Вот во время суда просим лично тебя позаботиться о Разие. У нас не будет времени уделять ей внимание, а одну её оставлять не годится.

– Я буду присутствовать на суде. О Разие позабочусь, если там будет происходить что‑то неподобающее для женских глаз и ушей, – моментально реагирует наш провожатый, ростом едва достающий Актару до подмышки.

Идущие рядом пашто, включая самого Актара, давят в себе улыбки, изо всех сил сдерживая даже тень смеха.

_________

Примечание.

Было в МЛАДШЕМ СЫНЕ.

Шариат – это аналог уголовного права. Он имеет свои нюансы.

Гражданское право – акикат.

Торговое‑коммерческое – муамаллят.

Про шариат чаще говорят.

Но на самом деле муамалят намного жестче шариата. Именно в муамаляте чаще всего отрубаются руки, ноги, головы. Например, за неоднократный обвес на базаре – приравнивается к неоднократному воровству – отрубается кисть левой руки.




Глава 15


После форсирования каменной лестницы с беглецом на моём плече, парень по имени Мазияр приводит нас ко двору мечети:

– Ждите тут, – по‑взрослому и хмуро роняет он и отправляется за взрослыми.

– Сходи за сестрой, – предлагает мне Актар, щурясь в сторону горного склона и вечернего неба.

– Без женщины в такое время не обойдёмся? – уточняю на всякий случай.

– Она основная потерпевшая сторона, одна из. И сейчас будет спор, в том числе, о её интересах, – Охотно поясняет Актар. – Хочешь, можешь говорить от её имени. Я подтвержу, что ты имеешь право. – Он ехидно и вопросительно смотрит на меня.

– Вот тут я не уверен; так бы сразу и сказал, – бормочу себе под нос, разворачиваясь в направлении стоянки туркан.

Актар весело ржёт, затем добавляет мне вслед:

– Тут сейчас очень серьёзный спор завяжется, вот увидишь. Она тут совсем нелишняя будет, без неё могут и вообще не договориться.

– Из‑за Пашто‑Валлай? – бросаю через плечо, уже удаляясь.

– Да…

– Тогда надо пошевеливаться, – перехожу на лёгкую рысь.

– А я тебе о чём, – доносится в спину от Актара.

_________

Атарбай, как обычно пренебрегая конём, неподобающе статусу прибежал на своих двоих. Причём перед этим он ещё и явно сбегал на стоянку сотни, где ему указали, что она тут. Стало быть, сделал крюк…

С одной стороны, Алтынай не собиралась оставлять то развлечение, которое сам Атарбай называл «сверлением черепа». Он так смешно хмурился, когда вспоминал эту фразу, что отказать себе в удовольствии порой было выше её сил. Кстати, процесс сверления кочевникам был известен, но такое вот употребление понятия было в новинку и саму Алтынай ужасно веселило.

С другой стороны, сейчас в беготне Атарбая был определённый смысл: вместе с пашто, они достаточно быстро изловили одного из двоих беглецов, и путь их при этом лежал через крутую каменную лестницу, по которой коням ходу не было. Можно сказать, это был один из тех случаев, когда его настоятельные напоминания о том, что воин обязан уметь хорошо бегать (с грузом в том числе), нашли своё очередное подтверждение.

А ловить беглеца они вообще отправились по какой‑то из горных троп пашто, где кони бы тем более не прошли. Как ни удивительно, но для этой местности постулаты Атарбая очень часто годились гораздо чаще, чем многовековой конный опыт туркан.

Уже по его виду Алтынай поняла, что далее потребуется её участие:

– Поймали, кого хотели? – спросила она по инерции на столичном диалекте, выбираясь из‑за низкого дастархана.

– Одного да, второго нигде не было, – чуть напрягся в ответ Атарбай на восточном туркане, поскольку столичным наречием не владел (мог только понимать).

Алтынай повернулась было к Разие, но та опередила её:

– Я поняла. Пойду с вами?

– Обязательно, – ответил за Алтынай Атарбай. – Без тебя вообще может не получиться разобраться.

– Каких ожидаешь проблем? – по дороге к мечети продолжила Алтынай, верно оценив состояние друга.

– Обо всех даже не скажу, – почесал нос тот. – Но самым первым вопросом будет, как судить. По шариату или по Пашто‑Валлай.

– Пашто же тоже правоверные? – неуверенно отозвалась на столичном туркане Разия, шагающая рядом. – Что не так? Какие возможны осложнения?

– Вот я сейчас всё понял, но ответить на этом языке точно не смогу, – впал в ступор Атарбай. – Алтынай, переведёшь?

– Давай я переспрошу, если не пойму, – предложила Разия, останавливая Алтынай движением руки. – Говори дальше.

– У пуштунов есть проблема. Вернее, особенность. Эта особенность совсем не проблема, когда дело ладится только между ними, без участия других народов. Когда же оказываются вовлечены соседи, судебное разбирательство, или приравненное к оному, очень часто перерастает в длиннющие дебаты на тему, как судить. В отличие от нас, у них рядом друг с другом существуют сразу два кодекса: Пашто‑Валлай и Ислам. В нашем случае, шариат…

– У нас тоже есть свой Свод Степи, и тоже вместе с Исламом, – как будто раздумывая, напомнила Алтынай.

– Есть важная деталь. Наш Степной Свод в острых моментах вступает в противоречие с Исламом гораздо реже, чем их Пашто‑Валлай.

– И ты думаешь, что сейчас возникнет спор, судить ли их по шариату? – верно угадала направление мыслей «брата» дочь Хана.

– Да. Причём будет это так. Первыми соберут старейшин. Те между собой начнут рядить сразу на две темы: кто из них судит, и по какому из двух канонов.

– А у нас никого из стариков с собой нет, – принялась рассуждать вслух Алтынай. – Плюс я вообще женщина.

– Вот это как раз не проблема, – возразил Атарбай. – Тем более что узловых точек в грядущих спорах я вижу не одну и не две. Давай сделаем так…

_________

– Здравствуйте, уважаемые, разрешите пройти. Дочь Хана Туркан, Алтынай из рода дулат, – громогласно раздвинул толпу бритый налысо здоровяк с непокрытой головой, похожий на азара.

Вместе с ним дочь хана сопровождали и полтора десятка вооружённых мужчин‑туркан, но говорил только этот.

Люди подались в стороны, давая женщинам пройти. Вместе с дочерью Хана (легко угадываемой по внешности и по разрезу глаз) шла ещё какая‑то девушка, похожая на персиянку.

Пробравшись в центр, здоровяк поприветствовал Актара из каррани (с которым был явно знаком) и обратился к тому с вопросом:

– Объяснишь, почему все здесь? Где судить‑то будут?

– Послали за местными старейшинами, – вежливо ответил лысому Актар. – Они прибудут, подскажут, что и как.

– У нас суд обычно происходит в покоях лица, обличённого властью на данной земле, – задумчиво продолжил беседу чужак. – Султана, бея и так далее. Он обеспечивает и охрану, и содержание в заключении преступника.

– У нас же нет времени бегать по долинам, – чуть нахмурился Актар. – Местный десяток стражи на представителей власти точно не похож. В том смысле, что десятник не имеет отдельного помещения и находится преимущественно в дальнем мехмун‑сарае. Сейчас старики прибудут, выясним всё и будем решать…

Актар давал понять своему большому лысому приятелю, что в ритуале знакомства немалую роль будет играть сразу целая сумма качеств троих судей, которых ещё надлежит выбрать.

Ожидаемые старики собираются в течение следующего часа.

Актар, тоже имеющий статус старейшины, уводит мужчин своего возраста чуть в сторону и какое‑то время переговаривается с ними. На короткое время даже возникает жаркий спор, но быстро стихает, когда азара оставляет дочь Хана туркан на попечение воинов, а сам присоединяется к старикам‑пуштунам.

Причём, делает он это в достаточно странной манере: он подходит к группе мужчин и просто поднимает руку, обращая на себя внимание.

Через какое‑то время спор в группе старейшин стихает и все с любопытством смотрят на чужака.

– Давайте, он скажет, – предлагает Актар. – Дочь Хана туркан не знает пашто, он говорит от её имени.

– Уважаемые, приветствую всех. Я Атарбай, говорю от имени туркан. К пойманному преступнику у Шатра Хана есть претензии. Я мог бы очень долго сейчас говорить, чтоб вы устали меня слушать. А перебить опасались бы, дабы не задеть гостя…

Присутствующие весело хмыкают, как один, оценив и юмор момента, и откровенность здоровяка.

– Но давайте пойдём другой дорогой. Я просто скажу, что хочу, а потом вы решите, – переждав смех, продолжает Атарбай. – Одно из трёх мест судей от всех туркан просим предоставить дочери Хана. Остальные два места – на ваше усмотрение, тут вам решать. Хотя, с моей точки зрения, второе место было бы правильным отдать Актару: он тоже является представителем одной из пострадавших сторон и полностью соответствует всем требованиям, предъявляемым к судье. От себя скажу: именно его мудрость и глубина суждений не дали в своё время разгореться огню братоубийственной резни между туркан и пашто.

– При чём тут братья? – недоумённо спрашивает один из присутствующих. – Мы же из совсем разных народов?

– Я имел виду братство в Исламе, – вежливо поясняет азара. – И мы, и народ Актара принадлежим к одному и тому же Ханафитскому Масхабу.

Внимательный наблюдатель, смотри он в этот момент в нужную сторону, мог бы заметить искры смеха в широко раскрытых глазах дочери Степного Хана, но на неё никто не смотрит. Все поглощены беседой мужчин, а свой смех она скрывает, якобы закашлявшись.

– Открытым остаётся вопрос, как судить: по Пашто‑Валлай или… – ещё один старик недоговаривает, но присутствующие и так отлично его понимают. – Если первое, ни дочери туркан, ни самому Хану туркан нечего делать в составе судей.

Говоривший последним имеет весьма своеобразную репутацию, о которой, впрочем, знают только местные жители: он очень любит спорить. Оставшись на старости лет без жены, старик широко известен тем, что просто любит поговорить (не важно, о чём и с кем). В силу возраста, к компромиссам он не склонен. А если слышит чьё‑то мнение, которое можно оспорить, то моментально занимает диаметрально противоположную позицию, кажется, лишь затем, чтоб спор длился как можно дольше.

Увидев скользнувшую по лицу чужака тень задумчивости, старый Хамидулла (а это был именно он) моментально воодушевляется (под всё более хмурящимся взглядом Актара), затем добавляет:

– Да и участие женщины в суде, даже пусть и дочери кого‑то там…

Выдав убийственно весомый аргумент, старик напускает на лицо бесстрастное выражение, исподволь наслаждаясь реакцией окружающих (на которых он косит глазами, думая, что этого никто не видит).

– Не смея спорить с тобой в твоём доме, уважаемый, хотел бы всё же напомнить тебе кое‑что. – Ничуть не теряется Атарбай, кажется, с секунду испытывающе глядевший до этого на Хамидуллу.

Пара стоящих рядом бородачей даже крякают от любопытства и удовольствия: такие развлечения выдаются нечасто. И поимка (и грядущее изобличение) преступника наверняка внесёт какое‑то разнообразие в ежедневную рутину, и вот этот вот вежливый спор чужака с Хамидуллой тоже… внесёт.

Сварливость старика никак не умаляет его других достоинств, которые ему позволяют быть тем, кем он является.

Азара, кстати, всё делает правильно. Он просто не сдаётся и прилюдно убеждает старика, проявляя максимум вежливости и демонстративно игнорируя собственное преимущество в силе (сотню конных туркан заметили все, ещё с утра. Как и следующих с ними людей из каррани, которые, случись что, явно примут сторону степняков. А сам здоровяк вообще на целую голову возвышается над окружающими).

Если бы Атарбай сейчас попытался надавить… для местных это тоже стало бы развлечением, но уже несколько иного рода. Именно за несгибаемость в таких вот ситуациях Хамидулла и является старейшиной. Напугать его нельзя, проверено не раз. Караванный перекрёсток – не то место, где чем‑то сможет управлять быстро гнущийся и легко соглашающийся со всеми человек.

Но его можно заинтересовать и развеселить; кажется, лысый это почувствовал. Интересно, как он сейчас будет справляться со вторым, подумали присутствующие. Заинтересовать‑то вышло.

– Женщина. – Коротко роняет Хамидулла, врезаясь в возникшую паузу. – Женщина будет судить? Когда есть столько достойных мужчин? Ещё и из другого народа, – старик покатал на языке последнее слова, оглядываясь по сторонам и как будто ища поддержки у окружающих.

– Уважаемый, я очень хотел бы выслушать тебя, не перебивая по собственному неразумению. Пожалуйста, скажи, когда мне можно говорить, – здоровяк, не чинясь, возводит руки в ритуальном жесте, вежливо наклоняя голову к плечу.

Не смотря на драматичность причин происходящего, никто из присутствующих не жалеет о позднем собрании, ловя каждый звук.

– А о чём ты хотел мне напомнить, Атарбай? – старик явно неслучайно опускает формы вежливости в разговоре, делая вид, что глубоко задумался. – Я не припоминаю, чтоб видел тебя ранее или где‑то слышал о тебе. Семьи наши тоже общих дел не вели, – старик якобы рассеянно разводит руками. – О чём напомнить‑то хотел?!

– Даже не знаю, что сейчас сказать, – с виноватым видом отзеркалил жест Хамидуллы здоровяк. – Ты упомянул сразу три момента, а до того ещё один… и я теперь просто не знаю, с какого из четырёх начинать.

Внимание всех присутствующих, кажется, только что не кристаллизовалось прямо в воздухе.

Изловленный человек, названный преступником, кстати, в этот момент неслышно пошевелился, видимо, придя в себя. Стоящие рядом молодые пашто и туркан, однако, не упустили этого момента и дружно прижали его к земле.

– Начинай с самого начала, – великодушно кивнул Хамидулла, полностью удовлетворённый ходом ведущейся беседы.

Актар из каррани, стоя чуть сбоку, казалось, готов был задушить своего местного ровесника, но Хамидуллу это явно ни капельки не трогало (ну и правильно, у каррани есть свои земли пусть там командуют).

– Если с самого начала, то позволь тебе напомнить как минимум об одной женщине, которой доверяли право судить целые народы, – загадочно улыбается здоровяк. – Кстати, это и есть самое начало, как ты просишь…

– Не думаю, что опыт чужих применим в данной ситуации, – Хамидулла уже получил часть ожидаемого им внимания и теперь, кажется, просто наслаждается положением в обществе и неожиданной беседой, скрашивающей ежедневную рутину. – Да и суды чужих народов, как‑то это… – старик слегка поцокал языком. – Не сочти за грубость, туркан, но пуштуны живут своим умом. Мы всегда рады гостям, но править на своей земле будем только сами.

– Так а я тебе о чём толкую? – делано удивляется здоровяк. – Неужели ты думаешь, что я в твоём доме поучал бы тебя догматами чужих земель?! – азара (или всё‑таки туркан?!) так укоризненно смотрит на Хамидуллу, что тот невольно напрягается.

– Я не понимаю тебя, чужеземец, – обозначает дистанцию старейшина, ломая голову о том, что его собеседник имеет ввиду.

– А разве Кандагар теперь считается чужой вотчиной? – продолжает играть на публику Атарбай, всё так же демонстративно удивляясь. – И разве Назо Токхи, Бабушка Назо¹, теперь пуштунам чужая?! Да и стародавний спор, если мне не изменяет память, она судила¹¹¹ никак не между чужаками, а между Гильзаями и Садозаями¹¹, разве нет? Уважаемые, поскольку я сам не пуштун, подскажите вы! – здоровяк оглядывается по сторонам, разводя руками. – Гильзаев и Садозаев что, уже исключили из народов пашто?! Меня долго не было тут, вероятно, я это упустил…

Заполненное людьми пространство чуть не вздрагивает от единодушного выдоха и сдерживаемых порывов смеха.

_________

Примечание.

¹ – реальная личность.

¹¹ – племена пашто.

¹¹¹. Реальное событие.

_________

– Это, кстати, и есть то самое начало, о котором я говорил, – Атарбай простодушно упирается взглядом в Хамидуллу, улыбаясь наивной улыбкой. – Там, откуда я родом, плохо разбираются в культуре пашто. Но Назо Токхи у нас почитается за Мать вашего Народа, тоже своего рода начало.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю