Текст книги "Не та профессия. Тетрология (СИ)"

Автор книги: Семён Афанасьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 79 страниц)

Глава 19

– Как нам обращаться к тебе? – деликатно спрашивает Алтынай в лавке, имея в виду имя старика.

– Иосиф, сын Давида, – с достоинством чуть кланяется тот, споро подавая на стол заварной серебряный чайник на маленькой жаровне, такую же сахарницу, фарфоровые чашки и серебряные же ложки.

Которые я, от нечего делать, верчу в руках, в ожидании, пока чай заварится.

– Нравится? – со скрытой гордостью спрашивает старик у меня, кивая на чеканные узоры.

– Неплохая работа, – киваю. – Впрочем, набор явно для особых случаев, было бы странно, если бы он не производил впечатления…

– А что значит, для особых случаев? – Алтынай с любопытством берёт вторую ложку, разглядывая витые узоры на ней.

– Для особо дорогих гостей, – поясняю. – Тут, в отличие от коша, не каждому гостю дают такую особую посуду.

– А‑а‑а, а у нас любому гостю лучшее, – понимающе кивает Алтынай. – Видимо, такой обычай родился у народа, который не всем гостям бывал рад. – Она наивно хлопает глазами, глядя на Иосифа.

Старик только с удивлением крякает, переводя взгляд с меня на Алтынай. Которая периодически троллит окружающих, пользуясь своей детской ипостасью.

– А что в этой посуде особого? – всё так же наивно спрашивает у меня Алтынай.

Не знаю, как насчёт Иосифа, а меня такой её взгляд уже не обманывает: соображает она получше взрослых. А с таким вот детским выражением лица обычно просто развлекается.

– Ложка серебряная. Явно регулярно полируется, – показываю пальцем на тщательно проработанные детали узора. – Оксидные плёнки с серебра надо убирать регулярно: окисляется серебро быстро и после этого темнеет. А лигатуры тут наверняка такие, что образованию оксидных плёнок не препятствуют…

Вопрос сохранности серебра мы с Алтынай обсуждали, когда она показывала потемневшие от времени серьги прабабки. От нечего делать, суть процесса окисления объяснил (понятие кислоты ей оказалось известным).

Понятие лигатуры, как добавки в мягкие серебро, золото и платину, я ей тоже тогда объяснил.

Но Иосифу такие детали о нашем общении не известны, и он широко открывает глаза, переводя удивлённый взгляд с меня на Алтынай.

Пока чайник на жаровне не закипает и вода не начинает выливаться, гася угли.

Чай старик заваривает прямо в чайнике, церемонно затем разливая его нам по чашкам.

После моей эскапады с оксидными плёнками серебра, он начинает ко мне обращаться чуть более уважительно, почти как к Алтынай, видимо, перестав принимать за тупого мордоворота.

– А в чём была суть конфликта с ткачами? – спрашиваю между делом между первой и второй чашками чая.

– Просто грубая сила, – надувается Иосиф. – Которой лично мне нечего возразить. Гильдия ткачей тут – дари. И их много. Раньше они на меня не обращали внимания. Но в предыдущие сезоны я арендовал торговое место только на две‑три луны. А сейчас оплатил за весь год вперёд.

– Уважаемый, нам не до конца понятна подоплёка, – переглянувшись с Алтынай, выражаю наше с ней общее мнение. – И что изменилось? Налоги, насколько мы поняли, вы платите регулярно. Какова причина их претензий?

– Предполагаю, что раньше две луны в году, в периоды празднеств, ткачи на меня просто не обращали внимания. А сейчас… – старик замолкает на некоторое время, видимо, получше подбирая слова. – Они требуют неоговоренный Наместником налог и в свою пользу. Причём, теперь вот так, с позиции грубой силы.

– Но есть же городская и рыночная стража? – снова переглянувшись с Алтынай, озвучиваю наш с ней общий вопрос. – Они что, вот так вот просто смотрят на всё это?

– Они подходили ко мне два раза. И в случае конфликтов, один из ткачей задерживается стражей вместе со мной, и на время разбирательства я не смогу торговать. Я пока не уверен, что в этом и есть весь их замысел, но…

– А аренда за лавку должна оплачиваться без просрочки, – догадываюсь я.

– Да, правильно, – он удивлённо смотрит на меня. – Я более чем уверен, что убытки местного ткача за пропущенные дни торговли ему компенсирует гильдия. Для которой это копейки.

– А потом, следующий из ткачей затевает ссору, – продолжаю то, что само просится на язык. – И снова, твоя лавка не торгует, а второму ткачу тоже компенсирует Гильдия, да?

– Молодой человек понимает в торговле намного больше, чем можно предположить по первому взгляду, – без былого сдержанного презрения в голосе вздыхает Иосиф. – Несмотря на явно богатырскую внешность, ум молодого человека впечатляет не меньше.

– Он много в чём понимает, – весело хлопает меня по плечу сидящая рядом Алтынай.

– К сожалению, лично у меня пока нет полного понимания, как сопротивляться этим поборам. – Со сдержанным достоинством вздыхает Иосиф. – Я, с одной стороны, очень хорошо знаю: разбойникам ничего платить нельзя. Даже если они рядятся в форму Гильдий или стражи и защищаются законами: если заплатишь раз, будешь платить всегда… Но здесь моих соплеменников совсем не много. И на взаимовыручку моего народа рассчитывать не приходится.

– Почему не закроете лавку? – задаю вполне логичный и напрашивающийся вопрос.

– Привлекательные возможности. Развитая торговля в городе и окрестностях. Богатые покупатели, не жалеющие никаких денег на роскошный внешний вид. – Достаточно откровенно объясняет Иосиф. – И никого из тех, кто мог бы торговать таким же товаром, как есть у меня.

Ну да, отсутствие конкуренции на уже развитом рынке способно сподвигнуть на героические свершения… В пользу золотого тельца. Впрочем, кто я такой, чтоб судить; каждый самовыражается по‑своему.

Мы с Алтынай опять переглядываемся: Иосиф говорит правду, но чего‑то явно не договаривает. И мы оба это видим.

– У меня есть мысли, что можно было бы сделать, – Алтынай преображается за какое‑то мгновение и из смешливой девочки начинает выглядеть действительно как дочь хана. – Но вначале хотелось бы услышать все имеющиеся соображения полностью.

– Присоединяюсь, – киваю я.

Иосиф, немного поколебавшись, сообщает об объединении торговцев его народа. Которые действуют на территории нескольких стран и которые рассматривают варианты расширения рынков; и по поручению которых он тут проводит что‑то типа разведки боем (насколько понимаю, он имеет в виду рынок капиталов, но это я у него уточню позже, не хочу сейчас перебивать ).

По их правилам, если за финансовый год у его проекта тут будет убыток, половину суммы ему покроет община. Но вторую половину он вынужден будет компенсировать сам. Потому и настроен бороться до конца.

Плюс, он очень опасается судебных разбирательств с Гильдией ткачей и исков от них же, даже и необоснованных: само отстаивание в суде законности его промысла, почему‑то вызывает у него органическое неприятие и опасения.

Впрочем, не могу его судить строго: ценность такого ресурса, как время и нервы, я понимаю очень хорошо. Уже опуская варианты с «объективностью» местного суда.

– У вас, кажется, было какое‑то возможное решение, – он цепко смотрит на Алтынай, завершив пересказ своих подробностей.

– Я – родная дочь хана Средней Орды Старшего Жуза. И мне интересно происходящее в городе, – начинает обозначать свою позицию Алтынай, вежливо и спокойно глядя в глаза Иосифу. – Я сейчас ищу тут на рынке тех, с кем могла бы вести свои дела, определяющиеся интересами моего  народа. К сожалению, народ пашто категорически для моих замыслов не подходит. Дари – тоже с большой оглядкой, и скорее нет, чем да.

– Так а кто тогда ещё тут остаётся? – удивлённо размышляет вслух Иосиф. – Здесь как раз в основном только пашто и дари. И их разновидности, между которыми, право, разница столь невелика, что и просто незаметна…

– О чём и говорю, – пожимает плечами Алтынай. – Кстати, а сколько человек в этой вашей Гильдии ткачей?..

– Пока не до конца понимаю вашу мысль, – чуть склоняет к плечу голову тот, силясь уловить звучащий подтекстом намёк.

– У меня есть мнение, что я могла бы помочь в конкретном случае непозволительного поведения местной Гильдии ткачей, – опускает веки Алтынай (сейчас совсем не выглядящая ребёнком ).

– Что от меня взамен? – опускает локти на стол Иосиф, цепко глядя в глаза Алтынай.

– Пара наших людей у вас в лавке. – Отвечаю ему вместо неё. – Которые будут вам помогать, разносить заказы, делать, что скажете. В разумных пределах. Они же смогут вас защитить в случае чего.

– И моя личная поддержка всех ваших начинаний тут, – добавляет Алтынай, – Поскольку, согласно тамги, я имею право на любую деятельность в этой провинции, включая торговлю, кроме чеканки своей монеты.

– Впрочем, имеет ли право чеканить монету сам Наместник, ещё тоже надо разобраться… – роняю под удивлённым взглядом Иосифа. – Может статься, что у провинции нет своего права эмиссии. С учётом национального вопроса в окрестностях…

Глаза Иосифа открываются всё шире.

– А кем выдана тамга? – осторожно интересуется он.

– Тамга хана выдана моему отцу Великим Султаном. – вежливо отвечает Алтынай. – А я – единственная наследница. На сегодня, ещё и Хранительница. В отсутствие отца.

– Условия тамги не отменяются, в связи с отсутствием хана, а передаются по наследству его потомкам, – поясняю всё ещё весьма удивлённому Иосифу. – Есть пергамент‑разъяснение к тамге, можно будет ознакомиться.

Какое‑то время мы с Алтынай молча наблюдаем широко открытые глаза старика.

__________

Старшина мясного ряда был доволен сегодняшним днём. Кочевые туркан, переселившиеся в провинцию относительно недавно, каким‑то образом нашли способ ловли рыбы в своих реках. Главный город провинции велик, и запросы кухонь в богатых кварталах разнообразны. Основной доход Старшины, если на то пошло, составляет вообще не торговля на этом базаре. Основные деньги лично он имеет на поставках качественного мяса в богатые дома Верхней части города.

Если к этому мясу получится прибавить и рыбу… которой больше ни у кого нет… и не предвидится…

В общем, пока можно сдержанно радоваться, но не стоит загадывать: через три дня будет первая проба, кочевники доставят первую партию. И тогда, в случае удачи, даже возможное удвоение дохода Старшины не покажется чрезмерной надеждой. Цену хорошей рыбе он знает, поскольку живёт давно. И не всю жизнь прожил в отрогах этих гор. А в кухнях всех без исключения народов, уж на что пришлось поездить, рыба с мясом всегда идут рука об руку. И друг друга в еде совсем не заменяют.

Дочь хана туркан, так неплохо понимающая всю подоплёку мясного дела (что неудивительно для кочевников‑скотоводов, с другой стороны), после беседы с ним направилась в Шёлковый ряд.

Он хотел ей посоветовать на всякий случай быть поаккуратнее (всё‑таки Шёлковый ряд – это в основном фарси и дари, с которыми у туркан давняя «любовь»), но воздержался: рядом с ханской дочерью находился огромный звероватый охранник, не лишённый, впрочем, ума. С таким сопровождающим, по здравому размышлению, ей бояться нечего.

Из своей будки, Старшина мясного ряда дальше проследовал к торговцам льдом (договориться об увеличении послезавтрашнего заказа с учётом рыбы). И оттуда хорошо видел, как его собеседница‑степнячка бродила потом с охранником по шёлковому ряду. Дальше зашла в лавку торговца‑джугута. Заступившись, кажется, за того перед ткачами‑дари.

__________

К открытой лавке неместного торговца Иосифа, ранее торговавшего всего лишь пару лун в году, подходит половина десятка городских стражников. При виде них, Иосиф морщится, как от зубной боли.

– … Что не так? – быстро замечает перемену его настроения здоровенный охранник гостьи‑степнячки.

Поскольку ведущаяся беседа и обсуждаемые вопросы не предполагают внешних помех.

– Стража в этот раз пожаловала тоже из дари, – выдавливает из себя торговец. – Не повезло со сменой видимо… очень вероятно, что родственники кого‑то из ткачей!

– Как вы смотрите на то, чтоб передать часть пая вашего дела мне? – спокойно интересуется гостья‑степнячка в продолжение уже некоторое время ведущегося разговора. По страже лишь вскользь мазнув взглядом. – Размер выкупа нужно обсуждать отдельно, но я готова разделить и все риски.

На лице старика мгновенно отражается работа мысли и он торопливо выпаливает:

– Согласен!

Глядя после этого на подошедших стражников со спокойствием и где‑то даже снисходительно.

Перемена настроения джугута не ускользает от командира полудесятка стражников‑дари, которых сопровождает давешняя пара ткачей‑здоровяков.

На которых сейчас с усмешкой смотрит здоровенный охранник степнячки, почему‑то присутствующий за столом переговоров между какой‑то очень молодой, но явно знатной кочевницей, и торговцем‑джугутом.

Сами дари не понимают, о чём торговец‑джугут только что говорил с кочевниками, поскольку беседа велась на туркане.

– Стража Наместника, – лениво бросает на дари старший полудесятка. – Торговец Иосиф, зачем звал? Какая у тебя жалоба в адрес этих достойных людей?

– Уже никакой, – разводит руками с издевательской улыбкой торговец. – Я вас вызывал не как человек по имени Иосиф. А как владелец этого торгового места. Но вы опоздали.

– Уважаемый, пожалуйста, не сочти за труд перевести на туркан слова этого стражника, – церемонно, уважительно, но без особого пиетета трогает Иосифа за рукав спутник молодой степнячки.

Обращая внимание старика на себя и не обращая своего внимания на группки базарных зевак, спешащих к лавке Иосифа, чтоб не пропустить намечающееся зрелище. Однозначно грозящее быть интересным.

Какая‑то часть зевак понимает туркан и с интересом следит за всеми участниками событий в лавке джугута.

Всем завсегдатаям базара конечно же известно, что заезжий торговец‑джугут отказался платить местной Гильдии ткачей по её требованию.

Наивный джугут, видимо, рассчитывал и рассчитывает на то, что лично он называет законом и правилами. Но ему, упрямцу, невдомёк, что закон и правила – это всего лишь сила. И одиночке глупо на базаре дари, с торговцами дари, при стражниках дари же, пытаться уповать на силу.

Впрочем, кажется, стражники это ему сейчас и объяснят.

Присутствующие сами не замечают, как с нетерпением начинают ждать развития событий.

– Ты о чём? – хмурит брови, не понимая, десятник в ответ Иосифу.

Иосиф добросовестно переводит с дари его вопрос степнякам.

– У этого торгового места, за время вашего отсутствия, изменился состав владельцев, – поясняет стражнику через переводчика‑джугута здоровенный кочевник, чуть похожий на азара. – Теперь с городскими властями будет общаться эта очаровательная ханум. – Азара со странной улыбкой кивает на очень молодую степнячку, явно принадлежащую к числу степной знати.

– На каком основании? – по инерции и ради приличия спрашивает стражник, который определённо должен препроводить несговорчивого торговца для разбирательств, лишив его лавку торговли на ближайшие пару дней.

Иосиф переводит и этот вопрос, после чего степнячка вспыхивает, вскакивает со своего места и подходит вплотную к десятнику:

– На том основании, что я так решила! Ты хочешь, чтоб я перед тобой держала какой‑то ответ, чёрная кость?!

Старик‑джугут бесстрастно переводит беседу в обе стороны.

– С кем имею честь, уважаемая ханум? – чуть сбавляет обороты стражник. Видимо, что‑то такое всё же чувствующий.

Но дело портит один из стоящих рядом со стражниками ткачей. Который, не дожидаясь ответа степнячки, громко говорит на весь базар:

– Да не важно, кто вы! Здесь главные – дари! А не инородцы…

Ему тут же наступают на ногу и отодвигают назад его же спутник и один из охранников, но Иосиф добросовестно переводит на туркан и эту реплику.

– Вы тоже так думаете, уважаемый? – обращается на пашто к полудесятнику азара, тоже поднимаясь из‑за стола вслед за молодой спутницей. – Законы Великого Султана решили не соблюдать только эти двое ткачей? Или и стража тоже? Или, может быть, вся провинция?

Пашто, в отличие от туркана, понимают почти все присутствующие, включая десятника. Который, растерявшись, не поспевает разумом за собеседниками и не знает, что ответить.

– Этого торговца мы должны забрать с собой, – после паузы тычет пальцем в Иосифа полудесятник.

Его руку тут же перехватывает в воздухе лысый азара:

– Не нужно тыкать пальцами в чужих людей, уважаемый. Особенно если это наши люди.

В этот момент, молодая степнячка, которой Иосиф переводит всё без исключений, молча извлекает длинный кинжал и подходит к десятнику вообще вплотную, на расстояние волоса.

– Этот джугут – мой человек. Без моего слова он никуда не пойдёт.

Вид небольшой девочки, стоящей с оружием в руках напротив полудесятка стражи, несколько комичен.

Но никто из присутствующих и не думает улыбаться. А напряжение, витающее в воздухе, можно резать этим самым кинжалом.

Из задних рядов зевак к месту событий проталкивается Старшина мясных рядов, которого узнают почти все без исключения. Попутно здороваясь с уважаемым человеком.

– Это семья Хана Степи, – говорит Старшина мясников полудесятнику без предисловий. – Она его родная дочь.

Фраза сказана на дари, и Иосиф снова выступает в роли переводчика.

– Если тебе очень нужно, наш человек может пойти с тобой, солдат. – Обращается к десятнику лысый спутник дочери хана на пашто. Снова вызывая вспышку интереса у окружающих. – Но ненадолго, и я пойду с ним: ни с кем из наших людей, без нашего разрешения, никто беседовать не будет. Если ты не в курсе, ваша стража сейчас расследует дело об убийстве сына нашего хана. И мы не дадим нашим людям отлучаться, пока не будет найден и наказан убийца.

– И всё же, кто Вы, ханум? – что‑то прикинув, повторяет свой вопрос десятник в сторону степнячки. – Вы так и не представились. И на каком основании этот человек теперь ваш? – стражник указывает взглядом на Иосифа.

– Я дочь Хана Средней Орды, Старшего жуза. – цедит в ответ степнячка, поигрывая желваками и кинжалом. – Хранительница, по праву наследия, Его Тамги, выданной Великим Султаном.

– А этот человек наш по праву нашего рекрутского набора. Данного в Степи Хану Великим Султаном, согласно выданной Тамги, – Азара приобнимает джугута Иосифа за плечи. – МЫ можем брать в войско любого. И любой наш воин никак не подсуден в вашей провинции. Дайте пергамент, сестра напишет собственноручно и приложит свою печать. Иосиф, ты же согласен с тем, что ты теперь у нас на договоре и наш человек? – азара, смеясь, смотрит на джугута.

Иосиф коротко кивает, не выказывая никаких чувств и эмоций.

Десятник широко открывает глаза, смотрит пару мгновений не мигая, сквозь свою собеседницу, затем без слов разворачивается и уходит. Делая знак остальным стражникам следовать за ним и по пути ударяя тыльной стороной ладони по лицу одного из ткачей.

Второй из ткачей, однако, покраснев от напряжения, выпаливает в сторону дочери хана:

– Ещё посмотрим!.. – но ему затыкают рот стоящие рядом дари, видимо, из других торговых рядов и собираются волочить упирающегося куда‑то вглубь толпы.

– Надо быть очень смелым человеком, – смеётся лысый спутник дочери хана, не мигая, глядя на ткача и говоря на пушту, – чтоб угрожать Хану Орды или его дочери. Особенно Ей, особенно при мне. Кстати, даже Малая Орда – это две с половиной тысячи клинков. И это только в руках мужчин. А в Степи, если не знаешь, сражаться могут и женщины. Сколько там человек в твоей Гильдии? Пять десятков? Шесть? Ну хорошо, прибавь и ваших женщин, пусть полторы сотни… Я тебя запомнил, дари.

Глава 20

С уходом городской стражи, зеваки тоже расползаются. Мы возвращаемся с порога в лавку и ещё какое‑то время обсуждаем с Иосифом очень деликатные, не предназначенные чужому уху моменты. Попутно, я прокручиваю в голове последние события: не упустил ли лично я чего важного.

Кстати, про орду в конце разговора я ляпнул не просто так, чтобы похвастаться. И не потому, что эмоции и чувства проконтролировать не мог. Я имел в виду конкретную завуалированную угрозу, специально ставя себе целью разворошить местное осиное гнездо. Преследуя кое‑какие собственные цели и понимая, что все мельчайшие детали устроенного нами шоу станут известны всему городу не позднее чем на следующий вечер.

Иосиф, обсудив с Алтынай собственные вопросы, повторно ставит на огонь чайник и деликатно говорит:

– Спасибо за помощь. Молодые люди, скажите откровенно. А лично вы не боитесь неприятностей после такого обострения?

– Дело в том, что наша война уже идёт. – Отвечаю ему я. – Или вы думаете, что я пошутил насчёт убитого пуштунами её брата?

– Возможно, воля Султана с трудом пробивает себе дорогу в отдалённые уголки закрытых горами провинций? – дипломатично уклоняется от прямого ответа Иосиф.

– У меня своё мнение о самом Великом Султане и о его политике, – бормочу. – Но я категорически не хочу влиять на девочку, – открыто киваю на Алтынай, задумчиво глядящую на Иосифа. – Они с Султаном всё же родственники, и у неё должны быть свои взгляды на то, кто кого и как использует…

– Использовать можно только того, кто сам не против, – хмурится в ответ Алтынай. – Того, кто вместо того, чтобы тяжело работать, идёт в набег. Отнимать у других. Пусть и прикрываясь союзным долгом, тамгой хана и интересами народа.

Я только присвистываю от удивления, а Иосиф неожиданно наклоняется через стол и церемонно целует Алтынай в лоб:

– Продолжай, светлая девочка!

– Да я, собственно, уже всё сказала. Я люблю своего отца, но это не отменяет его грехов. – хмуро проговаривает, опустив глаза, Алтынай. – Идя в набег, попираешь заветы Всевышнего. Как бы ты себя или окружающих людей не обманывал. Обмануть можно людей, но Аллаха не обманешь. И уж он‑то в итоге сполна воздаст… Сейчас я вижу, что угрозу голода гораздо проще устранить работой. Чем грабежом, ещё и прикрываемым разными, как будто  правильными, идеями. Но именно что как будто .

Не понимаю, что это сейчас накатило на Алтынай, но это я у неё выясню позже и наедине .

– Ну да… – говорю в качестве комментария. – Один уважаемый лично мной человек говорил: "You are responsible for all your commitments during your life. And God will certainly give you what you really deserved". Если перевести, будет примерно так: «Ты отвечаешь за всё содеянное в своей жизни. И Всевышний обязательно воздаст тебе именно той монетой, которую ты заслужил»

По случайному совпадению, эти слова говорил мой товарищ по имени Шахид Мохаммад, пакистанец из Пенджаба. Проповедовавший иногда по пятницам, по‑английски, поскольку в том регионе народов и языков куча, а их государственный урду знали не все. Как и его родной пенджаби.

В отличие от многих других, Шахид действительно старался нести только добро. Искренне верил в Аллаха и все заповеди соблюдал. Мой единственный друг за все годы в том регионе, несмотря на нашу с ним этническую, религиозную и внешнюю разницу.

Чуть не погибший в итоге в результате какого‑то идиотского взрыва по пути домой из мечети .

– Я искренне впечатлён вашим участием, когда мне ждать ваших людей? – после паузы не забывает о делах Иосиф.

– Начиная с завтрашнего утра, – кивает в ответ Алтынай. – Десяток тут со мной, завтра они будут тут.

Дальше мы все какое‑то время просто молча пьём чай.

Изначально, мы с Алтынай ни с кем конфликтовать не собирались. Но обстоятельства и события сплелись между собой и понеслись таким образом, что из момента надо было выжимать всё. Даже сейчас, уже изрядно остыв, по здравому размышлению, решаю: ничего отрицательного не произошло: всё равно нам терять нечего – нас (в смысле туркан) тут и так пытаются извести под корень.

Да и сама Алтынай, в силу возраста и темперамента, в случае чего, заводится с полоборота и долго не думает, схватиться ли за кинжал. Во всех мало‑мальски спорных ситуациях с представителями других народов.

Кстати, хотя тут и не принято ходить с оружием, но мой короткий шест всегда со мной. А оружие в нём незнакомый человек не разглядит, пока я этого не захочу.

Со шкурной точки зрения , лично мне, чем больше тут неразберих и конфликтов, тем лучше.

А с исторически‑политической точки зрения, кочевых туркан здесь и сейчас просто используют. Ничего не давая взамен. Я ничего не навязываю Алтынай, просто делюсь своими оценками. Выводы и политику, по нашей договорённости, определяет исключительно она сама.

И её сегодняшние эскапады были именно её собственной позицией. Высказанной всем причастным с присущей ей откровенностью.

__________

Для Иосифа, сегодняшний день проходит всё же неплохо, несмотря на грустное начало и тумаки местных ткачей. События, в конце концов, настолько понеслись вскачь, что сильные эмоции даже затмевают разум. Чуть позже, когда он остынет, он обдумает ещё раз, не погорячился ли он сегодня и не зря ли неожиданно быстро, но всерьёз и надолго, связался с дочерью хана туркан.

Кстати, от старого и опытного Иосифа не укрылось, как дочь хана в серьёзные и узловые моменты переглядывается со своим охранником; и как они вместе принимают какие‑то общие решения, не говоря вслух ни слова.

Такой уровень взаимопонимания требует… чего требует, Иосиф пока и сам не может сказать. Интересно, что их связывает и что между ними общего…

Также, Иосифа изрядно удивил способ, которым дочь хана вычленяла главные проблемы из общего списка, включая все задачи (их совместного дела) при обсуждении размера выкупа своего пая: она неожиданно попросила доску для записей, затем уверенно мелом начертила таблицу, разбила ту на столбцы и вписала в первый все проблемы подряд. Потом во второй столбец она перенесла те из проблем, что решаются легко. Потом убрала в третий столбец не зависящие от них, как от компаньонов, моменты… В общем, довольно интересный способ сопоставления данных; особенно когда проблем много. Интересно только, как кочевники в степи могли додуматься до такого способа впереди еудим? Неужели количества знаний, которыми они оперируют в Степи, больше, чем у еудим? Такая СИСТЕМА сопоставления данных могла родиться только у того, кто каждый день решает проблему, что в первую очередь выбрать из огромного списка важных задач и какую из выбранных задач начать решать первой…

Саму таблицу Иосиф, возможно, и не посчитал бы важной. Исключительно в пылу прошедших эмоций и по глупости, кстати… да, пропустить такое можно было только по глупости…

Но не менее интересным оказалось использование дочерью хана и её несомненно близким ей охранником двух разных (!) систем письменности!

Что это вообще за странная орда с двумя алфавитами? Бросив взгляд через плечо дочери хана, Иосиф увидел привычные очертания одной из юго‑восточных фонетических азбук, которую даже немного разбирал (хотя и не уверенно).

Но когда охранник степнячки придвинулся к той же доске, взял второй мелок и принялся быстрее неё записывать всё то же самое, но каким‑то своим письмом, Иосиф впервые почувствовал растерянность. Незнакомая письменность – удар по самолюбию любому понимающему торговцу. А если прибавить то, что у самого народа азара (на которых старался походить охранник) никакой незнакомой Иосифу письменности не было… Загадки только множились.

В голову могло бы прийти, что дочь хана и охранник попросту учились в разных местах. Но с каких пор туркан стали где‑то учиться? Здесь, поди, не земли Закатного океана. Где это было бы хоть сколь‑нибудь объяснимым…

Из какого же народа этот охранник? Явно не из восточных туркан, как сама девочка. И не азара, хотя и похож… Или старается быть похожим. Сюда же: а откуда эта его ирония в адрес постоянного притеснения еудим? Он что, где‑то встречал места с большим количеством еудим раньше? Если в этих землях даже сам Иосиф не знает, где искать единоверцев и единородцев… Тут все свои наперечёт. И, кстати, о таком приметном и грамотном охраннике точно стало бы известно, мелькни он где‑то возле своих…

Впрочем, сейчас хватит терзать голову прокручиванием одних и тех же событий по нескольку раз. Самое лучшее сейчас – это пойти наконец спать. А утром заново оценить ситуацию на свежую голову.

__________

На следующее утро, Алтынай будит меня и мы направляемся в лавку Иосифа вместе с десятком взятых с собой парней.

Лично я поначалу думал, что «постоянный парный пост » в лавке будет воспринят людьми Алтынай негативно. Но оказалось, что молодёжь воспринимает предстоящее нахождение на базаре как элемент развлечений и чего‑то интересного, и даже между собой уже распределила очерёдность дежурства. Выкинув жребий, кто останется первым.

Иосиф встречает нас в напряжённых чувствах, но, увидев следующий с Алтынай десяток, расслабляется:

– Рад видеть и приветствовать!

Неожиданно для нас, он устраивает парням что‑то вроде экзамена на скорость счёта, на сообразительность, и в итоге из десятка отбирает только четырёх со словами:

– Эти пусть остаются. В остальных пока необходимости нет.

Мы чуть не ожидали такого поворота, но по здравому размышлению, за власть в лавке решаем не бодаться: каждый должен заниматься своим делом.

В итоге, шестеро наших парней отправляются бродить по базару в поисках развлечений. А отобранная Иосифом четвёрка дисциплинированно садится изучать имеющиеся товары, правила общения с посетителями; причём занятия с ними начинает сам Иосиф, не обращая на нас с Алтынай никакого внимания.

А мы с ней занимаем облюбованный ещё вчера угол и просто пьём чай.

__________

Соседние с Иосифом лавочники уже не сильно удивляются, когда на следующее утро к тому снова является дочь степного хана со своим высоким лысым сопровождающим и c десятком своих воинов.

Через некоторое время, одна половина десятка степняков отправляется гулять по базару, вторая занимается какими‑то делами с самим джугутом.

А дочь хана со своим охранником садятся пить чай в уголке лавки.

В отличие от инородцев, местные торговцы очень хорошо знают: Старшина гильдии ткачей – тесть Начальника городской стражи, в подчинении которого находятся три сотни служивых людей.

Всем понятно, что на вчерашнем всё не остановится, поскольку у десятника вчера просто не хватило полномочий и опыта повернуть ситуацию в свою пользу.

Ближе к полудню, возле лавки джугута наконец появился Хамид, один из сотников городской стражи, явно для продолжения вчерашнего разговора.

__________

Сидим и пьём чай с Алтынай, пока Иосиф наскоро натаскивает четверых из «наших». В смысле, людей Алтынай. Я его даже где‑то дополнительно зауважал после этого: мужик чётко гнёт свою линию, не путает личные симпатии с обязанностями и требованиями бизнеса; и явно находится на своём месте.

Помимо просто человеческого участия в его непростой судьбе, и Алтынай, и (тем более) мне с самого начала было понятно: он вполне оперирует понятиями агентуры, сбора информации, каналов связи и прочим «джентльменским минимумом», столь необходимым сейчас на этом базаре Орде (для определения и упреждения предстоящих нападений пашто).