355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Семён Афанасьев » Не та профессия. Тетрология (СИ) » Текст книги (страница 53)
Не та профессия. Тетрология (СИ)
  • Текст добавлен: 2 декабря 2020, 14:30

Текст книги "Не та профессия. Тетрология (СИ)"


Автор книги: Семён Афанасьев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 53 (всего у книги 79 страниц)

(Примечание: сегодняшний культурный статус – «Мать Афганского народа»).

– Кстати, подскажи иноземцу, уважаемый Хамидулла! А разве не её называли самым главным приверженцем Пашто‑Валлай? – продолжает дожимать здоровяк.

Все окружающие знают, что Хамидулла никогда не врёт. Он может молчать, может не отвечать; но ни обманывать, ни грубить без причины он никогда не будет.

Если не ответить лысому на прямой вопрос, это будет ничем не вызванной грубостью. Да и пуштунов брат дочери Хана туркан знал, судя по этой его эскападе, весьма неплохо. Тем более что все приличия были соблюдены, а изловленный на территории селения чужак, именуемый преступником и турканами (чужаками), и каррани в лице Актара (уже своими), вообще для Бамиана был никем.

Просто один из многих следующих мимо, не гость, не друг.

В ином месте и в ином времени сказали бы – покупатель услуг.




Глава 16


Договориться с местными о формате, гхм, судебного заседания удаётся далеко не сразу.

Из местных, главной оппозицией нормальному конструктивному процессу выступает эдакий дедушка‑божий одуванчик. Кстати, его заурядной внешностью обманываться не стоит – приходилось иметь с такими дело раньше. Обычно всё оказывается далеко не настолько просто, насколько подобные люди стараются выглядеть.

Актар периодически окатывает его таким взглядом, как будто намерен вцепиться в бороду прямо сейчас. Что странно. Я не сильно разбираюсь в тонкостях отношений между различными каумами и хелями (особенно тут ), но, кажется, та ветвь вазири, к которой принадлежит Актар, с местными вообще не враждовала, ввиду разницы интересов и рода занятий.

Впрочем, кто знает. Может, просто какая‑то личная неприязнь.

Лично меня от рукоприкладства и прямого диктата (тамгой Алтынай) удерживают только два момента.

Первый: пуштунов не надо гнуть через колено, если есть шансы договориться. Каждый, кто имел с ними дело, подтвердит: никакие усилия, затраченные на конструктивное и мирное выяснение отношений, не будут чрезмерными, если сравнить их потом с усилиями, потраченными на конфликт с пашто. «Кладбищем империй» назовут и их самих, и эту землю в другом месте и в другое время, и будут полностью правы.

Второй момент – это банальный рационализм. Мало ли, как сложится жизнь дальше. Особенно в свете поползновений родственника Алтынай – местного Султана, в направлении обмена землями с Шахом Ирана. Может, скоро каждый человек будет на счету и именно тут  придётся если не кусок хлеба просить, то стакан воды и проводников через горы точно.

А сверкни я сейчас тамгой Алтынай, пригрози местным силой и заставь их делать что‑то под давлением… В общем, конфронтация была оставлена про запас, как самый последний вариант.

Слава богу, до крайних случаев не доходит. Задним числом, мне понятна механика происшедшего. Дед‑одуванчик просто не ожидал, что кто‑то извне может знать их историю не хуже его самого.

Грамотных в это время среди них немного, и все они обычно при деле. Книг массово пока не пишут, не издают и не читают (своих  книг, во всяком случае). Потому, о людях своего народа и культуры узнаю т исключительно в виде изустных преданий, рассказываемых от случая к случаю, и уж явно не для таких, как я.

Назо Токхи – целый монстр и столп в истории и культуре пуштунов, величие которого не угасло и спустя века. Но конкретно этому деду было более чем странно увидеть, что о Бабушке Двух Шахов (прим. Одно из прозвищ ) знает в подробностях какой‑то далёкий от их общины человек, частью их социума не являющийся.

Старик не может знать, что когда‑то  история его народа будет тщательно записана, обработана и опубликована. И что найдутся люди, которые её старательно проработают , по целому ряду важных для этих людей причин.

Кстати, Бабушка Назо действительно судила спор между Гильзаями и Садозаями и действительно почиталась за самого главного ревнителя Пашто‑Валлай в своё время.

Когда деду об этом напоминают со стороны, он поступает честно и «заднюю» не включает, со скрипом признавая: да, было такое. Но то Назо Токхи – а то… он ещё стрельнул в этот момент глазами в сторону Алтынай.

Тут уже Актар не выдержал и рявкнул:

– А с чего ты взял, что туркан свою дочь Хана почитают меньше?!

С точки зрения гостеприимства крыть было нечем, плюс в этот момент очень вовремя вмешалась сама Алтынай, каким‑то шестым женским чувством ощутившая, что пора вмешаться.

Она отстранила охрану, подошла к деду и, явно не понимая нашего разговора (чувствуя только интонации), вручила ему заранее припасённый бакшиш (какой‑то кинжал, по мне ничего особенного).

Говорила она на туркане, хлопала ресницами очень артистично, вежливость младшего к старшему соблюдала. В общем, «поплыл» дед, взял кинжал и Алтынай в состав судей включили (как и Актара).

С другой стороны, за спиной у Алтынай очень вовремя тенью возникла Разия, переводившая «сестру» на фарси. Возможно, это именно она подсказала, что настала пора вмешаться силами всех преимуществ слабого пола.

Кстати, как судить – не договорились, по Пашто‑Валлай ли или же по шариату.

_________

Лысый чужак изрядно удивил Хамидуллу. Так‑то, о Назо Токхи знает, можно сказать, любой пашто. Вопрос только в том, сколько тех знаний у конкретного человека. Если это старик, типа него, то оценку деяниям Матери Народа может дать в подробностях и деталях. Если же кто‑то молодой, то может только соотнести её имя с двумя шахами – её внуками.

Но для чужака, если даже это знать, уже было бы удивительным достижением: Хамидулле не приходилось встречать тех, кто бы старался постичь историю его народа. Кстати, как и туркан, пашто делятся на кочевых и оседлых. Вот Назо была из оседлых. Поэтому, было б ещё понятно, заинтересуйся этот здоровяк кем‑то из кочевых, а так…

Тем больше было удивление Хамидуллы, когда степняк вскользь упомянул об успешно отбитой осаде крепости, обороной которой руководила Назо.

(прим. Реальный факт)

В среде пуштунов случай был известным, но наружу об этом старались говорить поменьше: где доблесть мужчин, в войне за которых победила женщина? Пусть даже такая великая?

Интересно, кто был тот ренегат, рассказавший такие деликатные вещи чужаку, думал про себя Хамидулла, а сам прикидывал, как об этом половчее расспросить Актара. Так‑то они друг друга терпеть не могли уже лет сорок (ну да, в молодости приходилось пересекаться). Но не терпели они друг друга исключительно во внутренних делах. А вот собирание истории пуштунского народа кем‑то извне – это уже не внутреннее. Как минимум, весьма необычная диковина, ради которой можно переступить через себя и задать вопрос старому недругу.

Собственно, так Хамидулла и поступил.

Когда в первой части суда выступили степняки, обвиняя изловленного на землях Бамиана чужака в воровстве коней, Хамидулла (коему Актаром и дочерью Хана была отдана роль главы суда) послал за спорными конями в соседнюю долину: сличить клеймо на каждой лошади.

Допрашиваемый, он же обвиняемый, кстати, вёл себя абсолютно спокойно и о происхождении коней говорить отказывался.

Пока молодёжь пошла за спорными конями через гору (а обратно – вообще в обход), Хамидулла улучил момент и, собственноручно подливая Актару чая, спросил, воровато оглядываясь по сторонам:

– А кто этот здоровяк? Откуда он знает…?

Вопреки беспочвенным авансовым подозрениям, Актар не стал ни отпираться, ни злорадствовать.

– Называет девочку сестрой, – вазири кивнул в сторону дочери Хана и её персидской подруги, уединившихся в стороне. – Она его зовёт братом. Никогда не врёт. – Актар чуть подумал, затем добавил. – Как будто жил среди нас, как будто один из нас.

– НО…? – подбодрил старого недруга Хамидулла.

– Но не понятно тогда, какого он каума. Как будто надёргано отовсюду понемногу, – не стал скрывать своих наблюдений Актар. – Дело с ним иметь можно. Знаешь, ради старухи‑дари мог пешком пробежать полгорода, потом её полдня выхаживать вместе с городским лекарем.

– Так может, этот Степняк – …? – резонно предположил самое простое Хамидулла, решив не плодить сложностей на ровном месте.

– Ага, это ты его первый раз сегодня увидел, и здесь, – тихонько заржал Актар. – Потому и подумал так. А я видел, как он в том месяце на коне учился держаться.

– И что? – повторно не сдержал любопытства старейшина Баминана.

– Как пёс на заборе, – не разочаровал ответом вазири. – На коня хорошо если в этом году первый раз сел. Но пешком по горам ходит отлично.

– Как это может быть? – снова поразился Хамидулла. – Не дари, не пашто, и не из туркан…

– Сам не знаю, – спокойно покивал Актар. – Но у нас в городе никто из имевших с ним дела не пожалел. Извини, не могу всего рассказать, не мои тайны; но человек он достойный. Я бы с другим иметь дела не стал.

Старейшина Бамиана молча засопел в ответ. Что ни говори, а двурушничество и лживость за Актаром также не водились. Присутствующие (хоть и пуштуны по крови), ни Хамидулле, ни Актару и в подмётки не годились по возрасту. Несмотря на спорное совместное прошлое, людей их возраста с каждым годом становилось всё меньше и разговор даже с недружелюбно настроенным ровесником имел определённый смысл.

Наконец от дороги раздались звуки копыт и группа молодых пашто (совместно с туркан) привели несколько каурых жеребцов.

– Это ваши кони? – обратился Хамидулла к дочери степного Хана без лишних церемоний.

– Разреши, я не буду свидетельствовать, поскольку вхожу в состав суда и являюсь заинтересованным лицом, – вежливо ответила степнячка через переводчицу‑персиянку. – Давайте сделаем так. Пусть ваши люди, умеющие отличать правду от лжи, выберут любых из моей сотни, плюс тех из каррани, кто понимает в конях и в их клеймлении. И уже те люди ответят на твой вопрос. Права же собственности на коней передаю брату, – девчонка кивает на лысого здоровяка. – И сейчас говорю, как дочь Хана туркан. Не как хозяйка этих животных.

С точки зрения самого Хамидуллы, такое затягивание процедуры было абсолютно лишним. С другой стороны, предлагаемая степнячкой цепочка действий должна была и продлить процедуру, и удлинить время общения. Развлечению быть, решил про себя старейшина Бамиана и повернулся к старику из каррани:

– Ты засвидетельствуешь правду сказанного?

Актар молча кивнул.

– Жители Бамиана, кто ещё желает присоединиться ко мне в определении принадлежности этих коней? Либо, кто не доверяет моему суждению либо умению отличать ложь от правды? – Хамидулла из вежливости обвёл окружающих взглядом, затем кивнул самому себе. – Первые десять туркан во‑о‑он от того края, подойдите сюда…

_________

Несмотря на внешнюю неказистость антуража, формальным местный подход к судейству точно не назовёшь. Во‑первых, местный дед по имени Хамидулла достаточно дотошно и профессионально начинает разбираться в правах собственности на «мясных» коней Алтынай.

Для чего самих лошадей пригоняют из соседней долины, а потом затевают самый натуральный судебный опрос свидетелей. Алтынай, кстати, ссылается на конфликт интересов и предлагает спросить других.

Хамидулла, движимый только ему известными мотивами, отбирает десяток первых попавшихся под руку соплеменников Алтынай и долго добывает из них классификацию клейма у туркан, которое ставится на коней.

Примерно через полчаса, старик предъявляет всем на обозрение прорисованные на пергаменте очертания основных узоров, которыми пользуются туркан, и громогласно спрашивает:

– Есть ли кто‑то, кто оспаривает указанные тут виды клейма? Вот и хорошо, – добавляет он через секунду, поскольку оспаривающих не находится.

Слова «наших» подтверждают пуштуны Актара, пусть и не в таких подробностях. Естественно, в элементах турканского клейма (зашифровывающего название рода‑владельца и много чего ещё) пашто не сильны, но сами принципы у них и «у нас» отличаются.

Далее следует монотонное разглядывание каждой лошади и соотнесение её с личной собственностью Алтынай.

Пока длится вся эта достаточно однообразная затея, я едва не зеваю от скуки. Сам же Хамидулла, как и присутствующие, отчего‑то возбуждены и эмоционально «горячи».

– Слушаю твои пояснения, – через добрые два часа обращается дед к «задержанному». – Откуда у тебя эти кони?

– Если купил? – пробует «невидимка» старика на уверенность.

– Купчая? Либо договор? Либо ярлык от предыдущего владельца? – спокойно отвечает Хамидулла. – Скажи, где взять в твоих вещах, мы тут же принесём.

Видимо, не только я понял, что местный старейшина, как и Актар, является живым полиграфом. Потому обвиняемый молча отворачивается и ничего не говорит.

Поставив точку в вопросе коней, суд переходит к следующему этапу. Десятник из туркан, после ряда полагающихся по случаю приветствий, красочно описывает подробности убийства нашего человека возле рыбного амбара.

После его выступления, кто‑то из пашто добавляет то же самое от себя, попутно упоминая, что убитый там же пуштун был его сыном и что в «нашем» городе патрули и службы теперь формируются исключительно из двух народов пополам.

Кстати, во время этого спича, лицо пойманного беглеца теряет обычную невозмутимость и взгляд становится сосредоточенным и внимательным, Он ловит каждое слово говорящего, как если бы потом должен был кому‑то передать услышанное.

Видимо, такое поведение «задержанного» не укрывается и от Хамидуллы, поскольку тот рубит сразу в лоб:

– Ты убивал? Что‑то знаешь об убийстве? Откуда у тебя эта рыба?

«Невидимка» привычно отмалчивается, а Хамидулла с каким‑то скрытым удовольствием объявляет перерыв.

По его команде, присутствующие чуть отдаляются, оставляя нас пятерых практически наедине (мне и Разие в последний момент Алтынай машет рукой, чтоб мы подошли. Какой‑то местный мелкий пацан, всё время держащий персиянку за руку, почему‑то с сожалением вздыхает при этом).

– Какие будут предложения? – Хамидулла оглядывается на Алтынай и Актара.

_________

– Она видит мысли, – без расшаркиваний сообщает дочь степного Хана Хамидулле, оставшись с ним и друзьями наедине. – Если пойманному задавать вопросы, она сможет увидеть ответы. И рассказать всем нам.

Разия, о которой идёт речь, вежливым движением ресниц подтверждает сказанное.

На Хамидуллу новость почему‑то не производит никакого впечатления. Он дожидается перевода от брата степнячки, буднично кивает и поворачивается к Актару:

– А мы с тобой вдвоём будем следить, говорит ли правду она, так?

Актар сосредоточенно кивает, затем добавляет:

– Но нам бы не хотелось, чтоб об этой её способности узнало много народу.

– Зачем ты мне сейчас это говоришь? – подчёркнуто вежливо осведомляется Хамидулла. – Если хотел тишины, ну так и удавили бы его тихо в кустах?! Зачем суд созывал? Или что, вазири теперь нужны зрители, чтоб свершить собственное правосудие?!

– Ты прав, – рассержено ворчит Актар. – Пойдём ко всем..

_________

– Убивал ли ты двух стражников возле амбара с рыбой? – задаёт вопрос странному путешественнику Хамидулла через несколько минут при всеобщем гробовом молчании.

Ответчик презрительно молчит, но лишь до тех пор, пока не начинает говорить Разия:

– Да, – говорит она глухо, прикрыв глаза. – Но только одного. Второго убил другой человек.

– Зачем это было сделано? – продолжает старейшина Бамиана, внешне не выглядящий удивлённым.

– Нужно было взять образцы рыбы из общественного амбара, – так же пугающе отстранённо отвечает персиянка.

Сидящий рядом и пристально глядящий на неё Актар кивает после каждого её ответа.

Хамидулла же сидит так, чтоб не выпускать из виду ни персиянку, ни самого Актара. Судя по тому, что он задаёт вопросы дальше, у него нет претензий к происходящему, как у судьи.

Будь состав судей чуть иным, возможно, пойманному с поличным и удалось бы как‑то отстоять свою неприкосновенность, но в данном случае явно имеет место столкновение двух Систем.

Допрашиваемый, будучи не в силах сопротивляться вторжению персиянки в собственные мысли, только скрипит зубами и ворочается в руках крепко удерживающих его стражников.

– Разрешите и я задам несколько вопросов? – неожиданно раздаётся вопрос с той стороны, где сидит брат дочери степного Хана.

– Его передадут вам позже, – чуть недовольно морщится Хамидулла. – Вина ясна, доказана и сомнения не вызывает. Как будете делить его с каррани – ваше дело.

– Если позволено, я бы хотел кое‑что уточнить прямо сейчас и здесь, – вежливо настаивает здоровяк, складывая ладони в жесте вежливой просьбы.

– Хорошо, – устало выдыхает Хамидулла.

– Из каких побуждений вы преступили столько законов? Кто ваш хозяин? Куда пошёл твой напарник? – три вопроса бритого брата Алтынай сливаются в один.

Допрашиваемый резко краснеет, как‑то странно выгибается, выворачиваясь из рук удерживающих его и даже ухитряется выхватить чужой клинок из ближайших к нему ножен.

Атарбай, не растерявшись, тут же делает какой‑то жест руками; и пойманный беглец, казалось бы, просто засыпает стоя в один момент.

Успевая перед этим полоснуть себя по горлу выхваченным из чужих рук кинжалом.




Глава 17


– А я говорил, что надо связывать, – вздыхаю, вещая очевидное в адрес местного Хамида. – А я ведь предупрежда‑а‑ал…

– Даже допросить как следует не успели, – вторит мне Актар с явно читаемой досадой в голосе, укоризненно глядя на своего старого знакомого (старики явно отлично знали друг друга и до сегодняшнего дня, но я это не сразу понял).

– Зато вина доказана, – легкомысленно отмахивается «глава суда». – Ещё и грех самоубийства на душу взял… Суд свершился! А связывать его до  признания виновным, ещё и в таком спорном вопросе, было бы неправильно.

– Ну да. Справедливость восторжествовала, и ловить второго теперь может помочь только Аллах, – не могу удержаться от сарказма. – Потому что у этого  мы ничего узнать не успели…

Понятно, что у зарезавшегося фигуранта была техническая возможность умереть даже со связанными за спиной руками, причём не одна; и я не верю, что он о них не знал… судя по тому совокупному уровню навыков, которые он тут продемонстрировал. Но соблюдения «техники безопасности» никто не отменял, даже если она не на все сто процентов эффективна. Впрочем, столь глубокие абстрактные понятия – явно не для этих момента и общества.

По окончании процедур, Хамидулла позвал Актара, меня и девочек к себе, на подобие ужина. Правильне даже будет сказать, пригласил.

Мы, хоть и торопимся, но предложение вынуждены были принять (в том числе, под давлением Актара).

Вслед с Разиёй, что интересно, с нами вместе увязался тот самый пацан лет десяти от роду на вид, который держал её почти весь вечер за руку и, я так понимаю, который больше всех в долине контачил с нашими «фигурантами» в течение последнего дня. Кстати, за стол со взрослыми его почему‑то тоже допустили; видимо, Разия замолвила словечко. Интересно, чем этот карапуз её так взял…

Куда делся второй «невидимка», могут понять только местные (поскольку для этого надо знать здешние реалии). А чтоб их разговорить, отказ от ужина со старейшиной – не лучшая стратегия. И вот теперь приходится тратить время на политесы, чтоб потом ещё и нестись куда‑либо с набитым брюхом. Наверное.

Впрочем, кроме меня, бросаться в дорогу по горам ночью желающих пока нет. А я не могу поделиться ночным «зрением» с остальными; так что, видимо, забег придётся действительно отложить до утра.

_________

Отдав должное трапезе, возвращаюсь к волнующему вопросу:

– С этим  был ещё и второй. Как можно узнать, когда  он исчез? И кто может подсказать, куда  сбежал, либо куда мог сбежать ? Отсюда же наверняка уходит не так много дорог, по которым он мог скрыться?

Актар, ничего не говоря, укоризненно качает головой. Я понимаю, что идея дробить отряд на группы и высылать погоню сразу по нескольким маршрутам – не лучшая. Но и иных вариантов может не оказаться.

На мои слова неожиданно отвечает этот сидящий напротив паренёк, по имени Мазияр, который держит за руку Разию даже сейчас (думая, что этого никто не видит, поскольку их руки опущены ниже столешницы).

– Уйти мог только по горе. Что до времени, то примерно в полдень, почти в час Зухр, – малец явно попирает правила поведения за столом, влезая в разговор взрослых.

Но ему поощрительно кивает хозяин дома, он же местный старейшина, потому паренёк не тушуется.

– Почему ты так думаешь? – Актар вежливо поворачивается к ребёнку.

Мне, кстати, видно, что Актар ничуть не подвергает сомнениям сказанное. Просто он желает «пройти дорогу рассуждений» вместе со «свидетелем»: а вдруг взрослый ум заметит что‑то ещё, чего ребёнок по пути мог пропустить?

– Я несколько раз бегал к ним в тот день. – Сообщает представитель местной молодёжи, не отвлекаясь от поедания плова. – Меня десятник стражи попросил: каждый раз, когда в долину въезжали более десяти конных людей единовременно, по его просьбе сообщать этим двоим. Медная монета за каждую новость, – солидно покосился малыш в адрес Разии. – Так вот, в час Зухр этого вашего «второго» на их стоянке уже не было. А между часом «Восход» и часом «Зухр» он ещё был. Соответственно, ушёл примерно в полдень, – малец, явно довольный произведённым впечатлением и вытянувшимся от удивления лицом Актара, с удовольствием впивается зубами в здоровенный кусок бараньего мяса (зажаренный прямо на ребре и в длину сравнимый с длиной локтя самого пацана).

– А почему думаешь, что он именно по горе ушёл? – делаю жест Актару помолчать.

Это не укрывается от присутствующих, но подобная вольность сходит мне с рук (ибо в этих местах никто в чужие дела и отношения без спросу обычно не лезет. А Актар не обидится, с ним у нас свои отношения).

– Так коней он нигде не покупал. – Парень, отложив баранье ребро с недоеденным мясом на их общее с Разиёй блюдо (да‑да…), начинает солидно загибать пальцы. – На базаре тоже ни с кем не разговаривал; и вообще ни к кому с конями либо верблюдами не подходил. Значит, что?

– Что? – вежливо улыбаюсь, еле удерживаясь, чтоб не заржать от умиления и комизма ситуации одновременно.

– А‑а‑а, ещё он по дороге тоже не шёл, я б увидел, – торопливо добавляет Мазияр, присоединяя ещё один палец к уже загнутым. – Значит, пошёл он пешком. И пошёл только через горы. Потому что на козе или на овце б он не уехал…

Видимо, последнее было шуткой, потому что присутствующие пашто оглашают окрестности громовым хохотом.

Пока Разия всё старательно переводит на ухо Алтынай.

Отсмеявшись, Актар и Хамидулла многозначительно переглядываются.

– Какие дороги ведут через горы? И куда он мог направиться? – спрашиваю обоих аксакалов одновременно.

– Только на север, на ту сторону Гиндукуша. Рядом с долиной есть ещё и горные тропы, числом до полудесятка. Пройти можно и по ним, – уверенно отвечает Хамидулла под испытующим взглядом Актара. – И там, кстати, даже сейчас костёр надо жечь ночью, что обогреться.

– У каждого рода – свои стоянки? – уточняет Актар.

– Ага, – кивает «глава суда». – Ещё надо знать, как  идти, чтоб к ночлегу оказаться у стоянки с дровами… Да и развести огонь в горах сходу не каждый сможет… – Старик не упоминает, что дрова могут отсыреть от суточного перепада температур; что сухой трут надо иметь с собой; и ещё несколько таких же, местным очевидных, тонкостей.

– Дадите проводников через горы? Очень хорошо заплачу. – Вступает в мужскую беседу Алтынай, никого, однако, не смущая (раз уж женщины и так присутствуют за столом, по обычаю туркан и в знак уважения к ним).

Хамидулла, кивнув Алтынай, вопросительно смотрит на Актара.

– Присоединяюсь к просьбе, – спокойно говорит вазири. – И тоже оплачу, со своей стороны. Это наш кровник.

– Спасибо за гостеприимство, – церемонно благодарит Актар Хамидуллу после того, как все остальные расходятся.

Двое стариков, не сговариваясь, специально остаются за столом, видимо, движимые тщательно скрываемым даже от самих себя желанием пообщаться.

Всем присутствующим понятно, что у двух старейшин‑пашто вполне могут (и должны) быть свои дела, для чужих ушей не предназначенные. Потому, попрощавшись, прочие приглашённые уже покинули дом.

– Мой дом – твой дом, – ритуально отвечает Хамидулла, затем чуть смущается. – Не столько нам лет, чтоб длить полувековые дрязги… Согласен?

Актар молча кивает, прихлёбывая какой‑то особый сорт чая с закрытыми глазами.

– Я что спросить‑то хотел, если расскажешь… А что это за рыба была? Что в ней такого ценного? На вид же – ничего особенного, ещё и вонь на всю округу? – Хамидулла, движимый принципом «знаний много не бывает», преодолел‑таки чувство неловкости и задал тот вопрос, который давно вертелся на языке.

– Да ничего особенного! Рыба как рыба! – и не думает скрывать ничего Актар. – Вопрос не в ней, а в множестве слагаемых. Ты же знаешь, что на землях города на полях недород регулярно раз в три‑четыре года, из‑за засухи либо заморозков? А виноградом зиму не прокормишься?

Хамидулла кивает.

– Вот Совет Города подсчитал, сколько надо сделать каких запасов, чтоб каждой семье города, случись голодный год, можно было выжить. – Охотно поясняет Актар. – Это было первым шагом. Вторым шагом, с подачи туркан, нашли «запасные виды продовольствия», это вот та самая рыба плюс кое‑какие растения. А то, что тащили эти двое, наша проба: как будет храниться.

– Теперь понятно, почему первый себя убил, а второй пешком пошёл через горы, – абсолютно спокойно кивает в такт услышанному Хамидулла, наливая за компанию чаю и себе. – Кое‑кому на севере очень не понравится, если пашто и дари вообще перестанут нуждаться в траченом жуками рисе в голодный год.

– Ещё и привезённом невовремя, и продаваемом на пять шестых за деньги, пусть и небольшие, – соглашается Актар, задумчиво глядя перед собой. – Мы тоже думаем, что это люди Султана.

– Я не думаю, я знаю, – дробно хихикает хозяин дома.

– Откуда? – мгновенно вскидывается старейшина вазири.

– А манера произношения, – охотно поясняет Хамидулла. – Я встречал уже раньше… Причём ты заметил, что он одинаково хорошо понимал и пашто? И дари? И восточный туркан, на котором говорила дочь Хана со своим братом? И столичный туркан Метрополии, на котором говорила эта вторая девочка… как её… Разия?

– Не заметил, – Актар удивлённо выпрямляется, отодвигая пиалу в сторону. – А ты как понял?! Ты что, успел выучить все ветки туркана за эти годы?!!

– Нет, не все, – продолжает смеяться Хамидулла. – Но столичный от восточного отличу, раз. Особенно на слух… Во‑вторых, я же давно сужу споры. Привык внимательно наблюдать за всеми без исключения в суде. А уж тем более за тем, кого судим…

– Да я вроде тоже за ним наблюдал?.. – не спешит соглашаться Актар, припоминая ход событий и задумываясь.

– Нет. ТЫ, как и все, всегда смотришь на того, кто говорит в этот момент, – снисходительно роняет хозяин дома. – Я следил. А чтоб увидеть, что э т о т понимает языки, надо было таращиться не на Разию и не на дочь Хана с её братом, а на него. – Настаивает Хамидулла.

– Да ладно, я не спорю, – через какое‑то время, видимо, прокрутив в голове события, соглашается Актар.

– Можешь рассказать, как вы до рыбной ловли додумались и что за растения собрались выращивать, чтоб голода не было? – как и водится среди пашто, старый знакомый не ходит вокруг, а спрашивает в лоб.

– Мне кажется, тебя более интересует, сможешь ли ты подобное повторить на этих землях, – мягко улыбается Актар. – Давай лучше с этого начнём?

– Согласен… – чуть хмурится по инерции Хамидулла, хотя ничего нехорошего не ощущает.

– Ловлю рыбы придумали туркан, у них несколько колен рек на землях, – охотно начинает рассказывать вазири. – А им, но это уже секрет, показал Атарбай. Мы стараемся об этом много не говорить, но от тебя секретов нет. При прочих, вслух о планах Города рассказывать не смогу, не взыщи: там не только пуштунские дела, если и другие люди в доле. Кроме меня, у этих знаний есть и другие хозяева. Повторить сможете и вы, наверняка и в ваших реках рыба водится. Но мои смогут показать твоим только в следующем сезоне, так как сами ещё учатся. А растения так вообще сейчас только на маточные семена проращивают… Но если ты хочешь перенять сами умения в этом году, сговорись с Атарбаем?

– Получится? – лицо выдаёт напряжение местного старейшины, но он его уже и не скрывает.

– Да вам‑то оно зачем?! Вы вон с караванных троп как кормитесь, всем на зависть! – не стесняясь, завидует вслух Актар.

– Это пока. Если дальше всё закрутится, как идёт, караванов может и не быть, – философски двигает бровями Хамидулла. – Ты же сам говоришь, провинция может перейти в Иран. Сам не понимаешь, что за этим последует?

– Вылетело из головы, – смущённо признаётся Актар. – Ну тогда делай как я сказал. Сговорись с Атарбаем. Отвечая на твой вопрос: у тебя получится, он никогда никому в помощи не отказывал. У нас даже сына лекаря лечил, я уж не знаю, что там за хворь была… И денег никогда ни с кого не берёт, ни за что. Но ты лучше прямо с утра говори с ним, там на несколько дней работы. Чтоб дочь Хана туркан его к тебе на это время отпустила.

– Так пусть все погостят? – начинает размышлять вслух Хамидулла. – Мы их ничем не обидели, не ругались, всё решили миром. А что этот себя сам зарезал, так мне кажется, его б и связанные руки не удержали.

– Согласен…

_________

Как ни смешно, но именно благодаря «молодому» Мазияру подробный план погони удаётся разработать ещё до рассвета. Он, явно крепясь и постоянно зевая, рисует на доске мелом схемы проходов через горы, отмечает стоянки с запасами дров, ставит значки, где можно пройти чужаку без местного проводника…

Разия всё это время находится рядом с ним, старательно не выпадая у него из поля зрения (а мы с Алтынай только недоуменно переглядываемся ).

Нас разместили в нескольких домах для гостей, сотня Алтынай встала вообще отдельным лагерем.

К родителям Мазияра после ужина у «главы суда» мы зашли все вместе: предъявили им их накормленного и целого сына (а сам он сдал отцу какие‑то деньги из пояса); объяснили, где мы будем следующие несколько часов; и я лично попросил у них разрешения на его помощь вот прямо сейчас (в рисовании схем, естественно).

Переданные его отцу в благодарность дополнительные монеты (от Алтынай) вылились во встречное предложение отца вообще сдать нам парня в аренду на несколько дней, но тут уже синхронно отказались и я, и Разия.

Во‑первых, групп преследования будет несколько, по числу возможных маршрутов (это я уже понял).

А во‑вторых, понятно почему. Нечего ему там делать, от греха подальше.

_________

После рисования схем, повторно посещаю дом Хамидуллы, извинившись за беспокойство. Старики, оказывается, ещё не ложились и вовсю гоняют чаи.

Меня усаживают за компанию и следующий час выпадает из жизни, поскольку тратится на поддержание вежливых бесед.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю