Текст книги "Не та профессия. Тетрология (СИ)"

Автор книги: Семён Афанасьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 79 страниц)

В том, что такие нападения будут, лично я, после вчерашнего, уже не сомневаюсь. Алтынай тоже.

На её прямой вопрос, почему он почти без колебаний согласился на достаточно рискованное сотрудничество с ней, Иосиф как на духу ответил:

– Почту  за честь сотрудничество с равным, имею в виду разум. А не с дикарём, не соблюдающим даже свои собственные правила, я о местных… Лучше с умным потерять, чем с дураком найти. А мой народ умеет определять, с кем стоит дружить…

Я тогда только поудивлялся такой еврейской правдивости. Алтынай же приняла её как должное: в силу своего менталитета, кочевые туркан вообще достаточно откровенны и прямы у себя в Степи.

Сам Иосиф, кстати, подслеповато таращился на наши с Алтынай «квадраты приоритетности», которыми мы с ней сортируем большие массивы информации. До меня с запозданием дошло, что пишем мы с ней каждый своим алфавитом, и её письмо я пока не выучил.

Хорошо, что вовремя спохватился, кстати… надо будет закрыть вопрос прямо сегодня; уж один‑то алфавит я за день запомню…

В общем, сидим мы с Алтынай, пьём чай, развлекаемся наблюдениями вокруг и болтаем о своём. Когда у нашей лавки вдруг, как чёртик из табакерки, откуда‑то выныривает какой‑то местный босс, о котором Иосиф шепчет:

– Сотник местной стражи…

Знаков различия на местных вояках никаких, потому их нужно только знать в лицо, чтоб правильно идентифицировать…

__________

Когда Хамид, один из сотников городской стражи, наконец появляется у лавки джугута в полдень, местные торговцы весело наблюдают откровенное удивление на лицах дочери степного хана и её охранника. И лёгкое смятение самого джугута.

– Хамид, сотник местной стражи, – представляется визитёр на пашто, уже зная, на каком языке следует общаться со степняками. Чтобы быть понятым хотя бы этим огромным охранником. – Вчера остался нерешённым вопрос оплат в Гильдию ткачей.

Всем местным понятно, что Хамид действует по поручению самого Начальника Стражи и специально пришёл один, чтобы без лишних свидетелей забрать деньги джугута. На которые уже нацелились сразу двое больших людей (сам Начальник Стражи и Старшина Гильдии ткачей).

В самом деле, не дело джугутам зарабатывать в землях дари, а с самими дари не делиться (налог в казну Наместника‑пашто не в счёт).

– У нас нет никаких нерешённых вопросов ни с Гильдией ткачей, ни с любыми людьми местного Наместника, – достаточно грубо отвечает охранник степнячки на пашто.

Как будто не понимая, с кем он говорит. И о чём.

…

– Ты хорошо подумал перед тем, как это говорить, степняк? – чуть надменно спрашивает сотник, поскольку за разговором тщательно наблюдает множество глаз и ушей. И авторитетом поступаться нельзя.

– Я уже говорил это один раз вчера. Сегодня повторю второй раз, последний. – Вбивает слова, как сваи, большой степняк. Не мигая глядя в глаза Хамида. – Специально для тебя. Надо быть очень смелыми людьми, чтобы угрожать хану Орды или его дочери. Особенно когда у нас есть кровники‑пашто, убившие сына хана, её брата. – Лысый охранник указывает взглядом на вчерашнюю степнячку, пьющую чай и с интересом слушающую синхронный перевод их разговора в исполнении джугута. – А стража Наместника и не думает искать убийц

Хамид краснеет после таких наглых слов.

Джугут заканчивает через несколько секунд перевод на ухо дочери хана.

Все свидетели разговора с нетерпением ждут развития событий.

А молодая степнячка (дослушав перевод джугута) вскакивает. Плавным и стремительным движением атакующей эфы, делает шаг к Хамиду и невесть откуда взявшимся в её руке кинжалом чиркает тому по горлу с левой стороны.

Отшагивая вправо и уклоняясь от крови, брызнувшей из перерезанной на шее вены.

Местные свидетели разговора замирают, тишина над базаром почти осязаема.

Хамид через несколько мгновений, неловко взмахивая руками, с удивлённым лицом заваливается на землю.

Степнячка наклоняется, вытирает кончик кинжала об одежду сотника.

Её охранник, широко открыв глаза, спрашивает её на туркане:

– И что это сейчас было, сестра?!

– А чего ты с этим клопом разговариваешь, – недовольно ворчит в ответ охраннику степнячка, затем поворачивается к базару и громко объявляет на восточном туркане (явно понимая, с каким вниманием её слушают). – Я дочь Хана Средней Орды, Старшего жуза! Меня зовут Алтынай, из рода дулат! У меня есть вопросы к местному Наместнику! Передайте ему, что я буду ждать его здесь, в полдень, завтра! Если он не прибудет, то в полдень послезавтра сюда придёт Орда!

__________

– Да чего ты всё усложняешь? – искренне недоумевает Алтынай, наливая мне чай через пятнадцать минут, под наши с Иосифом удивлённые и где‑то ошалевшие взгляды. – Орда в одном конном переходе отсюда! Да, нам не хватит людей, возможно, круглый год выпасать все наши стада по всей местной Степи. Но уж наведаться в эту их стражу или к Наместнику… который лишь слуга Друга моего Отца…

– Тебе не кажется что ты погорячилась и пошла не по пути наименьшего сопротивления? – деликатно намекаю, не находя, однако, правильных аргументов.

– Это как раз и был путь наименьшего сопротивления, – искренне продолжает удивляться она. – Я понимаю тебя, Иосиф, – она поворачивается к старику. – Ты привык договариваться и ладить, поскольку у тебя нет ни других путей выжить, ни иных инструментов. – Затем она поворачивается ко мне. – Понимаю и тебя, Атарбай: у тебя нет ханской тамги, и ты, как старший брат, боишься навредить мне своими неосторожными словами либо действиями.

Затем она наливает чай и себе, отпивает и продолжает:

– Но мне‑то зачем тратить время либо смирять гордость?! Только для того, чтобы не раздавить лишнего червяка?! Пф‑ф‑ф… Вместо многих часов пустопорожних разговоров, завтра просто встретимся с Наместником и всё решим раз и навсегда… За четверть часа. А этот сотник всё равно был нехорошим человеком, я же вижу… – она примирительно кладёт ладонь мне на бицепс и поглаживает его.

– Да я тоже это видел, – бормочу ей в ответ, косясь на вылезающие из орбит глаза Иосифа. Переводящего взгляд с неё на меня и обратно. – Но действовать настолько… гхм… решительно… наверное, я не всегда привык.

– Ну, у тебя же нет ханской тамги. – Философски замечает Алтынай, продолжая гладить мой бицепс. – И своей Орды тоже нет, пока что, ха‑а‑а…

Глава 21

Какое‑то время мы молча пьём чай. Лично я обдумываю варианты возможных последствий. Всё‑таки действия Алтынай лично мне порвали шаблон очень здорово…

Иосиф, видимо, прикидывает что‑то аналогичное.

Алтынай откровенно скучает, переводя взгляд с меня на Иосифа и излучая всем видом тоску по каким‑то активным действиям.

– Нам нельзя сейчас уезжать отсюда, – говорю через несколько минут, перебрав в уме все возможные векторы развития событий. – После убийства сотника стражи, оставить Иосифа и лавку мы не можем.

– Ну, до внесения ясности не можем, – уточняет Алтынай, явно выдыхая с облегчением и демонстрируя всем видом, что игра в молчанку ей надоела. – Конечно, к нему первому, если уедем, обратятся за разъяснениями.

– И мне бы очень не хотелось отвечать на вопросы стражи без вас, – Иосиф грустно смотрит на Алтынай.

– Этого не будет, – коротко отрезает она. Затем поворачивается ко мне. – Я погорячилась, когда сказала, что приду сюда завтра утром. Мне отсюда вообще уходить нельзя. Но я это поняла только сейчас.

– Благодарю, – с явным облегчением выдыхает Иосиф и поворачивается ко мне. – Ты тоже останешься?

Молча киваю.

Иосиф вздыхает второй раз, с ещё большим облегчением.

– Тогда, боюсь, занятия на сегодня временно прекращаются, – совсем без сожаления в голосе говорит Алтынай и зовёт оставшуюся в лавке четвёрку туркан (которые перебирают какие‑то тюки в складе, примыкающем прямо к лавке).

– Нам нужно позвать оставшихся шестерых, – бросает она самому молодому из четверых, и он, кивнув, исчезает. – Вы трое едете оповещать стойбища. Собираем Орду. Здесь.

– На какой срок брать припасы? – без тени эмоций спрашивает один из оставшихся в лавке троих.

– На неделю. Но только крупу. Мяса брать не нужно, проще купить здесь, – видимо, вносит коррективы в обычный порядок сборов Алтынай.

– Как быть с рыбной ловлей? Через три дня первая сделка, – напоминаю из своего угла. – Не хорошо начинать с отказа от обязательств.

– Да, чуть не забыла впопыхах… – недовольно морщится Алтынай и добавляет в сторону троих человек, – в первых трёх стойбищах скажите, чтоб от них через два дня к закату было два мерных мешка рыбы.

– Лучше поставить ловить кого‑то из молодых, – с кивком отвечает самый высокий.

– Пусть будет так, – соглашается Алтынай. – Рыбу нужно доставить сюда не позже рассвета третьего дня, считая с завтра. Ловчих гонец пусть назначит сам…

Я с интересом наблюдаю практику «штабной работы», которая призвана инициировать мобилизацию как бы не нескольких тысяч клинков. Со снабжением, логистикой и сменой дислокации… Интересно, что никаких документальных либо вещественых подтверждений устных распоряжений Алтынай никто из парней не требует .

Через какое‑то время, в лавке появляется ушедшая гулять шестёрка парней, которая, видимо, уже выслушала все новости от седьмого человека, ходившего за ними, по пути сюда.

Затем десяток на время исчезает в сторону коновязи, но буквально через пару минут появляется в лавке обратно, уже со всем снаряжением, включая личное оружие.

– Я несколько погорячилась, – роняет Алтынай. – Не сообразила, что лавку и Иосифа надо охранять. Не сообразила, что до разговора с Наместником не получится ни отдыхать, ни работать. Вы трое, можете ехать. Ещё раз: Орда собирается здесь. Оповестить стойбища по цепочке.

– Все идут сюда, или каждый второй? – спрашивает самый высокий парень, деловито ковыряясь в каком‑то бауле, брошенном прямо на пол.

– Хороший вопрос, – трёт нос Алтынай. – Как сам думаешь? Ты всё слышал.

– Если придём все, это уже будет война. – Степенно отвечает тот. – А ты пока хотела только говорить. Я думаю, каждый третий может ехать сюда. Но двое из трёх должны ждать в одной четверти перехода отсюда.

– Правильно, – резко успокаивается Алтынай. – Только не двое из трёх. Один из трёх сюда, второй из каждых трёх ждёт в одной четверти перехода, а третий из трёх пусть остаётся в ханском стойбище. Туда же пусть подтягиваются из дальних кошей.

Трое «курьеров» молча кивают и без каких‑либо эмоций исчезают в направлении коновязи.

__________

Первые люди, откликнувшиеся на зов Алтынай, начинают прибывать уже через несколько часов.

– Видимо, гнали коней, – говорит Алтынай, выходя из лавки и направляясь к нескольким десяткам туркан, гарцующим в отдалении вокруг коновязи и оглядывающимся по сторонам в поисках неё.

После коротких приветствий и совсем непродолжительных разговоров, Алтынай возвращается обратно, а прибывшие люди отъезжают в сторону степи примерно на километр и, оставаясь в полной видимости со стороны базара, явно начинают обустраиваться: разгораются костры, расставляются походные шатры, стреноженные и рассёдланные кони отгоняются ещё глубже в степь (а вокруг табуна начинают шагом нарезать круги две пары всадников), в общем, явно включается какая‑то система.

– Дождёмся прибытия ещё двух сотен, потом можно будет спать, – зевая, говорит Алтынай и снова тянется к заварному чайнику.

– Молодые люди, я, с вашего разрешения, пойду к себе, – врезается Иосиф. – Как я понимаю, вы будете заняты ближайшее время и всем будет не до лавки.

Алтынай встаёт, подходит к Иосифу и коротко кивает:

– Я не подумала о некоторых вещах. Моя вина. Исправлю.

Иосиф смотрит на неё со смесью умиления и чего‑то ещё, кивает в ответ и уходит в направлении небольшого дома, стоящего во дворе, примыкающем к лавке и смежному с ней складу.

– Слушай, такой вопрос. А где ты спать сегодня собралась? – спрашиваю о наболевшем. – Гостевой дом сегодня точно не для нас…

– Вообще ещё об этом не думала, – нахохлившись, признаётся Алтынай. – Старый план не годится, согласна. Нового плана ещё нет.

Искренне смеюсь такому ответу, привлекая внимание зевак у лавки (делающих вид, что просто слоняются без толку):

– Не буду спрашивать, а часто ли ты вначале машешь кинжалом, а потом…

Не договариваю фразу.

– Я не жалею о сделанном. – Твёрдо и прохладно отвечает Алтынай. – Ты не из нас, потому иногда просто не понимаешь.

– Давай не ссориться, – примирительно поднимаю руки. – У меня на родине говорят, что самый тяжёлый разговор в поисках совместного решения лучше, чем самая лёгкая драка или война. И я сейчас о нас с тобой, а не о туркан против дари или пашто.

– Хорошо. – Так же прохладно продолжает Алтынай. – Ты со мной?

– Что за дурацкий вопрос? Да. – Смотрю ей в глаза. – Отшлёпать бы тебя сейчас… но это будет не по шариату…

– Если уж так цепляться к правилам, то мы с тобой и в юрте одной вдвоём ночевать не должны, – замечает Алтынай, оттаивая. – Вообще…

– А чего ты только что надулась? И демонстрировала тоном, что… – не могу подобрать нужный тон и запинаюсь.

– Я же чувствую тебя, – пожимает плечами она. – Мне не понравились твои чувства. Ты жалеешь о том, что связался со мной?

– С ума сошла? – удивлённым притворяться не надо, потому что удивляюсь более чем искренне. – И в мыслях такого не имел.

– А по поводу чего тогда была твоя досада? – возвращает ипостась пытливого ребёнка Алтынай. – Я же видела…

– Ну раз такая проницательная, то слушай… Я очень не люблю, когда у меня возникают вопросы; причиной вопросов является близкий человек; а ответа на вопрос я не вижу. Или не понимаю.

– Так задавай свои вопросы, – удивлённо поднимает брови Алтынай. – Я тебя что, хоть чем‑то когда‑то обижала?

– Не обижала… Первое. Насколько я вижу, около двух полусотен людей уже прибыли. По первому твоему слову, после сообщения, переданного им на словах почти мальчишкой. – внимательно смотрю ей в глаза, наблюдая за её реакцией. – Буквально сразу, как ты позвала, побросав все свои дела. Как я понимаю это только начало. Люди ещё будут и будут прибывать, вплоть до пары тысяч под этими стенами. В течение дня или двух.

Она медленно кивает, не отводя взгляда, со словами:

– Всё верно. Так а вопрос‑то у тебя… какой ?

– Гхм… Это и есть вопрос. – Запинаюсь, потому что самому становится смешно от собственного косноязычия. – Когда мы жили в стойбище, я не видел, чтобы у тебя было какое‑то особенно привилегированное положение. А тут, целый народ по первому слову выполняет приказы маленькой девочки. Мне это не понятно. Вопрос: как так? Надеюсь, понятно спросил…

– Не уверена, что поняла вопрос, – напрягается она, – но что именно тебе не ясно? Десятники и сотники, не выполнившие задание или не явившиеся по зову хана, приговариваются к смерти. Это закон. Если их проступок менее серьёзен, им надлежит лично явиться к хану. Объяснить причины… А какой смысл десятнику являться ко мне сейчас, на зов, без своего десятка?

– А ты хан? – спрашиваю в лоб.

– Тамга у меня. – Уверенно кивает Алтынай. – Нового хана не выбирали. В ханской юрте осталась только я, ты не в счёт, ты гость. Хана же может и не быть на месте, но это не отменяет грозящих кошу и людям опасностей. Не отменяет и того, что могут быть другие необходимости срочного сбора Орды. По очень разным причинам.

– Какая интересная процедура мобилизации, – бормочу. – Только не спрашивай… А как ты этими тысячами управлять завтра будешь? Буде они тут соберутся?

– У меня разговор с Наместником, – снисходительно улыбается, как ребёнку, Алтынай. – На этот разговор мне ничьего разрешения не нужно. Я взрослая. И от имени отца с чиновником говорить вполне и могу, и имею право. Орда в разговоре не участвует, только стоит в поле временным лагерем. Со мной, в качестве сопровождающих, пойдут два‑три сотника, из тех, что постарше. Но в разговор вмешиваться не будут. Только стоять рядом.

– Удивлён до полного изумления, – только и присвистываю. – Система оказалась сложнее, чем я был готов услышать… А если что‑то в разговоре с Наместником идёт не так…

– В случае оскорбления дочери Хана, либо бунчука Хана, либо подобного, либо в случае любого ущемления части народа либо всего народа, Орда сама знает, что делать, – терпеливо завершает Алтынай.

– Мда… – продолжаю демонстрировать неподдельное изумление.

Многогранностью и определённой предусмотрительностью.

Создателя всех этих социальных и командных инструментов Орды.

– Я, конечно, знал, что у вас военная демократия, – бормочу сам себе, но вслух. – Но увидеть в действии… НЕ СПРАШИВАЙ!

– Один ради всех, и все ради одного, – опять пожимает плечами Алтынай. – Это закон. Уже давно.

А я лязгаю зубами.

__________

Примечание 1.

Конақ‑үй = гостиница на сегодняшнем языке;

Конақ=гость;

үй=дом

Примечание 2.

https://ru.wikipedia.org/wiki/Яса

К сожалению, текста Ясы не имеем. НО лично мнение автора: Орда не могла не иметь аналога принципа «один за всех и все за одного».

По целому ряду косвенных признаков (децимация, делёж добычи поровну, строгая индивидуальная ответственность за сокрытие добычи, смерть за мародёрство, и т. д. и т. п.)

Глава 22

После объяснений Алтынай, смеюсь про себя над парадоксальностью задействованных процедур и инструментов, Заставивших людей откликнуться на мимолётный призыв маленькой девочки. Видимо, тему легитимности власти в Степи я ещё не понимаю и не чувствую…

– В твоём вопросе были две ошибки, – продолжает Алтынай, между делом достав полотняный мешок с орехами из ближайшего баула и бросая по одному их себе в рот. – Первая. В десятке не было мальчиков, только взрослые воины. И гонцами были только взрослые воины.

– О второй ошибке можешь не продолжать, – перебиваю её. – Ты сейчас снова затянешь о ловле малахая. И о том, что уже можешь чуть ли не семью кормить.

– Ну да, – снова просто пожимает плечами Алтынай, придвигая мешок с орехами мне. – Сам же понимаешь. Зачем тогда глупости говоришь?

– Гхм… Ладно… Вот вторая причина моей досады. В ближайшее время тут соберётся несколько десятков сотен здоровых мужчин. Все с оружием, готовые воевать. Стоят компактным лагерем в полёте стрелы от города. – Собираюсь с мыслями, как бы поделикатнее поднять ещё один важный с моей точки зрения вопрос. – У них есть определённые потребности. Это потребности взрослых мужчин, ты понимаешь, о чём я. Из своего обычного образа жизни они вырваны почти мгновенно, минимум на неделю, твоим приказом. По моему личному опыту, такие большие количества людей с оружием в руках, рядом с мирным городом, это всегда масса трудностей и бед. Каким бы идеальным ни было войско.

Ничего не скрывая, смотрю ей в глаза.

– Я понимаю тебя, – не отводит взгляда Алтынай, абсолютно при этом не волнуясь. – Но я сейчас понимаю тебя, как дочь хана, видевшая больше других, потому что много где бывала… А не как дочь своего народа. Я не знаю, в каком войске ты служил раньше, но ты просто не знаешь Законов Степи и Правил Орды. Есть правило: «Каждый воин получает своё оружие из рук непосредственного командира перед началом похода или битвы». Воины прибыли, но разрешения достать оружие не получили. Если я завтра не скажу, то и не получат.

– Почти успокоила… Как насчёт остального?

– Ещё одно правило: «Под страхом смертной казни, запрещено воинам грабить, даже врага, и мародёрствовать, покуда командующий не дал разрешения…». То же самое за насилие над женщинами, девушками либо девочками. Разрешения я не давала. – Алтынай серьёзно смотрит на меня. – Ладно, я же вижу, что ты не успокоишься. Да и ночевать нам всё равно где‑то надо, не в город же идти… Пошли ночевать в лагерь. Сам на всё посмотришь. Согласен? Может быть, на все свои странные вопросы сможешь себе ответить самостоятельно. Не задавая их вслух.

Развожу руками и поднимаюсь вслед за ней.

__________

Соглашаясь с моим предложением, Алтынай соглашается пройтись до лагеря пешком.

В лагере наблюдаю на удивление хорошо организованный процесс: уже частично поставлены походные шатры, какие‑то люди разводят огонь, что‑то варят…

Меня удивляет то, что все, встретившиеся нам по пути, поприветствовав Алтынай, потом идут здороваться и со мной, как со старым знакомым. Протягивая при этом то кусок вяленого мяса, то курт, то лепёшку.

Когда достигаем центра лагеря и Алтынай находит какого‑то человека, которого разыскивала (кажется, в ранге сотника), у меня уже еды с собой на полноценный ужин.

Перемолвившись с этим самым сотником буквально парой слов, Алтынай кивает на ближайший шатёр:

– Спим сегодня тут.

Затем она забирает у меня из рук половину лепёшки и кусок мяса, садится на уже кем‑то постеленную кошму, закрывает глаза и жуёт с закрытыми глазами. Видимо, сбрасывая всё же серьёзное для тринадцатилетнего ребёнка напряжение…

– Не понимаю. Когда я тебя вёз от пашто вначале, я не увидел Орды: была толпа народа, где‑то даже несчастная. – Тоже прикрываю глаза и говорю вслух, что приходит на ум. – И уж никак не упорядоченная. По крайней мере, похожего на порядок я ничего тогда не увидел. А сейчас вижу тех же людей, но уже как единое целое. Странно…

– Надо быть женщиной, чтобы чувствовать, как мать: нет надежды – всё равно что нет войска. – непонятно отвечает Алтынай, не открывая глаз, почему‑то я это чувствую . – Тогда мы видели непобедимого врага, грядущий голод. Грозивший неизбежной смертью нашим детям. Угроза смерти детей очень плохо сказывается на порядке и дисциплине войска. Кроме того, лично я тогда  ещё не отвыкла от брата, привыкла полагаться на его решения. А твоё внимание в тот момент было сосредоточено больше на мне, чем на окружающих. Ты и сейчас считаешь меня маленькой девочкой, а уж тогда… Согласен?

Киваю, потом соображаю, что она не видит сквозь прикрытые веки.

– Да, – дублирую голосом.

– Кроме того, поначалу лично я предательство пашто восприняла как удар от брата в спину. Растерялась. А сейчас я пришла в себя и вижу, что враги всего лишь люди. Не самые лучшие, но всего лишь люди. Чужие нам. Как вести себя с чужими, я знаю…

__________

Несмотря на положенное время, Наместник сегодня пропускает положенный вечером намаз: не то сегодня настроение, да простит Аллах…

Наместник знал хана туркан, прибывших в провинцию, и раньше: с ежегодных празднеств у Султана. Сам хан туркан, кстати, куда‑то отправлялся с воинами по приказу Султана. Интересно, уже вернулся, что ли?

Наверное, всё‑таки нет. Потому что иначе вызов на базарную площадь присылала бы не девчонка.

А с другой стороны, уже несколько разных людей за последние два часа донесли, что Орда начала прибывать на оговоренное место сотнями и полусотнями. Раскинув походный лагерь прямо под стенами города, в минуте скачки галопом от базара.

С убийством сына хана вышло, конечно, неладно… Но не искать же среди своих, в самом деле? Тем более, в жизни столько важных дел и удовольствий…

Хорошо бы, конечно, разогнать туркан, то есть, убрать лагерь Орды. От стен города. Но собственно войск и стражи в городе лишь около трёх сотен человек. Есть, конечно, ещё и дворцовая охранная сотня, но это так, декоративно. И против Орды несерьёзно.

Чтоб уверенно справиться с Ордой, надо поднимать окрестные рода пашто. Собирая их по окрестностям гор, разбросанным на десятки миль вокруг.

Чего у кочевников‑туркан не отнять, конечно, так это мобильности и единоначалия: по своим правилам, на зов хана они являются галопом и в тот же момент. Как получат известие о сборе Орды.

Попробовал бы кто провернуть такое с пашто… не оговорив предварительно долей добычи каждому роду, сроков похода, и многого‑многого другого…

А какая может быть добыча с военного лагеря туркан, которые, к тому же, просто так не разойдутся? А наверняка будут сражаться…

Но это так, не более чем мечты. Во‑первых, не во власти Наместника командовать степной Орде. И даже мыслей таких вслух лучше не говорить… Хватит и того дурацкого письма с указанием хану явиться во дворец. Так неудачно оставшегося в ханском стойбище (как бы его ещё получить обратно…) и написанного, хоть и собственноручно, но не иначе как в хмельном бреду.

Во‑вторых, войны сейчас нет. И собирать войска так, как это делается только в случае войны и только по приказу Султана из Столицы, просто немыслимо. Да ещё и из‑за чего? Из‑за рядовой размолвки с одним из племён провинции… имя коим миллион…

С другой стороны, Орда в городе тоже не может ни командовать, ни распоряжаться. Хотя, от присутствия нескольких десятков сотен вооружённых воинов под чужой командой, у любого градоначальника заболит голова…

Так и не придя к какому‑то решению относительно вызова дочери хана завтра на встречу, Наместник решает отложить решение вопроса с Ордой: уже десятый час пополудни. В купальнях девушки уже всё подготовили для омовения господина.