Текст книги "Неизбежная могила (ЛП)"
Автор книги: Роберт Гэлбрейт
Жанр:
Криминальные детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 50 (всего у книги 60 страниц)
Руфус, похоже, отнюдь не чувствовал сожаления по этому поводу, а был весьма доволен.
– Вы случайно не помните дату, когда вы покинули ферму? – спросила Робин.
– Двадцать восьмое июля.
– Почему вы так уверены? – спросила Робин.
Как она и ожидала, Руфус не обиделся, а только обрадовался возможности проявить свои дедуктивные способности.
– Это было накануне той ночи, когда на ферме утонул ребенок. Мы читали об этом в газетах.
– Как именно вы покинули ферму? – спросила Робин.
– На машине отца. Он успел забрать ключи, притворившись, что хочет проверить, не разрядился ли аккумулятор.
– Вы видели что-нибудь необычное, когда уезжали с фермы?
– Например?
– Может, кто-нибудь не спал, хотя должен? Или, – Робин подумала о Джордане Рини, – спал более крепко, чем следовало бы?
– Не понимаю, как я должен был бы понять это, – ответил Руфус. – Нет, мы не заметили ничего необычного.
– Вы или ваша сестра когда-нибудь возвращались на ферму Чапмена?
– Я точно нет. Насколько я знаю, Рози тоже не возвращалась.
– Вы сказали, что ваш отец вернулся на ферму Чапмена в 2007 году?
– Верно, – обрадовался Руфус теперь уже так, будто Робин наконец-то проявила подобие интеллектуальных способностей, вспомнив факт, сообщенный ей пару минут назад. – Он устроился в другой университет, но снова стал ссориться с коллегами и чувствовал себя не в своей тарелке, поэтому он опять подал в отставку и вернулся в ВГЦ.
Робин, производившая быстрые мысленные расчеты, пришла к выводу, что на момент второго появления Уолтера на ферме Чапмена Цзяну было около десяти лет и, следовательно, он был достаточно взрослым, чтобы помнить его.
– Почему он так быстро уехал в тот раз?
– Рози заболела менингитом.
– О, мне так жаль, – сказала Робин.
– Она выжила, – сказал Руфус, – но моей матери снова пришлось разыскивать его, чтобы дать ему знать.
– Это очень полезная информация, – отметила Робин.
– Не понимаю, почему, – ответил Руфус. – Наверняка уже много людей присоединилось к церкви и покинуло ее. Смею предположить, что наша история довольно распространена.
Решив не спорить, Робин сказала:
– А вы не знаете, где сейчас находится Рози? Хотя бы город? Она взяла фамилию мужа?
– Она никогда не была замужем, – сказал Руфус, – но сейчас она Бхакта Даса.
– Она – что, простите?
– Обратилась в индуизм. Может, она в Индии, – Руфус снова усмехнулся. – Она похожа на моего отца: глупые увлечения. Бикрам-йога. Благовония.
– А ваша мать знает, где она? – спросила Робин.
– Возможно, – ответил Руфус, – но сейчас она в Канаде, навещает свою сестру.
– А, – произнесла Робин. – Это объясняет, почему миссис Фёрнсби так и не ответила на наши звонки.
– Ну что ж, – Руфус посмотрел на часы, – это действительно все, что я могу вам сообщить, и поскольку у меня много работы...
– Последний вопрос, если вы не возражаете, – сказала Робин, и ее сердце снова забилось, когда она достала из сумки свой мобильный. – Вы не помните, чтобы у кого-нибудь на ферме был фотоаппарат «Полароид»?
– Нет. Туда нельзя было брать ничего подобного. К счастью, я оставил свою «Нинтендо» в машине отца, – сказал Руфус с довольной ухмылкой. – Рози пыталась взять свою с собой, но ее конфисковали. Наверное, она до сих пор там.
– Это может показаться странным вопросом, – сказала Робин, – но Рози когда-нибудь наказывали на ферме?
– Наказывали? Насколько я знаю, нет, – ответил Руфус.
– И она точно не хотела покидать ферму? Не была рада уехать?
– Точно, я же уже сказал.
– И – это еще более странный вопрос, я знаю – она когда-нибудь упоминала, что носила маску свиньи?
– Маску свиньи? – повторил Руфус Фёрнсби, теперь хмурясь. – Нет.
– Я хочу показать вам фотографию, – Робин размышляла, даже произнося это, насколько неправдивыми будут ее слова. – Это очень неприятно, особенно для родственника, но я подумала, не могли бы вы сказать мне, является ли смуглая девушка на этой фотографии Рози.
Она открыла одну из фотографий людей в масках свиней, на которой темноволосая девушка сидела одна, обнаженная, с широко расставленными ногами, и передала телефон через стол.
Реакция Фёрнсби была мгновенной.
– Как...? Вы – это отвратительно! – закричал он так громко, что головы в переполненном кафе повернулись. – Это точно не моя сестра!
– Мистер Фёрнсби, я...
– Я обращусь к адвокатам по поводу вас! – прогремел он, вскакивая на ноги. – К адвокатам!
109
Наступает тот внутренний разлад, который, например, в семье выражается разладом между мужем и женой.
«И цзин, или Книга перемен»
Перевод Ю. К. Щуцкого
– А потом он выбежал вон, – заключила Робин сорок минут спустя. Сейчас она сидела рядом со Страйком в его припаркованном «БМВ», из которого он наблюдал за офисом человека, которого они прозвали Хэмпстедом.
– Хм, – произнес Страйк, держа в руках один из купленных Робин по дороге стаканчиков с кофе. – Так он обезумел, потому что это его сестра, или боялся, что мы будем так утверждать?
– Судя по его реакции, это могло быть и то, и другое, но если это была не Рози...
– Почему кто-то, выдававший себя за женщину-полицейского, пытался предостеречь его от разговора с нами?
– Вот именно, – сказала Робин.
Она позвонила Страйку сразу после того, как вышла из Института гражданского строительства, и он попросил ее встретиться с ним на Дорсет-стрит, в нескольких минутах езды на метро. Страйк все утро сидел в своей припаркованной машине, наблюдая за входом в офис Хэмпстеда: занятие, которое, как он предполагал, окажется безрезультатным, поскольку если Хэмпстед до сих пор и делал что-то подозрительное, то лишь ночью.
Страйк отхлебнул кофе, затем сказал:
– Мне это не нравится.
– Извини, я не...
– Я не про кофе. Я имею в виду эти таинственные телефонные звонки всем, кого мы опрашиваем. Мне не нравится, что «корса» следит за нами, а некий парень наблюдал за офисом прошлой ночью, а еще есть тот, что преследовал тебя в метро.
– Я же сказала тебе, он не преследовал меня. Я просто на нервах.
– Да, но я вот не был на нервах, когда вооруженный взломщик попытался вскрыть дверь нашего офиса с помощью пистолета, хотя Кевин Пёрбрайт вполне мог испугаться, когда понял, что ему вот-вот прострелят голову.
Страйк вытащил из кармана свой мобильный и протянул его Робин. Посмотрев вниз, она увидела ту же самую фотографию прекрасного Джонатана Уэйса, которая был размещена на огромном плакате на стене здания рядом с ее квартирой. Внизу была подпись:
Интересуетесь Всемирной гуманитарной церковью?
Приходите к нам
19:00, пятница, 12 августа
СУПЕРСЛУЖБА 2016
ПАПА ДЖЕЙ В «ОЛИМПИИ»
– Сомневаюсь, что сегодня вечером в «Олимпии» найдется кто-нибудь, кто больше меня интересуется Всемирной гуманитарной церковью, – сказал Страйк.
– Ты не можешь туда пойти!
Хотя Робин тут же устыдилась собственной паники и забеспокоилась, что Страйк посчитает ее дурой, сама мысль о том, чтобы войти в пространство, где всем заправлял папа Джей, пробудила воспоминания, которые Робин пыталась подавлять каждый день с тех пор, как покинула ферму Чапмена, но они все равно всплывали почти каждую ночь в ее снах.
Страйк понимал неадекватную реакцию Робин лучше, чем она полагала. Долгое время после того, как ему оторвало половину ноги в той взорвавшейся машине в Афганистане, определенные переживания, определенные звуки, даже определенные лица вызывали первобытную реакцию, ему потребовались годы, чтобы справиться с ней. Особый вид грубого юмора, которым он делился с людьми, которые были в теме, помогал ему пережить самые мрачные моменты, поэтому он ответил:
– Типичная материалистическая реакция. Лично я думаю, что очень быстро стану чистым духом.
– Ты не можешь, – Робин старалась, чтобы ее голос звучал разумно, а не так, как будто она пыталась развеять яркое воспоминание о том, как Джонатан Уэйс приставал к ней в той комнате с отделкой цвета морской волны, называя ее Артемидой. – Тебя узнают!
– До ужаса на это надеюсь. В этом-то все и дело.
– Что?
– Они знают, что мы ведем расследование в отношении церкви, мы знаем, что они знают, они знают, что мы знаем, что они знают. Пришло время прекратить играть в эту глупую игру и по-настоящему посмотреть Уэйсу в глаза.
– Страйк, если ты расскажешь ему хоть что-нибудь из того, что люди рассказали мне на ферме Чапмена, у этих людей будут большие, очень большие неприятности!
– Ты имеешь в виду Эмили?
– И Линь, которая все еще у них, на самом деле, и Шону, и даже Цзяна, не то чтобы он мне сильно нравился. Ты связываешься…
– С силами, которых я не понимаю?
– Это не смешно!
– По-моему, в этом нет ничего смешного, – без улыбки произнес Страйк. – Как я только что сказал, мне не нравится, как все складывается, и я не забыл, что по текущим подсчетам у нас есть одно явное убийство, одно предполагаемое убийство, два доведения до самоубийства и двое пропавших детей – но кем бы ни был Уэйс, он не дурак. Он может сколько угодно возиться со страницами Википедии, но было бы огромной стратегической ошибкой прострелить мне голову в «Олимпии». Если они поймут, что я там, держу пари, Уэйс захочет поговорить со мной. Он захочет узнать, что нам известно.
– Ты ничего не добьешься от разговора с ним! Он просто соврет и...
– Ты думаешь, что мне нужна информация?
– Какой смысл говорить с ним, если тебе не нужна информация?
– Тебе не приходило в голову, – сказал Страйк, – что я сомневался, отпускать ли тебя сегодня к Руфусу Фёрнсби одну, на случай, если с тобой что-нибудь случится? Ты понимаешь, как легко было бы обставить твое убийство как самоубийство? «Она кинулась с моста – или бросилась под машину, или повесилась, или перерезала себе вены, – потому что не могла предстать перед судом по обвинению в жестоком обращении с детьми». Ты бы вряд ли смогла дать отпор тому парню, который наблюдал за нашим офисом прошлой ночью, если бы он решил затащить тебя в машину. Я позволил тебе побеседовать с Фёрнсби, потому что его офис находится в центре Лондона, и было бы чистым безумием устраивать похищение там, но это не значит, что я не думаю, что риска нет. Поэтому на будущее: я хочу, чтобы ты пользовалась такси, никакого общественного транспорта, а вообще я бы предпочел, чтобы ты не ездила на работу в одиночку.
– Страйк…
– Ты не можешь сама себе противоречить, черт побери! Ты не можешь говорить мне, что они жестокие и опасные, а потом скакать по Лондону...
– Знаешь что, – яростно произнесла Робин, – я была бы очень признательна, если бы каждый раз, когда мы ведем подобную дискуссию, ты не использовал такие слова, как «скачешь», описывая мои передвижения.
– Ладно, не скачешь, – сказал раздраженный Страйк. – Черт возьми, это так сложно? Мы имеем дело с группой людей, которые, по нашему мнению, способны на убийство, и два человека, которые сейчас наиболее опасны для них, – это ты и Рози Фёрнсби, и если что-нибудь случится с кем-либо из вас, это будет на моей совести.
– О чем ты говоришь? Почему это на твоей совести?
– Это я отправил тебя на ферму Чапмена.
– Еще раз повторяю, – взбешенно проговорила Робин, – ты никуда меня не отправлял. Я, черт возьми, не комнатное растение, я хотела взяться за эту работу, я подписалась на нее добровольно, и, кажется, я помню, как ехала туда на микроавтобусе, а не ты меня туда отвозил.
– Ладно, отлично: если ты окажешься мертвой в канаве, это будет не моя вина. Ура. К сожалению, то же самое нельзя сказать о Рози, или Бхакте, или кем бы она, мать ее, ни была сейчас.
– Как, черт возьми, это может быть твоей виной?
– Потому что я облажался, не так ли? Подумай! Почему церковь так интересуется местонахождением девушки, которая пробыла на ферме Чапмена всего десять дней двадцать один год назад?
– Из-за «полароидных снимков».
– Да, но откуда церковь знает, что у нас есть эти снимки? Потому что, – Страйк начал отвечать на свой собственный вопрос, – я показал их не тому гребаному человеку, который им доложил об этом. У меня сильные подозрения, что этот человек – Джордан Рини. Он рассказал об этом тому, кто позвонил ему после нашей беседы и представился его женой. Судя по реакции Рини, он точно знал, кто скрывается за этими свиными масками. Сейчас меня не интересует, присутствовал ли он на этой съемке. Дело в том, что человек на другом конце провода узнал, что у меня есть доказательства, позволяющие увидеть церковь погребенной под цунами грязи. Маски свиней, подростки, насилующие друг друга? Это гарантированно будет на первой полосе каждого таблоида, и все старые материалы о Коммуне Эйлмертон снова всплывут на поверхность. Они захотят заткнуть рты всем, кто был на этих фотографиях, потому что, если кто-то из свидетелей даст показания, церковь будет по-настоящему уничтожена. Я подвергаю Рози Фёрнсби опасности, и именно поэтому я хочу встретиться с Джонатаном Уэйсом.
110
Сильная черта на пятом месте. Летящий дракон находится в небе. Благоприятна встреча с великим человеком.
«И цзин, или Книга перемен»
Перевод Ю. К. Щуцкого
Еще до прибытия в «Олимпию» в пятницу поздно вечером Страйк знал, что Всемирная гуманитарная церковь распространена по всему миру, а ее членами являются десятки тысяч человек. Кроме того, посмотрев несколько видеороликов с проповедями Джонатана Уэйса на Ютубе, он знал, что этот человек несомненно обладает харизмой. Тем не менее, он был поражен огромным количеством людей, направлявшихся к викторианскому фасаду огромного конференц-центра. В толпе были люди всех возрастов, включая семьи с детьми.
Примерно пятая часть собравшихся была одета в спортивные костюмы ВГЦ темно-синего цвета. В основном это были симпатичные люди, хотя и заметно худее тех, кто носил обычную одежду. Их волосы не были окрашены, на них не было украшений или видимых татуировок, как и не было среди тех, кто носил спортивные костюмы ВГЦ, семей. Если они и были каким-то образом сгруппированы, то только по возрасту, и, приблизившись ко входу, он обнаружил, что следует за компанией двадцатилетних молодых людей, возбужденно переговаривающихся на немецком языке, который Страйк знал достаточно хорошо (со времен службы в Германии), чтобы понять, что один из них еще никогда лично не бывал на выступлениях Папы Джея.
Около двадцати молодых людей в спортивных костюмах ВГЦ, которые, судя по всему, были отобраны по их крепкому телосложению, силе или и тому, и другому, стояли неподалеку от дверей, а их взгляды постоянно перемещались, сканируя толпу. Вспомнив, что сотрудника Паттерсона без промедления выдворили из храма на Руперт-корт, Страйк предположил, что они высматривают известных им нарушителей порядка. Поэтому он постарался встать чуть прямее, максимально отделившись от группы немцев, и намеренно поймал взгляд чуть криво посаженных глаз невысокого плотного парня со слегка волнистыми волосами, который подходил под данное Робин описание Цзяна Уэйса. Увлеченный далее толпой, Страйк не успел заметить никакой реакции на свое появление.
За входными дверями охранники обыскивали сумки. Страйка направили к очереди для заранее купивших билеты, а не к ряду симпатичных молодых девушек из ВГЦ, продающих билеты менее организованным людям. Он не преминул широко улыбнуться девушке, проверявшей его билет. У нее были коротко подстриженные торчащие в разные стороны черные волосы, и кажется, ему не показалось, что внезапно ее глаза округлились от удивления.
Пройдя дальше, Страйк услышал звуки незнакомой ему рок-песни, которые становились все громче по мере приближения к Большому залу.
…еще один диссидент,
Забери свои доказательства…94
Поскольку ему нужно было только одно место, Страйку удалось купить билет во второй ряд быстро заполняющегося зала. Протиснувшись с извинениями мимо вереницы молодых людей в спортивных костюмах, он наконец добрался до своего места и сел между молодой блондинкой в синем спортивном костюме и пожилой женщиной, стоически жующей ириску.
Через несколько секунд после того, как он сел, девушка справа от него, которой, по его предположению, было не больше двадцати, обратилась к нему с акцентом, выдававшим в ней американку:
– Привет, я Санчия.
– Корморан Страйк.
– Первый раз на службе?
– Да, все так.
– Ого. Ты выбрал очень удачный день. Вот увидишь.
– Звучит многообещающе, – сказал Страйк.
– Почему ты заинтересовался ВГЦ, Корморан?
– Я частный детектив, – ответил Страйк. – Меня наняли для расследования деятельности церкви, особенно в связи с сексуальным насилием и подозрительными смертями.
Он как будто плюнул ей в лицо. Открыв рот, она несколько секунд смотрела на него не моргая, а затем быстро отвела взгляд.
Из колонок по-прежнему громко звучала рок-песня:
…иногда тяжело дышать, О боже.
На дне моря, да, да…
В центре зала, под высоким изогнутым белым потолком из железа и стекла, находилась блестящая черная пятиугольная сцена. Над ней располагались пять огромных экранов, которые, несомненно, позволят даже с самых дальних кресел увидеть Джонатана Уэйса крупным планом. Еще выше располагались пять ярко-синих баннеров с логотипом ВГЦ в форме сердца.
Немного пошептавшись со своими спутниками, Санчия встала со своего места.
Волнение в зале нарастало по мере его заполнения. По оценкам Страйка, здесь собралось не менее пяти тысяч человек. Зазвучала другая песня – «It’s The End of the World as We Know It» группы «R.E.M.». Когда до официального начала службы оставалось пять минут, и почти все места были заняты, свет начали постепенно приглушать, раздались преждевременные аплодисменты и несколько восторженных криков. Они возобновились, когда ожили экраны над пятиугольной сценой, и все присутствующие в зале смогли увидеть короткую процессию людей в накидках, идущих в свете прожекторов по проходу к передним креслам на противоположной стороне зала. Страйк узнал Джайлза Хармона, который вел себя с достоинством и серьезностью, подобающими человеку, собирающемуся получить почетную степень; Ноли Сеймур, чья накидка слегка поблескивала от умеренного количества блесток и выглядела так, словно была сшита на заказ специально для нее; высокого и красивого доктора Энди Чжоу со шрамом; девушку с блестящими волосами и идеальными зубами, которую Страйк узнал по фотографии на сайте церкви как Бекку Пёрбрайт, и еще несколько человек, среди которых были пучеглазый член парламента, чье имя Страйк и не знал бы, если бы Робин не сообщила его в письме с фермы Чапмена, и мультимиллионер-упаковщик, который махал рукой ликующей толпе в манере, которую Страйк отнес бы к разряду нелепых. Это, как он знал, были Главы церкви, и он сфотографировал их на телефон, отметив отсутствие Мазу Уэйс, а также тучного Тайо с крысиным лицом, которому он разбил голову кусачками у забора на ферме Чапмена.
Сразу за доктором Чжоу, попав в свет прожектора, когда доктор Чжоу занимал свое место, на экране показалась блондинка средних лет, волосы которой были завязаны сзади бархатным бантом. В то же мгновение, когда Страйк попытался получше разглядеть эту женщину, на экране появилась черная заставка с просьбой отключить все мобильные устройства. Пока Страйк выполнял эту просьбу, его соседка-американка вернулась обратно, заняла свое место и наклонилась в другую сторону от него, чтобы прошептать что-то одному из своих спутников.
Свет еще больше приглушили, усиливая нетерпение публики. Теперь все начали ритмично хлопать. В зале скандировали «Папа Джей!», и наконец, когда зазвучали первые такты песни «Heroes», в зале стало темно, и с криками, отражающимися от высокого металлического потолка, пять тысяч человек (за исключением Корморана Страйка) вскочили на ноги, свистя и аплодируя.
Джонатан Уэйс, уже стоящий на сцене, появился в свете прожектора. Уэйс, чье лицо теперь показывали на всех экранах, махал рукой, поворачиваясь к каждому уголку огромного зала, время от времени останавливаясь, чтобы вытереть глаза; он качал головой, прижимая руку к сердцу; кланялся снова и снова, сжимая руки в стиле «намасте». Ничего показного: смирение и самоуничижение выглядели совершенно искренне, и Страйк, единственный, насколько он мог судить, не аплодирующий человек в зале, был поражен актерскими способностями этого человека. Красивый и подтянутый, с густыми темными, слегка поседевшими волосами и крепкой челюстью, и если бы на нем был смокинг, а не длинная накидка темно-синего цвета, он бы вполне естественно выглядел на любой красной дорожке мира.
Аплодисменты продолжались пять минут и стихли только после того, как Уэйс сделал успокаивающий, призывающий к тишине жест руками. Но даже после того, как наступила практически полная тишина, раздался женский возглас:
«Я люблю тебя, Папа Джей!»
– И я люблю тебя! – сказал улыбающийся Уэйс, и в этот момент раздался новый взрыв криков и аплодисментов.
Наконец, зрители заняли свои места, и Уэйс, надев микрофонную гарнитуру, начал медленно обходить пятиугольную сцену по часовой стрелке, вглядываясь в толпу.
– Спасибо... спасибо за такой теплый прием, – начал он. – Знаете... перед каждой суперслужбой я спрашиваю себя... достойный ли я проводник? Нет! – сказал он серьезно, потому что раздались новые возгласы обожания. – Я спрашиваю, потому что это нелегкое дело – выступать в качестве орудия Благословенного божества! Многие люди до меня провозглашали миру, что они проводники света и любви, возможно, даже верили в это, но ошибались... Как самонадеянно со стороны человека называть себя святым! Разве вы так не думаете? – Он огляделся вокруг, улыбаясь, когда на него посыпался град выкриков «нет».
«Ты святой!» – крикнул кто-то с верхних мест, и толпа засмеялась, как и Уэйс.
– Спасибо, друг мой! – поблагодарил он. – Но это вопрос, который встает перед каждым честным человеком, когда он поднимается на подобную сцену. Этот вопрос мне часто задают некоторые представители прессы, – раздались бурные возгласы неодобрения. – Нет! – сказал он, улыбаясь и качая головой, – не надо их освистывать! Они правы, что задают этот вопрос! Мир полон шарлатанов и мошенников – хотя некоторым из нас хотелось бы, чтобы пресса уделяла больше внимания нашим политикам и акулам капитализма, – раздались оглушительные аплодисменты, – совершенно справедливо спросить, по какому праву я стою перед вами, говоря, что я видел Божественную истину и что я не ищу ничего, кроме способа поделиться ею со всеми, кто восприимчив. Поэтому все, о чем я прошу вас сегодня вечером – тех, кто уже присоединился к Всемирной гуманитарной церкви, и тех, кто еще не присоединился, скептиков и атеистов – да, пожалуй, особенно их, – произнес он с легким смешком, которому услужливо вторила толпа, – это принять одно простое утверждение, если вы считаете себя в силах. Оно ни к чему вас не обязывает. Оно не требует ничего, кроме открытого разума. Как вы думаете, возможно ли, что я видел Бога, что я знаю Бога так же хорошо, как и своих ближайших друзей, и что у меня есть доказательство вечной жизни? Возможно ли это? Я прошу только одного – не верить, не принимать слепо на веру. Если вы считаете, что можете это произнести, то я прошу вас сказать мне сейчас следующее...
Экраны вновь окрасились в черный цвет, и на них белыми буквами были написаны три слова.
– Вместе! – сказал Джонатан Уэйс, и толпа проревела ему в ответ эти три слова:
«Я допускаю возможность!»
Корморан Страйк, сидевший со сложенными руками и выражением глубокой скуки на лице, не допустил никакой возможности.
111
Деятельность женщины, жены и хозяйки, замкнута интересами семьи, муж заинтересован в общественной жизни за пределами его дома.
«И цзин, или Книга перемен»
Перевод Ю. К. Щуцкого
Робин находилась в офисе на Денмарк-стрит. Пат уже ушла, и Робин подумывала дождаться возвращения Страйка со встречи с Уэйсом, потому что Мёрфи сегодня был на ночном дежурстве.
Из-за беспокойства ей было трудно сосредоточиться. Встреча с Уэйсом, должно быть, уже шла полным ходом. Робин волновалась о Страйке, прокручивая в своем воображении варианты, которые, как она осознавала, были маловероятными, если не сказать иррациональными. Например, что Страйк сталкивается с полицией, которой сообщили о состряпанном церковью ложном обвинении против него. Или Страйка затаскивают в микроавтобус ВГЦ – этот способ похищения с улицы Робин он сам озвучил несколько дней назад.
– Ты ведешь себя совершенно нелепо, – сказала она себе, но это ее не успокоило.
Несмотря на то, что между ней и внешним миром было два первоклассных антивандальных замка, она чувствовала себя более напуганной, чем за все время с тех пор, как покинула ферму Чапмена. Сейчас она понимала, почему те, кому по-настоящему промыли мозги, продолжали бояться Утонувшего пророка даже после того, как признали, что верование церкви было ошибочным. Ей пришла в голову абсурдная мысль о том, что за смелое вторжение в то место, где находится Джонатан Уэйс, Страйк получит какое-то сверхъестественное наказание. Умом она понимала, что Уэйс мошенник, но ее страх перед ним нельзя было победить с помощью одного только разума.
К тому же, оставаясь одной, было невозможно не вспоминать то, что она не пускала в свои мысли и пыталась подавить. Ей показалось, что она снова почувствовала руку Джонатана Уэйса у себя между ног. Она увидела, как Уилл Эденсор, держась за пенис, надвигается на нее, и почувствовала его удар. Она вспомнила – и это было почти такое же постыдное воспоминание, как и остальные, – как она встала на колени, чтобы поцеловать ноги Мазу. Затем она вспомнила Джейкоба, умирающего без должного лечения в той грязной комнате на чердаке, и о том, что до сих пор неизвестно, предъявит ли полиция ей обвинение в сексуальном насилии над детьми.
– Перестань думать обо всем этом, – твердо приказала она себе, направляясь к чайнику.
Заварив себе, вероятно, восьмую или девятую порцию кофе за день, Робин отнесла чашку в кабинет и встала перед доской на стене. Решив заняться чем-нибудь полезным, а не предаваться унынию, она более внимательно, чем ранее, изучила шесть полароидных снимков обнаженных подростков, которые нашла в коробке из-под печенья на ферме Чапмена. Это было гораздо легче сделать, когда Страйка не было рядом.
Смуглая, обнаженная, пухленькая девушка – если они не ошиблись, Розалинда Фёрнсби – была единственной, кого снимали не в компании других людей. Если бы у них была только эта фотография, Робин, возможно, могла решить, что Рози позировала добровольно, если бы впечатление не портила маска свиньи. Робин, конечно, питала особое отвращение к маскам животных. Изнасиловавший ее человек надевал латексную маску гориллы во время своих преступлений.
На следующем фото было видно, как узнаваемый по своим тонким волосам Пол Дрейпер овладевает Кэрри сзади.
На третьем снимке Дрейпера насиловал Джо Джексон, если опять-таки они не ошиблись в его опознании. Джексон за волосы оттягивал голову Дрейпера назад, сухожилия на шее Дрейпера напряглись, и Робин, казалось, видела гримасу боли на круглом лице подростка, который на фото из старой газетной вырезки, размещенной в правом верхнем углу доски, казался робким и забитым. Вспышка фотоаппарата высветила край чего-то, что на этом снимке напоминало какую-то машину. Юристы ВГЦ, конечно, могли возразить, что во многих сараях по всей стране хранилось много машин.
На четвертом полароидном снимке темноволосой девушкой спереди овладел мужчина с татуировкой в виде черепа, ее ноги были разведены в стороны, и теперь Робин заметила глубокую ссадину на ее левом колене, которой не было на первом снимке. Либо эти полароидные снимки были сделаны в разное время, либо она получила травму во время съемок.
На пятом снимке блондинка Кэрри приподняла маску достаточно высоко, чтобы заняться с Дрейпером оральным сексом, в то время как мужчина с тату в виде черепа овладел ею сзади. Вспышка осветила край чего-то, похожего на винную бутылку. Прочитав записи Страйка о его разговоре с Генри Уортингтон-Филдсом, Робин помнила, что позже Джо Джексон завербовал Генри в баре, несмотря на церковный запрет на алкоголь.
На шестом и последнем снимке смуглая девушка занималась оральным сексом с мужчиной с татуировкой в виде черепа, а Дрейпер проникал в нее вагинально. Теперь Робин заметила то, чего не видела раньше. То, что она приняла за тень, оказалось не тенью: на члене мужчины с татуировкой в виде черепа, похоже, был черный презерватив.
Робин охватило отвращение к себе, и она отвернулась от фотографий. В конце концов, это были не просто кусочки головоломки. Джо Джексон, к которому она не испытывала жалости, возможно, сейчас благополучно делает карьеру в церкви, но Кэрри и Пол оба погибли при ужасных обстоятельствах, а на Рози, хотя она еще не знала об этом наверняка, охотились, и все потому, что когда-то она была достаточно наивна, чтобы доверять тому, кто заманил ее в сарай.
Робин снова села в кресло Страйка, представив, как юная Рози украдкой убегает вместе со своими отцом и братом всего за несколько часов до того, как грузовик с овощами покинул ферму Чапмена с Дайю на борту…
Тут Робин осенила идея так внезапно, что она выпрямилась на стуле, словно ей кто-то приказал сосредоточиться. В детском общежитии в ту ночь должен был находиться еще один человек… могла ли это быть Рози? Неужели эта девушка использовала старый трюк, спрятав подушки под одеялами вместо себя, чтобы ввести в заблуждение Кэрри, прежде чем улизнуть с фермы навсегда? Это объяснило бы, почему Эмили не видела второго воспитателя. И это также могло бы объяснить странное нежелание Кэрри (до того, как она увидела полароидные снимки и поняла, что невозможно скрыть происходившее в сарае), раскрыть личность того второго человека, который должен был дежурить. Потому что, если его найдут, он мог бы рассказать не только о безответственном обращении с детьми, но и о свиных масках и содомии.
Робин вернулась в приемную, открыла картотечный шкаф и достала папку с делом ВГЦ. Вернувшись к столу партнеров, она еще раз пробежалась глазами по заметкам, которые сделала во время интервью с Руфусом, затем снова просмотрела распечатки записей о том, где жила семья Фёрнсби. Уолтер больше не владел никакой недвижимостью. Мать Рози жила в Ричмонде, в то время как Руфус и его жена жили в Энфилде.
Несмотря на тщательный поиск во всех доступных базах данных, Робин не нашла никаких свидетельств того, что Рози когда-либо владела недвижимостью в Великобритании ни под одним из известных ей имен. Она никогда не была замужем и не имела детей. Сейчас ей было около сорока. Приняла индуизм. Возможно, в Индии. Глупые увлечения. Бикрам-йога. Благовония.
Перед Робин постепенно складывался образ женщины, которая считает себя вольной пташкой, но которая, возможно, страдает от эмоциональных потрясений или финансовых сложностей (много ли финансово независимых тридцатилетних людей переезжает по собственной воле обратно к родителям, как это сделала Рози до смены имени, будь у них другой выбор?). Возможно, Рози находилась сейчас в Индии, как предположил ее брат? Или Рози была одной из тех беспорядочно живущих личностей, которые почти не оставляли о себе следа в официальных записях, порхая между арендованным жильем и сквотами, как это делала Леда Страйк?








