Текст книги "Неизбежная могила (ЛП)"

Автор книги: Роберт Гэлбрейт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 60 страниц)

– И никаких туалетных принадлежностей. Они все это предоставляют сами, – сказала Робин.

– Ты даже свой дезодорант не можешь взять? – возмутилась Мидж.

– Они не хотят, чтобы что-либо напоминало о жизни снаружи,  – сказала Робин. – Они не хотят, чтобы ты думал о себе как о личности.

За этим замечанием последовало несколько секунд молчания.

– С тобой ведь все будет в порядке? – спросил Барклай.

– Да, со мной все будет в порядке. Но если что-то пойдет не так, у меня есть все вы, не так ли? И мой верный камень.

– Дэв собирается подъехать туда сегодня вечером и установить камень на место, – сказал Страйк. – Возможно, тебе придется немного пошарить вокруг, чтобы найти его. Мы хотим, чтобы все выглядело так, как будто он был там всегда.

– Ладно, – сказал Барклай, хлопнув себя по бедрам, прежде чем подняться на ноги, – я ухожу, чтобы сменить Литтлджона. Фрэнк Первый явно собирается немного позаниматься сталкингом сразу после обеда.

– Да, мне нужно пойти сменить Дэва, – сказала Мидж, взглянув на часы. – Посмотрим, что задумал Йети.

– Он уже с кем-нибудь познакомился? – спросила Робин, которая была так погружена в подготовку к ферме Чапмена и поиском бывших членов ВГЦ, что у нее не было времени прочитать досье на Йети.

– Он был в клубе «Стрингфеллоуc»⁴⁰, – пренебрежительно сказала Мидж, – но жена не получит половину его бизнеса только потому, что он заказал танец на коленях… не то чтобы я переживала из-за того, что она получит, сопливая корова.

– Мы на стороне клиентов, даже если они ублюдки, – сказал Страйк.

– Я знаю, знаю, – сказала Мидж, направляясь в приемную, где висела ее кожаная куртка, – но устаешь помогать людям, которые за всю свою жизнь ни дня не работали.

– Когда я встречу голодающего сироту, который сможет позволить себе нанять нас, я направлю его прямо к тебе, – сказал Страйк.

Мидж насмешливо отсалютовала в ответ, а затем обратилась к Робин:

– На случай, если я не увижу тебя до отъезда, желаю удачи.

– Спасибо, Мидж, – ответила Робин.

– Да, удачи тебе, – сказал Барклай. – И если случится самое худшее, и ты будешь близка к тому, что тебе залезут в мозги, возьми ржавый гвоздь и воткни его себе в ладонь. Сработало у Гарри Палмера в «Досье “Ипкресс”»⁴¹.

– Хороший совет, – сказала Робин. – Попробую пронести один гвоздь тайком.

Барлай и Мидж ушли.

– Я хотела тебе еще кое-что сказать, – сказала Робин Страйку, усаживаясь на свое место за столом партнеров. – Кажется, я нашла Джордана Рини. Ну, тот парень, которого заставили хлестать себя по лицу кожаным кнутом? На ферме Чапмена он пользовался своим вторым именем. Его настоящее имя Курт.

Она набрала «Курт Рини» и развернула экран своего компьютера лицом к Страйку, чтобы тот поближе разглядел фото покрытого татуировками мужчины. На его левой щеке был нарисован туз пик, а на горле красовалась татуировка тигра.

– Он был приговорен к десяти годам за вооруженное ограбление и нападение при отягчающих обстоятельствах. Курт Джордан Рини, – сказала Робин, подъезжая на стуле поближе, чтобы рассмотреть снимок вместе со Страйком. – Ему было около двадцати лет, когда Шейла познакомилась с ним, что вполне соответствует действительности. Я просмотрела все доступные упоминания в интернете и раздобыла все его адреса, какие смогла найти. Там есть пробел с 93-го по 96-й, затем он снова появляется в квартире в Каннинг-Тауне. Мы знаем, что, находясь в ВГЦ, Джордан боялся полиции, Кевин Пёрбрайт сказал, что именно этим Мазу угрожала ему и заставляла его пороть себя.

– Похож на нашего парня, – сказал Страйк, – но ты не можешь просто позвонить ему в тюрьму.

– Может быть, письмо? – предложила Робин, хотя и без особой уверенности.

– Уважаемый мистер Рини, после просмотра вашей фотографии у меня сложилось о вас впечатление как о человеке, который очень хотел бы помочь уголовному расследованию...

Робин рассмеялась.

– А что насчет ближайших родственников? – спросил Страйк.

– Ну, по его последнему адресу живет женщина с такой же фамилией.

– Я попытаюсь разузнать про него через эту женщину. А как насчет другого парня, которого избили? – спросил Страйк. – Тот, у которого низкий IQ?

– Пол Дрейпер? Пока не нашла никаких его следов. Шерри Гиттинс, похоже, тоже как сквозь землю провалилась.

– Хорошо, я продолжу их поиски, пока ты будешь на ферме Чапмена. Я также оставил сообщение в пожарной части Эбигейл Гловер.

– Дочери Уэйса?

– Именно.

Страйк подошел к двери, отделяющей кабинет от приемной, где сидела Пат и печатала, и закрыл ее.

– Послушай, – сказал он.

Робин взяла себя в руки, стараясь не выглядеть раздраженной. Мёрфи сказал «послушай» точно таким же тоном в пятницу вечером, через пять минут после эякуляции, и непосредственно перед тем, как приступить к своей подготовленной речи о рисках работы в условиях глубокой конспирации.

– Я хотел тебе кое-что сказать, прежде чем ты отправишься туда.

Он выглядел серьезным, но нерешительным, и Робин почувствовала легкий электрический разряд внизу живота, точно такой же, как от слов Пруденс о том, что Робин – самый важный человек в жизни Страйка.

– Есть небольшой шанс – на самом деле, очень небольшой, но тебе все равно лучше об этом знать, – что кто-то там может что-то упомянуть обо мне, поэтому я хотел предупредить тебя, чтобы ты не выглядела шокированной и не выдала себя.

Робин уже знала, что он сейчас скажет, но ничего не ответила.

– В далеком 1985 году я прожил в коммуне Эйлмертон шесть месяцев со своей мамой и Люси. Я не утверждаю, что люди меня помнят, я был всего лишь ребенком, но моя мать была своего рода знаменитостью. Ну, во всяком случае, о ней писали в газетах.

Несколько секунд Робин раздумывала, что лучше сказать, и решила быть честной.

– Вообще-то, Шейла Кеннетт вспомнила тебя и твою маму. Я не хотела ничего говорить, – добавила она, – пока ты сам мне не скажешь.

– А, – произнес Страйк. – Ясно.

Они посмотрели друг на друга.

– Весьма херовое место, – прямо сказал Страйк, – но со мной там ничего не случилось.

Он непреднамеренно сделал небольшое ударение на слове «со мной».

– У меня есть еще одна причина рассказать тебе об этом, – сказал Страйк. – Эта женщина Мазу. Не доверяй ей.

– Я не буду, она действительно...

– Нет, я имею в виду, не думай, что здесь имеет какое-то значение... – он поискал подходящее слово, – ну, ты понимаешь... тема сестринства. Не тогда, когда дело доходит до «духовной связи». Если она захочет отвести тебя к какому-нибудь парню...

Раздался стук в дверь.

– Что? – спросил Страйк с оттенком нетерпения.

Появилось хмурое обезьяноподобное лицо Пат. Она обратилась к Страйку своим низким, скрипучим голосом:

– Там какая-то женщина звонит по телефону, хочет с тобой поговорить. Зовут Нив Доэрти.

– Соедини, – сразу же ответил Страйк.

Он пересел на свою сторону стола, и через несколько секунд зазвонил телефон.

– Корморан Страйк.

– Алло, – произнес неуверенный женский голос. – Э-э... меня зовут Нив Доэрти. Вы оставили сообщение моему мужу, спрашивая, не отвечу ли я на несколько вопросов о Всемирной гуманитарной церкви?

– Да, это я, – сказал Страйк. – Большое спасибо, что перезвонили мне.

– Не за что. Могу я спросить, почему вы хотите поговорить со мной?

– Да, конечно, – сказал Страйк, не сводя глаз с Робин. – Мое агентство было нанято для расследования заявлений о церкви, сделанных бывшим прихожанином. Нам нужны подтверждения его слов, не могли бы мы получить их от вас?

– О, – сказала Нив. – Понятно.

– Это может быть неофициальный разговор, – заверил ее Страйк. – Просто для прояснения обстоятельств. Я так понимаю, вы были ребенком, когда оказались там?

– Да, я была там с восьми до одиннадцати лет.

Наступила пауза.

– Вы звонили моему отцу? – спросила Нив.

– Да, – сказал Страйк, – но он отказался говорить.

– Он… Я пойму, если вы не можете ответить, но зачем вы пытаетесь доказать эти обвинения? Вы работаете по заказу прессы или…?

– Нет, не для прессы. У нашего клиента родственник попал в эту церковь.

– О, – ответила Нив, – понятно.

Страйк ждал.

– Ладно, – наконец сказала Нив, – я не против поговорить с вами. Вообще-то, если бы вы смогли завтра или в пятницу...

– Завтра отлично, – сказал Страйк, у которого были свои причины выбрать четверг.

– Спасибо, это было бы здорово, у меня как раз выходной – мы только что переехали. И, конечно, немного невежливо просить об этом, но не могли бы вы приехать ко мне? Я живу недалеко от Лондона. Чалфонт Сент-Джайлс.

– Без проблем, – сказал Страйк, потянувшись за ручкой, чтобы записать ее адрес.

Повесив трубку, Страйк повернулся к Робин.

– Не хочешь завтра съездить со мной в Чалфонт-Сент-Джайлс?

– Она согласилась поговорить?

– Ага. Тебе лучше послушать, что она собирается сказать, прежде чем отправишься туда.

– Это точно, – сказала Робин, поднимаясь на ноги. – Тогда ты не будешь возражать, если я сейчас пойду домой? Мне нужно уладить кое-какие дела, прежде чем я отправлюсь на ферму Чапмена.

– Да, без проблем.

Как только Робин ушла, Страйк сел за свой компьютер, и его настроение было гораздо лучше, чем когда он проснулся. Он только что исключил возможность того, что Робин проведет весь свой последний свободный день с Райаном Мёрфи перед тем, как отправится работать под прикрытием. Даже если его действия и напоминали, пусть и слабо, махинации Шарлотты Росс в отношении него самого, его совесть оставалась на удивление спокойной, когда он гуглил приятное местечко в Чалфонт-Сент-Джайлсе, где можно было бы пообедать.

21

Опасность рая заключается в том, что на него нельзя взобраться… Последствия опасного времени поистине велики.

«И цзин, или Книга перемен»

Следующим утром Страйк и Робин приехали в деревню, которая находилась в часе езды от Лондона и отличалась сонной красотой английской глуши. Когда они проезжали мимо фахверковых домов⁴² с живописными лужайками, Страйк, который принял предложение Робин, чтобы сегодня она была за рулем его «БМВ», взглянул на выложенную из серого камня нормандскую башню приходской церкви и заметил знак, возвещающий, что они находятся в самой ухоженной деревне Бакингемшира.

– Недешево тут все, – прокомментировал он, когда они свернули с главной улицы на Боустридж-лейн.

– Мы на месте, – сказала Робин, когда они подъехали к квадратному отдельно стоящему дому из коричневого кирпича. – Мы приехали на десять минут раньше, нам подождать или…?

– Подождем, – сказал Страйк, у которого не было ни малейшего желания торопиться на встречу. Чем больше времени пройдет, тем больше шансов, что Робин захочет что-нибудь съесть перед возвращением в Лондон. – Ты все собрала и готова к завтрашнему дню?

– Если это можно назвать «собрала», то я положила в дорожную сумку непромокаемую куртку и белье, – ответила Робин.

Она решила не делиться со Страйком, что вчера она впервые осознала, что не сможет взять с собой на ферму Чапмена противозачаточные таблетки. Проверив мелкий шрифт на брошюре, которую ей дали, она обнаружила, что они были указаны в особом списке как запрещенные лекарства. Она также не собиралась рассказывать Страйку, что накануне вечером у них с Мёрфи было что-то похожее на ссору, когда тот объявил, что хотел устроить сюрприз и взял отгул, чтобы провести этот день с ней, но она сообщила ему, что уезжает со Страйком в Бакингемшир.

У Страйка зазвонил телефон. Номер не определился.

– Страйк.

– Здравствуйте, – произнес женский голос. – Это Эбигейл Гловер.

Страйк, глядя на Робин, произнес одними губами «дочь Джонатана Уэйса», а потом переключил мобильный на громкую связь, чтобы она тоже могла слышать разговор.

– О, отлично, – сказал он. – Вы получили сообщение, которое я оставил в пожарной части.

– Да, – ответила она. – В чем дело?

– Хотел поговорить о Всемирной гуманитарной церкви, – сказал Страйк.

Абсолютная тишина была ответом.

– Вы меня слышите? – спросил Страйк.

– Да.

– Я хотел узнать, не согласитесь ли вы поговорить со мной, – сказал Страйк.

Снова воцарилась напряженная тишина. Страйк и Робин смотрели друг на друга. Наконец из телефона раздалось одно слово.

– Зачем?

– Я частный...

– Я знаю, кто вы такой.

В отличие от акцента ее отца, речь Эбигейл была чисто лондонским говором рабочего класса.

– Что ж, я пытаюсь проверить некоторые обвинения, сделанные в адрес церкви.

– Чьи обвинения?

– Человека по имени Кевин Пёрбрайт, – уточнил Страйк, – который, к сожалению, уже умер. Он когда-нибудь связывался с вами? Он писал книгу.

Последовала еще одна пауза, самая продолжительная.

– Вы работаете на прессу? – подозрительно спросила она.

– Нет, на частного клиента. Я подумал, сможете ли вы поговорить со мной. Если хотите – никаких записей, – добавил Страйк.

И вновь продолжительное молчание.

– Вы здесь?

– Я не знаю, – отозвалась она наконец. – Мне нужно подумать. Я перезвоню вам, если я... Перезвоню позже.

Связь прервалась.

Робин, осознавшая, что слушала не дыша, выдохнула.

– Ну что ж… Не могу сказать, что удивлена. Если бы я была дочерью Уэйса, я тоже не хотела бы, чтобы мне напоминали об этом.

– Точно, – согласился Страйк, – но нам бы не помешало поговорить с ней… Кстати, вчера, после того как ты ушла, я оставил сообщение жене Джордана Рини. Разыскал ее по месту работы. Она работает маникюршей в заведении под названием «Котикулы» через «О».

Он глянул на часы на приборной панели.

– Нам, наверное, пора идти.

Когда Страйк нажал на дверной звонок, раздался собачий лай, а едва дверь открылась, жесткошерстный фокстерьер вылетел из дома так быстро, что пролетел прямо мимо Страйка и Робин, потом развернулся, поскользнувшись на мощеной площадке перед домом, прибежал обратно и начал, истерично лая, подпрыгивать на задних лапах.

– Успокойся, Бэзил! – крикнула Нив. Робин была удивлена, что она оказалась такой юной: ей было чуть за двадцать. И во второй раз за последнее время Робин поймала себя на том, что сравнивает свою собственную квартиру с чьим-то жилищем. Нив была невысокой и пухленькой, с черными волосами до плеч и очень яркими голубыми глазами. На ней были джинсы и толстовка, украшенная спереди цитатой из Шарлотты Бронте: «Я лучше буду счастливой, чем достойной».

– Извините, – сказала Нив и со словами, – Бэзил, ради бога, – схватила собаку за ошейник и потащила обратно в дом. – Входите. Извините, – повторила она через плечо, оттаскивая перевозбужденного пса по деревянным половицам к кухне в конце коридора. – Мы переехали в прошлое воскресенье, и с тех пор он не находит себе места… исчезни, – добавила она, с силой выталкивая животное в сад через заднюю дверь, которую плотно за ним закрыла.

Кухня была оформлена в стиле фермерского дома, с плитой «Ага»⁴³ фиолетового цвета и тарелками, стоящими на полках комода. Выскобленный деревянный стол был окружен выкрашенными в фиолетовый цвет стульями, а дверца холодильника была увешана прикрепленными магнитами детскими рисунками, в основном, состоявшими из капель краски и закорючек. Там также была – и это, подумала Робин, объясняло, почему двадцатипятилетняя девушка живет в таком дорогом доме, – фотография одетой в бикини Нив, держащей за руку мужчину в плавках, которому было не меньше сорока. От запаха выпечки у Страйка потекли слюнки.

– Благодарим, что вы согласились встретиться с нами, миссис...

– Зовите меня Нив, и можно на ты, – сказала хозяйка дома, которая даже теперь, когда рядом не было фокстерьера, выглядела взволнованной. – Пожалуйста, присаживайтесь, я только что испекла печенье.

– Ты только что переехала и уже занимаешься выпечкой? – спросила Робин, улыбаясь.

– О, я люблю печь, это меня успокаивает, – ответила Нив, отворачиваясь, чтобы взять перчатки для духовки. – Как бы то ни было, мы почти везде навели порядок. Я взяла отгул на пару дней, потому что мне причитались выходные.

– Чем ты зарабатываешь на жизнь? – спросил Страйк, занявший стул поближе к задней двери, у которой теперь скулил и царапался Бэзил, страстно желая попасть обратно в дом.

– Я бухгалтер, – сказала Нив, лопаткой снимая печенье с противня. – Чай? Кофе?

Когда печенье оказалось на тарелке посреди стола и детективы с Нив выпили по кружке чая, скулеж Бэзила стал таким жалобным, что хозяйка впустила его обратно в комнату.

– Он успокоится, – сказала она, когда пес запрыгал вокруг стола, яростно виляя хвостом. – Когда-нибудь.

Нив села сама за стол, нервно поправляя рукава своего свитшота.

– А это чье творчество? – Робин указывала на прикрепленные к холодильнику рисунки с каракулями, пытаясь тем самым успокоить Нив.

– О, мой сынок Чарли, – сказала Нив. – Ему два года. Сегодня утром они с папой пошли на прогулку. Найджел подумал, что мне будет легче поговорить с вами без Чарли.

– Я так понимаю, это Найджел? – спросила Робин, улыбаясь и указывая на фотографию с пляжа.

– Да, – сказала Нив. Казалось, она чувствовала, что нужно что-то объяснить. – Я познакомилась с ним на своей первой работе. Он был моим начальником.

– Как мило, – сказала Робин, стараясь не звучать осуждающе. Учитывая лысину Найджела, пара на снимке больше походила на отца и дочь.

– Итак, – сказал Страйк, – как я уже сказал по телефону, мы интересуемся Всемирной гуманитарной церковью. Не против, если я буду делать заметки?

– Да, пожалуйста,– нервно ответила Нив.

– Не могли бы мы начать с того, в каком году ты со своей семьей переехала на ферму Чапмена? – спросил Страйк, щелкая ручкой.

– В 1999 году, – ответила Нив.

– И тебе было восемь лет?

– Да, моему брату Ошину было шесть, а моей сестре Мейв – четыре.

– Ты знаешь, что заставило твоих родителей присоединиться к ним? – спросил Страйк.

– Так решил папа, а не мама, – сказала Нив. – Он всегда был немного, эм… трудно подобрать определение. Когда мы были маленькими, он активно поддерживал довольно левых политиков, но сейчас он настолько правый, насколько это вообще возможно. На самом деле я не разговаривала с ним уже три года… он ведет себя все хуже и хуже. Ведет странные разглагольствования по телефону, позволят себе вспышки гнева. Найджел думает, что мне лучше не общаться с ним.

– Ваша семья была религиозной? – спросил Страйк.

– Нет, не была до ВГЦ. Помню, как-то вечером папа пришел домой невероятно взволнованный, потому что он был на собрании и поговорил с Папой Джеем, который тут же обратил его в свою веру. Отец словно нашел смысл жизни. Он все твердил и твердил о социальной революции. Принес домой экземпляр книги Папы Джея «Ответ». Мама просто... смирилась с этим, – печально сказала Нив. – Может быть, она думала, что внутри церкви все будет лучше, я не знаю.

– Она сказала нам, что это будет весело. Мы плакали из-за того, что уезжали из дома, бросали всех наших друзей. Она попросила, чтобы мы не плакали при папе, потому что он расстроится. Делать все, что угодно, лишь бы облегчить жизнь, такова была мама… но мы возненавидели это место, как только попали туда. У нас не было своей одежды. Не было никаких игрушек. Я помню, как Мэйв рыдала из-за плюшевого кролика, которого она обычно брала с собой в постель перед сном. Мы взяли его с собой на ферму, но, как только мы приехали, у нас все отобрали, включая кролика Мэйв.

Нив сделала глоток чая, потом сказала:

– Я не хочу осуждать мать. Насколько я помню, ей было нелегко из-за перепадов настроения отца и из-за его сумасбродства. Она не отличалась крепким здоровьем. С детства у нее было какое-то заболевание сердца. Я помню ее какой-то инертной.

– Ты поддерживаешь с ней связь? – спросила Робин.

Нив покачала головой. Ее глаза увлажнились.

– Я не видела ее с тех пор, как мы оставили ее на ферме Чапмена в 2002 году вместе с младшей сестрой. На самом деле это одна из причин, по которой я согласилась на встречу с вами, – сказала Нив. – Я просто хотела бы знать… если вы обнаружите, что с ней случилось… Несколько лет назад я написала в церковь, пытаясь выяснить, где она, и получила в ответ письмо, в котором говорилось, что она ушла от них в 2003 году. Я не знаю, правда ли это. Может быть, она не смогла найти нас после того, как мы ушли, потому что папа отвез нас в Уитби, где мы никогда раньше не жили, и сменил фамилию. Может быть, она и не собиралась нас искать, я не знаю. Или, возможно, папа сказал ей держаться от нас подальше. Однако я думаю, что он мог получить весточку от нее или от ВГЦ после того, как мы уехали, потому что он получал какие-то письма, которые его по-настоящему злили. Возможно, они были пересланы с нашего старого адреса. В любом случае, он рвал их на мелкие кусочки, чтобы мы не могли их прочесть. Нам он запретил даже упоминать о маме после того, как мы уехали с фермы Чапмена.

– Ты знаешь, почему твой отец уехал с вами оттуда? – спросил Страйк.

– Я помню только то, что он говорил, когда вытаскивал нас оттуда. Была ночь. Нам пришлось перелезать через заборы. Мы все хотели, чтобы мама поехала с нами – мы просили папу забрать ее, а папа ударил Мэйв, когда она звала маму. Он сказал нам, что мама была шлюхой, – печально сказала Нив, – но это было просто глупо, потому что в церкви женщинам положено… Я имею в виду, что они общие для всех мужчин. Но папа, должно быть, думал, что мама не будет вовлечена в это, потому что просто... трудно поверить, но это так типично для него. Он думал, что может присоединиться к церкви и получить то, что ему нравится, а остальное оставить за бортом. Это было глупо: церковь категорически против брака. Предполагается, что все спят со всеми. Я слышала, как он потом рассказывал нашему дяде, как сомневался, что Линь была от него… Мне действительно неприятно рассказывать об этом, потому что, насколько я помню маму, она была довольно – ну, вы знаете – строгих правил. Я не думаю, что она захотела бы спать с кем-то еще, кроме папы. Все это так... так неестественно, – мрачно заметила Нив. – Это сложно объяснить тем, кто не знает, что такое ВГЦ. Обычно я говорю людям, что моя мама умерла, когда мне было одиннадцать. Так проще.

– Мне так жаль, – сказала Робин, которая действительно не могла придумать, что еще сказать.

– О, со мной все в порядке, – сказала Нив, которая теперь казалась не юной, а намного старше своих лет. – По сравнению с Ошином и Мейв, я устроилась отлично. Они так и не оправились от ВГЦ. Мэйв ходит по врачам, постоянно берет больничный, принимает тонны разных лекарств. Она много ест, она очень располнела, и у нее никогда не было продолжительных отношений. А Ошин слишком много пьет. У него уже есть дети от двух разных девушек, а ему всего двадцать три года. Он берется за любую грязную работу, просто чтобы добыть денег на выпивку. Я пыталась им помочь, присмотреть за ними обоими, потому что я единственная, кто прошел через все это по сути невредимой, и всегда чувствовала себя виноватой из-за этого. Они оба злятся на меня: «У тебя все в порядке, ты вышла замуж за богатого старика». Но я справлялась лучше с того самого момента, как мы ушли. Я помнила нашу жизнь до прихода в церковь, так что перемена не была таким уж шоком. Я училась в школе лучше, чем они оба, и мама была рядом со мной дольше... но по сей день я терпеть не могу Дэвида Боуи. В ВГЦ все время включали его «Heroes», чтобы взбодрить людей. Это даже не обязательно должна быть та песня. Просто звук этого голоса… когда Боуи умер, и по радио безостановочно крутили его музыку, я так это ненавидела...

– У тебя случайно нет фотографий своей матери? – спросил Страйк.

– Есть, но они очень старые.

– Это не имеет значения. В данный момент мы просто пытаемся соотнести имена и лица.

– Они наверху, – сказала Нив. – Принести...?

– Если не сложно, – сказал Страйк.

Нив вышла из кухни. Страйк угостился печеньем.

– Охренеть как вкусно, – прохрустел он набитым шоколадной крошкой ртом.

– Не давай ему ничего, – посоветовала Робин, когда пес Бэзил положил передние лапы Страйку на ногу. – Шоколад очень вреден для собак.

– Она говорит, что тебе нельзя, – сказал Страйк фокстерьеру, запихивая в рот остаток печенья. – Это не я так говорю.

Они услышали шаги возвращающейся Нив.

– Вот мама, – она передала Страйку выцветший полароидный снимок.

Он предположил, что фото было сделано в начале девяностых. С него смотрела светловолосая Дейрдре Доэрти, в очках с квадратной оправой.

– Спасибо, – Страйк сделал пометку. – Ты не против, если я сделаю копию? Я не возьму оригинал.

Нив кивнула, и Страйк сфотографировал снимок на камеру смартфона.

– Значит, твоя семья прожила на ферме Чапмена три года? – уточнил Страйк у Нив.

– Верно. Я не осознавала этого, когда мы были на ферме, потому что там нет ни часов, ни календарей.

– Вот как? – переспросила Робин, думая о своих визитах по четвергам к пластиковому камню.

– Там никогда не празднуют дни рождения или что-то подобное. Я помню, как иду по лесу и думаю: «А не сегодня ли мой день рождения, даже не знаю». Но люди, управляющие этим заведением, должно быть, знали даты нашего рождения, потому что по достижении определенного возраста с тобой кое-что происходит.

– Что именно? – спросил Страйк.

– Ну, до девяти лет ты спишь в общежитии, где совместно ночуют и мальчики, и девочки. Затем ты перемещаешься в общежитие, где спят представители только твоего пола, и тебе приходится вести дневник, который читают Главы Церкви. Ясное дело, ты не станешь туда писать то, что на самом деле думаешь. Вскоре я поняла, что если напишу о том, чему научилась, и то, что мне понравилось, со мной все будет в порядке. «Сегодня я узнала больше о том, что такое ложное “я”, – проговорила она ровным голосом, – и о способах борьбы со своим ложным “я”. Я понимаю, что ложное “я” – это плохая часть меня, которая хочет плохих вещей. Очень важно победить ложное “я”. Мне понравился сегодняшний ужин. У нас была курица с рисом, и звучали песни».

Бэзил наконец улегся под столом, положив свою мохнатую голову на ногу Робин.

– Затем, когда тебе исполняется тринадцать, ты переезжаешь в общежитие для взрослых, – продолжила Нив, – и начинаешь посещать Явления и тренинги, чтобы стать чистой духом. Дети, выросшие в церкви, говорили мне, что чистые духом обладают особым даром. Помню, я мечтала по ночам, что очень скоро превращусь в чистую духом, разнесу стены общежитий, схвачу маму, Ошина и Мэйв и улечу с ними… Я не знаю, верила ли я, что это действительно возможно... После того, как ты пробыл там некоторое время, ты действительно начинаешь верить в безумные вещи.

– Но как становятся чистыми духом, я не могу рассказать вам, – чуть криво усмехнулась Нив, – потому что мне было всего одиннадцать лет, когда мы уехали.

– Ну, а каков был распорядок дня для детей помладше? – спросил Страйк.

– Заучивание церковных догм наизусть, много раскрасок, иногда водили в храм, чтобы там петь, – сказала Нив. – Невероятно скучно, и за нами очень пристально следили. Никакого нормального обучения. Очень редко нам разрешали гулять и играть в лесу.

– Я помню, как однажды, – тон Нив немного смягчился, – мы с Ошином нашли топор в лесу. Там стояло большое старое дерево с дуплом. Если забраться высоко по ветвям, то можно заглянуть в дупло. Однажды Ошин взял длинную ветку, начал шарить в дупле и увидел что-то на дне.

– Топор был примерно такого размера, – Нив развела ладони на расстояние тридцати сантиметров друг от друга, – и лезвие его было каким-то ржавым. Вероятно, его использовали для колки дров, но Ошин был убежден, что на нем была кровь. Однако мы не смогли дотянуться и вытащить этот топор.

– Мы никому об этом не рассказывали. Ты там быстро учишься никогда никому ничего не рассказывать, даже о самом невинном, но мы тайно сочинили целую историю о том, как Мазу отвела непослушного ребенка в лес и убила его там. Я думаю, мы сами почти поверили в эту байку. Все были в ужасе от Мазу.

– Ты тоже? – спросила Робин.

– Боже, да, – сказала Нив. – Она была… не похожа ни на одного человека, которого я когда-либо встречала в своей жизни.

– В каком смысле? – спросил Страйк.

Нив неожиданно вздрогнула, затем слегка пристыженно рассмеялась.

– Она… Я всегда думала о ней как об очень большом пауке. Ты не знаешь, что он может с тобой сделать, ты просто знаешь, что не хочешь быть рядом с этим существом. Вот так же я относилась к Мазу.

– Мы слышали, – сказал Страйк, – что на ферме избивали людей.

– Они держали детей подальше от подобного, – сказала Нив, – но иногда можно было увидеть взрослых с синяками или порезами. Ты привыкаешь никогда не расспрашивать об этом.

– И мы знаем, что одного мальчика привязали к дереву на всю ночь, – сказала Робин.

– Да, это... это было довольно распространенное наказание для детей, полагаю, – сказала Нив. – Дети не должны были рассказывать о том, как их наказывали, но, конечно, люди шептались об этом в общежитиях. Лично меня никогда сильно не наказывали, – добавила Нив. – Я подчинялась правилам и убедила Ошина и Мэйв сделать то же самое. Нет, дело было не в происходящих событиях, а в ощущении страха, которое не покидает тебя все это время. Всегда было это чувство близкой опасности.

– Мазу и Папа Джей оба могли творить чудеса – то есть теперь-то я знаю, что это не были сверхъестественные явления, но тогда я верила в них. Я думала, у них обоих есть особые способности. Они оба могли заставлять предметы двигаться, просто указывая на них. Я видела, как он левитировал. Все взрослые верили, что это происходит на самом деле, или вели себя, как будто так и надо, так что, конечно, мы, дети, тоже верили. Но главная страшилка для детей – Утонувший пророк. Знаете, кто это?

– Кое-что знаем, – ответила Робин.

– Мазу часто рассказывала нам о ней. Якобы она была идеальной маленькой девочкой, которая никогда не делала ничего плохого и была предназначена для важной миссии. Нас учили, что она утонула нарочно, чтобы доказать, что дух сильнее плоти, но она вернулась на ферму Чапмена в белом платье, в котором утонула, и появляется в лесу, где обычно играла. И мы видели ее, – тихо добавила Нив. – Пару раз по ночам я видела, как она стояла среди деревьев и смотрела в сторону нашего общежития.

Нив вздрогнула.

– Я знаю, что это, должно быть, был какой-то фокус, но потом мне много лет снились кошмары об этом. Я видела ее за окном своей спальни в Уитби, насквозь промокшую в своем белом платье, с длинными черными волосами, как у Мазу. Утонувший пророк глядела на меня, потому что мы все плохие и уехали с фермы Чапмена. Все дети на ферме Чапмена были в ужасе от нее. «Она слушает. Она распознает, если ты соврешь. Она придет и найдет тебя в темноте». Этого было достаточно, чтобы напугать нас всех и заставить вести себя хорошо.

– Да уж, как тут не испугаться, – сказала Робин.

Страйк вытащил из нагрудного кармана сложенный лист бумаги.

– Могу я назвать тебе несколько имен, чтобы понять, помнишь ли ты кого-нибудь из этих людей? – спросил он Нив, которая кивнула в ответ. Но имена в начале списка, который зачитывал Страйк, были ей незнакомы.