Текст книги "Неизбежная могила (ЛП)"

Автор книги: Роберт Гэлбрейт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 60 страниц)

Мысли о Леде неизбежно привели к мыслям о Шарлотте Кэмпбелл, потому что, насколько ему было известно, масса доморощенных психологов, включая близких друзей и членов семьи, считали – воспитание Леды нанесло ему такой непоправимый ущерб, что его неизбежно потянуло к такой же хаотичной и неуравновешенной женщине. Это всегда ранее раздражало Страйка, раздражало и сейчас, когда он сидел со стаканом виски, уставившись в окно своей мансарды, потому что его бывшая невеста и покойная мать все же кардинально друг от друга отличались.

Леда обладала безграничным состраданием к неудачникам и неизлечимым оптимизмом в отношении человеческой натуры, которые никогда не ослабевали в ней. В этом-то на самом деле и заключалась проблема: ее наивная, непоколебимая убежденность, что подлинное зло таится в консерватизме провинциальной благопристойности. Возможно, она бесконечно рисковала, но не была склонна к саморазрушению: напротив, она вполне рассчитывала дожить до ста лет.

Шарлотта, с другой стороны, была глубоко несчастна, и Страйк подозревал, что он был единственным человеком, который по-настоящему понимал всю глубину ее страданий. Внешне жизнь Шарлотты могла выглядеть гламурной и легкой, потому что она была необычайно красива и происходила из богатой и заслуживающей внимания прессы семьи, но настоящую ценность для колонок светской хроники представляла ее нестабильность. В прошлом Шарлотты было несколько попыток самоубийства и длинная череда психиатрических обследований. Он видел в прессе ее фотографии в красном облегающем платье с потухшими глазами, и единственной его мыслью было, что она, вероятно, что-то приняла, чтобы пережить еще одну ночь безудержного веселья – предположение, подкрепленное тем фактом, что она позвонила ему в офис в ту полночь, оставив бессвязное сообщение на автоответчике, которое он удалил прежде, чем кто-либо еще смог его прослушать.

Страйк прекрасно понимал, что Люси и некоторые из его друзей считали, будто он постоянно находится в тени, отбрасываемой этими двумя темными кариатидами²⁷: Ледой и Шарлоттой. Хотели, чтобы он, наконец-то освобожденный, вышел на солнечный свет, нашел менее замысловатую женщину и любовь, незапятнанную болью. Что должен был сделать человек, решивший, что, возможно, наконец-то готов к этому, но, как оказалось, уже слишком поздно? Единственная из женщин, вторгавшихся в его мысли – Робин – вызывала теплые чувства, хотя и с оттенком горечи, с которой тоже было непросто, потому что виноват в ней был он сам. Ему следовало высказаться, он должен был завязать разговор об их чувствах, прежде чем ворвался Райан Мёрфи и унес трофей, который Страйк самодовольно считал своим.

«К черту это».

Небо за окном быстро темнело. Он встал из-за стола, прошел в спальню, вернулся на кухню с блокнотом и ноутбуком и открыл их. Работа всегда служила ему самым большим убежищем, и значок непрочитанного письма от Эрика Уордла, озаглавленного «Информация о переписи населения», в верхней строчке входящей почты показался ему мгновенной наградой за то, что он отодвинул стакан и вернулся к расследованию.

Работой Уордла можно было гордиться. К письму были приложены данные трех последних переписей жителей фермы Чапмена: 1991, 2001 и 2011 годов. Страйк напечатал Уордлу краткое сообщение с благодарностью, и открыл первое вложение, просмотрев приведенный список имен.

После полутора часов онлайн-поиска среди перекрестных ссылок и обнаружения в качестве бонуса интересной статьи о церкви, датируемой 2005 годом, начали сгущаться сумерки. Страйк налил себе вторую порцию виски, снова уселся за стол и задумался над непосредственными результатами своего исследования: списком имен, в котором был указан адрес только одного человека.

Он посмотрел на мобильный, вспоминая те дни, когда он время от времени звонил Робин домой, пока та еще была замужем. Ему было известно, что эти звонки иногда приводили к неприятностям, учитывая недовольство Мэтью растущей преданностью жены своей работе. Сейчас был вечер субботы: Робин и Мёрфи могли быть в ресторане или снова в чертовом театре. Страйк сделал еще один глоток виски и набрал номер Робин.

– Привет, – произнесла она, сняв трубку после второго гудка. – В чем дело?

– Есть минутка поговорить? Я накопал информацию из переписи.

– О, отлично! Уордл отправил?

Страйк услышал дребезжание чего-то, напоминающего кастрюлю.

– Ты точно не занята?

– Нет, все в порядке, готовлю. Райан придет на ужин, но его еще нет.

– Возможно, у меня есть пара зацепок. На ферме Чапмена жила женщина по имени Шейла Кеннетт со своим покойным мужем до девяностых годов. Она сейчас уже в годах, но мне удалось найти ее адрес в Ковентри. Хотел спросить, не могла бы ты съездить к ней и расспросить. С пожилыми женщинами ты лучше ладишь, чем я.

– Без проблем, – ответила Робин, – но только через неделю, потому что Мидж со среды уезжает, а я ее заменяю.

– Хорошо. Еще я нашел статью, написанную журналистом по имени Фергюс Робертсон, который в 2006 году попросил бывшего члена ВГЦ анонимно поговорить с ним. В ней упоминаются многочисленные преступления, предположительно совершенные церковью: насилие, примененное к членам церкви, незаконное присвоение средств. Журналисты защищали таким образом свои источники информации, но я подумал, что, вероятно, есть материал, который Робертсон не смог опубликовать, опасаясь судебного разбирательства. Не хочешь пойти вместе на встречу с ним, если он согласится поговорить?

– Зависит от того, когда это произойдет, – сказала Робин. – У меня тяжелая неделя в связи с новым делом о преследователе, но... ой...

– Ты в порядке?

– Обожглась... Извини, я... подожди, это Райан.

Он услышал, как она направилась к двери. Слегка презирая себя, Страйк оставался на связи: он и правда хотел, чтобы Райан Мёрфи пришел и застал Робин разговаривающей с ним по телефону.

«Привет», – услышал он ее голос, а затем послышался приглушенный голос Мёрфи и явный звук поцелуя. «Ужин почти готов», – сказала она. Мёрфи что-то ответил, Робин рассмеялась и произнесла: «Нет, это Страйк», – в то время как ее напарник-детектив, нахмурившись, сидел перед своим ноутбуком.

– Извини, Корморан, – сказала Робин, снова приложив к уху телефон, – продолжай.

– Я пока не нашел контакты кого-либо еще, проживавшего на ферме Чапмена, но продолжу поиски, и отправлю по электронной почте все, что у меня есть, – сказал Страйк.

– Сейчас суббота, – сказала Робин. – Сделай перерыв. Нет! – добавила она, смеясь, и он предположил, что это было адресовано смеющемуся вместе с ней Мёрфи. – Извини, – повторила она.

– Без проблем, давай, пока, – повторил он услышанное утром от Робин, и, прежде чем она успела ответить, повесил трубку.

Донельзя разозлившись на себя, Страйк захлопнул ноутбук и встал, чтобы изучить содержимое своего холодильника, забитого полезными для здоровья продуктами. Когда он достал упаковку того, что уже начал называть «еще одной долбаной рыбой», чтобы проверить срок годности, зазвонил его мобильный. Он вернулся к столу, чтобы проверить номер перед тем как взять трубку, потому что не собирался отвечать на еще один звонок, переадресованный с рабочего телефона: последнее, что ему сейчас было нужно, – это Шарлотта. Вместо этого он увидел незнакомый номер мобильного.

– Страйк.

– Привет, – произнес дерзкий, хрипловатый голос. – Сюрприз.

– Кто это?

– Бижу. Бижу Уоткинс. Мы познакомились на крестинах.

– О, – сказал Страйк, воспоминание о декольте и ногах вытеснило мрачные мысли, и, в конце концов, это было неплохо. – Привет.

– Полагаю, у тебя планы, – произнесла она, – но я уже приготовилась к выходу, а моя подруга, с которой я должна была встретиться сегодня вечером, заболела.

– Откуда у тебя мой номер?

– От Илсы, – ответила Бижу с тем же хихиканьем, которое он помнил по кухне Гербертов. – Сказала, что мне нужен детектив для дела, над которым я работаю… Не думаю, что она мне поверила, – добавила она, снова хихикнув.

– Да, она быстро соображает, – сказал Страйк, держа мобильник чуть дальше от уха, чтобы ее смех не был таким резким. Он сомневался, что сможет его долго выносить.

– Итак... не хочешь ли выпить? Или поужинать? Или что-нибудь еще?

Он посмотрел на упакованного в целлофан тунца, которого держал в руке. Вспомнил декольте. Он бросил курить и перестал питаться едой навынос. А Робин готовила ужин для Райана Мёрфи.

– Что ж, – сказал он. – Почему бы и нет?

13

В начале сильная черта. Нырнувший дракон, не действуй.

«И цзин, или Книга перемен»

Перевод Ю. К. Щуцкого

Крайняя неразговорчивость Клайва Литтлджона, нового сотрудника агентства, начинала раздражать окружающих, за исключением, пожалуй, Робин.

– С ним что-то не так, – сказал Робин в среду утром коллега Литтлджона Барклай, когда они оба сидели в машине Барклая, наблюдая за входом в многоэтажку в Бекслихите.

– Лучше он, чем Моррис или Нэтли, – Робин преданно повторила реплику Страйка.

– Нашла с кем сравнивать, – сказал Барклай.

– Он хорошо справляется со своей работой, – заметила Робин.

– Он просто, черт побери, пялится, – сказал Барклай. – Не моргает. Как гребаная ящерица.

– Я почти уверена, что ящерицы моргают, – поспорила Робин. – Подожди, это один из них?

– Нет, – Барклай наклонился вперед, чтобы разглядеть сквозь ветровое стекло мужчину, который только что вышел из здания. – Этот толще, чем наш.

В многоквартирном доме, за которым они наблюдали, жили два брата лет сорока, которые, к несчастью для текущего расследования агентства, были очень похожи друг на друга. Один из них – по результатам нескольких дней наблюдения еще не было установлено, кто именно – преследовал актрису по имени Таша Майо. Полиция отнеслась к этому делу недостаточно серьезно для клиентки, которая начинала, по ее собственным словам, «сходить с ума». Серия тривиальных, поначалу просто надоедливых, инцидентов в последнее время приобрела зловещий характер: в почтовый ящик женщины бросили мертвую птицу, а затем заклеили замочную скважину на ее входной двери.

– Я знаю, что полиция перегружена работой, – объясняла Таша, пока Робин записывала подробности дела в офисе. – Я понимаю это и знаю, что напрямую мне никто не угрожал, но я сказала в полиции, кто, по моему мнению, это делает, я описала его внешность, сказала, где он живет и все такое, потому что он сам поведал мне почти всю историю своей жизни с подробностями. Он всегда околачивается у входа на сцену, и я подписала для него около пятнадцати постеров и клочков бумаги. Все стало совсем плохо, когда я сказала ему, что у меня нет времени на еще одно селфи. И он продолжает появляться в тех местах, куда я хожу. Я просто хочу, чтобы это прекратилось. Прошлой ночью кто-то взломал мою машину. С меня хватит. Мне нужно, чтобы вы поймали его с поличным.

Это было не первое дело о преследовании, которым занималось агентство, но ни в одном из них еще не фигурировали мертвые птицы, и Робин, которая сочувствовала клиентке, надеялась поймать преступника как можно быстрее.

– Мидж тащится от нее, – сказал Барклай, наблюдая за окном подозреваемого.

– От кого? От Таши Майо?

– Да. Ты видела фильм, в котором она снималась, о тех двух лесбиянках, живших в викторианскую эпоху?

– Нет. Хороший?

– Отвратительный до жути, – сказал Барклай. – Полтора часа поэзии и садоводства. Жене очень понравилось. Мне нет, потому что, очевидно, я бесчувственный придурок.

Робин рассмеялась.

– Мидж могла бы подкатить к ней, – продолжал Барклай. – Таша Майо бисексуалка.

– Правда?

– По словам жены. Это ее любимая тема в «Мастермайнде»²⁸: сексуальная жизнь звезд. Она ходячая гребаная энциклопедия по таким вопросам.

Несколько минут они сидели молча, потом Барклай, все еще глядя на четвертый этаж, спросил:

– Почему они не работают, как все обычные люди?

– Понятия не имею, – ответила Робин.

– Было бы удобно, если бы мы смогли уличить их в мошенничестве с социальными льготами. Суд приговорил бы его к общественным работам. Тогда у него не было бы времени за ней таскаться.

– Общественные работы рано или поздно закончатся, – сказала Робин, потягивая кофе. – Проблема в том, что я не знаю, как можно остановить чью-то одержимость.

– Врезать ему? – предложил Барклай и, немного подумав, добавил: – Как ты думаешь, Литтлджон что-нибудь скажет, если я его ударю?

– Может быть, сначала попробуешь найти тему, которая будет интересна и тебе, и ему? – предложила Робин.

– Это крайне странно, – продолжал Барклай, – никогда не разговаривать. Просто сидеть молча.

– Вот один из них, – Робин поставила свой кофе обратно в подстаканник.

Из здания только что вышел мужчина, держа руки в карманах. У него был необычайно высокий лоб, как и у брата, из-за чего Барклай прозвал эту пару братьями Франкенштейнами, что было быстро сокращено до Фрэнка Первого и Фрэнка Второго. Неряшливо одетый в старую ветровку, джинсы и кроссовки, он направлялся, как догадалась Робин, к вокзалу.

– Ладно, я иду за ним, – она потянула к себе рюкзак, который обычно брала с собой на слежку, – а ты можешь остаться здесь и присмотреть за другим.

– Да, хорошо, – сказал Барклай. – Удачи.

Робин, надевшая шапку бини²⁹, чтобы скрыть свою необычную новую стрижку, последовала за Фрэнком Первым пешком до станции Бекслихит и после недолгого ожидания поезда села в тот же вагон, чтобы следить, сидя неподалеку.

Через пару минут у Робин зазвонил мобильный, и она увидела номер Страйка.

– Доброе утро. Где ты?

– С одним из Фрэнков, – тихо сказала она. – Мы направляемся в Лондон.

– А, ясно. Ну, я просто хотел тебе сказать, что убедил того журналиста, о котором упоминал, поговорить со мной. Фергюс Робертсон, встречаюсь с ним позже в «Вестминстер Армз». Ты уже читала его статью?

– Да, – ответила Робин, – и я читала его статью-продолжение о том, что церковь сделала с ним после публикации первой. Они не любят критику, не так ли?

– Не то слово – сказал Страйк. – Что касается других новостей, то я только что видел Уилла Эденсора. Сегодня он снова собирает деньги в Сохо.

– О, ничего себе, правда?

– Да. Я не подходил к нему, просто на всякий случай, но выглядит он весьма херово. В нем роста больше метра восьмидесяти, а весит он, похоже, меньше тебя.

– Он выглядел счастливым? Все служители храма улыбались не переставая.

– Нет, определенно не был счастлив. Я еще попросил Пат взглянуть на наш график. Ты можешь съездить в Ковентри в конце следующей недели? Ты не против? У меня есть номер Шейлы Кеннетт  – пожилой женщины, которая много лет жила на ферме Чапмена. Если я скину тебе смс-ку, можешь ей позвонить? Посмотрим, согласится ли она поговорить с нами?

– Да, конечно, – сказала Робин.

Едва она убрала телефон в карман, как он зазвонил снова: Илса.

– Привет, – сказала Робин, – как дела?

– Во что, черт возьми, он играет? – эмоционально спросила Илса.

– Во что кто играет?

– Корм!

– Я не пони...

– Он переспал с чертовой Бижу Уоткинс! Ну, я говорю «спал» – но, очевидно, это было сделано стоя, прислонившись к стене ее спальни.

Робин поняла, что сидит открыв рот, и закрыла его.

– Он... не упоминал об этом при мне.

– Нет, я готова поспорить, что он, черт возьми, не упоминал об этом, – сердито сказала Илса. – Она придумала какую-то дурацкую причину, чтобы выудить у меня его номер, и я не смогла найти ни одной причины отказать ей, но я надеялась, что после той первой встречи у него хватило ума понять, какая она, и за сто километров ее обходить! Ты должна предупредить его: она сумасшедшая. Она не может держать свой чертов рот на замке, половина адвокатов Лондона уже наверняка слышала все подробности...

– Илса, я не могу указывать ему, с кем спать. Или трахаться, прислонившись к стене спальни, – добавила Робин.

– Но она же абсолютно чокнутая! Все, чего она хочет, – это богатого мужа и ребенка, она говорит об этом во всеуслышание!

– Страйк небогат, – отметила Робин.

– Возможно, она этого не понимает после всех тех громких дел, которые он продолжает раскрывать. Ты должна предупредить его...

– Илса, я не могу. Ты предупреди его, если хочешь. Его сексуальная жизнь вряд ли меня касается.

Илса застонала.

– Но почему именно она, если он хочет трахаться с замещением³⁰?

– Я не знаю, – совершенно честно ответила Робин, а затем, понизив голос, спросила:– И что ты подразумеваешь под «трахаться с замещением»?

– О, пожалуйста, – раздраженно сказала Илса. – Ты прекрасно понимаешь, что... черт, идет адвокат, которого я ждала, мне пора. Пока.

После этого разговора Робин наблюдала за отражением Фрэнка Первого в грязном окне поезда, и была совсем не уверена, что хочет разбираться во всех противоречивых эмоциях, которые ее охватили. Пока Илса говорила, перед ней возникла очень яркая мысленная картина: Бижу в своем шокирующем розовом платье, ее длинные загорелые ноги обвивают Страйка, и Робин не сразу удалось стереть этот образ, тем более что ее воображение нарисовало Страйку довольно волосатую задницу.

Наконец поезд остановился на станции «Ватерлоо-Ист». Робин последовала за объектом своей слежки пешком, а затем зашла за ним в метро, из которого он вышел на станции «Площадь Пикадилли».

Теперь они были очень близко от театрального района в центре лондонского Вест-Энда, и у Робин зародилась надежда, что она выбрала для преследования правильного брата. Однако вместо того, чтобы направиться к Шафтсбери-авеню и театру, где показывали пьесу Таши Майо, Фрэнк Первый направился в Сохо и десять минут спустя зашел в магазин комиксов.

Поскольку все, кого она могла видеть через окна, были мужчинами, Робин решила, что, следуя за ним, она привлечет к себе внимание, поэтому отступила на несколько метров и достала телефон, чтобы позвонить по номеру, который прислал ей Страйк.

Ответил голос, в котором слышалась одышка, слегка надтреснутый то ли от возраста, то ли от курения, то ли от того и другого вместе.

– Алло?

– Алло, это миссис Кеннетт? – спросила Робин.

– Да. Кто это?

– Меня зовут Робин Эллакотт. Я частный детектив.

– Вы кто? – переспросила пожилая женщина.

– Частный детектив, – ответила Робин.

По понятным причинам последовала короткая пауза.

– Чего вы хотите? – подозрительно спросил голос на том конце провода.

– Меня нанял человек, который очень беспокоится о своем родственнике, члене Всемирной гуманитарной церкви. Я надеялась, что вы могли бы поговорить со мной о ВГЦ. Просто для понимания ситуации. Вы раньше жили на ферме Чапмена, не так ли?

– Откуда вы это знаете? – резко спросила Шейла Кеннетт. Похоже, она действительно до сих пор мыслила ясно и разумно.

– Только из отчетов, – сказала Робин намеренно расплывчато: она не хотела распространяться о том факте, что Страйк получил доступ к данным о переписи населения.

– Это было очень давно, – сказала Шейла Кеннетт.

– На самом деле нам просто надо знать общую картину, – сказала Робин. – Я думаю, вы были там в то же время, что и семья Пёрбрайт?

– Да, я была там, – сказала Шейла, все еще с подозрением в голосе.

– Ну, мы изучаем некоторые заявления Кевина Пёрбрайта о церкви, поэтому мы подумали, не...

– Он мертв, не так ли?

– Я... да, он мертв, – сказала Робин.

– Да, я читала в газете. Подумала, не наш ли это Кевин, – сказала Шейла. – Они уже нашли того, кто это сделал?

– Насколько я знаю, нет, – ответила Робин.

Последовала еще одна короткая пауза.

– Хорошо, – сказала Шейла. – Я не против поговорить. Мне больше нечего терять.

– Это замечательно, – сказала Робин, потом подумала, как бестактно это прозвучало, и добавила: – Я имею в виду, спасибо вам. Вы ведь живете в Ковентри, не так ли?

– Да.

– Вас устроит следующий четверг? Через неделю?

– Да, хорошо, – сказала Шейла. – Вы сказали, вас зовут Робин?

– Совершенно верно. Робин Эллакотт.

– Мужское имя, – сказала Шейла. – Почему ваши родители дали вам мужское имя?

– Я никогда их не спрашивала об этом, – сказала Робин со смехом.

– Хм. Ну что ж. Во сколько?

– В полдень вас устроит? – спросила Робин, быстро прикидывая расстояние до Ковентри.

– Да. Хорошо. Я поставлю чайник.

– Большое спасибо. Тогда увидимся! – сказала Робин.

Робин написала Страйку сообщение о том, что договорилась о встрече с Шейлой Кеннетт, затем перешла дорогу, чтобы лучше видеть витрину магазина комиксов.

День был прохладный и пасмурный, и Робин была рада, что надела шапку бини. Она осознала, насколько близко находится к храму на Руперт-корт, только когда заметила четырех молодых людей с жестянками для сбора пожертвований, направлявшихся на Бервик-стрит.

Робин сразу узнала среди них Уилла Эденсора. Он выглядел больным, разбитым и очень сильно похудевшим. Темные круги под его глазами, которые Робин могла заметить даже с другой стороны улицы, придавали ему неприятное сходство с изображением Украденного пророка, которое она видела на потолке храма. Как и его спутники, он был одет в оранжевую накидку с логотипом церкви, который также был изображен на их жестянках для сбора пожертвований.

В группе был еще один мужчина, который, казалось, давал указания. В отличие от остальных троих, он был полноват, и его волосы были растрепаны. Он махнул в сторону улицы, и две девушки послушно направились в указанном направлении, в то время как Уилл остался на месте. Своим поведением он напомнил Робин осла, привыкшего к жестокому обращению и больше не способного протестовать.

Второй мужчина повернулся к Уиллу и говорил что-то, как будто читал лекцию, во время которой Уилл механически кивал, не глядя ему в глаза. Робин очень хотелось подойти поближе, чтобы услышать, что происходит, но она боялась показаться кому-то из них знакомой. Еще до окончания «лекции» Фрэнк Первый вышел из магазина комиксов, и Робин ничего не оставалось, как последовать за ним.

14

Сильная черта на втором месте. Проникновение находится ниже ложа. Применение писцов и применение волхвов вызовет смущение.

«И цзин, или Книга перемен»

Перевод Ю. К. Щуцкого

Бар «Вестминстер Армс», где Страйк договорился встретиться с журналистом Фергюсом Робертсоном, находился рядом с Вестминстерским аббатством и зданием Парламента. Направляясь к пабу, Страйк почувствовал боль в нижней части культи. У него уже ранее было порвано подколенное сухожилие, но в последние время оно не доставляло никаких проблем, потому что теперь ему приходилось переносить гораздо меньший вес. Он точно знал, что вызвало эти болезненные симптомы: необходимость поддерживать Бижу Уоткинс, которая, как только они вошли в ее квартиру в субботу вечером, громким пьяным голосом высказала желание, чтобы они занялись сексом у стены спальни.

Из-за боли в ноге он мысленно вернулся к тому вечеру. Он предположил, что два с половиной часа бессмысленной беседы прошли не зря в свете последовавших за этим десяти минут секса без обязательств. Выглядела она лучше, чем была на самом деле – ее впечатляющие груди, как он обнаружил в спальне, были силиконовыми. Но из-за того, что он считал ее несносной, он абсолютно не чувствовал себя виноватым за то, что не ответил на три усыпанные смайликами сообщения, которые она отправила ему после того вечера. Его самый старый друг Дейв Полворт назвал бы эту ситуацию «сыграли вничью», и Страйк был склонен согласиться с этим определением.

Войдя в «Вестминстер Армс», Страйк заметил, что Фергюс Робертсон, фото которого он нашел в интернете, сидит в углу за столиком на двоих и печатает что-то в своем ноутбуке. Это был невысокий, полный и почти полностью лысый мужчина, макушка головы которого блестела от света лампы, висевшей над столом. Закатав рукава рубашки, Робертсон жевал жвачку за работой. Покупая себе выпивку, Страйк заметил в баре заместителя министра³¹, а потом направился к Робертсону, который продолжал печатать до тех пор, пока Страйк не подошел совсем близко к столику.

– А вот и он, – сказал журналист, поднимая голову. – Знаменитый детектив.

– Пришел к бесстрашному репортеру, – сказал Страйк, усаживаясь.

Они пожали друг другу руки, пока любопытные голубые глаза Робертсона изучали Страйка. Он казался грубовато добродушным. Рядом с ноутбуком лежала пачка жевательной резинки «Никоретте».

– Я слышал, ты знаком с Домиником Калпеппером, – сказал Робертсон, упомянув журналиста, которого Страйк недолюбливал.

– Ну да. Есть такой дурачок.

Робертсон рассмеялся.

– Говорят, ты трахнул его двоюродную сестренку?

– Не помню такого, – солгал Страйк.

– Что думаешь о Брексите?

– Абсолютно ничего, – ответил Страйк.

– Какая жалость, – сказал Робертсон. – Мне нужно еще триста слов.

Он опустил экран своего ноутбука.

– Итак... ты взялся за ВГЦ, верно? – Робертсон откинулся на спинку стула, продолжая жевать, сцепив короткие пальцы на большом пивном животе. – Получу ли я эксклюзивные права на публикацию, если найдете скелет под полом их храма?

– Не могу этого гарантировать, – сказал Страйк.

– Тогда что мне за это будет?

– Чувство глубокого удовлетворения, – сказал Страйк.

– Я что, похож на бойскаута?

– Если я узнаю что-нибудь стоящее, что не скомпрометирует моего клиента, – сказал Страйк, который подготовился к такому повороту разговора, – ты сможешь это опубликовать.

– Ловлю на слове, – Робертсон расцепил пальцы, чтобы вытащить из пачки еще одну никотиновую жвачку, запихнул ее в рот и снова отхлебнул пива.

– Значит, тебе не будет страшно писать о них? – спросил Страйк.

– Нет, если ты сможешь раздобыть мне какую-нибудь достоверную информацию. Они просто сборище придурков. Я был бы чертовски рад помочь их прижучить.

– Как я понимаю, у тебя из-за них уже были какие-то неприятности?

– Я чуть не потерял работу из-за этой статьи, – объяснил Робертсон. – Их адвокаты терзали меня, в газете началась истерика, моей бывшей жене звонили с неизвестных номеров...

– Вот как?

– О, да. И ты бы видел, что эти ублюдки сделали с моей страницей в Википедии.

– У тебя есть страница в Википедии? – удивился Страйк.

– Не было до того момента, как я связался с ними. Но как только моя статья вышла в свет, ВГЦ создали ее. «Опозоренный журналист Фергюс Робертсон». «Известный алкоголик Фергюс Робертсон». «Избивающий жену Ф...». Я и пальцем не тронул свою бывшую, – добавил Робертсон, словно оправдываясь. – Так что, если ты найдешь неопровержимые доказательства, я, черт подери, напечатаю о них, и они проклянут тот час, когда со мной связались.

Страйк достал блокнот и ручку.

– Во-первых, что заставило тебя взяться писать о них?

– Я начал собирать информацию о богачах и селебах, которые присоединились к ним.

– А это им зачем?

– Что касается богачей, то им нравится тереться среди селебов. А для последних ВГЦ организует фотосессии: ни хрена делать не надо, просто приходи и фотографируйся с молодыми опекунами или бездомными. Знаешь, такие люди, как Ноли Сеймур, любят показывать, что думают о духовном. У ВГЦ для этого есть как раз доктор Чжоу.

– До твоей статьи ничего не слышал о нем.

– Я так понимаю, ты не включаешь телевизор по утрам.

Страйк отрицательно покачал головой.

– Он вечно мелькает в одном телевизионном шоу. Похож на Брюса Ли, попавшего в автомобильную катастрофу. В своей клинике в Белгравии принимает людей, у которых денег больше, чем мозгов. Лечит чушью всякой собачьей. Кровопусканием. Гипнозом. Регрессией в прошлую жизнь.

– В твоей статье сказано, что он набирал адептов ВГЦ с помощью клиники.

– Думаю, что он тот, кто как раз приводит самых «жирных» клиентов. Это был один из фактов, перечисленных в официальном опровержении, которое заставили меня написать юристы ВГЦ.

– Бывший член церкви, с которым ты беседовал для статьи...

– Та бедная телочка, – по-доброму хмыкнул Робертсон. – Она единственная согласилась поговорить со мной.

– Долго она там пробыла?

– Пять с половиной лет. Случайно пришла на их собрание со своим бывшим одноклассником. Тот ушел от них через неделю, а она осталась. Она лесбиянка, – сказал Робертсон, – и ее папаше было не по душе, что ей нравятся женщины. ВГЦ рекламировала себя как организацию, пропагандирующую инклюзивность, и, понятное дело, она купилась на это. Она из очень богатой семьи. Церковь лишила ее большей части наследства, прежде чем позволила уйти.

– Это она рассказывала тебе, что ее там избивали?

– Избивали, морили голодом, заставляли с мужиками таскаться, да, но я не смог найти никаких подтверждений этому, вот почему каждое второе утверждение публиковалось со словом «предположительно». – Робертсон отхлебнул еще пива, затем продолжил. – Я не мог обнародовать большую часть из того, что она мне рассказала, потому что понимал, что за это газете могут предъявить крупный судебный иск. Конечно, примерно так оно и случилось. Надо было послать к чертям это дело, все равно ничего не изменилось.

– Она утверждала, что деньги в ВГЦ незаконно присваивались?

– Да, в основном наличные. Она сказала мне, что если они собирали пожертвования, то должны были набрать определенную сумму, прежде чем им разрешат отдохнуть. Имей в виду, что у ВГЦ есть люди в Лондоне, Бирмингеме, Глазго, Мюнхене, Сан-Франциско… Ты знал, что эта церковь есть даже в Германии и Штатах?

– Да, я читал об этом на их веб-сайте.

– Так вот, она сказала, что молодые люди, собирающие пожертвования, должны набрать сто фунтов, прежде чем им разрешат сесть или поесть. Она сказала мне, что никто не знает, куда уходят все деньги, но старина Папа Джей устроился очень хорошо. По слухам, у него есть собственность на Антигуа, куда Главы Церкви уезжают для духовного ретрита. Им-то не нужна эта чертова ферма Чапмена.

– Ты самое горячее попридержал, верно?

– Мне пришлось так сделать. Я хотел защитить свой источник информации. Знал ведь, люди решат, что она чокнутая, если я напишу все, о чем она рассказывала.

– Она говорила о сверхъестественном?

– Ты уже слышал об этом? – спросил Робертсон, продолжая усердно жевать никотиновую жвачку. – Да, все верно. Об Утонувшем пророке.

– Бывшие участники, похоже, очень боятся этого Утонувшего пророка.

– Ну, понимаешь, она якобы приходит за теми, кто покидает церковь.

– Приходит, – повторил Страйк.

– Да. Членов церкви учат, что если они раскроют Божественные тайны, она придет и заберет их.

– А в чем заключаются Божественные тайны?

– Этого она мне не поведала.

Робертсон допил остатки своего пива.

– Через два дня после разговора со мной ранним утром она увидела Утонувшего пророка, парящего за окном ее комнаты. Она позвонила мне в истерике, говорила, что наболтала слишком много и за ней пришел Утонувший пророк, но я все равно должен напечатать эту историю. Я пытался успокоить ее. Сказал, что ей нужен психотерапевт, но она не хотела и слышать об этом. Она все время повторяла: «Есть кое-что, чего ты не знаешь, есть кое-что, чего ты не знаешь». Потом повесила трубку, заперлась в ванной комнате своих родителей и перерезала себе вены. Едва успели спасти.