Текст книги "Неизбежная могила (ЛП)"

Автор книги: Роберт Гэлбрейт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 60 страниц)

Не знаю, может ли Утонувший пророк материализоваться еще где-то, помимо фермы, но знаю, что она и другие все еще существуют в потустороннем мире, и я боюсь призвать ее, перестав верить в Явления.

Может быть, вы думаете, что я сумасшедший, но я говорю правду. ВГЦ – зло, они опасны, но есть другой мир, и они нашли путь туда.

Кевин

8

Движение вперед на пятой позиции означает... благоприятствует необходимость возносить жертвы и моления.

«И цзин, или Книга перемен»

Перевод Ю. К. Щуцкого

Через два дня после того, как они взялись за дело Эденсора и долго раздумывали над тем, с чего лучше начать, Страйк позвонил Робин из офиса. У нее был выходной, и она только пришла в парикмахерскую. Извинившись перед стилистом, уже взявшим в руки ножницы, Робин ответила.

– Привет. Что случилось?

– Ты просмотрела все документы Эденсора, которые я прислал?

– Да, – сказала Робин.

– Я тут немного поразмыслил, и первым делом неплохо было бы раздобыть данные переписи населения, чтобы выяснить, кто жил на ферме Чапмена последние двадцать лет. Если мы сможем разыскать бывших членов ВГЦ, вероятно, нам удастся подтвердить некоторые утверждения Пёрбрайта о том, что там происходит.

– У тебя есть право доступа только к записям переписи до 1921 года, – сказала Робин.

– Знаю, – подтвердил Страйк, который просматривал сайт «Национального архива»²¹, – вот почему сегодня вечером я угощаю Уордла карри. Хочешь прийти? Я слил ему того идиота, который платит за все фальшивыми десятками, и в ответ он согласился попытаться раздобыть полный полицейский отчет об убийстве Пёрбрайта. И, чтобы подмаслить его, мне придется раскошелиться на хороший карри, потому что я хочу убедить его достать нам еще и данные переписи.

– Извини, я не смогу прийти, – сказала Робин. – У Райана билеты в театр.

– А, – произнес Страйк, потянувшись за электронной сигаретой. – Ладно, подумал, что стоит спросить.

– Извини, – сказала Робин.

– Без проблем, у тебя сегодня выходной, – ответил Страйк.

– Вообще-то сегодня я собираюсь подстричься, – сообщила Робин из желания показать, что она все же работает над этим делом, даже если в этот вечер ей не удастся встретиться со знакомым полицейским Страйка.

– Да? Какой цвет выбрала?

– Не знаю, – ответила Робин. – Я только что села.

– Окей, что ж, собирался еще спросить, не могла бы ты завтра вечером зайти к Пруденс. Она с радостью одолжит тебе кое-что из одежды.

«Если только у Мёрфи не окажется на завтра билетов на гребаную оперу», – подумал Страйк.

– Это было бы здорово, – сказала Робин. – Где она живет?

– Строберри Хилл. Пришлю тебе адрес в сообщении. Нам придется встретиться там, до пяти я веду наблюдение за Йети.

Обговорив с Робин детали, Страйк завершил разговор и, нахмурившись, глубоко затянулся своей сигаретой. Мысль о том, что Мёрфи покупает билеты в театр, раздражала его, потому что это предполагало опасную степень прилагаемых усилий. Спустя восемь месяцев после начала отношений полицейскому, несомненно, следовало перестать притворяться, что он предпочел бы посмотреть пьесу вместо приличного ужина с последующим сексом. Оттолкнувшись от стола партнеров, Страйк вышел в приемную, где офис-менеджер Пат что-то печатала за своим столом. Очевидно, сквозь открытую дверь она слышала часть его разговора с Робин, потому что спросила с зажатой, как обычно, в зубах электронной сигаретой:

– Почему ты называешь его Йети?

– Потому что он выглядит как снежный человек, – сказал Страйк, наполняя чайник.

Мужчина, о котором шла речь, был состоятельным владельцем компании по разработке программного обеспечения, чья жена считала, что он посещает секс-работниц. Будучи вынужденным во время последней слежки ехать вместе с ним в переполненном лифте, Страйк мог засвидетельствовать тот факт, что объект был не только чрезвычайно высок, волосат и неопрятен, но и пах так, словно последнее посещение душа для него было далеким воспоминанием.

– Забавно, как борода то появляется, то исчезает, – сказала Пат, продолжая печатать.

– Это называется бритье, – пояснил Страйк, потянувшись за кружками.

– Ха-ха, – произнесла Пат. – Я говорю о моде. Бакенбардах и всем прочем.

В сознании Страйка всплыло неприятное воспоминание о Малкольме Краузере, сидящем у костра на ферме Форджмена: рядом с Краузером стояла маленькая девочка, и он уговаривал ее погладить свои усы, напоминающие руль.

– Хочешь чашечку чая? – спросил Страйк, отгоняя мысленный образ.

– Почему бы и нет, – ответила Пат низким, скрипучим голосом, из-за которого звонившие часто принимали ее за Страйка. – Кстати, женщина из Харгривз до сих пор не оплатила свой счет.

– Позвони ей, – распорядился Страйк, – и скажи, нам нужно, чтобы она рассчиталась до конца месяца.

– Конец наступит уже в понедельник.

– А у нее миллионы.

– Чем люди богаче, тем дольше они платят.

– В этом есть доля правды, – признал Страйк, ставя кружку Пат на ее стол, прежде чем вернуться в свой кабинет и закрыть дверь.

Следующие три часа он провел, пытаясь разыскать отсутствующего отца падчерицы Штыря. За последние пять лет этот человек сменил множество адресов, но поиски Страйка в конце концов привели к заключению, что мужчина теперь использует свое второе имя, вероятно, чтобы его не разыскивали в связи с алиментами, и проживает в Хакни. Если действительно это был тот самый человек, то работал он дальнобойщиком, что, несомненно, подходило мужчине, стремящемуся уклониться от родительских обязанностей.

Отправив своему сотруднику Дэву Шаху электронное письмо с просьбой установить наблюдение за одним домом в Хакни и сфотографировать всех, кто входил или выходил из него, Страйк отправился на встречу с Эриком Уордлом.

Страйк решил, что обычного дешевого индийского ресторана будет недостаточно, чтобы задобрить друга-полицейского, которого он намеревался попросить об одолжении, связанном с переписью. Поэтому он забронировал столик в ресторане «Синнамон клаб», который находился в нескольких минутах езды на такси.

В здании ресторана когда-то была Вестминстерская библиотека, поэтому накрытые белыми скатертями столики располагались в большом просторном зале с выстроенными вдоль стен книжными шкафами. Страйк, пришедший первым, снял пиджак, ослабил галстук, заказал пинту пива и сел читать в телефоне дневные новости. Он понял, что Уордл появился, только когда тень полицейского упала на стол.

– Тут получше, чем в «Бомбей Балти», – прокомментировал Эрик, усаживаясь напротив Страйка.

– Да, что ж, в последнее время дела идут неплохо, – сказал тот, засовывая телефон в карман. – Как у тебя дела?

–  Жаловаться не на что, – ответил Уордл.

Во время их первой встречи друг Страйка Эрик Уордл был по-мальчишески красив. Сейчас, хотя он все еще был хорош собой, его некогда пышная шевелюра начала редеть, и выглядел он так, словно постарел больше, чем на прошедшие с момента той встречи шесть лет. Страйк знал, что морщинки вокруг рта и глаз Уордла появились не только из-за тяжелой работы: он потерял брата, а полгода назад от него ушла жена Эйприл, забрав с собой их трехмесячного малыша.

Разговор шел в обычном русле, пока оба изучали меню, и только после того, как официант принес Уордлу пинту пива и принял их заказ, полицейский протянул через стол папку.

– Это все, что я смог разузнать об убийстве Кевина Пёрбрайта.

– Твое здоровье, – произнес Страйк. – Как поживает наш друг-фальшивомонетчик?

– Арестован, – сказал Уордл, поднимая в тосте бокал, – и, думаю, удастся уговорить его помочь нам выйти на рыбку покрупнее. Вполне возможно, что ты обеспечил мне долгожданное продвижение по службе, так что ужин за мой счет.

– Я бы предпочел, чтобы ты отплатил мне бартером, – ответил Страйк.

– Я знал, что ты забронировал это место не ради прихоти, – вздохнул Уордл.

– Давай дождемся еды, и я все объясню.

Как только они приступили к еде, Страйк попросил об одолжении, ради которого пришел: о помощи Уордла в получении доступа к записям переписи населения, недоступных широкой публике.

– Откуда такой интерес к ферме Чапмена?

– Это главный штаб Всемирной гуманитарной церкви.

– О, – сказал Уордл. – Вот оно что. Несколько лет назад Эйприл ходила на одну из их встреч. Подруга по йоге заинтересовалась этой церковью и взяла ее с собой. Закончилось тем, что подруга к ним присоединилась. А Эйприл ограничилась всего одним визитом.

Уордл прожевал и проглотил кусок, прежде чем добавить:

– Впоследствии она вела себя немного странно по этому поводу. Я разозлился, и ей это не понравилось, но высказался я об этом только потому, что мне не нравилась та баба, которая ее туда отвела. Она увлекалась кристаллами, медитацией и всякой подобной чушью. Ты знаком с такой категорией людей.

Страйк, который хорошо помнил, как Леда периодически повторяла мантру, скрестив ноги, перед нефритовым Буддой, подтвердил, что знаком, и спросил:

– Значит, Эйприл решила, что в этом что-то есть?

– Думаю, она заняла оборонительную позицию, потому что знала, как сильно ее друзья по йоге действуют мне на нервы... Вероятно, мне не стоило быть таким засранцем, – признался Уордл, угрюмо пережевывая. – Так какие данные переписи тебе нужны?

– Все, начиная с 91-го года.

– Черт подери, Страйк.

– Пытаюсь отследить бывших членов церкви.

Уордл приподнял брови.

– Ты должен быть осторожным.

– Что это значит?

– У них репутация людей, жестоко преследующих тех, кто пытается их дискредитировать.

– Это я слышал.

– Какую надуманную причину я назову бюро переписи населения? Там не так просто получить информацию.

– Пока что у меня есть принудительный контроль, физическое насилие, одно обвинение в изнасиловании и изрядная доля жестокого обращения с детьми.

– О, господи. Почему бы не добавить убийство и не получить полный комплект?

– Дай мне время, я занимаюсь этим делом всего два дня. Кстати говоря, насчет убийства Пёрбрайта…

– Тот же пистолет был использован в двух предыдущих перестрелках, связанных с наркотиками. Я не участвовал в расследовании, никогда не слышал об этом парне, пока ты мне не позвонил, но просмотрел материалы, – Уордл кивнул на папку. – Выглядит довольно однозначно. Судя по состоянию его комнаты, он, похоже, был не в себе. Взгляни на фотографию сверху.

Страйк отодвинул пустую тарелку, открыл папку и достал фотографию.

– Вот дерьмо.

– Да, и, вероятно, под остатками этого дерьма что-то скрыто.

На фотографиях была изображена маленькая и убогая комната, по которой были разбросаны предметы одежды и всякий мусор. Тело Пёрбрайта, накрытое полиэтиленом, лежало посреди пола. Кто-то – Страйк предположил, что Пёрбрайт – нацарапал на всех стенах какие-то слова.

– Прекрасный образец наркоманского декора, – сказал Уордл, когда официант ушел, забрав их тарелки.

– Что-нибудь пропало? Предполагалось, что он писал книгу о ВГЦ.

– Похоже, что он писал ее на стенах, – съязвил Уордл.

– Комната в точности в том виде, в каком обнаружил ее домовладелец. На дне шкафа нашли пакетик с гашишем и пачку двадцаток.

– В полиции считают, что его убили из-за пакетика с гашишем?

– Возможно, это все осталось без внимания. Вероятно, он стащил барахло у кого не должен был или разозлил не того клиента.

– Где находится это место?

– Каннинг-Таун.

– Отпечатки пальцев?

– Только Пёрбрайта.

– Как убийца проник внутрь и вышел, есть какие-нибудь идеи?

– Мы думаем, чтобы открыть входную дверь, воспользовались отмычкой.

– Продуманно, – Страйк достал блокнот и начал записывать.

– Да, весьма ловко. Парень с того же этажа утверждал, что слышал, как Пёрбрайт с кем-то разговаривал, прежде чем того впустить. Вероятно, думал продать товар. Сосед услышал тихий хлопок, и музыка у Пёрбрайта смолкла. Убийца, должно быть, использовал глушитель, потому что в противном случае половина улицы услышала бы выстрел, но вполне понятно, что его услышал сосед, потому что стены в здании не толще обычной фанеры. И вполне объяснимо, почему музыка затихла: пуля прошла сквозь Пёрбрайта и то старое радио, которое, как ты видишь, разлетелось на куски.

Страйк еще раз внимательно изучил фотографию комнаты Пёрбрайта. Разбитый вдребезги радиоприемник лежал на очень маленьком письменном столе в углу. Два провода были подключены к розеткам рядом с ним.

– Там было что-то еще.

– Да, похоже на провод для ноутбука. Пожалуй, ноутбук был единственной вещью в комнате, которую стоило украсть. Не знаю, для чего он возился с радиоприемником, если у него был ноутбук.

– Он был на мели, и, может быть, не знал, как скачивать музыку, – предположил Страйк. – Судя по тому, что я узнал о ферме Чапмена, с таким же успехом он мог бы воспитываться в конце восемнадцатого века, судя по опыту в области технологий.

Тут им подали карри. Страйк отодвинул полицейское досье в сторону, но оставил рядом с собой раскрытый блокнот.

– Итак, сосед слышит выстрел, музыка обрывается. Что потом?

– Сосед идет и стучит в дверь, – промычал Уордл, набивая рот пасандой из баранины, – но не получает ответа. Мы думаем, что стук напугал убийцу, и он ушел через окно, которое было обнаружено открытым, со следами на внешнем подоконнике, характерными для рук в перчатках.

– Насколько высоко расположено окно?

– Второй этаж, но прямо под окном – большой мусорный бак, в который можно удобно приземлиться.

– Никто не видел, как он вылезал из окна? – спросил Страйк, все еще делая пометки.

– Все жильцы, чьи окна выходили на задний двор, либо отсутствовали, либо были заняты чем-то внутри.

– Камеры видеонаблюдения как-то помогли?

– Есть небольшой фрагмент видеозаписи, на котором видно, как из этого района уходит коренастый парень в черном, который, возможно, несет ноутбук в сумке для продуктов, но нет четкого изображения лица. Вот, собственно, и все, что мне известно, – сказал Уордл.

Страйк убрал фотографию в полицейское досье, когда Уордл спросил:

– Робин все еще встречается с Райаном Мёрфи?

– Да, – сказал Страйк.

– Ты знаешь, что он алкоголик?

– Правда? – спросил Страйк, скрывая выражение своего лица за глотком пива. Робин так мало рассказывала ему о своих отношениях, что раньше он этого не знал. Возможно, подумал он (с проблеском чего-то сильно напоминающего надежду), Робин тоже не знала.

– Да. Однако сейчас в завязке. Но он был жутким пьяницей. Настоящим мудилой.

– В каком смысле?

– Агрессивно настроенным. Приставал к любой юбке. Однажды пристал к Эйприл. Я, черт подери, чуть не врезал ему.

– Серьезно?

– О, да, – повторил Уордл. – Неудивительно, что жена ушла от него.

Но выражение его лица погрустнело после того, как он произнес это, возможно, потому, что он вспомнил, что Мёрфи был не единственным человеком, от которого ушла жена.

– Но сейчас он уже не пьет? – спросил Страйк.

– Не пьет, – сказал Уордл. – Где здесь уборная?

После того как Уордл встал из-за стола, Страйк отложил нож и снова открыл полицейское досье, продолжая тыкать вилкой в говядину под соусом Мадрас и отправлять ее в рот. Он извлек результаты вскрытия трупа Кевина Пёрбрайта, пропустив описание смертельной травмы головы и сосредоточившись на строках, касающихся токсикологии. Патологоанатом обнаружил низкий уровень содержания алкоголя в организме, но никаких следов запрещенных веществ.

9

Но при искоренении зла не следует слишком торопиться. Это кончится плохо, потому что зло существовало так долго.

«И цзин, или Книга перемен»

Следующим вечером, когда Робин ехала на поезде к дому Пруденс в Строберри-Хилл, она чувствовала холодок на чересчур открытой шее. Она искренне надеялась, что бухгалтер агентства позволит возместить как деловые расходы хотя бы половину стоимости ее новой стрижки, потому что это был самый дорогой поход в парикмахерскую в ее жизни. Стрижка до подбородка, с длинной градуированной челкой, концы обесцвечены, а затем окрашены в бледно-голубой цвет. После первого удивленного взгляда, Мёрфи просиял и сказал, что ему очень нравится, когда они встретились накануне вечером. Правда это была или нет, но это помогло ей почувствовать себя более уверенно, когда они вошли в Театр Герцога Йоркского, чтобы посмотреть спектакль «Отец».

– Синий? – первым делом отметил Страйк, когда Робин села в «БМВ» возле станции Строберри-Хилл. – Выглядит неплохо.

– Спасибо. Я надеюсь, что это также несет послание: «Привет, у меня больше денег, чем мозгов».

– Может, так и будет, когда ты наденешь дорогую одежду, – сказал Страйк, выезжая с автостоянки.

– Как там Йети? – спросила Робин, когда они проезжали мимо длинной вереницы солидных вилл в эдвардианском стиле.

– Удручающе целомудрен, – ответил Страйк. – Но от человека с состоянием в пару миллионов ожидаешь, что он может позволить себе расческу.

– Тебе не нравится неряшливость, верно? – позабавилась Робин.

– Если дело касается человека, у которого есть выбор. Так тяжело, черт возьми, помыться?

Страйк повернул направо и сказал:

– Кстати, Дэв нашел того парня, которого разыскивает Штырь.

– О, отлично, – сказала Робин. Хотя она не питала иллюзий относительно глубоко преступной натуры Штыря, однажды он помог ей избежать нападения человека, подозреваемого в громком убийстве, за что она была ему благодарна. – Как поживает малышка?

– Он не сказал, но, надеюсь, встреча с отцом поднимет ей настроение… приехали…

Раньше, чем Робин ожидала, они свернули на подъездную дорогу к особенно большому дому в эдвардианском стиле, вид которого заставил Робин не только почувствовать себя неловко, но и с грустью вспомнить о своей собственной скромной квартирке, в которой ей приходилось почти постоянно терпеть громкую музыку от соседа сверху.

Входная дверь открылась прежде, чем они подошли к ней, и показалась сводная сестра Страйка, дочь известной актрисы и рок-звезды, отца Страйка. Пруденс была одета в простое черное платье, которое, по мнению Страйка, выглядело заурядно, но, как предположила Робин, его стоимость равнялась ее месячному платежу по ипотеке.

Как и у сэра Колина Эденсора, у Пруденс было лицо, которое не может не нравиться, по крайней мере, так показалось Робин. Хотя и не столь красивая, как ее мать-актриса, она была очень привлекательной, с веснушками на коже и длинными волнистыми черными волосами. Слегка раскосые с приподнятыми вверх уголками глаза и маленький улыбающийся рот придавали ей немного озорной вид. Она не была полной, скорее пышной. Робин, которая боялась, что она окажется худой и плоскогрудой, отметила это с облегчением.

– Входите, входите! Очень приятно познакомиться, – сказала Пруденс, улыбаясь и пожимая руку Робин.

– Мне тоже. Обычно у меня не такая прическа, – сказала Робин, сразу же пожалев об этом. Она только что увидела свое отражение в зеркале прихожей Пруденс. – Это все часть моего прикрытия.

– Ну, выглядит замечательно, – сказала Пруденс, прежде чем повернуться к Страйку и обнять его.

– Черт возьми, братец, молодец. Каждый раз, когда я тебя вижу, тебя становится все меньше.

– Если бы я знал, что это всех так осчастливит, ампутировал бы вторую ногу.

– Очень смешно. Проходите в гостиную. Я только что открыла бутылочку вина.

Она провела двух детективов в большую изысканную комнату. С прекрасными пропорциями, большими черно-белыми фотографиями на стенах, книжными шкафами и низким черным кожаным диваном на трубчатом металлическом каркасе, гостиная выглядела одновременно стильно и уютно.

– Итак, – сказала Пруденс, жестом показывая Страйку и Робин на диван и усаживаясь в большое кресло кремового цвета, прежде чем налить еще два бокала вина, – одежда. Могу ли я спросить, для чего она нужна?

– Робин надо выглядеть похожей на богатую девушку, которая достаточно свободна, чтобы присоединиться к культу.

– Культу?

– Ну, некоторые люди назвали бы это именно так, – помедлила Робин. – У них есть что-то вроде резиденции в сельской местности, я надеюсь, что меня завербуют, и я смогу проникнуть туда.

К удивлению обоих детективов, улыбка на лице Пруденс сменилась обеспокоенным выражением.

– Скажите мне, что это не ВГЦ, пожалуйста.

Вздрогнув, Робин взглянула на Страйка.

– Это очень быстрое умозаключение, – сказал он. – Почему ты думаешь, что это они?

– Потому что все началось в Норфолке.

– У тебя есть клиент, который был там? – спросил Страйк, внезапно догадавшись.

– Я не разбрасываюсь личными данными клиентов, Корморан, – сказала Пруденс насмешливо-строгим голосом, протягивая ему через кофейный столик бокал.

– Жаль, – беспечно бросил Страйк. – Нам бы найти бывших членов.

Пруденс пару секунд пристально смотрела на него, а затем сказала:

– Ну, поскольку я обязана сохранять конфиденциальность, я не могу…

– Да шучу я, – успокоил ее Страйк. – Я не выпытываю имя и адрес.

Пруденс с хмурым выражением лица сделала глоток вина.

Наконец она сказала:

– Я сомневаюсь, что вам легко удастся разговорить бывших членов. С такого рода принуждением связано много стыда, и зачастую имеется серьезная травма.

Увидев Корморана и Пруденс лицом к лицу, Робин впервые заметила сходство своего делового партнера с Джонни Рокби. У него и его сводной сестры были схожие четко очерченные челюсти и одинаково посаженные глаза. Она задавалась вопросом – у нее было три родных брата – каково это, впервые встретиться с кровным родственником, когда тебе за сорок. Но между братом и сестрой было нечто большее, чем едва заметное физическое сходство: они, казалось, пришли к негласному взаимопониманию.

– Хорошо, – сказала Пруденс в ответ на полушутливый вопрос Страйка, – я и правда лечу бывшего члена ВГЦ. На самом деле, когда он впервые рассказал о том, что с ним произошло, я подумала, что я не тот человек, который сможет помочь. Это отдельный вид работы, депрограммирование людей²². Некоторые из них начинают злоупотреблять тем, чего были лишены внутри культа – например, едой и алкоголем. Некоторые предаются рискованному поведению в качестве реакции на высокий контроль и отслеживание всех их действий в прошлом. Приспособиться к свободной жизни непросто, и когда их просят снова вспомнить о своих страданиях и поступках, которые их заставляли совершать, это может вызвать чрезвычайное беспокойство.

– К счастью, я знакома с одним американским психотерапевтом, который работал со многими жертвами культов, поэтому я связалась с ним. Он провел несколько онлайн-консультаций с клиентом, которые ему очень помогли, и теперь уже я занимаюсь его терапией с некоторой помощью со стороны американца. Вот откуда я знаю о ВГЦ.

– Как клиент выбрался? – спросил Страйк.

– А что? Вас для этого наняли – вызволить кого-нибудь?

Страйк кивнул.

– Тогда вам необходимо быть очень осторожными, – серьезно сказала Пруденс. – Если этот человек чем-то похож на моего клиента, то он будет в крайне нестабильном состоянии, и если вы будете действовать жестко, то принесете больше вреда, чем пользы. Вы должны понять: люди в культах перепрограммированы. Ожидать, что они просто вернутся в нормальное состояние, нереалистично.

– Как твоему клиенту это удалось?

– Он… ушел не по своей воле, – нерешительно ответила Пруденс.

– Ты имеешь в виду, что его исключили?

– Дело было не… у него начались проблемы со здоровьем, – сказала Пруденс, – но большего я сказать не могу. Достаточно сказать, что ВГЦ не позволяет своим членам уйти по собственной воле, пока они не перестанут приносить пользу. Ты должна быть очень осторожной, Робин. Ты когда-нибудь читала Роберта Джея Лифтона? Его труд «Преобразование мышления и психология тотализма»²³? Или книгу «Борьба с контролем культа над разумом» Стивена Хассена²⁴?

Робин покачала головой.

– Я одолжу тебе свои экземпляры. Отдам их тебе перед уходом. Способность распознавать их методы поможет тебе противостоять им.

– Робин умна, – сказал Страйк. – Она не купится на все это.

– Быть умным само по себе не достаточно для защиты, – возразила Пруденс. – Ограничение в еде, принудительное пение мантр, жесткий контроль над физическим окружением, копание в твоей душе в поисках мест, на которые стоит посильнее надавить, сильная любовь в одно мгновение и моментальное последующее унижение… мы все уязвимы, умны или нет…

– Ладно, – сказала Пруденс, вставая, – пойдем, примерим кое-какую одежду.

– Это так любезно с твоей стороны, Пруденс, – поблагодарила Робин, когда психотерапевт повела ее наверх.

– Это не совсем любезность, – сказала Пруденс, снова улыбаясь. – Мне до смерти хотелось познакомиться с тобой, учитывая, что ты явно самый важный человек в жизни Корма.

Эти слова вызвали у Робин ощущение удара электрическим током.

– Он… он тоже очень важен для меня.

Они миновали открытую дверь очень захламленной спальни, которая, как Робин сказала бы наверняка, принадлежала подростку. В этот момент из нее выскочила черноволосая девушка в мини-юбке, держа в одной руке кожаную куртку, а в другой – сумку.

– Ой, – сказала она, увидев Робин. – Классные волосы!

Не дожидаясь ответа, она проскочила мимо них и сбежала вниз. Пруденс крикнула ей вслед:

– Напиши мне, когда тебя нужно будет забрать!

– Напишу, – крикнула девочка, и они услышали ее оклик: «Пока-пока, новый дядюшка», прежде чем хлопнула входная дверь.

– Это была Сильви, – сказала Пруденс, ведя Робин в большую, роскошной простоты спальню, а затем в зеркальную гардеробную, оборудованную вешалками для одежды. – Корм сказал, что тебе понадобится два или три наряда?

– В идеале, – сказала Робин. – Я обещаю, что буду с ними очень аккуратна.

– О, не волнуйся об этом, у меня слишком много одежды… это моя слабость, – призналась Пруденс с виноватой улыбкой. – Сильви только-только подросла, чтобы брать у меня вещи, которые мне больше не подходят, так что я вроде как перестала отдавать все это на благотворительность. Какой у тебя размер обуви?

– Тридцать девятый, – сказала Робин, – но…

– Идеально. Как и у меня.

– …правда не обязательно…

– Если ты пытаешься выглядеть богатой, аксессуары имеют значение, – сказала Пруденс. – На самом деле очень интересно готовить кого-то к работе под прикрытием. Корм мало рассказывает о том, чем вы двое занимаетесь – в профессиональном плане, я имею в виду, – добавила она.

Она начала доставать повседневные платья и различные топы и передавать их Робин. На ярлыках были фирмы, которые детектив никогда не могла бы себе позволить: Валентино, Шанель, Ив Сен-Лоран.

– …и вот это тебе очень подошло бы, – сказала Пруденс пять минут спустя, добавляя платье от Клоэ к тяжелой ноше, которую уже держала Робин. – Итак, примерь все это и посмотри, что подойдет. Здесь ты будешь в полном уединении, Деклана не будет дома еще час.

Когда дверь спальни закрылась за Пруденс, Робин положила стопку одежды на двуспальную кровать, затем сняла свитер и джинсы, оглядывая комнату. От дубовых половиц и широкой кровати из красного дерева до гладкой современной люстры, длинных газовых занавесок и настенного телевизора с плоским экраном – все говорило о хорошем вкусе и достатке. Страйк мог бы жить так, подумала Робин, если бы проглотил свою гордость и гнев и начал пользоваться щедротами отца – хотя, конечно, она не могла быть уверена, что этот дом купил именно Джонни Рокби.

Пруденс вернулась вниз в гостиную к Страйку, держа в руках две книги.

– Для Робин, – сказала она, кладя их на кофейный столик между ними.

– Спасибо, – ответил Страйк, когда она наполнила его бокал вином. – Слушай, могу я тебя кое о чем спросить?

– Продолжай, – сказала Пруденс, садясь напротив него.

– Этот твой клиент когда-нибудь был свидетелем сверхъестественных событий на ферме Чапмена?

– Корм, я не могу ответить.

– Я не собираюсь разыскивать твоего клиента, – заверил он ее. – Мне просто интересно.

– Наверное, я и так сказала слишком много, – сказала Пруденс.

– Понимаю, – сказал Страйк. – Больше нет вопросов.

Наклонившись вперед, он взял книгу «Борьба с контролем культа над разумом», перевернул ее и прочитал аннотацию на обороте.

– Ты заставила меня начать больше, чем раньше, беспокоиться о том, что Робин собирается проникнуть туда, – признался он.

– Хорошо, – сказала Пруденс. – Извини, я не имела в виду «хорошо, что ты волнуешься», я просто думаю, лучше, чтобы она понимала, во что ввязывается.

– Какого черта люди вступают в культы? – размышлял вслух Страйк. – Зачем давать кому-то такой контроль над своей жизнью?

– Потому что они не осознают, что в конечном итоге все окончится тотальным контролем, – сказала Пруденс. – Это происходит постепенно, шаг за шагом, после того, как их окружают всеобщим одобрением и похвалой, а также дают ощущение цели… разумеется, ты понимаешь привлекательность ощущения, что тебе открываются тайны бытия? Что ты получаешь ключ от вселенной?

Страйк пожал плечами.

– Ладно, а как насчет веры в то, что ты можешь реально изменить мир: облегчить страдания, искоренить социальные проблемы, защитить слабых?

– Почему ты должен вступать в культ, чтобы делать это?

– Не должен, – ответила Пруденс, улыбаясь, – но они очень хорошо умеют убеждать людей, что присоединение к ним – лучший способ достичь рая на земле, не говоря уже о рае после смерти.

– Единственный тип людей, от которых в ВГЦ, вероятно, не смогли бы многого получить, – и не то, чтобы они охотно их вербовали, – это апатичные лежебоки. ВГЦ охотится за идеалистами, которых они смогут превратить в евангелистов. Хотя я полагаю, что для рекрутов на ферму Чапмена у них стандарты ниже, они нужны только для того, чтобы заниматься непосредственно хозяйством… мой несчастный клиент слишком хорошо знает, что окружающие считают его глупым и безвольным, раз он купился на все это. Вот одна из причин, почему ему так стыдно. Но правда в том, что люди с идеалистическими ценностями, которым свойственна интеллектуальная любознательность, оказываются гораздо более уязвимыми для таких идеологий вроде ВГЦ. Вы двое останетесь на ужин? Просто паста, ничего особенного.

– Тебе не обязательно еще и кормить нас, – сказал Страйк.

– Но я хочу. Пожалуйста, останьтесь, Деклан скоро будет дома. Кстати, Робин кажется очень милой.

– Да, так и есть, – ответил Страйк, бросив взгляд на потолок.

Наверху Робин выбрала себе три наряда, хотя все еще чувствовала робость, заимствуя такую дорогую одежду. Она как раз снова надела свои джинсы и топ, как в дверь постучала Пруденс.

– Заходи, – позвала Робин.

– Выбрала?

– Да. Если ты не возражаешь, я бы хотела одолжить вот это.

– Отлично, – ответила Пруденс, собирая остальную одежду и направляясь обратно к рейкам, чтобы развесить ее на вешалки. – Знаешь что? – сказала она через плечо. – Просто оставь их себе. Так будет проще.

– Пруденс, я не могу, – слабо возразила Робин. Она прекрасно понимала, что выбранная ею одежда стоит не менее двух тысяч фунтов, даже подержанная.

– Почему нет? Если бы ты выбрала вот это, – сказала Пруденс, держа в руках платье Клоэ, – я бы попросила вернуть его, потому что Деклану я в нем очень нравлюсь, но, честно говоря, я легко могу обойтись без того, что ты выбрала. У меня уже слишком много вещей, как ты сама могла заметить. Пожалуйста, – сказала она, когда Робин снова открыла рот, чтобы возразить, – впервые кому-либо из нас позволено дать что-то Корму, пусть даже косвенно. Теперь давай подыщем обувь.