Текст книги "Неизбежная могила (ЛП)"

Автор книги: Роберт Гэлбрейт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 60 страниц)

– На третий день Папа Джей произнес еще одну большую речь в храме – храм был не таким, как у них сейчас, потому что все это происходило до того, как начали поступать по-настоящему большие деньги. Фермерский храм тогда был просто еще одним амбаром, но его превратили в самое красивое здание и разрисовали изнутри всеми возможными символами разных религий, а туда, где мы все сидели, постелили старый ковер. Папа Джей говорил о том, что произойдет, если мир не проснется, и основной посыл был в том, что традиционные религии разделяют, а ВГЦ объединяет, и когда люди разных культур объединяются, когда они становятся самой лучшей версией самих себя, они становятся непреодолимой силой и могут изменить мир. На ферме Чапмена было много темнокожих и людей с индийской внешностью, а еще белых, так что это казалось своего рода подтверждением того, о чем он говорил. И я... просто поверил ему. Казалось… не существовало ничего, с чем ты мог бы не согласиться… покончить с бедностью и все такое, стать самим собой… а Папа Джей словно был тем, с кем ты просто хотел бы пообщаться. Словно, он был таким сердечным, и казалось будто... он был отцом, который был бы у тебя, если бы ты мог выбирать, понимаете?

– Так что же заставило вас передумать? Почему спустя семь дней вы ушли?

Улыбка сползла с лица Генри.

– Кое-что произошло, и это как бы... как бы изменило мое отношение к ним. На ферме была одна беременная женщина на позднем сроке. Я не могу вспомнить ее имя. Как бы то ни было, однажды днем она работала с нашей группой, когда мы пахали на шайрах³⁷, а это была чертовски тяжелая работа, и я все смотрел на нее и думал, стоит ли ей это делать? Но, знаете, мне было восемнадцать, что я мог понимать? И мы только закончили все, что должны были сделать, и тут она как бы согнулась пополам. Она упала на колени на землю, в своем спортивном костюме, и держалась за живот. Я был в ужасе, решил, что она вот-вот родит прямо здесь. И один из представителей церкви опустился рядом с ней на колени, но он не помог ей или что-то в этом роде, а просто начал громко петь мантру ей в лицо. И тогда остальные тоже начали петь. А я наблюдал за этим и думал: «Почему они не помогают ей подняться?» Но меня как бы... парализовало, – сказал Генри со смущенным видом. – Словно бы... они так со всем поступают, и, может быть… может быть, это сработает? Так что я не двигался… но казалось, ей было по-настоящему больно, и в конце концов один из них побежал в сторону фермерского дома, в то время как все остальные продолжали ей петь. Парень, который пошел за помощью, вернулся с женой Уэйса.

Впервые Генри заколебался.

– Она… она была жутковатой. В то время мне нравился Уэйс, но в ней было что-то такое… Я не мог понять, почему они вместе. В любом случае, когда она подошла к нам, все перестали петь, а Мазу встала над этой женщиной и только... смотрела на нее. Даже не произнесла ни слова. А беременная женщина словно бы испугалась. Она с трудом поднялась, и казалось будто ей до сих пор очень больно или она вот-вот потеряет сознание, но она, пошатываясь, ушла вместе с Мазу. И никто не хотел смотреть мне в глаза. Остальные вели себя так, словно ничего не случилось. В тот вечер за ужином я искал беременную женщину, но она так и не появилась. На самом деле до отъезда я ее больше не видел. Я хотел поговорить с Флорой о том, что произошло, но не смог подойти достаточно близко, а ночью она, естественно, находилась в другом здании. Потом, в последний вечер, в храме у нас была еще одна беседа с Папой Джеем. Потушили свет, и он встал перед большим корытом с водой, которое было освещено изнутри, как бы подводной подсветкой, и стал проделывать всякие фокусы с водой. Например, она поднялась, когда он приказал ей, и приняла спиралевидную форму, а затем разделил потоки и заставил снова собраться вместе…

– Это напугало меня, – объяснил Генри. – Я все время думал: «Должно быть, это какой-то трюк», – но я не мог понять, как он это делает. Потом он заставил воду принять форму лица, человеческого лица. Одна девушка закричала. А потом вода снова опустилась, в храме включили свет, и Папа Джей произнес: «В конце нам явился дух. Иногда они приходят, особенно если собралось много Восприимчивых». И добавил, что, по его мнению, новоприбывшие должно быть особенно восприимчивы, раз это произошло. А потом нас спросили, готовы ли мы возродиться. И люди один за другим пошли вперед и стали залезать в корыто, их окунали и вытаскивали оттуда, а остальные хлопали и поддерживали. Папа Джей обнимал их, и они вставали возле стены вместе с другими членами церкви.

– Я прямо обделался от страха, – сказал Генри. – Даже не могу объяснить… тебя словно заставляли примкнуть к остальным, чтобы все эти люди одобрили тебя, оказывалось такое сильное давление, когда все наблюдали за тобой, и я не знал, что произойдет, если я скажу «нет». А потом Флору вызвали вперед, и она просто подошла прямо к корыту, залезла в него, нырнула под воду, ее вытащили, и она, улыбаясь, встала у стены. И я клянусь, я не знал, хватит ли у меня сил сказать «нет», но, слава Богу, впереди меня оказалась девушка, чернокожая девушка с татуировкой Будды на затылке, и я никогда ее не забуду, потому что, если бы ее там не было... Произнесли ее имя, и она сказала: «Нет, я не хочу присоединяться». Прямо громко и отчетливо. И атмосфера просто превратилась в лед. Все, типа, уставились на нее. А Папа Джей был единственным, кто продолжал улыбаться, и выдал ей целую тираду о том, что он знает, насколько сильным очарованием обладает материальный мир, и, по сути, намекал, что она хочет пойти работать в «Биг Ойл»³⁸ или что-то в этом роде, вместо того чтобы спасать мир. Но она не передумала, хотя вот-вот готова была расплакаться. А потом произнесли мое имя, и я сказал: «Я тоже не хочу присоединяться». И увидел лицо Флоры. Она выглядела так, словно бы я дал ей пощечину.Потом вызвали последних двух человек, и они присоединились к остальным. Потом, пока все приветствовали и хлопали новым членам церкви, Мазу подошла ко мне и девушке, ответившей «нет», и произнесла: «Вы двое пойдете со мной», а я сказал: «Сначала я хочу поговорить с Флорой, я пришел с ней», и Мазу ответила: «Она не хочет с тобой разговаривать». Флору уже уводили вместе со всеми членами церкви. Она даже не оглянулась. Мазу отвела нас к фермерскому дому и сказала: «Микроавтобус отправится только завтра, так что вам пока придется остаться здесь», и она показала нам на маленькую комнату без кроватей с решетками на окнах. А я произнес: «Я приехал на машине», и спросил девушку: «Тебя подбросить до Лондона?», она согласилась, и мы уехали…

– Простите, мне правда нужно еще выпить, – слабым голосом сказал Генри.

– За мой счет, – сказал Страйк, поднимаясь на ноги.

Когда он вернулся к столу со свежим стаканом джина с тоником для Генри, то обнаружил, что молодой человек протирает стекла очков шелковым галстуком и выглядит потрясенным.

– Спасибо, – сказал он, снова надевая очки, принимая стакан и делая большой глоток. – Боже, вот рассказываю об этом... А я ведь пробыл там всего неделю.

Страйк, делавший подробные заметки по поводу всего, что только что сообщил Генри, перелистнул пару страниц назад.

– Эта беременная женщина, которая упала в обморок… вы ее больше не видели?

– Нет, – сказал Генри.

– Как она выглядела? – спросил Страйк, снова берясь за ручку.

– Э-э... блондинка, в очках… Я действительно не могу вспомнить.

– Вы когда-нибудь видели, чтобы в отношении кого-либо на ферме Чапмена применялось насилие?

– Нет, – сказал Генри, – но Флора определенно его испытала на себе. Она рассказала мне об этом, когда ушла.

– И когда это было?

– Пять лет спустя. Я услышал, что она дома, и позвонил ей. Мы встретились, чтобы выпить, и я был по-настоящему шокирован тем, как она выглядела. Она была такой худой. Выглядела совершенно больной. И у нее не все было в порядке. С головой.

– В каком смысле?

– Боже, да... во всех смыслах. Какое-то время она говорила вроде бы нормально, а потом просто так начинала смеяться. Будто бы неестественным смехом. Потом она попыталась остановиться и сказала мне: «Это я делаю счастливое лицо», и… я не знаю, было ли это чем-то, что их заставляли делать, например, смеяться, если им было грустно, или что-то еще, но это было чертовски странно. И она продолжала петь. Было похоже, будто она не контролировала себя. Я спросил ее, почему она ушла, и она сказала мне, что произошло кое-что плохое, и она не хочет говорить об этом, но после двух выпитых рюмок ее прорвало. Она рассказала, что ее пороли ремнем, и поведала мне о сексуальной стороне, как бы о том, что ей приходилось спать с тем, с кем ей говорили, и она снова начала смеяться, пытаясь остановиться... было ужасно, видеть ее такой. А после третьей рюмки, – продолжил Генри, понизив голос, – она сказала, что видела, как Утонувший пророк кого-то убил.

Страйк оторвался от своего блокнота.

– Но она не сообщила... не посвятила меня в подробности, – быстро сказал Генри. – Возможно, это было что-то такое, чего она... не вообразила, нет, но... я имею в виду, с ней было не все в порядке. Хотя выглядела она сильно напуганной после того, как произнесла это. Она была пьяна, – сказал Генри, – надралась после трех рюмок. Она не употребляла алкоголь пять лет, очевидно поэтому...

– И она не сказала вам, кого убили?

– Нет, единственное, что она сообщила, так это то, что кроме нее там были еще свидетели. Она сказала что-то вроде: «Там были все». Тогда она по-настоящему запаниковала и сказала, что не это имела в виду, и я должен забыть об этом, что в следующий раз Утонувший пророк придет за ней, потому что она заговорила. Я сказал: «Все в порядке, я знаю, ты просто пошутила...»

– И вы в это поверили? Что это была шутка?

– Нет, – неуверенно произнес Генри, – она определенно не шутила, но... вроде бы, никто ни о чем подобном не сообщал, так? И если бы было много свидетелей, можно подумать, что кто-нибудь обратился бы в полицию, правда? Может быть, церковь обставила все так, будто кого-то убили, чтобы напугать людей?

– Может быть, – сказал Страйк.

Генри взглянул на часы.

– Вообще-то мне надо быть кое-где через двадцать минут. Это все..?

– Еще пара вопросов, если не возражаете, – сказал Страйк. – Этот Джо, который вас завербовал. Вы часто виделись с ним, когда были на ферме?

– Он вроде как околачивался где-то поблизости, – ответил Генри. – Но мне так и не удалось по-настоящему еще раз с ним поговорить.

– Что он делал в баре? Разве алкоголь не запрещен церковью?

– Запрещен, – сказал Генри. – Не знаю… может быть, он пил безалкогольный напиток?

– Хорошо, много ли детей было на ферме?

– Да, довольно много. Там проживало несколько семей.

– Вы можете вспомнить человека по имени Гарольд Коутс? Он был врачом.

– Э-э... может быть, – сказал Генри. – Типа, старик?

– Да, к тому времени он был бы уже довольно стар. Вы когда-нибудь видели его рядом с детьми?

– Нет, не думаю.

– Ладно, что ж, я думаю, это все, – сказал Страйк, доставая из бумажника визитную карточку. – Если вспомните что-нибудь еще, что-нибудь, что бы вы захотели рассказать, позвоните мне.

– Обязательно, – сказал Генри, забирая визитку, прежде чем допить остатки второго стакана джина с тоником.

– Я ценю, что вы встретились со мной, Генри, правда, – сказал Страйк, поднимаясь на ноги, чтобы пожать руку.

– Без проблем, – сказал Генри, тоже вставая. – Надеюсь, от меня была хоть какая-то польза. Я всегда чувствовал себя так дерьмово из-за того, что вообще взял с собой Флору, так что... да… поэтому-то я и согласился поговорить с вами. Что ж, тогда пока. Приятно было с вами познакомиться.

Когда Генри направился к двери, в паб вошла темноволосая женщина, и Страйк со злостью и чувством абсолютной неизбежности узнал в ней Шарлотту Росс.

18

Выход вовне, молния. Благоприятна стойкость. Необходимо особенно строго соблюдать закон постоянства.

«И цзин, или Книга перемен»

Перевод Ю. К. Щуцкого

Страйк подозревал, что Шарлотта вот-вот появится, едва Генри упомянул о том, что знает ее. Головы посетителей поворачивались в ее сторону. Страйку было привычно наблюдать подобное. Она обладала той красотой, которая пронизывала пространство подобно ледяному бризу. Пока Шарлотта с Генри издавали возгласы удивления (со стороны Генри, вероятно, искренние) и обменивались любезностями у двери, Страйк собирал свои вещи.

– Корм, – произнес голос у него за спиной.

– Привет, Шарлотта, – сказал он, стоя к ней спиной. – Я ухожу.

– Мне нужно с тобой поговорить. Пожалуйста. Всего пять минут.

– Боюсь, мне уже пора идти.

– Корм, пожалуйста. Я бы не просила, если бы это не было так... Пожалуйста, – повторила она, уже громче.

Он знал, что она способна устроить сцену, если не получит желаемое. Она была женщиной, заслуживающей внимания прессы, им газеты теперь тоже интересовались, и он опасался, что в случае скандала пойдут сплетни и, возможно, просочатся в прессу.

– Хорошо, даю тебе пять минут, – холодно ответил он, усаживаясь обратно и допивая остатки своего безалкогольного пива.

– Спасибо, – тихо сказала она и немедленно направилась к бару, чтобы купить себе бокал вина.

Она вернулась через пару минут, сбросила свое черное пальто, обнажив темно-зеленое шелковое платье, стянутое на талии широким черным поясом, затем заняла место, на котором недавно сидел Генри. Корм никогда не видел ее такой худой, хотя она, даже в возрасте сорока одного года, была, как всегда, красавицей. Ее длинные темные волосы падали ниже плеч, зеленые в крапинку глаза были обрамлены густыми ресницами, и, если она и нанесла макияж, то настолько легкий, что он был совершенно незаметен.

– Я знала, что ты будешь здесь, как ты, наверное, уже понял, – сказала она, улыбаясь, желая, чтобы он улыбнулся в ответ, посмеялся над ее хитростью. – Я сама предложила этот паб Хэну³⁹. Он милый, не правда ли?

– Чего ты хочешь?

– Ты сбросил, наверно, тонну веса. Выглядишь великолепно.

– Что, – повторил Страйк, – ты хочешь?

– Поговорить.

– О чем?

– Трудно начать, – сказала Шарлотта, делая глоток вина. – Мне нужна минутка, хорошо?

Страйк взглянул на часы. Шарлотта пристально посмотрела на него поверх края своего бокала с вином.

– Ладно, итак. Я только что узнала, что у меня рак.

Страйк ожидал всего, но только не этого. Пусть его охватила неприятная и, возможно, необоснованная подозрительность, но он понял, что невольно задается вопросом, не лжет ли она. Он знал, что она не только отлично умела манипулировать, но и была в высшей степени безрассудной – порой нанося вред самой себе, лишь бы получить желаемое.

– Мне жаль это слышать, – выдал он шаблонную фразу.

Она посмотрела на него, и ее лицо медленно залилось краской.

– Ты думаешь, я лгу, не так ли?

– Нет, – ответил Страйк. – Лгать о таком было бы уже совсем херово.

– Да, – сказала Шарлотта, – так и есть. Ты не спросишь, рак чего у меня?

– Я думал, ты сама расскажешь, – ответил Страйк.

– Груди, – сказала она.

– Что ж, – сказал Страйк. – Надеюсь, с тобой будет все в порядке.

Слезы наполнили ее глаза. Он столько раз видел, как она плачет, от огорчения, в первую очередь, но также и от ярости, и будучи расстроенной от того, что ей мешают получить желаемое, что это его совсем не тронуло.

– Это все, что ты можешь сказать?

– Что еще я могу сказать? – спросил он. – Я очень надеюсь, что с тобой все будет в порядке. Ради твоих детей, помимо всего прочего.

– И это... это все? – прошептала Шарлотта.

Раньше она, возможно, начала бы кричать, не обращая внимания на присутствие свидетелей, но он мог сказать, что она понимала, что такая тактика была бы неразумной теперь, когда их уже ничего не связывало.

– Шарлотта, – произнес он тихим голосом, наклоняясь к ней, чтобы убедиться, что его не подслушивают, – я не знаю, сколькими разными способами я могу объяснить тебе это. Все кончено. Я желаю тебе всего наилучшего, но между нами все кончено. Если у тебя рак…

– Так ты действительно думаешь, что я лгу?

– Дай мне закончить. Если у тебя рак, тебе следует сосредоточиться на своем здоровье и на тех, кого любишь.

– Кого люблю, – повторила она. – Понимаю.

Она откинулась на кожаную скамью и вытерла глаза тыльной стороной ладони. Пара мужчин в баре наблюдали за происходящим. Возможно, Шарлотта тоже почувствовала, что у нее есть зрители, потому что теперь она закрыла лицо руками и начала всхлипывать.

«Твою мать».

– Когда тебе поставили диагноз? – спросил он, чтобы она перестала плакать.

Она тут же подняла голову, вытирая свои сверкающие глаза.

– На прошлой неделе. В пятницу.

– Как это случилось?

– Я пошла на обычный медосмотр во вторник, и... вот, они позвонили мне в пятницу и сказали, что кое-что нашли.

– И они точно уверены, что это рак?

– Да, – сказала она слишком быстро.

– Ну, как я уже сказал… Надеюсь, с тобой будет все в порядке. – Он попытался встать, но она потянулась через стол и крепко схватила его за запястье.

– Корм, пожалуйста, выслушай меня. Серьезно. Пожалуйста. Пожалуйста. Это вопрос жизни и смерти. Я имею в виду, что делает нас людьми… ты же помнишь, – прошептала она, глядя ему в глаза, – после того, как тебе оторвало ногу… Я имею в виду, боже мой... это заставляет осознать, что на самом деле тебе важно. Ты же после этого хотел видеть меня рядом? Верно? Разве тогда я не была единственным человеком в мире, который был тебе нужен?

– Вот как? – спросил Страйк, глядя в ее прекрасное лицо. – Может, я просто взял то, что мне предложили, потому что так было проще всего?

Она отшатнулась, выпустив его запястье.

Во всех отношениях есть мифы, в которые верят оба, и у них с Шарлоттой тоже была совместная вера в то, что в самый трудный момент его жизни, когда он лежал на больничной койке, потеряв ногу, и его военной карьере пришел конец, именно ее возвращение спасло его, дав ему смысл и цель в жизни. Он знал, что только что нарушил священное табу, осквернив то, что было для нее не только источником гордости, но и основой ее уверенности в том, что, как бы сильно он ни отрицал это, он продолжает любить женщину, которая была достаточно великодушна, чтобы полюбить калеку без карьерных перспектив и денег.

– Я надеюсь, с тобой все будет в порядке.

Он поднялся на ноги прежде, чем она успела прийти в себя настолько, чтобы нанести ответный удар, и вышел, почти ожидая, что пивной стакан прилетит ему в затылок. По счастливой случайности, едва он вышел на тротуар, показалась свободная машина такси, и спустя две минуты после их расставания он уже мчался прочь, обратно на Денмарк-стрит.

19

Наверху сильная черта. Низвергнутый упадок.

«И цзин, или Книга перемен»

Перевод Ю. К. Щуцкого

– ...заговор настолько обширен, что его буквально невозможно увидеть, потому что мы живем внутри него, потому что он пронизывает наше небо и нашу землю, и поэтому единственный способ  – единственный способ! – спастись – это шагнуть, в буквальном смысле, в другую, истинную реальность.

Было субботнее утро. Робин уже почти час сидела в храме на Руперт-корт. Мужчина, которого она видела отчитывающим Уилла Эденсора на Бервик-стрит, был сегодня оратором. Он представился как Тайо, сын Папы Джея. За этот факт ему достались небольшие аплодисменты, к которым присоединилась и Робин, вспомнив, как Кевин Пёрбрайт писал о Тайо как о «склонном к агрессии страже порядка» ВГЦ.

У Тайо были темные растрепанные волосы, большие голубые глаза, как у его отца, и, возможно, у него была бы квадратная челюсть Джонатана, если бы не пара десятков килограммов лишнего веса, из-за которых его первый подбородок плавно переходил в огромный второй. Он напомнил Робин перекормленную крысу: нос у него был длинный и заостренный, а рот необычно маленький. Говорил Тайо убедительно и назидательно, и хотя во время его речи иногда среди собравшихся раздавался шепот согласия, никто все же не плакал и не смеялся.

В первом ряду храма сидел известный писатель Джайлз Хармон, которого Робин узнала, когда он проходил мимо нее у входа в храм. Это был невысокий мужчина с седыми, по-щегольски длинными волосами. Черты его лица были тонкими и почти изящными, и держался он немного скованно, как человек, предполагающий, что за ним наблюдают. Его сопровождал в храм привлекающий к себе взгляды черноволосый мужчина лет сорока, со слегка восточными чертами лица и глубоким шрамом, идущим от чуть искривленного носа к челюсти. Пара медленно продвигалась по проходу, приветствуя знакомых и служителей храма. В отличие от Ноли Сеймур, двое мужчин не казались полными смирения, наоборот, они одобрительно улыбнулись, когда посетители храма уступили им дорогу и пересели на ряд назад.

«Давай уже заканчивай», – устало подумала Робин, в то время как Тайо продолжал говорить. Райан остался у нее этой ночью, и после секса было много разговоров, в первую очередь о рисках работы под прикрытием. Робин не была ни профаном, ни зазнайкой, чтобы считать, что она не нуждается в советах, но прямо перед тем, как заснуть, она подумала: «Слава Богу, я не рассказала тебе о ˝духовной связи˝».

Наконец Тайо Уэйс завершил свое выступление. Аплодисменты были громкими, но не такими восторженными, как в адрес его отца или Бекки Пёрбрайт. Огни в храме засияли ярче, и Дэвид Боуи снова начал петь. Робин намеренно медленно поднималась со своего места, роясь в сумочке от Гуччи, надеясь, что та блондинка-служитель снова подойдет к ней. Джайлз Хармон прошел мимо, величественно кивая налево и направо. Его более высокий спутник стоял в центре группы людей у сцены.

Робин задержалась в проходе, рассеянно улыбаясь и глядя на пророков, нарисованных на потолке, так, словно видела их впервые. Она стояла почти прямо под Утонувшим пророком в ее белых одеждах и со злобными черными глазами, и тут знакомый голос произнес:

– Ровена?

– Привет! – сказала Робин. Появилась знакомая блондинка, все так же ослепительно улыбаясь и держа в руках стопку буклетов потолще тех, что обычно лежали на полках за спинками скамей. – Как здорово, что ты снова здесь!

– Это точно, – улыбнулась в ответ Робин. – Кажется, я не могу оставаться в стороне, да?

Блондинка рассмеялась, а Робин почувствовала, что кто-то стоит прямо у нее за спиной. Обернувшись, она оказалась почти лицом к лицу с Тайо Уэйсом и ощутила волну неприязни. Она не могла припомнить, чтобы когда-либо испытывала такую сильную, спонтанную антипатию к мужчине, и ей потребовалась вся ее самодисциплина, чтобы дружелюбно улыбнуться ему в ответ и сказать:

– Это было так вдохновляюще. Я имею в виду твою речь. Мне очень понравилось.

– Спасибо, – сказал он, самодовольно улыбаясь и мягко кладя руку ей на спину. – Очень рад, что тебе понравилось.

– Это Ровена, Тайо, – сказала блондинка. – У меня такое чувство, что она...

– Восприимчивая, – сказал Тайо Уэйс, его рука все так же мягко лежала на бретельке бюстгальтера Робин. – Да, это очевидно.

Робин почувствовала сильное желание оттолкнуть его руку, но сдержалась, улыбаясь.

– Не хочешь присоединиться к нашим духовным практикам? – спросил Тайо.

– Именно это я и собиралась предложить! – сказала с улыбкой блондинка.

– Что для этого нужно? – спросила Робин, каждый нерв которой протестовал против того, что Тайо Уэйс продолжал держать руку на ее спине.

– Неделя твоего времени, – сказал он, пристально глядя ей в глаза. – На ферме Чапмена. Чтобы исследовать вещи немного глубже.

– О, ничего себе, – ответила Робин, – звучит интересно...

– Я думаю, для тебя это будет очень вдохновляющим, – сказал Тайо.

– Там будет действительно здорово, – заверила Робин блондинка. – Просто быть на природе, обдумывать новые идеи и медитировать...

– Ух ты, – снова отозвалась Робин.

– Ты сможешь отпроситься с работы? – спросил Тайо, все еще держа руку на спине Робин.

– Вообще-то в данный момент я в поисках работы, – сказала Робин.

– Какое удачное время! – пропела блондинка.

– Когда это будет? – спросила Робин.

– Наш микроавтобус отправится от вокзала Виктория в следующую пятницу в десять утра, – ответила блондинка. – В этот день на ферму Чапмена приедут три группы, если честно. Вот...

Она протянула Робин одну из брошюр, которые держала в руках.

– Здесь вся информация о том, что тебе необходимо взять с собой...

– Благодарю, – сказала Робин, улыбаясь. – Да, я с удовольствием поеду!

Тайо Уэйс скользнул рукой вниз к пояснице Робин, прежде чем ее совсем убрать.

– Тогда увидимся в пятницу, – сказал он и отошел.

– Это так здорово, – сказала блондинка, обнимая Робин, которая удивленно рассмеялась. – Просто подожди. Честно говоря, у меня есть предчувствие на твой счет. Ты очень быстро станешь чистой духом.

Робин направилась к выходу. Другая служительница храма пыталась всучить одну из брошюр худощавому смуглому юноше в очках и футболке с Человеком-пауком. Высокий, красивый мужчина со шрамом на лице теперь разговаривал с одним из сборщиков пожертвований у двери. Когда Робин проходила мимо него, его взгляд скользнул с ее лица на брошюру в ее руке, и мужчина улыбнулся.

– С нетерпением жду встречи с тобой на ферме, – он протянул ей свою большую сухую руку. – Доктор Чжоу, – добавил он тоном, который говорил: «Ну, конечно, ты обо мне знаешь».

– О да, я тоже не могу дождаться, – Робин улыбнулась ему в ответ.

Она убрала с лица застывшую улыбку, только когда вышла на Уордор-стрит. Оглянувшись через плечо, чтобы убедиться, что поблизости точно нет служителей храма, Робин достала из сумочки мобильный и позвонила Страйку.

– Ну что, на третий раз повезло… Я в деле.

ЧАСТЬ II

Шэн. Подъем

Дерево, собрав весной все свои силы, пробивается сквозь толщу земли и растет. Сам образ гексаграммы указывает на возможность увидеть более развитого и высокостоящего человека и рост, являющийся результатом воссоединения всех сил.

«И цзин, или Книга перемен»

Перевод Ю. К. Щуцкого

20

Гексаграмма, обозначающая воссоединение. Царь подходит к обладателям храма (к духам предков).

«И цзин, или Книга перемен»

Перевод Ю. К. Щуцкого

– Итак, приступим, – сказала Мидж, которая уже неделю как вернулась из отпуска в Калифорнии, но подчеркивающий ее серые глаза загар не собирался бледнеть. Она разгладила карту на столе партнеров. – Вот она. Ферма Чапмена.

Было утро среды, и Страйк опустил жалюзи в кабинете, чтобы защититься от слабого апрельского солнца, которое слепило, но не согревало. Настольная лампа освещала карту, на которой красными чернилами было нанесено множество пометок.

Барклай, Мидж и Дэв провели предыдущие семь дней, курсируя между Лондоном и Норфолком, тщательно осматривая окрестности штаба ВГЦ, при этом следя за тем, чтобы камеры не слишком часто фиксировали одни и те же лица. Мидж использовала пару разных париков. Они также прикрепили фальшивые номерные знаки на свои автомобили, чтобы объезжать ферму по периметру.

– Это, – Мидж указала на ряд красных крестов, которые три сотрудника агентства добавили на карту по периметру земли фермы Чапмена, – камеры. Они серьезно относятся к безопасности. Весь периметр находится под наблюдением. Но там, – она указала на обведенную красным кружком отметку на краю лесного участка, – находится слепое пятно. Барклай нашел его.

– Ты уверен? – спросил Страйк, оглядываясь на шотландца, который пил чай из кружки с эмблемой футбольного клуба «Селтик», сидя на том месте, где обычно сидел Страйк.

– Да, – Барклай наклонился вперед, чтобы показать пальцем. – Камеры с обеих сторон закреплены на деревьях, и они находятся на некотором расстоянии друг от друга. Они заметили, что участок не просматривается должным образом, поэтому усилили защиту. Добавили колючую проволоку. За забором росла крапива и ежевика.

– Росла? – переспросила Робин.

– Да. Я прорубил тропинку. Вот как я убедился, что они там ничего не видят: никто не пришел сказать мне, чтобы я убирался, я пробыл там пару часов. Перелез через колючую проволоку, чуть, твою мать, не кастрировал себя, и – не стоит благодарности – срезал все заросли. Сейчас там есть небольшая полянка, прямо у дороги. Если бы я этого не сделал, – сказал Барклай Робин, – тебе пришлось бы объяснять, почему ты постоянно порезах и царапинах.

– Отлично сработано, – отметил Страйк.

– Спасибо, Сэм, – тепло поблагодарила Робин.

– Ну и напоследок мы проверили, что происходит, когда они замечают, как кто-то перелезает через забор по периметру, на камере видеонаблюдения, – сказала Мидж, указывая на обведенный синим кругом крест. – Я перелезла здесь через забор. Пять минут спустя ко мне прибежал парень с косой в руках. Я прикинулась дурочкой. Бродяжкой, решившей, что на ферме может быть хороший магазин. Он поверил мне. Ферма находится в стороне от местной дороги, Львиной пасти. Прекрасное местечко.

– Хорошо, – сказал Страйк, поднимая со стула на стол реалистично выглядящий пластиковый камень. – Это будет в слепой зоне, прямо у ограждения по периметру.

Он открыл его, чтобы показать Робин содержимое.

– Карманный фонарик, ручка с бумагой, просто на случай, если они не дадут тебе ничего внутри. Ты пишешь нам записку, вкладываешь ее обратно в камень и кладешь его в том месте, где камеры тебя не видят. Мы забираем его каждый четверг вечером в девять, оставляем ответное сообщение, которое ты читаешь на месте, а затем рвешь.

– Если ты пропустишь письмо в четверг, один из нас останется поблизости и продолжит проверять камень. Если мы не получим от тебя известий к вечеру субботы, мы начнем действовать.

– Слишком рано, – сказала Робин. – Пусть это будет воскресенье.

– Почему?

– Потому что, если я буду беспокоиться о том, чтобы уложиться в срок по четвергам, я рискую все испортить. Мне нужно больше времени.

– Какие инструкции они тебе дали? – спросила Мидж у Робин.

– Никаких телефонов или каких-либо электронных устройств. Они сказали, что их можно сдать, когда...

– Не бери ничего, – одновременно сказали Мидж и Барклай.

– Да, определенно ни к чему, чтобы ВГЦ завладела твоим телефоном, – согласился Страйк. – Оставь его здесь, в сейфе в офисе. И ключи от дома тоже. Не бери туда ничего, что связывало бы тебя с твоей реальной жизнью.

– А еще я должна взять непромокаемую куртку, – сказала Робин, – три смены нижнего белья, и все. По прибытии всем выдают спортивные костюмы, а свою повседневную одежду оставляешь в шкафчике. Никакого алкоголя, сахара, сигарет или лекарств, отпускаемых по рецепту или иным образом…

– Они заставляют вас отказаться от лекарств? – спросил Барклай.

– Тело исцелится само, если дух достаточно чист, – с невозмутимым видом сказала Робин.

– Мать их, – пробормотал Барклай.

– Согласитесь, ВГЦ не нужны люди, нуждающиеся в лекарствах, – сказал Страйк. – Ни один диабетик долго не выдержит такого режима.