Текст книги "Неизбежная могила (ЛП)"

Автор книги: Роберт Гэлбрейт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 60 страниц)

Страйк бегло прочитал статью и в четвертом абзаце нашел то, чего боялся: свое собственное имя.

Убежденный католик, известный спонсор Консервативной партии и покровитель Кампании за этичную журналистику и Католической помощи Африке, Хонболд оказался неверным мужем, что впервые стало известно журналу «Прайвет Ай». Журнал утверждал, что неназванная любовница Хонболда также развлекалась с известным частным детективом Кормораном Страйком. Эти истории были опровергнуты Хонболдом, Уоткинс и Страйком, причем Хонболд угрожал журналу судебным иском.

– Вот дерьмо, – пробормотал Страйк.

Он думал, что слух о его связи с Бижу был успешно опровергнут. Последнее, что ему было нужно, – это статья в «Таймс», подсказывающая Паттерсону и Литтлджону, где именно искать компромат.

Ровно в восемь часов прибыл Шах, чтобы взять на себя наблюдение за Фрэнками.

– Доброе утро, – сказал он, забираясь на пассажирское сиденье «БМВ». Прежде чем Страйк успел рассказать ему, что произошло ночью, Шах протянул ему свой телефон и сказал:

– Это твоя женщина из «Коннахта»? У меня есть несколько фотографий.

Страйк пролистал фотографии. На всех была изображена в разных ракурсах одна и та же одетая в шапку-бини и мешковатые джинсы темноволосая женщина, которая стояла на углу Денмарк-стрит, недалеко от офиса.

– Да, – ответил он, – похожа на нее. Когда ты их сделал?

– Вчера вечером. Она стояла там, когда я выходил из офиса.

– Она работала в агентстве Паттерсона, когда ты был их сотрудником?

– Определенно нет. Я бы запомнил.

– Хорошо, будь добр, перешли это Мидж и Барклаю.

– Как ты думаешь, чего она добивается?

– Если она еще один сотрудник Паттерсона, она могла выяснять, какие у нас клиенты, чтобы попытаться отпугнуть их. Или она, возможно, пытается установить личности людей, работающих в агентстве, чтобы посмотреть, сможет ли она что-нибудь на них накопать.

– Тогда, пожалуй, мне не стоит начинать колоться героином.

К тому времени, когда Страйк ввел Шаха в курс дела, а затем вернулся в центр Лондона, он чувствовал усталость и раздражительность, и его настроение не улучшилось, когда, стоя на каком-то светофоре, он увидел гигантский плакат, который обычно не замечал. На нем был изображен Джонатан Уэйс на темно-синем фоне, усеянном звездами, одетый в белые одежды, с распростертыми руками и улыбкой на красивом лице, обращенном к небесам. Надпись гласила: «СУПЕРСЛУЖБА 2016! Интересуетесь Всемирной гуманитарной церковью? Встречайте ПАПУ ДЖЕЯ в Олимпии в пятницу, 12 августа 2016 года!»

– Снова звонила сестра Шарлотты Росс, – опустив приветствия, сказала Пат, когда в половине десятого небритый Страйк появился в офисе, сжимая в руках сэндвич с беконом, который он купил по дороге: к черту диету.

– Да? Оставила какое-нибудь сообщение? – спросил Страйк.

– Она сказала, что уезжает на месяц в свое загородное поместье, но хотела бы встретиться с тобой, когда вернется.

– Она ожидает ответа? – спросил Страйк.

– Нет, это все, что она сказала.

Страйк хмыкнул и направился к чайнику.

– И звонил Джейкоб Мессенджер.

– Что? – удивленно переспросил Страйк.

– Говорит, что, по словам его сводного брата, ты его разыскиваешь. Сказал, что ты можешь позвонить ему сегодня в любое время.

– Сделай одолжение, – произнес Страйк, размешивая подсластитель в кофе, – перезвони ему и спроси, не против ли он пообщаться по Фейстайму. Я хочу убедиться, что это действительно он.

Страйк направился в кабинет, все еще думая о той симпатичной женщине, которая, по-видимому, следила за их офисом. Если бы он только мог разобраться с Паттерсоном, его жизнь стала бы значительно менее сложной, не говоря уже о том, что это избавило бы его от лишних расходов.

– Он согласен на Фейстайм, – объявила Пат пять минут спустя, входя в офис Страйка с запиской, на которой был указан номер Мессенджера. Как только она ушла, Страйк открыл Фейстайм на своем компьютере и набрал номер Джейкоба Мессенджера.

На звонок почти сразу ответил тот же самый очень загорелый молодой человек, который улыбался на фотографии, прикрепленной к доске Страйка. Со своей белозубой улыбкой, прилизанными темными волосами и чрезмерно выщипанными бровями он, казалось, был рад разговору со Страйком, в то время как основной эмоцией детектива было разочарование. Кто бы ни лежал тяжело больным или даже умирающим на ферме Чапмена, это явно был не Джейкоб Мессенджер.

Пару минут спустя Страйк узнал, что интерес Мессенджера к церкви возник, когда его агент получил запрос на участие Джейкоба в одном из благотворительных проектов ВГЦ, продолжился фотосессией, на которой Джейкоб был одет в толстовку ВГЦ, воплотился в коротком интервью прессе, в котором он рассказал о своем новом интересе к духовности и благотворительности, и угас после приглашения на недельный ретрит на ферме без присутствия СМИ.

– Я не собирался ехать ни на какую чертову ферму, – рассмеялся Джейкоб, сверкая ослепительно белыми зубами. – Зачем мне это?

– Ладно, – сказал Страйк. – Что ж, это было очень...

– Послушай, – продолжил Джейкоб, – ты когда-нибудь думал о выступлении на шоу?

– О выступлении где?

– Типа я незаметно слежу за твоими расследованиями. Я навел о тебе справки. Серьезно, я думаю, моему агенту было бы интересно. Мне кажется, будет прикольно, если мы с тобой объединимся, и ты мог бы, типа, ввести меня в курс дела и все такое, пригласим съемочную группу…

– Я не…

– Это была бы неплохая реклама для тебя, – сказал Мессенджер, в то время как на заднем фоне экрана проплыла, отображаясь размыто, блондинка в мини-платье. – Это подняло бы твою популярность. Я не хвастаюсь и не пустословлю, но я бы определенно добился для нас встречи с…

– Нет, этого не будет, – твердо ответил Страйк. – До свидания.

Он повесил трубку, пока Мессенджер все еще говорил.

– Тупой болван, – пробормотал Страйк, снова поднимаясь на ноги, чтобы снять фотографию Мессенджера с доски про ВГЦ, разорвать ее пополам и выбросить в мусорное ведро. Затем он нацарапал «КТО ТАКОЙ ДЖЕЙКОБ?» на листке бумаги и приколол его к тому месту, где раньше была фотография Мессенджера.

Сделав несколько шагов назад, Страйк еще раз посмотрел на фотографии умерших, ненайденных и неизвестных людей, связанных с церковью. Помимо заметки о Джейкобе, единственным другим недавним изменением на доске был еще один листок бумаги, который он приколол после своей поездки в Кромер. Надпись гласила «БЕГУН НА ПЛЯЖЕ?», и она тоже была в разделе «предстоит найти/опознать».

Нахмурившись, Страйк переводил взгляд с фотографии на фотографию, и остановился на Дженнифер Уэйс с ее пышными волосами и перламутровой помадой на губах, навсегда застывшей в 1980-х годах. Со времени своей поездки в Кромер Страйк пытался выяснить все, что мог, о способах, с помощью которых можно вызвать припадок у эпилептика, и, насколько он мог понять, единственной реальной возможностью было бы отменить лекарство или, возможно, заменить настоящее лекарство каким-нибудь неэффективным веществом. Но если предположить, что Уэйс действительно подмешал что-то в таблетки своей первой жены, как он мог знать, что припадок произойдет именно в тот момент, когда Дженнифер была в воде? Это был бы до смешного рискованный способ убийства, такой же, надо признать, как и вести ребенка купаться в надежде, что море навсегда скроет тело.

Поглаживая свой небритый подбородок, детектив задавался вопросом, не слишком ли много внимания он уделяет тому, что может оказаться тупиком. Может быть, он вступил в ряды сторонников теории заговора, которые видели скрытые интриги и стратагемы там, где другие, более здравомыслящие люди, как Шелли Хитон, говорили: «Это забавное совпадение» и продолжали жить своей жизнью? Было ли самонадеянно, спрашивал он себя, думать, что ему удастся проследить связь там, где это не удалось никому другому? Возможно, было. Но, с другой стороны, его и раньше называли самонадеянным, чаще всего только что похороненная на Бромптонском кладбище женщина, и это еще никогда не мешало ему делать именно то, что он намеревался сделать.

68

Сильная черта на втором месте. В бездне есть опасность. Добиваясь, кое-что получишь.

«И цзин, или Книга перемен»

Перевод Ю. К. Щуцкого

Странное настроение, казалось, воцарилось на ферме Чапмена с тех пор, как цвет спортивных костюмов сменился на белый. Волнение и напряжение словно витали в воздухе. Робин отметила возросшую внимательность членов церкви по отношению друг к другу, как будто какая-то незримая сущность постоянно наблюдала за ними и оценивала.

Эта всеобщая взволнованность усилила и тревогу Робин. В своем последнем письме Страйку она не солгала, но и не рассказала всей правды.

Когда они с Эмили вернулись к ларьку в Норидже и поведали свою историю о том, как Эмили потеряла сознание в туалетной комнате, Тайо, казалось, принял их рассказ за чистую монету. Обрадовавшись возвращению Эмили, весь свой гнев он направил на Цзяна за то, что тот потерял ее из виду и оставил на милость «Безмозглых из Пузыря». Большую часть пути обратно на ферму Чапмена он провел, бормоча что-то похожее на оскорбления и проклятия в затылок брата. Цзян ничего не отвечал, лишь молча сгорбился за рулем.

Однако в течение следующих нескольких дней Робин обратила внимание на изменение в отношении Тайо. Несомненно, крупная сумма денег, которую Эмили якобы собрала сама, в сочетании с очень небольшой суммой, оставшейся в ящике для сбора денег из ларька, вызвали у него подозрения. Несколько раз Робин замечала, как Тайо смотрит на нее недружелюбно, а также косые взгляды всех, кто был с ними в Норидже. Однажды проходя по двору Робин увидела, как Амандип поспешно шикает на Вивьен и Уолтера. Поняв, что была предметом обсуждения, Робин задавалась вопросом, рассказала ли кому-нибудь Вивьен о том случае, когда Робин отозвалась на свое настоящее имя, и если да, то как далеко распространилась эта информация.

Робин понимала, что полностью исчерпала лимит допустимых ошибок, и, поскольку она не была готова заняться сексом ни с Тайо, ни с Джонатаном Уэйсом, ее дни на ферме Чапмена сочтены. Как именно она собиралась ее покинуть, Робин еще не знала. Потребуется немалая смелость, чтобы сообщить Тайо и Мазу, что она хочет уйти, и, возможно, будет проще ночью перелезть через колючую проволоку за периметр. Однако ее ближайшей заботой, учитывая, что ее время теперь определенно истекало, было расставить приоритеты и достичь своих целей как можно быстрее.

Во-первых, она хотела извлечь выгоду из тайного взаимопонимания, которое ей удалось установить с Эмили, и узнать от нее как можно больше информации. Во-вторых, она была полна решимости попытаться организовать разговор тет-а-тет с Уиллом Эденсором, чтобы иметь возможность предоставить сэру Колину актуальную информацию о его сыне. Наконец, она подумала, что может попытаться найти топор, спрятанный на дереве в лесу.

Она знала, что выполнить все пункты даже такой ограниченной программы будет весьма непросто. Намеренно или нет (Робин подозревала первое), но с тех пор, как они вернулись из Нориджа, ей и Эмили поручали такие задания, чтобы они держались как можно дальше друг от друга. Она заметила, что в столовой Эмили всегда окружена одними и теми же люди, будто им было приказано постоянно держать ее под присмотром. Эмили дважды пыталась сесть рядом с Робин в столовой, прежде чем ее путь преграждал один из людей, которые, казалось, непрерывно следили за ней. Взгляды Робин и Эмили также несколько раз встречались в общежитии, и однажды Эмили даже робко улыбнулась, прежде чем быстро отвернуться, когда вошла Бекка.

Застать Уилла Эденсора в одиночестве было так же сложно, потому что их общение с Робин всегда было незначительным, а с тех пор, как они работали на огороде, ей редко поручали совместные с ним задания. На ферме Чапмена он находился в статусе чернорабочего, несмотря на его ясный ум и внушительный трастовый фонд. Вся совместная работа осуществлялась под присмотром и поэтому не предоставляла возможности для разговора.

Что касается топора, предположительно спрятанного в лесу, то она понимала, что было бы неразумно искать его ночью, используя фонарь, иначе свет может заметить кто-нибудь, выглядывающий из окон общежития. К сожалению, обыскивать лес при дневном свете было практически так же сложно. Не считая того, что этот участок невозделанной земли время от времени служил игровой площадкой для детей, больше он никак не использовался. За исключением Уилла и Линь, которые бывали там незаконно, и молодого человека, который обыскивал лес в ночь, когда пропал Бо, Робин никогда не видела, чтобы туда входил хоть один взрослый. Как она ускользнет от ежедневных заданий или оправдает свое нахождение в лесу, если ее там найдут, она пока не имела понятия.

После поездки в Норидж Робин, похоже, обрела новый гибридный статус: наполовину чернорабочий, наполовину новичок высшего уровня. Ее больше не брали в город для сбора средств, хотя она продолжала изучать церковную доктрину со своей группой. У Робин было ощущение, что ее пожертвование в тысячу фунтов сделало ее слишком ценной, чтобы полностью низвести до статуса прислуги, но она находилась на своего рода негласном испытательном сроке. Вивьен, которая всегда служила барометром для определения тех, кто был в немилости, демонстративно игнорировала ее.

Следующее письмо Робин Страйку было коротким и, как она прекрасно осознавала, удручающе мало информативным, но на следующее утро после того, как она положила его в пластиковый камень, на ферме Чапмена произошло знаменательное событие – возвращение Джонатана Уэйса.

Все собрались, чтобы посмотреть, как серебристый «Мерседес» Папы Джея проезжает по подъездной дороге, а за ним следует колонна машин попроще. Еще до того, как процессия остановилась, все члены церкви, включая Робин, начали выкрикивать приветствия и аплодировать. Когда Уэйс вышел из машины, оживление в толпе граничило с истерикой.

Он выглядел загорелым, отдохнувшим и как всегда привлекательным. Его глаза увлажнились, когда он оглядел ликующую толпу, прижал руку к сердцу и сделал один из своих самоуничижительных маленьких поклонов. Когда он подошел к Мазу с младенцем Исинь на руках, он обнял ее и с восторгом посмотрел на ребенка, как если бы он был его собственным – что, как внезапно поняла Робин, вполне могло быть правдой. Крики толпы стали оглушительными, Робин старалась хлопать в ладоши с таким энтузиазмом, что у нее заболели руки.

Из машины, следующей за автомобилем Уэйса, вышли пятеро молодых людей, все они были незнакомцами, и Робин подумала, главным образом из-за их идеальных зубов, что они американцы. Двое опрятных молодых людей и три очень красивые девушки, все в белых спортивных костюмах ВГЦ, лучезарно улыбались членам британской церкви, и Робин догадалась, что их привезли на ферму Чапмена из филиала ВГЦ в Сан-Франциско. Она наблюдала, как Джонатан одного за другим представлял их Мазу, которая любезно их приветствовала.

В тот вечер в столовой, вновь украшенной алыми и золотыми бумажными фонариками, устроили еще один пир. Впервые за много недель им подали настоящее мясо, а Уэйс произнес длинную страстную речь о войнах в Сирии и Афганистане и раскритиковал предвыборные речи кандидата в президенты Дональда Трампа. Робин заметила, как американские гости, неистово кивали, пока Уэйс рисовал яркую картину фашистского террора, который разразится в случае победы Трампа на выборах.

Описав ужасы материалистического мира, Уэйс перешел к описанию прочного успеха ВГЦ и объяснению того, как церковь в одиночку может повернуть вспять силы зла, которые сплотились по всему миру. Он восхвалял американских гостей за их усилия по сбору средств и рассказал о предстоящем создании нового филиала ВГЦ в Нью-Йорке, а затем вызывал на сцену различных людей, чтобы похвалить их за индивидуальные заслуги. Очевидно, Мазу держала Уэйса в курсе событий на ферме Чапмена, потому что Амандип был одним из тех, кого пригласили на сцену. Он рыдал и дрожал от волнения, подходя к Уэйсу, который обнял его, прежде чем объявить, что Амандип побил рекорд по собранным для церкви средствам за один день. Пятеро только что прибывших американцев встали, аплодируя, подняв свои кулаки в воздух и что-то выкрикивая.

Когда Уэйс закончил свою речь, заиграла музыка, как и в конце прошлого пиршества, и люди начали танцевать. Робин тоже встала: она была полна решимости не упускать возможность проявить рвение и надеялась найти способ поговорить в толпе либо с Уиллом, либо с Эмили. Однако это оказалось невозможным. Вместо этого она обнаружила, что танцует напротив Кайла, который когда-то принадлежал к новичкам высшей группы, но чья неспособность или отказ заняться сексом с Вивьен низвела его в ряды самых низших сельскохозяйственных рабочих. С пустым лицом он судорожно двигался перед Робин, ни разу не встретившись с ней взглядом, а та, в свою очередь, задавалась вопросом, где он себя представляет в данный момент, пока не заметила, что его рот постоянно, беззвучно произносил мантру в ритме, никак не связанном с музыкой.

69

Вепри и рыбы представляют собой существа, наиболее тупые и ограниченные в дурном смысле слова… человек, несмотря на всю его ограниченность, если он обладает этой внутренней правдой, все же является человеком и может действовать в окружающей его жизни.

«И цзин, или Книга перемен»

Перевод Ю. К. Щуцкого

Самым тихим приемом пищи на ферме Чапмена был завтрак, потому, возможно, что он проходил, как правило, в половине шестого утра. Джонатан Уэйс во время предыдущих визитов на ферму из всех общих трапез появлялся только на ужинах. И когда Уэйс после своего приезда вошел с Мазу в столовую в шесть часов утра, Робин поняла по удивленным взглядам окружающих, что случилось нечто крайне необычное. Раздались неуверенные аплодисменты: головы повернулись, и воцарилась полная тишина, когда Уэйс поднялся на сцену, уже с микрофоном. Мазу стояла позади него, ее неулыбчивое лицо было почти скрыто длинными черными волосами.

– Друзья мои, – грустно улыбался Уэйс, – моя любимая жена понесла тяжелую утрату. Некоторые из вас, возможно, заметили, что она носит особый кулон – перламутровую рыбку. Когда-то он принадлежал Дайю, Утонувшему пророку. Рыбка была найдена в постели Дайю утром в день ее вознесения.

Зал загудел от удивления.

– Два дня назад моя жена поняла, что шнурок оборвался и рыбка потерялась. Она искала, но так и не нашла ее. Уверен, вы понимаете, что я прошу вас искать не бессмысленный, материалистический предмет. Это артефакт Церкви. Мы – Мазу и я – будем глубоко благодарны тому, кто сумеет вернуть эту драгоценность. Я прошу вас всех отложить свои обычные дела и помочь нам найти его.

Робин поняла, что это ее шанс. В ту ночь, когда маленький Бо убежал из детского общежития, на ферме не соблюдали жесткое разделение на группы. Если бы все разошлись в разные стороны, разбрелись по территории церкви, ей, возможно, удалось бы реализовать какой-нибудь из намеченных планов. Быстро оглядев зал, она заметила стоявшую у стола, где сидела Эмили, и раздававшую указания Бекку. Робин поняла, что той группе было приказано держаться вместе во время обыска.

Уилл Эденсор, напротив, уже выходил из зала в одиночестве. Схватив свою миску с кашей, Робин поспешила поставить ее на одну из тележек и последовала за ним.

Было тепло, но накрапывал легкий летний дождик. Уилл шел ко двору, склонив голову и осматривая землю. Притворившись, что тоже ищет потерянный кулон, Робин медленно прошла мимо сараев и прачечной, украдкой наблюдая за Уиллом, который вскоре добрался до внутреннего двора и начал его обыскивать. Робин выглядывала из-за основания могилы Исцеляющего пророка, капли дождя стекали по ее затылку, когда громкий голос произнес:

– Эй, я уже посмотрела там.

– Привет, Шона, – ответила Робин, и ее сердце упало.

– Уилл! – крикнула Шона, чью беременность было уже не скрыть. – Эй, я и там смотрела!

Уилл ничего не ответил, но повернулся и побрел в направлении фермерского дома. К разочарованию Робин, к нему присоединились еще двое мужчин, и Робин догадалась по их жестам, что они собираются сообща тщательно обыскать сад за домом.

– Я слышала, как кто-то сказал, что кулон, возможно, упал в комнатах для учебы, – солгала Робин Шоне, решив сделать все возможное, чтобы избавиться от компании девушки. – Очевидно, Мазу была там пару дней назад.

– Тогда пошли, – сказала Шона.

– Я не могу, – с сожалением ответила Робин. – Они приказали мне обыскать кухню после внутреннего двора, но я не понимаю, как кулон мог туда попасть. Держу пари, тот, кто найдет его, будет считаться кем-то вроде героя.

– А, – отозвалась Шона. – Так и будет. Я проверю классы.

Она поспешила прочь. Как только Шона скрылась из виду, Робин направилась не в прачечную, а в проход между мужским и женским общежитиями, опустив глаза в землю и все еще делая вид, что ищет упавшую рыбку. Она знала, что рискует, проходя через поле при дневном свете, чтобы войти в лес, но, поскольку поговорить с Эмили и Уиллом в настоящее время было невозможно, она была полна решимости выполнить хотя бы одну из своих целей.

Часто оглядываясь, Робин держалась края поля, вместо того чтобы пройти через него напрямую. Она предпочла бы, чтобы на ней была одежда другого цвета, не белая, которая очень выделялась на фоне живой изгороди и делала ее заметной для всех, кто заглянет через ворота. Наконец она добралась до деревьев, среди которых можно было укрыться, и начала рассматривать стволы деревьев, особенно присматриваясь к старым, в которых могло образоваться дупло, где может быть спрятан топор, описанный Нив Доэрти.

Было странно находиться в лесу днем и еще более странно, что она двигается не по своему привычному маршруту к пластиковому камню. Лес был заросшим, неухоженным и, возможно, даже опасным для игравших там детей, учитывая количество бурелома. Ныряя под нависающие ветви, перешагивая корни и крапиву, ощупывая стволы в поисках отверстий, Робин поняла, что она найдет нужное дерево за имеющееся у нее время, не вызывая подозрений, только при невероятном везении.

Мелкий дождик барабанил по листьям, когда Робин проходила мимо толстого дуба, ствол которого был разочаровывающе прочным. Вскоре она оказалась на краю небольшой поляны, на которую однажды ночью уже выходила, там, где в землю был вбит круг из толстых бревен. В основном они сгнили, превратившись в пни, хотя на паре были видны следы топора.

Робин осторожно ступила в круг столбов, еще раз отмечая его сходство с каким-то капищем. Земля под ногами была неровной и скользкой от гниющих листьев. Кто-то определенно срубил эти столбы, и теперь Робин спросила себя, не потому ли и был принесен в лес топор: чтобы попытаться разрушить этот круг. Возможно, тогда и был спрятан топор, потому что обратно на ферму тайком его было бы сложно пронести? Конечно, лучше, если подозревать в его краже будут всех, чем быть самому пойманным с поличным.

Она наклонилась, чтобы рассмотреть что-то черное, по ошибке принятое ею за обломок угля. Через несколько секунд раздумий Робин решила, что это кусок обугленной веревки. Вместо того чтобы поднять ее, она подняла с земли крошечный камешек, который должен был послужить отметкой для ее тайного календаря, и как раз засовывала его в лифчик, когда безошибочно услышала треск ветки, сломавшейся под ногой человека, и быстро обернулась. Цзян стоял между деревьями на краю поляны.

– Цзян, – Робин заставила себя рассмеяться, хотя почувствовала, как ее прошиб горячий пот, – ты меня так напугал.

– Что ты делаешь? – подозрительно спросил он.

– Ищу кулон Мазу, – ответила Робин. По крайней мере, ее застали согнувшейся и смотрящей в землю.

– Почему он должен быть здесь? – спросил Цзян. Его правый глаз начал мигать. Он потер его, чтобы скрыть нервный тик.

– Просто предчувствие, что он может быть здесь, – объяснила Робин, и ее голос показался ей самой высоким и неестественным, – и я решила проверить.

– Играешь в Дайю? – усмехнулся Цзян, и Робин вспомнила, что одной из предписываемых Утонувшему пророку способностей было умение находить потерянные предметы, неважно, как далеко они находились.

– Нет, – ответила Робин. – Нет, я не знаю почему, но меня потянуло в лес. Я подумала, что, возможно, кто-то из детей мог поднять рыбку и принести ее сюда, а потом уронить.

История звучала крайне неубедительно, даже для Робин.

– Странное место, не правда ли? – добавила она, указывая на круг срубов бревен. – Как ты думаешь, для чего был этот круг? Это похоже на Стоунхендж в миниатюре.

– Похоже на что? – раздраженно переспросил Цзян.

– На один древний памятник, – ответила Робин. – В Уилтшире.

– Я знаю, что ты задумала, – произнес Цзян, надвигаясь на нее.

– Что? – спросила Робин.

– Ты собиралась встретиться здесь с Эмили.

– Н-нет, не собиралась… Откуда ты?..

– Типа друзья, да?

– Я едва ее знаю.

– Когда мы работали на огородной грядке, ты влезла...

– Да. Я думала, ты собираешься ударить ее мотыгой.

Цзян приблизился к ней еще на несколько шагов, волоча ноги по разросшимся сорнякам. Густой полог над головой отбрасывал пятнистые тени на его лицо. Его глаз отчаянно моргал. Он поднял руку, чтобы снова спрятать тик.

– Эмили убегает, чтобы потрахаться, – выпалил он.

Это был первый раз, когда на территории церкви Робин услышала, как о сексе говорят, не употребляя слова «духовная связь».

– Я... ничего об этом не знаю.

– Ты была лесбиянкой там, во внешнем мире?

– Нет, – ответила Робин.

– Так как же получилось, что ты знала, где в Норидже искать Эмили?

– Я не знала, – сказала Робин. – Я просто осматривала все уборные, которые смогла найти, и она была в одной из них.

– Вы занимались этим с ней в той уборной?

– Нет, – ответила Робин.

– Тогда почему она так пристально смотрит на тебя после Нориджа?

– Я не заметила этого, – солгала Робин.

Она не могла понять – Цзян грубо обвинял ее для того, чтобы шокировать и оскорбить, или же потому, что он действительно так считал: он никогда не казался ей слишком умным человеком, хотя, безусловно, только что доказал, что на удивление очень наблюдательный. Словно прочитав ее мысли, Цзян произнес:

– Я вижу больше, чем остальные, даже если мои глаза закрыты.

– Могу я задать вопрос? – спросила Робин. Ей нужно было успокоить его: он был потенциально склонен к насилию, а ее действия на огородной грядке и ее связь с Эмили, из-за исчезновения которой брат отчитал Цзяна на обратном пути из Нориджа, явно вызвали у него сильную неприязнь к ней.

– О чем?

– Ты занимаешь очень высокое положение в церкви.

Она знала, что это было не совсем так: у Цзяна не было реальной власти, хотя ему явно нравилось командовать, когда ему предоставлялась такая возможность. Он опустил руку, прикрывавшую его глаз, и сказал:

– Да.

– Почему так случилось, что ты, судя по всему, работаешь усерднее, чем кто-либо в... – она намеренно позволила словам «твоей семье» повиснуть в воздухе, прежде чем закончить, – ну, ты понимаешь... в твоем положении?

– У меня нет никакого ложного «я», – ответил Цзян. – Мне не нужно ничего из этого дерьма.

Как она и надеялась, он, казалось, был польщен ее вопросом, и она почувствовала, что его агрессивность слегка поубавилась.

– Я просто заметила, что ты вроде как... живешь так, как мы все должны жить. А не просто проповедуешь это.

Она на мгновение испугалась, что перегнула палку, но Цзян расправил плечи, и на его грязном лице появилось подобие ухмылки.

– Так вот почему ты не хочешь трахаться с Тайо? Потому что он не живет так?

– Я не имела в виду, что Тайо не...

– Потому что ты права, – агрессивно продолжил Цзян. – В нем чертовски много эгомотивности. У него и у этой Бекки. У обоих. Я работаю усерднее, чем кто-либо другой.

– Я знаю это, – сказала Робин. – Я вижу это. Ты никогда не делаешь перерывы. Ты выходишь на улицу в любую погоду, помогаешь по хозяйству, и не похоже, что ты не знаешь доктрину. То, что ты рассказал мне о детях и материалистическом обладании – помнишь, в тот день Уилл суетился вокруг той маленькой светловолосой девочки? – это действительно запало мне в душу. Это открыло мне глаза на то, насколько странными и оскорбительными являются материалистические отношения между родителями и детьми.

– Это хорошо, – отметил Цзян. Он без необходимости дернул штаны своего спортивного костюма вверх. Его нервный тик прошел, и он почти улыбался. – Хорошо, что ты это вспомнила.

– У тебя есть дар излагать вещи по-настоящему ясно. Не пойми меня неправильно, – добавила Робин, стараясь, чтобы ее голос звучал нервно, – Тайо и Бекка тоже хороши в этом, но они...

– Тайо хотел трахнуть ее, – ухмыльнулся Цзян, возвращаясь, судя по всему, к своей любимой теме. – Знала об этом?

– Нет, – ответила Робин.

– Но потом ее выбрал Папа Джей, так что Тайо больше не разрешается.

– О, – сказала Робин, приподняв брови, и солгала. – Мне показалось, я вроде как почувствовала что-то между Беккой и Тайо...

– Значит, у тебя тоже глаза открыты, да?

Возможно, его так редко хвалили или оценивали по достоинству, что теперь Цзян казался почти дружелюбным.

– Знаешь, в чем я всегда был хорош, был лучше, чем Тайо, когда мы были детьми? – спросил он Робин.

– Нет, в чем?

– Есть такая карточная игра, надо составить пары и запомнить, где находятся картинки, – произнес Цзян с трогательной гордостью. – Я хорошо запоминаю, – он постучал по своему виску грязным ногтем. – И я кое-что вижу. Вижу лучше, чем они.

– Это точно, – согласилась Робин, ее единственная цель сейчас состояла в том, чтобы выбраться из леса, пока Цзян был в таком дружелюбном настроении. – Как ты думаешь, мне стоит поискать рыбку здесь или ты считаешь, что это бессмысленно?

Цзян был доволен тем, что его мнением интересуются.

– Здесь ее никто не найдет, – ответил он, оглядывая кучи опавших листьев и веток, искривленные корни и заросли крапивы.

– Ты прав, – сказала Робин. – Я впервые в лесу. Я и не подозревала, что он такой заросший.

Она сделала шаг к Цзяну, и, к ее огромному облегчению, он просто развернулся, чтобы пойти с ней обратно тем же путем, каким пришел.

– Видишь дерево, – Цзян указывал на старый ясень, видневшийся сквозь молодую поросль, – в нем есть дупло, в котором спрятан топор.

– Ух ты, – отозвалась Робин, стараясь как можно лучше запомнить расположение дерева.

– Я нашел его там, когда был ребенком. Больше никто об этом не знает, – самодовольно заявил Цзян.

– Интересно, что топор делает в дереве?

– Ха, – Цзян снова ухмыльнулся, – Дайю спрятала его там. Но никому об этом не рассказывай.

– Серьезно? – спросила Робин. – Утонувший пророк спрятала его?