Текст книги "Неизбежная могила (ЛП)"

Автор книги: Роберт Гэлбрейт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 59 (всего у книги 60 страниц)

– Я знаю, – пояснил Страйк, – что Рини не рассказал тебе о фотографиях, потому что Кэрри не ожидала их увидеть. Убийца не смог предупредить ее заранее, а это означало, что ей пришлось придумывать имена изображенных. Она знала, что не должна опознавать ни тебя, ни Рини, двух убийц, поэтому произвольно назвала два других имени. Я также заметил, что только после того, как Кэрри рассказала тебе о полароидных снимках, вооруженный человек появился у моего офиса и попытался вломиться внутрь. Тебе была нужна не папка с делом ВГЦ. Тебе были нужны фотографии. Проблема в том, что, разыскивая Кэрри, ты забыла о ее бойфренде и о том, где она где-то как-то жила между фермой Чапмена и Торнбери. Айзек Миллз все еще с нами, и он готов дать показания о том, в чем Кэрри признавалась ему, когда была пьяна.

Губы Эбигейл снова искривились в усмешке.

– Это все слухи и спека..

– Спекуляции? Ты действительно так думаешь?

– У тебя ничего нет. Это все гребаные фантазии.

– У меня есть топор, который Джордан Рини спрятал в дереве. Топор оброс слухами среди детей на ферме Чапмена. Твой сводный брат думает, что это как-то связано с Дайю. Что он подслушал, что навело его на такую мысль? Криминалистика сильно продвинулась вперед с середины девяностых. Будет нетрудно обнаружить все пятнышки человеческой крови на этом топоре. У меня также есть образец земли из середины того круга из сломанных столбов. Все, что понадобится лаборатории, это несколько фрагментов костей, даже очень маленьких, и совпадение с ДНК Мазу подтвердит – кому они принадлежат. Теперь ты вполне могла бы сказать: «Даже если Дайю была убита в лесу, как ты докажешь, что я в этом замешана?» Ну что ж, один из моих детективов был в твоей квартире вместе с твоим жильцом сегодня вечером. Тебе следовало сразу выгнать Патрика, как ты планировала. Я уверен, что он полезный человек, но тупой и болтливый. Мой детектив нашел ноутбук Кевина Пёрбрайта, спрятанный под диванной подушкой в твоей спальне. Он нашел и объемную черную мужскую куртку, которую ты одолжила у Патрика, чтобы убить Кевина Пёрбрайта и попытаться проникнуть в мой офис. Самое главное, он нашел до сих пор пахнущую дымом «Беретту-9000», зашитую в подушку твоей кровати. Удивительные вещи пожарные могут найти в горящих квартирах, когда вытащат оттуда всех наркоманов от греха подальше.

Эбигейл открыла рот, но не издала ни звука. Она застыла с сигаретой в пальцах, а Страйк в это время услышал, как к пожарной станции подъехала машина, и увидел, как из нее выходит водитель. Робин следовала его указаниям.

– Тут вот приехал, – он повернулся обратно к Эбигейл, – детектив-инспектор Райан Мёрфи из столичной полиции. Я бы не стал создавать особых проблем, когда он будет арестовывать тебя. Сегодня вечером он тоже пропустил ужин со своей девушкой, так что у него уже плохое настроение.

Эпилог

T’ai/Мир

Нет глади, (которая осталась бы) без выбоин;

нет ухода без возвращения.

В трудностях будь стойким – хулы не будет.

Не печалься о своей правде.

В пище будет благополучие.

«И цзин, или Книга перемен»

Перевод Ю. К. Щуцкого

134

Напоминание об ограниченности во времени всякого творчества. Даже в такой удачной ситуации кризис все же остается кризисом.

«И цзин, или Книга перемен»

Перевод Ю. К. Щуцкого

Длинная лужайка, спускающаяся к Темзе позади дома сэра Колина Эденсора, расцвела множеством ярких оттенков с тех пор, как Страйк и Робин видели ее в последний раз. Там была красно-желтая машинка, достаточно большая, чтобы маленький ребенок мог сидеть на ней и отталкиваться ногами, миниатюрная стойка футбольных ворот, надувной детский бассейн, украшенный тропическими рыбками, и множество предметов поменьше, в том числе машина для мыльных пузырей на батарейках. Именно это привлекало сейчас восхищенное внимание светловолосой малышки, которая теперь отзывалась на имя Салли, а не Цинь, и двух темноволосых мальчиков, ее сверстников. Они пытались поймать и лопнуть струю пузырьков, выходящую из фиолетовой коробки на траве. Визги, возгласы и смех были слышны на кухне.

Четверо взрослых следили, чтобы малыши не подходили слишком близко к реке у подножия сада: Джеймс и Уилл Эденсоры, жена Джеймса по имени Кейт и Линь Доэрти. На кухне, наблюдая за группой на лужайке, сидели сэр Колин Эденсор, Страйк, Робин, Пат и ее муж Деннис.

– Я никогда не смогу, – сказал сэр Колин в третий раз, – выразить вам свою благодарность. Всем вам, – добавил он, обводя взглядом стол, включая чету Шонси.

– Приятно видеть, как они ладят, – произнесла Пат своим баритоном, наблюдая, как обретшая новое имя Цинь гоняется за пузырями.

– Что произошло, когда Джеймс и Уилл встретились вновь? – спросила Робин, которая не хотела показаться слишком любопытной, но была очень заинтересована ответом.

– Ну, Джеймс много кричал, – сэр Колин улыбнулся. – Сказал Уиллу все, что он о нем думает, примерно пятнадцатью разными способами. Как ни странно, я думаю, Уилл на самом деле был рад этому.

Робин не удивилась. Уилл Эденсор хотел искупить свои грехи, а поскольку иммунитет от судебного преследования был ему гарантирован, Утонувший пророк оказалась миражом, где еще он мог получить наказание, которого жаждал, как не от своего старшего брата?

– Он соглашался с каждым словом Джеймса. Он плакал о своей матери, сказал, что знает, что ничто никогда не сможет исправить того, что он сделал, сказал, что ненависть Джеймса к нему оправдана, что он поймет, если Джеймс больше никогда не захочет иметь с ним ничего общего. Это слегка поубавило пыл Джеймса, – сообщил сэр Колин.

– И они собираются жить здесь с вами? – спросил Страйк.

– Да, по крайней мере, до тех пор, пока мы не найдем подходящее жилье для Линь и маленькой Салли. Учитывая, что вокруг толпится пресса и так далее, я думаю, хорошо, что они здесь.

– Ей понадобится поддержка, – прохрипела Пат. – Она никогда не заботилась о ребенке в одиночку. Никогда не управляла собственным домом. В шестнадцать лет – это большая ответственность. Если вы найдете ей что-нибудь недалеко от меня, я могла бы присмотреть за ними. Моя дочь и внучки тоже могли бы помочь. Ей нужно, чтобы рядом с ней были другие матери, которые научили бы ее всему. Собраться вместе и поныть о детях. Это то, что ей нужно.

– Вы уже так много сделали, миссис Шонси, – отметил сэр Колин.

– Я была примерно в ее возрасте, когда у меня родился первенец, – бесстрастно сказала Пат. – Я знаю, чего это стоит. В любом случае, – она затянулась своей электронной сигаретой, – они мне нравятся. Вы очень хорошо воспитали Уилла. У него хорошие манеры.

– Да, он славный парень, – согласился Деннис. – Мы все совершали глупости, когда были молоды, не так ли?

Сэр Колин оторвал взгляд от группы на лужайке и повернулся к Робин:

– Я слышал, на ферме Чапмена нашли еще тела.

– Я думаю, они будут находить их еще долгое время, – сказала Робин.

– И ни одна из смертей не была зарегистрирована?

– Ни одна, кроме смертей пророков.

– Никто не хочет привлекать власть, если людям было отказано в медицинской помощи, – заметил Страйк. – Наш человек в полиции говорит, что на данный момент у них есть три скелета младенцев, предположительно мертворожденных. Вероятно, их будет больше. Они живут на этой земле с восьмидесятых годов.

– Я сомневаюсь, что они смогут идентифицировать все останки, – сказала Робин. – Они вербовали беглецов и бездомных, а также богатых людей. Плюс нужно будет проделать большую работу, чтобы разыскать всех младенцев, которых продали.

– Не верится, что им так долго это сходило с рук, – произнес сэр Колин.

– «Живи и давай жить другим», не так ли? – спросил Страйк.  – Никто не хотел поднимать эту тему публично, их благотворительная деятельность являлась дымовой завесой, плюс полезной ширмой послужили все эти идиоты-знаменитости...

За предыдущие две недели множество первых полос было посвящено ВГЦ как в солидных изданиях, так и в таблоидах. Фергюс Робертсон был занят почти круглосуточно, делясь подробностями, о которых никто другой не знал. Именно он устроил засаду на разъяренного Джайлза Хармона возле его дома в Блумсбери, именно он первым сообщил новость о предполагаемой торговле детьми и именно он переступил порог дома члена парламента, который был Главой церкви, отстраненным от должности своей партией в ожидании расследования значительных незадекларированных пожертвований, которые он получил от ВГЦ. Мультимиллионер, занимающийся упаковкой, был слишком глуп, чтобы прятаться за спинами своих адвокатов, и сделал несколько необдуманных и непреднамеренно компрометирующих комментариев журналистам, толпившимся у его офиса. Мазу, Тайо, Цзян и Джо Джексон находились под стражей. Арест доктора Энди Чжоу вызвал шквал заявлений от состоятельных женщин, которым в его клинике накладывали банки, гипнотизировали, делали массаж и выводили токсины, и все они отказывались верить, что симпатичный доктор мог быть замешан в чем-то плохом. Агент Ноли Сеймур также опубликовал тщательно сформулированное заявление, в котором был выражен шок и ужас в связи с находками на ферме Чапмена, о которых Ноли, естественно, ничего не подозревала.

Джонатан Уэйс был арестован при попытке пересечь границу с Мексикой. На фотографии, где его заковывали в наручники и уводили прочь, он улыбался той нежной, самоуничижительной улыбкой, которую Робин так хорошо знала. «Отче, прости им, ибо не ведают, что творят».

Полиция тщательно обыскала храм на ферме Чапмена, и информация о средствах, с помощью которых создавались иллюзии, просочилась к журналистам вместе с фотографиями кнутов и ящика. Различные телесные жидкости, которые были найдены на матрасах и постельных принадлежностях Домиков для уединения, были взяты на анализ, а леса фермы Чапмена оцеплены. Топор и образцы почвы, добытые Мидж, были переданы полиции, и Уордл позвонил Страйку с известием, что рядом с гниющими деревянными столбами была выкопана бедренная кость маленького ребенка. Очевидно, свиньи не успели съесть целиком Дайю Уэйс до того, как Джордану Рини пришлось вернуться в постель, а Эбигейл Уэйс добраться до двора, чтобы увидеть, как в темноте проезжает грузовик с соломенной фигуркой.

Тем временем бывших членов церкви, готовых дать показания, становилось все больше. Чувство вины и стыда заставляло их молчать, иногда десятилетиями, но теперь, успокоенные наличием иммунитета от судебного преследования за действия, совершенные под принуждением, которые варьировались от избиений и помощи в незаконном захоронении тел до отказа обеспечить медицинскую помощь четырнадцатилетней девочке, умершей при родах, они хотели облегчить муки совести и дать показания против Уэйсов.

Но все еще были те, кто не видел зла ни в чем из того, что было сделано. У Дэнни Броклза, бывшего наркомана, который путешествовал по стране вместе с Джонатаном Уэйсом, чтобы превозносить заслуги церкви, было взято интервью. Он сказал, всхлипывая, что все доказательства противоправных действий были подброшены агентами Врага. Общественность должна была понять, что за этой попыткой уничтожить Папу Джея и церковь стоят сатанинские силы (но общественность, похоже, ничего этого не понимала, судя по гневным и возмущенным комментариям, размещенным в интернете под каждой статьей о ВГЦ). А Бекка Пёрбрайт, оставшаяся на свободе, дважды появлялась на телевидении, собранная и представительная, спокойная и обаятельная, презиравшая то, что она называла провокационными, нагнетающими страх и сенсационными репортажами, отрицающая все личные проступки и описывающая Джонатана и Мазу Уэйс как двух лучших людей, которых она когда-либо знала в своей жизни.

Робин, наблюдая за Беккой из дома, снова поймала себя на том, что думает о церкви как о вирусе. Она была уверена, что многие, если не большинство, прихожане исцелятся благодаря этому потоку разоблачений и доказательств того, что их основательно одурачили, что Папа Джей был не героем, а мошенником, насильником и соучастником убийства. И все же так много жизней было разрушено… Робин слышала, что Луиза Пёрбрайт пыталась повеситься в больнице, куда ее доставили после освобождения. Робин вполне могла понять, почему Луиза смерть предпочла жизни с осознанием того, что ее глупое решение последовать за Джонатаном Уэйсом в его культ двадцать четыре года назад привело к смерти двух ее сыновей и полному разрыву отношений с обеими дочерьми. Эмили, которая была найдена в ящике без сознания, когда полиция вошла на ферму, отправили в ту же больницу, что и Луизу, но, когда медики, руководствуясь добрыми побуждениями, предложили ей встретиться с матерью, она сообщила им, что больше никогда не хочет видеть Луизу.

Мёрфи был склонен торжествовать по поводу развала церкви, но Робин было трудно праздновать это событие. Мёрфи и Страйк продолжали говорить ей, что обвинения в жестоком обращении с детьми против нее будут сняты со дня на день, но у нее не было никакой информации на этот счет. Еще хуже, чем ее личный страх перед судебным преследованием, был ее страх перед реформированием и перестройкой церкви. Когда она поведала об этом Мёрфи, он сказал ей, что она слишком пессимистична, но, наблюдая по телевизору за улыбающейся Беккой, явно непоколебимой в своей вере в Путь Лотоса, Робин могла только надеяться, что мир будет наблюдать более внимательно и задавать больше вопросов, когда в следующий раз на клочке свободной земли появится новый пятигранный храм…

– А как насчет Уэйсов? – спросил сэр Колин Страйка, в то время как дети на лужайке продолжали гоняться за пузырями.

– По секрету, – сказал Страйк, – Мазу не произнесла ни слова с момента своего ареста. Буквально ни слова. Один наш знакомый в полиции сказал нам, что она не хочет разговаривать даже со своим собственным адвокатом.

– Вы думаете, это из-за шока? – спросил сэр Колин.

– Изображает из себя королеву, – предположила Робин. – Она будет продолжать вести себя так, как будто она божественная мать Утонувшего пророка, до самого своего последнего вздоха.

– Но теперь-то она наверняка знает?..

– Я думаю, – сказала Робин, – если бы она когда-нибудь позволила себе смириться с тем, что Дайю была убита, а ее муж все это время знал и позаботился о том, чтобы спрятать ее убийцу в безопасное место, это свело бы ее с ума.

– Эбигейл призналась? – спросил сэр Колин Страйка.

– Нет, – ответил Страйк. – Она похожа на своего отца: держится как можно наглее, но ее бойфренды отворачиваются от нее. Теперь, когда они поняли, что их могут обвинить в соучастии в покушении на убийство, им не терпится сойти с тонущего корабля. По секрету, один из ее коллег-пожарных видел, как она прятала пистолет и патроны в карман, когда нашла их в сгоревшем наркопритоне. Он говорит, что предположил, что она собиралась передать их полиции. Конечно, он должен был раньше об этом сказать, но он женат и не хочет, чтобы стало известно, что она тоже спала с ним. Рини в настоящее время отрицает, что ему что-либо известно о топорах и свиньях, но парень, который был в мужском общежитии в ту ночь, помнит, как Рини прокрался обратно внутрь рано утром. Рини был в нижнем белье: очевидно, ему где-то пришлось избавиться от своего окровавленного спортивного костюма. Потом, когда он проснулся, обвинил всех в том, что они его украли. Я думаю, Эбигейл будет признана виновной в убийстве Кевина и в попытке убить Робин и меня, и я думаю, что она и Рини оба будут наказаны за убийство Дайю.

– У Эбигейл, скорее всего, серьезное расстройство, – сказал сострадательный сэр Колин. – У нее, должно быть, было ужасное детство.

– У многих людей было ужасное детство, но они не склонны к удушению маленьких детей, – ответил неумолимый Страйк под одобрительные кивки Денниса и Пат.

Говоря это, Страйк думал о Люси. Предыдущий день он провел со своей сестрой, осматривая вместе с ней два дома для престарелых, где мог бы жить их дядя. Потом они выпили кофе, и Страйк рассказал своей сестре о том, как Мазу пыталась убить Робин в храме на Руперт-корт.

– Злобная сука, – отреагировала перепуганная Люси.

– Да, но мы поймали ее, Люси, – сказал Страйк, – и малышка вернулась к своей матери.

Страйк почти ожидал новых слез, но, к его удивлению, Люси лучезарно улыбнулась ему.

– Я знаю, что порой придираюсь к тебе, Стик, – произнесла она. – Я осознаю это, но, если ты счастлив, мне все равно, есть ли у тебя… ну ты знаешь… жена, дети и все такое. Ты делаешь замечательные вещи. Ты помогаешь людям. Вы помогли мне, взявшись за это дело, посадив ту женщину за решетку. И то, что ты сказал о Леде... Ты действительно помог мне, Стик.

Тронутый, Страйк потянулся, чтобы сжать ее руку.

– Я полагаю, ты просто не создан для того, чтобы остепениться с одной женщиной, и это нормально, – сказала Люси, теперь улыбаясь немного слезливо. – Я обещаю, что больше никогда не буду говорить об этом.

135

Если человек сохранит ясность ума, то эта скорбь принесет ему удачу. Ибо здесь мы имеем дело не с мимолетным настроением, как в «сильной черте на третьем месте», а с настоящей переменой настроений.

«И цзин, или Книга перемен»

Через неделю после того, как они посетили Эденсоров, Страйк нехотя, но из чувства долга согласился встретиться с сестрой Шарлотты, Амелией Крайтон, у нее на работе.

Он спрашивал себя, был ли он обязан сделать это. Дело ВГЦ милосердно отодвинуло самоубийство Шарлотты на задворки его сознания, но теперь, когда все закончилось – теперь, когда шел подсчет разрушенных жизней и самоубийств, а настигший этих людей шторм миновал, оставив их сломленными перед неизвестностью, – он очутился наедине со своим личным долгом перед усопшими, который он не особенно хотел отдавать. Он мог предположить, что есть на свете оптимисты, готовые сказать ему, что эта встреча с сестрой Шарлотты поможет ему решить некоторые вопросы так, как это случилось у Люси в случае с Ледой и Коммуной Эйлмертон, но он на это не надеялся.

«Не поможет», – думал он, надевая строгий костюм: военные привычки проявлять должное уважение к мертвым и скорбящим трудно преодолеть. Но, хотя ему не нравилась ни Амелия, ни перспектива этой встречи, он должен был проявить уважение. По крайней мере, гораздо более вероятно, что встреча поможет как раз сестре Шарлотты. Тогда все будет очень хорошо: Амелия будет довольна и, таким образом, у Шарлотты будет еще один шанс нанести настоящий удар исподтишка через свое доверенное лицо, прежде чем они окончательно поставят точку.

«БМВ» Страйка, из которого полиция уже извлекла пулю, еще оставался в ремонтной мастерской, поэтому он взял такси до Элизабет-стрит в Белгравии. Здесь он нашел магазин Амелии, названный в ее честь, в котором было полно дорогих тканей для штор, со вкусом подобранной керамики и настольных ламп в стиле шинуазри.

Она вышла из подсобного помещения, услышав звонок над дверью. Она была темноволосой, как Шарлотта, и с такими же зелеными глазами с ореховыми крапинками, но на этом сходство заканчивалось. У Амелии были тонкие губы и аристократический профиль, который она унаследовала от своего отца.

– Я заказала нам столик в «Томас Кьюбитт», – сказала она ему вместо приветствия.

Они дошли до ресторана, который находился по соседству с магазином. Усевшись за накрытый белой скатертью столик, Амелия попросила меню и бокал вина, в то время как Страйк заказал пиво.

Амелия подождала, пока принесут напитки и официант снова исчезнет, прежде чем глубоко вздохнуть и начать:

– Итак: я попросила тебя встретиться со мной, потому что Шарлотта оставила записку. Она хотела, чтобы я тебе ее показала.

«Конечно, она, черт возьми, это сделала».

Амелия сделала большой глоток пино-нуар, а Страйк отхлебнул такой же большой глоток своего пива.

– Но я не собираюсь этого делать, – Амелия поставила свой бокал. – Я думала, что должна, сразу после... Я думала, что обязана сделать это ради нее, что бы там ни было… что бы там ни было написано. Но у меня было много времени все обдумать, пока я летом жила в загородном доме, и я не думаю... Может быть, ты рассердишься, – Амелия глубоко вздохнула, – но когда полиция закончила с этим делом… Я сожгла записку.

– Я не сержусь, – сказал Страйк.

Она выглядела озадаченной.

– Я... я все еще могу рассказать тебе, в общих чертах, что она сказала. Во всяком случае, твою часть. Письмо было большим. Несколько страниц. Никто не остался не отмеченным.

– Мне жаль.

– Жаль чего? – переспросила она с той язвительностью, которую он помнил по их предыдущим встречам.

– Жаль, что твоя сестра покончила с собой, – сказал Страйк. – Жаль, что она оставила письмо, которое тебе, вероятно, будет трудно забыть.

В отличие от сэра Колина Эденсора, выходца из рабочего класса, и в отличие от Люси, чье детство не поддавалось классификации, Амелия Крайтон не плакала на публике. Она поджимала тонкие губы и довольно часто моргала.

– Это было… ужасно – читать все это, написанное ее почерком, – тихо произнесла она, – зная, что она собиралась сделать... Но, как я уже сказала, если ты хочешь, чтобы я рассказала, что она написала о тебе, я могу, и тогда я сделаю то, о чем она просила – более или менее.

– Я почти уверен, что знаю, что там было, – заметил Страйк. – Она написала, что если бы я взял трубку, все было бы по-другому. Что после всей боли и оскорблений, которые я ей причинил, она все еще любит меня. Что она знает, что сейчас у меня роман с напарницей-детективом, который начался через несколько дней после того, как я бросил Шарлотту. И это доказывает, как мало я ценил наши отношения. Что я влюбился в Робин, потому что она послушная, никогда не перечит и боготворит меня, как героя, чего хотят такие мужчины, как я, в то время как Шарлотта противостояла мне, что было корнем всех наших проблем. Что однажды Робин мне надоест, и я пойму, что потерял, но будет слишком поздно, потому что я причинил Шарлотте такую глубокую боль, что она покончила с жизнью.

Он понял, насколько точно угадал содержание записки Шарлотты по выражению лица Амелии.

– Ты не единственный, кто причинил ей боль, – сказала Амелия, теперь с более мягким и печальным выражением, чем он когда-либо видел на ее лице раньше. – Она обвинила всех. Каждого. И только одна строчка о детях, о Джеймсе и Мэри: «Покажи им это, когда они станут достаточно взрослыми, чтобы понять». Это главная причина, по которой я сожгла письмо, я не могу… Я не могу позволить...

– Ты поступила правильно.

– Руэйрид так не думает, – с несчастным видом произнесла Амелия. Страйк лишь смутно помнил ее мужа: похожий на Николаса Делоне, но член королевской семьи и бывший моряк. – Он сказал, что Шарлотта хотела сохранить письмо, и мой долг был...

– Она была пьяна и накачана наркотиками, когда писала то письмо, а у тебя есть долг перед живыми, – сказал Страйк. – Прежде всего перед ее детьми. В свои лучшие моменты – а они у нее были, как мы оба знаем, – она всегда сожалела о том, что сделала, когда была пьяна или злилась. Если есть жизнь после смерти, она поймет, что ей не следовало писать это.

Официант вернулся, чтобы принять их заказ. Страйк сомневался, что у Амелии был аппетит, как у него самого, но для приличия они оба заказали по одному блюду. Как только они снова остались одни, Амелия сказала:

– Она всегда была такой… несчастной.

– Да, – согласился Страйк. – Я знаю.

– Но она бы никогда… в ней была какая-то тьма.

– Да, – сказал Страйк, – и она была влюблена в эту тьму. Опасно делать культ из собственного несчастья. Трудно выбраться, если пробыл там слишком долго. Ты забываешь обратный путь.

Он выпил еще немного своей быстро убывающей пинты, прежде чем сказать:

– Однажды я процитировал ей Эсхила: «Счастье – это выбор, который иногда требует усилий». Ей это не очень понравилось.

– Ты тоже изучал античную литературу? – Амелия слегка удивилась. Она никогда не проявляла особого интереса к нему как к человеку, пока он был с Шарлоттой. Он был неудачником, никудышным дворняжкой.

– Нет, – ответил Страйк, – но в одном из сквотов, куда меня привела мама, жил бывший учитель античной литературы. Он обычно изливал подобные перлы мудрости, главным образом для того, чтобы показать собственное превосходство.

Когда Страйк рассказал Робин историю этого человека и то, что украл его книги с произведениями античных авторов в отместку за такое снисходительное отношение, она рассмеялась. Амелия просто посмотрела на него так, словно он говорил о жизни на какой-то далекой планете.

Принесли их салаты. Оба быстро поели, ведя натянутый разговор о плате за въезд в центр города, о том, как часто каждый из них выезжал за город и сможет ли лейбористская партия победить на всеобщих выборах под руководством Джереми Корбина. Страйк не стал спрашивать, действительно ли у Шарлотты был рак груди, хотя, судя по тому, что Амелия не упомянула об этом, подозревал, что его не было. Какое это имело значение сейчас?

Ни десерт, ни кофе они не заказывали. Возможно, с одинаковым облегчением они поднялись из-за стола всего через три четверти часа после того, как сели за стол.

Выйдя из ресторана, Амелия неожиданно сказала:

– Ты прекрасно справляешься со своим агентством. Я читала об этой церкви… похоже, это отвратительное место.

– Таким оно и было, – сказал Страйк.

– Недавно ты очень помог нашему другу справиться с неприятным человеком, который использовал в своих интересах его мать. Что ж... спасибо, что встретился со мной. В любом случае, это было... спасибо тебе.

Она неуверенно посмотрела на него, и он наклонился, чтобы позволить ей попрощаться с ним по стандарту высшего общества – воздушным поцелуем в обе щеки.

– Что ж, до свидания и... и удачи.

– И тебе тоже, Амелия.

Страйк слышал, как ее невысокие каблучки застучали по тротуару, когда поворачивался, чтобы уйти в свою сторону. Солнце выглянуло из-за тучи, и именно от его света, и ни от чего другого, у Страйка защипало в глазах.

136

Конфуций говорил…

Жизнь ведет вдумчивого человека по пути со множеством поворотов. Теперь курс проверен, теперь он снова идет прямо. Здесь крылатые мысли могут свободно изливаться в словах, там тяжелое бремя знаний должно быть скрыто в тишине. Но когда два человека едины в своих сокровенных сердцах, они разрушают даже прочность железа или бронзы.

«И цзин, или Книга перемен»

– О, отлично, – проговорила запыхавшаяся и раскрасневшаяся Робин, влетая в офис. Она только что чуть ли не бегом преодолела Денмарк-стрит. – Его еще нет – Райана, я имею в виду.

– Он заедет, да? – спросила Пат, как обычно, печатая с зажатой между зубами электронной сигаретой и радуясь перспективе увидеть красавчика Мёрфи.

– Да, – ответила Робин, снимая кофту, которая совершенно не требовалась в такой теплый сентябрьский день. – Он заедет за мной, мы уезжаем на пару дней, и я сильно опаздываю, впрочем, как и он.

– Сделай ему за это выговор, – предложила Пат, продолжая печатать. – Может, цветы получишь.

– Довольно сомнительное поведение, Пат.

Офис-менеджер убрала изо рта электронную сигарету.

– Знаешь, где он?

– Нет, – ответила Робин, доставая с полки свободную папку. Она поняла, что Пат имеет в виду Страйка, поскольку их офис-менеджер обычно называла его «он», когда того не было рядом.

– На встрече с ее сестрой.

– С чьей сестрой?

– Шарлотты, – громким шепотом произнесла Пат, хотя они были одни в офисе.

– А, – ответила Робин.

Заинтересовавшись этой новостью, но не желая сплетничать о личной жизни Страйка с офис-менеджером, Робин положила папку и начала рыться в сумке.

– Я вернулась только для того, чтобы подшить в дело свои записи. Не могла бы ты сказать Страйку, что они здесь, когда он вернется, если я уже уйду? Возможно, он захочет просмотреть их.

Робин как раз возвращалась со встречи с новым клиентом агентства, профессиональным игроком в крикет, в его квартире в Челси. Она рассчитывала, что беседа продлится час, но она затянулась на два.

– Будет сделано. Ну и каков он, этот новый парень? – спросила Пат, зажав электронную сигарету между зубами. Мужчина, о котором шла речь, был высоким, светловолосым и очень привлекательным, поэтому Пат испытала некоторое разочарование от того, что предварительная встреча с ним будет проходить не в офисе, а у него дома.

– Ну, – сказала Робин, которая не только никогда не сплетничала о Страйке за его спиной, но и старалась не критиковать клиентов в присутствии Пат. – Он остался недоволен Маккейбом. Вот почему он вернулся к нам.

На самом же деле южноафриканский игрок в крикет, которого Страйк после одного телефонного разговора назвал «козлом», отличался неприятным сочетанием высокомерия и неуместного флирта, особенно учитывая, что его подружка на протяжении всего разговора был неподалеку на кухне. Создавалось впечатление, будто он уверен, что Робин еще не доводилось встречать такого красавца, но дал понять, что не считает ее совсем уж недостойной его внимания. Робин предположила, что сногсшибательная брюнетка, которая проводила ее до выхода из квартиры по окончании встречи, либо была согласна с его точкой зрения, либо слишком дорожила шикарной квартирой и «Бугатти», чтобы жаловаться.

– Он так же прекрасен вживую? – спросила Пат, наблюдая, как Робин вкладывает свои записи в папку, а затем пишет на ее лицевой стороне имя игрока в крикет.

– Ну, если тебе такие по вкусу, – ответила Робин.

В тот же момент стеклянная дверь отворилась.

– Что по вкусу? – спросил вошедший Страйк, он был в костюме, с ослабленным галстуком и вейпом в руке.

– Белокурые крикетисты, – ответила Робин, оборачиваясь. Ее партнер выглядел усталым и подавленным.

– А, – хмыкнул Страйк, вешая пиджак. – При личной встрече он оказался таким же придурком, как и по телефону?

Видя, что корабль под названием «Не поливаем грязью клиентов на глазах у Пат» на всех парусах покинул гавань, Робин спросила:

– Насколько плох он был по телефону?

– На восемь баллов из десяти, – ответил Страйк.

– Значит, и в жизни он такой же придурок.

– Хочешь обменяться новостями перед отъездом? – спросил Страйк, взглянув на часы. Он знал, что сегодня Робин должна была уйти в свой долгожданный отпуск. – Если только тебе уже не пора?

– Нет, я жду Райана, – ответила Робин. – У меня есть время.

Они вошли в кабинет, и Страйк закрыл дверь. Доска на стене, которая совсем недавно была завешана фотографиями и записками о ВГЦ, снова была пуста. Полароиды были сданы в полицию, а все остальное приобщено к материалам дела, запертого в сейфе в ожидании предстоящего судебного разбирательства. Тело Джейкоба было опознано, а обвинение в жестоком обращении с детьми, выдвинутое против Робин, наконец-то снято; уик-энд с Мёрфи был, по крайней мере, отчасти приурочен к этому факту. Даже Робин видела в зеркале, насколько счастливее и здоровее она выглядит теперь, когда с нее сняли этот груз.