Текст книги "Неизбежная могила (ЛП)"

Автор книги: Роберт Гэлбрейт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 60 страниц)

Пока небо за окном офиса темнело, Страйк снова просмотрел газетные архивы, на этот раз в поисках колонок о расследовании дела Дайю. Он нашел статью в «Дейли Миррор», датированную сентябрем 1995 года. Некоторые особенности этого дела вызвали явный интерес национальной газеты.

РЕБЕНОК ПРИЗНАН «ПРОПАВШИМ В МОРЕ»

Вердикт «пропала в море» был вынесен сегодня в офисе коронера Нориджа⁴⁹, где проходило расследование по факту утопления 7-летней Дайю Уэйс с фермы Чапмена, Фелбриг.

Необычно, что дознание проводилось в отсутствие тела.

Глава местной береговой охраны Грэм Берджесс сообщил суду, что, несмотря на тщательные поиски, найти останки маленькой девочки оказалось невозможным.

«В то утро рядом с пляжем было сильное течение, которое могло унести маленького ребенка на большое расстояние – сказал Берджесс суду. – Большинство жертв утопления в конце концов всплывают на поверхность или их прибивает к берегу, но, к сожалению, некоторые так и остаются ненайденными. От имени своей службы я хотел бы выразить искренние соболезнования семье погибшей».

Утром 29 июля 17-летняя Шерри Гиттинс (на фото), подруга семьи Дайю, привела девочку младшего школьного возраста искупаться после того, как доставила овощи с фермы в местный магазин.

«Дайю всегда уговаривала меня взять ее с собой на пляж, – сказала заметно расстроенная Гиттинс коронеру Жаклин Портеус. – Я думала, ей просто хочется поплескаться. Вода и вправду была холодной, но она взяла и нырнула. На самом деле, она всегда была смелой и рисковой. Я забеспокоилась, поэтому поплыла за ней. Только что она смеялась, а потом исчезла – ушла под воду и так и не вынырнула.

Мне не удалось доплыть до нее, я даже не могла понять, где она. В такой ранний час только начинало светать. Я вернулась на пляж и все кричала и звала на помощь. Я увидела мистера и миссис Хитон, выгуливающих свою собаку. Мистер Хитон побежал звонить в полицию и береговую охрану.

Я не желала причинять Дайю вред. Это худшее, что когда-либо случалось со мной, и я никогда этого не переживу. Я могу только извиниться перед родителями Дайю. Мне очень, очень жаль. Я бы все на свете отдала, если бы могла вернуть Дайю».

Давая показания, Мюриэл Картер, владелица прибрежного кафе, сообщила, что видела, как незадолго до восхода солнца Гиттинс идет с ребенком на пляж.

«У них с собой были полотенца, и я подумала, что глупо купаться в такую рань, поэтому-то я их и запомнила».

Опрошенная после дознания мать погибшей миссис Мазу Уэйс (24 года):

«Я никогда бы не подумала, что кто-то заберет моего ребенка без разрешения, не говоря уже о том, чтобы взять ее купаться в темноте в море. Я продолжаю молиться, чтобы мы нашли ее и смогли достойно похоронить».

Мистер Джонатан Уэйс (44 года), отец погибшей девочки:

«Это было ужасное время, и, конечно, неопределенность усугубила ситуацию, но расследование дало нам некоторое ощущение успокоения. Нас с женой поддерживает наша религиозная вера, и я хотел бы поблагодарить членов местного сообщества за их доброту».

Страйк потянулся за блокнотом, который все еще лежал у него в кармане после разговора с Эбигейл Гловер, перечитал статью в «Миррор» и отметил пару моментов, которые показались ему интересными, с именами упомянутых свидетелей. Он также внимательно изучил еще одну фотографию Шерри Гиттинс, которая, судя по всему, была сделана при выходе из коронерского суда. Здесь она выглядела намного старше, веки ее опустились, прежние округлые контуры лица стали более ярко выраженными.

Страйк еще несколько минут посидел в задумчивости, дымя электронной сигаретой, затем еще раз просмотрел газетные архивы, теперь в поисках информации, касающейся Алекса Грейвса, человека, который, если верить Эбигейл, был биологическим отцом Дайю.

Это заняло двадцать минут, но Страйк наконец нашел некролог Грейвса в номере «Таймс».

Грейвс, Александр Эдвард Тоули, ушел из жизни у себя дома в Гарвестон-Холл, Норфолк, 15 июня 1993 года, после продолжительной болезни. Горячо любимый сын полковника Эдварда Грейвса и его жены, невосполнимая утрата сестры Филиппы. Частные похороны. Никаких цветов. Пожертвования, если пожелаете, в Фонд психического здоровья «Не говори, что борьба бесполезна».

Как и ожидал Страйк, тщательно составленный некролог скрывал больше, чем сообщал. «Продолжительная болезнь», несомненно, относилась к проблемам с психическим здоровьем, учитывая предложение о пожертвованиях, в то время как «частные похороны», дата которых не была указана, предположительно состоялись на ферме Чапмена, где Грейвс был похоронен в соответствии с желанием, изложенным им в своем завещании. Тем не менее автор некролога определенно заявлял, что Гарвестон-холл был «домом» покойного.

Страйк набрал в поисковике: Гарвестон-Холл. Несмотря на то, что это была частная резиденция, на странице браузера открылось бесчисленное количество фотографий дома благодаря его средневековому происхождению. Каменный особняк включал в себя шестиугольные башни, прямоугольные окна со свинцовыми переплетами⁵⁰ и впечатляющие сады с топиариями, скульптурами, замысловато разбитыми клумбами и небольшим озером. Страйк прочитал, что ради сбора средств на благотворительность доступ на территорию иногда открывали для посетителей.

Вдыхая пары никотина в тихом офисе, Страйк снова задумался о том, сколько денег Грейвс, по словам Эбигейл, выглядевший как бомж, оставил девочке, которую считал своей дочерью.

Небо за окном офиса было бездонным, бархатисто-черным. Практически не думая, Страйк набрал в Гугле: «утонувший пророк ВГЦ».

Первая ссылка поисковика вела на веб-сайт ВГЦ, но ниже вышло несколько идеализированных изображений Дайю Уэйс. Страйк нажал на вкладку «картинки» и медленно прокрутил вниз большое количество одинаковых образов Дайю, какой она изображена в храме на Руперт-корт: в белых одеждах и с развевающимися черными волосами, словно бы волнами ниспадавшими вниз.

Однако ближе к концу страницы Страйк увидел картинку, которая привлекла его внимание. На ней Дайю представала такой, какой она выглядела при жизни, хотя и в гораздо более зловещем обличье. Выполненный карандашом и углем рисунок превратил кроличье личико в скелетообразное. Там, где должны были быть глаза, остались пустые глазницы. Фотография была взята из сервиса «Пинтерест». Страйк нажал на ссылку.

Рисунок был опубликован пользователем, называющим себя Город мучений. У страницы было всего двенадцать подписчиков, что Страйка нисколько не удивило. Все опубликованные Городом мучений рисунки были такие же пугающие, что и первый.

Маленький, длинноволосый, голый ребенок лежал на земле в позе эмбриона, спрятав лицо, а с обеих сторон стояли две расставленные ноги с копытами. Изображение было окружено двумя волосатыми когтистыми руками, образующими сердце, – явная пародия на символ ВГЦ.

Те же волосатые руки образовывали сердце вокруг рисунка нижней части тела обнаженного мужчины, хотя эрегированный пенис был заменен дубинкой с шипами.

На следующем рисунке представала женщина с кляпом во рту, одна из когтистых рук душила ее, а буквы ВГЦ были нарисованы на обоих расширенных зрачках.

Дайю появлялась неоднократно, иногда только лицом, иногда во весь рост, в белом платье, с которого капала на пол вода вокруг ее босых ног. Безглазое кроличье личико заглядывало в окна, труп, с которого капала вода, проплывал по потолку и выглядывал из-за темных деревьев.

Громкий стук заставил Страйка вздрогнуть. Птица ударила в окно офиса. В течение двух секунд они с вороном моргали, глядя друг на друга, а затем птица улетела, превратившись в размытое пятно из черных перьев.

Теперь, когда пульс Страйка слегка участился, он вновь сосредоточился на изображениях на странице Города мучений. Он остановился на самой сложной картинке на данный момент: тщательно прорисованном наброске группы людей, стоящих вокруг черного пятигранного бассейна. Фигуры были в одежде с капюшонами, их лица оставались в тени, но лицо Джонатана Уэйса было освещено.

Над водой парила призрачная Дайю, взирая на воду внизу со зловещей улыбкой. Там, где должно было быть отражение Дайю, на поверхности воды плавала другая женщина. Она была светловолосой и носила очки в квадратной оправе, но, как и у Дайю, у нее не было глаз, только пустые глазницы.

3

0

Рыбная ловля. Милость благодаря придворной женщине.

«И цзин, или Книга перемен»

Перевод Ю. К. Щуцкого

На четвертое утро пребывания Робин на ферме Чапмена женщин в общежитии как обычно подняли в пять утра звоном большого медного колокола. После все того же скудного завтрака из жидкой каши, которую они до сих пор ели каждый день, новичков попросили остаться в столовой, потому что их группы следовало переформировать.

Все члены Огненной группы, кроме Робин, ушли, чтобы присоединиться к другим. Среди ее новых компаньонов были профессор Уолтер Фёрнсби, Амандип Сингх, который в храме был одет в футболку с Человеком-пауком, и молодая женщина с короткими черными взъерошенными волосами по имени Вивьен.

– Как дела? – спросила она, подсаживаясь к остальным.

Несмотря на все ее старания проглатывать согласные в начале слов, Робин заметила, пока Вивьен обменивалась репликами с остальными, что ее акцент совершенно безоговорочно выдавал представителя верхушки среднего класса.

Робин была почти уверена, что вновь сформированные группы больше не собирались случайным образом. Огненная группа теперь, казалось, состояла только из людей с университетским образованием, большинство из которых явно имели деньги или происходили из состоятельных семей. В Металлической группе, напротив, были люди, у которых возникали наибольшие трудности с повседневными задачами, в том числе рыжая вдова в очках Мэрион Хаксли и пара новичков, которые, насколько Робин было известно, жаловались на усталость и голод, например, зеленоволосая Пенни Браун.

После пересортировки групп день продолжился так же, как и все предыдущие. Робин и остальным членам Огненной группы предстояло выполнить большое количество заданий, которые предусматривали как физический труд, так и духовное обучение. После того, как они покормили свиней и подложили свежей соломы в куриные гнезда, их отправили на третью лекцию по церковным доктринам, которую проводил Тайо Уэйс, следом провели сеанс пения мантр в храме, во время которого Робин, уже уставшая, вошла в приятное, похожее на транс состояние, которое осталось с ней вместе с ощущением улучшившегося самочувствия. Теперь она могла декламировать «Лока Самаста Сукхино Бхаванту» без необходимости сверяться с текстом и контролировать произношение.

Сразу после посещения храма их отвели в новую ремесленную мастерскую.

– Огненная группа призвана на службу, – сказала Бекка Пёрбрайт, когда они вошли в помещение чуть большего размера, чем то, в котором изготавливались игрушечные черепашки. Стены были увешаны всевозможными плетеными соломенными поделками: звездами, крестами, сердцами, спиралями и фигурками, многие из которых были украшены лентами. В дальнем углу комнаты двое членов церкви – Робин узнала женщину, стоявшую у стойки регистрации новичков, и беременную Ван – работали над большой соломенной скульптурой. На длинном центральном столе, перед каждым стулом, также лежали охапки соломы. Во главе стола стояла Мазу Уэйс в своем длинном оранжевом одеянии, с перламутровой рыбкой на шее, держа в руках книгу в кожаном переплете.

– Ни-хао, – сказала она, жестом приглашая Огненную группу занять свои места.

За столом сейчас находилось меньше постоянных членов церкви, чем на занятии по изготовлению черепах. Среди них была девочка-подросток с длинными, тонкими мышиного цвета волосами и большими голубыми глазами, которую Робин уже успела заметить. Робин намеренно выбрала место рядом с ней.

– Как вы знаете, – сказала Мазу, – мы продаем наши изделия ручной работы, чтобы собрать средства для благотворительных проектов церкви. У нас на ферме Чапмена есть давняя традиция изготовления соломенных поделок, и специально для этой цели мы сами высушиваем солому. Сегодня вы будете плести простые соломенные косички, – сказала Мазу, подходя к стене и указывая на плоское соломенное изделие: заплетенную косу с торчащими к низу веером колосьями пшеницы. – Постоянные члены церкви помогут вам в этом, и как только у вас начнет получаться, я зачитаю вам сегодняшний урок.

– Привет, – сказала Робин девочке-подростку рядом с ней, когда Мазу начала листать книгу. – Я Ровена.

– Я Л-Л-Линь, – запинаясь, произнесла девушка.

Робин сразу поняла, что девушка, должно быть, дочь Дейрдре Доэрти, которая (если верить Кевину Пёрбрайту) стала жертвой изнасилования Джонатана Уэйса.

– Похоже, это сложно, – сказала Робин, наблюдая, как тонкие пальцы Линь перебирают колосья.

– В-в-вовсе нет, – ответила Линь.

Робин заметила, что Мазу раздраженно оторвалась от своей книги при звуке голоса Линь. Хотя девушка не смотрела на Мазу, Робин была уверена, что та заметила ее реакцию, потому что без слов начала показывать Робин, что делать. Робин вспомнила, что Кевин Пёрбрайт написал в своем электронном письме сэру Колину, как Мазу с детства насмехалась над Линь из-за ее заикания.

Как только все усердно принялись за работу, Мазу произнесла:

– Этим утром я собираюсь поговорить с вами о Золотом пророке, чья жизнь была прекрасным уроком. Мантра Золотого пророка гласит: «Я живу, чтобы любить и отдавать». Следующие слова были написаны самим Папой Джеем.

Она опустила взгляд на открытую в своих руках книгу, и только теперь Робин прочитала напечатанное на корешке сусальным золотом: «Ответ» Джонатана Уэйса.

– Жила-была мирская, материалистичная женщина, которая вышла замуж с единственной целью прожить то, что в мире-пузыре считается полноценной, успешной жизнью...

– Нам разрешено задавать вопросы? – прервал ее Амандип Сингх.

Робин сразу почувствовала напряжение среди постоянных членов церкви.

– Обычно я отвечаю на вопросы в конце чтения, – холодно сказала Мазу. – Ты собирался спросить, что такое «мир-пузырь»?

– Да, – произнес Амандип.

– Сейчас все станет ясно, – сказала Мазу с натянутой, холодной улыбкой. Вернувшись к книге, она продолжила чтение.

– Иногда мы называем материалистический мир «миром-пузырем», потому что его обитатели живут внутри пузыря, управляемого потребителями, одержимых статусом и насыщением эго. Обладание – ключевое слово для мира-пузыря: обладание вещами и чувство собственничества по отношению к другим человеческим существам, которые сведены к статусу живой собственности. Тех, кого можно увидеть за яркими, разноцветными стенками пузыря, считают странными, введенными в заблуждение – даже сумасшедшими. И все же стенки мира-пузыря хрупки. Достаточно одного проблеска Истины, чтобы они лопнули, именно это и произошло с Маргарет Кэткарт-Брайс.

– Она была богатой женщиной, тщеславной и эгоистичной. Врачи прооперировали ее тело, чтобы больше подражать молодежи, столь почитаемой в мире-пузыре, живущем в ужасе перед смертью и разложением. У нее по собственному желанию не было детей из страха, что это испортит ее идеальную фигуру, и она накопила огромное богатство, не отдавая ни пенни, довольствуясь материальной легкостью, которой из-за ее атрибутов завидовали другие обитатели пузыря.

Под молчаливым руководством Линь Робин аккуратно складывала полые соломинки. Краем глаза она увидела, как беременная Ван массирует одну сторону своего раздутого живота.

– Болезнь Маргарет была вызвана ложным «я», – читала Мазу.  – Это то «я», которое жаждет внешнего одобрения. В течение долгого времени духовное «я» было запущенным и заброшенным. Ее пробуждение наступило после смерти мужа в результате того, что мир называет случайностью, но что Всемирная гуманитарная церковь признает частью вечного замысла.

– Маргарет пришла послушать одно из моих выступлений. Позже она сказала мне, что пришла туда, потому что ей больше нечем было заняться. Конечно, я прекрасно понимал, что люди часто посещали мои встречи исключительно для того, чтобы поговорить о чем-то новом на модных званых обедах. И все же я никогда не презирал компанию богатых. Это само по себе является формой предубеждения. Все суждения, основанные на богатстве человека,  – это мышление пузыря.

– Так что я выступил на ужине, где присутствующие кивали и улыбались. Не было никаких сомнений, что в конце вечера в поддержку нашей благотворительной деятельности кто-нибудь выпишет мне чек. Это обошлось бы им недорого и, возможно, дало бы ощущение собственной добродетели.

– Но, когда я увидел устремленный на меня взгляд Маргарет, я понял, что она была из тех, кого я иногда называю «сомнамбулой»: человеком, обладающим огромными непробужденными духовными способностями. Я торопливо закончил свою речь, горя желанием поговорить с этой женщиной. Подошел к ней в конце нашего разговора и несколькими короткими фразами сказал, что влюбился настолько глубоко, как никогда в своей жизни.

Робин была далеко не единственным человеком, который взглянул на Мазу при этих словах.

– Некоторые будут шокированы, услышав, как я говорю о любви. Маргарет было семьдесят два года, но, когда встречаются два благодетельных духа, так называемая физическая реальность становится неуместной. Я мгновенно полюбил Маргарет, потому что ее истинное «я» взывало ко мне из-за похожего на маску лица, умоляя об освобождении. Я уже прошел существенную духовную подготовку, чтобы видеть это с ясностью, недоступной невооруженному взгляду. Красота плоти всегда увядает, тогда как красота духа вечна и неизменна…

Дверь мастерской открылась. Мазу подняла голову. Вошел Цзян Уэйс, приземистый и угрюмый в своем оранжевом спортивном костюме. При виде Мазу правый глаз мужчины начал подергиваться, и он поспешно прикрыл его.

– Доктор Чжоу хочет видеть Ровену Эллис, – пробормотал он.

– Это я, – Робин подняла руку.

– Хорошо, – сказала Мазу, – иди с Цзяном, Ровена. Благодарю тебя за твою службу.

– А я за твою, – Робин сложила руки вместе и склонила голову в сторону Мазу, чем заслужила еще одну холодную, натянутую улыбку.

31

Сильная черта на пятом месте.

Не принимай лекарств, – будет радость.

«И цзин, или Книга перемен»

Перевод Ю. К. Щуцкого

– Быстро схватываешь, – сказал Цзян, когда они с Робин шли обратно мимо курятника.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Робин.

– Знаешь, как правильно отвечать, – сказал Цзян, снова потирая глаз с тиком, и Робин показалось, что она уловила намек на обиду. – Уже.

Слева от них лежали открытые поля. Мэрион Хаксли и Пенни Браун ковыляли по глубоко изрытой земле, ведя шайрских лошадей по бесконечной пахоте – занятие бессмысленное, учитывая, что поле было уже вспахано.

– Металлическая группа, – усмехнулся Цзян. Убедившись в верности своего впечатления, что изменение состава групп этим утром было ранжированием, Робин просто спросила:

– Почему доктор Чжоу хочет меня видеть?

– Медосмотр, – сказал Цзян. – Проверить, готова ли ты поститься.

Они миновали прачечную и столовую, а затем и более старые сараи, на двери одного из которых висел затянутый паутиной замок.

– Что вы там храните? – спросила Робин.

– Хлам, – ответил Цзян.

Затем, заставив Робин подпрыгнуть, он проревел:

– Эй!

Цзян указывал на Уилла Эденсора, который присел в тени дерева в стороне от тропы и, казалось, утешал плачущего ребенка лет двух. Уилл Эденсор подскочил как ошпаренный. Маленькая девочка, чьи белые волосы не были сбриты, как у других детей, а торчали вокруг головы, как шар одуванчика, потянула, умоляя Уилла взять ее на руки. Позади него среди деревьев под присмотром бритоголовой Луизы Пёрбрайт нетвердым шагом бродила группа детей ясельного возраста.

– Ты дежурный по детям? – крикнул Цзян Уиллу.

– Нет, – ответил Уилл. – Она просто упала, так что я…

– Это акт материалистического обладания, – крикнул Цзян, и из его рта брызнула слюна. Робин была уверена, что ее присутствие делало Цзяна более агрессивным, ему нравилось утверждать перед ней свой авторитет.

– Это произошло только потому, что она упала, – объяснял Уилл. – Я собирался в прачечную и…

– Вот и иди в прачечную!

Уилл поспешил уйти на своих длинных ногах. Маленькая девочка попыталась последовать за ним, споткнулась, упала и заплакала еще сильнее, чем прежде. Через несколько секунд Луиза подхватила ребенка и ушла вместе с ней к деревьям, где бродили остальные малыши.

– Его предупреждали, – сказал Цзян, снова отправляясь в путь.  – Мне придется доложить об этом.

Казалось, он наслаждался такой перспективой.

– Почему ему не разрешают приближаться к детям? – спросила Робин, ускоряя шаг, чтобы не отставать от Цзяна, когда они обогнули храм.

– Ничего такого, – быстро ответил Цзян на невысказанный вопрос. – Но мы должны внимательно относиться к тому, кого допускаем к работе с малышами.

– О, да, – сказала Робин.

– Не из-за… дело в духовности, – прорычал Цзян. – У людей раздувается эго от материалистического обладания. Это мешает духовному росту.

– Понятно, – сказала Робин.

– Каждый должен убить ложное «я», – объяснил Цзян. – Он еще не убил свое ложное «я».

Теперь они шли через двор. Когда они присели у бассейна Утонувшего пророка между могилами Украденного и Золотого пророков, Робин взяла крошечный камешек, лежавший на земле, и спрятала его в левой руке, прежде чем окунуть указательный палец правой руки в воду, окропить лоб и произнести: «Да благословит Утонувший пророк тех, кто верует».

– Ты знаешь, кем она была? – спросил Цзян Робин, вставая и указывая на статую Дайю.

– Э… ее звали Дайю, не так ли? – сказала Робин, все еще держа в закрытой ладони крошечный камешек.

– Да, но ты знаешь, кем она была? Мне?

– О, – сказала Робин. Она уже знала, что на ферме Чапмена неодобрительно относятся к использованию слов, обозначающих родственников, поскольку это предполагало преданность материалистическим ценностям. – Нет.

– Моя сестра, – сказал Цзян тихим голосом, ухмыляясь.

– Ты помнишь ее? – спросила Робин, стараясь, чтобы в голосе звучало благоговение.

– Да, – сказал Цзян. – Она играла со мной.

Они направились к входу в фермерский дом. Когда Цзян прошел немного вперед нее, чтобы распахнуть украшенную драконами дверь фермерского дома, Робин спрятала камешек под толстовку, в бюстгальтер.

На каменном полу прямо у дверей фермерского дома был высечен девиз на латыни: STET FORTUNA DOMUS⁵¹. Коридор был широким, безупречно чистым и безукоризненно украшенным, белые стены были покрыты произведениями китайского искусства, в том числе шелковыми панно в рамах и резными деревянными масками. Устланная алым ковром лестница вела на второй этаж. Из холла вели несколько закрытых дверей, выкрашенных в глянцевый черный цвет, но Цзян провел Робин мимо них и свернул направо, в коридор, ведущий в одно из новых крыльев.

В самом конце коридора он постучал в еще одну блестящую черную дверь и открыл ее.

Робин услышала женский смех, а когда дверь открылась, увидела актрису Ноли Сеймур, опирающуюся на стол из черного дерева и, очевидно, смеющуюся на тем, что только что сказал ей доктор Чжоу. Это была смуглая, похожая на эльфа, молодая женщина с коротко подстриженными волосами, одетая – как определила Робин – с головы до ног в Шанель.

– О, привет, – сказала она сквозь смех. У Робин сложилось впечатление, что Ноли смутно узнала Цзяна, но не смогла вспомнить его имени. Рука Цзяна снова потянулась к его дергающемуся глазу. – Энди меня до чертиков насмешил… Мне пришлось приехать сюда на лечение, – она слегка надулась, – поскольку он бросил нас в Лондоне.

– Бросил тебя? Никогда, – произнес Чжоу своим глубоким голосом. – Так ты останешься на ночь? Папа Джей вернулся.

– Вернулся? – взвизгнула Ноли, в восторге похлопывая руками по щекам. – Боже мой, я так долго его не видела, несколько недель!

– Он говорит, что ты можешь занять свою обычную комнату,  – Чжоу указал наверх. – Все сообщество будет радо тебя видеть. Теперь мне нужно осмотреть эту юную леди, – он указал на Робин.

– Хорошо, дорогой, – сказала Ноли, подставляя щеку для поцелуя. Чжоу сжал ее руки, чмокнул в каждую щеку. Ноли прошла мимо Робин в облаке туберозы и подмигнула со словами:

– Ты в очень надежных руках.

Дверь за Ноли и Цзяном закрылась, оставив Робин и доктора Чжоу наедине.

В роскошной, тщательно прибранной комнате пахло сандалом. На темных полированных половицах лежал красно-золотой ковер в стиле ар-деко. На полках от пола до потолка из того же черного дерева, что и остальная мебель, стояли книги в кожаных переплетах, а также то, что Робин определила как сотни одинаковых дневников, подобных тому, что лежал на ее кровати, на корешках которых были написаны имена их владельцев. Позади стола были еще полки, на которых стояли сотни крошечных коричневых бутылочек, аккуратно расставленных и подписанных мелким почерком, коллекция старинных китайских табакерок и толстый золотой Будда, сидящий, скрестив ноги, на деревянном постаменте. Под одним из окон, выходивших на часть территории, скрытую от основного двора деревьями и кустами, стояла черная кожаная смотровая кушетка. В окно Робин увидела три одинаковых деревянных домика с раздвижными стеклянными дверями, которые еще не показывали никому из новичков.

– Пожалуйста, садись, – сказал Чжоу, улыбаясь и указывая Робин на стул напротив своего стола, который, как и стол, был сделан из черного дерева и обит красным шелком. Робин отметила, каким удобным он был: стулья в мастерской были из твердого пластика и дерева, и матрас на ее узкой кровати был очень твердым.

Чжоу был одет в темный костюм, галстук и белоснежную рубашку. В петлях его манжет мягко блестел жемчуг. Робин предположила, что он был смешанной расы, потому что ростом он был намного выше метра восьмидесяти (китайские мужчины, которых она привыкла видеть в Чайнатауне, недалеко от офиса, обычно были намного ниже ростом), и он, несомненно, был красив, с гладко зачесанными назад черными волосами и высокими скулами. Шрам, идущий от носа к челюсти, был намеком на тайну и опасность. Она могла понять, почему доктор Чжоу привлекал телезрителей, хотя лично она находила гладкость и легкое, но ощутимое чувство собственного превосходства непривлекательными.

Чжоу открыл папку на своем столе, и Робин увидела несколько листов бумаги, сверху лежала анкета, которую она заполнила в автобусе.

– Итак, – Чжоу улыбнулся, – как тебе нравится жизнь в церкви в настоящий момент?

– Очень интересно, – ответила Робин, – техники медитации просто невероятны.

– Ты страдаешь от небольшого беспокойства, да? – спросил Чжоу, улыбаясь ей.

– Иногда, – ответила Робин, улыбаясь в ответ.

– Низкая самооценка?

– Бывает, – Робин слегка пожала плечами.

– Кажется, у тебя недавно случилось эмоциональное потрясение?

Робин была не уверена: то ли он притворялся, что догадался обо всем, то ли признавал, что некоторые из скрытых листов бумаги содержали биографические подробности, которые она доверила членам церкви.

– Эм… да, – сказала она, слегка посмеиваясь. – Моя свадьба отменилась.

– Это было твое решение?

– Нет, – ответила Робин, больше не улыбаясь. – Его.

– Семья разочарована?

– Моя мама довольно… да, они не были счастливы.

– Обещаю, ты будешь очень рада, что не довела это дело до конца, – сказал Чжоу. – Большая часть общественного недовольства проистекает из неестественности брака. Ты читала «Ответ»?

– Пока нет, – ответила Робин, – хотя один из членов церкви предложил мне одолжить свой экземпляр, и Мазу только что…

Чжоу открыл один из ящиков стола и достал книгу Джонатана Уэйса в мягкой обложке. На лицевой стороне был изображен лопнувший пузырь, вокруг которого две руки формировали сердце.

– Вот, – сказал Чжоу. – Твой собственный экземпляр.

– Большое спасибо! – Робин изобразила восторг и задалась вопросом, когда она вообще должна найти время на чтение между всеми этими лекциями, работой и храмом.

– Прочти главу о материалистическом обладании и эгомотивности, – посоветовал ей Чжоу. – А теперь…

Он извлек вторую анкету, на этот раз пустую, и достал из кармана лакированную авторучку.

– Я собираюсь оценить твою готовность к голоданию – то, что мы называем очищением.

Он записал возраст Робин, попросил ее встать на весы, записал ее вес, а затем попросил снова сесть, чтобы он мог измерить ее кровяное давление.

– Низковато, – сказал Чжоу, глядя на цифры, – но уже почти время обеда… не о чем беспокоиться. Я собираюсь послушать твое сердце и легкие.

Пока Чжоу прижимал холодную головку стетоскопа к ее спине, Робин чувствовала, как крошечный камешек, который она засунула под бюстгальтер, впился ей в кожу.

– Очень хорошо, – сказал Чжоу, убирая стетоскоп, садясь и делая пометки в анкете, прежде чем продолжить задавать вопросы о хронических заболеваниях.

– А откуда у тебя этот шрам на предплечье? – спросил он.

Робин сразу поняла, что о двадцатисантиметровом шраме, который сейчас был скрыт длинными рукавами ее толстовки, должно быть, сообщила одна из соседок по общежитию, где она раздевалась ночью.

– Я упала на стеклянную дверь, – сказала она.

– Правда? – спросил Чжоу, впервые выказав некоторое недоверие.

– Да, – ответила Робин.

– Это не была попытка самоубийства?

– Боже, нет, – сказала Робин со скептическим смешком. – Я споткнулась на лестнице и разбила рукой стеклянную панель в двери.

– Ах, понимаю… у тебя был регулярный секс с твоим женихом?

– Я… да, – ответила Робин.

– Вы использовали противозачаточные средства?

– Да. Таблетки.

– Но ты перестала их принимать?

– Да, в инструкции сказано…

– Хорошо, – сказал Чжоу, продолжая писать. – Синтетические гормоны исключительно вредны для здоровья. Ты никогда не должна пускать в свое тело ничего противоестественного. То же самое касается презервативов, чаш… все это нарушает поток твоей ци. Ты понимаешь, что такое ци?

– На нашей лекции Тайо сказал, что это своего рода жизненная сила?

– Жизненная энергия, состоящая из Инь и Ян, – сказал Чжоу, кивнув. – У тебя уже есть небольшой дисбаланс. Не волнуйся, – спокойно сказал он, продолжая писать, – мы разберемся с этим. Были ли у тебя когда-нибудь венерические заболевания?

– Нет, – солгала Робин.

На самом деле насильник, из-за которого ей пришлось бросить университет, заразил ее хламидиями, в результате чего ей прописали антибиотики.

– Ты испытываешь оргазм во время секса?

– Да, – сказала Робин. Она почувствовала, как ее лицо краснеет.

– Каждый раз?

– Практически, – ответила Робин.

– По твоему тесту на типологию ты относишься к типу Огня-Земли, то есть Воина-Носителя Дара, – продолжил Чжоу, глядя на нее снизу вверх. – Это очень благоприятная природа.

Робин не была особенно польщена такой оценкой, не в последнюю очередь потому, что она отвечала как вымышленная Ровена, а не она сама. У нее также было ощущение, что «Носитель Дара» может быть синонимом финансовой мишени. Однако она сказала с энтузиазмом: