Текст книги "Неизбежная могила (ЛП)"

Автор книги: Роберт Гэлбрейт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 60 страниц)

– «Ответ», глава четырнадцатая, абзац девятый, – сказал Уилл. – Это тоже элементарно.

Он не удосужился понизить голос. Робин была уверена, что другие работники слушают их разговор. Молодая девушка в очках, с длинными грязными волосами и крупной родинкой на подбородке, слабо улыбалась.

– Если ты не понимаешь, почему происходит духовная демаркация, – продолжил Уилл, которого никто не спрашивал, – тебе нужно молиться или медитировать. Цинь, не делай этого, – сказал он, потому что маленькая девочка копала своей деревянной лопаткой там, где он только что присыпал землей семена. – Пойдем принесем еще семян, – Уилл встал и повел Цинь за руку, к ящику, где лежали пакеты.

Робин продолжала работать, удивляясь разнице между поведением Уилла в присутствии церковных старейшин, когда он выглядел виноватым и подавленным, и его манерами здесь, среди работников, где он казался самоуверенным и безапелляционным. Она также тихо размышляла о лицемерии молодого человека. Робин видела явные признаки того, что Уилл и Линь пытаются сохранить родительские отношения с Цинь, вопреки учению церкви, а подслушанный Робин разговор с Линь в лесу доказал, что он пытался помочь ей избежать «духовной связи» с каким-то другим мужчиной. Робин спрашивала себя, понимает ли Уилл, что он нарушает предписания ВГЦ, или же нравоучительный тон предназначался для тех, кто их слушал.

Словно прочитав мысли Робин, девушка в очках сказала с сильным норфолкским акцентом:

– Тебе не победить Уилла в знании церковной доктрины. Он знает ее вдоль и поперек.

– Я с ним и не соревновалась, – мягко ответила Робин.

Уилл вернулся, Цинь следом. Будучи преисполнена решимости продолжить с ним разговор, Робин сказала:

– Прекрасное место для детей, не так ли?

Уилл лишь хмыкнул.

– Они пойдут по правильному пути с самого начала – в отличии от меня.

Уилл еще раз взглянул на Робин, а затем сказал:

– Никогда не поздно. Золотому пророку было семьдесят два года, когда она нашла Путь.

– Я знаю, – ответила Робин, – это меня утешает. Я всему научусь, если буду усердно работать…

– Это не работа, это высвобождение себя для новых открытий, – поправил ее Уилл. – «Ответ», глава третья, абзац шестой.

Робин начинала понимать, почему Уилл так раздражал Джеймса, своего брата.

– Ну, это то, что я пытаюсь…

– Не надо пытаться. Это процесс позволения самому себе.

– Я знаю, я и говорю, – объяснила Робин, пока каждый из них бросал семена и приминал землю, а Цинь лениво тыкала в сорняк.  – Твою малышку… я имею в виду эту малышку… зовут Цинь?

– Да, – ответил Уилл.

– Она не допустит моих ошибок, потому что ее научат открывать свое сознание правильно, не так ли?

Уилл поднял взгляд. Их глаза встретились, выражение лица Робин было нарочито наивным, и лицо Уилла медленно покраснело. Сделав вид, что не заметила, Робин вернулась к работе и сказала:

– У нас была такая хорошая лекция о «духовной связи»…

Уилл резко встал и пошел обратно к пакетам семян. Остальные два часа, которые Робин провела на огороде, он сторонился ее.

Эта ночь была первой на ферме Чапмена, когда Робин было трудно заснуть. Недавние события заставили ее столкнуться с одним неопровержимым фактом: чтобы сделать то, ради чего она пришла сюда – найти нечто, дискредитирующее церковь, и убедить Уилла Эденсора пересмотреть свою преданность церкви – ей требовалось бросить вызов ограничениям и преступить границы дозволенного. От тактики, благодаря которой ее приняли как полноправного члена церкви, необходимо отказаться: собачье послушание и видимое принятие их доктрины не будут способствовать достижению ее дальнейших целей.

И все же она боялась. Она сомневалась, что когда-нибудь сможет объяснить Страйку – ее лакмусовой бумажке, человеку, благодаря которому она продолжала мыслить здраво – насколько устрашающей была атмосфера на ферме Чапмена, как страшно было осознавать, что тебя окружают добровольные соучастники, или передать, как обеспокоена она была теперь, столкнувшись с перспективой отправиться в Домик для уединения.

51

Обладай правдой, когда пьешь вино. Хулы не будет. (Если) помочишь голову, обладая правдой, потеряешь это.

«И цзин, или Книга перемен»

Перевод Ю. К. Щуцкого

Хотя Страйк и не очень хотел встречаться и пить с Райаном Мёрфи, бездействие лондонской полиции в деле о Фрэнках-преследователях подчеркнуло полезность личных контактов, особенно когда требовалось быстро принять меры по делу, которое перегруженная полиция, возможно, не считает неотложным. Поскольку Мёрфи был в полиции самым заинтересованным человеком в установлении факта – есть ли оружие на ферме Чапмена или нет, – Страйк подавил свою растущую антипатию к этому человеку. Через несколько дней после их телефонного разговора Страйк приехал в Таверну Святого Стефана в Вестминстере, чтобы узнать, что удалось выяснить сотруднику Уголовного розыска.

В последний раз Страйк был именно в этом пабе с Робин, и поскольку Мёрфи еще не пришел, он сел со своей пинтой за тот же угловой столик, где они с напарницей-детективом сидели ранее, словно защищая свою территорию. Скамейки, обтянутые зеленой кожей, были почти такие же, как в Палате общин неподалеку, и Страйк сел под одним из зеркал с гравировкой, борясь с желанием прочитать меню, потому что он все еще не сбросил вес до оптимальных значений, а еда в пабе входила в список вещей, от которых он неохотно отказался.

При виде красавца Мёрфи Страйка порадовала только папка у него под мышкой, потому что она наводила на мысль, что у Мёрфи есть данные по расследованию, которые Страйк сам не смог бы собрать.

– Добрый вечер, – поприветствовал Мёрфи, заказавший себе пинту, как с разочарованием отметил зоркий Страйк, безалкогольного пива. Полицейский сел напротив Страйка, положил папку на стол между ними и сказал:

– Пришлось сделать довольно много телефонных звонков, чтобы заполучить это.

– Полагаю, этим занималась полиция Норфолка? – спросил Страйк, который был только рад обойтись без беседы на личные темы.

– Поначалу да, но потом была привлечена полиция нравов, как только они поняли, с чем имеют дело. На тот момент это была самая крупная банда педофилов, ликвидированная в Великобритании. К ним приезжали люди со всей страны.

Мёрфи извлек несколько страниц с копиями фотографий и протянул их Страйку.

– Как видишь, они нашли кучу мерзких вещей: наручники, кляпы, секс-игрушки, кнуты, шлепалки...

Страйк подумал, что все эти предметы были там, когда он, Люси и Леда жили на ферме, и против его воли, когда он переворачивал страницы, на него нахлынула череда разрозненных воспоминаний: Леда, зачарованно слушающая в свете камина, что Малкольм Краузер говорит о социальной революции; лес, где дети свободно бегают, иногда за ними гоняется дородный Джеральд, потея и смеясь, щекоча их до тех пор, пока они не начинают задыхаться, когда он их поймает; и – о черт! – эта маленькая девочка свернулась калачиком и рыдает в высокой траве, в то время как другие дети постарше спрашивают ее, что случилось, а она отказывается отвечать… она ему наскучила… он просто хотел покинуть это убогое, жуткое место…

– ...вот, взгляни на пятую страницу.

Посмотрев, Страйк обнаружил фотографию черного пистолета.

– Похоже, он стреляет флажком с надписью «Бабах!»

– Так и есть, – сказал Мёрфи. – Он был вместе с кучей волшебного реквизита, который хранился в доме одного из братьев Краузер.

– Должно быть, у Джеральда, – предположил Страйк. – Он работал детским аниматором, прежде чем полностью посвятить себя педофилии.

– Верно. Ну, они упаковали все, что было у него в доме, чтобы проверить на наличие отпечатков пальцев детей, потому что он утверждал, что в его дом дети не заходили.

– Не думаю, что мой информатор могла перепутать настоящий пистолет с игрушечным, – сказал Страйк, глядя на фотографию не похожего на настоящий пластикового пистолета. – Она знала, что Джеральд Краузер показывает фокусы. А как насчет Раста Андерсена, у вас есть что-нибудь на него?

– Да, – сказал Мёрфи, извлекая из папки еще один листок бумаги, – его задержали и допросили в 86-м, как и всех остальных взрослых. Его дом – я говорю «дом», но он больше походил на пресловутый сарай – был чист. Никаких видео с порно или игрушек для секса.

– Я не думаю, что он когда-либо был частью собственно Коммуны Эйлмертон, – сказал Страйк, бросив взгляд на свидетельские показания Раста Андерсена.

– Это совпадает с тем, что написано здесь, – сказал Мёрфи, постукивая по папке. – Никто из детей не обвинял его в жестоком обращении, а двое из них даже не знали, кто он такой.

– Родился в Мичигане, – сказал Страйк, бегло прочитав, – призван в армию в восемнадцать лет...

– После демобилизации он отправился путешествовать по Европе и больше не возвращался в Штаты. Но он не мог ввезти оружие в Великобританию, поскольку в то время действовала ИРА⁷¹, в аэропортах была усиленная охрана. Конечно, это не значит, что у кого-то на ферме не было разрешения на охотничье ружье.

– Мне это тоже приходило в голову, хотя по моей информации там было «оружие». Подразумевалось, что его было много.

– Ну, если оно там и было, то чертовски хорошо спрятано, потому что полиция нравов практически разобрала это место на кусочки.

– Я знал, что это довольно ненадежные показания для организации обысков, – сказал Страйк, возвращая Мёрфи бумаги. – Возможно, упоминание об оружии использовалось для устрашающего эффекта.

Оба мужчины отхлебнули пива. Над столом повисла некоторая атмосфера скованности.

– И сколько, по-твоему, она еще будет тебе там нужна? – спросила Мёрфи.

– Это зависит не от меня, – сказал Страйк. – Она может вернуться, когда захочет, но в данный момент она решила остаться. Говорит, что не уедет, пока не выяснит что-нибудь о церкви. Ты же знаешь Робин.

«Хотя и не так хорошо, как я».

– Да, она упорная, – сказал Мёрфи.

После короткой паузы он сказал:

– Забавно, что вы роете на ВГЦ. Впервые я услышал о них пять лет назад.

– Да?

– Да. Я еще был простым патрульным. Парень въехал на своей машине с дороги прямо в окно супермаркета «Моррисон». Обдолбаный в доску. Пока я его арестовывал, он все время повторял: «Ты знаешь, кто я такой?» Я понятия не имел. Оказалось, он был участником какого-то реалити-шоу, которое я никогда не смотрел. Джейкоб Мессенджер, так его звали.

– Джейкоб? – повторил Страйк, опуская руку в карман за блокнотом.

– Да. Он был настоящим красавчиком, сплошные грудные мышцы и искусственный загар. От его наезда пострадала женщина с ребенком, которая находилась в тот момент в магазине. С мальчиком все было в порядке, в отличие от его матери. Мессенджер получил год, вышел через шесть месяцев. Когда я услышал о нем в следующий раз, в газете писали, что он присоединился к ВГЦ. Пытался подправить свою репутацию, понимаешь ли. Он прозрел и отныне собирался быть хорошим мальчиком, вот его фотография с несколькими детьми-инвалидами.

– Интересно, – сказал Страйк, который многое записал из услышанного. – На ферме Чапмена есть Джейкоб, который очень болен. Ты знаешь, что сейчас делает этот Мессенджер?

– Понятия не имею, – сказал Мёрфи. – Чем Робин там занята? Она мало что рассказывает мне в своих письмах.

– Нет, ну, у нее нет времени писать дважды одно и то же посреди ночи в лесу, – сказал Страйк, втайне радуясь тому, что Мёрфи пришлось задать этот вопрос. Он не поддался соблазну прочитать то, что Робин писала Райану, но был рад узнать, что эти письма оказались намного лаконичнее адресованных самому Страйку. – У нее все хорошо. Похоже, ей удалось сохранить свое инкогнито, проблем не возникло. Она уже раздобыла для нас пару крупиц ценной информации. Однако мы не можем пока предъявить церкви что-то определенное.

– Так-то трудная задача – ждать, когда прямо у нее на глазах произойдет что-то криминальное.

– Насколько я знаю Робин, – и Страйк подумал про себя: «А я знаю ее чертовски хорошо», – она не будет просто сидеть и ждать, пока что-нибудь случится.

Оба мужчины выпили еще пива. Страйк подозревал, что Мёрфи хотел что-то сказать, и готовил различные решительные отповеди, будь то предположения, что Страйк поступил опрометчиво, отправив Робин работать под прикрытием, или что он сделал это с намерением испортить их отношения.

– Не знал, что ты приятель Уордла, – сказал Мёрфи. – Он не слишком меня жалует.

Страйк постарался выглядеть безучастно.

– Однажды вечером в пабе я повел себя как придурок. Это было до того, как я бросил пить.

Страйк издал неопределенный звук, нечто среднее между подтверждением и согласием.

– В то время мой брак шел наперекосяк, – продолжил Мёрфи.

Мёрфи явно хотел узнать, что Уордл рассказал Страйку, но детективу нравилось держать бойфренда Робин в неведении.

– Итак, что ты собираешься теперь делать? – спросил Мёрфи, когда затянувшаяся пауза ясно дала ему понять, что Страйк не собирается раскрывать все, что ему известно, чтобы дискредитировать Мёрфи. – Попросишь Робин искать оружие?

– Я, конечно же, скажу ей, чтобы она была начеку, – сказал Страйк. – Но все равно спасибо за это. Очень полезно.

– Да, ну, я лично заинтересован в том, чтобы мою девушку не подстрелили, – сказал Мёрфи.

Страйк заметил раздраженный тон, улыбнулся, посмотрел на часы и объявил, что ему пора идти.

Возможно, он мало что узнал об оружии на ферме Чапмена, но, тем не менее, чувствовал, что эти двадцать минут были потрачены не зря.

ЧАСТЬ IV

Кунь. Истощение

Затруднения с вином и с пищей.

Истощение. Свершение. Стойкость.

Великому человеку – счастье.

«И цзин, или Книга перемен»

Перевод Ю. К. Щуцкого

52

Сильная черта на втором месте. Будут небольшие толки.

«И цзин, или Книга перемен»

Перевод Ю. К. Щуцкого

«Я так устала… ты не поверишь, как сильно я устала… Я просто хочу уйти…»

Робин мысленно обращалась к своему напарнику, выгребая навоз из конюшни шайрских лошадей. Прошло пять дней с момента ее разжалования из группы высшего уровня, но до сих пор не было ни единого признака, что ее перевод в низшие сельскохозяйственные рабочие будет отменен, хотя Робин так и не поняла, чем заслужила это наказание. Если не считать очень коротких периодов пения в храме, все время Робин теперь было посвящено физическому труду: уходу за скотом, уборке или работе в прачечной и на кухне.

На Неделю служения прибыл новый набор потенциальных членов, но Робин больше не имела к ним никакого отношения. Она видела, как они ходили по ферме, выполняя разные задания, но, очевидно, ее больше не считали достаточно надежной, чтобы направлять их, как это делали Вивьен и Амандип.

Те, кто выполнял тяжелую домашнюю и сельскохозяйственную работу, получали не больше еды, чем те, кто сидел на лекциях и семинарах, и в их распоряжении было меньше времени на сон, поскольку необходимо было подниматься рано утром, чтобы собрать яйца для завтрака и каждый вечер мыть посуду после ужина на сто человек. Утомление Робин достигло такого уровня, что ее руки тряслись всякий раз, когда в них не было инструмента или стопки тарелок, в глазах периодически темнело, и каждый мускул ее тела ломило, будто она болела гриппом.

Облокотившись на мгновение на рукоятку вил (весенний день был не особенно теплым, но тем не менее, она вспотела), Робин увидела через дверь конюшни свинарник, где в лучах неяркого солнца дремала пара очень крупных свиноматок. Обе были покрыты грязью и фекалиями, и во влажном воздухе до Робин доносился запах серы и аммиака. Разглядывая их рыла, крошечные глазки и покрывающие их тела жесткую щетину, она вспомнила, что Эбигейл, дочь Уэйса, когда-то была вынуждена спать обнаженной рядом с ними, во всей этой грязи, и почувствовала отвращение.

До нее доносились голоса с огорода, где несколько человек сажали семена и рыхлили землю. Теперь Робин знала наверняка, что скудное количество овощей на огороде возле свинарника выращивалось лишь для создания видимости того, что члены церкви питаются этим урожаем, потому что она сама видела похожую на большую пещеру кладовую с полками, на которых стояли упаковки с лапшой быстрого приготовления, банки с консервированными томатами из супермаркета, и большие емкости с порошковым бульоном.

Только Робин вернулась к чистке конюшни, как до ее ушей донесся шум с огорода. Подойдя к дверям конюшни, она увидела, как Эмили Пёрбрайт и Цзян Уэйс кричат друг на друга, в то время как другие рабочие уставились на них в ужасе.

– Ты будешь делать так, как тебе говорят!

– Не буду, – кричала Эмили, лицо которой было пунцовым.

Цзян попытался сунуть мотыгу в руки Эмили с такой силой, что она отшатнулась на несколько шагов назад, но все же устояла на ногах.

– Пошел ты, я не буду это делать! – кричала она Цзяну. – Не буду, и ты, черт возьми, меня не заставишь!

Цзян поднял мотыгу над головой Эмили, приближаясь к ней. Некоторые из наблюдавших закричали «Нет!», и Робин с вилами в руке выбежала из конюшни.

– Оставь ее в покое!

– Иди работай! – крикнул Цзян Робин, но, похоже, он передумал бить Эмили, вместо этого схватив ее запястье в попытке затащить на грядку с овощами.

– Отвали! – закричала она, ударив его свободной рукой. – Иди на хер, урод долбаный!

Двое молодых людей в алых спортивных костюмах уже спешили к борющейся паре и за несколько секунд сумели уговорить Цзяна отпустить Эмили, которая немедленно побежала за угол конюшни и скрылась из виду.

– Теперь ты по уши в дерьме! – проревел Цзян, весь в поту. – Мама Мазу преподаст тебе урок!

– Что произошло? – раздался голос позади Робин, которая обернулась и с замиранием сердца увидела ту молодую девушку в очках с большой родинкой на подбородке, которую Робин впервые встретила на огороде. Девушку звали Шона, и за последние несколько дней Робин встречалась с ней гораздо чаще, чем ей хотелось бы.

– Эмили не хотела работать на огороде, – ответила Робин, которая все еще задавалась вопросом, что могло сподвигнуть Эмили на такой акт сопротивления. По наблюдениям Робин, какой бы угрюмой Эмили ни была, она обычно стойко принималась за любую работу.

– Она поплатится, – произнесла Шона с большим удовлетворением. – Ты пойдешь со мной к детям. Будем заниматься с первым классом один час. Мне разрешили самой выбрать себе помощника, – добавила она с гордостью.

– А что насчет чистки конюшни? – спросила Робин.

– Кто-нибудь из них может это сделать, – ответила Шона, величественно махнув рукой работникам на огороде. – Ну, давай же.

Так что Робин прислонила вилы к стене конюшни и последовала за Шоной под моросящим дождем, все еще размышляя о поведении Эмили, которое она только что связала с ее отказом есть овощи за ужином.

– От нее вечно проблемы, от этой Эмили, – сообщила Шона Робин, когда они проходили мимо свинарника. – Тебе надо держаться от нее подальше.

– Почему от нее проблемы? – спросила Робин.

– Ха-ха, не твоего ума дело, – сказала Шона с невыносимым самодовольством.

Учитывая довольно невысокий статус Шоны, Робин полагала, что восемнадцатилетней девушке очень редко выпадает случай вести себя снисходительно по отношению к кому-либо на ферме Чапмена, и она, похоже, хотела воспользоваться этой возможностью по максимуму. Как Робин выяснила за последние несколько дней, молчание Шоны во время лекции Уилла Эденсора о церковной доктрине совершенно не отражало истинную натуру девушки. На самом деле она была надоедливой неустанной болтушкой.

В течение последних нескольких дней Шона выискивала Робин везде, где только можно, взяв на себя задачу проверить понимание Робин различных терминов ВГЦ, а затем перефразируя слова Робин ей же в ответ, обычно делая определения менее точными или попросту неправильными. Их разговоры раскрыли убеждения Шоны в том, что Солнце вращается вокруг Земли, что лидера страны называют Терьер-Мистер и что Папа Джей регулярно общается с инопланетянами – утверждение, которое Робин не слышала больше ни от кого на ферме Чапмена. Робин сомневалась, что Шона умеет читать, потому что она избегала письменных материалов, даже инструкций на оборотной стороне пакетов с семенами.

Шона познакомилась с Папой Джеем в рамках одного из проектов ВГЦ для детей из малообеспеченных семей. Ее обращение в верующего члена церкви, казалось, произошло почти мгновенно, однако ключевые моменты учения ВГЦ так и не смогли проникнуть в весьма восприимчивый ум Шоны. Она регулярно забывала, что никому не положено называть своим именем семейные отношения, и, несмотря на настояние ВГЦ о том, что слава и богатство – бессмысленные атрибуты материалистического мира, проявляла неподдельный интерес к высокопоставленным посетителям фермерского дома, а однажды даже размышляла о стоимости и марке туфель Ноли Сеймур.

– Слыхала о Джейкобе? – спросила Шона, когда они проходили мимо старого сарая, где Робин нашла жестяную коробку из-под печенья и полароидные снимки.

– Нет, – ответила Робин, которая все еще задавалась вопросом, откуда у Эмили такое сильное отвращение к овощам.

– Папа Джей навещал его вчера.

– О, он вернулся?

– Ему не обязательно приходить. Он может посещать людей духовно.

Шона искоса взглянула на Робин через грязные стекла очков.

– Че, не веришь?

– Конечно, верю, – ответила Робин, стараясь казаться убежденной. – Я видела здесь удивительные вещи. Видела появление Утонувшего пророка, когда Папа Джей вызвал его.

– Не появление, – тут же поправила Шона. – А вы-йем-ле-ние.

– О да, конечно, – сказала Робин.

– Папа Джей говорит, что настал час Джейкоба. Его душа слишком больна. Он уже не выкарабкается.

– Я думала, доктор Чжоу помогает ему? – спросила Робин.

– Он и так сделал гораздо больше, чем сделали бы во внешнем мире для такого, как Джейкоб, – сказала Шона, вторя Пенни Браун, – но Папа Джей говорит, что продолжать нет смысла.

– Что именно не так с Джейкобом?

– На нем метка.

– Что?

– Метка, – прошептала Шона, – дьявола.

– Как можно определить, что кто-то помечен дьяволом? – спросила Робин.

– Папа Джей всегда знает. Повсюду помеченные люди. Их души ненормальны. Некоторые из них сидят в правительстве, поэтому нам нужно их искоренить.

– Что ты имеешь в виду под «искоренить их»?

– Избавиться от них, – сказала Шона, пожав плечами.

– Как?

– Как угодно и во что бы нам это ни стало, потому что это один из способов быстрее продвинуться по Пути Лотоса. Ты ведь знаешь, что такое Путь Лотоса, а?

Робин начала говорить, что «Путь Лотоса» – это термин, обозначающий рай на земле, который наступит, как только ВГЦ выиграет битву с материалистическим миром, и который плавно перейдет в загробную жизнь, но Шона перебила ее:

– Вон она, чешет. БП, глянь.

Бекка Пёрбрайт пересекала двор впереди них, ее гладкие волосы сияли на солнце. Робин уже слышала ранее, как недовольно обсуждают Бекку сельскохозяйственные и кухонные работники. Они единодушно считали, что Бекка была заносчива и слишком молода, чтобы так быстро и далеко продвинуться в церковной иерархии.

– Знаешь, почему мы все зовем ее «БП»?

– Потому что ее инициалы такие же, как у Безмозглых из Пузыря? – догадалась Робин.

– Ага, – ответила Шона, которая, казалось, была разочарована тем, что Робин сама поняла шутку. – Выскочка, – презрительно пробормотала она, когда Бекка быстро опустилась на колени перед фонтаном Утонувшего пророка. – Вечно хвастается тем, что они с Дайю были подругами, но она врет. Сита рассказала мне. Знаешь Ситу?

– Да, – сказала Робин. Она встретила пожилую Ситу во время своего последнего дежурства на кухне.

– Она говорит, что БП и Дайю никогда не нравились друг другу. Сита помнит все, что произошло.

– Ты имеешь в виду то, как Дайю утонула? – спросила Робин, наблюдая, как Бекка исчезает в храме.

– Да, и все эти чудеса Дайю, которые БП якобы видела. Сита считает, что БП не видела и половины того, о чем она рассказывает. И Эмили – сестра БП.

– Да, я…

– Мы думаем, что именно поэтому Папа Джей не наполняет БП, а она так этого хочет.

– Он чего? – невинно спросила Робин.

– Не наполняет ее, – повторила Шона, когда они остановились у бассейна Дайю, чтобы встать на колени и окропить лбы водой. – Да благословит Утонувший пророк тех, кто верует. Ты нифига не знаешь, так ведь? – сказала Шона, снова вставая. – Наполнить означает сделать ребенка! У меня здесь двое, – гордо поведала Шона.

– Двое? – уточнила Робин.

– Да, один появился сразу, как я приехала сюда, затем его отправили в Бирмингем, а вторая рождена от «духовной связи», так что она будет получше первого. Мы все знаем, что БП хочет, чтобы Папа Джей ее наполнил, но этого не произойдет. У нее есть деструктивная сестра да еще и Джейкоб.

Совершенно сбившись с толку, Робин спросила:

– При чем тут Джейкоб?

– Ты нифига не знаешь, так? – снова усмехнулась Шона.

Они прошли через арку в помещение, где находились детское общежитие и классы, войдя в дверь под номером один.

Класс представлял собой ветхое, обшарпанное помещение, на стенах которого были хаотично развешаны детские рисунки. За столами уже сидели двадцать маленьких детей в алых спортивных костюмах, по предположению Робин, в возрасте от двух до пяти лет. Она удивилась тому, что их не было больше, учитывая, что на ферме сто человек занимались незащищенным сексом. Однако больше всего ее поразила их странная пассивность. Их глаза блуждали, а лица ничего не выражали, и лишь очень немногим не сиделось на месте. Исключением была маленькая Цинь, которая в данный момент сидела на корточках под столом, клея на пол шарики пластилина, копна ее белокурых волос контрастировала с «ежиком» на головах остальных учеников класса.

При появлении Робин и Шоны женщина, которая читала детям, с облегчением поднялась на ноги.

– Мы на тридцать второй странице, – сказала она Шоне, передавая книгу. Шона подождала, пока женщина закроет за собой дверь класса, прежде чем бросить книгу на учительский стол и сказать:

– Ну че, давай их чем-нибудь займем.

Она взяла стопку листов-раскрасок.

– Можете нарисовать нам замечательный рисунок пророка, – сообщила она классу и передала половину стопки Робин, чтобы та раздала детям. – Эт моя, – небрежно добавила Шона, указывая на бесцветную, похожую на сморчок девочку, а затем рявкнула: «Сядь на свой стул!» на Цинь, которая сразу зарыдала. – Не обращай на нее внимания, – посоветовала Шона Робин. – Этой надо кое-чему научиться.

Робин раздала раскраски, на каждой из которых был изображен пророк ВГЦ. Петля Украденного пророка, которую, как ожидала Робин, могли бы не включать в раскраски для таких маленьких детей, гордо висела у него на шее. Проходя мимо стола Цинь, она незаметно наклонилась, подняла пластилин с пола и протянула его маленькой девочке, которая немного успокоилась.

Проходя среди детей, чтобы подбодрить или помочь заточить карандаши, Робин еще больше встревожилась их поведением. Теперь, когда она уделяла внимание каждому персонально, они были пугающе готовы проявить к ней нежность, даже несмотря на то, что она была совершенно незнакомой женщиной. Одна маленькая девочка без приглашения забралась на колени Робин; другие играли с ее волосами или прижимались к ее руке. Робин стало очень грустно от их жажды любви и тепла, запрещенных церковью.

– Прекрати, – сказал Шона Робин, стоя перед классом. – Это материалистическое собственничество.

Робин осторожно освободилась от цепляющихся за нее детей и пошла получше рассмотреть рисунки, висящие на стене, некоторые из них явно были нарисованы более старшими учениками, поскольку их содержание было понятнее. На многих была изображена повседневная жизнь на ферме Чапмена, она узнала похожую на гигантскую шахматную фигуру башню, виднеющуюся на горизонте.

Внимание Робин привлек рисунок под названием «Дериво с тапором», изображавший большое дерево, у основания ствола которого был нарисован топор. Она все еще смотрела на этот рисунок, который, очевидно, был совсем недавним, учитывая свежесть бумаги, когда дверь классной комнаты за ее спиной открылась.

Повернувшись, Робин увидела Мазу, одетую в длинную алую мантию. В классе воцарилась полная тишина. Дети, казалось, застыли на месте.

– Я послала Вивьен в конюшню за Ровеной, – тихо произнесла Мазу, – и мне сообщили, что ты забрала ее с задания, которое я ей поручила.

– Мне сказали, что я могу сама выбрать себе помощника, – в ужасе ответила Шона.

– Из своей группы, – сказала Мазу. Ее спокойный голос противоречил выражению ее худого бледного лица с криво посаженными, почти черными глазами. – А не из какой-либо другой группы.

– Ой, извините, – прошептала Шона. – Я думала…

– Ты не умеешь думать, Шона. Ты доказываешь это снова и снова. Но тебя заставят задуматься.

Взгляд Мазу скользнул по сидящим детям и остановился на Цинь.

– Подстриги ее, – сказала она Шоне. – Мне надоело видеть этот бардак. Ровена, – сказала она, впервые глядя прямо на Робин, – пойдем со мной.

53

В начале наступления этой ситуации динамика может показаться человеку чем-то сильно меняющим обстоятельства, чем-то потрясающим их до основ…

«И цзин, или Книга перемен»

Перевод Ю. К. Щуцкого

Чувствуя легкое головокружение вперемешку со страхом, Робин прошла через класс и последовала за Мазу на улицу. Она хотела извиниться, сказать Мазу, что и не думала нарушать границы, соглашаясь сопровождать Шону, но боялась невольно усугубить свое и без того шаткое положение.

В нескольких шагах от классной комнаты Мазу остановилась и развернулась, чтобы посмотреть на замершую вместе с ней Робин. Физически две женщины никогда не находились в близком контакте друг с другом, и Робин подумала, что, как и Тайо, Мазу, похоже, не очень-то заботилась о чистоте. До нее доносился запах тела, плохо замаскированный тяжелым ароматом благовоний. Мазу ничего не сказала, а только посмотрела на Робин своими темными, криво посаженными глазами, и последняя почувствовала себя обязанной нарушить молчание.

– Я... мне действительно жаль. Я не знала, что у Шоны не было полномочий забирать меня с конюшни.

Мазу продолжала молча смотреть на нее, и Робин снова ощутила странный, инстинктивный страх, смешанный с отвращением, который нельзя было полностью объяснить той властью, которой эта женщина обладала в церкви. Нив Доэрти представляла Мазу в виде большого паука, сама Робин видела в ней какую-то злобную, скользкую тварь, прячущуюся в каменном бассейне, но ни то, ни другое не могло целиком передать ее противоестественность. Теперь Робин казалось, что она смотрит в зияющую бездну, глубины которой скрыты от глаз.

Она подозревала, что Мазу ожидает чего-то большего, чем просто извинение, но Робин понятия не имела что. Затем она услышала шорох ткани. Опустив взгляд, она увидела, что Мазу на несколько сантиметров приподняла подол своей мантии, обнажив грязную ногу в сандалии. Робин снова посмотрела в эти странные, разной формы глаза. Ее начал разбирать приступ истерического смеха – не могла же Мазу ожидать, что Робин поцелует ей ногу, как это сделали девочки, позволившие малышу сбежать из общежития? – но при виде лица Мазу этот приступ угас.