Текст книги "Неизбежная могила (ЛП)"

Автор книги: Роберт Гэлбрейт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 60 страниц)

Взгляд Робин, естественно, устремился вверх, к высокому потолку. По середине высоких стен пространство начинало сужаться, потому что по всему периметру храма тянулся балкон, на котором были равномерно расположены едва освещенные арочные ниши, напомнившие Робин ложи в театре. С потолка на прихожан смотрели пять нарисованных пророков – каждый в соответствующей ему одежде оранжевого, алого, синего, желтого и белого цветов.

Стоя на возвышении, их ждала женщина в длинном оранжевом одеянии, расшитом янтарными бусинами. Ее глаза были почти скрыты черными, ниже талии волосами, отчетливо был виден только длинный заостренный нос. Подойдя ближе, Робин увидела, что один из очень темных, узких глаз женщины посажен заметно выше другого, и от этого ее взгляд смотрелся косым и странным, и по телу Робин пробежала дрожь, причина появления которой была ей самой не понятна. Казалось, подобные чувства она бы испытала, если бы увидела в глубине каменного пруда бледное и мерзкое наблюдающее за ней существо.

– Ни-хао, – сказала она глубоким голосом. – Добро пожаловать.

Молча она сделала жест в сторону Бекки, и та ушла, тихо прикрыв за собой двери храма.

– Пожалуйста, присаживайтесь, – сказала женщина Огненной группе, указывая на скамейки прямо перед собой. Когда все неофиты заняли свои места, она сказала: – Меня зовут Мазу Уэйс, но члены церкви называют меня Мамой Мазу. Моего мужа зовут Джонатан Уэйс... – Мэрион Хаксли тихонько вздохнула, – он основатель Всемирной гуманитарной церкви. Вы уже успели принять участие в Служении для нас, за что я благодарю вас.

Мазу сложила руки вместе, словно молясь, и поклонилась таким же образом, как это делала недавно Бекка. Взгляд криво посаженных, затененных глаз перебегал с лица на лицо.

– Я собираюсь познакомить вас с одной из техник медитации, которую мы используем здесь для укрепления истинного «я», потому что мы не можем бороться со злом мира, пока не научимся контролировать свое ложное «я», которое может быть таким же разрушительным, как и все, с чем мы можем столкнуться снаружи.

Мазу начала расхаживать перед ними, ее мантия развевалась позади нее, сверкая в свете висящих фонарей. На ее шее, на черном шнурке, висела плоская перламутровая рыбка.

– Кто из вас иногда ощущал стыд или чувство вины?

Все подняли руки.

– Кто из вас иногда бывает встревожен и подавлен?

Все снова подняли руки.

– Кто иногда чувствует себя беспомощным перед лицом таких мировых проблем, как изменение климата, войны и растущее неравенство?

Вся группа подняла руки в третий раз.

– Эти ощущения совершенно естественны, – сказала Мазу, – но такие эмоции мешают нашему духовному росту и нашей способности к переменам. Сейчас я научу вас простому упражнению для медитации, – продолжила Мазу. – Здесь, в церкви, мы называем это Радостной медитацией. Я хочу, чтобы вы все встали...

Они так и сделали.

– Немного разойдитесь, вы должны быть как минимум на расстоянии вытянутой руки друг от друга...

Присутствующие стали отодвигаться друг от друга.

– В начале ваши руки должны свободно свисать по бокам… теперь медленно… очень медленно… поднимаете свои руки и делаете одновременно глубокий вдох. Когда ваши руки соединятся над головой, задержите дыхание.

Когда все сложили руки над головами, Мазу сказала:

– И выдохните, медленно опуская руки... а теперь улыбнитесь. При этом массируйте челюсть. Почувствуйте напряжение мышц. Продолжайте улыбаться!

По группе прокатился слабый нервный смех.

– Отлично, – сказала Мазу, глядя на них всех сверху вниз и снова улыбаясь так же невесело, как и раньше. Ее кожа была такой бледной, что зубы по контрасту казались желтыми. – А теперь… Я хочу, чтобы вы смеялись.

Еще одна волна смеха пробежала по группе.

– Вот именно! – сказала Мазу. – Не имеет значения, что вначале вы притворяетесь. Просто смейтесь. Давайте, сейчас же!

Пара новичков выдавили из себя фальшивый смех, который вызвал настоящий хохот у их товарищей. Робин слышала свой собственный фальшивый смех на фоне явно искреннего хихиканья зеленоволосой Пенни.

– Ну же, – сказала Мазу, глядя на Робин сверху вниз. – Смейтесь для меня.

Робин рассмеялась еще громче и, поймав взгляд юноши с мышиными волосами, который громко, хотя и очень неискренне, хохотал, обнаружила, что ее это забавляет, и расхохоталась по-настоящему. Заразительный звук заставил ее соседей присоединиться, и вскоре Робин засомневалась, есть ли хоть один человек, который не смеется по-настоящему.

– Продолжайте в том же духе! – Мазу размахивала руками, словно дирижер оркестра. – Продолжайте смеяться!

Робин не знала, как долго группа смеялась. Возможно, всего пять минут, а может, и десять. Каждый раз, когда она замечала, что у нее болит лицо, и смех ее становился вымученным, она обнаруживала, что ее снова охватывает неподдельное веселье.

Наконец Мазу приложила палец к губам, и смех прекратился. Группа стояла, слегка запыхавшись, все еще ухмыляясь.

– Вы это чувствуете? – спросила Мазу. – Вы сами контролируете свое настроение и душевное состояние. Если вы поймете это, вы ступите на путь становления чистыми духом. И там вы откроете в себе силу, о которой и не подозревали… А теперь мы преклоняем колени.

Команда застала всех врасплох, но все повиновались и инстинктивно закрыли глаза.

– Благословенное Божество, – нараспев произнесла Мазу, – мы благодарим тебя за источник радости, который ты дало каждому из нас и который материалистический мир так усердно пытается погасить. Исследуя свою собственную силу, мы чтим твою, которая навсегда останется за пределами нашего полного понимания. Каждый из нас – не плоть, а прежде всего дух, содержащий частицу силы, которая оживляет Вселенную. Мы благодарим тебя за сегодняшний урок и за этот радостный момент.

– А теперь встаньте, – приказала Мазу.

Робин поднялась на ноги вместе с остальными. Мазу стала спускаться со сцены, и шлейф ее одеяния скользил по черным мраморным ступеням. Она поманила их к закрытым дверям храма. Подойдя к ним, Мазу указала бледным пальцем на ручки. Они повернулись сами по себе, и двери медленно открылись. Робин подумала, что кто-то другой открыл их снаружи, но там никого не было.

27

Над землей, вовне, расположен знак молнии. Она находится в условиях полной свободы – вольности. Так и подлинный художник, свободный в своем творчестве, должен сам для себя выбрать законы творчества и подчиниться им.…

«И цзин, или Книга перемен»

Перевод Ю. К. Щуцкого

– Ты видела это? – выдохнула Пенни в ухо Робин, когда они спускались по ступеням храма. – Она открыла двери, не касаясь их.

– Я видела, – ответила Робин, не скрывая изумления. – Что это было?

Она была уверена, что дверь открылась в результате трюка с использованием какого-то скрытого механизма, но это выглядело пугающе убедительно.

Впереди, в пустынном дворе, стояла Бекка Пёрбрайт. Оглянувшись назад, Робин увидела, что Мазу снова скрылась в храме.

– Как прошла радостная медитация? – спросила Бекка.

Раздалось «Это было здорово!», «Потрясающе!»

– Прежде чем мы пойдем ужинать, – «Слава Богу», подумала Робин, – я хотела бы сказать несколько слов об еще одной нашей духовной практике в ВГЦ.

– Это, – Бекка указывала на статую в бассейне, – Утонувший пророк, при жизни ее звали Дайю Уэйс. Я имела честь знать ее и была свидетелем того, как она совершала необычайные духовные подвиги.

– Каждый из наших пророков при жизни являл собой пример принципов нашей церкви. Утонувший пророк учит нас, во-первых, что смерть может прийти к каждому из нас в любое время, поэтому мы должны всегда держать свою сущность в готовности воссоединиться с духовным миром. Во-вторых, ее самопожертвование показывает нам, насколько важно послушание Благословенному Божеству. В-третьих, она доказывает реальность жизни после смерти, поскольку продолжает перемещаться между земным и духовным мирами.

– Всякий раз, когда мы проходим мимо ее бассейна, мы преклоняем колени, совершаем омовение водой и признаем ее учение, говоря: «Да благословит Утонувший пророк тех, кто верует». Под этим мы не подразумеваем, что Дайю – богиня. Она просто воплощает чистую духом и высшее царство. Я приглашаю вас сейчас встать на колени у бассейна и окропить лицо водой перед ужином.

Какими бы усталыми и голодными они ни были, все согласились.

– Да благословит Утонувший пророк тех, кто верует, – пробормотала Робин.

– Хорошо, Огненная группа, следуйте за мной! – сказала Бекка с улыбкой, когда все отдали дань уважения Утонувшему пророку, и повела их в столовую. Робин ощутила прохладу воды на лбу, когда подул ветер.

Огненная группа вошла в комнату последней. Робин прикинула, что за столами уже сидело человек сто, хотя маленьких детей, которых, вероятно, кормили раньше, не было видно. Свободные места были за разными столами, поэтому члены ее группы были вынуждены разделиться.

Робин оглядела комнату в поисках Уилла Эденсора и наконец заметила его за переполненным столом, за которым не было свободного места, поэтому она села между двумя незнакомцами.

– Ты здесь на Неделю службы? – спросил улыбающийся молодой человек с волнистыми светлыми волосами.

– Да, – сказала Робин.

– Благодарю тебя за твою службу, – тут же сказал он, сложив руки вместе и слегка поклонившись.

– Я… не знаю, что на это отвечать, – сказала Робин, и он засмеялся.

– Ответ такой: «А я за твою».

– С поклоном? – спросила Робин, и он снова засмеялся.

– С поклоном.

Робин сложила руки вместе, поклонилась и сказала:

– А я за твою.

Прежде чем они смогли снова заговорить, из скрытых динамиков заиграла песня «Heroes» Дэвида Боуи. Светловолосый мужчина вскрикнул и поднялся на ноги, как и почти все остальные. Когда Джонатан и Мазу Уэйсы рука об руку вошли в комнату, разразились аплодисменты. Робин заметила Мэрион Хаксли, вдову гробовщика, прижимающую руки к лицу, как будто только что увидела рок-звезду. Джонатан помахал рукой взволнованным членам церкви, а Мазу милостиво улыбнулась, шлейф ее мантии скользил по мощеному полу. Когда пара поднялась к верхнему столу, где уже сидели Тайо Уэйс и Бекка Пёрбрайт, раздались крики: «Папа Джей!» Оглянувшись вокруг, Робин увидела Цзяна, сидящего перед своей чистой металлической тарелкой среди обычных членов церкви. Сходство узких темных глаз Цзяна и Мазу заставило Робин заподозрить, что он, по крайней мере, сводный брат Тайо. Пока она смотрела на него, глаз Цзяна снова начал бесконтрольно дергаться, и он быстро закрыл его рукой.

Мазу заняла свое место за верхним столом, но Джонатан вышел вперед, подняв руки и жестом призывая членов церкви успокоиться. Робин еще раз поразилась его красоте и тому, насколько молодо он выглядел для шестидесятилетнего мужчины.

– Спасибо, – сказал он со своей самоуничижительной улыбкой, используя беспроводной микрофон, который транслировал его голос через скрытые динамики. – Спасибо… как хорошо быть дома.

Уилл Эденсор, которого было легко узнать по его росту, улыбался и аплодировал вместе с остальными в комнате, и на мгновение, вспомнив умирающую мать Уилла, Робин обнаружила, что полностью согласна с Джеймсом Эденсором, который назвал Уилла идиотом.

– Мы наполним наши материальные тела, а потом поговорим!  – сказал Джонатан.

Последовали новые возгласы и аплодисменты. Джонатан занял место между Мазу и Беккой Пёрбрайт.

Кухонные работники появились из боковой двери, катя большие металлические чаны, из которых они раскладывали еду по алюминиевым тарелкам. Робин заметила, что четверым за верхним столом принесли фарфоровые тарелки, уже полные еды.

Когда подошла ее очередь, Робин получила порцию коричневой жижи, которая, по-видимому, состояла из переваренных овощей, а затем половник лапши. Овощи были приправлены слишком большим количеством куркумы, а лапша имела клейкую и рыхлую консистенцию. Робин ела как можно медленнее, пытаясь обмануть свой желудок и заставить его поверить, что он потребляет больше калорий, чем на самом деле, зная, что пищевая ценность этих блюд ничтожна.

Два молодых соседа-мужчины Робин постоянно переговаривались, спрашивая ее имя, откуда она и что привело ее в церковь. Вскоре она узнала, что молодой человек с волнистыми светлыми волосами из Университета Восточной Англии, где проходило одно из собраний Папы Джея. Другой, носивший короткую стрижку, был завербован во время пребывания в одном из церковных наркологических центров.

– Ты уже что-нибудь видела? – спросил последний Робин.

– Вы имеете в виду экскурсию по…?

– Нет, – сказал он, – я имею в виду… ты знаешь. Чистых духом.

– А, – Робин сообразила, о чем ее спрашивают. – Я видела, как Мазу открыла двери храма, просто указав на них.

– Ты думаешь, это был трюк?

– Ну, – осторожно сказала Робин, – я не знаю. Я имею в виду, это могло быть…

– Это не трюк, – сказал молодой человек. – Сначала ты думаешь, что это так, а потом понимаешь, что это реальность. Тебе стоит увидеть, на что способен Папа Джей. Подожди. Сначала ты думаешь, что все это чушь, затем ты начинаешь понимать, что означает – быть чистым духом. Это взрывает твой чертов разум. Ты читала «Ответ»?

– Нет, – сказала Робин, – я…

– Она не читала «Ответ», – сказал мужчина с короткой стрижкой, наклонившись вперед, чтобы обратиться к другому соседу Робин.

– О, дорогуша, тебе надо прочитать «Ответ», – сказал блондин, смеясь.

– Я одолжу тебе свой экземпляр, – сказал мужчина с короткой стрижкой. – Только верни его потом, Папа Джей кое-что там для меня написал, окей?

– Хорошо, большое спасибо, – сказала Робин.

– Ничего себе! – сказал он, качая головой и смеясь, – не могу поверить, что ты не читала «Ответ». Он дает тебе инструкции и объясняет – я не могу сделать это так же хорошо, как Папа Джей, тебе нужно прочитать его настоящие слова. Но я могу сказать тебе прямо: есть жизнь после смерти, и здесь, на земле, бушует духовная война, и если мы сможем победить…

– Да, – сказал блондин с волнистыми волосами, который теперь выглядел серьезным. – Если мы победим.

– Мы должны, – напряженно сказал другой. – Должны.

Сквозь зазор между двумя людьми напротив нее Робин заметила бритоголовую Луизу, которая ела очень медленно и продолжала поглядывать на верхний стол, не обращая внимания на болтовню тех, кто сидел вокруг нее. В зале, как заметила Робин, было много женщин средних лет, и большинство выглядели как Луиза, словно они уже давно махнули рукой на свою внешность, их лица были покрыты глубокими морщинами, а волосы коротко подстрижены, хотя ни одна из них не была совершенно лысой, как Луиза. Наблюдая за ней, Робин вспомнила, как Кевин рассказывал, что его мать была влюблена в Джонатана Уэйса. Пережило ли это чувство все годы рабства? Стоило ли оно потери ее сына?

Одной из тех, кто пришел убрать тарелки, была девочка-подросток, которую Робин заметила ранее, с длинными, мышиными, выгоревшими на солнце волосами и большими тревожными глазами. Когда тарелки были убраны, появились другие работники кухни с тележками, на которых стояли стопки металлических мисок, полных печеных яблок. Они показались Робин очень горькими, вероятно, потому, что церковь запретила рафинированный сахар. Тем не менее, она съела всю порцию, пока соседи говорили ей о священной войне.

Робин понятия не имела, который час. Небо за окном было черным, и чтобы раздать еду сотне человек, потребовалось много времени. Наконец миски тоже были убраны, и кто-то приглушил верхний свет, оставив, однако, освещенным главный стол.

Сразу же те, кто сидел за складными столиками в зале, начали аплодировать и радостно кричать, некоторые из них даже стучали по столу металлическими кружками с водой. Джонатан Уэйс встал, обошел вокруг стола, снова включил микрофон и угомонил толпу, сделав успокаивающее движение руками.

– Спасибо вам, мои друзья. Спасибо… Сегодня вечером я стою перед вами с надеждой и страхом в сердце. Надеждой и страхом, – повторил он, торжественно оглядываясь вокруг.

– Я хочу сказать вам, во-первых, что эта церковь, это сообщество душ, которое сейчас простирается на два континента…

Раздалось еще несколько возгласов и выкриков.

– …представляет собой самый большой духовный вызов Врагу, какого еще не видел мир.

Зал аплодировал.

– Я чувствую его силу, – сказал Джонатан, прижимая сжатую в кулак руку к сердцу. – Я чувствую, когда говорю с нашими американскими братьями и сестрами, я чувствовал это, когда на этой неделе общался с людьми в нашем мюнхенском храме, я почувствовал это сегодня, когда снова посетил вас здесь и пошел в храм, чтобы очиститься. И сегодня вечером я хочу выделить некоторых людей, которые вселяют в меня надежду. Учитывая, что такие люди на нашей стороне, Враг должен справедливо трепетать…

Уэйс, у которого не было с собой записей, назвал несколько имен, и, когда их обладатели слышали их, они кричали и вопили, вскакивая на ноги, в то время как сидевшие вокруг них аплодировали не переставая.

– …и последнее, но не менее важное имя, – сказал Уэйс, – Дэнни Броклз.

Молодой человек с короткой стрижкой рядом с Робин так быстро вскочил на ноги, что сильно ударил ее по локтю.

– Боже мой, – повторял он снова и снова, и Робин заметила, что он плачет. – Боже мой.

– Поднимитесь все сюда, – сказал Джонатан Уэйс. – Давайте… все, выразим свою признательность этим людям…

В столовой снова раздались аплодисменты и крики. Все вызванные рыдали и, казалось, были потрясены тем, что Уэйс выделил их.

Уэйс начал рассказывать о достижениях каждого участника. Одна из девушек за четыре недели собрала на улице больше денег, чем кто-либо другой. Другая привлекла на Неделю служения дюжину новых участников. Когда, наконец, Джонатан Уэйс добрался до Дэнни Броклза, молодой человек так сильно рыдал, что Уэйс подошел к нему и обнял, и Броклз плакал на плече церковного лидера. Зрители, уже неистово аплодировавшие, поднялись на ноги, чтобы похлопать Дэнни и Уэйсу стоя.

– Расскажи нам, что ты сделал на этой неделе, Дэнни? – сказал Уэйс. – Расскажи всем, почему я так тобой горжусь.

– Я н-не могу, – рыдал Дэнни, совершенно потрясенный.

– Тогда я им расскажу, – сказал Уэйс, поворачиваясь к толпе. – Агенты Врага угрожали закрыть наш центр помощи наркозависимым в Нортгемптоне.

Разразилась буря освистывания. Новость о наркологическом центре, казалось, была неизвестна никому, кроме высшего руководства.

– Подождите-подождите-подождите, – сказал Джонатан, делая свои обычные успокаивающие жесты левой рукой, одновременно держа руку Дэнни правой. – Бекка взяла с собой Дэнни, чтобы он поведал, как ему помог центр. Дэнни встал перед этими материалистами и говорил так красноречиво и сильно, что обеспечил продолжение работы центра. Он сделал это. Дэнни сделал это.

Уэйс поднял руку Дэнни в воздух. Последовала буря аплодисментов.

– С такими людьми, как Дэнни, стоит ли бояться Врага? – крикнул Джонатан, и крики и аплодисменты стали еще громче. Джонатан плакал, слезы текли по его лицу. Эта демонстрация эмоций вызвала в зале такую ​​истерию, которая почти заставила Робин встревожиться. Буря криков продолжилась даже после того, как шесть отмеченных похвалой людей заняли свои места, и стихла, лишь когда Джонатан вытер глаза и сделал успокаивающий жест. Он снова заставил себя слушать, его голос теперь стал слегка хриплым.

– А теперь… с сожалением… я должен принести вам вести из материалистического мира…

Когда Джонатан начал говорить, в зале воцарилась тишина.

Он рассказал о продолжающейся войне в Сирии и описал происходящие там зверства, а затем рассказал о массовой коррупции среди мировой политической и финансовой элиты. Он рассказал о вспышке вируса Зика в Бразилии, из-за которой у многих женщин случился выкидыш или их дети родились тяжелобольными инвалидами. Описал отдельные случаи ужасающей бедности и отчаяния, свидетелем которых он стал, посещая церковные проекты как в Великобритании, так и в Америке. Он рассказывал об этой несправедливости и бедствиях так, будто они постигли его собственную семью, поэтому казалось, что они глубоко его тронули. Робин вспомнила слова Шейлы Кеннетт: «Джонатан знал способ, как заставить вас захотеть делать то, что было нужно ему. Захотеть позаботиться о нем»... «Кажется, он переживал это тяжелее, чем все мы».

– Что ж, таков материалистический мир, – сказал наконец Джонатан. – И если наша задача кажется непосильной, то это потому, что силы Врага мощны… отчаянно сильны. Приближается неизбежный Конец игры, поэтому мы боремся за то, чтобы ускорить наступление Пути Лотоса. Теперь я прошу вас всех присоединиться ко мне в медитации. Для тех, кто еще не выучил нашу мантру, слова напечатаны здесь.

Две девушки в оранжевых спортивных костюмах вышли на сцену, держа в руках большие белые плакаты с огромными печатными буквами: «Лока Самаста Сукхино Бхаванту».

– Глубоко вдохните, поднимите руки, – сказал Джонатан, и, хотя скамейки у столов были тесными, каждый медленно поднимал руки, и послышался всеобщий вдох. – И выдыхайте, – тихо сказал Джонатан, и все в комнате выдохнули.

– А теперь: Лока Самаста Сукхино Бхаванту. Лока Самаста Сукхино Бхаванту. Лока Самаста Сукхино Бхаванту…

Робин, как и ее соседи, начала петь мантру. Сотня людей скандировала, скандировала и скандировала, и Робин начала чувствовать странное спокойствие, охватывающее ее. Ритм, казалось, вибрировал внутри нее, гипнотический и успокаивающий, а голос Джонатана был единственным различимым среди многих, и вскоре ей не нужно было читать слова с доски, а она могла повторять их автоматически.

Наконец, первые такты «Heroes» Дэвида Боуи смешались с голосами толпы, после чего песнопения превратились в аплодисменты, все вскочили на ноги и начали обниматься. Робин обнял ликующий Дэнни, а затем ее светловолосый сосед. Двое молодых людей обнялись, и теперь вся толпа подпевала песне Боуи и хлопала в такт. Хоть Робин и была уставшей и голодной, она улыбалась, аплодировала и подпевала остальным.

28

Верхняя триграмма здесь огонь, могущий подняться, двигаться вверх; нижняя триграмма здесь водоем, для него характерно движение в глубину, то есть вниз.

«И цзин, или Книга перемен»

Перевод Ю. К. Щуцкого

Чтобы успеть на встречу с Эбигейл Гловер в воскресенье вечером, Страйку пришлось изменить расписание. Только когда он вносил изменения в распорядок смен, он увидел, что Клайв Литтлджон не был на работе уже четыре дня. Поскольку Страйк хотел лично увидеть реакцию Литтлджона на вопрос, почему он не рассказал о своей предыдущей работе в агентстве Паттерсона, он решил отложить их беседу до тех пор, пока они не встретятся лично.

Субботу Страйк провел у Люси, потому что она уговорила ненадолго приехать их дядю Теда. Не было никаких сомнений в том, что Тед значительно постарел со времени смерти их тети. Он, казалось, съежился и несколько раз терял нить разговора. Люси он дважды назвал «Джоан».

– Ну, что ты думаешь? – Люси шепотом спросила Страйка на кухне, куда он вышел, чтобы помочь ей с кофе.

– Не думаю, что он на самом деле принимает тебя за Джоан, – так же тихо ответил Страйк. – Но ты права… Думаю, нам стоит отвести его к врачу, чтобы проверить – нет ли у него деменции.

– Первым его должен осмотреть его лечащий врач, верно? – спросила Люси.

– Скорее всего, – ответил Страйк.

– Я позвоню и узнаю, получится ли назначить ему прием у его врача, – сказала Люси. – Он никогда не уедет из Корнуолла, было бы намного легче присматривать за ним здесь.

Чувство вины, которое было вызвано не только тем фактом, что Люси ухаживала за Тедом значительно больше, чем он сам, побудило Страйка сказать:

– Если удастся записать его к врачу, я поеду в Корнуолл и схожу вместе с Тедом. Расскажу о результатах.

– Стик, ты серьезно? – удивленно спросила Люси. – О боже, это было бы идеально. Ты, пожалуй, единственный, кто может помешать ему отменить прием у врача.

В тот вечер Страйк, возвращаясь на Денмарк-стрит, ощутил уже знакомую подавленность, преследующую его по пятам. Разговоры с Робин, даже по рабочим вопросам, как правило, поднимали ему настроение, но сейчас он не мог воспользоваться таким вариантом, и скорее всего возможности поговорить с ней не представится в течение ближайших недель. Когда он готовил себе омлет, пришло очередное сообщение от Бижу, которое вызвало у него только раздражение.

«Итак, ты работаешь под прикрытием там,

где не можешь получать сообщения,

или ты игнорируешь меня?»

Сидя за кухонным столом, он ел омлет. Покончив с трапезой, он взял мобильный телефон, чтобы быстро и прямо решить хотя бы одну проблему. Подумав пару секунд и отбросив мысль, что стоит поставить точку в отношениях, которые, по его мнению, и не начинались вовсе, он набрал текст:

«Занят, в обозримом будущем нет времени на встречи».

«Если у нее есть хоть капля гордости, – подумал он, — на этом все и закончится».

Большую часть прохладного воскресенья он провел за слежкой, в четыре часа его сменила Мидж, а затем он поехал в Илинг на встречу с Эбигейл Гловер.

«Форестер»⁴⁷ на Сифорд-роуд оказался большим пабом с деревянными колоннами и цветочными горшками у окон, его стены были выложены зеленой плиткой. На вывеске был изображен пень с торчащим из него топором. Страйк заказал себе уже привычное безалкогольное пиво и занял угловой столик на двоих у стены, обшитой деревянными панелями.

Прошло двадцать минут, и Страйк стал спрашивать себя, не передумала ли Эбигейл насчет встречи, когда в бар вошла высокая, красивая, яркая женщина, одетая в спортивную форму и небрежно накинутый плащ. Единственная, найденная в интернете фотография Эбигейл была совсем небольшой. На том снимке она, в комбинезоне пожарного, была окружена коллегами, исключительно мужчинами. Фотография совсем не передавала того, как хорошо Эбигейл выглядела. Она унаследовала большие темно-синие глаза своего отца и твердый подбородок с ямочкой, но ее губы были полнее, чем у Уэйса, а безупречной бледной коже и высоким скулам могли вполне позавидовать топ-модели. Он знал, что ей было за тридцать, но в ее волосах, собранных сзади в конский хвост, уже виднелась седина. Как ни странно, это не только не портило ее облик, но и делало моложе, как и тонкая без морщин кожа. Она приветственно кивнула паре мужчин у стойки, затем заметила его и пошла, демонстрируя длинные ноги, к его столику.

– Эбигейл? – он поднялся на ноги, чтобы пожать руку.

– Извините, я опоздала, – сказала она. – Пунктуальность не мой конек. На работе меня называют «Копуша Эбигейл Гловер». Я была в спортзале и потеряла счет времени. Спорт – мое средство от стресса.

– Нет проблем, я благодарен, что вы согласились...

– Хотите выпить?

– Может, я…?

– Нет, я сама возьму.

Она сбросила плащ и осталась в спортивном топе и леггинсах. Один из мужчин, которых она поприветствовала, залихватски присвистнул. Эбигейл показала ему средний палец, что вызвало взрыв смеха, во время которого она рылась в своей спортивной сумке в поисках кошелька.

Страйк наблюдал, как она покупает выпивку. Крепкие мышцы ее спины были четко очерчены, что заставило его задуматься о собственных ежедневных тренировках, которые не давали такого впечатляющего эффекта. Ее спина была почти такая же широкая, как у мужчины рядом с ней, который, судя по всему, находил ее весьма привлекательной, хотя она, казалось, не отвечала ему взаимностью. Он спросил себя, не лесбиянка ли она, а затем задался вопросом, не оскорбительно ли предполагать такое.

Раздобыв себе выпивку, Эбигейл вернулась к столику Страйка, села напротив него и сделала большой глоток белого вина. Одна ее коленка нервно подпрыгивала.

– Прошу прощения, что мы не смогли встретиться у меня дома. Патрик, мой жилец, зациклен на ВГЦ. Он прыгал бы на стены от радости, если бы узнал, что вы копаете под них.

– Он давно у вас живет? – спросил Страйк исключительно для того, чтобы завязать разговор.

– Три года. Он вроде нормальный, правда. Он развелся, и ему нужна была комната, а мне нужна была арендная плата. С тех пор, как я рассказала ему, где я выросла, он твердит: «Тебе следует написать книгу о своем детстве, заработать кучу денег». Лучше бы я ничего ему об этом не рассказывала. Просто однажды вечером я выпила слишком много вина. Накануне я была на страшном пожаре, в котором погибли женщина и двое детей.

– Жаль это слышать, – сказал Страйк.

– Это моя работа, – ответила Эбигейл, слегка пожав плечами, – но иногда это тебя так достает. Тот, кто совершил поджог, – а сделал это отец того семейства, пытаясь провернуть аферу со страховкой магазина внизу, – благополучно выбрался, ублюдок… Ненавижу, когда при пожарах страдают дети. Мы вытащили самого младшего живым, но было слишком поздно. Отравление дымом оказалось для него смертельным.

– Почему вы решили пойти работать в пожарную службу?

– Адреналиновый наркоман, – сказала она с усмешкой, ее колено все еще подпрыгивало. Она сделала еще один глоток вина. – Когда я ушла с фермы Чапмена, я просто хотела, черт побери, жить, хотела принимать участие в каких-нибудь событиях и сделать что-нибудь стоящее, вместо того чтобы мастерить эти чертовы соломенные куколки для продажи в пользу голодающих детей в Африке – если туда эти деньги вообще доходили. Сомнения у меня на этот счет. Но я не особо образованная. Я хотела, когда уйду из ВГЦ, готовиться к выпускным экзаменам. Сдала три предмета. Я была старше всех остальных детей в классе. И все же мне повезло. По крайней мере, я умею читать.

Когда она снова взяла свой бокал, мимо их столика прошел бородатый мужчина.

– Это свиданка с мужиком из Тиндера, Эб?

– Иди на хер, – холодно ответила Эбигейл.

Мужчина ухмыльнулся, но не ушел.

– Баз, – сказал он, протягивая руку Страйку.

– Терри, – сказал Страйк, пожимая ее.

– Ну, ты осторожнее, Терри, – сказал Баз. – Она, как наиграется, не оставляет от мужиков ничего живого.

Он с важным видом удалился.

– Ублюдок, – пробормотала Эбигейл, оглядываясь через плечо. – Я бы не пришла сюда, если бы знала, что он будет здесь.

– Товарищ по работе?

– Нет, он друг Патрика. Я пару раз сходила с ним выпить, а потом сказала, что больше не хочу его видеть, и он разозлился. Иногда Патрик напивается с ним и болтает всякую чушь о том, что я рассказала ему о ВГЦ, и теперь, всякий раз, когда этот придурок видит меня, он использует это, чтобы... да я сама виновата, – сердито сказала она. – Мне следовало держать рот на замке. Когда люди слышат...

Ее голос затих, и она сделала еще один глоток вина. Страйк, который предположил, что Базу рассказали о церковных традициях «духовной связи», впервые задался вопросом, каково было молодым девушкам, от которых ожидали, что они будут соблюдать их.

– Ну, как я уже сказал по телефону, этот разговор совершенно неофициальный, – сказал детектив. – Ничего не будет опубликовано.