Текст книги "Неизбежная могила (ЛП)"

Автор книги: Роберт Гэлбрейт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 60 страниц)

– Черт, – выругался Страйк.

– Да. Ее отец обвинил в этом меня, гребаный придурок. Он ужасно к ней относился, винил, что она присоединилась к культу и отдала им все свои деньги. Так что, с одной стороны – ее семья утверждала, что я подтолкнул ее к самоубийству, а с другой стороны – ВГЦ угрожала обанкротить газету за лживые, по их словам, заявления. И я был словно между молотом и наковальней, мог запросто лишиться работы.

– Где сейчас эта девушка?

– Слышал, где-то в Новой Зеландии. После ее попытки самоубийства семья запаниковала. Отец, наконец, перестал издеваться над ней и оказал какую-то помощь. Отправил к каким-то дальним родственникам. Чтобы начала все с чистого листа.

– Ты объяснил ей, что все сверхъестественное, что она видела в церкви, скорее всего подделка?

– Да, но ее это не успокоило, – Робертсон вытащил изо рта большой кусок жвачки, вставил его в одно из пустых отверстий в упаковке, достал новый кусок и снова начал жевать. – Она клялась, что видела призраков и магию, ну они, очевидно, не называли это «магией». «Чистые духом» – так они их называли. Чистые духом могли творить сверхъестественные вещи.

– Так что же было слишком горячо для печати?

– Я бы выпил еще пинту, – сказал Робертсон, подвигая свой пустой стакан к детективу.

Страйк тяжело вздохнул, но поднялся на ноги. Его подколенное сухожилие пульсировало.

Когда он вернулся к столу и поставил перед Робертсоном пинту пива, журналист сказал:

– Ты знаешь, кто такая Маргарет Кэткарт-Брайс?

– Богатая старушка, которая завещала все свое состояние ВГЦ в 2004 году, похоронена на ферме Чапмена, ныне известна как Золотой пророк.

– Она самая, – сказал Робертсон. – Ну, только это была нехорошая смерть.

– Что это значит?

– В ВГЦ не верят в медицину. Мой источник рассказала мне, что Кэткарт-Брайс умерла в страшных муках, умоляя позвать врача. По ее словам, Уэйсы боялись, что если бы они вызвали к ней врача, ее бы отвезли в больницу, а это означало бы, что ближайшие родственники были бы предупреждены о ее состоянии. Они не хотели, чтобы появился какой-нибудь дальний родственник и убедил ее изменить завещание. Если бы я мог это доказать... но никаких подтверждений. Нельзя такое публиковать без веских доказательств. Я пытался связаться с кем-нибудь из родственников Кэткарт-Брайс, но самым близким оказался какой-то внучатый племянник из Уэльса. Он уже смирился с тем фактом, что не получит ни гроша из ее денег, и ему было наплевать, что с ней случилось. Он много лет не видел свою дорогую старушку.

Страйк записал все это, прежде чем спросить:

– Что-нибудь еще?

– Да, – сказал Робертсон. Он огляделся по сторонам и понизил голос. – Секс.

– Продолжай, – сказал Страйк.

– Они называют это «духовной связью», что, по сути, означает трахаться с тем, с кем тебе скажут. Девушки должны доказать, что они выше корыстных мотивов, отдаваясь любому, на кого им покажут.

– Вот как? – спросил Страйк.

– Это для тех, кто уже не новичок в Церкви. Не хотят отпугивать слишком рано. Но моя птичка напела мне, что, став полноправными членами церкви, они не должны отказывать никому, кто их захочет. Я написал об этом в статье настолько обтекаемо, насколько мог: вставлял «ходят слухи» и «источники утверждают». Но мой редактор не хотел, чтобы кто-нибудь из известных членов церкви подал на нас в суд за наши статьи о том, что они якобы кого-то насиловали, поэтому мне пришлось все это убрать.

Страйк сделал еще одну пометку, а потом сказал:

– А твоя птичка была единственным бывшим членом ВГЦ, которого ты смог убедить заговорить?

– Да, – сказал Робертсон. – Все остальные, к кому я обращался, посылали меня куда подальше. Некоторым из них было стыдно, – сказал он, делая еще один глоток пива, – стыдно, что они вообще повелись на это. Некоторые вернулись к нормальной жизни и не хотят, чтобы их прошлое попало во все газеты. Невозможно их за это винить. Были такие, в жизни которых царил настоящий бардак. Пару людей я не смог отследить. Должно быть, умерли.

– Полагаю, что у тебя остался список бывших участников?

– Да, остался, – ответил Робертсон.

– Поделишься?

– Возможно… услуга за услугу, верно? Я тебе список, ты мне – то, что раскопаешь?

– Совершенно верно.

– Хорошо, я посмотрю, смогу ли я его найти...

Робертсон некоторое время жевал свою жвачку, потом спросил:

– Ну, и когда сэр Колин Эденсор нанял тебя?

– Я не раскрываю имен своих клиентов журналистам, – сказал Страйк, не меняя выражения лица.

– Все равно стоило спросить, – сказал Робертсон, сверкнув глазами. – Эденсор довольно резко высказывался о церкви в последние два года.

– Вот как?

– Хотя, полагаю, там могут быть замешаны и другие богатые детишки, – сказал Робертсон, внимательно наблюдая за Страйком. – Кроме Уилла Эденсора.

– Могут, – уклончиво ответил Страйк, просматривая свои записи. – Она сказала тебе: «Есть кое-что, чего ты не знаешь»? И это было не о том, что Кэткарт-Брайс отказали в помощи врачей, верно?

– Да, о старушке она рассказала мне до того звонка, – сказал Робертсон, снова открывая свой ноутбук. – Уверен, что не хочешь прокомментировать Брексит? Если мы покинем ЕС, что изменится в профессиональной деятельности частного детектива?

– Нет, – сказал Страйк, поднимаясь на ноги.

– Значит, я могу выставить Корморана Страйка сторонником Брексита?

– Пойти на хер, вот что ты можешь сделать, – ответил Страйк и направился к двери, слыша смех журналиста за своей спиной.

15

Нельзя последовать одновременно и за развитым, и за отставшим. На этой позиции кризиса должен быть произведен решительный выбор. Но всякий выбор, по сути своей, связан с утратой отвергнутого.

«И цзин, или Книга перемен»

Перевод Ю. К. Щуцкого

– Боже, на улице просто ужасно, – первым делом сказала Робин, когда они со Страйком встретились в следующий раз в Пасхальный понедельник.

В это время ураган «Кэти» бушевал в Лондоне, валя деревья и опоры, на лице Робин был яркий румянец, ее волосы растрепались от ветра. Окна офиса тихонько дребезжали, когда ветер завывал на Денмарк-стрит.

– Я отправил тебе сообщение, предложил поговорить по телефону, – сказал Страйк, ставя чайник.

– Я, наверное, уже была в метро, – Робин сняла пальто и повесила его на вешалку. – Я была не против заскочить. Очень бодрящая погода, правда.

– Ты бы так не говорила, если бы тебя ударило по голове летящим мусорным баком, – ответил Страйк, который только что наблюдал, как пластиковые дорожные конусы катились по Черинг-Кросс-роуд. – Кофе?

– Очень кстати, – сказала Робин, пытаясь распутать волосы пальцами. – У Пат выходной?

– Да. Государственный выходной. Одно хорошо в этой погоде – она, вероятно, удержит братьев Фрэнков дома.

– Будем надеяться, – согласилась Робин. – Что касается других хороших новостей, то, думаю, я близка к тому, что меня завербуют.

– Правда? – Страйк взглянул не нее.

– Да. Та блондинка, с которой я встречалась в прошлый раз, направилась прямиком ко мне, как только я там появилась в эту субботу. «О, я так рада, что ты вернулась!» Я сказала ей, что прочитала их брошюру и она меня заинтересовала...

– А она заинтересовала?

– Нет. В основном это общие фразы о самореализации и изменении мира. Я все еще прикидываюсь неприступной. Я сказала ей, что мои друзья пытались предостеречь меня от посещения ВГЦ, говорили, что о них ходят разные слухи, что здесь все не то, чем кажется.

– И что она на это ответила?

– Ну, она уверена, что я не настолько ограничена, чтобы не дать церкви возможность быть услышанной, и что она видит, какой я свободомыслящий и независимый человек.

– Очень проницательно с ее стороны, – ухмыльнулся Страйк. – Папа Джей там был?

– Нет. Очевидно, мне очень повезло увидеть его в прошлый раз, потому что в последнее время он не часто появляется лично. Вместо этого к нам заходила Бекка Пёрбрайт – старшая сестра Кевина.

– Да? – Страйк открыл холодильник и достал молоко. – Какая она из себя?

– Очень ухоженная и жизнерадостная. Идеальные зубы – выглядит как американка. По ней вообще не сказать, что ее брату прострелили голову несколько месяцев назад. Если бы не оранжевая мантия, можно было бы подумать, что она оратор-вдохновитель. Расхаживает взад-вперед, много размашистых жестов. О, и там была Ноли Сеймур. Актриса. Присутствующие были поражены ее появлением. Много шептались, показывали пальцем.

– Особое отношение?

– Абсолютно. Один из служителей храма подбежал к ней и попытался усадить ее в первом ряду. Она начала горячо отказываться и проскользнула на свободное место посередине. Очень скромная. Она навела такую суету из-за своей так называемой скромности, что к тому времени, как она заняла свое место, все смотрели на нее.

Страйк ухмыльнулся.

– Я прочитала твои заметки о встрече с Фергюсом Робертсоном, – продолжила Робин.

– Хорошо, – Страйк вручил Робин кружку и направился в кабинет. – Я и хотел поговорить с тобой об этом.

Робин подозревала, что сейчас произойдет. Одной из причин, по которой она была так решительно настроена пробиться сквозь ураган «Кэти» и поговорить со Страйком лицом к лицу, было подозрение, что он собирался предложить – несмотря на время, которое она потратила на создание образа Ровены Эллис, и новую дорогую стрижку, – чтобы кто-то другой из сотрудников работал под прикрытием на ферме Чапмена вместо нее.

– Итак, ты прочитала о так называемой «духовной связи»? – спросил Страйк, когда оба заняли свои места друг напротив друга за столом партнеров.

– Мы сейчас используем эвфемизм, принятый в ВГЦ, правильно? – спросила Робин, приподняв брови.

– Хорошо, если тебе так больше нравится: ты читала о том, что женщин принуждают спать с теми, с кем, по мнению церкви, они должны спать?

– Да, я прочитала, – сказала Робин.

– И что?

– И я все равно хочу проникнуть туда.

Страйк ничего не ответил, только почесал подбородок, глядя на нее.

– Они используют эмоциональное принуждение, а не физическую силу, – сказала Робин. – Я не поддамся идеологической обработке, правильно? Так что со мной это не сработает.

– Но если тебя там запрут, и это будет условием поддержания твоего прикрытия...

– Если дело дойдет до настоящей попытки изнасилования, я уйду и направлюсь прямо в полицию, – спокойно произнесла Робин. – Миссия будет выполнена: у нас появится кое-что на церковь.

Страйку, который ожидал такого ответа, он все равно не понравился.

– А Мёрфи что думает по этому поводу?

– Какое, черт возьми, это имеет отношение к Райану? – спросила Робин с раздражением в голосе.

Осознав свою стратегическую ошибку, Страйк сказал:

– Никакого.

Повисла неловкая пауза, во время которой дождь барабанил по окну, а ветер свистел в водосточных трубах.

– Ладно, что ж, я подумал, что нам следует распределить между собой этих бывших членов церкви, чтобы мы могли разобраться с ними, посмотрим, заговорит ли кто-нибудь, – сказал Страйк, отводя взгляд, чтобы открыть файл на своем компьютере. – Я уже отправил тебе имена участников переписи. Робертсон прислал мне список вчера вечером. Там только одно новое для нас имя: Шерри Гиттинс. Ему так и не удалось отследить ее, но я кое-что узнал о ней в Интернете. Это девушка, которая возила Дайю Уэйс купаться в тот день, когда та утонула, но я не могу найти никаких ее следов после 1995 года.

– Хочешь, я поищу? – спросила Робин, открывая свой блокнот.

– Это не повредит. Есть и хорошие новости: я нашел семью Доэрти – отца, который уехал с тремя детьми, и мать, которую позже исключили.

– Правда?

– Да, но я получил жесткое «нет» насчет встречи от отца и двоих детей. Отец был очень агрессивен по этому поводу. Другой ребенок – я говорю «ребенок», но они все уже взрослые – еще не перезвонил мне. Это Нив, старшая дочь. Я не могу найти никаких следов матери, Дейрдре, и мне интересно, сменила ли она имя или уехала за границу. Свидетельства о ее смерти я не нашел. С Джорданом мне тоже не очень повезло – это тот парень, которого, как утверждает Кевин Пёрбрайт, бил себя по лицу кожаным кнутом. Его нет ни в одном отчете о переписи, так что он, должно быть, появился и исчез в промежутках между проведением переписи.

– Но я, возможно, нашел старшую дочь Джонатана Уэйса, Эбигейл. Если я не ошибаюсь, она теперь носит девичью фамилию своей матери, Гловер, после того, как ушла из церкви, и она пожарный.

– В буквальном смысле?..

– Шланг, сирена, все как положено, если это именно та женщина. Не замужем, детей, насколько я могу судить, нет, и она живет в Илинге. Я также думаю, что установил девушку-лесбиянку, которая присоединилась к ним в подростковом возрасте, ту самую, с которой Робертсон беседовал для своей статьи.

– Уже?

– Да. Она внесена в перепись населения за 2001 год, и ее зовут Флора Брюстер. Возраст и даты совпадают. На ее странице в Фейсбуке полно фотографий Новой Зеландии, и она происходит из очень богатой семьи. Ее дед основал крупную строительную компанию «Дома Хаусонов».

– «Ты будешь о-о-очень счастлив в ”Доме Хаусонов”», – пропела Робин, она и не подозревала, что помнит мелодию из рекламы девяностых годов.

– Пока не рухнут стены, ага. «Дома Хаусонов» не славятся качеством строительства.

– Ты связался с ней?

– Нет, ее аккаунт в Фейсбуке неактивен. Она ничего там не публиковала больше года, но я нашел парня по имени Генри Уортингтон-Филдс, который у нее в друзьях в Фейсбуке и живет в Лондоне. Я думаю, вполне возможно, что он тот парень, который втянул ее во все это, а сам пробыл там всего неделю. Он рассказывает о том, что у него есть давний друг, которого церковь чуть не уничтожила. Очень озлобленные, очень печальные, мрачные намеки на преступления. Я отправил ему сообщение, но пока ответа нет. Если он захочет поговорить, я, возможно, смогу выяснить, что стояло за фразой, которую Флора сказала Фергюсу Робертсону: «Есть кое-что, чего ты не знаешь».

– Я думала об этой девушке, Флоре, после того, как прочитала твое электронное письмо, – сказала Робин. – Получается, что два человека покончили с собой или пытались это сделать сразу после выхода из церкви. Это как если бы они ушли, надев на себя невидимые жилеты смертников. Затем появляется Утонувший пророк и заставляет их взорвать себя.

– Причудливо выражаешься, – сказал Страйк, – но да, я понимаю, что ты имеешь в виду.

– Я говорила тебе, что Александр Грейвс изображен на потолке храма с петлей на шее?

– Нет, не говорила.

– Это отвратительно, не так ли? Они близки к тому, чтобы прославить самоубийство, изобразив его на потолке. Выставляя Грейвса мучеником во имя церкви.

– Я полагаю, что ВГЦ вполне устроило бы, чтобы ушедшие дезертиры сами себя прикончили. Проблема решается сама собой.

– Это подтверждает слова Пруденс, не так ли? О том, что не стоит слишком быстро забирать оттуда Уилла Эденсора, ожидая, что он просто вернется к…

В этот момент они услышали звяканье на лестничной площадке, и дверь в приемную открылась. Страйк и Робин удивленно оглянулись: там никого не должно было быть, учитывая, что Мидж была в отпуске, а все остальные сотрудники на заданиях.

В дверном проеме стоял Клайв Литтлджон, коренастый и плотный, в своем забрызганном дождем пальто, его короткая стрижка не пострадала от сильного ветра. Глаза с тяжелыми веками моргнули, увидев партнеров через открытую внутреннюю дверь. В остальном он оставался бесстрастным и неподвижным.

– Доброе утро, – сказал Страйк. – Я думал, ты занимаешься мужем новой клиентки?

– Болен, – сказал Литтлджон.

– Да?

– Прислала сообщение.

– Ясно... тебе что-то было нужно?

– Чеки, – сказал Литтлджон, засовывая руку во внутренний карман пиджака и вытаскивая оттуда небольшую стопку чеков, которую он положил на стол Пат.

– Хорошо, – ответил Страйк.

Литтлджон постоял еще секунду или две, затем повернулся и вышел из кабинета, закрыв за собой стеклянную дверь.

– Такое впечатление, что он с каждого слова налог выплачивает, – тихо заметила Робин.

Страйк ничего не ответил. Он все еще хмуро смотрел на стеклянную дверь.

– В чем дело? – спросила Робин.

– Ни в чем.

– Тогда почему у тебя такой вид?

– Как он планировал войти внутрь? Вчера вечером я изменил расписание, чтобы мы могли наверстать упущенное, иначе я бы следил за Фрэнком Вторым, и у тебя не было бы никаких причин находиться здесь – особенно во время приближающегося урагана, – добавил Страйк, в то время как дождь барабанил по окну.

– О, – сказала Робин, тоже провожая Литтлджона непонимающим взглядом. – Ты слышал звук ключей перед тем, как открылась дверь?

– У него нет ключа, – сказал Страйк. – По крайней мере, не должно быть.

Прежде чем кто-либо из них успел сказать что-то еще, у Робин зазвонил мобильный.

– Извини, – сказала она Страйку, посмотрев на телефон, – Это Райан.

Страйк встал и направился в приемную. В его размышления о странном поведении Литтлджона вмешался звук голоса, а потом смеха Робин. Очевидно, планы на вечер менялись из-за погоды. Затем зазвонил его собственный мобильный.

– Страйк.

– Привет, – послышался голос Илсы. – Как ты?

– Прекрасно, – сказал Страйк, в то время как Робин понизила голос во внутреннем кабинете, и его раздражение усилилось. – В чем дело?

– Послушай, надеюсь, ты не думаешь, что я вмешиваюсь.

– Скажи мне то, что собиралась, а потом я скажу тебе, не вмешиваешься ли ты, – ответил Страйк, не утруждая себя тем, чтобы его голос звучал слишком дружелюбно.

– Что ж, тебе сейчас позвонит Бижу.

– И ты это знаешь, потому что...?

– Потому что она только что сказала мне. На самом деле, она рассказала мне и еще трем людям, с которыми я разговаривала.

– И что?

– Она говорит, что ты не ответил на ее сообщения, так что...

– Ты позвонила, чтобы отчитать меня за то, что я не отвечаю на сообщения?

– Боже, нет, наоборот!

Во внутреннем кабинете Робин смеялась над чем-то еще, сказанным Райаном. Этот человек просто не может быть таким охренительно забавным.

– Продолжай, – сказал Страйк Илсе, направляясь к внутренней двери и закрывая ее несколько плотнее, чем было необходимо. – Говори, что хотела.

– Корм, – тихо сказала Илса, и он понял, что она старается, чтобы ее не услышали коллеги, – она сумасшедшая. Она уже рассказала...

– Ты позвонила, чтобы дать непрошеный совет по поводу моей личной жизни, верно?

Робин, которая только что закончила разговор с Райаном, поднялась на ноги и открыла дверь как раз вовремя, чтобы услышать, как Страйк сказал:

– ...Нет, не хочу. Так что, да, не вмешивайся.

Он повесил трубку.

– Кто это был? – удивленно спросила Робин.

– Илса, – коротко сказал Страйк, проходя мимо нее и садясь обратно за стол партнеров.

Робин, которая подозревала, что знает, по какому поводу только что звонила Илса, откинулась на спинку стула, ничего не сказав. Заметив это необычное отсутствие любопытства, Страйк сделал правильный вывод, что Илса и Робин уже обсуждали его ночь с Бижу.

– Ты знала, что Илса собиралась указывать мне, что я должен делать со своей личной жизнью?

– Что? – переспросила Робин, пораженная и вопросом, и тоном. – Нет!

– Правда? – спросил Страйк.

– Да, правда! – сказала Робин, и это было правдой: возможно, она и посоветовала Илсе поговорить со Страйком, но не была уверена, что та все же сделает это.

Мобильный Страйка зазвонил во второй раз. Он не потрудился сохранить номер Бижу в своих контактах, но, уверенный, кого он сейчас услышит, ответил.

– Привет, незнакомец, – произнес ее безошибочно узнаваемый громкий, хрипловатый голос.

– Привет, – сказал Страйк. – Как ты?

Робин встала и вышла в соседнюю комнату под предлогом того, что ей нужно принести еще кофе. Позади себя она услышала, как Страйк сказал:

– Да, извини, был занят.

Поскольку в последнее время у Робин вошло в привычку думать о своем партнере не иначе как о друге и коллеге, она предпочла поверить, что смешанные чувства огорчения и обиды, овладевшие ею сейчас, были вызваны раздражительностью Страйка и тем, что он чуть не хлопнул дверью офиса, пока она разговаривала с Райаном. Если он хочет спать с этой мерзкой женщиной, это полностью его дело, и он сам дурак, если не понимает, что она охотится за его состоянием, которого у него нет, или хочет от него ребенка, который ему не нужен.

– Да, хорошо, – услышала она голос Страйка. – Увидимся там.

Приложив решительные усилия, чтобы выглядеть безразличной, Робин вернулась к их столу со свежим кофе, игнорируя сердитое выражение лица своего партнера.

16

В начале сильная черта. К счастью. Слабая черта на втором месте. Слабая черта на третьем месте. Беспорочному – бедствие. Сильная черта на пятом месте. Болезнь беспорочного.

«И цзин, или Книга перемен»

Перевод Ю. К. Щуцкого

Следующие пару дней Страйк и Робин обменивались только сообщениями по делу, без шуток и лишней болтовни. Робин больше злилась на саму себя, зациклившуюся на Страйке, который хлопнул дверью и упрекнул ее в пересудах с Илсой за его спиной, чем на самого Страйка за то и другое.

Страйк, осознавая, что вел себя неразумно, не извинился. Однако к его раздражению на Илсу добавилось мучительное чувство самобичевания, и оба эти чувства усилились во время второго свидания с Бижу.

Он понял, что совершает ошибку, уже через пять минут после того, как снова встретился с ней. Пока она смеялась над собственными анекдотами и громко рассказывала об известных адвокатах, которым она нравилась, он сидел почти молча, спрашивая себя, во что, черт возьми, он играет. Будучи преисполнен решимости получить хотя бы то, за чем пришел, он покинул ее квартиру через несколько часов со слабым чувством отвращения к себе и сильным желанием никогда больше ее не видеть. Единственным небольшим утешением было то, что на этот раз его подколенное сухожилие не пострадало, потому что он предпочел находиться в горизонтальном положении во время секса.

Хотя это был далеко не первый раз, когда Страйк спал с женщиной, в которую не был влюблен, никогда раньше он не трахал ту, которая ему так сильно не нравилась. Весь этот эпизод, который он теперь считал окончательно завершенным, скорее усилил, чем облегчил его плохое настроение, снова заставив его сопротивляться своим чувствам к Робин.

Страйк даже не подозревал, что отношениям Робин и Мёрфи уже был нанесен первый серьезный удар, и Робин совершенно не собиралась делиться этим фактом со своим деловым партнером.

Ссора произошла в среду вечером в баре возле площади Пикадилли. Робин, которая на следующий день в пять часов утра должна была уехать в Ковентри, вообще-то не очень хотела идти в кино в середине недели. Однако, поскольку Мёрфи уже купил билеты, она решила, что не может отказать. Похоже, он был полон решимости не скатиться к модели отношений, согласно которой они бы просто встречались на квартирах друг друга, чтобы поесть и заняться сексом. Робин предположила, что это произошло из-за страха принять ее как должное или впасть в рутину, на что, как она поняла из косвенных комментариев, жаловалась его бывшая жена.

Поводом для их спора стало случайное замечание Робин о ее предполагаемой поездке на ферму Чапмена. Стало ясно, что Мёрфи пребывал в заблуждении. Он думал, что ее не будет всего семь дней, если ей удастся завербоваться, и был потрясен, обнаружив, что на самом деле она взялась за работу под прикрытием, которая могла продлиться и несколько недель. Мёрфи был раздражен тем, что Робин не объяснила всю ситуацию полностью, а Робин была разгневана тем фактом, что он не слушал ее должным образом. Возможно, Мёрфи был не виноват в том, что из-за него вернулись неприятные воспоминания о том, как ее бывший муж считал себя вправе диктовать границы ее профессиональных обязательств, но сравнение было неизбежным, учитывая, что Мёрфи, похоже, думал, что это Страйк заставил Робин пойти на это сложное задание, а она не была достаточно настойчива, чтобы отказаться.

– Мне очень хочется это сделать, – сказала Робин сердитым шепотом, потому что бар был переполнен. Им надо было выйти уже двадцать минут назад, чтобы успеть в кино, но они даже не заметили этого. – Я вызвалась добровольно, потому что знаю, что лучше всех подхожу для этой работы, и, к твоему сведению, Страйк активно пытался отговорить меня от нее.

– Почему?

– Потому что это может затянуться, – сказала Робин, умолчав об истинной причине.

– И он будет скучать по тебе, ты это хочешь сказать?

– Знаешь что, Райан? Иди к черту.

Не обращая внимания на любопытные взгляды группы девушек, стоящих неподалеку и бросавших косые взгляды на красавчика Мёрфи, Робин надела пальто.

– Я иду домой. Мне нужно вставать рано на рассвете, чтобы поехать в Ковентри.

– Робин…

Но она уже направилась к двери.

Мёрфи догнал ее через сотню метров. Его многословные извинения были произнесены вблизи мемориального фонтана Шафтсбери с купидоном, где ее бывший муж сделал предложение, что никак не развеяло ощущение дежавю у Робин. Однако, поскольку Мёрфи галантно взял всю вину на себя, Робин почувствовала, что у нее нет другого выбора, кроме как сдаться. Учитывая, что уже половина «Да здравствует Цезарь!»³² прошла, вместо кино они пошли перекусить в недорогую итальянскую забегаловку и расстались, по крайней мере на первый взгляд, на доброй ноте.

Тем не менее, Робин была не в духе, когда на следующее утро она отправилась на север на своем старом «лендровере». Ей опять пришлось столкнуться с трудностями при попытке совместить нормальную личную жизнь и выбранную ею профессию. Она думала, что с Райаном будет проще, учитывая его род деятельности, но вот она снова в той же ситуации: оправдывается за то, что должна выполнить свои обязанности, при том, что свои он бы исполнял не задумываясь.

Ее путешествие по М1 протекало гладко, без происшествий, и поэтому почти ничего не отвлекало ее от неприятных размышлений. Однако, когда она подъехала к заправочной станции Ньюпорт-Пагнелл, где планировала сделать остановку и выпить кофе, позвонила Илса. «Лендровер» не был оснащен беспроводной связью, поэтому Робин перезвонила ей, только когда доехала до Старбакса.

– Привет, – сказала Робин, стараясь казаться более веселой, чем она была на самом деле, – как дела?

– Нормально, – ответила Илса. – Просто хотела узнать, вдруг Корм тебе что-то сказал.

– Насчет Бижу? – спросила Робин, которая не удосужилась притвориться, что не понимает, о чем говорит Илса. – Если не считать обвинений меня в том, что я разговаривала с тобой за его спиной, ничего.

– О боже, – простонала Илса. – Мне жаль. Я всего лишь пыталась его предупредить…

– Я знаю, – вздохнула Робин, – но ты же знаешь, какой он.

– Ник говорит, что мне следует извиниться, и это, черт возьми, милая мужская солидарность со стороны моего мужа, должна сказать. Я хотела бы увидеть лицо Ника, если Бижу намеренно забеременеет. Полагаю, ты не знаешь…?

– Илса, – сказала Робин, перебивая подругу, –  если ты собираешься спросить меня, расспрашиваю ли я Страйка о том, как он предохраняется…

– Ты понимаешь, что она рассказала мне – между прочим, но так, что еще пять человек ненароком ее услышали, – что, когда у нее был роман с одним женатым адвокатом, она достала из мусорного ведра использованный презерватив и ввела себе его содержимое?

– Господи, – сказала Робин, пораженная и очень пожалевшая о том, что стала обладательницей этой информации, – ну, я… я полагаю, что Страйк начеку?

– Я пытаюсь быть хорошим другом, – объясняла Илса разочарованно. – Каким бы придурком он ни был, я не хочу, чтобы он платил алименты чертовой Бижу Уоткинс в течение следующих восемнадцати лет. Из нее вышла бы кошмарная мать, почти такая же плохая, как Шарлотта Кэмпбелл.

К тому времени, когда Робин вернулась в «лендровер», она чувствовала себя еще более несчастной, чем когда-либо, и потребовалось немалое усилие воли, чтобы снова сосредоточить свое внимание на предстоящей работе.

Она подъехала к дому Шейлы Кеннетт без пяти двенадцать. Закрывая «лендровер», Робин вспомнила слова Кевина Пёрбрайта о том, что члены церкви отдают все свои деньги в ВГЦ, и задалась вопросом, как Шейле удавалось позволить себе даже такое маленькое бунгало, каким бы убогим оно ни выглядело.

Позвонив в дверь, она услышала быстрые шаги, что удивило ее, учитывая, что Шейле Кеннетт было восемьдесят пять лет.

Дверь открылась, и появилась крошечная старушка, чьи редеющие седые волосы были собраны в пучок. Ее темные глаза, в обеих радужках которых виднелась выраженная роговичная дуга, казались просто огромными за парой мощных бифокальных очков. Слегка сутулая Шейла была одета в свободное красное платье, темно-синие войлочные тапочки, кроме того, на ней были огромный слуховой аппарат, потускневшее золотое обручальное кольцо и серебряный крест на шее.

– Здравствуйте, – сказала Робин, улыбаясь ей. – Мы говорили по телефону. Я Робин Эллакотт…

– Частный детектив, да? – спросила Шейла слегка надтреснутым голосом.

– Да, – Робин протянула свои водительские права. – Это я.

Шейла несколько секунд моргала, глядя на права, а затем сказала:

– Все в порядке. Заходи, – и отошла в сторону, пропуская Робин в коридор, устланный темно-коричневым ковром. В доме немного пахло затхлостью.

– Сюда, – сказала Шейла, указывая Робин на гостиную. – Хочешь чаю?

– Спасибо. Я могу помочь? – спросила Робин, наблюдая за хрупкой на вид Шейлой, направляющейся шаркающей походкой на кухню. Шейла не ответила. Робин надеялась, что ее слуховой аппарат включен.

Отслоившиеся обои и редкая потертая мебель говорили о бедности. Зеленый диван стоял под прямым углом к креслу с обивкой из выцветшей клетчатой ткани и с такой же подставкой для ног. Древний видеоплеер находился под таким же древним телевизором, напечатанные крупным шрифтом книги виднелись в шатком книжном шкафу. Единственная фотография в комнате на полке книжного шкафа запечатлела свадьбу в стиле 1960-х годов. Шейла и ее муж Брайан, чье имя Робин знала из отчетов переписи населения, были сфотографированы стоящими возле зала регистрации браков. Шейла в юности была очень хорошенькой: темные волосы собраны в пучок, ее свадебное платье с пышной юбкой спускалось чуть ниже колен. Фотографии придавал трогательность слегка бестолковый вид Брайана, который улыбался, словно не веря своему счастью.

Что-то коснулось лодыжки Робин: серый кот только что вошел в комнату и уставился на нее своими ясными зелеными глазами. Когда Робин наклонилась, чтобы пощекотать его за ушами, Шейла вновь появилась, держа в руках звенящий старый металлический поднос, на котором стояли две кружки, кувшин и тарелка с пирожными Бейквелл марки «Мистер Киплинг»³³, как поняла Робин.

– Позвольте мне, – сказала Робин, поскольку немного горячего чая уже пролилось на поднос. Шейла позволила Робин забрать поднос из ее рук и поставить на маленький журнальный столик. Шейла взяла свою кружку, поставила ее на подлокотник кресла в шотландскую клетку, села, положила свои крошечные ножки на табуретку и сказала, глядя на чайный поднос: