Текст книги "Выше головы! (CИ)"

Автор книги: Расселл Д. Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 74 страниц)

Эвфемизм

«Теперь Бидди. Вот уж кто будет рад, что я здесь задержусь!» – подумал я и автоматически взглянул на альтер, заходя в лифт.

Плохо дело! Конец обеденного промежутка, но у Бидди уже начались занятия. Она решила закончить свой биологический курс, чему я был рад, но вот свободного времени у неё стало меньше… Если бы не выходка Одуэна, я бы уже повидался с ней. А теперь надо убить где-нибудь пару часов, чтобы перехватить её после уроков.

«Куда теперь?»

В Западном секторе я мог найти не только Бидди – там базировался «старый» киноклуб. Что если перехватить кого-нибудь оттуда и постараться выяснить специфику их работы? То, чем нет в Базе Данных. Например, как далеко может зайти режиссёр в поисках информации… И действует ли у них что-нибудь вроде кодекса – если я стану консультантом, то надо понимать, что можно рассказывать, а о чём лучше помолчать.

[Мы перебрались в Восточный сектор], – гласила «записка» на запертых дверях. То есть на дверном экране, но я бы не удивился куску бумаги с текстом от руки – люди искусства склонны креативить везде, где только можно. В Восточный так в Восточный…

«Может, к врачам? Нет, лучше перекусить!» И я пошёл в Арт-блок искать себе местечко.

На схеме, показанной на стенах, была отмечена Улица Художников, Улица Фотографов, Улица Музыкантов и даже Переулок Парикмахеров (хотя там и было всего пять имён). А кроме всего прочего, я увидел вожделенную Кулинарную Улицу.

В отличие от столовых и кафе Центральной Зоны, способных обслужить пару сотен посетителей разом, здесь работали скромные точки максимум на десять человек, и зачастую это был сам повар, его семьи и друзья. Зато кухня была более изощрённая – историческая и авторская, рассчитанная на гурманов с придирчивым вкусом.

Работали эти ресторанчики лишь часть дня, а многие даже не регулярно – едва ли не каждая вторая дверь была закрыта, потому что хозяева были заняты на основной специальности. Но выбор всё равно имелся, и я заглянул в место, обещавшее «настоящую итальянскую пиццу». Что-то такое я пробовал на планете. Или видел в каком-то кино?

Вообще, я был не против питаться брикетами, как остальные тэферы – в разгар рабочего дня это очень удобно! Минимум времени, максимум пользы. Но когда выпадала возможность остановиться в центральном куполе, я предпочитал разнообразие, тем более что логос был не против. Но по сравнению с «настоящей» едой его кушанья не отличались от брикетов.

«Настоящие»: так называли блюда, которые изготовлялись из разных продуктов. Руками. В специальном кухонном оборудовании. И каждый раз получалось уникально. Пожалуй, вот главное отличие от обычной синтезированной еды: даже булочки были непохожи друг на друга!

Правда, пришлось пождать. Поскольку хозяин не пригласил посмотреть, как всё готовится, я присел, выбрав боковой столик. Поначалу мне показалось, что я где-то встречал этого повара, уж больно внешность была колоритная: высокий блондин с кожей цвета красного дерева и тёмными глазами. Но если он и знал меня, то никак этого не выдал. Может, виделись мельком, когда я работал в Администрации.

«Интересно, он теперь напишет своё мнение, раз я посетил его уголок?»

Прихлёбывая апельсиновый сок, поданный чтобы «разбудить аппетит», я смотрел на улицу сквозь расписное стекло. Напротив угощали блюдами из морских жителей, и заведение было с пола до потолка расписано волнами с белой пеной. Я даже пожалел, что не зашёл туда – интересно было бы посмотреть, как генерятся камбалы и осьминоги! Правда, их потом убивают, чтобы приготовить… Нет, пицца всё-таки спокойнее.

И тут я увидел кое-то поинтереснее кулинарных секретов. Раскрашенное стекло, отделявшее зальчик ресторана от улицы, изнутри было вполне проницаемым, но снаружи казалось непрозрачный стеной… Поэтому человек, который следил за мной, не пытался спрятаться.

Я видел её, когда стоял у дверей «старого» киноклуба, даже хотел окликнуть, но она быстро скрылась из виду. Пару раз замечал, когда искал Кулинарную Улицу. А теперь она стояла совсем рядом, так что я мог различить синие цветы на заколке в её тёмно-каштановых волосах. Судя по домашнему комбо без отличительных знаков, она была здесь сама по себе – школьные занятия ни при чём. Но зачем Дане Иоффе сталкерить за мной?

Основные помещения Профессионального Сервиса располагались рядом с территорией Службы Досуга и школьными клубами, кое-где пересекаясь, что логично: школьники становились взрослыми, но часто не бросали своих увлечений, а увлечения могли стать профессией. Да и многие деятели типа Оксаны Цвейг работали по всем трём направлениям – как преподаватели, тренеры и самостоятельные творцы. «Может быть, Дана здесь по клубным делам?»

Я поискал в открытых списках номер её альтера. Как и в случае с Фьюром, я был отмечен как «входит в группу признанных близких», и потому её данные были мне доступны.

[Дана, если ты хочешь со мной поговорить, то я в «Vaga-lume», рядом].

Она выглядела смущённой, прочитав сообщение, но сразу же вошла. А тут и мой заказ подоспел: круглый лист теста с запечёнными овощами, мясом и сыром. Выглядело донельзя аппетитно, а пахло просто шикарно!

– Привет, Рэй…

– Привет! Присаживайся. Будешь? Это пицца.

– Спасибо. Я уже обедала, – она выглядела смущённой, но не из-за встречи со мной – из-за чего-то другого.

– Хочешь мне что-то рассказать? – подтолкнул я. – Не против, если я буду слушать и есть? А то остынет!

– Не против! Как тебе нравится…

Я управился с двумя кусками, но она продолжала молчать, водя пальцем по столешнице, покрытой клетчатой красно-белой скатертью.

Пришлось действовать самому:

– Как Оскар? Как ребята? Вы всё так же вместе?

Она кивнула, так что качнулись цветы на заколке.

– Всё хорошо? Знаешь, а красивая у тебя эта штука! Цветы совсем как настоящие!

– Это канзаси, – пояснила она.

– Подарок? Или сама себе купила?

– Подарок, – и она так тяжело вздохнула, что я понял: заколка является часть большой истории, которая мучила Дану.

Но она не знала, с какого бока подступиться, а я не мог помочь, потому что ничего не понимал – кроме того, что это что-то серьёзное, потому что никогда не видел целеустремлённую и решительную Дану такой подавленной!

Мне остался один последний кусок пиццы, когда она собралась с мыслями.

– Рэй, у тебя же есть девушка? – спросила она. – Ты встречаешься с кем-то?

Если измерять внезапность по десятибалльной шкале, вопрос был на девятку.

«Неужели она влюбилась… в меня?» – подумал я и слегка запаниковал.

– Я встречался с Бидди Жигиной. Так что, наверное, ответ «да».

– А кем-нибудь ещё? – тут же уточнила она, напомнив мне покойного Ирвина – он тоже любил вот так ошарашить!

– Нет, больше ни с кем.

– А почему?

– Не нравится мне разнообразие в этом деле, – прямо ответил я. – Не люблю экспериментировать, искать и всё такое. Такой я тип. Так что… Так что всё хорошо.

Она кивнула с серьёзным видом, не расстроившись ответом, так что у меня отлегло от сердца. Только влюбленной школьницы мне ни хватало!

– А если бы какая-то другая девушка захотела встречаться с тобой? – продолжала Дана.

Почему-то я сразу подумал о временном Главе. Ну, он не девушка, конечно… Но результат такой же.

– Я спокойно ей это объясню.

– Но это же её обидит, да?

А вот эту дилемму я знал: Утенбаева выделила целый день проработке вопроса «Как сказать правду и не обидеть», потому что юные гости спецотдела часто спотыкались на этом.

– Дана, это, конечно, огорчительно, но моей вины в этом нет. Я же не стану обманывать, верно? Ничего не буду обещать. Сразу отвечу, что так и так, уважаю чувства, но ответить на них не могу. Глупо обижаться на такое! Любой взрослый человек понимает, что не все желания исполняются и не все ожидания. Часто получается не так, как хочешь. Особенно в том, что касается чувств к другому человеку…

Я замолчал, потому что она накрыла мою ладонью своей ладошкой, и на клетчатой скатерти, как по волшебству, начали появляться тёмные круги.

«Что-то там совсем серьёзное», – подумал я и торопливо поднял ширму нашего стола. Интимность – дело серьёзное, особенно когда дело касается чувств подростка!

– Так лучше? – спросил я, когда нас окружил «стакан», украшенный такой же клеткой, что и скатерть.

Ширмы входили в обязательный набор каждого места, и я на всякий случай включил звуконепроницаемость.

– Вот, возьми, – я протянул ей салфетку из коробочки, которая стояла на столе с другими обеденными принадлежностями. – Давай, рассказывай, что там у вас стряслось. Я же вижу, что что-то происходит!

– Я виновата, – прошептала она, уняв рыдания. – Ты прав, а я не должна была ничего обещать… А я…

На самом деле, виноватой она не была. Для таких ситуаций нужен опыт – никакое «знание» не поможет, если в первый раз. А первый раз был у всех участников драмы.

Первым признался Фьюр: подловил после школы, пробурчал как бы просто так: «Мне надо сказать что-то важное», отвёл в сторону – и предложил встречаться. Дана обещала «подумать»: она была ошарашена, потому что никогда не относилась к Фьюру так. При этом он был её близким другом, и отвечать первое, что пришло в голову, она не могла.

Не успела она привести свои мысли в порядок, как тем же вечером к ней подошёл Тьюр и сказал, что «что-то чувствует к ней». И уточнил:

– Ты ни с кем не встречаешься, да?

Её ничего не оставалось, как взять тайм-аут до завтра. А утром прямо на завтраке к ней подсел умница Зейд Уистлер и признался – легко, как будто советовался по учебным делам. Он сказал, что она ему очень нравится, и он бы хотел встречаться, но «такая девушка вряд ли одна». И тогда она поняла, что Зейд нравится ей по-настоящему, всерьёз, и что именно с ним ей хочется начать. И вообще быть.

– Он умный, знаешь, какой умный? С ним очень интересно! И он не боится, ну, проигрывать или быть слабым…

Проблема была в том, что она не знала, как отказать Фюру и Тьюру, сохранить дружбу с ними, не настроить их против Зейда – понятные опасения! – да ещё не поссорить между собой.

– Ты можешь мне помочь? Поговорить с ними? Объяснить? Я знаю, они тебя уважают! Они послушают. И поймут.

Как только я услышал об этом любовном «многоугольнике», я понял, что этим всё и закончится. А зачем ещё она следила за мной, выискивая удобный момент, чтобы поговорить?

Предложение «обратиться к кому-нибудь ещё» едва не сорвалось у меня с языка, но я смолчал. Не такой человек Дана, чтобы посылать её к «уполномоченным лицам». Ни учителя, ни воспитатели, ни школьные терапевты не могли – по её мнению – разобраться с этой ситуацией. Наверняка она уже думала об этом.

Когда-то она присоединилась к «банде», чтобы «спасти» брата. Пусть в итоге получилось не так, как было задумано, но Дана не из тех, кто пускает дело на самотёк. И если она выбрала меня…

– Хорошо. Я поговорю с ними. Не обещаю, что сегодня. Завтра, идёт?

– Спасибо…

И вновь на скатерть начали падать огромные капли.

– Ну, что ты, – я протянул ей всю коробку с салфетками. – Рано говорить «спасибо». Давай подождём, как всё закончится!

Наконец, она успокоилась, и тогда я убрал ширму. Пожав мне руку на прощание, Дана покинула ресторан.

– Всё нормально? – негромко спросил повар.

– Да, пицца отличная!

– Я не про пиццу – про девочку.

Я повернулся к нему:

– Ей четырнадцать лет. Для них нормально – это когда ненормально!

Он улыбнулся:

– Это точно! Чай? У меня ещё пирог остался. С вишней.

– Давай!

Несмотря на состоявшийся непростой разговор, я не чувствовал себя утомлённым. Место способствовало. Здесь было очень уютно, и хотелось задержаться подольше. Я вспомнил, что в курсе системного управления Профессиональный Сервис обозначался как «обязательный необязательный элемент». Забавно, а ведь когда-то велись споры о том, стоит ли тратить ресурсы в этом направлении или субсидировать по остаточному принципу!

Сегодня это осталось в истории. Первый вариант рейтингов ввели уже в конце Сумрачного периода. Впоследствии эту систему доработали, но принцип был тот же: чем выше рейтинг, тем больше «мощностей» получает мастер. При соблюдении минимума сохранялся базовый комплект территории и материалов, но, конечно, отличие между хобби и профессией в том и состояло, что результат творчества должен быть востребованным…

Пицца стоила тех бонусов, которые я за неё перевёл! Воспользовавшись своим альтером, я поставил «девятку», а когда поднял голову от столешницы, увидел молодого человека, нерешительно входящего в ресторан. Он был похож на повара, только волосы потемнее и глаза – синие, а так тот же характерный индийский тип.

– Добрый день! – приветливо поздоровался хозяин. – Присаживайтесь! Что будете?

Он отрицательно покачал головой:

– Простите, я не для этого. Я к Рэю. Можно?

Тихо засмеявшись, повар открыл духовой шкаф, а когда он вышел из-за стойки, в руках у него был поднос с двумя кусками пирога на тарелках и парой кружек чая. Хороший хозяин: понял, что это опять надолго. Но улыбаться не перестал. Его ситуация забавляла. Что ж, будет, чем гордиться! Можно даже табличку повесить перед дверью: «Здесь принимал Рэй»!

Ретардация

Поговорить мы смогли только через час.

Ничего такого я не ожидал и даже не планировал, но сообщение о том, что я задержусь на станции, подействовало на Бидди весьма возбуждающим образом. Сначала мы обнялись и поцеловались как бы в честь окончания разлуки. Потом продолжили первое и второе – и усложнили. Потом стало очевидно, что поцелуями и объятиями не обойтись. Да и зачем себя ограничивать?..

Бидди очень соскучилась, а я, как оказалось, соскучился по ней и по всему остальному – по ритуалу раздевания, когда мы путались в одежде, и это было смешно и приятно, и по правилу «я начинаю – ты потом», которому я подчинялся с деланной покорностью, падая навзничь на постель и позволяя ей усаживаться сверху. Мне ощутимо не хватало всех этих чувств – тяжести её тела и гладкости кожи, звуков её дыхания и того, что я мог видеть. Я любил её предсказуемость, составленную из проверенных этапов. Под конец она уставала и уступала мне ведущую роль – а я спрашивал: «Ты точно уверена?», а она лишь мурлыкала в ответ. Мне нравилось это занятие и нравилось делать это с Бидди, потому что она умела получать и дарить удовольствие – и нам обоим этого было достаточно.

Так что мы сначала напомнили друг другу, как нам хорошо вместе, и лишь потом, лёжа в обнимку под покрывалом, смогли поговорить.

Бидди рассказала, что собирается перевестись в лаборатории Проекта Терраформирования. Но для этого надо было завершить образование: биологию она бросила на середине курса. Вообще бросила всё, что можно. Устроилась в настройщики, потому что это была едва ли не самая простая работа. Перестала рассчитывать на будущее и жила одним днём – так было спокойнее. Ей ничего не хотелось, и никто ничего от неё не требовал. Повседневный распорядок позволял не думать, ночные смены защищали от непредвиденных встреч. Ничего не происходило – для неё это значило, что не происходило ничего плохого.

Но потом всё изменилось: у неё появилась если не цель, то какой-то смысл в жизни. Она начала вылавливать в окружающем мире что-то ценное для себя. Внезапно перемены перестали пугать. Она заказала у модельеров новый – особенный – комбинезон. Стала задумываться о том, к чему может привести странное увлечение популярным «персонажем». У неё не было названия для той штуки, что поселилось в ней, но она определённо было радостной!

А потом появился я, во плоти, настоящий и доступный. Я не просто заметил её – сделал свой шаг. И тогда Бидди сделала свой, разрывая кокон, в который она так долго пряталась. И окружающий мир перестал проноситься мимо.

В итоге Бидди смогла перешагнуть через тот трудный период. Но о том, что он был «трудный», она поняла лишь после того, как вынырнула.

– Но к вам всё равно не хочу… – извиняющимся тоном добавила она. – В лабораториях полно дел. И мне нравится на станции!

– Разве это плохо? – я освободил затёкшую руку, на которой она лежала, и поправил подушку под головой. – Каждый должен быть так, где ему хорошо!

– Мне нравится здесь. И с тобой тоже, – она прижалась щекой к моей груди – прямо напротив сердца. – Ты же потом всё равно улетишь!

– Ну, вот, я думал, ты обрадуешься, что я задержусь на пару месяцев, а ты повесила нос… Я вообще мог застрять там на несколько лет!

– Не мог, – рассмеялась она.

– Откуда ты знаешь?

– Мне Ганеша сказал. Когда тебя отправляли, я очень расстроилась, а он сказал, что это ненадолго. А потом сказал, чтоб я писала свой отзыв, как другие… Ой, я не должна этого говорить!

– Знаю я про это всё, – вздохнул я. – Про отчёты и гражданскую инициативу…

– И что думаешь? – осторожно спросила она.

Я не сразу ответил – лежал, гладя её по волосам и рассматривая в потолок.

Потолок был расписан под небо, и часть стен тоже. Просто краской, без всяких голограмм и экранов: синее небо, белые облака, чёрные птицы и опускающийся вдалеке катер с красной полосой по борту. Именно что опускающийся: художник со знанием дела обозначил расходящиеся потоки от воздушной подушки. Если бы катер поднимался, эти потоки собирались в узкую колонну.

– А знаешь, я об этом даже не думал, – признался я Бидди – и самому себе. – Как-то не до того было… Столько всего, сама видишь! Я вообще о них не думал. О моих… Что их больше нет… Сначала чувствовал себя преданным, что мне не рассказали. Разозлился на Главу… Потом было не до того.

Три месяца прошло с того дня, когда я узнал о поправке «Т-191-006» и том, что случилось на «Дхавале» после моего отъезда. Я успел стать преступником, а потом стал тэфером. И даже вернулся. Но всё никак не мог толком обдумать это событие.

– Ты скучаешь по ним? – шёпотом спросил Бидди.

– Не знаю… Не знаю, как это объяснить! Я скучаю по тому времени, когда считал их живыми. Я не ожидал, что ещё раз их увижу, но хотел, конечно. Можно было просто связаться! Например, что-нибудь записать для них и скинуть через СубПорт. Чтобы они узнали, как у меня дела и что я успел сделать. А теперь… – я вздохнул – и эхом вздохнула Бидди. – Теперь я понимаю, как себя чувствовали люди после «Кальвиса»! Надеялись, что это только у них, только с ними, а потом оказалось, что это везде… Ты смотрела «Тёплые руки»?

– Да, конечно, – откликнулась она. – Очень грустный. Я плакала в конце. Там ещё песня такая!..

– А я этого не понимал – того, что было в конце. Когда они ждали новостей из СубПорта и говорили друг другу: «Это только у нас». Песня нравилась, но вот это чувство, когда узнаёшь, что те, о ком ты думал, о ком беспокоился, для кого делал записи, что их больше нет… А у вас… У тебя… кто-нибудь… погиб? – осторожно спросил я.

– Брат, – просто ответила она. – Тимофей. Он был младше Анды. Улетел учиться – и остался там. Он был на «Финелле». Командовал там целой лабораторией! Сдал на родительство со своей девушкой… Мы так гордились!

Её голос сорвался, и она замолчала. Прижалась ко мне, как будто пыталась защититься от чего-то. От того, что уже случилось. Как будто от этого можно было защититься!

Мы долго молчали. После её скупого рассказа о погибшем брате я осознал, почему меня так поддерживали. Не из-за моих «подвигов» – они выделялись разве что экзотичностью, но в целом ничего героического я не совершал. Можно было «разрешить» мне неношение специального знака – и только.

Я потерял родных, как и они. Но для них это было несчастьем, ужасной трагедией, роковой ошибкой… И они научились переживать своё горе, чтобы идти дальше. Ценный опыт! Они могли отделить себя от «бэшек» по принципу: «Это мы, а это они» – и осознать эти обстоятельства как стихийные.

И вдруг оказалось, что ситуация может быть обратной, и они, люди, способны стать безжалостными убийцами…

Не ради меня они старались, не ради моих или своих мёртвых близких, а ради себя самих. Чтобы жить дальше после «Кальвиса», им пришлось заново осмыслить этот мир. И ничего не могло быть отложено или оставлено «на потом». Убийство должно быть названо именно этим словом, а убийцы – получить соответствующее наказание. Никакого «отключения» или «закрытия проекта»! Не знаю, о чём думал профессор Нанда и остальные из комиссии, как они себя успокаивали… Но для тильдийцев ничто не могло оправдать такой поступок! Особенно теперь, когда я стал одним из них.

И тут я вспомнил.

– Бидди, у меня совсем из головы вылетело. Ну, вот… Нужно было сразу сказать…

– Что? – она приподняла голову и посмотрела на меня.

По её сонному виду я догадался, что она задремала. Что ж, это лучше, чем мучить себя бесконечными размышлениями!

– Ты знаешь парня по имени Илай? Илай Петерсон? Он твой ровесник, но прилетел на «Тильду» позапрошлым СубПортом, так что вряд ли вы знакомы по школе. Работает вроде как в лабораториях на производстве и… В чём дело?

Бидди перекатилась на спину и хихикала, закрывшись покрывалом с головой.

– Значит, всё-таки знаешь…

Она попыталась ответить, но её душил смех.

– Если он так тебя смешит, то, наверное, не стоит об этом…

– Ну, почему… Он милый… – с трудом проговорила она, вытирая кулачком слёзы, катящиеся по щекам. – Он мне песню посвятил! Представляешь?!

– Смешную? – уточнил я, злясь на свою доверчивость.

«А говорил, что она ни о чём не догадывается!»

– Печа-альную! Обрыдаться!

– Что ж ты смеёшься?

– Потому что это смешно!

Я вздохнул и, сев на постели, повернулся к ней.

– В общем, так: этот Илай сегодня подошёл ко мне и попросил передать тебе, что ты для него, цитирую, «единственная и неповторимая», причём уже второй год. Подойти к тебе и рассказать это он не может, потому что сначала ты от всех пряталась, потом носила тот комбо, а потом появился я. И он уже не может просто подойти и всё сказать, но ему очень плохо… Бидди, ему правда, тяжело. Он, вроде, хороший парень. Ну, что ты его мучаешь?

– Я его не мучаю! Я вообще ничего не делаю…

Она была не совсем права, но я не стал уточнять.

– В общем, я передал, как он просил. Дальше решай сама.

– Что – я?

– Как ты к этому относишься?

Я потёр лоб:

– Как я могу к этому относиться? Это касается вас двоих! Забыла, что наши отношения больше не парные? Ты же мне тогда разрешила, да? И я тебе разрешил… Так что мнения спрашивать не обязательно! Илай подошёл ко мне, потому что был уверен, что я не сегодня-завтра улечу. И что у него появится шанс – с тобой. К кому ему ещё обращаться?

– Бедный! А он так надеялся!

– Ну, хватит уже! Человеку больно… А я чувствую себя собакой на сене. Бывать с тобой часто я не смогу: ты вот учишься, а у меня два дела, не считая врачей, а учитывая тенденцию запрягать меня в каждую проблему… – я вновь вздохнул. – Он же тебе не противен?

– Нет, – она выглянула из-под покрывала и лукаво взглянула на меня. – Он милый.

– И песню для тебя сочинил, – напомнил я.

– Хочешь, что я с ним встретилась?

– Я хочу, чтоб ты поступила так, как будто… Ты бы с ним попробовала бы, если бы я завтра улетел?

Она пожала плечами – и от этого движения покрывало соскользнуло вниз, открывая её ключицы.

– Наверное, да. Он ничего так…

– Вот. Это я и хотел услышать.

Как по волшебству, покрывало скользнуло ещё ниже, почти к пупку.

– Значит, мне с ним встретиться? – лукаво переспросила она.

– Решай сама. И не проси у меня совета, что я, логос, что ли, всё про всех понимать, – пробормотал я, наклоняясь всё ниже.

– Хорошо, – серьёзно ответила она. – Я попробую. Он хороший человек, так что… Только имей в виду, что всегда-всегда, что бы ни случилось, ты останешься моим самым главным мужчиной…

И тут запищал альтер: сначала Биддин, напоминая о том, что через час начнётся её смена. Потом – мой, сообщая об отложенном сообщении. Всё верно: я выставил «не беспокоить», но раз Бидди скоро на работу, то и мне не положено прохлаждаться!

[Это правда, что ты собираешься задержаться на несколько недель, чтобы консультировать Гомера Одуэна по его новому фильму?]

[Да], – просто ответил я.

«Интересно, временный Глава тоже рад? Или…»

[Хорошо. Оставайся, сколько надо. О судебном решении не беспокойся: фильм – это веский повод].

[Спасибо].

Хотя, за что тут благодарить? Он просто выполнял то, что желало большинство на станции. Для этого его и выбрали: хранить мир и неизменность ситуации до выборов. Он и хранил…

Но сообщение уже ушло. И тут же, как показал альтер, было прочитано. Не отозвать!