Текст книги "Выше головы! (CИ)"

Автор книги: Расселл Д. Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 74 страниц)

Колени

– Искать – не собираешься?

Я нимало не удивился, когда мой супервайзор подняла эту тему – но я ожидал, что это произойдёт после разговора о состоянии Молли. После ежедневного отчёта. Не сразу. И не так в лоб!

– Рэй, неужели тебе не интересно?

Я вздохнул, покосился на Утенбаеву. А вот ей как – всё интересно или только то, что по специальности? Много всего может быть, что расходится с её чувством «всё в порядке»… Да что угодно может происходить! На самом деле. Совсем недавно, когда маньяк выбирал себе следующую жертву – кто, кроме группы «А-М-112», знал о происходящем? Никто. И всем было спокойно. Потому что доверяли Администрации.

– Нет. Не интересно.

– Не верю!

– Пожалуйста, не верьте! Верьте, во что хотите, а я буду… Понятно же, что она врёт! Выдумала, чтобы задеть меня. Для этого и явилась. Как вообще такое может быть – ещё один А-класс, да ещё и женщина!..

– А если это правда?

Больше всего мне хотелось встать с диванчика, извиниться, попрощаться и пойти спать. Лечь пораньше – после такого дня! Чтобы всё произошедшее стало страшным сном… Мне не хотелось продолжать. Это значило бы сыграть по правилам Ядвиги. Лучшее, что я мог сделать, забыть о ней и её «истории» навсегда.

Интересно, а что будет делать Утенбаева, если я встану и уйду? Как она меня удержит? Как проявит свою власть? Что она вообще может? Ну, разве что выгнать меня из скво. Потребовать перевода в другое место. Мне-то уже всё равно, но вот другим!.. Молли расстроится, и не только она. Поэтому я собрался с силами и постарался объяснить:

– Я ей не верю. И буду дураком, если рискну поверить!

– Будешь выглядеть дураком – ты это хочешь сказать?

– Ну да!

– А как она узнает? – хмыкнула Утенбаева. – Её переводят из Западного. У неё нет здесь никого, кто бы следил за тобой!

– Хорошо. Я не хочу выглядеть дураком перед собой.

– Но тебе же интересно? Честно? Интересно?

– Интересно, да. Но я не хочу поддаваться ей. Потому что она любит такие штуки: заставить других поступать так, как она задумала. Так вот, я не хочу, чтобы она со мной такое проделала!

– А можно я напомню, как пару месяцев назад ты был готов позволить проделать с собой худшие вещи? Намного худшие!

Это был подлый приём! Но я сдержался.

– Она лгунья, и вряд ли перестала быть лгуньей, поносив «ржавь». Всё это она придумала только для того…

– Она не лгала, – доктор перебила меня – и наклонилась близко-близко, используя в качестве опоры моё колено. – Она верила в то, что говорила! Я видела – для неё это случилось на самом деле! Она видела то, что видела!

Я вздохнул и отвернулся. Опять спамерские игры! Как я могу знать, правду говорила Ядвига или нет, если я не знаю, насколько правдив оценивающий её эксперт!

– Не важно…

– Думаешь, она может обмануть меня?

– Откуда я знаю?!

– А что ты вообще знаешь?

– Я знаю, что андроидов А-класса женского пола нет, не было и не может быть! – выложил я последний аргумент, но на спамершу-скво это не произвело ни малейшего впечатления.

– Рэй, а можно поинтересоваться – откуда ты это знаешь?

Я открыл рот, чтобы ответить, но понял, что она права: у меня не было ни одного источника информации, надёжного на сто процентов. Ни Проф-Хофф, ни Инфоцентр «Дхавала» не могли считаться надёжными. А логосы на «Тильде»? Но чем они лучше?..

Не получив ответа, Утенбаева отодвинулась от меня. Как будто отпустила.

– Можешь идти!

– Я…

– Иди, если хочешь!

Я остался, и мы какое-то время просто молча сидели в уютном полумраке, закрытые ширмой от остальных.

– Что с ней случилось? – осторожно спросил я. – С Ядвигой? Что с ней стряслось, что она стала такой?

Доктор Утенбаева откинулась на спинку дивана, потянулась.

– Вы не знаете, да?

– Я не вижу особого смысла изучать этот вопрос. И тратить на него время.

– Почему?

Она усмехнулась.

– Со следующим СубПортом отчёт о её подвигах прилетит всем, кто с ней работал. Вот пусть и ломают голову, где они напортачили! А я ею не занимаюсь, потому что она этого не хочет. В обязательном порядке мы занимаемся только детишками, – напомнила она. – Так что и тебе об этом думать не надо! Не загружайся!

– Есть же понятие опыта, – нахмурился я. – Если мы будем знать, что было не так…

– То что? Мы не допустим тех же ошибок?

Я не ответил.

– Рэй, такое случается! И будет случаться! Чтобы мы ни делали, как бы ни старались, всё равно некоторые люди будут такими, как Ядвига.

«Или как Просперо Мид», – подумал я, и прошептал.

– Люди из прошлого…

– Что? – переспросила Утенбаева.

– Как будто люди из прошлого, – объяснил я. – Из докосмической эпохи.

Она нахмурилась:

– При чём здесь это?

– Ну, были же люди тех времён – и Ядвига как будто оттуда…

– Рэй, а ты думаешь, мы отличаемся? Ну, конечно, ты так думаешь! И вся ваша команда так думает! Вы сняли фильм о том, как «правильных» людей становилось всё больше. Как будто это как-то накопленный признак, как… я не знаю…. как чёрный цвет у тюльпанов!

– Это была идея Туччи, – начал я оправдываться. – Виктора Туччи. Про людей с искрой.

– Это была идея мальчиков, – язвительно поправила она. – И учителя, для которого важнее быть понятым, чем сказать правду. Ты-то сам как считаешь?

Я беспомощно огляделся вокруг, но не успел полюбоваться на цветочный орнамент ширмы, как Утенбаева включила нейтральный белый режим, превратив «садовую беседку» в холодный лабораторный отсек.

– Я вообще никак не считаю, – ответил я. – Его версия должна быть верной, потому что он двадцать лет работал в школе. У меня нет такого опыта. Поэтому я принял его версию.

Честно, хотя и не сказать, что приятно. Знакомое ощущение…

Доктор похлопала меня по колену и вернула цветы.

– Я не прав?

Она молчала.

– Не прав. Хорошо. А что верно? Дело не в людях?

– Нет.

– А в чём тогда?

Она помолчала немного, подбирая слова – а может быть, специально вынуждая меня ждать.

– Система. Общество. Нормы. Люди вообще не особо изменились! Чего мы добились за двести лет, это снизили наследственные заболевания. Но в целом это всё те же люди. Идентичные тогдашним. Общество изменилось. Соответственно, твоя Ядвига считается сорняком. А Молли – достойным гражданином.

Я печально усмехнулся:

– Жаль, Молли другого мнения!

– Она вообще не думает в этом направлении! Это моя работа – думать об этом. И твоя.

– Кто же тогда изменил общество, что оно стало таким?

– Никто его не менял! Как ты вообще представляешь изменение общества на планете, где уживается десять миллиардов людей и пара сотен государств? Какая сила нужна, чтобы изменить хоть что-то?

– Ну, это…

– Десять миллиардов, Рэй, – повторила она с нажимом. – Десять.

Я осёкся, заставил себя обдумать её слова – представить то, что она говорили.

Цифра. Нули. Как нас учили в самом начале, когда мы с трудом представляли, что такое счёт: рассыпай яблоки по земле и медленно поднимайся. Десять, сто, тысяча, десять тысяч. Десять миллиардов. Да я даже сто тысяч не мог вообразить!

– Это точно? – переспросил я.

– Ну, примерно. Плюс-минус. Ну, девять с лишним на самом пике.

– Но нас же сейчас… – я мысленно нарисовал другую цифру рядом с десятью миллиардами. – Нас же…

– Да-да!

– Значит… Но как же тогда…

Я вычел второе из первого – и заново оценил результат. Он не сильно отличался от первоначальных десяти… пусть даже девяти миллиардов. Только теперь это было другое число. С другим значением. С иным смыслом.

– Как это сделали? Столько людей… Что случилось?!

– Много всего, – невозмутимо ответила Утенбаева, прихлёбывая чай. – Много всего такого, о чём предпочитают не рассказывать на уроках или в шоу. И никогда не дают эту цифру в чистом виде. «Существенное сокращение», «демографический спад» – ты знаешь слова. Но не пугайся так! Люди, которые жили тогда, тоже не представляли себе эту цифру. Они и миллиарда не могли представить! И даже миллиона. У них был такой же круг общения, что и сегодня. Такое же максимально число связей, что и тогда. Всё остальное – работа воображения.

Я перевёл дух. Число по-прежнему оставалось нереальным. Нереально страшным.

– Но потом всё изменилось, – подытожил я, надеясь снова вернуться на успокаивающую позицию «прошлое прошло, в настоящем всё правильно». – Они же всё равно изменили жизнь!

Утенбаева посмотрела на меня, как на ребёнка.

– Рэй, скажи, пожалуйста, ты знаешь, почему «Сальвадор» назвали «Нью-Эдемом»? «Новый Рай» – ты хоть знаешь, что такое «рай»?

– Я читал, – поспешно отозвался я, припоминая отрывки из религиоведения – у нас был сокращённый курс, и я никогда особе не интересовался этой темой. – Место после смерти. То есть место, откуда всё вышло. И там жил бог.

– Идеальное место, – уточнила Утенбаева. – Состояние, в котором хотелось бы быть больше всего. Жизнь как она представляется в самых сладких мечтах… Вот для тебя что самое идеальное? Чего бы ты хотел?

Призрак Чарли встал передо мной. Линда. Проф-Хофф. Ребята. Я сам – на три года моложе и на миллион лет наивнее и счастливее.

– Вы знаете, чего.

– А можешь обозначить словами? – попросила она. – Я не умею читать мысли!

Шутка из тех дней, когда мы только познакомились. По-прежнему не смешная. Потому что на самом деле она умела.

– Хочу, чтоб меня не трогали. Чтоб оставили в покое. Чтобы позволили заниматься тем, чем я сейчас занимаюсь.

– И всё? – не отставала она.

– Всё, – кивнул я и пояснил. – Не хочу того, чего не может быть. Нет смысла хотеть! Даже думать об этом… странно. Мне нравится то, что у меня есть. Я хочу, чтоб меня перестали дёргать. Вы можете это устроить?

Она отрицательно покачала головой:

– Ты работаешь с людьми – тебя всегда будут дёргать!

– Вы знаете, что я имею в виду! Власть. Леди… Камрад Кетаки. Вы. Туччи. Все, кто имеют власть надо мной. Я хочу, чтоб вы оставили меня в покое и позволили заниматься тем, чем я сейчас занимаюсь!

– Они хотели того же самого, – спокойно сообщила Утенбаева. – «Чтобы их оставили в покое и позволили заниматься делом». Экономика, экология, политика – всё это было лишь оправданием! Они хотели удрать с Земли. Бросить всё лишнее. Оставить позади всё то, что мешало. Самим управлять своей жизнью и собой. Остальное добавилось в процессе. А изначально они хотели именно этого – начать историю с нуля. И они смогли, хотя тогда мало кто верил, что это вообще возможно. Потому что миллиарды жили по-старому и не хотели ничего менять. А кучка идеалистов решила, что с них хватит. Ну, конечно, твоим мальчикам этого знать не нужно, – уточнила она. – Официальная история гласит, что было решение масс, что в основе лежала идея спасти Землю и подарить человечеству космос. И это хорошо. Потому что правда гораздо грустнее!..

– Но они всё-таки смогли! – не сдавался я. – Они изменили мир!

– Я бы сказала, что они пристроили новое общество к старому, – поправила она. – Желающих было много – поэтому и получилось. Но пока не была создана новая система, эти желающие вполне выживали в старой.

– А другие? – спросил я. – Те, кто не хотел, но всё равно, – я запутался – и не смог продолжить.

– Ну, ты же видел Ядвигу? Как она – легко уживается с нами? Ей нравится наша жизнь? А это лёгкий вариант! Она застряла на стадии подросткового бунта, но всё остальное кажется ей нормальным…

– Как они сократили эти десять миллиардов? – перебил я. – Что они сделали?

Она с состраданием взглянула на меня.

– Ничего особенного. То же самое, что и с собой.

Теперь мне хотелось попросить её, чтобы она проговорила ответ – обозначила его словами. Но что я буду делать после этого?

– Это было непростое решение, – невозмутимо продолжала она. – Временная мера, кстати. Ничего необратимого. И только для мужчин.

– Если это правда, то…

– Рэй, к тому моменту каждый четвёртый сделал это добровольно. И «Сальвадор» уже был заполнен. И строили первый СубПорт.

Я сидел, придавленный информацией, по сравнению с которой даже существование таинственной «ашки» не казалось чем-то из ряда вон. И заговор Главы Станции воспринимался совершенно естественно – для мира, основанного на таких поступках.

– Ты не представляешь, что тогда было, – пояснила Утенбаева. – Совсем не представляешь! Думаешь о них, как о людях «Тильды».

– Вы сами сказали, что разницы нет, – напомнил я.

– А её нет! Сколько вмещает станция?

– Двести пятьдесят тысяч.

– Максимум. А сейчас и семидесяти нет, так? Двести пятьдесят тысяч – это небольшой город на Земле. Что делать с остальными? С остальными Ядвигами? Не знаешь? Не хочешь знать? Придётся их бросить! Рэй, ты не сможешь спасти всех! Не можешь сделать всех счастливыми! Кто-то останется за бортом, так или иначе. И тебе пора примириться с этим. Иначе за бортом окажешься ты!

Плечи

Вода плескалась вокруг меня, ласково укачивая – нежно-голубая, прохладная и невероятно прозрачная. И чистая – циркуляция позволяла удалить любые примеси и мусор за считанные секунды. Хотя какой тут мог быть «мусор» – разве что биопыль, мельчайшие частички кожи, волоски. В воздухе и то кружило больше!

Я подумал, что эта вода из бассейна была безопаснее питьевой воды – там, в прошлом, на Земле. Раньше вода была сокровищем – то есть были люди, для которых она была недоступна. В больших объёмах недоступна, иначе они бы умерли. И это происходило даже в то время, когда технически можно было сделать так, чтобы её хватало на всех! «Прогресс», как его тогда понимали, ничего не значил без изменений «системы». Если верить Утенбаевой. Но во что ещё можно верить? Просто создали новое общество (где всем хватало воды, и никто не голодал), а старому помогли закончиться. И теперь я плавал в совершенной воде – я, которого создали совершенным человеком, но не планировали сделать настоящим человеком, потому что люди не могут быть совершенными…

И всё-таки это было очень здорово – рассекать эту гладкую податливую массу, одновременно твёрдую и покорную моим движениям! Чистейший аш-два-о, и мне не нужно было беспокоиться о вирусах или бактериях: на станции, утыканной фильтрами, любое подозрение на болезнь поднимало по тревоге медиков. А логос с упоением принимался выявлять источник опасности. Как рассказывала Сара («Наверное, она уже родила – надо бы её поздравить»), будучи посредником, она часто слышала, что для ИскИнов исполнение предназначения сродни оргазму. Ещё один маленький шажок к совершенству, ещё одна победа над хаосом… Но у «бэшек» это было немного иначе.

– Извини! – донеслось до меня, и прежде чем я успел среагировать, брызги от упавшего рядом мяча заполнили мой нос и рот, давая дополнительную возможность убедиться в чистоте и температуры воды. – Ты в порядке?

Очень хотелось спросить, как это они умудрились докинуть с другого конца бассейна, но общаться не хотелось, и я молча вернул им мяч: выпрыгнул из воды и швырнул со всей силы, устроив им ответный фонтан брызг.

– Вы как, в порядке? – не удержавшись, поинтересовался я.

Ответом был громкий смех.

Вот и ладно. Ребята пришли поиграть после смены, а заодно позаботиться о своём здоровье. Чтобы в медблоке не журили за отвисшие мышцы и животик. И чтобы выглядеть хорошо для своего партнёра. То есть примерно для того же, для чего сюда ходил я, только в моём случае на первом месте были художники из студии Оксаны. Что им там особенно нравится? Плечи? Значит, будет плавание. Лучше, чем беговая дорожка.

Внезапно я поймал себя на том, что жду приглашения. Всплески, удары ладоней по мячу и короткие восклицания, доносившиеся со стороны игрового поля, служили постоянным напоминанием о моей выключенности, об одиночестве, которому я, тем не менее, был рад. Я бы отказался, если бы меня пригласили, и нашёл бы дюжину аргументов! Но само приглашение значило очень много.

Узнали ли они меня? На мне не было предупреждающих знаков – бассейн оставался единственным местом, где я мог обойтись без проклятой маркировки. Мне это разрешили – Глава Станции выпустила распоряжение, и никто не стал его оспаривать, поэтому я мог спокойно плавать и нырять как обычный человек. И даже после того случая, когда я едва не утопил Нортонсона, ничего не изменилось.

Но они вполне могли узнать меня в раздевалке. Всё-таки я «звезда»: сначала репортажи Ирвина, потом всё остальное. Перевод в спецотдел сам по себе должен быть стать новостью: из помощников Главы Станции – в натурщики! Может, поэтому и не пригласили? Подозревали во мне наказанного нарушителя, от которого лучше держаться подальше?

Глупо было гадать, что происходило на самом деле – может быть, у них просто не было мест в команде.

Отдыхая после заплыва, я украдкой поглядывал на них. Смотреть на самом деле было не на что: над водой виднелись только головы и руки – и летающий туда-сюда оранжевый мяч. Но мне достаточно было знать, что они там.

Свободные. По сравнению с «такими же людьми» из прошлого они были до невозможности свободными – от страха, от необходимости выживать, от ненависти к тем, кто по воле случая или обстоятельств получил больше доступа к ресурсам. Они управляли своей жизнью и могли выбирать любую доступную возможность. Они были свободными от стереотипов, обязывающих быть «сильными», «умными», «бесстрашными» или «свободными». Они могли просто быть собой.

Они были свободны даже в любви – Утебаева рассказывала, какими запутанными были отношения в докосмическую эпоху. А может быть, она хотела подчеркнуть важность своего отдела, потому что одних проблем с обеспечением потребностей было достаточно, чтобы сойти с ума, а тут ещё все эти грехи и запреты. Впрочем, если пытаться совместить деторождение, воспитание и секс, то получится примерно то, что она описывала – необходимость постоянно разрываться между противоречивыми требованиями общества и при этом не иметь права признать эти роли несовместимыми…

В прошлом наверняка были похожие ситуации. Люди плавали в бассейне после работы и играли в мяч. И дружили. «Никакого отличия», – как объяснила Утенбаева. Но она ошибалась – я знал, что ошибалась! Потому что теперь всё было иначе.

После тренировки, в душевой я продолжал думать об этом, и так увлёкся, что не заметил, как ко мне подошли недавние игроки.

– Извини… Ты же Рэй? Тот самый? Андроид?

Я выключил воду – и позволил струям тёплого сухого воздуха обрабатывать мою кожу. Просторная белостенная душевая была по умолчанию общей, но с возможностью отгородиться. Я пожалел, что не воспользовался ширмой – и одновременно отлично понимал, почему я так не сделал. Опять надеялся, что со мной захотят пообщаться… Точнее, открывал такую возможность вопреки своему желанию.

Мне хотелось закрыться от всех, спрятаться, но я всерьёз опасался, что эти порывы приведут к болезненному затворничеству и, в финале, социофобии. Сначала убегаешь туда, где нет людей, потом просто не выходишь из своей комнаты. Как Дэвид – один из моих братьев, который очень тяжело переживал лишение статуса…

Вежливый кашель прервал мои печальные размышления, и вернулся в мир гладких белых стен, украшенных силуэтами китов и осьминогов. «А в Восточном были камбалы и морские коньки».

Парни, стоящие вокруг меня полукругом, выглядели мирно, но это ничего не значило… Для параноика вроде меня.

– Да, я. Рэй, серийный номер ДХ2-13-4-05.

– А что, есть другие Рэи? – хмыкнул один из них – самый высокий.

Я подумал о том, что рассказала Ядвига Зив, и улыбнулся в ответ:

– Не знаю. Я ещё не проверял!

– Отлично! – отозвался он, оценив шутку. – Ещё не проверял он… Ха!

– Хорошо, что у тебя есть чувство юмора, – заметил другой, с бронзовой кожей, с узкими сощуренными глазами, заметно перекаченный и похожий из-за всего этого на варвара. – Это пригодится!

– Мы хотим пригласить тебя в команду, – торопливо объяснил третий – «самурай» со следами свежих операций по всему телу. – В нашу. По баскетболу. Ты же играешь?

– Я умею, – кивнул я, пытаясь сообразить, что с ним случилось, что столько имплантационных стыков – его явно собирали по частям, и я был готов поспорить, что без моего матричного клонирования здесь не обошлось!

– Заметно, что умеешь, – кивнул верзила. – С таким-то броском…

– Но я андроид.

– Мы понимаем, – сказал четвёртый – высокий узкоплечий молодой мужчина со сломанным носом – впервые я видел такую травму не в кино!

«Интересно, что ему мешало…»

– И правила позволяют? – уточнил я.

– А кто их устанавливает, правила эти… – пробормотал «варвар».

– Ты же не механизм для забрасывания мячика! – хмыкнул «самурай». – Вон, даже в бассейн ходишь, чтобы быть в форме.

– У нас капитан выбыл, – объяснил «сломанный нос», не торопясь выходить из-за спин товарищей. – Ганеша Зотов – слышал? В общем, его починили, конечно, но играть он пока не сможет. А он был лучшим. А у нас летний турнир совсем скоро…

– И нам разрешили взять тебя, – подхватил «самурай». – На эти игры. Если ты согласен. Ты как, согласен?

Я оглядел их – пятеро «активистов», а я насчитал больше, но остальные игроки, видимо, уже ушли.

– А что, его некому заменить?

«Сломанный нос» вздохнул, но ответил мне тильдиец, который до этого момента молчал.

– Заменить его нельзя. Потому что он лучший спортсмен в секторе, если не на станции, – и он выразительно заглянул мне в глаза. – Но в баскетбол у нас играют немногие. Выбор небольшой…

Только тогда я вспомнил, где его видел: рядом с Ирмой. Человек-тень, ничем не примечательный, но при этом с чёткой аурой присутствия.

Похоже, он догадался, о чём я сейчас подумал, и протянул руку для знакомства.

– Отто Тедерик. Моего брательника ты видел в Восточном. И его супругу… Супругу больше, – на этих славах все заулыбались, и я тоже не удержался, вспомнив Ирму.

Рукопожатие послужило сигналом.

– Эрик Уистлер, – «варвар» оказался братом юного программиста, который помогал Фьюру и Тьюру в их «шуточках».

– Андрэ Жигин, – представился верзила – и не преминул уточнить, – Дейзи много про тебя рассказывала!

Я сразу вспомнил малышку Соню в тигровом костюме и неизменно весёлого Улле, который наверняка рассказывал обо мне гораздо больше, как и подобает спамеру.

– Франц Когоут, – «сломанный нос» ограничился именем и фамилией, но эту фамилию я помнил очень хорошо.

– Леон Лучано, – родственные связи «самурая» оставались – пока что – загадкой, но я был уверен, что с его братьями, сёстрами или родителями я уже успел пересечься.

Даже упомянутый капитан команды Ганеша Зотов был мне косвенно знаком – через сестру Ханну, талантливую спортсменку и мастера по вязанию узлов.

– Ты подумай, – предложил Отто после того, как мы закончили со знакомством.

– Подумаю, – кивнул я. – Обязательно.

– Пары дней хватит? В среду один из нас заглянет к вам. За ответом.

Можно было ограничиться альтером, но я понимал, почему надо глаза в глаза, вживую, «контактно». Командная игра, последствия имплантационных операций и характерные следы на шее и в паху, время (чтобы посещать бассейн после завтрака, надо выходить в ночную или вечернюю смену) – они работали в «пограничье», между станцией и космосом. Монтаж, строительство, внешний ремонт. Другие правила. Совсем другой мир. И он мне ощутимо нравился! Значит, надо принять приглашение?

Никогда раньше предупреждающий знак на комбо не казался мне таким незначительным. Да, у меня кнопка и меня могут отключить. Но это ерунда по сравнению с профессией строителей и ремонтников, которые часто рискуют – и при всех существующих мерах безопасности регулярно попадают к медикам. Это если не считать постоянных прыжков из зоны с нормальной силой тяжести в невесомость…

Додумать про схожесть специальностей профессий и положения андроида не получилось: прямо перед входом в раздевалки я столкнулся с ещё одним человеком из прошлого. Только на сей раз мне не протягивали рук и не здоровались. Елена Бос прошла мимо, скользнула лисьим взглядом – и исчезла за углом. Как будто мы не были знакомы. Обиделась, что я тогда выгнал её из группы? Или мой перевод в спецотдел стал сигналом для всех, кто исследовал ту же тему?

Или всё дело в том, что теперь я для неё бесполезен. Журналиста невозможно испугать – тут Ирвин Прайс бесконечно прав. Даже попытка надавить станет поводом для расследования. А вот проигнорировать натурщика с пониженным уровнем допуска – нормально. Что с такого взять?

Я и вправду как будто переместился в другой мир. Ответственности тут было меньше, ещё меньше – пафоса и славы, но гораздо больше свободы. И этим следовало воспользоваться.